Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл"

V. Помолвка Артура и Гвиневры. – Бегство короля Риона Датского. – Отъезд Артура в Галлию

Мы опередили ход повествования, завершив историю любви Мерлина. Теперь следует вернуться вспять и снова найти пророка в Кармелиде, куда он отправился, дав наставления сенешалю короля Бана Беноикского и нанеся первый визит Вивиане в Бриокском лесу.

Король Леодаган и сам Артур очень нуждались в его советах. Под Кароэзой собралась многочисленная армия, ожидая от него всеобъемлющих указаний. Советы пророка можно свести к немногим словам: не дать шпионам вражеской армии ни в коей мере разгадать план атаки; разбить все силы на десять полков, первые из которых выйдут ночью захватить врасплох лагерь датчан, спящих беспробудно после дневного разгула; «ибо в их войске наступило великое изобилие зерна, мяса и вина». Беспечность Сенов была такова, что они даже не выставили стражу перед шатрами, а подступы к ним были защищены лишь заграждением из повозок. Другим полкам было велено в соседнем лесу ждать сигнала, чтобы выйти, подобрать беглецов или же переломить ход сражения. Воздержимся от повторения вслед за романистом долгого рассказа о битве, данной королю Риону под Данблезом; достаточно сказать, что после жестокой баталии бородатому королю придется снова взойти на свои корабли и вернуться в Данию без бороды Леодагана, главного предмета его вожделений.

Пока приводили войска в последнюю готовность накануне боя, кузен Леодагана, юный Гиомар, чьи лживые слова окажутся столь пагубны для Гвиневры[420]420
  Отсылка к роману «Ланселот Озерный». (Прим. перев.).


[Закрыть], вошел туда, где совещались три короля, Артур, Бан и Богор. Его послал Леодаган с просьбой прийти к нему. Они тут же сели верхом и прибыли на двор перед дворцом, где король Кармелидский взял их под руки и проводил в высокую залу. Когда они расселись, он заговорил:

– Хочу, чтобы вы уразумели, как я вас люблю и уважаю: вам я обязан спасением своей короны и жизни. Оттого я и жажду узнать имена моих избавителей; я обещал не выспрашивать их; но хотя бы окажите любезность, не медлите с ответом.

Произнося эти слова, король глядел на них смиренно; и когда он заметил, что они колеблются с ответом, будто ожидая совета от Мерлина, слезы от сердца подступили к его глазам и оросили лицо; он не мог вымолвить ни слова и упал им в ноги. Артур поспешно поднял его, и все пятеро уселись на места.

Мерлин прервал молчание:

– Так вы желаете знать, сир, кто мы такие? Выслушайте вначале, ради чего мы пришли. Вы видели сами, сто́ящий ли рыцарь этот юнец; и хотя вы венценосный король, но он богаче вас друзьями, землями и родней. Он еще не женат; если мы и бродим по стране в поисках подвигов, то единственно в надежде найти владетельного барона, согласного выдать за него свою дочь.

– Э! Боже мой, зачем же столько искать? – воскликнул Леодаган, – у меня дочь прекраснее и умнее всех на свете, и воспитана лучше некуда по нашим временам. А ее родовитость и ее приданое отнюдь не умаляют ее достоинств; если вам так угодно, я отдам ее ему в жены, да еще и все мои земли после моей кончины, ибо у меня нет другого наследника, кроме нее.

Мерлин ответил, что предложение сие, конечно же, отвергать не следует; и Леодаган сам пошел уведомить дочь, наказав ей облачиться в самые богатые свои одежды. Он взял ее за руку и проводил туда, где ожидали четверо спутников; в это время в залу вошли самые знатные бароны его страны и все рыцари Круглого Стола. Говоря так громко, чтобы слышали все, Леодаган провозгласил:

– Юный сир, имени которого я еще не знаю, подойдите и получите в жены мою прекрасную и любезную дочь, и в приданое, после моей кончины, все угодья, зависимые от меня; я не мог бы передать их человеку более достойному.

Тогда Артур выступил вперед и сказал:

– Премного благодарен.

Леодаган взял его правую руку, вложил ее в руку своей дочери, и епископ Кароэзский огласил помолвку.

Посреди ликования всех присутствующих Мерлин подошел к Леодагану:

– Сир, вы отдали свою дочь, еще не ведая, кому вы ее вручили. Знайте же вы и все вокруг, что ваш зять – Артур, король Бретани, сын короля Утер-Пендрагона. Он ваш сюзерен; вы и все люди этого королевства должны принести ему присягу; пусть же каждый исполнит этот долг, и потом мы с тем большей верою пойдем войной на короля-бородача. Что же до этих двух достойных мужей, они двоюродные братья и венценосные короли: один – Бан Беноикский, другой – Богор Ганнский; все их спутники – бравые рыцари и благородные бароны, сыновья владетелей и шателенов.

Не спрашивайте, радовались ли этим словам король Леодаган и его приближенные. Рыцари Круглого Стола тотчас подошли к Артуру и принесли ему клятву верности. То же сделал король Леодаган, а вслед за ним и все бароны. Затем все сели за угощение в честь помолвки и прослушали такую прекрасную мессу, что краше и пожелать нельзя.

– Теперь, – сказал король Леодаган, – пусть Богу угодно вершить надо мной свою волю, раз моя дочь и мои земли назначены достойнейшему на свете мужу.

Во главе десяти полков, отряженных для битвы, встали три короля – Артур, Бан и Богор, тридцать их соратников и двести пятьдесят рыцарей Круглого Стола; Мерлин нес Дракона, главный стяг Бретонцев. Второй полк был доверен Гиомару. Третий – Климадасу, племяннику мудрой дамы из Невозвратного леса. Четвертый – Брио, или Бриё, владельцу чудесного замка Клодас. Пятый – прославленному рыцарю Скидолу. Шестой – королю Бельшису. Седьмой – Идеру из Северо-Западной земли, кому уготовано было славное приключение с пятью кольцами, которые он снял с пальцев мертвого рыцаря, требуя отмщения. Восьмой – Ландону, племяннику Клеодалиса. Девятый – мессиру Груэну Пестремолю, бравому рыцарю с кошачьим носом. Наконец, десятый – Леодагану и Клеодалису, его сенешалю. В каждый из этих полков входило от семи до десяти тысяч человек[421]421
  Но следует, конечно, учесть ту поправку, которую ранее предложил сам романист. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Когда Артур потребовал свои доспехи, Гвиневра подошла и помогла ему облачиться. Она подпоясала его, укрепив меч с левого боку, а когда королю оставалось только взять шлем, то опустилась на колени, чтобы надеть ему шпоры. Мерлин улыбнулся, указав на нее обоим королям, а затем обернулся к Артуру и сказал:

– Сир, сир, только сегодня вы стали новоявленным рыцарем. Вы можете с полным правом говорить, что рыцарское звание получили от дочери короля и королевы[422]422
  Надевание шпор входило в ритуал посвящения в рыцари. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Одного лишь тут еще не хватает.

– И что же это? – спросил Артур, – моя дама все исполнит, если в этом деле не будет бесчестия.

– Конечно же, – сказала Гвиневра, – ни в чем, что я сделаю для вас, не может быть бесчестия или скверны. Я знаю, вы слишком учтивы, чтобы от вас ожидать малейшей низости; а если вы ее и станете домогаться, упрек ляжет более на вас, чем на меня; ибо не будет мне позора, который вы не разделили бы со мной.

– Разумнее и сказать нельзя, – рассудил Мерлин, – но то, о чем я прошу, не может принести ни позора, ни упрека.

– Скажите же, чего вы еще хотите.

– Поцелуя, – ответил Мерлин, – если юная госпожа в нем не откажет.

– О! – воскликнул Артур, – этого-то и недоставало, чтобы мне стать ее рыцарем.

– А я, – отозвалась девица, – тоже из-за этого не обижусь. Зачем я буду заставлять себя упрашивать? мне это приятно не менее, чем вам[423]423
  Сожалею, что эта красивая фраза будет повторена Гвиневрой в Ланселоте, когда Галеот попросит ее поцеловать Ланселота. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Тогда Артур рассмеялся и, подойдя поближе, поцеловал ее и удержал в долгих и крепких объятиях. Затем, когда был дан сигнал к отъезду, Гвиневра надела ему на голову чудесный шлем, который сослужит ему немалую службу в предстоящей грозной битве.

После полного разгрома Датчан их король Рион, сделав все, что только можно было ожидать от храбрейшего воина, был уже вовлечен во всеобщее бегство, когда Артур остановил его и предложил померяться силами. Бородатый король родом из племени великанов согласился; поединок был долгим и страшным. Артура, жестоко израненного, спасла добрая закалка Эскалибура; меч с размаху разрубил надвое палицу короля-великана. Меч Риона был не хуже; он звался Мармиадуаза и был унаследован по прямой линии от Геракла. Геракл уступил его Язону, тому, что добыл золотое руно и покинул Медею, которая его так любила. Никей, знаменитый кузнец, выковал его для царя Адраста из Греции, и из казны того государя он попал к Тидею, сыну царя Калидонского. Тидей препоясался им, отправляясь послом от своего зятя Полиника к царю Фиванскому Этеоклу. Переходя из рук в руки, меч оказался, наконец, у короля Риона, который похвалялся, что он потомок Геракла. В тот раз Артур не убил своего противника; он довольствовался тем, что отнял у него Мармиадуазу, которую с тех пор непрестанно носил. Что же до большого меча с Каменной плиты, искрометного Эскалибура, он одарил им своего племянника Гавейна.

Артур и Рион, подобно героям Гомера, время от времени останавливались, чтобы завязать разговор.

Король Логра поведал, что он сын короля Утер-Пендрагона.

– А я, – отвечал его противник, – я Рион, король Великой Ирландии, страны, простершейся до самой Пастушьей Земли; я бы покорил и ее тоже, когда бы не стоял там непроходимый межевой столб Страхолюдного облика, который поставил Иуда Маккавей[424]424
  Иуда Маккавей – герой древней Иудеи, руководил восстанием против царя Антиоха IV Эпифана, пытавшегося насадить эллинизм среди евреев и осквернившего Иерусалимский храм. Погиб в 160 г. до н. э. К завоеваниям в Северной Европе, разумеется, не имел никакого отношения. (Прим. перев.).


[Закрыть], дабы указать, что там он окончил свои завоевания. Старики говорят, что необычайные приключения страны Логр иссякнут, стоит лишь убрать столб. Но тому, кто его снимет, надлежит скинуть его в залив Септанию, не позволив никому его увидеть; ибо всякому, кто посмеет на него взглянуть, он передаст свою безобразную наружность[425]425
  Эта легенда приводится здесь в довольно смутном виде: в ней мы видим странную смесь из Иуды Маккавея, Геркулесовых столпов и головы Медузы. Не могу сказать, оправдается ли вполне в дальнейших повествованиях пророчество, изреченное королем Рионом. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Следует еще упомянуть в отчете об этой битве, все подробности которой я не решаюсь приводить, трогательный эпизод примирения Леодагана со своим храбрым сенешалем Клеодалисом. Вспомним истинные причины обиды Клеодалиса на короля Кармелидского, державшего жену сенешаля взаперти в башне, чтобы лишить ее возможности видеться с мужем.

Клеодалис, устояв против наущений своих сородичей, решил верно исполнять свой долг вассала и сенешаля, покуда длится война. Ему претила мысль предать Леодагана, и он неизменно оберегал его во время битвы. Он видел, как тот безрассудно пустился в погоню за несколькими Сенами в самую гущу леса и там, вдали от своих, был вскоре застигнут и окружен новыми врагами. Короля уже выбили из седла, когда подоспел Клеодалис, отдал ему своего коня и помог на него взобраться.

– Скорее бегите, сир, – сказал он, – иначе вам не спастись; а я останусь, чтобы прикрыть вас.

Леодаган почувствовал, как слезы текут по лицу, когда он услышал такие слова от того, кого смертельно оскорбил. Он сел на коня, но не пожелал покинуть Клеодалиса, и оба, прислонясь спинами к двум большим дубам, росшим друг подле друга, пали бы под ударами Сенов, если бы Мерлин не призвал короля Артура довершить свою победу, напав внезапно на семь сотен великанов, еще оставшихся в лесу.

Помощь пришла как нельзя более вовремя: Леодаган, снова выбитый из седла, упал на колени, истекая кровью; Клеодалис, пронзенный двадцатью ударами меча, все еще оборонялся, невзирая на кровь, струящуюся из двадцати ран. Как только разогнали великанов, король промолвил слабым голосом:

– Клеодалис, вижу я, что мне пришел конец; но, милейший мой, я умоляю вас простить мою вину перед вами.

Говоря это, он пытался удержаться на коленях и протягивал свой меч.

– Будь в своем праве, благородный рыцарь; отсеки мне голову, как я заслужил и как тебе следует поступить.

Клеодалис, видя таким короля, не мог удержаться от слез; он протянул ему руку, поднял его и признал, что прощает ему все злодеяния, в которых мог его упрекнуть.

Когда победоносная армия вернулась в Кароэзу, Клеодалис и Леодаган отдались в руки добрых лекарей, которым удалось исцелить их раны. Что же до короля Артура, он полагал, что пришло время сочетаться браком с Гвиневрой, его нареченной; но мудрый Мерлин разъяснил ему, что прежде нужно отплатить долг признательности обоим королям из Галлии, и первым делом уберечь королевство Беноик от набегов Клодаса, Понтия Антония и Фролло. Король Богор между тем отправился навестить свой замок Шарэ, дар короля Утер-Пендрагона, который отобрал его у короля Аманта за отказ от присяги. Оттого и взошли семена раздора между королями Богором и Амантом, последствия чего мы вскоре увидим. Артур же простился с Леодаганом и невестой, чтобы податься в Бредиган, где к нему должны были примкнуть оба галльских короля, прежде чем отплыть в море. Богор выехал из Шарэ, намереваясь быть на встрече вместе со своим братом Гинбо и шестьюдесятью рыцарями.

Ему предстояло проехать большой лес, называемый Погибельным лесом, каковое название заменится позже на Невозвратный лес. Вместо того чтобы пойти по большой дороге, где ранее проехали король Артур и его двадцатитысячная конница, Богор вступил на боковую тропу, выведшую их на опушку поляны, где их ждало чудесное приключение. Посреди этой поляны, со всех сторон закрытой лесом, перед ними предстали невиданно прекрасные танцы рыцарей, оруженосцев, дам и девиц. Недалеко от танцоров восседали в двух креслах: с одной стороны – дама совершеннейшей красоты, с другой – рыцарь лет пятидесяти. Завидев даму, Богор, Гинбо и их спутники сошли с коней; дама же при их приближении, как особа мудрая и благовоспитанная, отняла пелену[426]426
  Нужно принять к сведению, что пелена (guimpe или gimple) была разновидностью плотной косынки, закрывавшей шею; когда ее опускали, она падала на грудь, а когда ее держали поднятой, она закрывала нос и даже глаза. Не следует это забывать и путаться, читая, как дамы поднимают или опускают свою пелену. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], приветствовала короля Богора и пригласила всех сесть на свежую зеленую траву. Как ни приятно было взирать на эти прелестные хороводы, Гинбо нашел, что еще приятнее созерцать сидящую даму; чем более он на нее смотрел, тем более чувствовал, как пламя любви проникает в его сердце.

– Не думаете ли вы, – промолвила тут дама, – что было бы отрадно наблюдать эти прекрасные хороводы до конца своих дней?

– Госпожа, – ответил Гинбо, – обрести такое счастье зависит только от вас.

– Если так, я была бы в восторге, – сказала она, – но на каких условиях?

– Согласитесь даровать мне вашу любовь, и я продлю эти хороводы настолько, насколько вы пожелаете. Нынешних прекрасных танцоров понемногу сменят те, кого случай приведет в эти места; едва прибыв, они начнут веселиться, кружиться в танце и петь, до тех пор, пока не явится сын короля, который никогда не изменит своей любви; и к тому же, помимо этой редкой добродетели, он будет отважнейшим рыцарем в мире.

Дама отвечала, что на этих условиях она согласна отдать ему свою любовь.

– Однако, – снова начал Гинбо, – разве вы никогда не были замужней женой?

– Нет, я столь же девственна, как появилась из чрева матери; к тому же я госпожа королевства, называемого Дальняя Земля.

– Что до меня, – сказал тогда старый рыцарь, – я собираюсь воздвигнуть здесь высокий трон, где воссядет тот верный рыцарь, которому назначено положить конец сему приключению.

– А я, – сказал король Богор, – припасу богатую золотую корону, которую лишь один верный рыцарь будет вправе носить.

Затем дама и Гинбо обменялись клятвой навеки быть вместе; кроме того, условлено было, что смерть дамы или ее возлюбленного не воспрепятствует продолжению танцев вплоть до прибытия Рыцаря, верного в любви. Гинбо наложил свое заклятье, и так был заведен этот хоровод; он прерывался лишь для того, чтобы дать танцорам время для обеда, ужина и сна.

Дама получила от Гинбо еще одну забаву. Это была шахматная доска из золота пополам со слоновой костью, с такими же пешками и прочими фигурами. Заколдовал же он их так: стоило игроку сделать первый ход пешкой или иной фигурой, он видел, как игра отвечала и фигуры двигались, не будучи ведомы рукою; сколь бы искусен ни был игрок, он не сможет избегнуть поражения в игре до тех пор, пока не явится Рыцарь, верный в любви, сын короля и королевы.

Гинбо не исчерпал свое чародейство хороводом и шахматной доской; он преподал даме много других таинств, и она смогла ими овладеть после смерти своего учителя. Вот так воздвигла она Вертящийся замок и другие круговороты, которые Мерожис найдет в Безымянном городе, завершив свои поиски мессира Гавейна[427]427
  Речь идет об эпизоде романа «Поиски Грааля». (Прим. перев.).


[Закрыть].

(Эта история напоминает упрощенный вариант истории Вивианы. Мерлин являет ей те же танцы, доверяет те же тайны, остается так же привязан к Вивиане неодолимой силой. Но чары Гинбо станут поводом для других сказаний, и хотя здесь узнается калька с первого вымысла, лучше изложенного в другом месте, приятно видеть, как из одного источника наши романисты зачастую извлекают двойной или даже тройной сюжетный ход).

Король Богор между тем продолжил путь к Бредиганскому лесу, где, как мы видели, его ожидал король Артур. До того как выйти из Погибельного леса, он повстречал уже не веселые танцы, а короля Аманта, который остановил его с яростью во взоре и вынудил померяться силами. Условия поединка были таковы: если Амант выйдет победителем, Богор уступит ему замок Шарэ; если же будет побежден, то поедет в Бредиган, чтобы присягнуть королю Артуру на свои остальные владения. Наконец, ежели он будет убит, его рыцари признают Артура сюзереном тех наделов, которые они до тех пор держали от короля Аманта. Битва была долгой и закончилась смертью зачинщика, от души оплаканного Богором. Рыцари Аманта в большинстве своем согласились ехать с Богором в Бредиган и были благосклонно приняты Артуром. Но самые гордые, Гинганбресиль, Гиромелан и Бранделис, повернули вспять, не желая следовать их примеру. Прежде чем покинуть это место, король Ганнский учредил там памятный приют, в котором остался служить добрый священник, его бывший капеллан, и о котором у нас еще будет случай повести речь.

Богор прибыл в Бредиган, когда Артур собирался вернуться в Логр, чтобы доставить туда новообретенные богатства, добытые благодаря Мерлину. Пророк привел его к подножию большого дуба и велел обнажить корни; там отыскался клад, хранимый со времен нашествия Римлян. А еще под этим кладом, в медном сундуке, нашли двенадцать мечей превосходной закалки. Артур сам доставил их в Логр.

Перед отъездом из Бредигана несколько юношей приятной наружности попросили допустить их к нему. Король в окружении своих баронов ожидал их в густой и зеленой роще, где он вкушал прохладу; ведь округа кишела Сенами, и он не решался позволить своим рыцарям снять доспехи. Это было в начале мая, стояла сильная жара[428]428
  «Была такая сильная жара, какая случается в начале мая». Л. 159. Вариант: в конце мая. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Юноши приблизились по двое, держась за руки. Подойдя к королю, они опустились на колени, и слово взял Гавенет:

– Сир, я прибыл к вам как к нашему законному сеньору с моими братьями, кузенами, сородичами и друзьями, привлеченными тем, что они слышали о вас доброго. Мы хотели бы просить вас вручить нам доспехи и дозволить стать вашими новыми рыцарями. Если вы благосклонно примете наши услуги, мы будем служить вам с верностью и усердием. Знайте, среди нас многие уже довольно проявили себя, когда не жалея сил защищали вашу землю. Ради этого они вынесли много трудов и тягот, и если я хочу, чтобы вы об этом знали, то лишь потому, что перед достойными людьми следует давать отчет обо всем добром и злом, что сумеешь совершить. Но лучше умолчать об этом перед негодными государями, не докучающими себе признательностью за добрые дела; имеющими глаза, чтобы не видеть, а сердце – чтобы не напоминать о благодарности.

– Кто вы, любезный юноша, говорящий столь мудро? – спросил Артур.

– Прежде, чем ответить, сир, мы желали бы знать, соизволите ли вы принять нас на службу; а после спрашивайте, что вам угодно; мы скажем все, что знаем.

– Друзья мои, – сказал Артур, – я приму вас с большой охотой, и я согласен сделать рыцарями вас и всех ваших спутников. Отныне вы будете мне сподвижниками и соратниками, вы можете располагать моим двором и мною.

И продолжил, взяв Гавенета за руки и помогая ему подняться:

– Теперь скажите мне, дорогие друзья, кто вы такие, мне не терпится это узнать.

– Сир, – ответил юнец, – верное мое имя – Гавейн; я сын Лота, короля Леонуа и Оркании; эти трое молодцов, которых я держу за руки, – мои братья Агравейн, Гахерис и Гарет. А вот эти юноши – ваша родня через королей Нотра и Уриена. Их зовут Галескен, Ивейн Большой и Ивейн Побочный. Видите вон того смуглого красавца, столь отменно сложенного? Это сын короля Белинана Соргальского и двоюродный брат Галескена. Двое других – Кэй и Каэдин, племянники короля Карадока Эстрангорского. Остальные – кузены короля Лота или сыновья графов и герцогов, а именно, Ивейн Белорукий, Ивейн Буйный, Ивейн Ривельский и Ивейн Лионельский. Наконец, сей отрок, превосходящий всех прочих красотой, силой, ясной улыбкой и пышностью белокурых волос, – это богач Сагремор, племянник императора Константинопольского; он прибыл из-за дальних морей, чтобы получить оружие из ваших рук.

Слушая такие речи, король не мог сдержать радости. Он заключил Гавейна в объятия и расцеловал поочередно всех его спутников; и не было такой почести, какой он не оказал бы Сагремору. Затем сказал, обратясь к Гавейну:

– Дорогой племянник, я жалую вам должность коннетабля[429]429
  Коннетабль – одна из высших должностей при дворе французских королей; в Средние века – военный советник короля и начальник королевских рыцарей. (Прим. перев.).


[Закрыть] моего дома; после меня вы будете верховным правителем моих подданных и моих земель.

Гавейн смиренно выразил ему благодарность и вновь преклонил колена. Мановением правой перчатки король облек его чином коннетабля. После чего был дан приказ седлать коней; из Бредигана все направились в Логр. Прежде короля туда выехали две его сестры, королева Оркании и многомудрая Моргана. Они нашли дворец обитым шелковыми тканями, устланным свежими и душистыми травами[430]430
  Залы, даже самые роскошные, обычно были не вымощены и тем более не покрыты паркетом. Землю устилали цветами и пахучими травами, отсюда и слово joncher [устилать травой] – от слова jonc [тростник]. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Весь день до полуночи прошел в веселых празднествах; затем Артур велел юношам пойти в главную церковь, чтобы бдеть там до прихода дня. Когда наступило время утрени, король взял свой славный меч Эскалибур и препоясал им Гавенета; он надел ему правую шпору, а король Бан прикрепил левую. Ударом же[431]431
  Удар, наносимый плашмя мечом, – часть церемонии посвящения в рыцари. (Прим. перев.).


[Закрыть] осенил его Артур:

– Рыцарь, – промолвил он, – дай Бог тебе стать достойным мужем!

Затем он посвятил в рыцари всех остальных и роздал им добрые мечи, найденные в кладе, – исключая Сагремора, пожелавшего носить оружие, привезенное им из Константинополя, и Додинеля Дикого, которому достался от короля Богора меч, накануне добытый у короля Аманта, дяди названного юноши. Но по причине скорби, царящей в округе из-за близости и разбойных набегов Сенов, король не позволил новым рыцарям водрузить в поле кентену. Все его заботы обратились на воинов, которые стекались отовсюду проситься к нему в ополчение для грядущего похода в Галлию. Хлопоты о том, чтобы их собрать, выучить, назначить им место в каждом полку, были доверены коннетаблю Гавейну, ставшему с этого дня главным воеводой в армии Артура. Прежде чем все войско выступило, Мерлин сошелся ближе с Морганой, Артуровой сестрой. Тогда-то она и узнала от него великие тайны астрономии и некромантии, из коих извлекла впоследствии немало пользы, – и чтобы услужить друзьям, и чтобы отомстить врагам.