Текст книги "Ученик брадобрея"

Мой третий аборт

В комнату вошел врач с девушкой-подростком на руках. Он был маленьким, но очень сильным, и девушку нес без труда.

Та выглядела очень тихой и бессознательной. Светлая путаница ее волос странно свисала поверх его руки. Он пронес девушку через маленький спортзал в соседнюю комнату, где положил на темную кровать, напоминающую животное.

Затем вернулся, закрыл дверь в нашу комнату, ушел в переднюю часть лабиринта и привел родителей девушки.

– Все прошло чудесно, – сказал он. – Без боли, все чисто.

Они ничего ему не сказали, и он вернулся в нашу комнату. Когда открывал дверь, люди смотрели на него – они увидели лежащую там Вайду и меня рядом с ней.

Я посмотрел на них, а они посмотрели на меня, пока дверь не успела закрыться. Лица у них были голым и мерзлым пейзажем.

В комнату вошел мальчик с ведерком, прошел в туалет, смыл плод и остатки аборта в канализацию.

Как только отшумела вода в туалете, я услышал вспышку инструментов, стерилизуемых пламенем.

Древний ритуал огня и воды – снова и снова повторялся он, снова и снова сегодня в Мексике.

Вайда лежала без сознания. Вошла девочка-мексиканка и посмотрела на нее.

– Она спит, – сказала девочка. – Все прошло прекрасно.

Она вернулась в операционную, а потом туда вошла следующая женщина. Та «одна», что ехала, – о ней девочка-мексиканка говорила раньше. Не знаю, как она выглядела, потому что приехала она уже после нас.

– Сегодня ела? – спросил врач.

– Нет, – жестко ответил мужчина – так, будто говорил о том, чтобы сбросить водородную бомбу на того, кто ему не нравится.

Мужчина был ее мужем. Он тоже зашел в операционную. Он решил, что желает посмотреть, как будут делать аборт. Они были очень напряженными людьми, и за все время женщина произнесла только три слова. После укола он помог ей раздеться.

Он сел, а ее ноги развели на операционном столе в стороны и пристегнули. Она отключилась, едва ей придали нужное для аборта положение, поскольку приступили они почти сразу же.

Этот аборт делали автоматически, как машины. Врач и его помощники почти не разговаривали.

Я чувствовал присутствие мужчины в операционной. Словно скульптура – сидел и смотрел, ждал, пока музей утащит их с женой к себе. Женщину я так и не увидел.

Аборт закончился, врач устал, а Вайда по-прежнему лежала без сознания. Врач вошел в комнату. Посмотрел на Вайду.

– Еще рано, – ответил он на собственный вопрос.

Я сказал «да», потому что не знал, что еще мне сделать со своим ртом.

– Нормально, – сказал врач. – Иногда так бывает.

Врач выглядел ужасно уставшим человеком. Бог знает, сколько абортов пришлось ему сделать в этот день.

Он присел на кровать. Взял Вайду за руку и пощупал пульс. Потом дотянулся и приоткрыл ей один глаз. Глаз взглянул на него из-за тысячи миль.

– Все в порядке, – сказал врач. – Она очнется через несколько минут.

Он зашел в туалет и вымыл руки. Когда закончил, в туалет вошел мальчик с ведерком и привычно распорядился тем, что в нем было.

Девочка убирала операционную. Врач оставил женщину на смотровой кушетке в операционной.

С одними телами разбираться – еще та задачка.

– OXXXXXXXXXXX! – донесся голос из-за двери спортзала, куда врач унес девушку-подростка. – OXXXXXXXXXX! – Сентиментальный пьяный голос. Голос девушки. – OXXXXXXXXXXX!.. – 16! – сказала она. – Я-OXXXXXXXXXXXXX!

Ее родители разговаривали с ней серьезно и приглушенно. Они держались ужасно прилично.

– OXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXX!

Они вели себя так, точно она напилась на семейном торжестве, а они пытаются это скрыть.

– OXXXXXXXXXXXXXX! Мне так странно!

От пары в операционной доносилось абсолютное молчание. Звучала только девочка-мексиканка. Через нашу комнату снова прошел мальчик и исчез где-то в здании. Больше не вернулся.

Закончив уборку операционной, девочка вышла в кухню и принялась готовить врачу большой бифштекс.

Из холодильника она достала бутылку «Миллера» [80]80
  «Miller’s» – марка пива производства американской компании «Miller Brewing Company» (с 1855).


[Закрыть] и налила врачу большой стакан. Он сел в кухне за стол. Пока пил пиво, мне его почти не было видно.

Тут Вайда зашевелилась. Открыла глаза. Какой-то миг она не видела ничего, а потом увидела меня.

– Привет, – сказала она далеким голосом.

– Привет, – улыбнулся я.

– У меня голова кружится, – сказала она, становясь ближе.

– Не волнуйся, – сказал я. – Все прекрасно.

– О, это хорошо, – сказала она. И вот она здесь.

– Лежи спокойно и ни о чем не думай, – сказал я.

Из-за стола в кухне поднялся врач и вошел к нам. В руке он держал стакан пива.

– Она приходит в себя, – сказал он.

– Да, – сказал я.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо.

Он забрал свой стакан пива и снова ушел на кухню, и снова сел за стол. Он очень устал.

Потом я услышал, как люди в комнате за спортзалом одевают свою дочь. Они торопились уехать. Звуки раздавались такие, точно одевали пьяную.

– Руки не поднимаются, – сказала девушка.

Родители что-то сурово ей сказали, и она подняла руки в воздух, но на нее так и не смогли надеть маленький лифчик, поэтому бросили эти попытки, а мать положила его к себе в сумочку.

– OXXXXXXXXXXX! Мне так дурно, – сказала девушка, пока родители полунесли-полувыволакивали ее оттуда.

Я услышал, как захлопнулась пара дверей, а потом настала тишина, если не считать того, что в кухне готовился обед врача. Бифштекс жарился на очень горячей сковородке и громко шипел.

– Что это? – спросила Вайда. Я не понял, о чем она спрашивает – об уходящей девушке или о жарящемся бифштексе.

– Это врач обедает, – сказал я.

– Уже так поздно? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Я надолго отключилась, – сказала она.

– Да, – сказал я. – Нам скоро уходить, но мы подождем, пока ты не окрепнешь.

– Посмотрим, – сказала Вайда.

В комнату вернулся врач. Он нервничал, поскольку проголодался, устал и собирался закрыть на некоторое время клинику, чтобы расслабиться и отдохнуть.

Вайда посмотрела на него снизу, а он улыбнулся и сказал:

– Видишь, без боли, милая. Все чудесно. Хорошая девочка.

Вайда улыбнулась очень слабо, и врач снова ушел на кухню, к своему уже готовому бифштексу.

Пока врач обедал, Вайда медленно приподнялась, и я помог ей одеться. Она попробовала встать, но это было слишком трудно, поэтому я ненадолго усадил ее снова.

Сидя она причесалась, а потом снова попробовала встать, но сил еще не было, и она опять села на койку.

– Меня еще покачивает, – сказала она.

– Это ничего.

Женщина в соседней комнате пришла в себя, и муж почти сразу начал ее одевать, повторяя:

– Ну вот. Ну вот. Ну вот. Ну вот, – со спотыкающимся оклахомским акцентом.

– Я устала, – произнесла женщина, использовав ²/₃ своего словарного запаса.

– Ну вот, – сказал мужчина, натягивая на нее что-то еще.

Одев ее, он вошел к нам в комнату и остановился – ему нужен был врач. Он очень смутился, увидев, как Вайда сидит на кровати и расчесывает волосы.

– Доктор? – спросил он.

Врач оторвался от своего бифштекса, встал и остановился в кухонных дверях. Мужчина пошел навстречу, но, сделав несколько шагов, остановился.

Врач вошел к нам в комнату.

– Да, – сказал он.

– Я не помню, где оставил машину, – сказал мужчина. – Вы можете вызвать такси?

– Потеряли авто? – спросил врач.

– Я оставил его возле «Вулуорта», но не помню, где «Вулуорт», – сказал мужчина. – Я найду «Вулуорт», если доберусь до центра. Я не знаю, куда идти.

– Мальчик вернется, – сказал врач. – Отвезет вас в своем авто.

– Спасибо, – сказал мужчина, возвращаясь в другую комнату к жене. – Ты слышала? – спросил он ее.

– Да, – ответила она, и все слова у нее закончились.

– Подождем, – сказал он.

Вайда посмотрела на меня, я улыбнулся, поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Давай попробуем еще раз, – сказала она.

– Хорошо, – сказал я.

Она попробовала встать снова, и на этот раз все получилось. Несколько мгновений постояла на месте, потом сказала:

– Держусь. Пошли.

– Ты уверена, что держишься? – спросил я.

– Да.

Я помог Вайде надеть свитер. Врач смотрел на нас из кухни. Улыбнулся, но ничего не сказал. Он сделал все, что от него требовалось, а теперь мы делали то, что требовалось от нас. Мы вышли.

Из комнаты мы выбрались в спортзал и добрели до передней части дома, пройдя по пути к выходу сквозь разные слои прохлады.

Хотя день оставался серым и пасмурным, нас оглушило светом, и все вдруг стало шумным, машинным, суматошным, нищим, убогим и мексиканским.

Будто просидели в машине времени, а теперь нас снова выпустили на свет.

Перед клиникой по-прежнему играли детишки – они снова бросили играть в жизнь, чтобы посмотреть на двух сощурившихся гринго, что держались друг за дружку, цепляясь что есть сил, и выходили на улицу, в мир без них.

Книга 6. Герой

Снова «Вулуорт»

Мы медленно, осторожно и бесплодно брели обратно в центр Тихуаны, в окружении и под обстрелом людей, пытавшихся продать нам то, чего мы не хотели покупать.

Мы уже получили все, за чем приехали в Тихуану. Я обнимал Вайду. Та себя чувствовала нормально – просто немного ослабла.

– Как тебе, милая? – спросил я.

– Хорошо, – ответила она. – Только слабовато.

Мы увидели старика – будто маленький комок смерти, похожий на жвачку, он сидел на корточках у обветшавшей бензоколонки.

– ЭЙ, красотка, красотуля!

Мексиканцы продолжали реагировать на теперь уже побледневшую красоту Вайды.

Она слабо улыбнулась мне, когда таксист театрально тормознул перед нами свой мотор, высунулся в окно, оглушительно присвистнул и заорал:

– УАААХХ! Тебе надо такси, дорогуша!

Добрались до Главной улицы Тихуаны и снова очутились перед «Вулуортом» и зайками в витринах.

– Я проголодалась, – сказала Вайда. Она устала. – Сильно.

– Тебе нужно что-то съесть, – сказал я. – Давай зайдем – может, у них найдется тарелка супа.

– Было бы хорошо, – сказала она. – Нужно что-то съесть.

После суматошной и грязной Главной улицы Тихуаны мы попали в чистую модерновую неуместность «Вулуорта». Очень симпатичная мексиканка за стойкой приняла у нас заказ. Спросила, чего мы хотим.

– Чего бы вам хотелось? – спросила она.

– Ей бы хотелось супа, – ответил я. – Какой-нибудь похлебки с моллюсками.

– Да, – сказала Вайда.

– А вам бы чего хотелось? – спросила официантка на очень хорошем вулуортском английском.

– Наверно, полбанана с мороженым, – сказал я.

Пока официантка ходила за нашим заказом, я держал Вайду за руку. Она положила голову мне на плечо. Потом улыбнулась и сказала:

– Ты смотришь на будущего величайшего на свете поклонника Пилюли.

– Как тебе? – спросил я.

– Как только что после аборта.

Официантка принесла нам еду. Пока Вайда медленно трудилась над супом, я трудился над половиной банана. Мои первые полбанана за много лет.

Странное меню для целого дня, но не страннее всего, что с нами произошло с тех пор, как мы прибыли в Царство Тихуаны, дабы посетить здешние развлекательные заведения.

По дороге в Америку таксист не спускал с Вайды глаз. Его глаза смотрели на нас из зеркала заднего вида так, словно это зеркало стало его вторым лицом.

– Хорошо провели время в Тихуане? – спросил он.

– Прелестно, – ответил я.

– Чем занимались? – спросил он.

– Делали аборт, – сказал я.

– ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАОЧЕНЬСМЕШНАЯШУТКА! – расхохотался таксист.

Вайда улыбнулась.

Прощай, Тихуана.

Царство Огня и Воды.

Снова «Зеленый отель»

Портье ждал нас, сгорая от улыбок и вопросов. Мне пришло в голову, что на работе он закладывает за воротник. Иначе с чего он такой приветливый?

– Видели сестру? – спросил он у Вайды с огромной зубопротезной ухмылкой.

– Что? – сказала Вайда. Она устала.

– Да, мы ее видели, – сказал я. – С прошлого раза ничуть не изменилась.

– Только стала еще лучше, – подыграла мне Вайда.

– Это хорошо, – сказал портье. – Люди не должны меняться. Всегда должны оставаться самими собой. Так они счастливее.

Я примерил это на себя и с трудом сохранил невозмутимое лицо. День был очень длинным.

– Моя жена немного устала, – сказал я. – Мы, наверное, пойдем к себе в комнату.

– Родня утомляет. Все это возбуждение. Укрепление семейных уз, – сказал портье.

– Да, – сказал я.

Он дал нам ключи от маминой комнаты.

– Могу проводить, если не помните дорогу, – предложил он.

– Не нужно, – сказал я. – Я помню. – И я отвлек его: – Такая прекрасная комната.

– Прекрасная, правда же? – просиял он.

– Очень милая комната, – подтвердила Вайда.

– Мама была в ней так счастлива, – сказал он.

Мы поднялись на старом лифте, и я ключом отпер дверь.

– Брысь с кровати, – сказал я, когда мы вошли в комнату. – Брысь, – повторил я.

– Что? – спросила Вайда.

– Призрак Мамочки, – сказал я.

– А-а.

Вайда легла на кровать и закрыла глаза. Я снял с нее туфли, чтоб ей стало удобнее.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Немного устала.

– Давай поспим, – сказал я, укрыл ее одеялом и устроился рядышком.

Мы проспали около часа, потом я проснулся. Призрак Мамы чистил зубы, и я велел ей залезть в шкаф и сидеть там, пока не уйдем. Она залезла в шкаф и закрыла за собой дверцу.

– Эй, малышка, – сказал я. Вайда пошевелилась во сне и открыла глаза.

– Который час? – спросила она.

– Примерно полдня после полудня, – ответил я.

– Во сколько самолет? – спросила она.

– В шесть двадцать пять, – сказал я. – Сможешь лететь? Потому что если нет, переночуем здесь.

– Нет, все нормально, – проговорила она. – Поехали в Сан-Франциско. Мне не нравится Сан-Диего. Хочу убраться отсюда подальше и поскорее все забыть.

Мы встали, Вайда умылась, и ей стало намного лучше, хотя она все равно была еще слабенькой.

Я попрощался с гостиничным призраком мамы в шкафу, Вайда тоже.

– До свиданья, призрак, – сказала она.

Мы спустились на лифте к поджидавшему нас портье, которого я подозревал в пьянстве на работе.

Он испугался, увидев меня с сумкой «КЛМ» в руках, – я возвращал ему ключ от номера.

– Так вы не останетесь ночевать? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Мы решили переночевать у ее сестры.

– А как же храп? – спросил он.

– По поводу храпа я обращусь к врачу, – сказал я. – Не могу же я так всю жизнь от него увиливать. Сколько можно. Я решил бороться, как подобает мужчине.

Вайда слегка подтолкнула меня взглядом, давая понять, что меня занесло, и я сдал назад:

– У вас очень приятный отель, и я буду рекомендовать его всем друзьям, если они поедут в Сан-Диего. Сколько с меня?

– Спасибо, – сказал он. – Нисколько. Вы друг Фостера. И вы даже не остались переночевать.

– Что поделаешь, – ответил я. – Вы были очень любезны. Спасибо и до свидания.

– До свидания, – сказал портье. – Приезжайте еще, когда сможете остаться на ночь.

– Обязательно, – сказал я.

– До свидания, – сказала Вайда.

Он вдруг стал слезливым и подозрительным:

– Но с комнатой же все в порядке, правда? – спросил он. – Это бывшая комната моей мамы.

– Все в порядке, – ответил я. – Комната превосходна.

– Чудесный отель, – сказала Вайда. – Прекрасная комната. Действительно прекрасный номер.

Видимо, Вайда его успокоила, потому что, когда мы уже выходили, он сказал:

– Передавайте от меня привет сестре.

Это дало нам пищу для раздумий на то время, пока ехали в аэропорт Сан-Диего, прижавшись друг к дружке на заднем сиденье такси, водитель которого – на сей раз американец – не спускал с Вайды глаз в зеркальце заднего вида.

Едва мы сели в такси, он спросил:

– Куда?

Я подумал, что сравнительно просто будет ответить:

– Международный аэропорт, пожалуйста.

Дудки.

– То есть международный аэропорт Сан-Диего, правильно? Вы туда хотите ехать, а?

– Да, – сказал я, подозревая: что-то тут не так.

– Я просто хотел лишний раз убедиться, – сказал таксист. – Потому что вчера у меня был пассажир, которому тоже хотелось попасть в международный аэропорт, но ему нужен был международный аэропорт Лос-Анджелеса. Потому и переспрашиваю.

Ну да, еще бы.

– И вы его отвезли? – спросил я. Мне больше нечего было сказать, а мои отношения с таксистом и так, очевидно, уже перестали мне подчиняться.

– Да, – сказал он.

– Наверное, он боится летать, – сказал я.

Таксист не понял шутки, потому что наблюдал за Вайдой в зеркальце заднего вида, а Вайда после этой шутки наблюдала за мной.

Таксист продолжал разглядывать Вайду. На дорогу он обращал очень мало внимания. С Вайдой опасно ездить в такси.

Я сделал себе в уме заметку на будущее: чтобы из-за красоты Вайды не рисковать жизнью.

Пучина чаевых международного аэропорта Сан-Диего (не Лос-Анджелеса)

К сожалению, таксист остался очень недоволен теми чаевыми, которые я ему дал. По счетчику снова выпал доллар и десять центов, и, помня о приключении, в которое мы попали с первым таксистом, я повысил ставку чаевых до тридцати центов.

Он поразился тридцатицентовым чаевым и не захотел иметь с нами больше ничего общего. Даже Вайда стала ему безразлична, когда он увидел эти тридцать центов.

Так за сколько же чаевых можно доехать до аэропорта Сан-Диего?

Самолет наш вылетал только через час. Вайда опять проголодалась, и мы зашли в кафе. Было около половины шестого.

Съели по гамбургеру. Я ел гамбургер впервые за много лет, и он не очень мне понравился. Плоский.

А Вайда сказала, что у нее гамбургер очень аппетитный.

– Ты забыл, каким должен быть гамбургер, – сказала Вайда. – Засиделся у себя в монастыре, вот голос рассудка и смолк совсем.

Поблизости сидели две женщины. У одной, средних лет, были платиновые волосы и норковая шуба. Она разговаривала с молоденькой, вкрадчиво симпатичной девушкой, а та, в свою очередь, говорила о предстоящей свадьбе и шляпках, которые заказали у мастера для подружек невесты.

С точки зрения ног девушка была хороша, но по линии бюста – мелковата, или это я такой испорченный? Они вышли из-за стола, не оставив чаевых.

Официантка от такого рассвирепела.

Вероятно, она была близкой родственницей двух таксистов, которые в тот день возили нас по Сан-Диего.

Она смотрела на пустой столик так, точно он был половым маньяком. Наверное, она их мама.

Прощай, Сан-Диего

Я поближе присмотрелся к аэропорту Сан-Диего. Миниатюрный, без изысков и вообще ничего «повесистого». Люди приходили сюда работать, а не красоваться.

Там висела табличка, гласившая что-то вроде: «Животных, прибывающих багажом, можно получить в отделе воздушных грузоперевозок с тыльной стороны здания».

Чем угодно клянусь – таких табличек в международном аэропорту Сан-Франциско не увидишь.

Мы отправились дожидаться посадки и чуть не столкнулись с молодым человеком на костылях в сопровождении трех стариков. Все они уставились на Вайду, а молодой человек уставился пристальнее всех.

Какой контраст между прекрасным залом ожидания ТЮА в Сан-Франциско и тем, как в Сан-Диего просто приходилось стоять у проволочной ограды и ждать посадки в самолет, похожий на акулу: он пронзительно свистел, будто выпуская пар, – ему не терпелось лететь.

Холодный серый вечер спускался на нас с верхушек пальм у автотрассы. От пальм почему-то становилось еще холоднее. На холоде они казались неуместными.

Рядом с самолетом, стоявшим на поле, играл военный оркестр – но слишком далеко и непонятно зачем. Наверное, прилетала или улетала какая-то большая шишка. Звучали они, как мой гамбургер.

Мой тайный талисман навеки

Мы снова заняли те же места над крылом, и снова я сидел у окна. Вдруг за двенадцать секунд стало темно. Вайда сидела тихо, устало. На кончике крыла мигал огонек. Я привязался к нему в темноте – словно к маяку, горящему в двадцати трех милях, – и сделал его навеки своим тайным талисманом.

Через проход от нас сидел молодой священник. Весь короткий путь до Лос-Анджелеса он просидел, пораженный Вайдой, как громом.

Сначала пытался не подавать виду, но скоро сдался и в какой-то миг даже перегнулся через проход, собираясь что-то сказать Вайде. Он действительно собирался ей что-то сказать, но потом передумал.

Вероятно, я еще очень долго буду размышлять, что же он собирался сказать дорогой моей бедной, измученной абортом девочке: несмотря на слабость и усталость после тихуанских передряг, она оставалась самой красивой девочкой в небесах над Калифорнией, в небесах, быстро летящих к Лос-Анджелесу.

От Вайды и священника я перешел к размышлениям о Фостере и библиотеке: как он обращается с книгами, поступившими к нам за этот день.

Я надеялся, что он встречает их как полагается, а авторам с ним так же уютно и желанно, как и со мной.

– Что ж, скоро будем дома, – сказала Вайда после долгого молчания, наполненного шумом мыслей. Когда Вайда заговорила, все самообладание священника затрепетало.

– Да, – сказал я. – Я как раз об этом думал.

– Знаю, – сказала она. – Мне слышно, как у тебя мысли в голове шуршат. Не волнуйся, в библиотеке все в порядке. Фостер старается.

– Ты и сама стараешься, – сказал я.

– Спасибо, – сказала она. – Скорее бы добраться до дома. Сразу в библиотеку – и спать.

Я был очень доволен, что она считает библиотеку своим домом. Я выглянул в окно и посмотрел на талисман. Я любил его так же сильно, как кофейное пятно по пути туда.