Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл"

Книга четвертая
Король Артур

I. Война королей-вассалов. – Как были зачаты Мордред, Лохольт и Гектор Болотный

Робер де Борон расстался с нами на том, что народ, духовенство и бароны королевства признали Артура королем Логра.

«И так был он избран королем, и долго держал он землю и королевство в мире».

До этого он рассказал нам, что герцог Тинтагельский после смерти оставил нескольких дочерей; что старшая вышла замуж за короля Лота Орканийского, а другая, внебрачная, была обучена наукам и звалась Морганой.

Он приурочил появление Дракона как войскового знамени к эпохе битвы при Солсбери, выигранной двумя братьями, Пендрагоном и Утером.

Он пожаловал Кэя, молочного брата Артура, должностью сенешаля королевства, начиная с того дня, когда юный Артур извлек меч из наковальни.

Теперь же, с самого начала четвертой книги, нетрудно увидеть, что диктует ее уже иной голос и пишет иная рука. Да будет мне позволено повторить это здесь, как я уже делал ранее[357]357
  См. «Переход к «Мерлину» (стр. 272). (Прим. перев.).


[Закрыть].

Короли-вассалы, приглашенные своим новым сюзереном на торжества по случаю коронования, прибывают в Карлион и сговариваются не признавать выскочку, на их взгляд недостойного столь высокой чести[358]358
  Чтобы избежать этого противоречия, печатные издания преподносят дело так, будто бунт шести королей произошел спустя долгое время. Этот домысел не находит подтверждения в рукописях. Некоторые относят первое сражение Артура к концу августа, то есть на три месяца позже дня воцарения; но причина восстания указывает достаточно ясно, что началось оно, скорее всего, при самом известии о коронации. Говорю раз и навсегда: печатные издания не заслуживают никакого доверия. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Королева Игрейна под пером продолжателей уже не столь интересна; она якобы дважды была замужем, прежде чем выйти за Утер-Пендрагона, что вовсе не вяжется со страстью, которую она внушила этому государю. От первых двух браков родились пять дочерей: королева Оркании – жена Лота; королева Гарлота – жена Нотра; королева Уэльса – жена Уриена; королева Шотландии – вдова Бриадана и мать короля Агизеля; наконец, мудрая Моргана, прозванная Феей.

Теперь уже для Артура, а не для его отца, Мерлин учреждает знамя Дракона, а звание сенешаля он дает Кэю, молочному брату Артура, во время атаки на шестерых королей-бунтовщиков. Право же, Робер де Борон не мог бы так противоречить самому себе с промежутком всего в несколько страниц; и уже хватило бы и этих контрастов, даже если бы мы не имели эксплицита[359]359
  В старинных рукописях – формула, обозначающая конец произведения. (Прим. перев.).


[Закрыть] нашего превосходного манускрипта 747, чтобы отметить то место, где остановился первый автор, предоставив другим труд продолжить роман.

Как я уже это делал и буду делать впредь для повествований, ничего не теряющих от сокращения, я представлю беглый анализ этого продолжения Мерлина, которому возвращаю его истинное название: Книга об Артуре.

Все началось с шести королей, которые отказались признать Артура и явились к нему в город Карлион, чтобы вместо положенной вассальной присяги объявить ему войну. Это Лот Орканийский, Агизель Шотландский – сын Бриадана, Идер Корнуайский, Уриен Горрский или, скорее, Уэльский, Нотр Гарлотский и Карадок Короткорукий из земли Эстрангор. Как мы только что видели, Лот, Нотр и Уриен были деверями Артура; Агизель был его племянником. Но эти родственные связи были известны лишь Мерлину; в их же собственных глазах Артур не принадлежал к роду исконных королей. Они, правда, были не против устроить аудиенцию, но как только он откликнулся на их призыв, они восстали «против него, ибо он был помазан на царство».

Первые шаги Артура на его героической стезе отнюдь не блестящи. Как только короли бросают ему вызов, он укрывается в крепости Карлиона, тут же взятой в осаду. Тогда на помощь ему приходит Мерлин: он наводит на вражеский лагерь чары и испепеляет его, в то время как Артур, пользуясь сумятицей и ужасом, вызванными пожаром, бросает в бой мощные войска и после долгой битвы одерживает победу. Дважды сбитый с коня, он дважды снова оказывается в седле, благодаря мужеству Кэя, Ульфина, Бретеля и Антора. Он предстает вооруженный громадным мечом, который в свое время вырвал из наковальни; меч этот испускает такое сияние, словно зажжены тридцать свечей. В литературных источниках сообщалось, что он носил имя Эскалибур[360]360
  Путаница, не раз возникавшая в сказаниях Артуровского цикла. По более распространенной версии, Эскалибур – это совершенно другой меч, который Артур получил в дар от Владычицы Озера. (Прим. перев.).


[Закрыть]: древнееврейское слово, означающее: Руби дерево, железо и сталь[361]361
  В «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского меч Артура носит имя Калибурн. Согласно В. Эрлихману, это слово имеет валлийское, а отнюдь не древнееврейское происхождение. (Прим. перев.).


[Закрыть].

Из всех романистов именно продолжатель Мерлина представляет нам сенешаля в самом благоприятном свете. Не то чтобы он оспаривал смешные черты, ставшие неотделимыми от самого имени Кэя; но они искупаются воинской доблестью, ставящей этого персонажа в первые ряды бретонских героев. Он был бы превосходным рыцарем, говорит наш автор, если бы не известная невоздержанность в словах, которой он поддавался невольно и оттого терял расположение своих ближних. Он перенял этот порок, этот дар злословия, не от своей доброй и мудрой матери, а от нанятой ему кормилицы. В остальном это был бравый и веселый малый, который нравился всем, кого не донимал своими насмешками[362]362
  В другой главе, когда Кэй вместе с Гавейном приходит на помощь Артуру, силой увезенному королем Лотом, романист добавляет: «Не было бы лучшего рыцаря при дворе Артура, когда бы он не был чересчур словоохотлив, по причине большого изящества речи, коим он обладал, а остроты его были непревзойденны. И за то, что он любил насмешничать, его ненавидели многие рыцари, кому бывал позор от его слов: и рыцари, коих он высмеивал, старались досадить ему повсеместно. Но он был верный рыцарь своего Сеньора и своей Королевы, никогда в жизни своей не совершал измены, кроме единственного раза, и было это с Лохольтом, сыном короля Артура, коего он убил из зависти в большом погибельном лесу. И говорят сказания, что Персеваль при дворе возвел на него поклеп, якобы один отшельник предостерег, что Кэй хочет его извести и убить». (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Кэй – это образ, удачно введенный в среду грандиозного действа Круглого Стола, чтобы разнообразить его сцены, а нередко и подготовить развязку.

Итак, одолев шестерых королей, Мерлин «наставил на ум» Артура, поведав ему о своей матери, которой некогда овладел демон-инкуб; и историю о двух драконах, и о любви Утер-Пендрагона к Игрейне. Так наш герой узнал тайну своего рождения, судьбу своих сестер и имена детей, рожденных четырьмя старшими из них. Вот дети королевы Оркании, жены короля Лота: это Гавейн, которому предстояло стать самым прекрасным и верным рыцарем на свете; Гахерис, Гарет и Агравейн. А пятый был сыном не короля Лота, но самого Артура, и в другом месте история его зачатия рассказана так:

Когда король Лот явился в Кардуэл[363]363
  В Лондон, как значится в другом месте. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], вскоре после кончины Утер-Пендрагона, дабы соучаствовать в выборе его преемника, то среди его приближенных были бравый Антор и его названный сын, юный Артур. Лот и Артур заночевали в двух смежных покоях, и ложе Артура было постелено у входа в спальню короля, как оно и подобает оруженосцу на службе. Он был малый пригожий и стройный; он не преминул заметить красоту, приятную и свежую полноту королевы и влюбился в нее. Даму это нимало не озаботило, ибо она была душою всецело с королем. Как-то ночью баронам пришлось держать совет. Лот велел оруженосцам оседлать коней на закате и никому о том не говорить. И вот в полночь король встал украдкой, не разбудив королеву, и та осталась одна со служанкой, которая спала в другом углу.

Артур давно караулил, и стоило Лоту выйти из дома, как он пробрался к ложу королевы, скользнул под одеяла, но поначалу ни на что не отваживался, только вертелся так и эдак. Дама пробудилась сама и, как замужняя женщина, уверенная, что рядом с нею муж, оплела его руками и, полусонная, прижала к себе. Артур ответил на ее объятия и возымел желанное наслаждение. После, когда дама снова заснула, он крадучись вернулся в свою постель. Королева бы и вовсе не заподозрила об этом случае, когда бы не сам юный оруженосец, который поведал о нем на другой день, прислуживая ей за обедом. Увидев его коленопреклоненным, королева промолвила:

– Сир оруженосец, встаньте, довольно вам кланяться.

– Госпожа, – ответил Артур едва слышно, – как вас благодарить за ваши милости!

– Какие милости? – спросила она.

– Я о них умолчу, если вы не обещаете мне, что не повторите этого никому.

Она обещала. Тогда он нашептал ей на ухо, что случилось этой ночью. Дама залилась краской стыда; она оставила трапезу и удалилась в свои покои, но никогда и никому об этом не обмолвилась. Однако она не усомнилась нисколько, что юный паж, коего она принимала за сына Антора, был отцом плода, обретенного ею; и плод этот станет Мордредом.

Робер де Борон уже использовал это же сказание о зачатии Мордреда, но при иных обстоятельствах. «Артур, – говорит он, – породил его со своею сестрой, в ночь, когда он полагал, что держит в объятиях прекрасную даму из Ирландии; и когда они поняли, как обманулись, оба испытали великое раскаяние». Неизвестно, кто была эта дама из Ирландии, и Борон об этом не говорит.[364]364
  См. роман «Святой Грааль», стр. 260. (Прим. перев.).


[Закрыть]

Другими племянниками Артура, о которых поведал ему Мерлин, были Галегантен, или Галескен, сын короля Нотра Гарлотского, и Ивейн Большой, сын Уриена, короля Уэльского. Ивейн впоследствии сравняется по доблести и достоинствам со своим кузеном Гавейном.

Еще Мерлин велел Артуру призвать на помощь двух отважных королей Малой Бретани, связанных с ним вассальной клятвой и женатых на двух двоюродных сестрах. Один был Бан Беноикский, другой – его брат Богор Гонский, или Ганнский. Их соседом был коварный король Клодас, который тревожил их и в ту пору, а позже причинит им великие беды; но он никак им не повредит, пока они в отъезде в Великой Бретани, откуда получили просьбу. Артур же найдет в этих двух государях лучшую опору для своей короны; они станут сподвижниками в его трудах.

Оба короля, первый – отец Ланселота Озерного и Гектора Болотного, второй – Лионеля и младшего Богора, представлены здесь как властители Малой Бретани. Эта атрибуция, вероятно, самая древняя и более всего соответствует первоначальным преданиям. Тогда можно с полным правом заключить, что коварный сосед этих двух королей, Клодас (король Пустынных земель, или Берри[365]365
  Название «Пустынные земли» уже встречалось в романе «Святой Грааль», но там было отнесено не к материку, а к Уэльсу и неким Чужедальним землям, владениям короля Ламбура. (Прим. перев.).


[Закрыть]), – это, по всей вероятности, король франков Хлодвиг I или его наследник Хлотарь I, который, согласно одному известному и плохо истолкованному месту у Григория Турского, видимо, заставил бретонских королей признать свою власть[366]366
  «Nam Britanni sub Francorum potestate fuerunt post obitum regis Chlodowei, et comites, non reges appellati sunt» [Британцы же подвластны были Франкам после смерти короля Хлодвига, и называются они графами, а не королями (лат.)] (Greg. Tur., lib. IV, ch. III A, 549). Однако прежде они назывались королями, и этот отрывок подтверждает, а не оспаривает мнение, которое отодвигает к четвертому веку эпоху заселения Арморики островными бретонцами. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. В дальнейшем, правда, незнание истинной истории поколеблет нашего романиста. Клодас окажется уже всего лишь королем Буржа или Берри; он будет вассалом короля франков, а тот – римского императора; но надо бы поискать между строк наших романов те полузабытые воспоминания, которые могли их навеять.

Так, мы полагаем, что в менее всего затертых преданиях Беноиком был не Бурж, а, возможно, город Ванн в Бретани. Начальное V заменилось на B, как в Trebes вместо Trèves. Сейчас бретонцы произносят Guenet или Venet. Если Benoyc произносить как двусложное слово, оно должно звучать почти так же.

Война, по-видимому, началась между королями Баном и Клодасом Пустынным из-за замка Треб, который был первым возведен на границе двух государств. Довольно однообразные, многократно приводимые подробности о его местоположении над водами Луары позволяют нам сегодня узнать его в маленьком городке Трев (в двух лье к северу от Сомюра), где еще сохранилась зубчатая башня, остаток древнего замка[367]367
  Она воспроизведена в прекрасной работе M. Godard-Faultrier: «L’Anjou et ses monuments», т. II. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Итак, Треб находился на рубеже королевств Беноик и Берри. По милости военной фортуны, Бан сначала отбил у врага город Бурж; там он и оставался, когда верные посланники Артура, Ульфин и Бретель, наконец, нашли его после безуспешных поисков в Требе, где он пребывал обыкновенно. Вот какова оказывается на поверку топография артуровской Галлии. Пустынные земли – это Берри, столица которого – Бурж, а король – Клодас. Власть Клодаса распространялась на Турень и часть окрестностей Сомюра. Владения Богора – Анжу; Ганн, его столица, – это Анже (Andegavensis). Королевство Беноик объединяло епархии Ванна и Нанта, с частью Сомюра в придачу. Не стоит излишне настаивать на том, что наши романисты имели в виду конкретную местность; они не выдумывали названия, но и не изыскивали их точных значений. А значит, можно только утверждать, что для тех эпизодов, которые касаются Франции, поле действия охватывает Турень, Анжу, Пуату, Ла Марш, Бретань, часть Оверни и нижнюю Бургундию. Названия Арля, Бордо, Тулузы или Марселя не звучат там ни разу, и это, видимо, вполне доказывает, что ни Лангедок, ни Прованс не участвовали в зарождении или сочинении этих произведений.

Но раз уж я взялся описывать главных героев Круглого Стола и уже произнес имя Гектора, я хочу сразу же рассказать обстоятельства его рождения, как уже сделал это для Мордреда.

Было это, когда оба короля, Бан и Богор, добившись полной победы над Сенами[368]368
  Сены – это Саксонцы. Форма Саксонцы уязвляла нежные уста наших древних французов: они предпочитали Сенов и Сассонь (Саксонию) нашим Саксам. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], возвращались в свои земли, провожаемые Мерлином. На другой день после отъезда из Логра, под вечер, они оказались у некоего замка, окруженного обширной топью и готового отразить любую мыслимую осаду. Над водами виднелись передовые бастионы, или барбаканы[369]369
  Барбаканы – предкрепостные укрепления; башни и стены, вынесенные за периметр крепости или замка и охраняющие подходы к мосту и воротам. (Прим. перев.).


[Закрыть], за ними дважды две громадные и мощные крепостные стены, увенчанные четырьмя высокими башнями и донжоном, их превосходящим. Кругом тянулись глубокие и илистые трясины, преодолимые лишь по узкой насыпи, сделанной из песка и глины и кое-где прерываемой дощатыми мостками; их легко было поднять, когда хотели перекрыть проход. А перед болотом высилась сосна с раскидистыми ветвями, росшими вкруговую, где могли укрыться сто рыцарей; на ее нижнем суку висел рог, в который, как видно, полагалось трубить, требуя или поединка, или дозволения войти в замок.

Оба короля вполне понимали назначение рога, но замок стоял так далеко, что они не надеялись быть услышанными, если бы решились прибегнуть к нему. От Мерлина они узнали, что очутились у Болотного замка и что владелец его – Аграваден Черный, рыцарь могучий, храбрый и искусный в бою.

– Об Агравадене Черном я слышал немало, – сказал король Бан, – он может похвастаться, что владеет самым крепким замком из тех, что я видел, и я был бы не против там заночевать.

– Так выполните условие, поставленное всем пришлым рыцарям: потрубите в рог, прежде чем ступить на переправу, если вам не хочется затевать бой.

– Хоть оно и рискованно, – ответил король Бан, – дайка я в него потрублю.

С этими словами он снял рог и издал мощный и раскатистый звук. Эхо повторило его многократно и донесло до слуха владельца замка. Аграваден потребовал доспехи, а король Бан между тем вывел еще три рулады; в нетерпении Аграваден взлетел на коня, щит на шее[370]370
  Т. е. перевешенный вперед и изготовленный к бою. В мирной ситуации (например, в пути) щиты носили за спиной. (Прим. перев.).


[Закрыть], копье на упоре. Ему открыли путь, и он выехал к переправе, лицом к лицу с двумя королями и их свитой.

– Что вы за люди? – крикнул он.

– Сир шателен, – ответил король Бан, – мы рыцари, нам бы приютиться у вас на одну ночь или хоть напоить своих коней.

– Я спрашиваю, кто вы, – повторил шателен.

– Сир, они из галльских уделов, – пояснил Мерлин.

– А от кого они, эти уделы?

– От Бога, сир, и от короля Артура.

– Боже правый! славный у них сеньор; он и мой тоже, и ради него я дам вам какой угодно приют.

– Премного благодарен! – ответил Мерлин.

И тогда Аграваден повернул назад, приглашая Мерлина и его благородных спутников тронуться друг за другом по узкой тропе. Так они достигли ворот замка, не покидая стремян, ибо в конце дороги негде было развернуть лошадей. За воротами их проводили до господского дворца; оруженосцы и слуги подоспели, чтобы помочь им сойти с коней; шателен взял обоих королей за руки и провел в большую залу в самом низу главной башни. Пока с них снимали доспехи, вошли три юные девицы, и зала озарилась их красотой. Это были дочь и две племянницы Агравадена. В руках у них были три роскошных плаща с полами, отороченными беличьим мехом и алым сукном. Они надели их на плечи королям и сеньору шателену. Король Бан, с натурой более пылкой, чем его брат, наслаждался, глядя на дев, на их изящное и простое обхождение. Старшая, неполных четырнадцати лет, была дочерью шателена и красивейшей из трех. Мерлин, и тот взирал на нее не без сердечного трепета:

– Вот ей-Богу! – бормотал он себе под нос, – повезет же тому, кто сумеет порезвиться с этакой малюткой; и я бы нынче же ночью держал ее в объятьях, если бы не любил так сильно мою милую Вивиану. Но, впрочем, я устрою это счастье королю Бану.

И он тут же сотворил заклинание, способное внушить королю Бану и девице безумную любовь друг к другу.

И вот оба короля облачены в плащи, Аграваден садится между ними и велит поторопиться с трапезой. Присмотревшись пристальнее к гостям, он узнает их и воздает им почестей еще больше прежнего. Скатерти расстелены, трубят к ужину. Два короля, восседая во главе стола, напротив входа, приглашают сесть Агравадена и его супругу, прекрасную даму, которой едва исполнилось двадцать шесть. Что же до рыцарей свиты, им отводят другие столы поодаль. Мерлин остался стоять возле обоих королей, сеньора, дамы и трех девиц; он принял вид юнца пятнадцати лет, одетого в короткую котту, наполовину белую, наполовину алую; шелковый пояс в три пальца шириной удерживал спереди кошель из красной парчи с сусальным золотом, а сзади – белую перчатку. Волосы у него были пышные и белокурые, а глаза зеленые, как у сокола. Он прислуживал, преклоняя колени, то королю Бану, то королю Богору; и всем приятно было на него смотреть, и люди из замка думали, что он из свиты двух королей, а короли – что он слуга шателена. Обеих племянниц Агравадена его красота и обходительность пленили так же точно; но дочь шателена устремила взор на короля Бана и глядела только на него, под неодолимой силой заклятия. Она бледнела, менялась в лице, она желала, чтобы столы уже убрали прочь, так донимала ее любовь своими разящими стрелами: «Ах! – вздыхала она про себя, – какое счастье было бы обнять его!» Потом, устыдившись, она слезно вопрошала себя, откуда могла ей явиться подобная мысль и почему ей не идет на ум ничто иное.

Пока этот пыл обуревал девицу, король Бан страдал ничуть не менее. Поневоле он не был так смешлив и весел, как обыкновенно. Он не мог уразуметь, откуда явились ему такие помыслы и желания; ведь у него была супруга, молодая и любезная, прекрасная не менее, чем дочь Агравадена; ни за что на свете не хотел бы он нарушить свою верность ей. И потом, разве не был он гостем благородного и учтивого рыцаря, который оказал ему все почести, каких он только мог пожелать? Разве не обвинят его в предательстве и вероломстве, если он учинит бесчестье и подлость столь достойному мужу? А может ли быть оскорбление более тяжкое, чем похитить честь его собственной дочери? Эти раздумья жестоко терзали его, так что, вопреки наведенным чарам, он решил перетерпеть тернии, его пронзающие, и не навлекать позор на хозяина.

Но от Мерлина не укрылась битва, которую благонравие короля вело против его любви, и он проворчал сквозь зубы, что так дело не пойдет: «Досадно было бы оставить все как есть; ибо от их мимолетного союза произрастет плод, который принесет Бретани великую славу; стоит приложить усилия, чтобы дитя это появилось на свет. Что бы ни думал король, я довольно знаю силу чародейства и потому уверен, что он не отвергнет девицу, когда она придет к нему сама». Ужин, однако, еще не кончился; Бан и девица все так же взирали друг на друга, попеременно бледнея и меняясь в лице. Наконец, когда скатерти были сняты и руки вымыты, они подошли к окнам дворца, озирая тягучие болота, а за ними обширные леса, возделанные пашни и проблески озер. Затем настало время ложиться спать. Обоих королей провели в покой, смежный с большой залой; служанки уже постелили там два ложа, отменно богатых и красивых. Как только улеглись, Мерлин наложил на замок новое заклятие: глубокий сон простерся над всеми его обитателями, кроме короля Бана и дочери Агравадена, ибо любовь, охватившая их, не давала им уснуть. Мерлин вошел к девице, и сказал, исподволь потянув ее за руку:

– Ну-ка, красавица, ступайте к тому, кто только и жаждет вас увидеть.

Не в силах устоять, ведомая чарами, она поднялась со своего ложа неодетая, в одной лишь сорочке и легкой накидке. Мерлин провел ее мимо постелей отца, рыцарей и слуг; но те не проснулись бы, даже рухни рядом с ними стены и башни. Наконец, они вошли в спальню обоих королей, еще освещенную свечами. Они подошли к ложу, где спал король Богор, а затем и к тому, на котором король Бан тщетно призывал на помощь сон, чтобы избавить его от жара любовных помыслов.

– Сир, – сказал ему Мерлин, – вот вам прелестница и красавица; она родит дитя, слава которого прогремит на весь свет.

При этих словах король принял девицу в свои объятия, будучи околдован; ибо, если бы он владел собою, он бы, разумеется, не сделал этого и за целый город Логр. Итак, он поднялся на своем ложе и привлек к себе девицу, которая, не заставив себя просить, сняла накидку, сорочку и легла рядом с ним. Тут они крепко обнялись, словно уже двадцать лет были вместе, и рассвет застал их в радости и наслаждении от объятий и поцелуев. Мерлин появился снова:

– Пора возвращаться, – сказал он; девица поднялась, он передал ей сорочку и накидку.

Тогда король промолвил, снимая кольцо с руки:

– Красавица, храните это кольцо ради любви ко мне.

Девица взяла его, надела на палец и удалилась с Богом.

Вернувшись к себе, она уснула, уже неся в себе сына, который даст потом немало поводов гордиться и радоваться своему брату Ланселоту Озерному. Мерлин же снял заклятие, как только проводил девицу до постели. Оруженосцы и слуги проснулись, встали, приготовили оружие, оседлали коней, собрали дорожные сундуки и корзины. Один король Бан все еще спал; Мерлин пошел его будить:

– Сир, поднимайтесь, пора выезжать.

Когда оба короля, сеньор шателен и хозяйка встали, три девицы пришли напутствовать их с Богом.

– А вам – доброй удачи! – ответили они, – и всех радостей и почестей, каких вы только пожелаете.

Король Бан взглянул на дочь Агравадена, такую прелестную, нежную, такую скромную юную госпожу; он смотрел на нее проникновенно, с легкой улыбкой, и она улыбнулась в ответ, кротко потупившись перед лицом первого мужчины, которого она полюбила и, как говорило ей сердце, вовеки не сможет забыть. И правда, никто больше не коснулся ее тела, ибо она полагала, что женщине, однажды отдавшейся королю, не пристало отдавать себя никому другому. Позднее к ней сватался местный барон, куда более влиятельный, чем Аграваден Черный, и горячо желавший этого союза; но она все отказывала и, наконец, призналась отцу, что любит короля Бана и носит в чреве залог этой любви. Отец[371]371
  В последней главе, где рассказывается о рождении Гектора, шателен Болотного замка уже не Аграваден, а Госсюи. (Прим. П. Париса).


[Закрыть] вначале возмутился таким признанием, но утешился при мысли, что Мерлин предрек высокий удел рожденному ею дитяти. Дитя это, явившись на свет, наречено было Гектором; юная баронесса вскормила его своим молоком и дала ему наставников, которые воспитали из него отрока, достойного стать одним из лучших и славнейших рыцарей Круглого Стола.

Для Артура же любовное свидание с его сестрой, королевой Оркании, было не единственной прихотью его юности. Когда он остановился в Бредигане после второй победы, одержанной над одиннадцатью королями, владелица замка Кемперкорантен прибыла из-за моря с просьбой принять от нее вассальную клятву. Ее звали Лизамор, она была дочь покойного графа Севена и одна из первых красавиц того времени. Артур не мог взирать на Лизамор без трепета. Мерлин, привычный посредник в подобных делах, пришел к даме в дом богатого горожанина, где она поселилась, и столь ловко склонил ее в пользу короля, что она согласилась принять государя на своем ложе в ближайшую ночь. Так был зачат Лохольт, бравый рыцарь, который снискал честь в урочное время примкнуть к Круглому Столу; и он бы заставил немало говорить о себе, проживи он подольше. Лизамор оставалась в Бредигане вплоть до отъезда Артура в королевство Кармелид, а после вернулась в свой город Кемпер, где мы, возможно, найдем ее позднее.

Вернемся теперь к войне вассалов, которую мы из-за этих эпизодов чуть не потеряли из виду.

Шесть королей, вынужденные прекратить осаду Карлиона, вернулись с горем пополам в свои владения. И таково им было, что пришлось нести их на носилках, ибо они не в силах были вытерпеть конского аллюра. Подъехав к рубежу двух королевств, Горра и Логра, они сговорились отомстить и призвать всех своих сторонников, дабы уничтожить короля-проходимца и мерзкого колдуна, принудивших их впервые обратиться в бегство.

Вот имена тех, кто присоединился к Лоту Орканийскому, Агизелю Шотландскому, Идеру Корнуайскому, Уриену Горрскому, Нотру Гарлотскому и Карадоку Короткорукому из земли Эстрангор. Первый был герцог Эсканс Камбеникский; второй – король Траделинан Норгалльский; третий – король Кларион Нортумбрийский; четвертый – Король с Сотней Рыцарей, которого иногда называли Агижиньером[372]372
  В других местах Парис называет его Агигеноном. В оригинале текста неоднократно встречаются разные варианты написания имен одних и тех же персонажей (видимо, взятые из разных рукописей). Мы позволили себе внести единообразие, выбирая те версии, которые ближе к известным из других источников. Однозначный выбор не всегда возможен. Например, тот же Агижиньер-Агигенон в Артуриане известен еще как Берант, Малагин, Маргон, Агисан и т. д. Желающие лучше сориентироваться в кельтских, старофранцузских и английских вариантах имен и географических названий могут воспользоваться для сверки не только переведенными у нас романами Кретьена де Труа и Т. Мэлори, но и алфавитным указателем превосходного ресурса www.nightbringer.se, а также сайтом Артуровского фэндома Quondam et Futurus (www.kingarthur.fandom.com). (Прим. перев.).


[Закрыть], а чаще путали с Агизелем Шотландским; пятый – король Брангор из города Эстрангора, который был женат на дочери императора Адриана Константинопольского. К этим именам следует добавить Белинана Соргальского, брата короля Траделинана; женой его была прекрасная Эгланта, дочь короля Затерянного острова и сестра короля Нотра. Их сыну Додинелю, могучему охотнику по прозвищу Дикий, предстоит потом по примеру своих кузенов Гавейна, Ивейна и Галескена отправиться в Логр, чтобы быть посвященным в рыцари рукой Артура. Каэдин и Кэй Эстрауский, племянники короля Карадока, поедут туда вместе с ним.

Несколько строк, посвященных этим правителям, помогут нам лучше различать их в ходе повествования. Так, король Идер Корнуайский, не уступая прочим в доблести, был влюбчив, приятен дамам, исполнен галантности и красоты. Король Нотр Гарлотский владел Видесаном[373]373
  Современный Виссан, городок на берегу Ла-Манша в департаменте Па-де-Кале (Франция). (Прим. перев.).


[Закрыть] и имел наместником своего племянника Дорлиаса. Лот – король то Оркании, то Оркании и Леонуа[374]374
  Леонуа (Лоутеан) – старинное название Южной Шотландии. (Прим. перев.).


[Закрыть]; Уриен, король Горра или Уэльса, владеет городом Сорхо, у него есть племянник Бодемагус, и, если следовать аналогии, которую представляет это имя с именем Ротомагус, он должен соответствовать Бодуину[375]375
  У Т. Мэлори в романе «Смерть Артура» упоминаются целых два Бодуина: брат короля Марка и Бодуин Бретонский, коннетабль и соратник Артура. Если реконструировать аналогию Париса, то бретонским вариантом Ротомагуса, вероятно, надо считать имя Родуин, или Рейдуин. Такой персонаж, воин из дружины Артура, действительно есть в легенде «Килух и Олвен», одной из старейших в валлийской Артуриане. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Среди вождей, воюющих против Сенов, названы еще Брандус Островной, владелец замка Скорбный Оплот; Брюс Беспощадный; Алибон, сын богатого лесника из Ге; Минорас, владелец Ноана; Брион из Плесси; Матамас, хозяин Погибельного Леса; владелец Ландемора; Планус, шателен Пюи де Малеота; Лидамас, племянник Траделинана; Атестан, правитель города Фажа в Шотландии; Брюн, сеньор Фалерна; Амарек Рестокский; Алье из Шалинье; Сегурад из замка Блакестан; Аграваден из Крепкого Замка; Гимар Виндзорский; Лудар Глоседонский; Сарон с Узкой Межи; Гимар с Белого Пруда; Карадок Великан из Белой Башни, его брат Бланор из Печальной Башни; Адриан Веселый из Погибельного Леса; Акарнадук Черный и два его брата.

Эти имена, которые, заметим, еще появятся в последующих сказаниях и которыми в течение XIII–XIV веков завладеют поэты, подражатели первым романам, именно потому и уместно отметить здесь. Они лишний раз свидетельствуют о плодовитом воображении наших романистов или, по крайней мере, об обилии и разнообразии бретонских лэ, которым они вторили.

По правде говоря, вторая кампания против королей-вассалов будет, как выразились бы музыканты, всего лишь вариацией на исходную тему. Вместо осады Карлиона союзные короли становятся лагерем на зеленых лугах Бредигана; вместо пожара, испепелившего их шатры, Мерлин насылает на них вихрь, который точно так же сметает палатки, сеет в войсках неразбериху и отдает их на милость Артура. Так из одного лэ романист создал два разных эпизода, а в одной-единственной победе нашел материал для двух.

Теперь назовем соратников Артура, которые фигурируют в этих первых сказаниях и в большинстве своем опять появятся в следующих. Войско состояло из семи полков[376]376
  Батальонов или бригад. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], или боевых корпусов: первые три – из островных бретонцев, остальные – из армориканских. В первом, под началом сенешаля-знаменосца Кэя, были Грифлет, сын До Кардуэльского (которому Артур доверил охрану города Логра); Лукан-бутельер[377]377
  Бутельер – смотритель винного погреба и виноградников; впоследствии эта должность вобрала в себя управление всем дворцовым хозяйством и превратилась в должность дворецкого, отняв часть функций у сенешаля. В ведении последнего оставались вопросы судопроизводства и содержания армии. Упоминание о виноградниках на Британских островах не должно удивлять читателя: климат тогда был мягче, и культуру виноделия впервые завезли в Британию римляне. В V веке, после ухода римлян, она исчезла (так что исторический Артур, скорее всего, винных погребов не имел), но возродилась после норманнского завоевания. В эпоху создания романа идея о распитии вина за Круглым Столом звучала вполне естественно. Впрочем, Парис относит это на счет французских корней сочинителя (см. стр. 466, сноска 1). (Прим. перев.).


[Закрыть]; Морук со Скалы; Гинан Белокурый; Дриан из Дикого Леса; Белинас Любострастный и Фландрен Бретонец. Бретель возглавлял второй; Ульфин и король Артур находились в третьем.

Фарьен, знаменосец короля Богора, и Леонс Паэрнский командовали двумя полками, которые Мерлин привел с материка во время своего второго путешествия в Галлию. С ними были Ладинас, Морет из Беноика, Паллас из Треба, Грациан Белокурый, Блиоберис, Мелиадус Черный и Амадан.

И наконец, еще два полка возглавляли два брата-короля; а знаменосцем Бана был Алеом, его сенешаль.

Удивляет, однако, что в этом зачине истории Артура не видно рыцарей Круглого Стола, столь помпезно учрежденного Утер-Пендрагоном. Наш анонимный романист или, скорее, собиратели, говорят об этом с явным замешательством. Устами Мерлина они объясняют, что «рыцари Круглого Стола, основанного Утер-Пендрагоном, отбыли предложить свою службу королю Леодагану Кармелидскому» и что они «удалились по причине великого вероломства, кое воцарилось пред их взорами в оном королевстве Логр». Но эта фраза не согласуется с дальнейшим повествованием: там мы увидим, что эти рыцари завидуют сорока спутникам Артура, которых он приводит в Кармелид, и в конце концов устраивают против них заговор. Как связаны эти Круглые Столы Леодагана и Утер-Пендрагона? Как согласиться с тем, что вероломство бретонцев, о котором, впрочем, нет ни слова в предыдущих рассказах, могло побудить воинов Утера лишить своей помощи более правое дело? Приходится принять это за неуклюжую попытку подгонки, с целью сгладить противоречия между тремя разными сказаниями, из которых одно сообщает об основании Круглого Стола в королевстве Утера, второе собирает рыцарей этого ордена вокруг Леодагана и, наконец, третье хочет, чтобы Артур учредил его позднее, но первым. Этот способ объяснить подобную несуразицу находит себе подтверждение в главе, которая рассказывает об отъезде Артура из Кармелидского королевства: «С ним заодно были король Бан и король Богор; и были двести пятьдесят сотрапезников Круглого Стола, все родом из королевства Кармелидского и все верные люди короля Леодагана, еще до того, как король Артур к ним примкнул и взял в жены королеву Гвиневру…» (ms 747, f. 178, v.). Очевидно, желание ничего не потерять из старинных преданий, даже когда они противоречат друг другу, толкало собирателей на разные уловки, чтобы кое-как согласовать их между собой. Теперь же эти уловки подобны бледным знакам, которые перекрывают темные и добротные чернила палимпсеста, не мешая различить строки, начертанные в прошлом. Печальная участь, уготованная этим первым рыцарям Круглого Стола, доказывает еще раз, что Робер де Борон не был автором второй части, а его продолжатель всего лишь следовал старинным лэ, невзирая на противоречия, которые он вносил в общую композицию.