Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

 
…В мертвой цитадели осыпающегося камня
Дьявольское сияние приковало к себе ее взгляд,
И безумие взяло ее за горло,
Как если бы между ними встала тень соперника.
 

Песнь Белит

«Тигрица» бродила по морским просторам, и черные деревни содрогались от ужаса. В ночи зловеще рокотали тамтамы, передавая весть о том, что дьяволица морей нашла спутника, железного мужчину, чей гнев не уступал ярости раненого льва. Те, кто выжил после нападения на стигийские корабли, проклинали Белит и белого воина с яростными синими глазами; стигийские принцы надолго запомнили этого человека, и их память взрастила дерево, которое еще долгие годы приносило горькие плоды.

Но беззаботная, как бродячий ветер, «Тигрица» курсировала вдоль южного побережья, пока не бросила якорь в устье угрюмой и величаво несущей свои воды реки, чьи заросшие джунглями берега укрывали ее стеной тайны.

– Эта река называется Зархеба, что означает «смерть», – сказала Белит. – Ее воды ядовиты. Видишь, какие они темные и мутные? В этой реке живут лишь ядовитые рептилии. Чернокожие старательно избегают ее. Однажды стигийская галера, спасающаяся от меня бегством, поднялась по ней вверх по течению и исчезла. Я встала на якорь вот на этом самом месте, и через несколько дней галера приплыла обратно. Палубы ее были забрызганы кровью и пусты. На борту обнаружился всего один живой человек, но и он сошел с ума и умер в бреду. Груз сохранился в целости, а весь экипаж исчез без следа. Любимый мой, я думаю, что выше по реке расположен город. Я слыхала истории о его гигантских башнях и стенах, которые видели издалека моряки, рискнувшие пройти немного дальше. Мы ничего не боимся. Конан, давай поднимемся по реке и разграбим этот город!

Конан согласился. Обычно он соглашался со всеми ее планами. Она олицетворяла собой ум, который разрабатывал все их налеты, а он – могучую руку, что осуществляла ее идеи. Для него не имело особого значения, куда они плывут и с кем сражаются, лишь бы было куда плыть и с кем сражаться. Жизнь била ключом, и он вдыхал ее полной грудью.

Сражения и налеты проредили их экипаж: у них осталось около восьмидесяти воинов, чего едва хватало, чтобы управлять галерой. Но Белит не желала терять времени на долгий переход на юг, к островным королевствам, где можно было набрать добровольцев. Ее снедало нетерпение; приключение казалось ей слишком заманчивым, и вот «Тигрица» вошла в устье, и гребцы налегли на весла, направляя корабль против течения.

Вскоре они обогнули излучину, которая скрыла от них море. На закате они все еще медленно продвигались вверх по реке, огибая песчаные отмели, где свернулись и грелись на солнце странного вида рептилии. За весь день они не видели ни одного крокодила или животного на четырех лапах, и ни одна птица не села у края воды, чтобы напиться. До самого рассвета они плыли сквозь непроглядную темень меж берегов, казавшихся непроницаемыми черными стенами, откуда раздавалось таинственное рычание, звуки тяжелой поступи и злобно блестели угрюмые глаза. А однажды до них донесся нечеловеческий крик, полный злорадной издевки, – по словам Белит, это подала голос человекообразная обезьяна, одна из тех, в которых, по преданию, заключены души преступников, лишенных последнего успокоения в качестве наказания за свои преступления. Но Конан позволил себе усомниться в этом, потому что однажды в гирканском городе видел в золотой клетке эту тварь с бесконечно печальными глазами. Ему сказали, что это и есть человекообразная обезьяна, и он не увидел в ней и следа той дьявольской злобы и злорадства, которыми буквально вибрировал визгливый смех, эхом докатившийся из черных джунглей.

Взошла луна, кроваво-красная, с эбеновым ободком, и джунгли проснулись, приветствуя ее истерической какофонией. Рев, завывания и вопли повергли чернокожих воинов в ужас, но весь этот шум, как заметил Конан, доносился издалека, словно твари, размером не уступавшие человеку, не рисковали приближаться к темным водам Зархебы.

Поднявшаяся над черной стеной леса и колышущимися кронами луна посеребрила поверхность реки, и кильватерная струя за кормой превратилась в светящийся водоворот пузырьков, который широко расходился в обе стороны, похожий на сверкающую дорогу из взрывающихся самоцветов. Плюмажи на шлемах воинов кивали в такт ветерку, а драгоценные камни, вделанные в рукояти мечей и кинжалов, отливали морозным блеском.

Холодный свет зажег ледяным пламенем самоцветы в черных локонах Белит, собранных на затылке, когда стройная и гибкая девушка вытянулась на леопардовой шкуре, брошенной на палубу. Приподнявшись на локтях и положив подбородок на скрещенные руки, она неотрывно смотрела в лицо Конану, который простерся рядом. Слабый ветерок шевелил его черную гриву. Глаза Белит казались черными гагатами, сверкавшими в темноте.

– Нас окружают загадки и ужас, Конан, и мы плывем прямо в царство страха и смерти, – сказала она. – Ты не боишься?

Вместо ответа он лишь пожал обтянутыми кольчугой плечами.

– Я тоже не боюсь, – задумчиво протянула она. – Мне никогда не было страшно. Слишком часто я видела обнаженные клыки смерти. Конан, ты страшишься богов?

– Я бы не стал наступать на их тень, – сдержанно отозвался варвар. – Одни боги с легкостью несут зло, другие – спешат на помощь; так, во всяком случае, уверяют их жрецы. Митра, бог хайборийцев, должно быть, очень силен, потому что его народ построил города по всему миру. Но даже хайборийцы боятся Сета. И Бел, бог воров, тоже хорош. Я узнал о нем, когда был вором в Заморе.

– А твои собственные боги? Я ни разу не слышала, чтобы ты взывал к ним.

– Главный у них – Кром. Он живет на высокой горе. Какой смысл взывать к нему? Его мало заботит, живут люди или умирают. Лучше уж молчать, чем привлекать к себе его внимание, иначе он пошлет тебе смерть, а не удачу! Он мрачен и суров, совсем не умеет любить, но при рождении он вдыхает в душу мужчины стремление добиваться успеха и убивать. Чего еще можно желать от бога?

– Но как быть с другими мирами, теми, что существуют за рекой смерти? – настаивала она.

– Мой народ не верит в загробную жизнь, – ответил Конан. – В этом мире люди тщетно сражаются и умирают, обретая наслаждение только в яростном безумии боя; после смерти души их попадают в серое туманное царство облаков и ледяных ветров, где и скитаются, вечно и безрадостно.

Белит содрогнулась.

– Знаешь, жизнь, какой бы они ни была, все-таки лучше такой участи. Во что ты веришь, Конан?

Он пожал плечами.

– Я знал многих богов. Тот, кто отвергает их, так же слеп, как и тот, кто верит им безрассудно. А я дальше смерти не заглядываю. Может, там меня ждет темнота, как уверяют немедийские скептики, или царство Крома, в котором правят холод и туман, или же заснеженные равнины и покатые холмы Валгаллы Нордхейма. Я не знаю, что меня ждет, и потому не волнуюсь заранее. Дайте мне жить полной жизнью, пока я еще жив, дайте мне вкусить сочного красного мяса и обжигающего вина, жарких объятий белых рук, безумного торжества битвы, когда голубоватые клинки пьют кровь и окрашиваются в алый цвет, и я буду счастлив. Пусть учителя, жрецы и философы ломают головы над вопросами реальности и иллюзии. А я знаю вот что: если жизнь – иллюзия, тогда и я – не меньшая иллюзия, и в таком качестве иллюзия для меня реальна. Я живу, я горю жизнью, я люблю, я убиваю врагов, и я счастлив.

– Но ведь боги реальны, – сказала девушка, развивая свою мысль. – И боги шемитов стоят превыше всех – Иштар и Ашторет, Деркето и Адонис. Бел – он ведь тоже шемитский бог с кудрявой бородкой и озорными глазами, потому что родился в древнем Шумире, пусть и очень давно, после чего отправился, смеясь, бродить по свету, похищая драгоценности прежних королей. Жизнь после смерти существует, я знаю. Как знаю и то, Конан из Киммерии, – она грациозно поднялась на колени и прижалась к нему всем телом, – что моя любовь сильнее любой смерти! Я лежала в твоих объятиях, задыхаясь от страсти нашей любви; ты обнял, сломал и покорил меня, осыпая мою душу своими жаркими поцелуями. Мое сердце соединилось с твоим, и моя душа стала частью твоей! Если бы я уже умерла, а ты еще сражался бы за свою жизнь, я восстала бы из бездны и пришла бы тебе на помощь – да, пришла бы, пусть даже моя душа плыла бы под пурпурными парусами по хрустальному морю рая или корчилась бы в адском пламени преисподней! Я – твоя, и все боги вместе со своей вечностью не разлучат нас!

Вдруг впередсмотрящий на носу пронзительно закричал. Отстранив от себя Белит, Конан одним прыжком вскочил на ноги. Меч его длинной серебристой молнией сверкнул в темноте, а от увиденного волосы у него на затылке встали дыбом. Чернокожий воин беспомощно повис над палубой, поддерживаемый каким-то гибким деревом, перегнувшимся через борт судна. А потом он понял, что видит перед собой гигантскую змею, которая высунулась из воды и ухватила невезучего моряка огромными челюстями. Ее крупные чешуйки, с которых стекала вода, зловеще блестели в лунном свете, пока она возвышалась над палубой, а несчастный воин извивался и кричал, словно кролик, попавший в зубы к питону. Конан поспешил на нос, взмахнул своим широким мечом и почти перерубил шею твари, которая толщиной превосходила талию обычного человека. Кровь рекой хлынула на палубу, а умирающий монстр отпрянул в сторону, по-прежнему не выпуская стонущую жертву, и погрузился под воду. На поверхности забурлила кровавая пена, в которой бесследно исчезли и человек, и рептилия.

После этого Конан сам встал на вахту, но из темных и мутных глубин на поверхность больше не поднялась никакая жуткая тварь. Когда же над джунглями занялся рассвет, он увидел белые клыки башен, торчащие среди деревьев. Киммериец окликнул Белит, которая заснула прямо на палубе, завернувшись в его ярко-алую накидку, и она моментально вскочила на ноги и встала рядом с ним. Глаза девушки сверкали. Губы ее раздвинулись, и она уже готова была приказать своим воинам взяться за луки и стрелы, как вдруг ее чудесные глаза удивленно расширились.

Оказалось, что они смотрят на призрак города. Обогнув густо заросший джунглями мыс, корабль вошел в вогнутую бухту. Сорняки и буйная осока росли среди камней обвалившихся причалов и рассыпавшихся тротуаров, что некогда были улицами, просторными площадями и широкими двориками. Джунгли наступали на город со всех сторон, за исключением реки, затягивая ядовитой зеленью упавшие колонны и груды щебня, оставшиеся на месте зданий. Здесь и там на фоне рассветного неба виднелись покосившиеся башни, а среди полуразрушенных стен в небо смотрели остатки колонн, торчавших, словно гнилые зубы. В центре мраморную пирамиду увенчивала тонкая колонна, на верхушке которой сидело нечто такое, что Конан поначалу принял за изваяние и лишь потом распознал в нем признаки жизни.

– Это – большая птица, – сказал один из воинов, стоявших на носу корабля.

– Это – гигантская летучая мышь, – поправил его другой.

– Это – человекообразная обезьяна, – сказала Белит.

В это самое мгновение создание расправило огромные крылья и полетело в сторону джунглей.

– Крылатая человекообразная обезьяна, – с тревогой проговорил старый Н’Йага. – Лучше уж самим перерезать себе глотки, чем высаживаться здесь. Это – проклятое место.

Белит высмеяла его суеверные страхи и отдала приказ причаливать к берегу. Галеру пришвартовали к полуразрушенному причалу. Девушка первой спрыгнула на берег. Конан не отставал от нее ни на шаг, а за ними последовали чернокожие пираты, плюмажи на шлемах которых раскачивал утренний ветерок. Они сжимали в руках копья и дротики, настороженно вглядываясь в окружающие джунгли.

Повсюду царила напряженная тишина, зловещая и опасная, как спящая ядовитая змея. Белит очень живописно смотрелась на фоне развалин, ее полная жизни гибкая и стройная фигурка резко контрастировала с запустением и разрушениями, царившими вокруг. Над джунглями медленно наливалось кровью восходящее солнце, осыпая башни расплавленным золотом и подчеркивая тени, разбегающиеся от полуразрушенных стен. Белит показала на изящную круглую башню, покоившуюся на сгнившем основании. К ней вела вереница поросших травой и потрескавшихся каменных плит, по обеим сторонам которой лежали на земле упавшие колонны, а впереди стоял массивный алтарь. Белит быстро поднялась по древним ступеням и остановилась перед ним.

– Очень древний храм, – сказала она. – Смотрите – видны канавки для стока крови по бокам алтаря, и смыть с них темные пятна не смогли даже дожди нескольких тысячелетий. Стены рухнули, но вот этот каменный блок бросает вызов времени и силам природы.

– Но кем были эти древние? – пожелал узнать Конан.

Она беспомощно развела руками.

– Этот город не упоминается даже в легендах. Но взгляните на вот эти отверстия для рук по бокам алтаря! Жрецы часто прятали свои сокровища именно под алтарями. А ну-ка, возьмитесь за него вчетвером! Посмотрим, сможете ли вы поднять его.

Белит шагнула назад, освобождая для них место, и внимательно посмотрела на башню, что накренилась, как пьяная, в их сторону. Трое самых сильных чернокожих воинов просунули руки в отверстия, проделанные в камне – странным образом совершенно неподходящие для человека, – когда Белит вдруг испуганно вскрикнула и отпрыгнула в сторону. Они замерли, а Конан, уже наклонившийся, чтобы помочь им, выпрямился и резко обернулся.

– Там в траве змея, – сказала она, осторожно пятясь назад. – Иди и убей ее, а вы, остальные, возвращайтесь к камню.

Конан быстро подошел к ней, а другой чернокожий занял его место. Пока он нетерпеливо всматривался в траву в поисках змеи, чернокожие расставили пошире ноги, напряглись так, что под эбонитовой кожей заиграли тугие бугры мускулов, и с кряхтением попробовали поднять алтарь. Камень не пожелал отрываться от земли, зато вдруг с легкостью повернулся вокруг своей оси. В то же самое мгновение над головами у них раздался грохочущий рокот, и пьяная башня обрушилась вниз, похоронив под обломками всю четверку воинов.

Их товарищи в ужасе закричали. А Белит крепко стиснула руку Конана своими тонкими пальцами.

– Никакой змеи не было, – прошептала она. – Это была уловка, чтобы отозвать тебя. Я испугалась – древние умели хорошо охранять свои сокровища. А теперь давай уберем камни.

По окончании геркулесовых трудов они все-таки сумели разобрать завал и извлечь из-под него четыре изуродованных тела. А под ними пираты обнаружили крипту, вырубленную в сплошном камне и теперь забрызганную кровью погибших воинов. Алтарь, остроумно укрепленный над ней при помощи каменных штанг и втулок, служил ей крышкой. Казалось, крипта искрится жидким пламенем, отражая лучи утреннего солнца миллионами сверкающих граней. Глазам онемевших от изумления пиратов предстали несметные сокровища: бриллианты, рубины, гелиотропы, сапфиры, бирюза, лунные камни, изумруды, аметисты и незнакомые самоцветы, сияющие, как глаза злых колдуний. Крипта доверху была заполнена яркими драгоценными камнями, и лучи восходящего светила превратили их в море искрящихся огней.

Белит, радостно вскрикнув, упала на колени перед окровавленной грудой камешков и погрузила обе руки по локоть в это сверкающее великолепие. Она высвободила их, держа в пальцах нечто такое, что вызвало у нее еще один восторженный вскрик, – длинное ожерелье из кроваво-красных камней, похожих на сгустки замерзшей крови, нанизанных на золотую нить. В их мрачном сиянии яркий и золотистый солнечный свет превращался в кровавую дымку.

В глазах Белит появилось отсутствующее выражение, как у женщины, впавшей в транс. Душу подлинного шемита пьянит и очаровывает материальное великолепие и роскошь, а перед такими сокровищами не устоял бы даже пресыщенный император Шушана.

– Забирайте камни, собаки! – Голос девушки дрожал и срывался от обуревавших ее чувств.

– Смотрите! – Мускулистая черная рука вытянулась в сторону «Тигрицы», и Белит резко развернулась.

Ее полные алые губы раздвинулись в жутком оскале, как если бы она ожидала увидеть еще какого-нибудь корсара, приплывшего следом за ними, чтобы отнять у нее сокровища. Но с планшира галеры сорвалась лишь гигантская черная тень, быстро растаявшая вдали над джунглями.

– Этот дьявол – человекообразная обезьяна – обыскивал наш корабль, – тревожно начали перешептываться чернокожие.

– Ну и что? – вскричала Белит и разразилась проклятиями, нетерпеливо отбрасывая со лба непокорную прядь иссиня-черных волос. – Сделайте носилки из дротиков, застелите их накидками, чтобы унести все драгоценности… Куда это, к дьяволу, ты направляешься?

– Хочу взглянуть на галеру, – проворчал Конан. – Кто его знает, этот дьявол в образе летучей мыши мог запросто проделать дыру в днище.

Он быстро сбежал по полуразрушенному причалу и запрыгнул на борт. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы наскоро осмотреть пространство под палубами, и он яростно выругался, глядя в ту сторону, в которой исчезло существо, похожее на летучую мышь. Он поспешно вернулся к Белит, которая зачарованно перебирала драгоценности. Девушка уже повесила на шею ожерелье, и кроваво-красные камни тускло блестели на ее белой груди. Огромный обнаженный чернокожий воин стоял в заполненной самоцветами крипте, зачерпывая пригоршнями самоцветы и передавая их жадным рукам наверху. На его смуглых пальцах повисли сверкающие замороженные нити всех цветов радуги; капли алого огня срывались с его ладоней, искрящиеся в солнечных лучах. Казалось, чернокожий гигант оседлал кучу игристого пламени ада, передавая наверх полные пригоршни звезд.

– Летучий дьявол разбил бочки с пресной водой, – сказал Конан. – Если бы мы не потеряли разум при виде этих камней, наверняка услышали бы шум. Было очень глупо и самонадеянно с нашей стороны не выставить часовых. Речную воду пить нельзя. Я возьму с собой двадцать человек и поищу пресную воду в джунглях.

Белит невидящим взором уставилась на него; глаза ее затопила странная страсть, а пальцы перебирали камешки ожерелья на груди.

– Очень хорошо, – рассеянно ответила она. – А я пока перенесу добычу на борт галеры.

Джунгли быстро сомкнулись вокруг них, и золотистый свет дня сменился серыми сумерками. С ветвей, смыкавшихся над головой арочными сводами, свисали зеленые лианы, похожие на ярких питонов. Воины растянулись цепочкой, ступая друг за другом в первобытных сумерках подобно черным привидениям, следующим за белым призраком.

Но подлесок и кустарники оказались совсем не такими густыми, как опасался Конан. Земля под ногами была мягкой, но не болотистой. По мере того как они удалялись от реки, местность начала медленно повышаться. Они уходили все дальше в зеленые колышущиеся дебри, но вокруг по-прежнему не было никаких признаков воды – ни ручья, ни стоячего пруда. Конан внезапно замер, и его воины превратились в базальтовые статуи. Воцарилась мертвая и зловещая тишина, и киммериец раздосадовано тряхнул головой.

– Идите вперед, – проворчал он, обращаясь к своему заместителю Н’Горе. – Не останавливайтесь, пока не потеряете меня из виду, а потом затаитесь и ждите меня. По-моему, за нами следят. Я что-то слышал.

Чернокожие неловко переминались с ноги на ногу, но ослушаться не посмели и сделали, как им было сказано. Когда они двинулись вперед, Конан быстро шагнул за ближайшее дерево, напряженно глядя в ту сторону, откуда они пришли. Из этого царства непроглядных сумерек могло появиться что угодно. Но ничего не произошло; вдали стих слабый шорох шагов его воинов. Конан вдруг понял, что в воздухе ощущается какой-то сильный и экзотический аромат. Что-то ласково коснулось его виска. Он быстро обернулся. Из частокола зеленых стеблей, усеянных множеством острых и длинных листьев, ему подмигивали большие черные цветки. Один из них, очевидно, и коснулся его своими лепестками. Кажется, они звали его к себе, призывно кивая гибкими и сочными стеблями. Они покачивались и шуршали, хотя ветра не было.

Он отшатнулся, распознав в цветках черный лотос, чей сок был смертельно ядовитым, а аромат навевал тяжелый сон, который правильнее было бы назвать бредовым кошмаром. Но Конан уже чувствовал, как на него наваливается непреодолимая апатия и усталость. Он попытался поднять меч, чтобы срубить проклятые стебли, но рука не слушалась его, повиснув безжизненной плетью. Киммериец открыл рот, чтобы окликнуть своих воинов, но с его губ слетел лишь хриплый стон. В следующее мгновение джунгли вдруг закрутились у него перед глазами с пугающей быстротой; он уже не слышал истошных воплей, прозвучавших неподалеку; колени его подогнулись, и он ничком повалился на мягкую землю. Над его бездыханным телом в неподвижном воздухе жутко покачивались огромные черные цветы.