Текст книги "Треба"

Глава 26
Смерть

Он был жив. Невероятно, но Кай был жив, хотя и находился в глубоком обмороке. Когда Арма докопалась до его головы и, приложив пальцы к шее, зарыдала с криком – «жив», Илалиджа удивленно подняла брови и, помогая отбрасывать в стороны камни, предположила, что благодарить следует пустотную живучесть, привитую Каю вместе с куском кожи великого демона Пангариджи. Но когда тело зеленоглазого было освобождено от упавших на него камней, она только покачала головой. Мало того, что Кай успел спасти Арму в доли секунды, перед тем как принять на себя тяжелый удар стены толщиной в локоть, он еще успел и прикрыть одной ладонью шею, другой затылок, прижал подбородок к груди, подтянул ноги к животу и встретил камень согнутой, укрытой панцирем мышц спиной.

Кишту не повезло. У него была сломана шея и пробита голова. Шалигай и Теша выволокли тело хиланца из-под осыпи и тут же понесли его к стене обрыва, чтобы заложить камнем. Тела разбойников решили оставить как есть, только забрать у них оружие, ремни и доспехи. Эша, который сидел у угла дома и, причитая, смывал с многочисленных ран пыль, беспрерывно мотал головой:

– Я близко от стены стоял. Если бы она целиком падала, раздавило бы меня, как таракана. А она еще в полете начала рассыпаться. Да и к двери метнулся. Ну, ссадины, ухо надорвано, лысина рассечена, плечо левое вывихнул. Колени гудят, но ведь всё! А Кишт-то! Молодой парень. Наверное, мамка в Хилане ждет. А то и невеста.

– Не было у него невесты, – сухо заметила Теша. – Он со мной впервые вкусил этого дела. И остальные… Хас и Хатуас тоже со мной.

– Ну вот, – крякнул Эша. – Если правда, что после смерти где-то там и кто-то там спрашивает за все добрые дела, что мы успели совершить при жизни, то у тебя уже будет чем озаглавить пергамент оправданий.

– Хватит болтать, – остановила Илалиджа прикусившую губу Тешу. – Отправляйтесь с Шалигаем вниз по дороге. В четверти лиги должны быть стреножены или привязаны лошади. Да будьте осторожнее. Там может оказаться охрана. В крайнем случае, удлините пергамент оправданий. Эша, а ты переставай скулить над своими царапинами и помогай нам. Мне кажется, у тебя есть кое-какие снадобья. Нужно, чтобы зеленоглазый пришел в себя.

– Тогда он испытает боль, – предупредил Эша.

– Он ее всегда испытывает, – успокоила старика Илалиджа. – Мокрому наплевать, какова глубина брода.

– Если бы дело было только в глубине, – пробурчал Эша и поплелся за мешком.

Арма растянула одеяло, с помощью Илалиджи перенесла на него Кая и стала уже не в первый раз осторожно раздевать воина, одновременно ощупывая его кости и сухожилия.

– Все не так плохо, – заметила пустотница. – Имеем два сломанных ребра, четыре пальца. Все переломы закрытые, потроха не повреждены. Главное – позвоночник и срамные кости, – она хлопнула себя по ягодице, – в порядке. С ними бы пришлось повозиться. А так обойдемся тугими повязками. Но, после того как он придет в себя, головокружение ему обеспечено. И, конечно, все прочие радости. А ведь красавец, – подмигнула Илалиджа, кивнув на распростертое на одеяле обнаженное тело зеленоглазого, – давно его знаешь?

– Пятнадцать лет, – отрезала Арма. – Надо его смазать твоей мазью, давай ее сюда.

– А не боишься? – прищурилась Илалиджа. – Вдруг попадет в ранку, царапинку, станешь как я? Может быть, я сама, – она показала ладони с длинными тонкими пальцами, – его намажу?

– Дай мазь, – повторила Арма.

– На, – рассмеялась Илалиджа и бросила Арме глянцевый мешочек. – Не слишком-то и хотелось обхаживать твоего суженого. Ты уж береги его, синеглазая, а то пока что он тебя сберегает.

Кай пришел в себя только через час. Эша к тому времени устроил костерок, вскипятил воду, бросил в нее пук душистой травы, смешал масло из нескольких склянок с четвертью кубка вонючего отвара, взболтал все это и мазанул зеленоглазого под носом. Тот очнулся мгновенно, с трудом сдержал рвоту, с гримасой вытер лицо рукавом и только после этого открыл глаза. Нашел взглядом Арму, с облегчением выдохнул, осторожно ощупал перетянутое тканью туловище, осмотрел пальцы.

– Это все?

– Кишт, – бросила Илалиджа.

– Бедняга, – с гримасой покачал головой Кай. – Виноват я. Сарлата оказался хитрее.

– Твоя девчонка снесла ему голову так, словно она была насажена на соломенное чучело, – заметила Илалиджа.

– Ты, наверное, намеренно принижаешь умение разбойника, чтобы не хвалить Арму? – нащупал каменный нож на груди Кай.

– Я восхитилась ее умением, – серьезно сказала Илалиджа. – Как дальше будешь поступать? С одной стороны, беречь надо девчонку. Я так поняла, что без нее и тебя завершение колдовства в Храме Двенадцати невозможно? А с другой стороны, жаль, если такой воин, как она, будет отсиживаться за нашими спинами.

– Она не будет отсиживаться и не отсиживалась пока, – медленно попытался встать Кай, одобрительно кивнул, глядя на приведенных Тешей и Шалигаем лошадей, и тут же начал распускать пояс на портах. – Кто копался в моем исподнем?

– Все она, – показала на Арму Илалиджа. – Накрывала тебя, как орлица крыльями гнездо накрывает. Раздевала, омывала, смазывала, перевязывала, опять одевала. Если что уложила не так, как следует, дай уж ей несколько уроков. Научи хитрому ремеслу.

– Шестеро нас осталось, – уже привычно сосчитал вечером Эша, сидя у костерка, разведенного под скалой, где Теша и Шалигай обнаружили лошадей. – Мало. Но и сиунов осталось всего три. Правда, с ними еще Арш и последние четыре воина. Да и девчонку мы пока не освободили. Но все могло быть и хуже.

– Не обсчитайся, – процедила сквозь зубы Теша. – Думаешь, нельзя против нас навернуть такой пакости, что ты и счесть не можешь?

– А я и не считаю неизвестную пакость, – удивился Эша. – Я счет известной веду. Ты, девонька, запомни это дело. Не то удивительно, когда с незнакомцем знакомишься, а то плохо, когда знакомец тебя удивляет.

– Все живые знакомцы мои – здесь, – объявила Теша. – И других не предвидится. Деревни моей нет. Парней моих нет. Ни одного.

– А чем тебе Шалигай не парень? – удивилась Илалиджа. – Руки нет? Зачем тебе его рука?

– А что, только Шалигай? – скривила губы Теша. – И Эша парень хоть куда. Сед, правда, зато удачлив. Его бы удачу на тех моих четверых разделить, как раз бы сейчас меня делили, кулаками морды друг другу охаживали.

– Дело говорит девочка, – расплылся в улыбке Эша.

– И Лилай? – спросила Арма.

Быстрый взгляд бросила на Арму мугайка, но все в нем было: и боль, и слезы, и тоска, и ненависть.

– Прости, – прошептала Арма и поднялась, пошла в сторону, где Кай, назначивший спуск на утро, пытался привести себя в порядок.

– Во всем есть польза, – бормотал за ее спиной у костра Эша. – Во-первых, теперь и у меня имеется нормальный меч. Во-вторых, теперь и у меня имеется лошадь. Как и у всех, впрочем, да еще с запасом. Лошадей-то много. В-третьих, у каждого из нас теперь нормальный лук, да еще и стрел в избытке. Даже Арма стрелялку свою выбросила. Главное, теперь решить, как эту нашу силу грамотно применить. Ну, чтобы потерь по дурости не нести. Чтобы не рухнуло на нас ничего, не провалилось под ногами, чтобы отравленное что не съесть…

Кай, раздевшись по пояс, сидел на скрещенных ногах и медленными движениями растирал себе плечи, грудь, бока, шею.

– Как ты? – шепнула она чуть слышно.

– Утром буду готов, – ответил он.

– К чему? – не поняла она.

– Ко всему, – ответил он. – К спуску, к драке.

– Три сиуна, – напомнила она. – Три сиуна впереди. Арш и четыре воина. И проводница Сарлаты. Она сиун Хары? Воин из клана Смерти, который учил меня управляться с мечом, сказал, что мальчишкой мать пугала его воином с таким же именем. Стариком Хара. У него еще был крест на лысине. Крест, вырезанный ножом.

– Вот этим ножом, – прижал к груди кисет Кай. – Хара единственный, кто изменил своему облику и сел на каменный трон в образе жуткого старика с крестом на лысине. Но изначально Хара – это прекрасная женщина.

– Но его сиун – мертвец? – переспросила Арма.

– Он самый, – кивнул Кай. – «Образ отвратный и гнилостный, человечный, имеющий вид владеющего членами мертвеца». Я наизусть затвердил, что писали о сиунах мудрецы.

– И как ты собираешься его явить? – нахмурилась Арма.

– Не знаю, – пожал плечами Кай. – Но уж во всяком случае постараюсь обойтись на этот раз без глупостей.

– Спасибо, – прошептала она после паузы.

– Иди сюда, – позвал он ее к себе, и когда она присела рядом, обнял и прошептал на ухо: – И ты обойдись без глупостей. Даже на словах. Ну вот. Ты плачешь? Я жив, Арма. И вовсе не собираюсь умирать. Точно-точно. Ну, опять слезы?

Они начали спуск затемно. Шестеро всадников, еще несколько лошадей за ними. Хорошие были лошади у воинов Арша, только Кай так и не понял, купил ли он их где-то в Запретной долине или сумел как-то провести в ее пределы. Лошади слушались, кажется, даже мыслей всадников, но чем ближе становилось дно пропасти, тем сильнее охватывала их тревога.

– Я вспомнила, – подала голос Теша, когда отряд уже был на уровне сизой дымки, застилающей дно пропасти.

– Что ты вспомнила? – оглянулся Кай, придерживая коня.

– Голос, – твердо сказала Теша. – Тот голос, что в деревеньке призывал Арму убить кого-нибудь.

– И кто же это? – нахмурился Кай.

– Я… почти уверена, – сказала Теша. – Хотя он произнес при мне лишь несколько слов. Помнишь, тогда в трактире? Он крикнул, когда мы вошли: «А у нас гости!»

– Сувана! – прошептал Кай.

– Точно он, – кивнула Арма. – И что это значит?

– Лишь то, что он не только вор, – заметил Кай. – Встретим – расспросим подробнее. Поспешим!

Поспешить не удалось. На последнем спуске лошади стали упираться и у самого дна вовсе встали. Те, которые были в поводу, сорвались и умчались вверх по дороге.

– Шагов сто осталось, – с тревогой заметил Кай, вглядываясь в сизую мглу в конце спуска. – А если так?

Он спрыгнул с лошади, сунул ей в зубы кусок сухой лепешки, повел ее под уздцы. Животное всхрапывало, но шло.

– Что там может быть? – проворчал Эша, сползая на землю. – Для маленького старика забираться на такую махину все равно что крепость штурмовать.

– Однако в этакой пропасти всякий день на пару часов короче, чем наверху, – заметил Шалигай. – Наверное, и ночи темнее.

– Надеюсь, что ночь в этой пропасти мы не оценим, – ответил Кай.

– Ты насчет того, что выберемся из нее или положат нас там всех? – осторожно поинтересовался Эша.

– Оценим, – мрачно сказала Илалиджа. – Похоже, что тут всегда ночь.

Они вошли в сизую дымку и тут же перестали видеть и небо, и освещенную солнцем часть стены. Но, вопреки ожиданиям, не оказались в полной тьме. Все вокруг издавало или отражало бледно-лиловый или синеватый свет. Словно в кромешной тьме кто-то зажег тусклую лампу, накрыл ее цветным стеклом, набрал жуткого света и обрызгал им все. Но особенно ярко светились кости. Их было множество. У окончания спуска, от которого начиналась безжизненная равнина с мертвыми деревьями, лежала груда костей. И ворота, которые венчали выход на равнину, тоже были построены из костей, стянутых сухожилиями.

Лошадь Кая задрожала, затрепетала, но стоило ему пройти в костяную арку, как она упала на передние ноги, затряслась и в мгновение обратилась сначала в бездыханное тело, потом в разлагающуюся тушу, а затем и осыпалась прахом и обвалилась костяком.

– Отпускайте лошадей, – выпустил из рук уздечку Кай. – Мешки не забудьте снять.

– Научены, – пробормотал Эша. – Всё на спинах. Что это было, зеленоглазый?

– Смерть, – ответил он. – Владения сиуна Хары. Только что нам было показано, что он управляется со смертью так, как ему угодно. Но то, что забрано у смерти, смертью же и обращается.

– Ты хочешь сказать, – с ужасом оглянулся Шалигай, – что мы только что сидели на мертвых лошадях?

– Успокойся, – растянула губы в улыбке Теша. – Я не удивлюсь, если и пища, которую мы едим, на самом деле куски мертвечины. Живот пока не пучит, так и радуйся. Куда мы теперь?

– По дороге, – ответил Кай.

Дорога по-прежнему лежала перед ними. Только теперь она была такой же мертвенной, как и все вокруг, но среди разбросанных тут и там костей шла недолго. Едва закончились мертвые, без единого листа кусты, впереди обозначилась стена, тоже сложенная из костей. Пустые черепа были уложены друг на друга и присыпаны пеплом. Только ворота в стене, которая поднималась на десяток локтей и уходила в стороны, насколько позволяла ее рассмотреть сизая мгла, были железными. Ржавые прутья, скрученные в жгуты неведомым кузнецом, словно в насмешку изображали листья, цветы и поющих птиц.

Кай коснулся узорчатых воротин и распахнул их. Они разошлись с жалобным стоном, и этот звук был первым, который путники услышали в пропасти, потому как даже их шаги получались беззвучными.

– Что там? – побледнев, пролепетал Шалигай, показывая культей в открывшееся пространство. – Там что-то… плыло.

– Это тени, – мрачно заметил Эша.

– Пустота? – повернулась к Илалидже Теша.

– Поделка, – растянула та губы в улыбке. – Грубая поделка. Но если это и в самом деле тени, то это уже не Пустота. В Пустоте не успокаиваются. Это глубже, чем Пустота. Много глубже.

Они ступили в парк. От дороги во все стороны отходили усыпанные мертвыми, сухими листьями аллеи. Их окаймляли растопырившие ветви мертвые деревья. Под деревьями тянулись бесконечные могилы, обелиски, склепы, открытые погребения. Но не это наводило ужас, а тени, которые летали всюду, как весенние клочья паутины, разве только не прилипали к лицу, проплывая мимо и сквозь, обдавая холодом.

– Я так не хочу, – пробормотал Эша. – Возможно, что вот этим несчастным как раз теперь снятся сладкие сны, но если любой из них хоть на мгновение осознает, кто он теперь, где и что, то я так не хочу. Лучше вообще ничего. Мрак и небытие. Навсегда. Так не хочу.

– Как будет, так и будет, – равнодушно пробормотала Теша. – Конечно, неплохо было бы увидеться с близкими, хотя бы с матушкой, но как будет, так и будет. Матушка моя, кстати, верила, что человек словно пергамент. Когда он приходит в негодность, с него соскабливают грязные буквицы, отбеливают и пишут новые.

– И что? – скрипнул зубами Шалигай. – Что толку? Если так, то человек-то как раз с буквицами вместе в расход идет!

– Стойте! – поднял руку Кай. – Сколько мы прошли?

– Шагов сто… – пожал плечами Эша. – Минут пять.

– Сто? – зеленоглазый потянул шнуровку кисета, выудил бронзовые часы. – Мы идем уже двенадцать часов. Сейчас уже вечер! Солнце уходит.

– Да ты что? – окаменел Эша.

Двенадцать часов, подумала Арма и оглянулась. Пройденный путь затягивала дымка, но он был бесконечным. Не было за спиной никаких ворот. Только дорога, аллеи, деревья и склепы. И холод, пронизывающий все тело. И томление в коленях, которое случается только после очень долгой дороги.

– Мы пришли, – вдруг хмыкнула Илалиджа. – Или почти пришли.

Дорога выходила на площадь. Все так же светились деревья, замыкающие ее в кольцо, но на двух главных аллеях, которые вместе с дорогой расчерчивали круглую площадь крестом, в каменных чашах били фонтаны с чем-то медленным и черным. А на противоположной стороне площади стояли четверо воинов Арша и Аи. За ее спиной улыбалась Шиттар. Самого Арша не было.

– Сейчас, – сорвала с плеча лук Илалиджа и выпустила стрелу. И та полетела медленно, словно поплыла, подхваченная течением, начала разворачиваться на лету, но, лишь только миновала середину площади, осыпалась прахом.

– Это мои владения, – донесся до ушей путников тихий смех Шиттар. – Здесь ничего нельзя бросать друг другу. Ни стрел, ни ножей, ни горячих камней, ни воздушных поцелуев. Здесь могу бросать только я.

И она взмахнула сразу обеими руками, и словно стальные когти покинули ее пальцы и сразили разом всех четверых воинов Арша. И те точно так же, как лошадь Кая, оплыли и в мгновение рассыпались прахом.

– Надеюсь, – с дрожью в голосе заметил Эша, – что этот казус связан с тем, что они уже были мертвы?

– С теми, кто уже мертв, ты скоро увидишься, хитрец Эша, – ответила Шиттар и вдруг растворилась, оставив девочку одну.

– Аи! – шагнул к ней Кай, но тут же остановился.

Вокруг ребенка сгустились тени, двинулись вперед, обрели плоть, явь, выстроились светящимся строем и со скрежетом потащили из ножен мечи.

– Старый пень, и ты там? – с ужасом пробормотал Эша.

– Лилай, – захлебнулась в рыданиях Теша. – Лилай!

Их было двенадцать. По двое на каждого. Или как сложится. С обнаженными клинками замерли Мекиш, Тару, Лилай, Вериджа, Тарп, Хас, Хатуас, Кишт. Сжимали в кулаках копья Усанува и Тиджа. Гладил ладонью топорище Течима. Поигрывал тяжелым молотом Шувай.

– Она сказала, что вы должны убить их, – пролепетала Аи. – Еще раз убить их, и тогда спасете меня.

– Не верь, – процедила сквозь зубы Илалиджа.

– Еще раз убить их? – крикнул Кай. – Не хочешь ли ты сказать, что один раз мы их уже убили?

– Ты убил, – ответила девочка. – Всех, кого ты взял с собой, ты убил. Или еще убьешь.

– Хватит болтать, – выудил из-за пояса меч Эша. – Тару, старый баран. Если уж у тебя хватило наглости явиться навстречу мне после того, как я оплакал твою могилу, так уж и не взыщи, я добью тебя окончательно!

– Будем сражаться, – сказал Кай и посмотрел на Арму. – Будь осторожна. Все, – повысил он голос, – все будьте осторожны. Я никого не хочу и не хотел терять!

– Да ладно уж, – хихикнула Теша и, крутанув над головой копье Тиджи, прикусила губу. – Лилай! Я иду к тебе.

Это была странная схватка. Двенадцать воинов, вышедшие навстречу шести, были ловки и быстры, как и при жизни. Но глаза их были бесчувственны и не смотрели на противника. Под ноги Арме бросился серый Мекиш. Она с трудом отбила его удар, удивилась стальному скрежету, подпрыгнула, чтобы пропустить еще раз кувыркнувшегося малла, и в следующее мгновение сама покатилась кубарем, потому как почувствовала ветер смерти над головой. Молот Шувая опустился на камень со всей силой. Гранитные брызги полетели во все стороны, и застигнутый ударом Мекиш, которого мейкк лишил половины туловища, вдруг озарился улыбкой спокойствия и разлился той же чернотой, что изливалась из двух фонтанов. Шувай вновь взметнул над головой молот, но Арма уже подсекла ему локоть, увернулась от тяжелого оружия, ткнула великана в гортань, тут же отпрыгнув в сторону, чтобы расплескавшаяся жижа не вымазала и ее. Рядом сидел, скорчившись от боли Шалигай, культя которого укоротилась еще на ладонь. Над ним рассекала мглу копьем Илалиджа, и Вериджи уже не было видно, только Тиджа продолжал скрещивать серое оружие с его оригиналом. Не было видно и Тару, а старик Эша с перекошенным от ярости лицом рубился сразу и с Усанувой и с Течимой. Вот он обратил в черную лужу лами, а вот и кусатару не успел опустить топор, обрушился черным всплеском. Кай, вымазанный по пояс чернотой, срубил Тарпа последним из хиланцев. Вот наконец и Тиджа рассеялся черным, и Илалиджа, покрытая ранами, опустилась на колени, закрыла лицо руками и зарыдала. И Теша все-таки вонзила копье в грудь Лилая и, переступив через грязь, пошла к девочке.

«Она стала выше, – подумала Арма. – Теша стала выше и сильнее».

– Не бойся, – присела мугайка перед Аи. – Мы уже здесь.

– Хорошо, – ответила девочка, вынула руку из-за спины и ударила Тешу в грудь. И тут же перестали бить черные фонтаны. А девочка вдруг изменилась. Стала чуть выше, чуть тоньше. Ее одежда показалась Арме ветхой и старой. Аи, или уже не Аи, отступила на шаг, позволив Теше повалиться на камень, и закружилась и запела – зазвенела колокольчиком и стала стремительно удаляться, как уносимый ветром ночной светляк.

– Аи, – прошептала Арма. – Ишхамай.

Глава 27
Подъем

– Мой нож, – прошептал Кай, держа Тешу на руках. – Это мой нож, тот, который украл Сувана!

Теша закашлялась, положила руки на рукоять ножа, с удивлением посмотрела на ладони. Кровь слетала с ее пальцев сухими чешуйками.

– Колдовство, – пробормотал Эша. – Это колдовство, зеленоглазый. Нож вошел в сердце, а она жива. Его нельзя трогать.

– Откуда у Аи… Ишхамай мой нож? – продолжал бормотать Кай. – Он же был украден не в этот раз, а в прошлый. Сувана отдал им? Или они убили уже и его? Кто он?

– Тринадцатый сиун? – усмехнулась Илалиджа. – Брось. Кто бы ни был, не он нам нужен, а Хара.

– Она растаяла, – заметила Арма, затягивая новую рану скулящему Шалигаю.

– На, – протянула ей мазь Илалиджа. – Хуже ему уже не станет. Потеряет ли собака четверть хвоста, половину хвоста, три четверти хвоста – она все равно будет бесхвостой собакой. Намажь прямо тряпицу, пропитает и достигнет раны.

– Это не хвост, а рука! – заныл Шалигай.

– Уже не рука, – не согласилась Илалиджа и взяла Тешу за руку. – Идти сможешь?

– Да, – глухо выговорила мугайка.

– Тогда пошли. Поставь ее, Кай. Нам нужно настичь сиуна Хары.

– Она растворилась, – напомнила Арма.

– Пойдем за Ишхамай, – предложила Илалиджа. – Если она заодно с Шиттар, значит, мы найдем обеих.

– Я возьму твой мешок, – сказал Теше Кай.

– Копье? – протянула руку Арма.

– Нет, – процедила сквозь стиснутые зубы Теша. – Копье не дам. Хочу… посмотреть, чем все это закончится. Я могу идти. Это даже не боль, это словно холод. Холод, который расползается корнями по телу. Но я могу идти. Идем.

Они шли еще долго. Когда Эша увидел впереди такие же ворота, как и на входе, он начал уверять, что путь опять длился не менее двенадцати часов, но Кай щелкнул крышкой механизма. Они шли около часа.

– Тут нет времени, – толкнула ворота Илалиджа, и те снова ответили заунывным скрипом.

– Вне этого упокоища начинается ночь, – уверил Илалиджу Кай.

– Выберись отсюда, и мы проверим, – рассмеялась пустотница.

– Хотел бы я знать, как мы это сделаем, – протянул Эша.

Глухая каменная стена начиналась через полсотни шагов после ворот. Дорога подходила к основанию утеса, вздымалась на локоть вверх и иссякала.

– Что это? – не поняла Теша, закашлялась, осторожно касаясь рукояти ножа. – Дорога кончилась?

– Чтобы проверить это, нужно подняться наверх, – заметил Эша.

– Будем искать подъем? – спросила Теша.

– Зачем его искать? – удивилась Илалиджа. – Он перед тобой.

Арма шагнула вперед. Над дорогой были забиты в скалу стальные, тронутые ржавчиной костыли. Кованые гвозди, достойные молота Шувая. Один торчал из стены на высоте в три локтя, другой на высоте в четыре локтя. Двумя локтями выше торчала еще пара. И еще выше. И еще. Костыли уходили вверх беспрерывной полосой, насколько позволяла рассмотреть мгла. Их торцы были расплющены от ударов неведомого скалолаза, но грани оставались острыми.

– Я так все руки порежу, – надул губы Эша. – Мне ж тянуться придется, я не такой высокий, как все.

– А у меня вообще одна рука! – скривился Шалигай.

– Вон. – Арма подняла голову. – В четвертом ряду на одном из костылей полоса черной ткани. Думаю, что это лоскут из платья Шиттар.

– Заманивает? – спросил Кай.

– Ага, – сплюнул Эша. – То растворяется, как призрак, и уносится, куда хочет, то карабкается по костылям? Где здравый смысл?

– Здесь – и здравый смысл? – рассмеялась Илалиджа.

– Она правит дном пропасти, – предположила Арма. – А выше – обычная Запретная долина.

– Обычнее не бывает, – кивнул Кай и повернулся к Илалидже: – Я видел, как ты сражалась с тенью Вериджи. Его меч раскололся от удара о твой.

– О его же, – поправила Кая Илалиджа.

– Дай мне его, – попросил Кай. – Ненадолго. А ты, Эша, готовь веревки. Ведь веревка Тару у тебя в мешке?

Зеленоглазый взял меч Вериджи и пошел обратно к воротам. Оглянулся на последовавшую за ним Арму, кивнул, подошел к железному плетению и стал рубить железо мечом. Вырубал кольца из плетения и надевал их на руку. Отсекал штыри и передавал их Арме.

– Это на тот случай, если где-то не будет хватать костылей, – сказал Кай.

– И чем же мы их будем забивать? – поинтересовалась Арма.

– Чем-нибудь: гардой, камнем, который выломаем из стены, – проговорил Кай и вдруг улыбнулся. – Если бы об этом спросил Эша, я бы предложил ему забивать головой.

– Две с половиной лиги! – напомнила Каю Арма.

– Ведь ты не хочешь меня испугать? – обнял он ее. – Поднимемся на сотню локтей, а там посмотрим.

– И еще на сотню, – ответила она.

– А потом еще, – согласился зеленоглазый, глаза которого, как и всё вокруг, были серо-сизыми, и окликнул Эшу: – Старина! Режь веревки на куски по десять локтей. Мне нужно шесть кусков крепкой веревки.

– Как раз на шесть шей, – пробурчал Эша.

– Не торопись, – успокоил его Кай и бросил на камень двенадцать колец. – Надеюсь, это железо не истлеет наверху, как истлела лошадь, на которой я сюда спустился? Каждый берет веревку и привязывает собственными узлами на ее концы по кольцу. Середину захлестывает на поясе. Возможно, что над нами две с половиной лиги стены. Каждый может устать, заснуть, оступиться. Может вывалиться костыль. Обломиться, наконец. Поэтому каждый надевает кольца на костыли. Поднимается, снимает кольца и надевает их на костыли выше.

– Медленно получится, – прищурилась Илалиджа.

– После того как маленькая девочка показала характер, – усмехнулся Кай, – спешить нам некуда.

– Ну что же, – звякнул кольцами Эша, – однако лучше висеть над пропастью, чем лететь в нее. Вот думаю только, первым или последним отправляться наверх? Первым боязно, а последним опасно. Мало ли, если кто свалится, может ведь сбить старика, а везение не бесконечно.

– А ты к стене прижимайся, – посоветовал Кай.

– Если я буду падать, – Теша стиснула зубы, – то оттолкнусь от стены, чтобы не зацепить тебя, Эша.

– А ведь ты не так уж и плоха, – заметил старик.

– Что ты еще забыл сказать, Эша? – спросил Кай.

– Ну как же, – вздохнул старик. – Осталось три сиуна, и нас… пока еще шесть.

– Пока еще, – кивнула Теша и шагнула к стене.

Над пропастью и в самом деле стояла ночь. Это стало ясным после того, как скалолазы поднялись на полсотни локтей. Мертвенное свечение сменилось тьмой, и только дно пропасти продолжало мерцать. Где-то наверху продолжала бороться с собственной судьбой Теша, за ней, забывая о кольцах, резво поднималась Илалиджа, порой подталкивая мугайку. Следующим, изрыгая проклятия и скрипя зубами, полз Шалигай. За ним следовала Арма. Стараясь ни на мгновение не отпускать от костылей хотя бы одной руки и опираясь на обе ноги, она закидывала наверх кольца, подтягивалась, забиралась на следующую пару костылей, отдыхала несколько секунд, думала, как справляется с нелегким путем мугайка с засевшим в ее груди ножом, и вновь бралась за кольца. Кай двигался под ней. Еще ниже ворчал Эша, возмущаясь, что забыл о главном, если кому-то придет в голову мысль облегчиться, то пострадает прежде всего он.

– Во-первых, если ты не будешь об этом напоминать, – успокаивал его Кай, – то ничего подобного и в голову никому не придет. – А во-вторых, подобное приходит вовсе не в голову.

– Если бы, – ворчал Эша. – Тем, кто надо мной, возможно, это придет и не в голову. А мне-то уж точно в самую макушку.

Так или иначе подъем продолжался. Несколько раз Кай объявлял отдых и просил Шалигая прекратить стоны, чтобы прислушаться к ветру, но ничего, кроме писка летучих мышей, так услышать и не удалось. К утру, когда лучи солнца начали прорезать пропасть с востока на запад, Арма оглянулась и поняла, что не видит противоположной стены. Либо до нее и в самом деле было далеко, либо она тонула в утреннем мареве. Нельзя было определить и протяженность пропасти. Точно так же таяла в тумане и стена над головой, и стена внизу.

– Девятьсот пятьдесят пар, – хрипло сообщил снизу Эша. – Выходит, мы поднялись на одну тысяча девятьсот локтей.

– И что? – спросил Кай.

– Половины еще нет, – сплюнул Эша. – Эх, как-то там мой ослик в конюшне клана Хара? И чего, спрашивается, меня понесло… Вот если бы мы так же поднимались на ту стену, где-то на этой высоте был бы тот домик, что наградил меня ссадинами и шишками. Ты-то как, зеленоглазый, ничего не болит?

– Привыкаю понемногу, – ответил Кай. И тут же сверху донесся шепот Илалиджи:

– Тихо. Судя по всему, у меня над головой грот или выступ. И я что-то слышу.

– Потрескивание костра, – узнала Арма.

– Поднимайся, – негромко окликнул Илалиджу Кай. – Только глупостей там не наделай.

– Смотря что считать глупостями, – ответила пустотница.

Арма поднялась наверх сразу за Шалигаем, у которого уже не было сил даже стонать – он просто мешком перевалился через край уступа. Измотанное долгим подъемом тело все же не подвело Арму, она взлетела на уступ мгновенно, и через секунду рядом с нею стоял Кай. Илалиджа и Теша замерли в пяти шагах, рядом с ними на камне сидел Шалигай.

– Ну, что там? – проскрипел Эша, еле-еле взбираясь на край скалы и путаясь в кольцах.

Все шестеро оказались на краю грота. Он был столь огромен, что довольно приличный дом, стоявший в глубине его, в полусотне шагов от пропасти, помещался в нем целиком, и сверху на него можно было бы поставить еще один такой же. Справа от дома на десяток локтей вздымались поленницы дров, слева высился стог сена, возле которого сбились в кучу несколько овец. Участь одной из их соплеменниц была печальна – ее шкура висела на связанных вышкой жердях, голова и потроха лежали в жестяном тазу, а все остальное пеклось на костре, вокруг которого сидели, срезая ломти мяса с жаркого, Сувана, Аи и Шиттар.

– Ну чего застыли? – обернулся к гостям вор. – Я, конечно, не образец благочестия, но что такое голод, знаю. Пожалуйте к нашему костру, перекусить да обсудить, если есть что.

Арма посмотрела на дом. Она явно видела его в первый раз, но дверь дома показалась ей знакомой. Вот только подойти следовало поближе, чтобы разглядеть. Или пока что следовало глядеть на Сувану?

– Быстрее, быстрее нужно соображать, – поморщился Сувана, махнул рукой, дернулся, и вот уже у костра сидел не Сувана, а Сиват, каким знала его по описаниям Арма. Порты и рубаху Суваны сменил ветхий, ползущий волокнами бурнус, ноги оказались босыми, голову накрыл колпак с широкими полями, из-под которого спустились длинные черные волосы и блеснули глаза с темными и блестящими зрачками без белков.

– Еще непонятно? – скривился Сиват. – Ишхамай!

И, повинуясь его окрику, девочка вновь обратилась в крохотное чудовище, ужас Текана – поющее дитя со светлыми локонами на голове, в легком платье, на груди которого расплывалось кровавое пятно.

– Она сейчас не поет, – улыбнулся Сиват. – Она сейчас ест. Она любит есть. Всегда ест. Рядом с нею Хара, точнее не сама Хара, а ее кукла, сотворенная ее сиуном. Хара все еще на престоле, одна из двенадцати. В силу глупости и ненависти, которая может сделать глупцом даже великого умника. А мы тут немного содействуем ей. По-родственному. Ну, отродье магии, покажи лицо Хары.