Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл"

– Ставлю вашего старшего брата Гавейна судьей в этом деле, – ответил Лот.

Тогда Гавейн заговорил:

– Мне долго размышлять незачем; лучше всех говорил Гарет, хуже всех – Агравейн. Если бы он застал девицу в опасном месте, разве не вправе она была бы полагаться на него как на защитника? Однако мы видим, что худшей встречи для нее и быть не может. Гахерис хорошо говорил, когда отвечал, что ничего не потребует насильно; так и подобает думать, если сердце полно любви. Но Гарет сказал лучше всех, и так же поступил бы я сам.

Потом все принялись шутить и дразниться, и Агравейн наравне со всеми.

– Неужели! Агравейн, – сказал король Лот, – так-то вы обойдетесь с дочерью вашего хозяина, так-то отплатите ему за оказанный прием! У него была бы изрядная причина пожалеть о своей любезности!

– О! – воскликнул Агравейн, – никто же не собирался отнять у его дочери жизнь или отрубить руки-ноги.

– Но гораздо больше, – сказал Лот, – отнять у нее честь.

– Ей-богу! – снова завел Агравейн, – я ни гроша не дам за мужчину, который наедине с женщиной умудрится быть почтительным; и если он упустит случай, то никогда ему не быть любимым.

– По крайней мере, он не погубит ни своей чести, ни чести дамы.

– Ну, так от этого над ним будут глумиться ничуть не менее.

– Велика ли важность, что об этом толкуют, если он исполнил свой долг, если не заслужил гнусных упреков?

– Прямо не знаю, – продолжал Агравейн, – как это вы все, при таких-то мыслях, не подадитесь в монахи, чтобы уже не бояться встречи ни с одной женщиной; а сдается мне, что вы этого боитесь.

– Вот говорю я вам, – отвечал Лот, – что если вы на этом и будете стоять, не миновать вам дурных приключений.

Как предвидел король Лот, так и случилось. Агравейн впоследствии долго мучился из-за того, что был злоречив с одной девицей, ехавшей верхом со своим другом. Он затеял ссору и тяжко ранил ее спутника; но, пожелав разделить ложе с девицей, нашел, что ноги ее дурно пахнут, и так оскорбил ее словом, что она в отместку ранила его; рана эта не закрылась бы вовек, если бы не Гавейн с Ланселотом, которым дано было ее исцелить, как мы увидим далее[464]464
  Очередная ссылка на роман «Ланселот Озерный». (Прим. перев.).


[Закрыть].

Был уже Третий час, когда они вышли из леса и вступили в земли, простершиеся вдоль него до самого Рестока. Вскоре они услыхали пронзительные крики: это был Лидонас, оруженосец юнца Листенойского, одною рукой ведший вьючную лошадь с провизией, другой – хозяйского жеребца. Чуть только заметив орканийских королевичей, он воскликнул:

– Ах! сеньоры, на помощь лучшему, храбрейшему, благороднейшему башелье! Мой господин давно уже бьется в одиночку с сотнями Сенов, он еще держится, но ведь он один и не сможет долго устоять. Он там, на опушке леса.

Подозвать слуг, пересесть на боевых коней, надеть кольчуги, препоясаться мечами – все это было минутным делом для Гавейна, его братьев и отца. Пока они скакали с Лидонасом, Агравейн спросил оруженосца, кто он.

– Я служу сыну короля Пеля Листенойского, – ответил тот.

– Куда ехал этот принц?

– Прямиком ко двору короля Артура, чтобы служить монсеньору Гавейну и получить от него рыцарское звание.

Гахерис обернулся к Агравейну:

– Полагаю, дорогой сир, вы себя покажете такой же грозой для Сенов, какой намерены быть для дам?

– Да. А вы, несомненно, не притронетесь к Сенам, как не намерены трогать девиц?

– Бог ты мой, сир Агравейн, вы старше меня, но посмотрим, кто из нас двоих окажется лучше.

– О! грош мне будет цена, если я не сумею вас обойти!

– Хвалить себя за счет других не слишком учтиво; от вас только и требуется делать лучшее, на что вы способны.

– Я такое сделаю, что у вас духу не хватит за мной повторить.

– Ладно-ладно! Еще посмотрим!

– Дети, – сказал тут король Лот, – прекратите это злопыхательство; сражаться надо железом, а не словами. А вы, Лидонас, возвращайтесь в лес и оставайтесь там, пока не увидите, как пойдут дела.

В этот миг юнец Листенойский показался из леса с окровавленным мечом в руке, его теснили более двухсот Сенов, но ближайших он неизменно повергал наземь. Когда он заметил пятерых рыцарей, то воскликнул:

– Ах! ради Бога, на помощь! Видите, как она мне нужна!

– Будьте уверены, – ответил Агравейн, – пока мы живы, вам нечего опасаться.

В тот же миг он пришпорил коня и сразил копьем одного Сена, оставив его лежать оглушенным. Следом подоспел Гарет, тремя ударами глефы он сбил еще троих. Когда в теле последнего древко переломилось, он обнажил меч, бросив своему брату еще пару задиристых слов. Никогда еще помощь не приходила так своевременно; но лишь Гавейн вынудил Сенов отпустить свою жертву; он зарубил у них насмерть двух королей и не единожды поднимал братьев и отца на коней, отнятых им у язычников. После долгого противоборства Сены уверились, что воюют с исчадиями ада, и стали искать спасения в чаще леса, довольные уже и тем, что смогли оттуда добраться до Кларенса и доложить королю Харгодабрану о постигшей их неудаче. Вообразите радость юного отпрыска Листенойского, когда он признал в своих избавителях принцев Орканийских, а в том, у которого на щите воздевал лапы лев на червленом поле, – монсеньора Гавейна, того самого, кого он искал и кто принял его с превеликим удовольствием, сделав первым из своих оруженосцев.

Но когда Сены совершенно скрылись из виду, снова вспыхнула перебранка между сыновьями короля Лота, и они стали бы врагами, если бы их не унял Гавейн. Первым Гарет обратился к королю:

– Отец, спросите-ка братца Агравейна, так ли ему охота сейчас позабавиться с девицами, которые ему вдруг встретятся в лесу.

Агравейн отозвался, глянув на него искоса:

– Теперь вам легче глумиться, чем когда вы свалились и попали в лапы Сену, и пришлось Гавейну вас вызволять.

– Если я и упал, – возразил Гарет, – ничего не поделать; но я хоть не перестал защищаться. А вам бы лучше не поминать об этом; ведь вас прижали так, что если бы первая красотка мира запросила у вас любви, вы бы в ответ не сумели сказать ни слова; а уж оставить вас без порток мог бы и пятилетний ребенок.

Эти слова распалили гнев Агравейна; будь они наедине, неминуемо началась бы драка. Чтобы положить конец раздору, Лот спросил, что делать с вьючными лошадьми, которых побросали Сены.

– Боже мой! отец, – сказал Гарет, – спросите совета у Агравейна, это он у нас все завоевал, если ему верить на слово!

– А вот за это ты поплатишься, – вскричал Агравейн, гневно сверкая глазами. И, схватив древко копья, он со всей силы обрушил его на шлем Гарета. Напрасно Гахерис пытался отнять у него обломок, оставшийся в руке; он продолжал бить и обломком. Гарет отражал удары, но поквитаться и не думал; в это время из погони за Сенами вернулся Гавейн.

– Что тут такое? – спросил он.

– Тут Агравейну спесь ударила в голову, – сказал король Лот.

– Нет, ни за что, – твердил Агравейн, – я не прощу Гарету его дерзостей!

– Вот как! А если я вас об этом попрошу? – спросил Гавейн.

– Вы или кто другой, неважно.

– Правда? Если вы на свою беду его еще тронете, я заставлю вас пожалеть об этом.

– Да будь я проклят, если меня пугают ваши угрозы.

– Ну, так посмотрим, что вы теперь будете делать.

Агравейн пришпорил коня, набросился на Гарета с мечом наголо, ударил по шлему и расколол его, высекая искры. Гарет, как и прежде, принимал все невозмутимо; но Гавейн произнес, вынимая из ножен Эскалибур:

– Отцовской душой клянусь, я накажу тебя за наглость.

– Да, Гавейн, – прибавил Лот, – не щади его, убей этого гадкого мальчишку!

Гавейн понял, что отец говорит это не столько для него, сколько для слуха Агравейна. Замахнувшись, он подъехал к брату и ударил его рукоятью меча по уху с такой силой, что тот оглушенный рухнул на землю. Он уже собрался наехать на него конем, когда вмешался Гарет:

– Эх, братец мой, не сердитесь так на него; вы слишком хорошо знаете его гордыню и бешеный нрав, чтобы принимать близко к сердцу все, что он говорит и делает.

– Молчи; я не понимаю, почему ты не стал защищаться.

– Вы забываете, братец Гавейн, что он старше меня и я должен оказывать ему почтение; а все, что я наговорил ему, было только забавы и смеха ради.

– Значит, – вступил тогда Гахерис, – ты первый виноват; ты ведь его знаешь, но тебе нравилось его злить. И правильно, что ты за это наказан.

– Боже ты мой! – ответил Гарет, – я ведь не с чужаком собрался шутить; но если уж между ближними и друзьями приходится так остерегаться, то это было в первый и последний раз. Если бы наша не общая посольская миссия, я бы от вас ушел сию же минуту.

– Я, например, – продолжал Гахерис, – был бы сердит на Агравейна, если бы он не отомстил за ваши зловредные речи.

– А я говорю, – воскликнул Гавейн, – вам плохо будет, если вы хоть ненароком заденете Гарета.

– Раз вы нас просите, братец Гавейн, мы от этого воздержимся; но мне жаль, что вы приняли его сторону, а нас попрекаете.

– Так что же мне, хвалить Агравейна за то, что он напустился на брата прямо при отце?

– И так и знайте, – добавил король Лот, – Гахерис и Агравейн, еще немного, и я ссажу вас с коней и отберу все оружие, которое при вас.

– Отец, – ответил Гахерис, – вы говорите не сами за себя: без братца Гавейна вы бы никогда не сделали того, что сказали.

– Как бы там ни было, я советую Гавейну наказать вас как двух злодеев, если вы хоть чем-то навредите Гарету. Но все-таки, – продолжил Лот, – что нам делать с захваченными вьючными лошадьми?

– Лучше всего, – предложил Гавейн, – отослать их Минорасу, чтобы отблагодарить его за добрый прием. Здесь они будут нам большой обузой. Мы передадим их ему со слугой этого молодца, которого мы выручили, и с одним из наших людей.

Подозвали обоих слуг, и они отправились к дому Минораса. Лесничий принял их с большой радостью и благодарил короля Орканийского за щедрый подарок.

Уладив ссору с Агравейном, четверо братьев стали подробнее расспрашивать юношу о его обстоятельствах.

– Меня зовут Элиэзер, – поведал он, – отец мой – король Пель Листенойский; мои дяди – король Ален из Чужедальних земель[465]465
  Это пример того рассогласования хронологии, о котором выше говорил Парис. Ален в «Иосифе Аримафейском», он же Ален Толстый из Чужедальних земель в романе «Святой Грааль», – это младший сын Брона, т. е. современник и родственник Иосифа Аримафейского. Между ним и отцом Пеля и Пелинора сменилось несколько поколений хранителей Грааля, поэтому он никак не годится им в братья, а Элиэзеру в дяди. (Прим. перев.).


[Закрыть] и король Пелинор из Дикого Леса. У Пелинора двенадцать сыновей; старшему семнадцать лет, младшему пять. Из них один уехал, решив податься ко двору короля Артура; тринадцатый зачат, но еще не рожден.

Прежде чем достичь города Арестуэля Шотландского, нашим посланникам довелось совершить еще два подвига. Однажды ночью, когда они нашли довольно скверное прибежище в одиноком скиту посреди леса, Гавейну почудился вдали сильный шум, крики и причитания. Он позвал Элиэзера, своего нового оруженосца; тот привел ему Грингалета, принес доспехи и отправился следом на другом коне. Отойдя немного, они увидели девицу в руках пятерых вооруженных мужчин; они ее избивали и грозились убить, если она не замолчит и не насытит их гнусную похоть. В нескольких шагах от них били хлыстами и палками совершенно нагого юношу. Вначале Гавейн вызволил девицу, убив подлых похитителей; Элиэзер между тем обратил в бегство остальных злодеев. Освобожденный рыцарь рассказал своему избавителю, как они с кузиной, сестрой госпожи Рестокской, сами того не заметив, отдалились от спутников, с которыми возвращались из Калинга в Ресток, и как на них напала шайка вооруженных разбойников. Те их окружили и, несомненно, лишили бы девицу чести, а его жизни, если бы не подоспела нежданная помощь. Гавейн крадучись вернулся в приют до восхода солнца, и наутро три его брата были немало удивлены, увидев его крепко спящим, чуть поодаль Элиэзера рядом с Грингалетом, а недалеко от травяного ложа, где ночевали они сами, некую девицу и рыцаря, которых они в жизни не видели. Им рассказали обо всем; самолюбивый Агравейн, слушая этот рассказ, не мог сдержать досаду, что его не позвали поучаствовать в этом приключении.

– О! – воскликнул Гарет, – вас поостереглись будить; наверно, боялись оторвать от сладких грез, навеянных любовью вашей красотки.

На сей раз Агравейн не проронил ни слова.

К концу второго дня они прибыли к городу Рестоку. Место это было восхитительно: его окружали густые леса и цветущие луга, его орошали ручьи, текшие из Соснового ключа; лучи солнца искрились, дробясь о стены. Рыцарь, освобожденный Элиэзером, подъехал к воротам, и госпожа Рестокская без труда узнала его с высоты бойниц. Она велела открыть, и когда они въехали, обменялась парой слов с сестрицей, сошла к рыцарям с самым приветливым видом и оказала им радушный прием. Она провела их в свой прекрасный дворец, там с них сняли доспехи; им омыли лица, уста и подбородки горячей и прохладной водой, затем они устроились на ложе и повели с дамой приятную беседу, пока не были расставлены столы и расстелены скатерти; после этого все уселись за ужин. Отведав отменных кушаний, они встали, и начались рассказы о том, как девицу избавили от великой опасности, как край был разорен Сенами, как замок Ресток был некогда подвластен вотчине Артура и как, наконец, король Лот с четырьмя сыновьями отправились в путь, надеясь убедить владетельных королей и принцев держать совет в Арестуэле Шотландском в сентябре в день Богородицы. Шателен Рестока вызвался передать эти пожелания Королю с Сотней Рыцарей, Агигенону, который как раз нынче должен был остановиться в Малеоте.

Выйдя из Рестока, наши послы миновали замок Ловесерп, в двух лье от Камбеника; они видели, как пламя и дым пожирают жилища: Сены, завладев селением, забирали быков, стада овец и все, что нашлось в подворьях. Герцог Эсканс выступил было против них с семью тысячами человек; но Сены, превосходя его втрое, повернули его вспять и вынудили отойти к городу. Король Лот и его сыновья не стерпели зрелища полного разорения: подвязав шлемы, навесив щиты на шеи, они пересели на боевых коней и ринулись в поле. При виде их герцог Эсканс велел своим людям остановиться, и битва, прежде неравная, ожила снова. Гавейн с тремя братьями, Элиэзер и король Лот творили чудеса, для них привычные; Сены же, увидев убитыми своих королей Ориана, Брандалуса, Додалиса и Муадапа, отступили и стали искать спасения в ближних перелесках.

После этой великой победы герцог Эсканс привел их в город Камбеник и рассказал, как удалось ему спастись и разбить Сенов благодаря доблести принцев Орканийских и Элиэзера Листенойского. С них уже сняли доспехи, когда двое слуг, посланные отвести добытых лошадей к лесничему Минорасу, вернулись и доложили о том, как были приняты эти подарки.

– Как они пришлись дочерям нашего хозяина? – спросил Гарет.

– Прекрасно, – ответил Лидонас, – они всем вам кланяются.

– Ах! если бы они знали помыслы Агравейна, они были бы еще признательнее!

Все расхохотались от этих слов, кроме Агравейна; но, покраснев немного, он счел за лучшее посмеяться вместе со всеми.

После этого герцог Эсканс узнал о посольской миссии короля Лота, и что король Кларион Нортумбрийский и Король с Сотней Рыцарей уже обещали быть в Арестуэле ко дню Богородицы в сентябре.

– Дай Бог, – сказал Эсканс, – чтобы все мы поскорее помирились с королем Артуром! Это за грехи наши вот уже два года Сены орудуют в стране. И, правду говоря, нелегко нам было бы свергнуть короля посвященного и помазанного, короля, признанного простым людом и клиром, склонившего на свою сторону государей Ганна и Беноика.

– Все бы правители думали, как вы, – ответил Лот, – Бретани это пошло бы на пользу. Сам я уже заключил мир с королем Артуром, и любой, кто пойдет против него, будет и против меня тоже.

Беседа завершилась на том, что герцог Эсканс дал слово быть на собрании в Арестуэле и взялся привести туда короля Идера Корнуайского, короля Уриена Уэльского – зятя Лота, короля Агизеля, короля Нотра Гарлотского, короля Траделинана Норгалльского, короля Карадока Короткорукого Эстрангорского, короля Белинана Соргальского и сеньора Узкой Межи. И в самом деле, все эти государи обещали принять приглашение.

Первым прибыл в Арестуэль король Кларион Нортумбрийский, отважный рыцарь и добрейший государь. Вторым был Агигенон, Король с Сотней Рыцарей, любимый всеми своими соседями. Третьим – герцог Эсканс Камбеникский. Далее король Норгалля Траделинан, король Белинан, король Карадок Эстрангорский, король Агизель, король Уриен и, наконец, король Корнуая Идер, чьи владения были самыми отдаленными[466]466
  Мы часто повторяем эти имена королей, ставших героями позднейших поэм. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Когда одиннадцать правителей и четверо сыновей Лота собрались на лугу, в день праздника Богородицы, слово взял Гавейн.

– Сеньоры, – обратился он к ним, – король Артур, коему мы подвластны, прислал нас к вам, от души желая видеть в вас своих друзей и надеясь заключить новое перемирие до Рождества. Во время оного перемирия он мог бы объединить своих людей и ваших, чтобы выставить их совместно против Сенов и вынудить наших общих врагов покинуть страну. Святая же Церковь с этого дня дарует отпущение грехов тем, кто станет под знамена священной войны.

Когда Гавейн закончил речь, то короли, прежде чем ответить, захотели узнать, что об этом думает король Лот.

– Думаю, это лучшее предложение, какое только возможно сделать. Я говорю это не как положено говорить вассалу Артура, но памятуя обо всех бедах, которые нам уже причинила война и которые еще причинит непременно. Не будь мы порознь, Сены не вторглись бы в Бретань; одни лишь грехи наши позволили им здесь удержаться.

– Как! – переспросил тут король Уриен, – вы уже присягнули Артуру?

– Да.

– Тут вы поступили нечестно; ведь если мы найдем нужным продолжать войну, вы сочтете, что мы против вас, а не только против Артура, а это в наши намерения не входит.

– Что правда, то правда, – ответил король Лот, – отныне я буду врагом всем врагам короля Артура.

– Так не подобает честному государю; вы поклялись быть с нами, вы не можете переметнуться на ту сторону.

– Сеньоры, – сказал Лот, – мне тяжко далось примирение с королем Артуром. В тот самый день, когда я думал более всего досадить ему, мой сын Гавейн выбил меня из седла и даровал мне жизнь лишь при условии, что я заключу с Артуром мир.

– Вот оно что, – заговорили все разом, – вас вынудили; Боже сохрани, чтобы с нами случилось такое!

Они еще долго совещались и, наконец, согласились на желанное перемирие. Гавейн, которому его вручили, предложил им выбрать день, чтобы прибыть со всеми своими войсками на обширную равнину Солсбери. Король с Сотней Рыцарей обещал, что будет там в день Всех Святых, а все остальные короли – как только соберут свои силы. Порешив на этом, они разъехались один за другим; ко дню Всех Святых они прибыли со всех сторон на равнину Солсбери. К ним примкнули еще и другие властители, как то: короли Амадеан и Кламадан, Брангор, Ален, Пелинор, Пель Листенойский, могущественный король Лак, герцог де Рош, отважный барон из королевства Сорлуа.

Но здесь рассказ наш возвращается к королю Артуру и к городу Логру, где он пребывал.

X. Рыцари Круглого Стола. – Мерлин. – Сены под Гарлотом. – Их последнее поражение. – Возвращение королей Бана и Богора в Галлию

Весть о перемирии, заключенном с одиннадцатью владетелями уделов Логрской короны, с восторгом встретили король Артур, короли Бан и Богор, все рыцари Круглого Стола и Королевы: это предвещало изгнание Сенов. На другой день после того, как в Логре узнали об этом, три рыцаря Королевы – Сагремор Константинопольский, Галескен, сын короля Нотра Гарлотского, и Додинель Дикий – облачились в доспехи и выехали из города, собравшись углубиться в густой и обширный лес, росший поблизости, чтобы поискать там приключений и подвигов. По их следам тотчас поскакали трое от Круглого Стола, переодетые в доспехи без гербов и жаждущие встречи с рыцарями Королевы, чтобы померяться силами и вернуть себе первенство, утраченное накануне. Это были: Аграваден, брат Лиаса Червонного Эстраморского, еще с начала войны бывший на стороне короля Артура; Мановаль и Синоронд Норвежец. – Если вы со мной заодно, – сказал Мановаль двум своим спутникам, – давайте войдем в этот лес, недаром прозванный Лесом приключений.

Предложение было одобрено. Троица выбрала самую щедрую на приключения дорогу, ту, что вела к Терновому замку. Между тем рыцари Королевы добрались до красивого ланда[467]467
  Ланд (пустошь) – это не только невозделанная земля, но также пространство, покрытое травами, вереском или мхом. (Прим. П. Париса).


[Закрыть] посреди леса, где и остановились на отдых.

– Вот нету здесь мессира Гавейна и его братьев, – сказал тут Галескен, – мы бы пошли разбудили Сенов.

– Здесь опасно ездить верхом, – возразил Додинель, – в этих лесах нет пристанища, наши лошади погибли бы от голода.

Они были поглощены беседой, как вдруг появились три рыцаря Круглого Стола, неузнаваемые в своих скрытных доспехах.

– Вам знакомы эти рыцари? – спросил Сагремор.

– Нет, – ответил Галескен.

Аграваден отозвался:

– Я вижу трех рыцарей, которых недурно было бы скинуть с лошадей. Их трое, нас тоже; значит, мы можем по-честному испытать силы.

Тем временем рыцари Королевы подвязывали шлемы, которые сняли было, чтобы подышать прохладой; они собирались продолжить путь, когда те их окликнули:

– Стойте! скрестим оружие, или отдавайте нам ваших лошадей.

– Вы что, промышляете ремеслом разбойников? – усмехнулся Сагремор, развернув к ним своего коня. – Если так, можете поделить то, что добудете в кошельке Пуатвинки[468]468
  «И когда мы к ночи придем на постой, немного вам достанется поесть из той добычи, что вы унесете от нас» (рук. 749, л. 302). (Прим. П. Париса).
  Выражение «кошелек Пуатвинки» в эпоху создания романа, видимо, звучало как оксюморон. Пуатвинка – уроженка провинции Пуату, существовавшей во Франции до 1790 г., с центром в г. Пуатье. В Средние века ее населяли потомки пиктов (одного из кельтских племен), бежавших сюда из Британии под натиском вестготов. Патриархальный уклад, натуральный обмен и крайнее недоверие к денежным расчетам отличали пуатвинцев даже в Новое время. (Прим. перев.).


[Закрыть], когда мы выйдем из леса.

– Ну, так берегитесь, – ответил Аграваден, – мы вас вызываем.

И вот кони чуют острия шпор, и видно уже, как с копьями наизготовку, со щитами на груди все шестеро бросаются друг на друга столь свирепо, что пронзают щиты и разрывают кольчуги. Аграваден ломает копье о кольчугу Сагремора, а тот свое вонзает острием в тело неприятеля так глубоко, что кровь льется густой струей; и конь, и всадник катятся по земле. Аграваден встает на ноги и вынимает меч из ножен, поджидая, когда Сагремор повернет назад; Сагремор спешивается, привязывает уздечку своего коня к древку копья, воткнутому в землю; конь же Агравадена убегает в лес. Снова между ними кипит бой, жестокий и беспощадный. Раз за разом одерживая верх, Сагремор говорит:

– Рыцарь, сдавайтесь, или вы умрете!

– До этого мне еще далеко.

– Ближе, чем вы думаете.

– Угрожать вы умеете, а вот устрашить – нет.

– Ну, это в обычае у глупцов – не видеть опасности, когда ее можно отвести.

И они продолжили – один наносить удары, другой со всем усердием отражать их.

Мановаль и Синоронд между тем напали на Галескена и Додинеля и получили не менее жестокий отпор. Они вылетели из седел, поднялись на ноги и стали, как Аграваден, биться на мечах. Продержавшись час, они уступили поле боя и отошли, все еще отказываясь признать свое поражение.

– Сдавайтесь, рыцари, – закричали им противники.

– Нет, нет! лучше умереть.

– Да извольте! – воскликнул Сагремор, обрушив на шлем Агравадена такой удар, что прорвал наголовник кольчуги и достиг макушки черепа. А Галескен и Додинель коленями прижали двух других рыцарей и, сняв с их голов шлемы и кольчуги, собирались обезглавить их, как вдруг показались Ивейн, сын короля Уриена, Кэй-сенешаль и Грифлет, сын До Кардуэльского. Их выслал Артур, предупрежденный Мерлином.

– Стойте! Довольно! – крикнул Ивейн, – мы с моими друзьями в ответе за этих трех рыцарей и признаем любые ваши притязания.

Сагремор сказал, узнав Ивейна:

– Хорошо, сир, ради вас я сделаю что угодно.

Двое других тоже прекратили бой. Ивейн, Кэй и Грифлет сошли с коней и разбранили трех рыцарей Королевы за то, что они бились против рыцарей Круглого Стола.

– Что же, – отвечал Сагремор, – лучше было уступить наших лошадей тем, кому вздумалось их забрать? Разве было бы в этом больше чести для нас; разве держали бы мы головы выше? Как же защитят своих друзей те, кто не может защитить себя?

– Если бы вы спросили их имена, – возразил мессир Ивейн, – вы не стали бы принимать их вызов.

– Так вы знаете, кто они?

– Разумеется; пожалуй, не стоило бы вам это говорить. Тот, кого сбили вы, – Аграваден из Долины Галора; два других – Мановаль и Синоронд.

– Они начали это сумасбродство, – рассудил Додинель, – и нашли тех, кто его продолжил. Один глупец всегда найдет себе других.

– Оставьте эти разговоры, – прервал их Кэй, – а рыцари Круглого Стола, если уж они ищут доброй ссоры, пусть отправляются мстить за смерть Фурре[469]469
  Несколько неожиданное применение вакуумных банок как средства для лечения свежих ран и ушибов! Хотя для стимуляции прилива крови этот метод широко применялся в средневековой Европе. (Прим. перев.).


[Закрыть]!

Это от души развеселило всех, кроме троих раненых, которых сие приключение покрыло позором. Они вернулись в Логр; побежденные побрели претерпевать перевязки и банки[470]470
  Это имя комического героя из утерянной повести. Оно еще раз упоминается в той части книги об Артуре, в которой особо говорится о Гавейне. Когда Артур сетует на отсутствие Гавейна, Мерлин отвечает: «Вы еще обретете его поутру; он не из тех, кто вечно в обнимку с подушкой и похваляется у камина, что он одолеет Фурре». (Прим. П. Париса).


[Закрыть]; прочие явились ко двору, где, сняв доспехи у королевы, стали просить Ивейна рассказать о том, что случилось.

– Ссора, – промолвил король Артур, – проистекает не от ненависти одних к другим, но из желания, присущего всем рыцарям Круглого Стола, – оспорить первенство в доблести и чести у рыцарей Королевы. Дабы предотвратить эти битвы, будет лучше объединить оба содружества; с тем отпадет и всякий повод к соперничеству. Так я и поступлю, как только мы избавимся от Сенов.

Мы только что видели по донесению о стычке шести рыцарей в лесу, полученному Артуром, что Мерлин вернулся ко двору в Логре. Высвободясь из рук Вивианы, Мерлин перенесся в Нортумбрию, чтобы надиктовать Блезу рассказ о приключениях, начиная с женитьбы Артура.

Прежде чем покинуть Блеза, Мерлин начертал на свитках пергамента пророчество о тех чудесах, что будут сопутствовать поискам Святого Грааля. Первые строки гласили:

«Сие есть начало превратностей страны Бретань, в коих будет сражен дивный лев. Завершит же их королевский сын, непорочный и лучший в мире рыцарь».

Мерлин взял эти свитки и разложил их крест-накрест на всех дорогах, которым уготовано было стать ареной приключений; их один за другим подбирали рыцари, избранные для завершения оных.

Приняв эти похвальные предосторожности, Мерлин вернулся в Галлию; нескольких часов было ему довольно, чтобы перебраться из Нортумбрии в Малую Бретань. Он повидал Леонса Паэрнского и Фарьена, охранителей края в отсутствие Бана Беноикского и Богора Ганнского; указав им приготовиться идти за море с теми силами, какие возможно собрать, он повелел начертать на их белом стяге алый крест[471]471
  Ведь именно Мерлину старинные бретонские легенды и наши романисты приписывали происхождение знамен и гербов. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Леонсу и Фарьену отнюдь не возбранялось покинуть королевства Ганн и Беноик: без них для обороны страны предостаточно было юного Ламбега – племянника Фарьена, Банена – сына Грациана, и Горлье – владетеля Отмора.

Расставшись с ними, Мерлин уделил еще несколько дней своей ненаглядной Вивиане. Затем он двинулся в страну Ламбаль, некогда бывшую владением короля Аманта. В ту пору она была на попечении сенешаля этого государя; его звали Набунал.

Всего галльские земли обещали шестьдесят тысяч человек, разделенных на три полка, которым надлежало отплыть за море по первому знаку Мерлина. Набунал взялся привезти в Бретань юного Госангоса Ламбальского, сына злосчастного короля Аманта. Это был прекрасный башелье, доблестный и отважный, который давно уже любил дочь Леодагана. Возможно, он даже женился бы на ней, будь он рыцарем и не случись войны между двумя королями. Притом и Гвиневре он был весьма приятен; они мечтали увидеться вновь и не раз обменивались нежными посланиями.

Из Ламбаля Мерлин направился к Леодагану, который незамедлительно собрал все свое войско и отдал его в распоряжение Артура. Клеодалису, бравому сенешалю, было доверено возглавить его.

И вот, вернувшись после этих странствий, Мерлин и уведомил короля Артура о глупой ссоре, затеянной рыцарями Круглого Стола с рыцарями Королевы.

Несколько дней спустя Артур отдал приказ выступать в полевой стан у Солсбери. Прибыв туда, он велел разбить шатры под оливами[472]472
  Под оливами, о которых так часто говорится в старинных романах родом с севера Франции, следует везде понимать ивы. (Прим. П. Париса).
  Это очередной пример вторжения «библейской» флоры в поле действия романов. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Над королевским шатром сенешаль Кэй водрузил большое знамя: его полотнище было белым с алым крестом, как и указывал Мерлин. Над знаменем шевелил своим пылающим хвостом дракон.

Порядок и расклад великой битвы был задуман Мерлином. Но, прежде чем начать, король Артур наведался к каждому из государей, внявших его призыву. Среди его приверженцев было много и тех, кто ничем от него не владел и пришел ему на помощь по-христиански.

– Без них, – говорил Мерлин, – вам не освободить от Сенов остров Бретань; знайте, что на этой равнине вовек не соберется столько рыцарей, до того самого дня, когда сын убьет отца, а отец сына.

Артур очень желал бы знать истолкование сих последних слов, но Мерлин отказался открыть ему их истинный смысл.

Перед тем как был дан приказ покинуть Солсбери, юный оруженосец Элиэзер Листенойский пришел к мессиру Гавейну напомнить, что поклялся принять посвящение из его рук. Гавейн послал Гарета принести доспехи, достойные королевского сына; но король Пель заранее позаботился уложить Элиэзеру в сундуки его будущее облачение, и оруженосец Лидонас передал его Гавейну. Доспехи были белыми[473]473
  Доспехи в рыцарских романах редко имели естественный цвет, но бывали белыми, красными, зелеными и т. д. Поэтому в романах нередко встречаются такие персонажи, как Зеленый рыцарь, Черный рыцарь и др. (Прим. перев.).


[Закрыть], с червленой полосой наискосок[474]474
  Вариант: «полосой чистого золота». (Прим. П. Париса).


[Закрыть]; кольчуга из двойных колец, плотно сплетенных, однако легких настолько, что не обременили бы и девятилетнего ребенка.

Гахерис и Гарет пристегнули ему шоссы и надели кольчугу; затем подвязали забрало, белое, как снег. Когда все было готово, мессир Гавейн приладил ему правую шпору и препоясал его мечом, Гарет надел левую шпору; наконец мессир Гавейн произнес, ударив его плашмя мечом:

– Внемлите, мой друг! примите от меня звание рыцаря, во имя и в честь Иисуса Христа, от коего вам дано соизволение блюсти и приумножать славу святой Церкви, и вашу тоже.

– Да будет на то воля Господня! – ответил Элиэзер.

Тогда Гахерис и Гарет взяли вновь посвященного за руки и повели в часовню короля Артура; там они бдели всю ночь, до окончания заутрени. На другой день за столом Артура был большой пир; мессира Элиэзера усадили меж двух королей, между Баном и Богором. Потом поставили кентену; юный королевич творил с нею чудеса, и все говорили, что, коли жив будет, он непременно станет одним из лучших рыцарей на свете.

Бретонское войско вышло из Солсбери под присмотром Мерлина. Палатки и шатры свернули и везли на телегах; уложили сундуки и баулы; рыцари сели на боевых коней, в полном облачении, не считая щитов, шлемов и копий, отданных оруженосцам. В первом ряду реял белый стяг с алым крестом.

На подходе к замку Гарлот, крепости короля Нотра, они услышали громкий шум и протяжные крики отчаяния. Это было войско в двадцать тысяч Сенов, которое, выйдя несколькими днями ранее с равнины Кларенса, уже приступило к осаде Гарлота. Королева Гарлота, не ожидая ниоткуда помощи против безбожников, предпочла скрытно выбраться через потайной ход. Она надеялась вместе со своим сенешалем достичь дома, названного «Вызволение», где некогда король Вортигерн нашел убежище от погони Хенгиста; но Сены, узнав о замысле королевы, ринулись за ней, убили верного сенешаля и повели ее в плен. Королева Гарлота была единокровной сестрой Артура и звалась Блазина. Чтобы ее освободить, пришлось выдержать немалую битву. Элиэзер убил в ней короля Пиньораса, Бан – короля Пинсенара, а Артур – короля Маглораса.

Гавейн долго преследовал одного отважного Сена, который разил направо и налево, одним махом отсекая руки, ноги, головы. Пришпорив Грингалета, он догнал его.