Текст книги "Треба"

Глава 13
Лошади ветра

Через два часа бодрого шага дорога, которая виляла между прибрежными холмами, все-таки решилась перестелиться на другой берег. К удивлению путников, брод оказался замощенным все тем же камнем.

– Или река появилась позже дороги, – предположил Тару, снимая сапоги, – или строили ее очень старательные мастера. Но я бы предпочел мост.

– Вряд ли кто-нибудь ее строил, – заметил Кай, поглядывая на небо.

– Что ты хочешь там увидеть? – обеспокоился Эша, который старался больше приглядывать не за дорогой, а за зеленоглазым, словно именно от него исходила опасность.

– Однажды Непиш сказал мне, что шуметь в горах не стоит, – объяснил Кай. – Но если я не смогу обойтись без шума, то должен знать, что твари, которые обитают в ближних скалах, не самые опасные летуны в округе.

– Не скажу, что эта новость мне по вкусу, – сплюнул Эша и проводил взглядом уносящийся течением реки плевок. – Будь эти твари чуть умнее, наш пепел уже бы развеивался ветром. А в моем представлении – чем враг умнее, тем он опаснее.

– Враг играет с нами, Эша, – подала голос Илалиджа. – Мы заняты тем, что отбиваем стрелы, а надо бы добраться до лучников.

– До узников, – поправил Илалиджу Кай. – До узников, которые много лет назад расставили силки и ловушки, не предполагая, что их придется преодолевать их же спасителям.

– Тогда кто наш враг? – поднял брови Течима. – Или врага вовсе нет? Есть только силки и ловушки?

– Враг есть всегда, – произнес Тару, входя в воду. – Поверьте мне, много раз случалось так, что настоящим врагом оказывается тот, с кем ты ешь из одного котелка.

– Что ты хочешь сказать? – побледнел Усанува.

– Ничего, – наклонился, побрызгал водой лицо старик. – Только то, что у меня была длинная и непростая жизнь. Однако надо обуваться и идти дальше, пока моя жизнь еще длится. К тому же ветер усиливается, а ну как он принесет дождь? Дождь лучше встречать под крышей.

Ветер и впрямь усилился. Трава, стоявшая по обе стороны дороги стеной, заколыхалась, как море в волнение. Невидимые, сносимые ветром, гудели пчелы, где-то высоко голосила неразличимая птичка. Но туч пока что не было, желтое и холодное небо накрывало Запретную долину.

– Не может быть, – продолжал бормотать Эша. – Первый месяц весны. И что? В одном краю – спелые хлеба, в другом – луга в пояс. Может быть, тут и зимы нет? И вот если это все морок, а мы бы пошли сюда зимой, да разделись бы от жары, да добрались бы до самой Анды, да освободили этих двенадцать умников, что вляпались в ловушку на тысячи лет, и что? Морок бы развеялся, а мы, раздевшиеся от жары, на морозе и во вьюге? Хорошего было бы мало.

– Там, за горами, в деревне, где праздник, хорошо, – мечтательно заметил Шалигай. – Такой морок мне по вкусу. Если у нас ничего не получится и я выберусь отсюда, на тот год опять приду. Кай один заходил в долину, значит, и я смогу. Но в Танату эту заходить не буду. Сразу в деревню пойду. Столько там молодок! Одна другой лучше! А вино? А выпечка? Нет, хороший был морок. Годный!

– Ты бы лучше не о молодках мечтал, – хмурился Тару, – а головой вокруг крутил. Смотри! Трава такая, что стаю волков скроет, не приметишь.

– Нет тут волков, – покачал головой Кай и посмотрел на Арму. – На ходу насторожь можешь раскидывать?

– Зачем тебе? – не поняла Арма, отчего-то залившись румянцем. – Ты же и сам не хуже меня опасность чуешь. В темноте-то уж точно видишь.

– Чую-то я чую, – кивнул Кай, – но точно разобрать не могу. Вот только что показалось, что впереди два сиуна, а теперь ни одного не могу разобрать.

– Так ты их чувствуешь? – сдвинул брови Эша.

– Только тогда, когда они этого хотят, – ответил Кай. – Сейчас нет. Они закрылись.

– Это как же? – не понял Течима. – Я горазд верить твоим способностям, зеленоглазый, но как же это закрылись? Они что, ракушки речные?

– Да уж способнее ракушек, способнее, – уверил кусатара Кай. – Прибавим шагу. Деревня впереди.

Десятка три глинобитных изб, крытых соломой, стояли на холме, окруженном парой оврагов. Верно, водяные потоки, взрезавшие степную землю, наткнулись на пласт известняка, разбежались в стороны, размывая глину, и сомкнулись только тогда, когда белокаменный кряж остался позади. Теперь уж и склоны оврагов захватила трава, разве только под самой деревней проглядывали в обрывах зеленоватые глыбы, но на самом холме вся трава была выкошена, вдобавок через овраг имелся вполне себе добротный широкий деревянный мост, хотя сама дорога в деревню не заворачивала, уходила вдоль оврага к западу.

– Однако мудро, – пробормотал Эша. – Степные пожары не страшны.

– Копыта, – наклонился над досками Тару. – По этому мосту часто проходят лошади. И много!

– Наверное, это деревня коневодов? – предположил Кай.

– Только коней не видно, – заметил Усанува. – И коневодов тоже.

Коневодов и впрямь не было. Ни единой души не было видно ни возле домов, ни на огородах, ни у колодца, нигде. Причина стала ясна уже через несколько минут. Отряд перешел через мост и сразу за околицей наткнулся на первый труп. Босой селянин в льняных портах лежал в луже крови. Кай перевернул тело. Арма подошла ближе. Горло несчастного было рассечено от левого уха до правой ключицы.

– Знакомо? – спросила она, заметив мелькнувшую в глазах Кая ненависть.

– Сарлата, – бросил он. – Его почерк. Или его подручных. Когда эта свора врывается в деревеньку, вот такой прохожий начинает крутиться на месте, оглядываться, но всегда найдется тот, кто прихватит его за волосы сзади и полоснет кинжалом.

– Как ты выдержал и не убил его по дороге? – спросила Арма.

– Отложил это удовольствие, – процедил сквозь зубы Кай. – Но с одной целью, чтобы не собирать самому по всем Холодным пескам его подельников.

– Мерзавцы, – присел возле трупа Эша. – Я, конечно, спорить не буду. Насчет того, что это вот все, что вокруг нас, под нами и над нами – все это морок. Так, скорее всего, и есть. Наверное, и этот мертвец – тоже морок. Но мнится мне, что умирал он по-настоящему.

– Нет, – оскалила клыки Илалиджа. – Он шутил и смеялся.

– Осторожнее, – приказал Кай. – Думаю, что в деревне точно не осталось ни одного живого, но всем быть как можно осторожнее! Если это и правда сделал Сарлата, он горазд на засады.

Сарлаты в деревне не оказалось. Зато в ней нашлись еще два моста, которые вели в травяные степи, больше полусотни трупов, редкие из которых стискивали в мертвых руках хоть какое-то оружие, и один живой – мальчишка лет семи, черный как смоль, с черными волосами, черным лицом и мелькающими на черном фоне белками глаз. Впрочем, слезы, которые сбегали у него по щекам, промывали дорожки на белых, усыпанных рыжими конопушками щеках, что позволило Арме заключить – парень был перемазан сажей. Мальчишка сидел над трупом столь же рыжего ширококостного старика, который, судя по торчащей в груди стреле, встретил смерть лицом к лицу. В руке у старика был топор.

– Кай. – Зеленоглазый присел напротив мальчишки, коснулся ладонью груди, назвал свое имя, потом дотронулся до руки старика, прошептал: – Почтение и свет уходящему во мрак, – и стал называть спутников: – Арма, Тару, Эша, Теша, Шалигай, Шувай, Усанува, Течима, Илалиджа, Вериджа, Тиджа.

– Шип, – всхлипнул наконец мальчишка и, приложив руку к груди, добавил: – Шипантахи. Или Шип, если коротко. Меня так зовут. А это мой дед. Он был мне вместо отца и матери. Приказал прятаться в печи, когда на деревню напали. Я хотел вылезти, но дед настрого приказал. Когда настрого, нельзя ослушаться. А вы кто?

– Мы, – Кай оглянулся, – мы путники, Шип. И еще воины. Идем по дороге, смотрим по сторонам. Но смотрим не просто так. Хотим найти высокого крепкого человека с белыми волосами, который убивает людей. С ним три десятка воинов.

– И женщина, – всхлипнул Шип. – Я подглядел в окно, когда они уже вышли из домов и садились на лошадей. Очень красивая женщина. Такая красивая, что я словно с ума сошел. Даже не сразу вспомнил, что моего деда больше нет, а он ведь лежал под окнами, я его видел.

– Сколько тебе лет? – спросил Кай.

– Семь, – гордо ответил Шип. – Но я уже могу отличить красивую женщину от некрасивой. У тебя две женщины, обе красивые. По-разному, но красивые. Вот и вот, – мальчишка ткнул пальцем в Арму и Тешу, потом перевел взгляд на Илалиджу и вытаращил глаза. – И вот… От нее тоже, как от той красивой, с ума можно сойти. Но эта не красивая. Она… другая.

– Я другая, – скривилась в усмешке Илалиджа. – Если кому до сих пор было непонятно, я другая, а не страшила из ночного кошмара.

– Чем мы можем помочь тебе, парень? – спросил Кай.

– Уже ничем, – опустил плечи мальчишка. И сказал через минуту, всхлипывая: – Наверное, нужно похоронить убитых.

– Как это принято у вас? – спросил Кай.

– Нужно рыть могилу, – пробормотал мальчишка. – Или использовать известковую яму. Дед бы заругал, но теперь уже все равно. На восточной околице есть несколько…

Мальчишка показался Арме маленьким старичком. Когда Теша подняла его и отнесла в сторону от мертвого тела, он тут же попросил опустить его на ноги, и превратился именно в старичка. Или начал старательно копировать своего деда, который был старостой деревни. Во всяком случае, ходить мальчишка начал, придерживая ладонью поясницу, говорил присказками, а в голосе проявились старческие нотки.

Шувай нашел на задах одного из домов тележку и вместе с Тару, Усанувой, Течимой и Шалигаем стал таскать ее от дома к дому и грузить мертвыми телами. Шип ходил за тележкой, называл по имени каждого погибшего, после чего принимался лить слезы и твердить то ли отходную молитву неведомо каким силам, то ли стихотворный плач по безвременно павшим воинам. Воинами объявлялись все – начиная от грудных детей и заканчивая древними старушками. Клинки Сарлаты не пощадили никого. К тому времени, когда Шувай отвез и уложил в известковую яму четвертую телегу трупов, Арма, которой Кай поручил присматривать за Шипом, затвердила его песнопение наизусть. Правда, к полудню мальчишка стал запинаться, да и почти сорвал голос. Когда Шувай засыпал могилу, Теша взяла мальчишку за руку, отвела его к колодцу и, несмотря на возмущенные крики, раздела, смыла сажу, закутала в одеяло и посадила на деревянную колоду, занявшись стиркой его одежды.

– Ого! – воскликнул Кай, подойдя к колодцу и обнаружив вместо чумазого мальчишки – огненно-рыжего паренька. – Да о тебя можно печь разжигать. Или вместо масляной лампы зимними вечерами на стол ставить.

– А что толку-то? – надул губы Шип. – Все одно, ни света, ни огня не прибавится.

– Послушай. – Кай присел перед мальчишкой. – Мы уходим. Наш путь идет вдоль дороги, хотя мы и не очень-то представляем себе, куда она ведет.

– Сначала на степной торг, потом на дальние хутора, а потом в бездну ветров, – отчеканил мальчишка. – Но за бездной ветров опять степь, куда никто не ходил. И дороги там больше нет. А дальше я не знаю.

– Значит, и наш путь лежит на степной торг, потом на дальние хутора, а потом в бездну ветров и в ту степь, что за этой самой бездной. То есть до конца этой дороги, – объяснил Кай. – Подскажи мне, приятель, куда тебя отвести? На торг, на хутора или еще куда? Ты ведь не останешься здесь один?

– Нет, – побледнел Шип. – Не хочу один.

– Тогда пойдем с нами, – предложил Кай. – Куда тебе нужно?

– Сначала на степной торг, потом на дальние хутора, потом в бездну ветров, а потом в степь, куда никто не ходил, – попросил Шип. – Возьмите меня с собой, вести меня некуда, если только просто вести. К тому же вы ведь искали того седого воина, что убил тут всех. Я тоже хочу его найти… и убить.

Шип надул губы, выпятил грудь и с трудом поднял над головой тяжелый топор деда.

– Подожди. – Кай поднялся, оглядел спутников, что стояли возле колодца, подозвал к себе Арму. – Будешь присматривать за парнем? Теша тебе поможет.

– Так и спросил бы сразу ее, – поморщилась Арма. – Или она не справится? Этот паренек и сам за собой способен присмотреть. Мне бы за тобой суметь уследить.

– Согласен, – кивнул Кай. – За мной уследить непросто. Вовремя поменять штаны, подтереть сопли, вычесать репьи из волос. Но тут дело еще сложнее будет. Ты видела его мертвого деда?

– Да, – подобралась Арма.

– А если он был сиуном? – спросил Кай. – Если да, то сиуном станет Шип. Больше некому. Не осталось никого.

– Подожди, – не поняла Арма, окинула быстрым взглядом дома, деревенский большак, колодец, спутников, огороды, колышущуюся волнами на ветру степь. – Ты же говорил, что чувствовал двоих сиунов.

– Вторым был проводник Сарлаты, – ответил Кай.

– А этот сиун… – Арма заколебалась. – Он… чей?

– Думаю, что клана Асва – клана Лошади, – ответил Кай. – Хотя лошадей в деревне нет, и, насколько я понял, Сарлата их не уводил.

– Чем нам может грозить сиун Асвы? – спросила Арма. – Он вроде бы и в самом деле является обычно в виде лошади?

– Лошадь – знак клана Асвы – знак города Гиены, – объяснил Кай. – А сиуны все являются в виде людей. По крайней мере, об этом я оракула тоже спрашивал. Хотя… Как Паттар когда-то был богом полета, свободы, высоты, так и Асва был богом ветра и движения. Лошадь – это только образ. Поэтому поверь мне, в этой самой бездне ветров что-то и произойдет, скорее всего.

– Мне не нравится слово «бездна», – призналась Арма.

– Мне тоже, – пожал плечами Кай. – Но за бездной степь, значит, бездна проходима. Шипантахи! – торжественно обратился к мальчишке зеленоглазый. – Мы берем тебя с собой. Не знаю, удастся ли нам догнать Сарлату, но обижать тебя никто не станет. Только один вопрос. У тебя есть башмаки? А то ведь с голыми пятками много по каменной мостовой не натопаешь!

– А зачем топать? – украсил румянцем конопатые щеки Шип. – А лошади на что?

– Какие лошади? – не понял Кай. – В деревне нет лошадей, ни одной! Мы хотели купить лошадей в твоей деревне, но не застали ни товара, ни продавцов.

– Не надо ничего покупать, – замотал головой Шип. – Надо только позвать. Шалли приведет табун.

Шипантахи забрался на конек крыши дедовой избы, вытащил из-за пазухи короткий витой рожок, приложил его к губам, надул щеки и неожиданно извлек протяжный и гулкий звук, такой, что разом исчез и шум ветра, и скрип колодезного ворота, и урчание в животе Шувая. Вдобавок ко всему, у Армы зазудело в ушах, и, судя по жестам ее спутников, не только у нее. Затем откуда-то издалека донесся то ли отзвук, то ли приглушенное ржание, и Шип довольно скатился с соломенной крыши в руки Шувая.

– Шалли услышал, скоро приведет табун.

– Шалли – это погонщик? – не понял Кай.

– Нет, – замотал головой Шип. – Шалли – это конь. Очень большой и очень умный конь. Сильный. Даже его, – Шип ткнул пальцем в великана, – даже его сможет нести. Легко.

Соломенные снопы, устилавшие крыши домов, были плотно перевязаны бечевой. Через ладонь, туго, верно, чтобы степные ветры не выщипывали кровлю, но, когда вдалеке разнесся стук копыт, труха полетела даже с самых плотных снопов. Словно не табун совпал с усилением ветра, а он сам и был ветром. Где-то в отдалении зашуршала, зашелестела сминаемая трава, потом загремел один из деревянных мостов, и вот, из-за крайней избы черной, с отблеском солнца на перекатывающихся мышцах, рекой выкатился табун. Дыхание перехватило у Армы. Более полусотни коней, которые не только бы сделали честь лучшему гиенскому табуну, но и разом обратили бы в дешевку конюшню самого иши, взметнули деревенскую пыль и остановились в нескольких шагах от окаменевшего отряда. Замелькали стройные, удивительно тонкие ноги, зашуршали на ветру длинные гривы, изогнулись крепкие шеи.

– Шалли! – радостно заорал Шип, бросился вперед, ухватил за гриву раздвинувшего ряд животных огромного, в полтора раза больше прочих коня, уткнулся лицом в его опущенную к малышу морду и, заливаясь слезами, начал что-то бормотать и рассказывать.

– Разрази меня гром, – восхищенно пробормотал Тару. – Уже для того, чтобы увидеть это чудо, стоило здесь оказаться. Да за такую лошадку на хиланском торжище можно выручить не один десяток золотых!

– С руками оторвут на подступах, – отозвался Шалигай. – Но лошадки-то не седланы? Объезжать их теперь, что ли?

– Сюда, – размазывая по щекам слезы, позвал Шип. – Идите сюда. Вставайте. К каждому подойдет его лошадь. Остальные уйдут в степь. И ты, большой, иди сюда. Ты поедешь на Шалли. И меня посадишь перед собой. Шалли согласен только так.

– То есть не мы будем выбирать лошадей, а они нас? – хмыкнул в усы Эша.

– Не выбирать, а примериваться, – объяснил мальчишка. – Лошади ветра – свободные животные.

– Лошади ветра… – задумался Кай.

– Они не служат, – всхлипнул Шип. – Они дружат. Ну, ты чего встал?

– Никогда не сидел на лошади, – признался Шувай. – К тому же они все без седел?

– Ничего, – поморщился мальчишка. – Когда лошадь ветра держит дорогу, ее спина не шелохнется. Держаться можно за гриву, а можно и вовсе не держаться, если не боишься, что ветер снесет.

– А если боишься? – нахмурился Шалигай.

– Не снесет, – успокоил хиланца Шип. – Тот, кто едет на спине ветра, сам ветра не боится. Эй, как тебя зовут, подсади меня.

– Шуваем меня кличут, – сокрушенно вздохнул великан, шагнул вперед, наклонился, поднял малыша, посадил на лошадиную холку, удостоился спокойного обнюхивания и вдруг восторженно крякнул: – Да ну?

То ли подчиняясь повелению малыша, то ли собственному разумению, огромный конь вдруг наклонился, припал на одно колено к земле, и великан без особого труда очутился у него на спине. Легкое движение – и Шувай вознесся чуть ли не выше коньков деревенских изб.

– Эх! – восторженно заорал мейкк. – Удобно! А высоко-то как!

– Ладно, – шагнула вперед Арма, хотела даже закрыть глаза, чтобы не спугнуть таинство, но не успела. Из табуна, который вдруг обратился вытянутыми мордами, расширенными ноздрями и влажными, сверкающими глазами, выделилась стройная кобылка, которая, не будь Шалли, сама бы дала фору любому другому коню Салпы, принюхалась к лицу Армы, ущипнула мягкими губами ее за нос и, получив кусок лепешки, без сомнений его схрумкала. Арма обняла лошадь за шею, потерлась щекой о бархатистую теплую кожу, несколько раз назвала свое имя: «Арма, Арма, Арма», и закинула ногу на милостиво подставленную спину. Лошадь выпрямилась. На ней действительно было удобно и высоко сидеть. Удобно даже без седла, хотя ноги с непривычки и жаждали уткнуться носками в стремена. Но как бы легко ни сиделось на гордом животном, к вечеру боль в бедрах и икрах будет обеспечена. Арма оглянулась. Весь отряд в полном составе из пеших путников превратился во всадников. Даже на лицах Илалиджи, Теджи и Вериджи было написано плохо скрываемое удовлетворение.

– Вперед, – призвал всадников Кай.

Ветра и впрямь на спинах лошадей не ощущалось. Вокруг был ветер. Разбегалась волнами трава, вздымалась пыль, но на теплой спине животного ветра не было. Арма наклонилась, запустила пальцы в густую гриву, согнула колени, навалилась, прижалась грудью и животом к лошадиной шее и закрыла глаза. Втянула в себя запах травы и сырой земли. А ведь чего доброго так можно было и уснуть. Открыла глаза. Холмы и редкие рощицы проносились мимо, словно не на лошади скакала уроженка Зены, а летела над землей, оседлав стрелу. Откуда-то спереди доносились восторженные вопли Шувая, но кто-то рядом и плакал. Арма повернула голову и увидела Тешу. Та тоже лежала на шее своего коня и рыдала в голос, глотая слезы и опуская время от времени лицо в мягкую гриву. Арма оглянулась. Шалигай, Тару, Эша, Усанува, Течима довольно улыбались, а Илалиджа, Тиджа и Вериджа сидели на спинах животных, расставив в стороны руки, словно вот теперь, воспользовавшись подаренной им скоростью, собрались взлететь.

Арма выпрямилась, стиснула горячий круп лошади бедрами, расставила руки и тоже поймала ладонями ветер. Поймала, ухватила, сжала, стиснула, и ее лошадь разом стала еще послушнее, словно там, чуть в стороне, отсвистывали не порывы ветра, а бились распущенные поводья.

– А-а-а-а! – продолжал радостно кричать мейкк.

Отмерив не менее пяти десятков лиг, упустив сменившийся вечерним сумерком полдень, отряд вылетел на степной торг – круглую площадь, вытоптанную до твердой земли и окруженную двумя рядами шатров и палаток.

– Здесь, – гордо произнес Шип, сползая с коня. – На сегодня все. Лошадей нужно отпустить в степь. Но завтра они придут опять.

Арма освободила пальцы от прядей гривы, погладила лошадь по шее, спрыгнула на землю, удивляясь, что ноги не подогнулись от удара. Кобыла изогнула шею, развернулась, ударила копытами и ринулась в травяные просторы. Пыль улеглась, дробный перестук затих, и спутники остались посередине степного круга.

– Никого нет, – заметил, оглядываясь, Тару.

– Все мертвы, – мрачно заметил Кай.