Текст книги "Ученик брадобрея"

Отсчет к Тихуане

Что за абстракция – впервые раздеваться перед посторонним человеком. Не этим мы собирались заняться на самом деле. Тело чуть ли не отворачивается от себя – в этом мире оно чужое.

Почти всю жизнь мы скрываемся под своей одеждой – все, кроме Вайды, чье тело живет вне ее, как потерянный континент вместе со всеми динозаврами, которыми она его населила.

– Я выключу свет, – сказала она, садясь на кровать рядом со мной.

Меня поразила паника в ее голосе. Несколько секунд назад Вайда казалась почти спокойной. Ну и ну – как же быстро она в уме двигает мебель. На это я ответил твердо:

– Нет, не надо, пожалуйста.

Ее глаза застыли на несколько секунд. Разбились и неподвижно замерли, словно два голубых аэроплана.

– Да, – сказала она. – Это хорошая мысль. Очень трудно, но другого выхода у меня нет. Я так больше не могу.

И она показала на себя так, словно ее тело находилось в далекой пустой долине, а она рассматривает его с вершины горы. Ее глаза неожиданно затопило слезами. Голубые крылья аэропланов теперь вымокли от дождя.

Потом она перестала плакать, и в глазах не осталось ни слезинки. Я посмотрел еще раз – все слезы исчезли.

– Придется оставить свет, – сказала она. – Я плакать не буду. Честно.

Я протянул руку и впервые за два миллиарда лет коснулся ее. Коснулся ее руки. Мои пальцы бережно скользнули по ее пальцам. Рука была почти ледяной.

– Вы замерзли, – сказал я.

– Нет, – ответила она. – Только рука.

Она пошевелилась, неуклюже придвинулась ближе и положила голову мне на плечо. Когда ее волосы коснулись меня, я ощутил, как вся моя кровь рванулась вперед, нервы и мускулы призрачно вытянулись к будущему.

Плечо пропиталось гладкой белой кожей и длинными волосами – вспышкой летучих мышей. Я отпустил ее руку и дотронулся до лица. Там были тропики.

– Видите, – улыбнулась она. – Только рука замерзла.

Непостижимо – обходить ее тело, стараясь не спугнуть эту лань, не дать ей убежать от меня в лес.

Я поэтично повел плечом, как в последних строках шекспировского сонета («Любовь – дитя. Я был пред ней неправ, / Ребенка взрослой женщиной назвав» [65]65
  Уильям Шекспир, сонет 115, пер. С. Маршака.


[Закрыть]), и одновременно опустил ее на постель.

Она лежала и смотрела на меня, а я медленно склонился над ней и поцеловал в губы, нежно, как только смог. Не хотелось, чтоб этот первый поцелуй сопровождался хоть малейшим жестом или даже цветком с мясного рынка.

Решенье

Непростое решение – начинать от вершины или подножия девушки. С Вайдой я просто не знал, откуда мне начать. Всем задачам задача.

Она неловко потянулась ко мне и, поместив мое лицо в аккуратную емкость своих ладошек, тихонько принялась меня целовать, так что я был просто обязан начать с чего-то.

Она не сводила с меня глаз, взгляд ее ни на миг не отрывался от меня, точно я был летным полем.

Я сменил емкость на другую, и ее лицо стало цветком в моих ладонях. Я медленно пустил руки по ее лицу, когда целовал ее, а затем еще дальше вниз, по шее и плечам.

Подступая к границам ее груди, я видел, как у нее в уме шевелится будущее. Под свитером груди были такими большими, такой идеальной формы, что когда я коснулся их в первый раз, желудок мой взобрался на стремянку и привстал на цыпочки.

Ее глаза не покидали меня – мое прикосновение к ее груди тоже в них отразилось. Как вспышка голубой молнии.

Я чуть было не засомневался, как это водится у нас, библиотекарей.

– Честно, – сказала она, вытянувшись ко мне и неловко прижимая мои руки к своей груди. Разумеется, она понятия не имела, как на меня это действует. Стремянку завертело вихрем.

Она снова поцеловала меня – теперь с языком. Ее язык скользнул мимо моего языка струйкой плавкого стекла.

Решенье продолжается

В общем, я принял решение начать с вершины, и решенье это нужно было выполнять, как только пришло время снимать с нее одежду.

Я знал заранее: ей вообще никак не хотелось с этим связываться. Она не собиралась мне помогать. Это дело мое.

Черт побери.

Я вовсе не этим собирался заниматься, когда начинал работать в библиотеке. Я хотел всего лишь присматривать за книгами, поскольку другой библиотекарь с этим уже не справлялся. Он боялся детей, но сейчас, конечно, бесполезно вспоминать о его страхах. У меня тут свои хлопоты.

Я не ограничился тем, чтобы всего лишь принять книгу у этой странной, неловкой, прекрасной девушки. Теперь мне предстояло принять ее тело – оно лежало передо мной, с него следовало снять одежду, чтобы мы смогли соединить наши тела, словно две половинки моста над пропастью.

– Помогите мне, – сказал я.

Она ничего не ответила. Только смотрела на меня и дальше. В ее глазах снова вспыхнула эта голубая молния, но с расслабленным изломом.

– Что мне сделать? – спросила она.

– Привстаньте, пожалуйста.

– Хорошо.

Она неловко поднялась и села.

– Поднимите, пожалуйста, руки, – сказал я.

– Все вот так просто, да? – сказала она.

Как бы оно ни называлось, я определенно начал это делать. Гораздо проще было б любезно принять книгу, а Вайду отправить восвояси, но теперь это уже история – или грамматика забытого языка.

– Так правильно? – спросила она и улыбнулась. – Я как кассирша в сан-францисском банке.

– Так хорошо, – ответил я. – Просто выполняйте то, что в записке. – Я начал нежно скатывать с нее свитер. Тот проскользил по ее животу, перевалил через груди, чуть зацепившись за одну, поэтому пришлось вытянуть руку и помочь ему, затем в свитере исчезли шея и лицо, а потом появились снова – свитер уже спадал с кончиков ее пальцев.

Выглядела она неимоверно. Я мог бы зависнуть очень надолго, но двинулся дальше – выхода не было. Теперь целью всей моей жизни было снять с нее лифчик.

– Я теперь как ребенок, – сказала она. Отвернулась от меня чуть в сторону, чтобы я достал у нее на спине застежку бюстгальтера. С застежкой пришлось повозиться. С бюстгальтерами мне никогда не везло.

– Вам помочь? – спросила она.

– Не надо, справлюсь, – сказал я. – Может пройти несколько дней, но я справлюсь. Не падайте духом. Сейчас-сейчас… АГА!

Вайда расхохоталась.

Ей совершенно не нужен был лифчик. Ее груди остались там же, где и были, когда он их покинул, словно лишняя крыша дома, и попал в компанию к свитеру. Тяжело далась мне эта кучка одежды. Каждый предмет в ней был выигран в странной войне.

Соски оказались маленькими и очень нежного оттенка по сравнению с полнотой и размахом грудей. Еще одно несоответствие, навешенное на Вайду, как дверь.

Тут мы одновременно опустили взгляд на ее сапоги – длинные, черные и кожаные, точно у ее ног сгрудилась туча зверья.

– Я сниму с вас сапоги, – сказал я.

С вершиной было покончено – пришло время заняться подножием. У девушек точно многовато разных частей.

Я стащил с нее сапоги, а потом и носки. Мне нравилось, как мои руки текут по ее ногам, словно вода по ручью. Милее гальки, чем пальчики у нее на ногах, я никогда не видел.

– Встаньте, пожалуйста, – сказал я. Мы набрали приличную скорость. Она неловко поднялась на ноги, и я расстегнул на ней юбку. Потом по бедрам спустил ее на пол, и она переступила через нее, а я положил юбку на кучу остальных побед.

Перед тем, как снять с нее трусики, я посмотрел ей в лицо. Оно было спокойно, и хотя в глазах по-прежнему мелькали голубые молнии, взгляд по краям оставался мягким и нежным, и края эти становились все шире.

Я снял с нее трусики. Дело сделано. Вайда – без одежды, обнаженная, вот она.

– Видите? – сказала она. – Это не я. Я не здесь. – Она вся вытянулась ко мне и обвила руками мою шею. – Но я постараюсь быть здесь для вас, господин библиотекарь.

Два (37–19–36) монолога

– Я просто не понимаю, зачем женщины желают такие тела. Какая нелепость – а они так стараются их себе заполучить, идут сквозь огонь, воду и медные трубы: диеты, операции, инъекции, непристойное белье – что угодно, лишь бы урвать себе эту мерзость, а когда перепробуют все, и ничего все равно не получится, эти тупые мокрощелки обзаводятся муляжами. А тут – вот оно, берите бесплатно. Приходите и забирайте, сучки… Просто не понимают, во что влипают, – или же им это нравится. Может, они все такие же свиньи, как те, кто своими телами регулируют денежные приливы и отливы: кинозвезды, модели, шлюхи… Ох ты ж, Господи!.. Я просто не понимаю, чем эти тела так фатально притягивают к себе мужчин и женщин. У моей сестры – мое тело, длинное и костлявое. Зачем все эти слои сверху, не понимаю. Это не мои груди. Это не мои бедра. Это не моя задница. Вы меня за ними видите? Присмотритесь внимательней. Я там, внутри этого хлама, господин библиотекарь.

Она вся вытянулась ко мне, обвила руками мою шею, а я положил руки ей на бедра. Мы стояли так и смотрели друг на дружку.

– Мне кажется, вы неправы, – сказал я. – Нравится вам это или нет, но вы очень красивая женщина, и сосуд, в котором хранитесь, роскошен. Может, вам не этого нужно, но это тело – ваше, и вы должны о нем хорошенько заботиться и к тому же – гордиться им. Я знаю, что это трудно, но не берите в голову, чего б там ни хотели другие люди и чего б ни получали. У вас есть нечто прекрасное – попробуйте жить с ним в мире… Черт возьми, труднее всего в этом мире понять красоту. Не ведитесь на подростковые половые позывы остального мира. Вы – умница, и голова для вас важнее, чем тело, так и должно быть… Рассчитывать на выигрыш тоже не стоит. Жизнь для этого коротковата. Это тело – вы, и лучше к нему привыкнуть, поскольку ничего другого вам не досталось, а от себя не спрячешься… Это вы… Пускай у вашей сестры остается ее тело, а вы учитесь ценить свое, привыкайте жить с ним. Мне кажется, вам понравится, вы только не напрягайтесь и не суйтесь умом в чужие клоаки. А то если будете зависать на чужих зависах, весь мир покажется одной большой виселицей.

Мы поцеловались.

Книга 3. Вызываем пещеры

Вызываем пещеры

К счастью, я смог связаться с Фостером в пещерах, когда Вайда обнаружила, что беременна. Мы с нею все обсудили. Решение делать аборт далось нам без горечи – к нему нас спокойно подвела нежная необходимость.

– Я не готова рожать, – сказала Вайда. – Да и ты тоже, пока работаешь в этой шарашкиной конторе. Может, как-нибудь позже – обязательно позже, только не сейчас. Я люблю детей, просто теперь не время. Если не можешь отдавать им всего себя, лучше подождать. На свете и так слишком много детей и слишком мало любви. Аборт – единственный выход.

– Пожалуй, ты права, – сказал я. – Не знаю, действительно ли эта библиотека – шарашкина контора, но к ребенку мы пока не готовы. Возможно, через несколько лет. Но после того, как сделаем аборт, лучше бы тебе пить таблетки.

– Да, – согласилась она. – Отныне и впредь – таблетки.

Затем она улыбнулась и сказала:

– Надо же, как наши тела нам удружили.

– И такое бывает, – сказал я.

– А ты что-нибудь знаешь про эти дела? – спросила Вайда. – Я почти ничего. Сестра в прошлом году делала аборт в Сакраменто, но перед тем ездила к врачу в Приморский округ, врач колол ей какие-то гормоны, но не помогли, потому что оказалось слишком поздно. Уколы помогают на ранних сроках, и они намного дешевле аборта.

– Нужно позвонить Фостеру, – сказал я. – С ним в прошлом году приключилась такая же история, одну из девчонок-индеанок пришлось везти в Тихуану.

– Кто такой Фостер? – спросила Вайда.

– Он отвечает за пещеры, – сказал я.

– Какие пещеры?

– Это здание – слишком маленькое, – сказал я.

– Какие пещеры? – спросила она.

Меня, видимо, слишком потрясли события, происходившие у Вайды в животе. Я сразу не сообразил. Потом немного успокоился и сказал:

– Да, у нас есть пещеры в Северной Калифорнии, где мы храним почти все книги, потому что здание у нас слишком маленькое, и все фонды в нем не помещаются… Библиотека очень старая. Фостер отвечает за пещеры. Каждые несколько месяцев приезжает сюда, загружает книги в фургон и отвозит в пещеры… Еще он привозит мне еду и всякие мелочи. Остальное время пьет и ухлестывает за местными женщинами, в основном – индеанками. Такой себе парняга. Просто взрывной… В прошлом году ему пришлось ехать в Тихуану. Потом он мне рассказывал. Там он знает одного очень хорошего врача. В пещерах есть телефон. Я ему позвоню. Я таким раньше не занимался. Никогда не приходилось. Здесь обычно спокойно. Можно хоть прямо сейчас. Ты присмотришь за библиотекой, пока я схожу позвоню?

– Да, – ответила Вайда. – Конечно. Это большая честь. Никогда не думала, что мне суждено стать библиотекарем, да еще в таком месте, хотя могла бы, наверно, и догадаться, раз уж пришла сюда с книгой под мышкой.

Она улыбалась, и на ней было короткое зеленое платье. Улыбку она носила поверх платья. Как цветок.

– Это займет всего несколько минут, – сказал я. – Кажется, на углу есть телефон-автомат. То есть, если он до сих пор там. Я отсюда так долго не выходил, что его могли куда-нибудь передвинуть.

– Нет, он по-прежнему там, – с улыбкой ответила Вайда. – Я тут присмотрю. Не волнуйся. Твоя библиотека в надежных руках.

Она протянула мне руки, и я их поцеловал.

– Видишь? – сказала она.

– Ты знаешь, как вносить книги в Гроссбух Библиотечного Фонда? – спросил я.

– Да, – ответила она. – Я знаю, как это делать, и тому, кто принесет книгу, я расстелю красный ковер, как королю. Не волнуйся. Все будет хорошо. Не извольте беспокоиться, господин библиотекарь. Мне кажется, ты просидел здесь слишком долго. Мне кажется, я тебя отсюда скоро умыкну.

– Или же попроси их подождать, – сказал я. – Я вернусь через несколько минут.

– Да иди уже, в конце концов! – сказала Вайда. – Расслабь немного свою бабушкину железу, притормози выделение кресло-качалкиных гормонов.

Снаружи (вкратце)

Ух, в самом деле долго. Я даже не представлял себе, что просидеть в этой библиотеке столько лет – это как оказаться вне времени. Точно в книжном аэроплане, летящем по страницам вечности.

На самом деле, оказаться снаружи – совсем не то, что смотреть наружу из окна или выглядывать в дверь. Я шел по улице и чувствовал себя на тротуаре очень неуклюже. Асфальт был слишком жестким, агрессивным – или это я слишком легкий, инертный.

Тут есть о чем задуматься.

Мне стоило большого труда открыть дверь телефонной будки, наконец я все-таки забрался внутрь и уже начал набирать пещерный номер Фостера, как вдруг понял, что у меня нет денег. Я обшарил все карманы – увы, ни цента. В библиотеке деньги не нужны.

– Уже? – спросила Вайда. Она выглядела очень хорошенькой за библиотечной стойкой – в зеленом платье и с головой-цветком.

– У меня нет денег, – сказал я.

Отсмеявшись – а это заняло у нее примерно пять минут, очень забавно, – она сходила за кошельком и высыпала мне в ладонь пригоршню мелочи.

– Ну ты даешь, – сказала она. – Ты не забыл, как обращаться с деньгами? Их держат вот так. – Она сжала в пальцах воображаемую монетку и снова расхохоталась.

Я ушел. Свой грошик я получил.

Фостер едет

Я позвонил Фостеру в пещеры. Было слышно, как звонит его телефон. Он звякнул семь или восемь раз, затем Фостер снял трубку.

– Что такое? – спросил Фостер. – Кто это? Чего ты задумал, сукин сын? Звонить в такое время! Не знаешь разве, что сейчас час дня? Ты что? Вампир?

– Это я, – сказал я. – Старый ты пьянчуга!

– Ой, – сказал он. – Малец. Вот черт, что ж ты сразу не сказал? Что там у тебя стряслось? Кто-то привел вместо книги исписанного слона? Так кинь ему сена, пока не пригоню фургон.

– Очень смешно, Фостер, – сказал я.

– Да, недурно, – согласился он. – В твоей шизарне возможно все. Что такое, малец?

– У меня незадача.

– У тебя? – переспросил он. – Ну откуда, к чертовой матери, у тебя незадача? Ты все время сидишь взаперти. Или тюремная бледность начала шелушиться?

– Нет, – ответил я. – Моя подруга беременна.

– ТРАХТИБИДОХ КУКУ! – сказал Фостер, и разговор на некоторое время прервался: Фостер хохотал так сильно, что в сотне миль от него затрясло мою телефонную будку.

В конце концов он прекратил ржать и произнес:

– Похоже, ты действительно пашешь в библиотеке, себя не помня, но с каких пор блуд входит в число наших услуг? Подруга, а? Беременна, а? Ку-ку, малец!

И он снова заржал. Просто какой-то день смеха у всех – кроме меня.

– Так чего тебе нужно? – спросил он. – Сгонять в Тихуану? Чутка погостить у моего кореша-абортмахера доктора Гарсии?

– Что-то вроде, – сказал я.

– Ладно, я пропущу пару стаканчиков на завтрак, – сказал он. – А потом залезу в фургон и вечерком, попозжа, буду у тебя.

– Хорошо, – сказал я. – Это как раз то, что мне нужно.

На пещерном конце линии возникла заминка.

– У тебя ведь денег нет, малец, – так? – сказал Фостер.

– Ты шутишь, да? – сказал я. – Откуда, интересно, я возьму деньги? Это самая дешевая работа на свете, потому что за нее вообще не платят. Я десять центов у подруги занял, чтобы позвонить тебе за твой счет.

– Я, видать, просто еще не отгоргонился, – сказал Фостер. – И о чем это, интересно, я думал? Наверное, что спустил все на пойло вчера вечером… или то было на прошлой неделе?.. и у меня не осталось ни цента. Полное ку-ку, скажу я тебе!

– А как же моя еда? – спросил я, осознавая, что деньги мне на еду он, видимо, тоже пропил.

– Она хоть симпотная? – ответил Фостер. – Схиляет в пыльную бурю, в полночь и со свечкой?

– Чего? – сказал я.

– Значит, я привезу деньги, – сказал он. – Добрый доктор, если его к стенке прижать, обойдется тебе в пару сотен. Иногда он и спекульнуть любит – это в нем предприниматель недобитый сидит, – но ты ему сразу вожжи придержишь, если дашь на лапу двести… Так, давай прикинем: вам нужны билеты на самолет, немного денег с собой, и может понадобиться гостиница, чтоб она отдохнула после доктора Гарсии… Сейчас схожу в бар, поставлю на уши парочку завсегдатаев, потрясу и поглядим, что у них высыпется из карманов. А ты держись там, малец, я сегодня вечером попозжа приеду – тут мы эту бодягу и раскочегарим… Никогда не думал, что в тебе такое есть, малец. Передай своей барышне от меня привет и что все будет в порядке. Фостер едет.

Мастурбация

Н-ну и Фостер! Я вернулся в библиотеку. Когда открывал дверь, кто-то как раз выходил. Совсем молоденький парнишка, лет шестнадцати. Выглядел ужасно усталым и нервным. Он пулей пронесся мимо меня.

– Слава богу, мой дорогой, ты не заблудился, – сказала Вайда. – Я волновалась, что ты не найдешь дорогу через весь квартал. Как здорово тебя видеть, милый.

Она выскочила из-за стола, не переводя дух, подлетела ко мне и одарила меня огромным долгим поцелуем. С того вечера в конце прошлого года, когда Вайда появилась в библиотеке, она растеряла 80 % всей своей неловкости. Оставшиеся 20 % выглядели очень заманчиво.

– Ну и как? – спросила она.

– Прекрасно, – ответил я. – Вот твои десять центов. Фостер уже едет. Будет поздно вечером.

– Хорошо, – сказала она. – Поскорей бы все это закончилось. Неприятно ждать аборта. Хорошо, что так быстро.

– Да, хорошо. Фостер знает замечательного врача, – сказал я. – Все будет в порядке. Фостер обо всем позаботится.

– Отлично, просто отлично, – сказала она. – А как же деньги? У меня…

– Нет-нет, – сказал я. – Фостер достанет денег.

– Ты уверен? Но ведь…

– Я уверен, – сказал я. – Что за мальчик так быстро отсюда убежал?

– Парнишка просто принес книгу, – ответила она. – Я приняла ее радушнее некуда и записала в Гроссбух Библиотечного Фонда самым красивым почерком.

– Ничего себе, – сказал я. – Первый раз за столько лет я не встретил в библиотеке книгу.

– Ох, миленький, – сказала Вайда. – Ты хочешь казаться таким старым, а ничего не получается, но если постараешься и будешь все время об этом думать, получится непременно.

И она снова меня поцеловала.

– Схожу взгляну на нее, – сказал я.

– На свою старость? – спросила она.

– Нет, на книгу.

Вайда улыбалась мне вслед, пока я обходил стол, открывал Гроссбух Библиотечного Фонда и читал:

Харлоу Блейд-мл. ОБРАТНАЯ СТОРОНА МОЕЙ РУКИ. Автору лет шестнадцать, и он выглядит печальней, чем полагалось бы в его-то годы. Со мной был весьма робок. Бедняжка. Постоянно косился на меня.

Наконец, он открыл рот:

– Это вы библиотекарь?

– Да, – ответила я.

– Я думал, тут будет мужчина.

– Он сейчас вышел, – сказала я. – Придется вам уж как-нибудь со мной. Я не кусаюсь.

– Вы не мужчина, – сказал он.

– Как вас зовут?

– Что?

– Ваше имя, будьте добры? Я должна записать его вот в этот гроссбух прежде, чем мы примем у вас книгу. У вас же есть имя, правда?

– Да. Харлоу Блейд-младший.

– А о чем ваша книга? Это мне тоже нужно записать. Просто скажите мне, о чем она, и я внесу это вот сюда, в гроссбух.

– Я-то думал, тут будет мужчина, – сказал он.

– О чем ваша книга? Тема, пожалуйста?

– Мастурбация. Знаете, я лучше пойду.

Я начала было его благодарить за то, что принес нам книгу, и еще хотела сказать, что он может поставить ее на любую полку, куда только захочет, но он ушел, не вымолвив больше ни слова. Бедный мальчуган.

Какое странное место – эта библиотека. Но, наверное, когда книга закончена, больше ее принести некуда. Я свою принесла, и я до сих пор здесь.

Зайдя мне за спину и обняв меня за плечи, Вайда перечитала вместе со мной свою запись.

– По-моему, неплохо, – сказала она.

Ух-х, передо мной на столе – почерк другого библиотекаря. Впервые за все эти годы не я встретил и принял книгу.

Какое-то мгновение я смотрел на Вайду. Должно быть, смотрел я на нее довольно странно, потому что она сказала:

– Ох, нет. Нет, нет, нет.