Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл"

VIII. Турнир в Логре. – Вероломство рыцарей Круглого Стола. – Их примирение с Гавейном. – Любовь Гиомара и Морганы

Так рыцари при дворе Артура оказались разделены на два содружества. С одной стороны – сотрапезники Круглого Стола, пришедшие из Кармелида; с другой – рыцари Королевы: первых было двести пятьдесят, вторых, отданных под начало Гавейну, – девяносто. Этим вторым досталась львиная доля славы в битве под Кармелидом; отсюда смутное брожение ревности к ним со стороны рыцарей Круглого Стола.

Когда скатерти убрали, Кэй-сенешаль воскликнул:

– Что же мы тут сидим? Неужели праздник обойдется без турнира?

– Кто не выйдет на него, тому позор! – добавил Сагремор.

Тут же все поспешили за парадными доспехами.

– Но как вы намерены проводить турнир? – спросил Гавейн.

– Мы будем биться, – сказал Минорас, – против рыцарей королевы Гвиневры в равном числе.

– А сколько вас будет?

– Нас будет пятьсот, – ответил Адраген.

– Тогда и нас выйдет столько же.

– Ну, так начнем, – поторопил Синадос, – ведь день на исходе.

Вскоре они собрались на лугу у городских стен; справа была река, слева рвы, вырытые перед бастионами. Когда тысяча латников разделилась надвое, герольды возгласили:

– Где настоящие воины? Пусть выйдет тот, кто верно бьет!

От рыцарей Круглого Стола первым из рядов вышел Синадос; с другой стороны – Агравейн Гордый, брат Гавейна. Глефы ударили по щитам, пронзили их, раскололи и разбили вдребезги. Устремясь навстречу друг другу, оба соперника сшиблись с такой силой, что разом упали на землю, увлекая за собой лошадей. С обеих сторон к ним бросились на помощь, не забывая разить попутно острым железом копий, и битва захватила всех.

В это время Гавейн подъехал ко рву прямо перед окнами, у которых стояли облокотясь король с королевой Гвиневрой, короли Бан и Богор, множество дам и девиц. Едва увидев его, Артур сказал:

– Племянник, дорогой, постарайтесь предупредить или пресечь между сторон любые злые козни.

– За себя я могу отвечать, – возразил Гавейн, – но не за чужое безрассудство. Это вам, сир, пристало вмешаться, если вы заметите непорядок; я же никак не могу не прийти на помощь своим, видя, что у них дело плохо.

– Вооружим часть ваших людей, – предложил король Бан, – если понадобится, они разоймут буянов.

Артур сей же час велел отрядить три тысячи оруженосцев и стражей, готовых исполнить все, что им прикажут.

С превеликим трудом удалось отбить и вернуть на коней Синадоса и Агравейна; с каждым мигом озлобление сторон нарастало; рыцари Круглого Стола теснили рыцарей Королевы и уже брали верх, заставляя тех уступить; король Лот вовремя подоспел им на помощь[456]456
  Романист, как мы увидим, заставляет здесь вмешиваться Лота и Гавейна дважды; думаю, что это удвоенный вариант более древнего сказания. Гавейн должен был прийти на помощь рыцарям Королевы, только когда увидел, что рыцари Круглого Стола нарушили условия, вооружившись сверх меры. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]; пришлось уже рыцарям Круглого Стола бежать, оставив немало своих на ристалище. Но скоро они вернулись с семью сотнями новых всадников и опять пошли в бой: те же, подавленные их множеством, хоть и упирались, как могли, вынуждены были отойти под такие крики, что и грома Господнего было бы не слышно.

До тех пор Гавейн, Ивейн и Сагремор довольствовались тем, что наблюдали за ходом дела; когда они увидели, что рыцари Королевы теряют поле боя, Ивейн не выдержал:

– Ей-богу, дорогой кузен, зря мы так мешкаем; не видите разве, что наших теснят?

– Что мы за рыцари, – воскликнул Сагремор, – если не придем им на помощь! Грош цена тем, кто говорит и не делает.

– Ну, так за мной, – сказал Гавейн.

Они пришпорили коней и устремились на обе толпы, словно ястреб на куропатку; их глефы, направляемые твердой рукой, сбили первых же четырех, кто подвернулся; по этим ударам бойцы Круглого Стола угадали их имена. Скоро все рыцари Королевы сплотились вокруг Гавейна; дамы с высоты оконных проемов восхищались их статью.

– Сагремор, – говорили они, – хоть и хорош телом и ладно скроен, но еще прекраснее он своею силой и отвагой. Повезет же той, с кем он слюбится! и какой глупой невежей будет та, что хоть в чем-то ему откажет!

И Грифлету, и Галесконду, и мессиру Ивейну выпала своя доля похвал. Спору нет, рыцари Круглого Стола защищались отменно; но как было удержать поле против мессира Гавейна? мыслимо ли было его остановить? Он разил перед собою коней и рыцарей, он сбивал с голов шлемы, раскалывал щиты и, наконец, оттеснил неприятельское воинство к берегу реки, оставив десяток пленных на милость рыцарей Королевы. Грифлет, Сагремор и Агравейн отослали их к Гвиневре от имени монсеньора Гавейна, своего предводителя. Королева приняла их с великой радостью, одарила своими драгоценностями и пригласила стать у окон, чтобы видеть продолжение турнира.

До сих пор обе стороны нарушали уговор разве только тем, что призывали нежданную помощь, каждая поочередно. Но когда рыцари Круглого Стола поняли, что дело проиграно, они перестали блюсти меру, и многие из них сменили турнирные копья на тяжелые и острые глефы, вернулись с оружием наперевес и стали биться столь яростно, словно перед ними были Сены. С первого же наскока они сшибли с коней двадцать лучших рыцарей Королевы. Первым заметил их вероломство Ивейн.

– Видите, – сказал он мессиру Гавейну, – как любезно обходятся с нашими собратьями?

– Не по чести они поступают, – отозвался Гавейн. – Давайте-ка, Гиврет Ламбальский и Гиомар, езжайте к рыцарям Круглого Стола, и передайте от меня и моих друзей, что они затеяли дурное дело: пусть прекратят, или мы подадим на них жалобу королю. Если же из нас хоть один причинил им зло, мы его искупим.

Оба рыцаря поскакали передать эти слова. Их встретили весьма неучтиво и ответили так:

– До ваших указаний нам дела нет; кто хочет, пусть ворчит! Скажите Гавейну, что мы еще поглядим, где у нас лучшие полководцы, а кто умеет лучше бегать.

Столь неласково принятые посланцы вернулись к монсеньору Гавейну.

– Ну что ж! ежели так, – промолвил Гавейн, – покажем им, кто лучше.

Затем, отведя в сторону Сагремора, трех своих братьев, Ивейна, Галескена, Додинеля, Кэя Эстрауского и Грифлета, он сказал:

– Сеньоры, рыцари Круглого Стола поступили против чести; наденем же наши кольчуги; вооружимся, как только можем.

Нашлось не менее восьмидесяти лучших, кто в ответ на призыв подхватил острую глефу и препоясался обок большим мечом. Их друзьям, жестоко теснимым бойцами Круглого Стола, сильно их недоставало; но Насьен сказал своим, видя, что Гавейн возвращается в бой:

– Сеньоры, мы злоупотребили оружием; сюда идет племянник короля и с ним лучшие его друзья; как выдержать их натиск без потерь? Надо бы прекратить турнир.

– Нет! – отвечали ему, – раз начали, так закончим.

И они продолжили орудовать глефами, сдерживая или тесня противников. Тем временем рыцари короля Лота последовали примеру Гавейна; они снимали турнирные доспехи и брали заточенные клинки. Подойдя к Гавейну, они сказали:

– Поедем вместе; вас всего восемьдесят, а их – добрых две сотни; но мы сумеем наказать тех, кто затеял это безумство.

В тот миг, когда рыцари Королевы, прижатые к реке, уже сочли себя побежденными, они услышали клич монсеньора Гавейна:

– Вперед, друзья! Дадим этим предателям урок, чтобы запомнили.

При этих словах рыцари Королевы вновь обрели надежду и обернулись лицом к тем, кто добивал их столь беспощадно. И вот мессир Гавейн, зажав в руке глефу, настигает первого встречного, рассекает шлем, наголовник, проникает до самого мозга; глефа ломается, он достает свой меч, наносит смертельный удар второму, третьему; никто не может его удержать, ряды противников расступаются перед ним, перед его соратниками. Насьен хочет его остановить, Гавейн выбивает его из седла. Поднимаясь, тот говорит:

– Ах! мессир Гавейн, мессир Гавейн, вас превозносили за вашу учтивость, за честность, а вы эти похвалы выставляете ложью; ведь вы при всем оружии, как будто собрались воевать с истинными врагами; вас осудят за это.

– Не знаю, но я всегда готов выйти один на один против любого, кто усомнится в моей честности. Упрекать же следует вас: вы начали это безумство и не вняли моему призыву.

– Сир, если это безумство наше, то начавший его уже заплатил сполна: он смертельно ранен. Ради Бога, остановитесь.

– Нет, нет, я не хочу, чтобы рыцарям Круглого Стола удалось себя поздравить со своей изменой. Все, что я могу, это отпустить вас обратно, не причинив вреда.

С этими словами Гавейн продолжил свой натиск и отбросил рыцарей Круглого Стола к самому берегу реки; многие упали в нее и не выбрались, а их щиты и глефы уплыли по воде.

Долго еще тянулась битва: обе стороны, получив не единожды приток свежих сил, то наступали, то отступали попеременно, проникнув и за черту городских стен. Церковь Святого Стефана на время стала прибежищем и местом сбора неистовых бойцов; но наконец, благодаря заступничеству трех королей и королевы, Гавейн согласился вложить меч в ножны и позволил бойцам Круглого Стола убраться в расстройстве и замешательстве. Не обошлось, однако, без обмена резкостями с Хервисом Ринельским, главой побежденных рыцарей.

– Если мы причинили вам зло, – сказал Хервис, – мы его возместим, и ради вас, а не ради кого бы то ни было, мои бойцы останутся друзьями ваших.

– Мне они не будут друзьями, – возразил Гавейн, – я никогда не помирюсь с ними; где бы я их ни встретил, я обойдусь с ними, как с врагами. Нас восемьдесят, но в открытом поле мы не уступим ста двадцати лучших из них.

– Эх, сир, – сказал Хервис, – вы говорите так в пылу гнева; когда вы отойдете, вы будете думать иначе. Сколько будет горя и сожалений, если из-за мимолетной дурости так много благородных мужей покинет двор короля Артура.

– Пусть делают что угодно; но знайте, что где бы я их ни встретил, я выйду против них и тем покажу открыто, что вижу в них врагов.

Когда на этом они расстались, подъехал король Артур.

– Дорогой племянник, – сказал он, – так-то вы послушали просьбу, с которой я к вам обращался нынче утром? Вы насмерть зарубили моих рыцарей, вы обошлись с ними хуже некуда и этим меня безмерно огорчили.

– Сир, кто затевает безрассудное дело, того ждет расплата. Я ничего не сделал вам наперекор, и это я готов отстаивать против всех и каждого.

Четыре короля уговорили Гавейна снять доспехи. Сагремор, Ивейн и их соратники разошлись по домам; так же поступили и сотрапезники Круглого Стола. Они переоделись в придворное платье; кого не удержали дома раны и крайняя усталость, те прибыли во дворец и вошли в главную залу по двое, держась за руки. Короли встали и радушно их приветствовали. Королева подошла к ним и пригласила Гавейна, Ивейна и Сагремора сесть рядом с нею на одну скамью. Скоро оживились лица, все стали смеяться, шутить и беседовать, а королева всячески выказывала, как она рада видеть своих рыцарей столь благодушными. Те же, что от Круглого Стола, явно были настроены иначе: смущенные своим поражением, они сожалели, что заслужили его, и мечтали лишь найти способ унять гнев монсеньора Гавейна. Они сошлись на том, чтобы послать ко двору Хервиса Ринельского, Насьена и Синадоса, сочтя их самыми мудрыми и красноречивыми. Посланники эти предстали перед королем Артуром, держась за руки.

– Добро пожаловать, – молвил король, вставая.

– Сир, – начал Хервис Ринельский, – садитесь и вы, и те, кто рядом, чтобы послушать, о чем мы пришли сказать. Рыцари Круглого Стола прислали нас к монсеньору Гавейну, дабы объявить ему, что они готовы возместить возможный урон, нанесенный ими, в том виде, в каком решите вы и госпожа королева: они хотят остаться друзьями монсеньора Гавейна и его соратников.

– Госпожа, – сказал тогда король, – слышите, что говорит нам мессир Хервис; вы ведь не откажетесь по-доброму замолвить слово и попросите монсеньора Гавейна согласиться на мир, ему предложенный?

Королева одобрительно кивнула; но Гавейн молча отвернулся.

– Вот как! – говорит король, – вы не хотите принять предложения, которые вам делают столь достойные мужи?

– Достойные! – вырвалось у Гавейна.

– Несомненно, – ответил Артур.

– Признаю, – говорит Гавейн, – что им бы не помешало быть таковыми.

– Ну что ж, госпожа, – сказал король, – вижу, что только вы одна можете смягчить нашего милого племянника.

Тогда Гвиневра подошла к Гавейну и взяла его за руку.

– Сир племянник, вы знаете, что гнев часто ослепляет достойного мужа настолько, что уподобляет его людям недалеким; мы с королем просим вас отринуть все обиды; стране этой нужны во что бы то ни стало все ее защитники, а вас не так много против грозящих нам Сенов. Помиритесь же все друг с другом и не пытайтесь более разобщить и погубить себя на радость нашим истинным врагам.

Гавейн, до того молча внимавший речам королевы, вдруг рассмеялся:

– Ах! госпожа, госпожа, – промолвил он, – кто захочет у вас набраться разума, тому стоит лишь выслушать вас хорошенько. Хвала Господу, что он наградил нас обществом и советами столь доброй и мудрой дамы! Вот я весь перед вами, располагайте моим телом и душою, как вам угодно, лишь бы это не навлекло на меня позора.

– О! – отвечала королева, – невеликого ума была бы дама, способная ждать от вас хоть малейшей измены!

Вот так Гвиневра усмирила гнев монсеньора Гавейна. Хервис Ринельский, Насьен и Синадос ушли передать рыцарям Круглого Стола, чтобы те вернулись к королю и королеве. Подошли Ивейн, Сагремор и трое братьев Гавейна; им рассказали, что тут было, и убедили, что для них самое лучшее согласиться на мир.

Тогда рыцари Круглого Стола преклонили колени перед монсеньором Гавейном, подстелив под ноги полы своих плащей.

– Сир, – сказал Хервис Ринельский, – мы предлагаем вам любое возмещение, какое вам будет угодно, за причиненное нами зло.

Монсеньор Гавейн тотчас же поднял его, подав руку, а три его брата с Сагремором, Ивейном и их друзьями любезно помогли подняться остальным. Вся злоба улеглась; королева отпустила пленников, взятых во время баталии, одарив их новым платьем; наконец, согласились на том, что впредь рыцари Королевы и Круглого Стола никогда не будут биться друг против друга, разве только один на один, чтобы испытать, кто чего стоит. В ту пору рыцарей Королевы было всего девяносто; число их достигнет четырехсот, когда завершится многотрудный и полный чудес поиск Святого Грааля.

К тому времени разнеслась в королевстве Логр великая весть, что Святой Грааль, куда Иосиф Аримафейский некогда собрал кровь Господню[457]457
  См. роман «Иосиф Аримафейский», стр. 109. (Прим. перев.).


[Закрыть], пребывает в Великой Бретани вместе со святым копьем, коим был пронзен Иисус Христос. Оставалось тайной, в каком месте укрыто драгоценное сокровище; знали только, что благая участь найти его и положить конец всем превратностям уготована лучшему рыцарю на свете. Весть эту разносили неведомые голоса. Когда сотрапезники Круглого Стола узнали, чего следует ожидать от лучшего из рыцарей, они принялись за поиски, надеясь повстречать славного избранника судьбы, а при случае блеснуть своей доблестью и честью. Стоило лишь заговорить при них о некоем бравом рыцаре, как они пускались по его следам и разыскивали его год и один день, нигде не останавливаясь более одной ночи; если они его находили, то приводили ко двору, испытывали его рыцарские достоинства и принимали в содружество Круглого Стола. Возвратясь, каждый рассказывал о своих деяниях и приключениях, с добрым ли исходом или недобрым, ничего не скрывая. Четыре писца королевы Гвиневры записывали все слово в слово; оттого-то мы знаем о них, и память о них сохранилась.

Когда, как было сказано, установилось согласие между рыцарями Королевы и Круглого Стола, король Бан дал Артуру два добрых совета. Первый – заручиться обещанием от всех баронов своего двора никогда не сражаться меж собою на турнирах, а меряться силами только с рыцарями из чужеземных стран, если те явятся испытать свои силы против рыцарей Логра. Второй совет – продлить перемирие с владетелями уделов, доныне не признающими его за сына Утер-Пендрагона. Навряд ли эти сеньоры отвергли бы такое предложение: насколько велик был ущерб, ими уже понесенный, настолько же, верно, ощутили они нужду объединить все силы против Сенов, общих врагов Артура и каждого из них.

– А потому, – добавил король Бан, – следует направить к ним высоких и полномочных послов. Если бы я не боялся вызвать неудовольствие короля Лота, я предложил бы выбрать его; ибо никто другой не сможет так умело все уладить.

– Тем более, – поддержал Артур, – что он лучше всех знает, как подступиться к любому из этих государей.

– В том выборе, к которому склоняетесь вы, я вижу опасность, – возразила тут королева, – не лучше ли послать рыцаря, чья жизнь менее драгоценна?

– Нет, госпожа, – ответил король Бан, – простому рыцарю недостает весомости, чтобы повлиять на королей, воюющих с нами; скорее они прислушаются к монсеньору Лоту, давно принятому в их кругу и в их совете; он лучше изложит, чего требует общий интерес и как им соблюсти честь своих корон.

– Раз вы так думаете, – сказал король Лот, – я охотно соглашусь, но при условии, что и четыре моих сына поедут со мною.

Условие это опечалило короля Артура; он так любил Гавейна, что не решался его отпустить. Наконец, он уступил; король Лот и четверо его сыновей приготовились уехать завтра на рассвете.

Когда же все общество разошлось отдохнуть, Гиомар, кузен королевы, остался в нижней раздевальне наедине с Морганой, сестрой Артура. Моргана в это время перематывала золотую нить, из которой собралась делать чепец для жены короля Лота, своей сестры. Девица эта знала многие науки, обладала нежным и приятным голосом и живейшим умом. Мерлин открыл ей великие тайны астрономии; к тем первым урокам она прибавила еще, так что люди в этом краю называли ее не иначе, как фея Моргана. Она была смуглолицей, стройной и гибкой, дородной в меру – не слишком худа и не слишком толста. Ее точеной головке могла бы позавидовать любая женщина; рук столь совершенной формы не видали в целом свете; плоть ее благоухала молоком; добавим, что она умела убеждать своим живым красноречием. Притом она была самая пылкая и сладострастная женщина во всей Великой Бретани. Когда ее не увлекала безрассудная страсть, она была добра, мила и ко всем благосклонна; но стоило ей кого-нибудь возненавидеть, она и слышать не желала о примирении. Этого было предостаточно и в отношениях с королевой Гвиневрой, дамой, которую ей пристало бы любить больше всех, но которой она смертельно досадила; она навлекла на нее такой позор, что повсюду породились сплетни, как будет о том рассказано позже[458]458
  Имеется в виду эпизод из романа «Ланселот Озерный». (Прим. перев.).


[Закрыть].

Итак, Гиомар вошел в каморку, где сидела Моргана, и ласково приветствовал ее, пожелав, чтобы Бог даровал ей добрый день. Моргана поздоровалась в ответ. Он подошел, сел возле нее, взял между пальцев золотую нить и спросил, что за вещицу она задумала. Гиомар был высок, ладно скроен телом, лицом свеж и румян; волосы его были светлы и кудрявы, уста улыбчивы и приятны. Моргане нравилось смотреть на него и слушать: все ее влекло в Гиомаре, и его слова, и он сам. Он отважился просить ее любви; Моргана зарделась и отвечала так, как он надеялся; и тотчас ее обуяла такая страсть, что она не отказала ему ни в чем. Он стал ее обнимать, прижимать к груди; наконец, при содействии госпожи природы они упали на большое и красивое ложе и сообща сыграли в игру, известную каждому. Они долго оставались так вдвоем и встречались еще и в последующие дни, притом никто даже не догадывался об их сговоре. Но потом Гвиневра, кое-что проведав, вынудила их разлучиться. Оттуда и пошли те буйные порывы ненависти и злобы, которых ничто не могло ни успокоить, ни смягчить.

IX. Путешествие Лота с сыновьями. – Элиэзер, сын короля Пеля Листенойского. – Переговоры в Арестуэле Шотландском

Король Лот и четверо его отважных сыновей выехали из Лондона на рассвете через Бретонские, или Британские ворота и очутились на дороге, ведущей к городу Арестуэлю в Шотландии[459]459
  Исследователи Артурианы сомневаются, что город Арестуэль (Арестель) находился в Шотландии. И в самом деле, судя по описанному далее маршруту, наши герои путешествуют, не выходя за пределы Уэльса. (Прим. перев.).


[Закрыть], который отстоял на четыре лье от земель, захваченных Сенами. Им нужно было миновать Еловый замок, пересечь Рестокскую равнину, войти в Колючую чащу, проехать вдоль берегов Северна, добраться до Камбеникской равнины, затем до города Норгалля и, наконец, до Арестуэля. Пять подручных верхом сопровождали их, чтобы им прислуживать, вести боевых коней, нагружать и разгружать вьючных лошадей. Им открылась Рестокская равнина, и они уже порадовались, что доехали без приключений, как вдруг пришлось остановиться в виду обоза с добычей и пленниками, который две сотни Сенов сопровождали к Кларенсу, осаждаемому в то время их королем Харгодабраном. Пленники были крепко привязаны к подбрюшьям лошадей, их то и дело били палками и ремнями. Верховодили безбожниками Сорбарес, Монаклен, Сальбрюн, Изорес и Кларидон. Кларидон ехал на Грингалете, коне, равного которому не было в целом мире: он пробегал десять лье, ни разу не пришпоренный, и притом ни одна капля пота не орошала его круп, голову, плечи или уши. При виде Бретонцев Сены завопили:

– Сдавайтесь! мы охраняем эти подходы именем короля Харгодабрана; мы отведем вас к нему.

Гавейн, его отец и братья поспешно сели на боевых коней и пришпорили их, чтобы миновать заслон.

Завязался долгий бой, от подробностей которого мы вас избавим; скажем лишь, что, благодаря мужеству Гавейна, довольно плохо вооруженные Сены вынуждены были освободить проход и что короли Сальбрюн и Монаклен нашли там свою смерть. Там-то Гавейн и завладел Грингалетом, Кларидоновым конем, за которого он отдал бы замок Глоседон и слава которого стала с тех пор неотделима от его собственной. Что же касается его доброго меча Эскалибура, то, как уже было сказано, это был дар короля Артура, который в свое время вытащил его из наковальни.

Пока рыцари сражались, оруженосцы и слуги отвели ездовых лошадей в ближайший лес; они вернулись, как только увидели, что поле свободно, а Сены со всех ног бегут к Кларенсу. Лот и его сыновья ожидали их с нетерпением, ибо были изнурены усталостью, а их амуниция вся помята, поломана или разбита.

Лес, куда они углубились ближе к полуночи, был велик и обширен. Они набрели на жилище, похожее на дом лесника. Оно было окружено большими полноводными рвами и обнесено оградой из тесно подогнанных дубовых бревен, покрытых слоем крепких, острых колючек. Чистый случай навел их на след потайной дверцы; они в нее постучали.

– Добро пожаловать, господа рыцари, – сказал один из сыновей лесника, который им открыл и провел на обширный двор; здесь они спешились; юноша ввел их в нижнюю залу, где их встречали вавассер, его жена, трое юнцов помладше и две прекрасные дочери. При виде их все поднялись; им принесли горячей воды умыться; плечи их укутали плащами. Когда накрыли столы, они сели за трапезу: вавассер рядом с королем Лотом, хозяйка дома рядом с Гавейном; сыновья подавали блюда, а девицы предлагали вино[460]460
  Вино вместо ячменного пива, что в очередной раз говорит о французском происхождении рассказчика. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], разглядывая молодых чужеземцев. Когда скатерти были убраны, вавассер обратился к королю:

– Сир, если вы сочтете это уместным, я спрошу, кто вы.

– Я вам скажу, – ответил Лот, – но прежде соблаговолите сказать мне, кому принадлежат этот лес и земля, где мы находимся.

– Королю Клариону Нортумбрийскому, у которого я служу лесничим.

– Кларион, – отозвался Лот, – благороднейший из мужей, мне известных; и, по-моему, он не мог выбрать себе лучшего лесничего. У вас прекрасная и любезная семья.

– Моим детям было кому подражать, – сказал вавассер, – из их родни многие служат при дворе короля Артура; их даже приняли в число рыцарей королевы Гвиневры, в именитый круг, мне говорили, учрежденный монсеньором Гавейном, сыном короля Лота. К тому же я узнал, что король Лот помирился с королем Артуром.

– Кто же эти рыцари, – спросил Лот, – родня ваших детей?

– Дама, которую вы видите, приходится сестрой отцу Мерожиса из Порлегеза, двоюродной сестрой Эглису Долинному и Каэдину Малому; Ивейн Лионельский мне племянник по моему брату Грандалису, владельцу замка Гренфор. Сам я раньше владел обширными землями, но их разорили Сены. Я Минорас, хозяин Нового замка в Нортумбрии[461]461
  Очевидно, это нынешний крупный город Ньюкасл. Весь этот любопытный рассказ о посольстве Лота опущен во многих рукописях. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

– Боже мой! – сказал король Лот, – я знаю всех, кого вы назвали; они из лучших рыцарей. Но дай Господь, чтобы на вашем месте оказался король Кларион! Мне нужно с ним поговорить, и я не успокоюсь, пока не повидаюсь с ним. А пока говорите всем, кто вас об этом спросит, что нынче ночью вы приютили короля Лота Орканийского и четырех его сыновей.

– Монсеньор, – воскликнул Минорас, бросаясь на колени, – простите ли вы, что мы оказали вам так мало почестей?

– Встаньте, вы сделали довольно, чтобы скрепить нашу дружбу на всю жизнь. Знайте, что мы хотели бы собраться на совет с баронами этой страны, чтобы предложить им соединить их войска с нашими, забыть всевозможные распри и думать только о том, как изгнать Сенов с острова Бретань.

– Где вы хотите устроить это собрание? – спросил Минорас.

– В Арестуэле Шотландском, на самом ближнем рубеже.

– Если вам угодно, монсеньор, я съезжу известить короля Клариона.

– Буду вам весьма признателен. Скажите ему, что я жду его в Арестуэле в сентябре на день Богородицы[462]462
  Здесь все рукописи содержат эту дату, тогда как следующий эпизод заменяет ее на день Святого Варфоломея. Одно это уже могло бы навести на мысль, что история с королем Пелем и его сыном – дело рук собирателей. В рукописи 747, после фразы о том, как гости Минораса идут отдыхать, почти целая страница оставлена чистой, а эпизод с сыном Пеля написан другой рукой. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Минорас обещал сделать, как пожелал король Лот; но близилась ночь, постели были приготовлены, и они разошлись отдыхать после многих тягот прошедшего дня.

(Здесь самые полные тексты без подготовки переносят нас к королю Пелю, о котором мы до сих пор едва слышали. Это, возможно, единственный сохранившийся фрагмент некоей сюжетной ветви, которую собиратели позже изъяли. Как я предполагаю, эта ветвь была сочинена еще Робером де Бороном и содержала продолжение приключений Алена и его братьев)[463]463
  См.: Переход к «Мерлину», стр. 274. (Прим. перев.).


[Закрыть].

У короля Пеля был сын, красивый отрок пятнадцати лет отроду. Когда отец спросил его, не желает ли он быть посвящен в рыцари, он ответил, что мечтает испросить себе доспехи у самого лучшего рыцаря на свете.

– Долго же вы можете прождать, – сказал отец.

– Я готов служить ему три года, чтобы удостоиться желанной чести. И знаете, зачем? Чтобы навести его на дорогу, идущую к нам, и избавить от тяжких испытаний, его поджидающих, как я не раз слышал от вас. К тому же я буду безмерно рад, если увижу, что мой дядя исцелится от ран, изъязвивших его ноги.

– Ах, сынок! – ответил король Пель, – напрасно вы будете прокладывать дорогу этому рыцарю, он доберется сюда не иначе, как силою своих подвигов. Только после череды чудесных испытаний он сможет узреть Святой Грааль, хранимый моей пятилетней дочерью, от которой в законном браке родится тот, кто завершит времена превратностей и приключений. Вы же знаете, что завершить их суждено трем особам, исполненным благочестия: первые две – девственницы, а третий – муж, хранящий целомудрие.

(Этот раздел наверняка подвергся переделке; по крайней мере, его рассогласовали с Иосифом и Мерлином Робера де Борона, чтобы лучше увязать с генеалогией, которой заканчивается Святой Грааль. Там Иосиф-сын передает священный сосуд своему кузену Алену, сыну Брона; Ален передает его Иошуа в городе Корбенике, от Иошуа он переходит к его потомкам: к Альмонадапу, зятю короля Луция, к Картелуа, Мануэлю, Ламбуру, которые все носили прозвание Короли-Рыболовы. Королю Ламбуру наследует Фелеан (Пелехан) Увечный, отец королей Пеля, Пелинора и Элена. Автор Святого Грааля забывает, что в Иосифе Аримафейском король Мордрен Увечный должен был пережить всех своих современников и на протяжении нескольких веков ожидать целомудренного рыцаря Галахада, которому было на роду написано завершить приключения Святого Грааля. По-видимому, в работе составителей окончательного текста произошла путаница, выбраться из которой было уже невозможно).

Сын короля Пеля настоял на том, чтобы ехать ко двору Артура, в надежде принять посвящение от Гавейна. Он отбыл на другой день верхом на иноходце, взяв с собою лишь одного оруженосца. Они без помех добрались до Рестокской равнины. Но на берегу ручья, вытекающего из Соснового ключа, обосновались два короля-безбожника, Пинорес и Манакис, ведшие подкрепление в пятьсот человек из Скалы-у-Сенов к Кларенсу. Воины ели и пили в прохладе ручья и в тени деревьев, пока их лошади мирно паслись на равнине.

Как только юноша приметил Сенов, он потребовал свои доспехи и пересел с иноходца на боевого коня, которого вел Лидонас, его оруженосец. С мечом у луки седла и глефой в руке он поскакал что было сил. Увидев его издалека, Пинорес отрядил одного из своих людей спросить, кто он, откуда и куда держит путь.

– Мы из соседних краев, – сказал юноша, – и едем по своим делам.

– Задержать его и привести ко мне! – велел Пинорес своим людям; и более сорока их выехали верхом, чтобы исполнить его приказ.

Юноша то и дело пришпоривал коня; но видя, что его нагоняют, внезапно обернулся и нанес смертельный удар тому, кто был ближе всех; затем продолжил свой бег. Настигнутый вновь, он вскоре оказался в окружении двадцати или тридцати Сенов, наседавших на него с копьями, и вот уже кольчугу его разорвали, а шлем на голове помяли; но каждым ударом копья он убивал или спешивал то одного, то другого. Когда сломалась глефа, он выхватил меч и оборонялся по-прежнему; но наконец, весь израненный, он приник к шее своего коня, все еще доставая ударами тех, кто посмел подойти слишком близко. Рано или поздно он упал бы замертво или попал в плен, если бы Бог не послал ему нежданную помощь. Тут нам самое время вернуться к королю Лоту и его сыновьям, которых мы покинули при расставании с лесничим.

Когда сыновья Минораса уехали уведомить короля Клариона, чтобы он прибыл на собрание в Арестуэле, Лот и четверо его сыновей снова углубились в лес. Погода была тихая, воздух теплый, трава влажная от утренней росы; на деревьях наперебой распевали птицы; словом, все наводило наших отроков на мысли о любви. Первым ехал Гахерис, затем Гарет, затем Агравейн; наконец, немного поодаль, король Лот и Гавейн. Гарет, самый влюбчивый, запел новую песню, да таким нежным голосом, что, казалось, очаровал даже птиц. Когда солнце поднялось, Гарет остановился, чтобы приноровиться к шагу своих братьев.

– Споемте вместе, – сказал Гахерис; и вскоре голоса их слились в сладчайшие и прелестные созвучия.

Когда они закончили, Гахерис спросил:

– Братцы, во имя отца родного, что вы бы сделали, если бы сейчас в этом лесу встретили одну из дочерей Минораса? Ну-ка, Агравейн, говорите первым; вы ведь у нас старший.

– Уж я бы, – сказал Агравейн, – обошелся с ней в свое удовольствие, хочет она того или нет.

– О! вот от этого я бы воздержался, – возразил Гарет, – я бы отвел малютку в надежное место, где ей некого и нечего будет бояться.

– А я, – сказал Гахерис, – помиловался бы с нею, если она не против, но ни за что на свете не стал бы насильничать. Что за удовольствие, если эта забава не будет ей так же приятна, как и мне?

Они еще спорили, когда Лот и Гавейн догнали их, услышав их разговоры.

– Рассудите, – сказали три брата, – кто из нас сказал лучше всех.