Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл"

II. Нашествие Сенов. – Прибытие Артура в Кармелид. – Юные годы Галескена, Гавейна, Агравейна, Гахериса и Гарета; Ивейна Большого и Ивейна Побочного; Сагремора Константинопольского

Одиннадцать королей, дважды поверженные Артуром, собрали разбитое войско в городе Сорхо, владении короля Уриена Уэльского. Там их принял Бодемагус, Уриенов племянник. Но едва они прибыли, как разнесся слух о вторжении Сенов в Корнуай и в Орканию[378]378
  У Сенов предводителями были короли Брангор, Морган и Хардибран, или Харгодабран, в прошлом вассалы Хенгиста. (Прим. П. Париса).
  В романе Т. Мэлори «Смерть Артура» саксонцы (Сены) здесь заменены сарацинами. Мы не знаем, допустил ли эту замену сам англосакс Мэлори из соображений «политкорректности», или она уже имелась в поздних версиях артуровских легенд. Мэлори вообще старательно избегает эпизодов, затрагивающих войну с саксонцами. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Те уже начали осаду замка Вандебьер у пределов Корнуая. Как же было королям устоять и против язычников, и против сына Утер-Пендрагона? Как уповать на почетный мир с сюзереном, ими не признанным? Тех государей, на кого они могли положиться, нужда самих заставила оборонять свои земли. Король Леодаган Кармелидский, к примеру, едва сдерживал натиск могучего короля Риона; Пель Листенойский поневоле сидел у короля Пелинора, своего брата, и в надежде обрести исцеление ожидал пришествия того, кто положит конец поискам Грааля[379]379
  Этот эпизод подробно изложен у Мэлори: король Пель (Пелам) получил «плачевный удар» от рыцаря Балина и «пролежал жестоко изувеченный много лет, покуда не исцелил его Галахад». (Прим. перев.).


[Закрыть]; второй его брат, Альфазан, делил с Пелинором его участь и далекие чаяния. Что же до короля Сорлуа[380]380
  В англоязычной Артуриане остров Сорлуа (Сорелойс) раполагают между Уэльсом и Дальними островами (возможно, Гебридами). Мы еще попадем на этот остров в романе «Ланселот Озерный». (Прим. перев.).


[Закрыть], до Брангена с Затерянного острова, до Амадориана и Кламадана, им нелегко было бороться против Галеота, сына великанши с Дальних Островов, который домогался от них присяги на их земли.

Однако сетования были тщетны. Траделинан, король Норгалльский, разъяснил им с легкостью, что после недавних бед они и помыслить не могут навязать Сенам решительный бой; что лучше укрепить рубежные города и оттуда донимать врагов, не давая им пополнить съестные припасы, до той поры, когда на них, мучимых голодом, можно будет напасть превосходящими силами и вынудить покинуть страну. А потому Идер, король Корнуайский, закрылся в Нанте, у границ королевства Бретань[381]381
  Нельзя не видеть в столь смутных указаниях мест новое доказательство переделок, из-за которых полностью потерялись следы этих привязок к местности. Как это Лот одновременно король Оркании, Леонуа и части Корнуая; откуда в Корнуае – город Нант в Бретани? Нужно отказаться от попыток распутать эти клубки и ограничиться повторением, что в наших сказаниях легенды Арморики постоянно переплетаются с легендами острова Британия. (Прим. П. Париса).
  Не исключено также, что средневековые переписчики кое-где путали Корнуай (фр. Cornouaille) с Корнуоллом (фр. Cornouailles), лежащим по другую сторону Ла-Манша. (Прим. перев.).


[Закрыть]; Нотр Гарлотский в Видесане, на другом краю Корнуая; Лот в городе Галоне; Кларион Нортумбрийский в Белланде; Король с Сотней Рыцарей в Малеоте, где правил не он, а одна благородная дама, о которой речь зайдет много позже[382]382
  А именно, в романе «Ланселот Озерный». (Прим. перев.).


[Закрыть]. Траделинан оборонял свой город Норгалль, неподалеку от Скалы-у-Сенов, где жила Камилла, сестра Харгодабрана – в те времена самая искусная колдунья после Морганы, Артуровой сестры, и Вивианы, вызнавшей все тайны природы у Мерлина. Карадок подался в Эстрангор, тоже недалеко от Скалы-у-Сенов, а Агизель Шотландский – в Горанж, или Коранж, большой и богатый город в двадцати шотландских лье от замка Ван дебьер[383]383
  На листе 112 [рукописи] Вандебьер оказывается в Корнуае, что совсем не согласуется с указанным расстоянием. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], осаждаемого Сенами. Герцог Эсканс укрепил город Корбеник, или Камбеник, ближайший к Скале-у-Сенов и к Аронделю, уже вполне оснащенному для обороны королем Артуром. Уриен остался в своем городе Сорхо, в десяти днях пути от Вандебьера.

Таков был оборонительный расклад десяти или одиннадцати королей, сплоченных против нашествия Сенов, которым они пресекли путь, не пытаясь, однако, отвоевать у них Скалу-у-Сенов или заставить снять осаду Вандебьера.

Что же делал в это время король Артур? По совету Мерлина он покинул свой город Логр и, взяв с собою королей Бана и Богора, выехал как простой странствующий рыцарь искать службы в войске короля Кармелидского Леодагана, которому сильно докучал грозный король Рион с Острова Великанов и из Пастушьей Земли[384]384
  Остров Великанов – это Дания, а Пастушья Земля – Исландия или Норвегия. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Рион этот вынудил двадцать девять королей расстаться с бородами, чтобы было чем подбить его королевскую мантию, теперь же задумал выбрить челюсть Леодагану и, стремясь добыть сие славное руно, пошел войной на Кармелид.

По примеру романиста, мы оставим здесь короля Артура и короля Кармелидского, чтобы заняться его юными племянниками, впервые выведенными на сцену, которую они позже наполнят ослепительной славой своих приключений.

Мы упоминали, что король Нотр Гарлотский был женат на одной из единоутробных сестер Артура. Дама эта звалась Блазина[385]385
  В других источниках эта сестра, супруга Нотра, зовется также Элей-на и Моргана (по прозвищу Фея). (Прим. перев.).


[Закрыть], дочь Игрейны и герцога Хоэля Тинтагельского. От их брака родился благородный Галескен, которому шел уже шестнадцатый год и которому предстояло однажды занять место среди двухсот пятидесяти рыцарей Круглого Стола.

В одно прекрасное утро Галескен подошел к своей матери с такими словами:

– Матушка, правда ли, что вы дочь герцогини Тинтагельской и сестра того самого короля Артура, что с малыми силами обратил в бегство одиннадцать королей?

Блазина отвечала, прослезившись:

– Конечно, сынок; король Артур – ваш дядя и мой брат; а еще он близкая родня вашему отцу, королю Нотру, как я слышала частенько от вашей бабки, королевы Игрейны.

– Если так, – ответил Галескен, – я добьюсь, чтобы мой дядя Артур сам препоясал меня рыцарским мечом, и ни за что на свете я не оставлю его дружину.

После того юноша возвратился в свой покой, призвал гонца и наказал тому пойти передать от него Гавенету[386]386
  Уменьшительное от «Гавейн». Точно так же Ивонет – это юный Ивейн. (Прим. перев.).


[Закрыть], старшему сыну короля Лота, просьбу прибыть на третий день Пасхальной недели к Новому замку, в Бредиганском лесу[387]387
  В рукописи 747, л. 107, об., написано Броселианд; наверно, это ошибка или, скорее, следствие смешения валлийско-бретонских и арморико-бретонских сказаний. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], куда он и сам приедет, чтобы потолковать с ним об одном важном деле.

Как вы уже знаете, у короля Лота было четыре сына, не считая Мордреда, истинный отец которого вам известен не хуже. Звали этих четырех Гавейн, Агравейн, Гахерис и Гарет.

Однажды юный Гавенет возвращался с охоты, одетый в сугубо походное платье, какое мог зимой носить оруженосец; он вел двух борзых на поводках, а следом бежали две ищейки. Гавенет был высок и хорош собою. Послушайте, какой дар он получил при рождении: он вставал поутру одним из бравых рыцарей сего мира; к шести часам сила его возрастала вдвое, а к девяти часам – вчетверо; когда звонили полдень, он снова был таков, каким пробудился, затем удваивал силы к Девятому часу и учетверял к часу Вечерни, к полуночи. Такова была природа Гавенета[388]388
  Гавейн (Гвалхмай из кельтских легенд, Вальваний у Гальфрида Монмутского) – не только один из самых популярных, но и, по-видимому, один из самых древних персонажей Артуровского мира. Исследователи видят в нем многие черты солярного героя (т. е. связанного с культом Солнца); возрастание и убывание силы в течение дня – одна из них. (Прим. перев.).


[Закрыть].

Его мать[389]389
  Имя матери Гавейна также варьирует в легендах Артурианы: Моргауза, Анна, Белизанта, Гвиар и т. д. (Прим. перев.).


[Закрыть] сидела у камина перед жарким пламенем: она печально размышляла о баронах, не признающих короля Артура, о нашествии Сенов, о том, не окажется ли земля Бретани навеки во власти безбожников. Увидев слезы, струящиеся по лицу матери, Гавейн спросил:

– Матушка, отчего вы так плачете?

– Разве нечего мне оплакивать? – ответила дама. – Я вижу, как вы теряете время на вздор, когда вам подобало бы уже стать рыцарями и носить оружие при дворе вашего дяди, короля Артура. Так вы подвели бы дело к миру между своим отцом и дядей. Это ли не великая гордыня и великая вина баронов – не признавать Артура и продолжать войну, не угодную Господу Богу, как видно по несчастьям, от нее проистекающим? Пока они бегут от Артура, Сены вторгаются в их земли и обращают все в прах. А вы и не помышляете, как их помирить, а тратите время впустую, гоняясь за зайцами в поле.

– Как, матушка, – воскликнул Гавейн, – так это правда, что король Артур – ваш брат и наш дядя?

– В этом не сомневайтесь, сынок.

И тут она рассказала, как Артур был зачат, воспитан у Антора, признан Мерлином, Ульфином, архиепископом; как выдержал испытание каменной плитой.

– Раз такое дело, – сказал Гавейн, – перестаньте плакать, матушка; помяните мое сыновнее слово, я приму шлем на голову и меч на пояс не иначе, как из рук короля Артура. Я поеду с братьями в Логр, чтобы получить от него доспехи и впредь поддерживать его против всех и каждого, кто вздумает его свергнуть.

– Не мне отговаривать вас, сынок, ведь последняя моя надежда – на доброе согласие между королем, моим супругом, и королем, моим братом.

Тут в залу вошли Агравейн, Гахерис и Гарет. Королева пересказала им свою беседу с Гавенетом.

– Верно, братец, – сказал Агравейн, – вас же первого надо пристыдить; вы у нас старший, вам и положено представить нас ко двору короля Артура, а не на охоту водить. Не дадим поймать себя в западню, как малых птенцов: отсюда до Сенов один день пути; как же их изгнать с наших земель без короля Артура?

Гавейн не стал выговаривать брату за такие речи.

– Осталось лишь собраться, – сказал он, – через две недели выезжаем.

– Не беспокойтесь ни о чем, мои милые, – ответила мать, – я распоряжусь о ваших доспехах и лошадях; вам останется только сесть и поехать, спаси и сохрани вас Господь.

На другой день после столь важного решения Гавенет получил послание от кузена Галескена, назначавшего ему встречу у Нового замка, в Бредиганском лесу. Гавейн ответил на его призыв, и в третий день Пасхальной недели четверо братьев были в означенном месте.

– Кузен, дорогой мой, – сказал Гавенет Галескену, – я не хотел бы пренебречь тем, чего желаете вы, но я задумал другой поход, крайне желательный для меня.

– Сир, – спросил Галескен, – куда же вы хотите идти?

– Я хочу, – ответил Гавейн, – пойти служить самому доблестному, самому великодушному, самому честному, самому милосердному и самому высокочтимому из всех рыцарей на свете.

– Ого! – отозвался Галескен, – скажите нам имя этого рыцаря; это, часом, не тот ли, о ком я собирался вам говорить?

– Имя его, – сказал Гавенет, – не из тех, что боязно произносить среди добрых людей. Это монсеньор Артур, наш дядя, с которым местные бароны затеяли столь злобную распрю. И знайте, что я в жизни не буду носить другого меча, кроме того, что приму от него.

При этих словах Галескен бросился к Гавенету с распростертыми объятиями:

– Я же к тому и просил вас встретиться, – сказал он, – чтобы вместе обсудить, как бы нам добраться до короля Артура и просить у него посвящения.

Радостно простившись, юноши так принялись за дело, каждый на своем месте, что сумели собрать семь сотен ратников, с которыми они вышли в поход и прибыли в земли, где уже стали разбойничать Сены. При въезде в королевство Логр им повстречался обоз с провизией, которую три тысячи безбожников везли в Скалу-у-Сенов близ Аронделя. Выбор был сделан без промедления: они решили умереть или отобрать добычу.

– Вот и увидим, кто чего стоит, – сказал Гавенет, – ведь мы в своей вотчине, и мы защищаем свое право от тех, кто портит и грабит наше добро.

Три тысячи Сенов не устояли перед яростью семисот бойцов. Гавенет, вооружась секирой, ибо был еще не вправе носить меч, повсюду сеял ужас на своем пути. Все Сены полегли, кроме нескольких беглецов, принесших в их стан весть о беде; язычники тотчас взялись за оружие и бросились к полю боя; но лишь для того, чтобы довершить триумф пяти юных воителей.

Рассказ об этой двойной битве привносит в роман тот импульс развития, которого достоин первый подвиг Гавейна – предзнаменование всего, чего стоит ожидать впоследствии от него, его братьев и их кузена Галескена.

Горожане Логра, подоспев вовремя, чтобы завершить разгром Сенов, с почетом привели юношей к себе; а Гавенет, не найдя короля Артура в городе, счел за лучшее в нем остаться, дабы обеспечить ему защиту от любых посягательств и досаждать Сенам, рассеянным в округе.

В это самое время другой племянник Артура задумал то же, что его кузены. Это был юный Ивейн, старший сын короля Уриена и Хермезанты, сестры короля Артура[390]390
  Имя этой сестры также разнится от одного источника к другому. Некоторые легенды говорят, что Моргана была супругой Уриена (а не Нотра, как сказано выше). (Прим. перев).


[Закрыть]. У Ивейна был брат, рыцарь отменный, но более кичливый и куда менее благонравный; его звали Мелеаган, и книга о Ланселоте поведает о нем немало[391]391
  О нем же повествует роман в стихах Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь Телеги». Правда, в обоих этих произведениях Мелеаган представлен как сын не Уриена, а Бодемагуса (Бадмагю), который у нас оказался племянником Уриена. (Прим. перев).


[Закрыть]. Отец их, ведя войну против Сенов, вверил защиту города Сорхо им обоим вкупе со вторым Ивейном, по прозванию Побочный[392]392
  В оригинале – avoutre (ст. – фр.): ребенок замужней женщины, рожденный ею не от мужа (в отличие от более общего обозначения bâtard – внебрачный ребенок, который мог быть рожден и девицей). (Прим. перев.).


[Закрыть], ибо Уриен породил его с женою своего сенешаля. То была дама несравненной красоты; и король до того любил ее, что пять лет прожил врозь со своею супругой королевой; и чтобы его вразумить, на земли его наложили интердикт[393]393
  Временный запрет на отправление всех церковных действий, налагаемый католической церковью на определенную местность, реже – и на всех ее жителей (где бы они ни были), либо на конкретных личностей. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Оттого только и пришлось ему оставить жену сенешаля; но он не терял из виду дитя, рожденное ею; и видя, как мальчик мужает и хорошеет, он воспитал его вместе со своим старшим сыном и отдал ему добрые земли под присмотром целого сонма челяди. Что же до первого Ивейна, прозванного Большим, чтобы различать его со сводным братом-бастардом, он был и хорош собою, и уже на диво силен; едва прослышав о подвигах своего дяди Артура, он отказался от мысли принять доспехи из отцовских рук и от кого бы то ни было, и часто ему случалось говорить своему брату Ивонету Побочному, что он вовсе не станет носить меч, если не примет его от Артура. Тут дошли вести о походе Гавенета с братьями и Галескеном; о добыче, захваченной ими у Сенов, и об их пребывании в городе Логре. Ивонет Большой не мешкая пошел к королеве Хермезанте.

– Милая матушка, – сказал он, – ведь вот мои кузены подались ко двору короля Артура проситься на службу. Позвольте и мне сделать то же, я хотел бы последовать за ними. Вы ведь знаете, отец обещал, что его земля после него достанется племяннику Бодемагусу; та же, что вы принесли ему в приданое, должна отойти ко мне. Прошу вас, матушка, отпустите меня с моими кузенами; не они одни жаждут боя со смертельным врагом, я тоже; а изгнать его нам вряд ли мыслимо без помощи короля Артура. Но каково бы ни было ваше слово, матушка, я не буду перечить вашей воле и огорчать вас.

Услышав от сына такие речи, дама не могла сдержать слез нежности и радости.

– Милый Ивонет, сынок, – сказала она, – откуда взялись у вас силы и желание покинуть меня ради человека, вам не знакомого?

– Ах, матушка! из всего, что о нем говорят добрые люди, я уже понял, что король Артур – ваш брат и мой дядя; а значит, я буду полным ничтожеством, если останусь в стороне, где не смогу проявить ни малейшей отваги, пока кузены мои сражаются с Сенами и защищают землю Логра.

– Ну что ж, я согласна на ваш отъезд; но действуйте тайно, и пусть ваш отец ничего не знает. Подумайте о том, чтобы подобрать себе спутников; а я займусь вашей одеждой, лошадьми, оружием и теми деньгами, что могут вам понадобиться.

– Благодарю вас, милая матушка! – сказал Ивонет; не теряя времени, он зашел к Ивонету Побочному, и тот заверил, что будет рад поехать с ним. Отъезд был отложен на неделю, а они пока собрали три сотни ратников, желающих быть в их дружине. В урочный день они поднялись после первого сна, около полуночи, и отправились в путь по дороге к Логру, где мы не преминем снова встретиться с ними.

Нельзя не заметить здесь, что всех наших юнцов вдохновляют души и сердца их матерей, всецело влияющих на их решения. Правда, все они сестры Артура, если их не связывают с ним еще более могучие тайные узы. Но это заставляет все же признать ту степень влияния, которую женщины имели тогда в своем доме и среди своих детей. Что касается истории сенешаля короля Уриена и матери Ивонета Побочного, это явно вариант исходного лэ, который будет вскоре развит с привлечением на главные роли сенешаля Кармелидского и его дочери, второй Гвиневры.

И еще один отрок, рожденный для столь же великих деяний, собрался в то время в дорогу, дабы принять посвящение от Артура. Это был наследник Константинопольской империи, внук императора Адриана, чьи богатства ему предстояло унаследовать. У Адриана было всего двое детей, и притом обе дочери: одна – супруга короля Брангора, другая – вдова короля Венгрии и Валахии, который оставил ей сына непревзойденной красоты и великой отваги. Сагремор – так его звали, – узнав о пришествии, избрании и первых победах Артура, сказал себе, что если ему вручит доспехи такой государь, то уж непременно укрепит его в доблести, верности и отваге. С тех пор, глухой ко всем увещеваниям деда, императора Адриана, он твердил, что желает ехать за море, высадиться в Великой Бретани и быть возведенным в рыцарское достоинство рукою короля Артура. Пришлось уступить: был снаряжен богатый корабль, юный Сагремор распростился с королевой-матерью и императором. После благополучного плавания он достиг бретонских берегов в то самое время, когда Галескен, Гавейн и его братья впервые скрестили оружие с Сенами, как о том уже рассказано.

Оставим же их – одних на сходнях корабля, других на постое в городе Логре – пока не представится случай к ним снова вернуться. Перенесемся в Кармелид, куда накануне прибыли три всадника, чьи имена и звания никому не ведомы, а это не кто иные, как три короля: Артур Логрский, Бан Беноикский и Богор Ганнский.

III. Артур у короля Леодагана Кармелидского. – Он влюбляется в Гвиневру

Романы Круглого Стола – книги в такой же степени познавательные, как и занимательные. Вот так мы узнаем из них, что первой заботой трех королей после победы под Бредиганом было сложить огромную кучу трофеев, взятых у вассальных правителей.

Прослушав мессу, короли вернулись туда, где была собрана добыча, и разделили добро между теми, за кем они знали нужду в нем, будь то рыцари или слуги, ничего себе не оставив. Они роздали так ездовых и боевых коней[394]394
  В рыцарских походах и боевых действиях использовались лошади с тремя четко разделенными функциями: парадные (ездовые), боевые и вьючные. Этим объясняются все эпизоды в описании поединков и битв, когда рыцарь, прежде чем ринуться в бой, должен был пересесть на боевого коня, ведомого оруженосцем. (Прим. перев.).


[Закрыть] и шелковые ткани; а после того распустили всех своих людей, кроме тех, кому надлежало быть при них в Кармелиде. Победители Бредиганские, разойдясь по домам, на отданную им долю добычи обзавелись землями, поместьями, рентами и строениями, что позволило им жить в большой чести. Так и следует обходиться со сподвижниками и ратными людьми, чтобы они всегда несли верную службу. Вот так же юный Гавейн поделил все после битвы под Аронделем:

«Тогда горожане Лондона снесли перед ними все добро и всю добычу и сказали Гавенету, чтобы он разделил это по своей воле. Гавенет отвечал, что вникать ни во что не желает и что До Кардуэльский управится с такими заботами лучше него. Ибо, добавил он, ему лучше меня ведомы бедные и страждущие. Жители Лондона, слыша такие речи, восхваляли его, мол, недаром он слыл человеком чести».

Между тем Артур, Бан и Богор, в сопровождении Мерлина и тридцати семи рыцарей[395]395
  Этими тридцатью семью рыцарями, которые так хорошо покажут себя под Кароэзой, главным городом Кармелида, были: 1. Антор; 2. Ульфин; 3. Бретель; 4. Кэй-сенешаль; 5. Лукан-бутельер; 6. Грифлет, сын До Кардуэльского; 7. Морук со Скалы; 8. Гинан Белокурый; 9. Дриан Лесной; 10. Белинас Любострастный из Девичьего замка; 11. Ладинас Любострастный из Беноика; 12. Ланден, или Фландрен Бретонец из Дамского замка; 13. Аморет Смуглый; 14. Талас Рыжий; 15. Блиос из Цитадели; 16. Блиоберис; 17. Барет Кариньянский; 18. Мелиадус Белокурый; 19. Амадан со Взгорья; 20. Зеней Богач; 21. Пласид Бедняк; 22. Планта-лис с Ополья; 23. Кристуфль Горный; 24. Эглис Долинный; 25. Калогренан; 26. Госуэн Пылкий; 27. Шаб Темнолицый; 28. Греви, племянник богатой дамы из Невозвратного леса; 29. Гиврет Ламбальский; 30. Каэдин Красавчик; 31. Горвен Сильный; 32.Кларот Уродец; 33. Амадан Гордый; 34. Бринен Ражий; 35. Галесконд; 36. Галет Лысый; 37. Бларис, крестник короля Богора.
  Но ничто лучше не доказывает существования более ранней редакции, чем неточность этого списка в сохранившихся текстах. В самом деле, дальше, когда мы доберемся до второго и решающего боя, данного королю Риону, у Артура оказывается уже только двенадцать соратников. Вот их имена: Антор, Кэй, Грифлет, Лукан, Мерожис, Горвен, Блиос, Блиоберис, Галесконд, отважный Уродец, Калогренан и Каэдин.
  Я думаю, что более ранняя версия – та, в которой есть тридцать семь спутников Артура и два армориканских короля. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], прибыли в Кароэзу[396]396
  Варианты – Тароэза, Теруэза. Каждый раз, когда в рукописях названия мест различаются по первому слогу Tar или Car, мы отдаем предпочтение слогу Car как более отвечающему Caer – город. Кароэза вообще-то напоминает армориканскую Кархэ, и точно не доказано, не находился ли Кармелид из лэ или исходных сказаний в Нижней Бретани. Это сделало бы более оправданной помощь, оказанную Артуру королями Ба-ном и Богором. Выше мы уже видели, как Лизамор из Кемперкорантена приезжала со своими баронами приносить клятву на верность Артуру. (Прим. П. Париса).


[Закрыть] Кармелидскую. Король Леодаган в то время держал совет, расчисляя силы для обороны, какую он мог выставить против грозного короля Риона и пятнадцати коронованных владык, нынешних его пособников. Чужеземные рыцари удостоились чести предстать перед государем: они взошли, держась за руки по двое. Бан первым приветствовал короля Леодагана; и когда тот благосклонно ответил, он продолжил так:

– Сир, мы пришли предложить вам свои услуги, при одном лишь условии, чтобы вы не спрашивали и не пытались вызнать наши имена, до тех пор, пока мы не сочтем уместным открыть их вам. А иначе оставайтесь с Богом, мы найдем предостаточно сеньоров, которые нас примут на тех же началах.

Леодаган сказал, что посоветуется, прежде чем дать ответ. И, уединившись с рыцарями Круглого Стола[397]397
  Как мы видим, в этой версии Круглый Стол первоначально не связан ни с Артуром, ни с его отцом Утер-Пендрагоном. (Прим. перев.).


[Закрыть], он спросил, что они думают об этом.

– Если вы уважите их просьбу, ничего опасного в том не будет, – отвечали рыцари. – На вид они люди храбрые и честные, и этого довольно.

Тогда Леодаган обратился к чужеземцам:

– Сеньоры, я вас приму, если вы поклянетесь стоять за меня против всех и вся, пока вы в моей дружине; но, прошу вас, не слишком медлите сказать мне, кто вы есть, ибо я, паче чаяния, могу воздать вам не все почести, которые вам приличествуют.

Присягнув королю, чужеземцы прошли по городу и нашли кров у Блера, богатого и достопочтенного вавассера[398]398
  Вавассер – вассал второй степени; от vassus vassorum, вассал других вассалов. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], жена которого, благонравная перед Богом и людьми, звалась Лионелла.

Тем временем Леодаган созывал всех, от кого получал присягу и кто способен был носить оружие. Он употребил золото и серебро из своих сундуков, вербуя людей за пределами своих земель, так что в день Вознесения под Кароэзой собралось более сорока тысяч прибывших[399]399
  Число весьма внушительное, замечает романист; однако, чистосердечно добавляет он, во времена короля Леодагана число 1000 запросто равняли с нынешними пятью сотнями. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Считанные дни прошли после прихода трех королей, когда перед Кароэзой показались передовые войска короля Риона, владыки Дании и Пастушьей Земли. Горожане тотчас бросились запирать ворота, вооружаться и готовиться к защите своих стен. Все наперебой спешили к бастионам, ожидая знака короля, чтобы выйти из города; вначале рыцари Круглого Стола под предводительством Хервиса Ринельского, затем дозорные рыцари Кароэзы, ведомые сенешалем Леодагана, храбрым, верным и несчастным Клеодалисом. Внезапно Мерлин отстранил королей и дал проход до самых ворот чужеземным рыцарям. В руке он держал чудесный стяг: то был дракон с извитым хвостом длиною в полтора туаза[400]400
  Туаз – старинная французская мера длины, равная 1,949 м. (Прим. перев).


[Закрыть]; из его отверстой пасти вытягивался язык, пламенея и непрестанно шевелясь.

– Открывай ворота, – сказал он привратнику.

– Я дождусь приказа короля.

– Открывай, я тебе говорю, страж горемычный!

С этим словами он ухватил засов, которым были забраны ворота, поднял его, потянул обе створки на себя и отворил их так легко, словно они и не были заперты преизрядным замком. Вслед за тем он вышел наружу, ведя за собою сорок ратников. Как только последний из них переступил порог и ворота закрылись сами собою, воины налетели на Сенов[401]401
  Романист дает название Сенов и народам, которые признавали Риона своим королем, и Англо-Саксам, наносившим тогда поражение другим бретонским королям. Примерно так же в наших жестах Сарацинами называют Лютисов и Эскласов, т. е. Литовцев и Славян. Более сильная из вражеских орд давала свое имя всем остальным, а Риона называют то королем Дании, то королем Земли Великанов. (Прим. П. Париса).


[Закрыть] и отняли добычу, похищенную в окрестных селах; но увидев на подходе целый полк язычников, куда более многолюдный и ведомый четырьмя их королями, Мерлин принялся свистеть. И жуткий вихрь мигом поднял такую пыль, что Сенам ничего нельзя было разглядеть перед собою. Тут Артур и его соратники взялись за свои грозные глефы[402]402
  Название глефы, или глевии (фр. glaive), производят от латинского gladius (меч). Однако ее следует отличать от обычного меча или шпаги – обоюдоострого оружия, носимого в ножнах на поясе. В эпоху создания романа глефа представляла собой короткий меч с одним режущим краем, насаженный на древко длиной до полутора метров. Это было оружие «длины достаточной, чтобы нанести первый удар», как поясняется в романе «Ланселот Озерный». Парис в своем словарике малоупотребительных слов приравнивает глефу к копью и кабаньей пике. В тексте романов эти названия тоже иногда выступают как синонимы. Вероятно, эти виды оружия были тогда более близки по форме и функции. Меч, еще не отличимый от шпаги и обозначаемый тем же словом, использовался для ближнего боя и обычно вступал в дело только после поломки или утраты глефы. (Прим. перев).


[Закрыть] и учинили расправу, к коей скоро приложили руку и рыцари Круглого Стола, и сенешаль Клеодалис, и король Леодаган. Ибо, видя чудесные подвиги своих новых бойцов, Леодаган поспешил открыть ворота вторично, чтобы ринуться в гущу боя.

Между тем четыре короля, оправившись от первого испуга, перестроили своих людей в два полка; первый сдерживал натиск Артуровой дружины и Клеодалиса; второй не давал рукопашной Леодагана соединиться с битвой рыцарей Круглого Стола. Встретив столь жестокий отпор, рыцари Кармелида поневоле отступили; самого Леодагана сбили с коня и взяли в плен. Из дворцовых окон Гвиневра, его дочь, среди своих девиц смотрела, как нехристи уводят ее отца. Она едва не умерла от горя.

Мерлин, слава Богу, присматривал за нею. Он загодя предупредил Артуровых бойцов, чтобы те преградили дорогу безбожникам, забиравшим в плен короля Леодагана. Минуты хватило им, чтобы вызволить его и обратить пленителей в бегство. Тогда настала пора прийти на выручку рыцарям Круглого Стола, чья гибель в окружении семи тысяч Сенов казалась неминуемой. Пламенеющий дракон возвестил им, что спасительная помощь близка. С высоких стен Гвиневра видела, как отца ее освободили, а после один из безымянных рыцарей, а это был Артур, напал на грозного короля Роалланда и замертво поверг его на песчаную землю. «Кто бы мог быть, – вопрошала про себя юная принцесса, – сей отважный воин, против меча которого бессилен любой великан?»

И столько чудес творил король Артур, что все останавливались, дивясь на него. Дочь короля Леодагана и девицы вокруг нее воздевали руки к небесам и молили Спасителя мира уберечь его от смерти и беды. Они оплакивали муки и страсти, которые претерпевал он на их глазах, и не постигали, как мог столь юный муж столь многое совершить. Он разил Эскалибуром направо и налево, сек руки, ноги и головы, сбивал шлемы с голов, щиты с плеч, повергал наземь всадников и коней – словом, столько творил всего, что щит его треснул и раскололся, шлем его погнулся, а обод поломался[403]403
  О возможной конструкции шлема Артура см. прим. на стр. 500. (Прим. перев).


[Закрыть]. Бой продолжался так близко к стенам города, что из окон можно было камнем добросить до шлемов противников.

Тем временем Сены собрались с последними силами; ведомые могучим исполином, королем Сафареном, они сумели сбросить с коней в самом плачевном виде многих рыцарей Круглого Стола и сподвижников Артура. Леодагана снова выбили из седла и затоптали ногами. Он бы погиб, когда бы не подоспел Артур, полный решимости биться с великаном. Он взял длинное и крепкое копье с железным острием и ринулся туда, где лежал король Кармелидский.

– Сир, – закричал ему король Бан, – с кем это вы собрались сразиться? Никак вон с тем великаном, вдвое больше и сильнее вас? Вы слишком молоды, оставьте это мне; я покрепче вас и постарше.

– Да прокляни меня Бог, – отвечал Артур, – если хоть однажды мне случится заставить кого-то биться вместо меня! Чем опаснее этот великан, тем сильнее я хочу испытать, чего он стоит; я никогда не узнаю, чего стою я сам, если не померяюсь с ним.

Сафарен, заметив Артура, остановился; все, кто были вокруг, Сены и Бретонцы, приостановились тоже, чтобы поглядеть, кто кого одолеет: малорослый юнец или Сафарен, громаднейший и сильнейший среди Сенов. Оба пустили коней во весь опор, ударили копьями о щиты, силясь пронзить их или разбить. Копье Сафарена переломилось первым, задев Артуру левый бок; копье же Артура пронзило щит и кольчугу, проникло Сафарену в самое нутро и прошло его насквозь; тот упал, истекая кровью, простертый и безжизненный. Со смертью великана боевой пыл Сенов иссяк; несказанно рады были те из них, кто сумел выбраться на луга Анеблеза, где стоял король Рион с прочими своими людьми. Гвиневра с высоты стены узнала в победителе великана того рыцаря, что освободил ее отца.

– Кто бы мог быть сей отважный боец? – расспрашивала она.

– Это, – отвечали ей, – один из новобранцев, недавно принятых.

– Кто бы он ни был, – сказала она, – он, конечно, благородных кровей. Человек худородный никогда не проявит такой великой доблести.

Обратив в бегство четырех королей и поделив добычу между победителями, король Леодаган вернулся в свой город Кароэзу, и первой его заботой было отблагодарить сорок безымянных наемников, прося их принять его кров и присоединиться к рыцарям Круглого Стола. Как только с них сняли доспехи, прекрасная Гвиневра, облачась в самые дорогие свои одежды, принесла им горячую воду в серебряном тазу. Артур не соглашался принять ее услуги; но пришлось ему и двум королям, Бану и Богору, уступить настояниям Леодагана. Девица собственноручно умыла им лица и шеи, затем бережно вытерла их тонким полотном. Другая красавица, тоже по имени Гвиневра, дочь жены сенешаля Клеодалиса, точно так же услужила прочим рыцарям. Здесь надобно рассказать обстоятельства рождения этих двух Гвиневр[404]404
  Мотив «второй Гивневры» имеет глубокие корни в кельтских сказаниях. В. Эрлихман в своих книгах упоминает, что королеве Гвенвивар, возможному историческому прототипу Гвиневры, легенда приписывает сестру Гвенвивах, «неизвестно откуда взявшуюся». (Прим. перев).


[Закрыть].

Да будет вам известно, что король Леодаган был женат на даме знатного рода, отменной добродетели и превеликой красоты. Дама привезла с собой из отеческой земли одну девицу, не менее мудрую и прекрасную. Сенешаль Клеодалис, вскоре воспылав к ней любовью, испросил у короля дозволения жениться на ней. Став его супругой, она заняла место за столом придворных дам королевы, всегда богато одетая, как и подобало ее сану. Король не мог не заметить ее приятный нрав и был ею очарован. Он долго не раскрывал свои помыслы, пока однажды после дня Святого Иоанна не отправил сенешаля совершить набег на Сенов; дама же осталась при королеве, которая питала к ней самые нежные чувства. Однажды ночью король, разделив с женою ложе, одарил ее дочерью, которую потом нарекут Гвиневрой. Королева, будучи дамой примерной, имела обычай вставать по ночам, чтобы пойти в дворцовую часовню, прослушать заутреню и прочие службы, отправляемые перед мессой. В ту самую ночь, когда она зачала Гвиневру, она встала, подошла к постели жены сенешаля, чтобы позвать ее с собою; но, увидев, что та крепко спит, не захотела ее будить и удалилась с псалтырем в руке. Король за нею следил и увидел, что она вышла из покоя сенешалевой жены одна; сам он тут же поднялся, загасил свечи, горевшие от одной залы до другой, и неслышно вошел, намереваясь возлечь на ложе с женой Клеодалиса. Дама проснулась в испуге и спросила, кто это.

– Тихо, я король, – сказал он, – одно слово, и вы умрете.

Она, однако, долго защищалась уговорами, но кричать не смела, так что король возлег с нею и наградил ее дочерью, спустя считанные часы после того, как зачал со своею женой первую Гвиневру. Через девять месяцев, той же ночью, когда первая появилась на свет, жену сенешаля постигли те же муки, и она родила дочь, столь же прекрасную, как и Гвиневра, и нареченную тем же именем. Они были бы вовсе неразличимы, если бы у дочери королевы не проступала ясно чуть повыше поясницы королевская корона. Принцесса была немного выше и румянее второй Гвиневры, превосходя ее длиною и красотою волос[405]405
  Об этом романист говорит в другом месте. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Она притом лучше владела речью, едва ли уступая в ней кому-либо искусностью и разумностью. Обеих юных девиц растили вместе, и они никогда не разлучались. Королеву Кармелидскую постигла кончина, и такова была любовь короля к жене сенешаля, что, желая воспрепятствовать Клеодалису видеться с нею, он запер даму в одном из своих имений и вот уже пять лет удерживал ее там, когда Мерлин, Артур и их спутники прибыли в Кармелид. Друзья Клеодалиса, возмущенные дурным поведением короля, взялись было надоумить сенешаля, чтобы он отозвал у короля присягу и бросил ему вызов; но он отвечал, что воздержится от этого, пока не окончена война; и в самом деле, бесчестье, причиненное ему королем, не мешало ему служить наилучшим и наивернейшим образом. Таков был достославный Клеодалис, таковы были две девицы.

Принцесса Гвиневра, услужив трем королям, так же обошлась и со своим отцом. Когда они были умыты, она накинула каждому на плечи богатый плащ. Артур был хорош собою, он любовался Гвиневрой, а она говорила про себя: «Как же счастлива будет та, кого полюбит такой прекрасный, такой славный рыцарь! Вовеки нет прощения той, что его отвергнет!»

Когда были накрыты столы и поданы кушанья, сотрапезники заняли места: рыцари Круглого Стола сели бок о бок с безымянными новобранцами, король Артур между королями Баном и Богором. Леодаган сидел слева от короля Бана и вскоре погрузился в глубокие думы, припоминая все, что эти неведомые храбрецы сделали для него. Дочь его, держа в руке отцовскую золотую чашу, преклонила колени перед Артуром и подала ему. Артур взглянул на нее и снова не мог удержаться, чтобы не восхититься ее красотой. Она и вправду была так хороша, что лучше не бывает: лицо ее было полностью открыто[406]406
  «Она была совсем не закутана и свободна телом». То есть, лицо ее не было наполовину скрыто покрывалом, которое тогда обычно носили женщины. Это толкование подтверждается другим местом, где описан свадебный наряд Гвиневры: «Она была совсем не закутана и красотою головы превосходила всех на свете женщин… и была одета в платье из шелковой ткани». (Прим. П. Париса).


[Закрыть], на голове золотой чепец; длинные косы струились по плечам до самого пояса, ярче и светлее чистого золота; лицу придавало приятную свежесть смешение белизны и румянца; тело грациозно изгибалось; плечи были прямые и подвижные, словно камышинки; руки соразмерные и крепкие; ноги прямые и гладкие, талия тонкая, бедра низкие, ступни белые и округлые, пясти продолговатые, белые и мягкие. Что я буду вам расписывать? Были в Гвиневре и красота, и ум, и душевность, и достоинство, и честь, и отвага.

Так надо ли удивляться, если Артур взирает на нее с наслаждением, если он следит, как вздымаются ее груди, крепко очерченные, словно наливные яблоки, если он примечает белизну ее тела, подобную свежевыпавшему снегу, и ее здоровую стать. Он поглощен этим настолько, что забывает о трапезе, краснеет и отворачивает лицо, из боязни выдать другим свои подспудные мысли. Между тем девица уговаривает его выпить:

– Возьмите кубок, молодой господин, – говорит она ему, – и прошу меня извинить, что я не величаю вас другим именем, ведь я его не знаю; но, пожалуйста, пейте и не скромничайте с кушаньями, с оружием-то вы не таковы. Уж это сразу было видно там, когда на вас смотрело пять тысяч с лишним человек, вовсе вам не знакомых.

Артур тогда промолвил, повернувшись к ней:

– Большое спасибо, милая сударыня, за вашу услугу! дай мне Бог сил и смелости, чтобы отплатить вам!

– Сир, – говорит она, – не вам вести такие речи. Вы совершили в двадцать раз больше, чем я смогу заслужить за всю свою жизнь, когда вырвали моего отца из вражьих рук.