Текст книги "Треба"

Женщины с визгом бросились зажимать уши, а Кай приложил к плечу ружье и прицелился. Последовал выстрел, и пуля выбила изрядный кусок мрамора из верхушки колонны. Воины восторженно заорали, но сквозь их ор явственно донесся голос Тиджиза:

– Не нужно.

– Еще два выстрела! – изобразил хмельного Кай.

Снова раздался грохот, и колонна лишилась еще одного куска мрамора.

– Не нужно, – повторил Тиджиз с явным раздражением и направился к зеленоглазому.

– Нужно-нужно, – закричал Кай и вновь взметнул ружье.

Выстрел обрубил колонне верхушку, и в тот же миг хрупкий паренек Тиджиз шагнул вперед, схватился за ствол ружья и тонкими, но до странности сильными руками свернул его в спираль.

– Не нужно, – громко повторил он в лицо Каю.

– А мне плевать, – ответил Кай и плюнул ему в лицо.

В следующее мгновение сильнейший удар в грудь опрокинул зеленоглазого навзничь, а Эша вдруг завыл так, что заложило в ушах. Завыл и поймал сиуна за кулак. Едва выглядевший как огромный булыжник кулак отправил Кая на мостовую, как Эша набросил на него заклинание. Половину секунды сиун пытался вернуть кулаку прежний морок. Еще половину секунды он раздумывал. И всю вторую секунду обращал себя в каменного убийцу, тем более что из-за стола с оружием взметнулись друзья Кая. Но еще до истечения третьей секунды сиун налился малиновым цветом и уже собирался расхохотаться оттого, что языки пламени поползли по столу перед ним, но не успел. Арма щелкнула пальцами, сиун взвыл и с треском разлетелся осколками в стороны. И тут Харкису наступил конец. Все те, кто сидел рядом со спутниками Кая, вдруг начали осыпаться пеплом. Пеплом осыпались блюда на столе. Пеплом осыпалась испорченная колонна. Стали оплывать, осыпаться камнями, рушиться здания и крепостные стены, да так, что спутники вынуждены были выбежать на середину площади. Даже стол, под который упал Кай, обратился в пыль.

– Что с тобой? – бросилась к подхваченному Тарпом зеленоглазому Арма.

– Смотри-ка, – удивился он, морщась от боли и вставая на ноги. – Бегаешь? Тебя, выходит, не надо уже нести на руках?

– Не теперь, – успокоила она его. – Что с тобой?

– Кажется, ребро сломано! – вздохнул зеленоглазый. – Ты представляешь, у этого парня кулак, что булыжник!

– Ну вот, – донесся разочарованный голос Эша. – Все ели нормальную еду, а как собрался поесть я, осталась одна пыль! Да и темно же! Кто-нибудь зажжет лампу?

Глава 24
Мрак

Оставшуюся часть ночи спутники Кая провели в каких-то развалинах у дороги. Дозор держали по очереди, хотя Арма и раскинула насторожь. Эша, дорвавшийся до взятых еще в трактире припасов, довольно похихикивал:

– Взяли мерзавца, а сами никого не потеряли. Всегда бы так! Тиджиз, переломить его посередине спины! Это ж надо такое представление устроить? Эх, вот если бы я знал да смотрел бы повнимательнее…

– А ты чего бы хотел увидеть? – шуршал тряпицами, перематывая культю, Шалигай.

– Да мало ли, – вздыхал Эша. – Думать надо. Это короткую жизнь поднял к глазам и рассматривай. А длинную – мотать в обратку, не перемотать. Разве в том дело? Что показали бы, то и посмотрел. А может, и показывали что-то, кроме башенки гимской, показывали, да я не вспомнил, не зацепило. Зато теперь сиунов осталось четыре, а нас все еще восемь!

– Ты как? – спросила Арма Кая, который сидел, прижавшись к стене. Накладывать тугую повязку не пришлось, и Эша и Илалиджа ощупали огромный кровоподтек на груди зеленоглазого и уверили Арму, что не только перелома нет, но даже и трещины.

– Вглубь пустотная мазь пошла, вглубь, – удовлетворенно добавила Илалиджа, а Эша так и вовсе добавил, что у обычного мирянина от такого удара не только ребра бы переломались, но и сердце из спины выскочило, и на будущее он уже знает, как они будут штурмовать ворота Храма Двенадцати Престолов – подхватят зеленоглазого поперек туловища и будут долбить его головой укрепление, как тараном.

– Не будет там никаких ворот, – сказал Кай. – А вот колонн будет много. Стоит Храм на множестве колонн, каждая из которых принесена двенадцатью из самых главных храмов со всех концов этого мира и из других миров.

– Из других миров? – скривилась в темноте Теша. – Если другие миры лепятся так же, как твой Харкис, зеленоглазый, то за колоннами далеко ходить не надо было.

– Ладно, – оборвал разговор Тарп, которому любые упоминания Харкиса словно жгли грудь. – Хватит об этом. Спать всем. Я первым несу дозор. Что-то мне подсказывает, что дальше будет труднее.

– Ставлю собственный кинжал, что я пройду дальше всех! – хихикнул Эша.

– Да что твой кинжал? – недовольно пробурчал Шалигай, позвякивая золотыми монетами. – Я, конечно, не знаю, как ты выпрямил козьи рога для его рукояти и ножен, но цена ему гиенская чешуйка.

– Это ты зря, однорукий, – обиженно засопел Эша. – Не хотел бы я пугать тебя, но с моим кинжалом в нашей компании могут сравниться только мечи Кая и Армы. Даже меч Вериджи и копье Тиджи никуда не годятся. А уж лук Илалиджи без ее магических стрел – вовсе пустышка.

– Лучник славен рукой и глазом, – отозвалась Илалиджа. – А не стрелами. Ничего, выйдем к Анде, вернутся мои стрелки. Тул с собой, и пальцем щелкать не придется.

– А вот посмотрим, посмотрим! – задребезжал хохотком Эша.

– Спать! – повысил голос Тарп.

Арма присела рядом с Каем, прижалась к его плечу и облегченно вздохнула, когда он нашел ее ладонь и накрыл своею.

– Немного осталось, – прошептал чуть слышно, и именно в это мгновение она вспомнила, что будет должна сказать ему в Храме Двенадцати Престолов. Вспомнила слова, которые затверживала всю свою жизнь. Которые помнила уже девчонкой, когда Кай вместе с суровой красавицей Каттими явился в ее дом, чтобы убить ее мать. Или, как оказалось, дать возможность ей самой убить себя. Не эти ли слова отчеканили в ее памяти и самого зеленоглазого? С его холодным взглядом, тепло в котором находилось так глубоко, что нужно было нырять, не рассчитывая всплыть на поверхность. Как же так случилось, что она засыпала и просыпалась с его именем на устах столько лет? Может быть, он околдовал ее? Околдовал еще тогда, когда смотрел, как Каттими украшает ее детское тело защитным узором, а она прикусывает губу и терпит, терпит, терпит боль?

– Помнишь Каттими? – чуть слышно прошептал Кай. – Она была очень способной к колдовству. Даже меня многому научила. У нас могло получиться с нею. Могло, если бы она не сгорала, как лучина, которая наклонилась горящим концом вниз. К тому же она была не одна. В ней таился дух моей матери. Смешивался с ее духом. Так получилось, что меня всегда вела моя мать. Но с тех пор, как Пагуба завершилась, я остался один. Надолго. Так долго, что начинал уже думать, что все, что случилось до конца Пагубы, – это детство. Только детство. И что я всегда буду один. Но теперь все иначе. Понимаешь?

Она перевернула ладонь, стиснула его руку и вновь залилась слезами, потому что нужные слова снова всплыли у нее в голове.

– А наколдованное… – Он улыбнулся. – Помню, я как-то пытался разобраться, не околдовала ли меня Каттими. Она даже обиделась. Сказала, что наколдованное ей не нужно. Оно как золото, над которым трясется Шалигай.

– Никогда, – прошелестела она ему в самое ухо, – никогда не рассказывай мне о своих женщинах.

– Спи, – не сдержал он улыбки.

Она закрыла глаза и опрокинулась в тьму, которая показалась ей гуще обычного. Тьма была столь густой, что даже лампа, которая откуда-то взялась в ее руке, не могла рассечь окружившую ее непроглядность. И сквозь эту тьму ей слышался топот сотен или даже тысяч ног, которые ударяли о землю одновременно, да так, что заставляли осыпаться невидимые развалины. «Нужно будет много сил, – шептала она про себя и держалась за рукоять меча, который просился наружу, – нужно будет много сил».

Проснулась она от разговора. Эша рассматривал скрученное в дугу, сплющенное каменными пальцами сиуна ружье Кая и сокрушенно качал головой:

– Какая работа! Какая работа пропала! Может быть, приберечь да как-то восстановить? Я слышал, что уцелели кое-какие мастера в Кете? Да и в Хилане не мог этот мерзавец Арш всех истребить?

– Нет, – мотнул головой Кай. – Оставь его здесь. Если мы дойдем до Анды и сделаем все, что должно, нужды в нем не будет. А не дойдем, так не будет нужды в нас. Лучше возьми-ка вот этот мешок с зарядами. Это, конечно, не камни, но что-то от камней в них есть. Прикинь, можно ли как-то использовать твое умение. Только не покалечь никого.

– Не покалечу, – недовольно зашуршал мешком Эша. – Нет, если бы у меня имелось дуло, я бы не преминул вставить в него один из зарядов, но так-то… Подумаю, подумаю… И нечего хохотать, Шалигай. Посмотрим еще, как ты будешь рубиться левой рукой.

– Ловчие Хилана одинаково рубятся и правой и левой руками, – не сдержал хохота Шалигай.

Арма открыла глаза:

– Почему меня не разбудили к дозору?

– Я был дозорным за тебя, – ответил Кай, протягивая ей лепешку с мясом. – Ешь. Во фляжке вино. Тебе будут нужны все твои силы. Сегодня опять все зависит от тебя.

– С чего ты взял? – не поняла Арма.

– Чувствую, – ответил Кай. – И вижу иногда сны. Сегодня мне снилась непроглядная тьма, и единственной искрой, которая указывала путь, был твой меч.

– Нам уже снятся одинаковые сны? – едва не подавилась она лепешкой.

– Не знаю, – покачал он головой. – Я бы сослался на то, что двенадцать узников Храма знают о том, что мы идем к ним, и могли бы навеять нам хотя бы во сне подсказки к пути, но это не так. Они беспомощны и могут только ждать. Ну и влачить жизнь обыкновенных теканцев, когда магия вселяет их в тела смертных. Но пока что они только в Храме.

– Тогда кто? – спросила Арма.

– Кто-то, – ответил Кай. – Кто-то, кому нужно, чтобы мы дошли.

– Я… – Она заколебалась. – Я слышала ночью топот. Это тоже было сном?

– Нет. – Он поднялся. – Ночью на юг по дороге прошли не менее полутысячи воинов.

– Для чего? – не поняла она.

– Догадайся, – с тревогой рассмеялся он.

– Кто они? – спросила она.

– Мрак покрывал дорогу, когда они проходили, – ответил Кай. – Такой мрак, что даже я не мог его рассеять взглядом. Пришлось обратиться к науке моего слепого отчима – Куранта, к использованию слуха. На слух их было около пятисот.

– Сакува, Эшар, Хара, Неку, – перечислила оставшихся сиунов Арма.

– Неку, – сказал Кай. – Тьма, покой, сон, холод.

– Но у него не было пятисот воинов! – воскликнула Арма.

– Ну, последние дни принесли в Запретную долину много мертвых, – заметил Кай. – Не думаю, что оракул из Танаты печет из них воинов как пирожки, но развернуться ему было где. Меня беспокоит другое. Эша!

– Да, – раздраженно отбросил искалеченное ружье старик.

– Ты знаток трав, – обратился к нему Кай. – Тебе немало лет, но ты продолжаешь шагать даже тогда, когда мы все падаем от усталости.

– Ты льстишь мне, – насторожился старик.

– Нет, – улыбнулся Кай. – Я просто подглядываю за тобой, когда ты прикладываешься к крохотной фляжечке, которую прячешь под одеждой на боку.

– Вот ведь, – всплеснул руками старик. – Не думал, что у тебя глаза на затылке. А может быть, они еще где-нибудь? К примеру, на моем языке? Я порой прятался с этой фляжкой за куст или за стену! Это убийственная настойка, Кай. Я к ней привычен, капля на язык – и мое тело начинает работать как тело молодого вола! Камни можно забрасывать в желудок, и я их сумею переварить. Но всякому иному моя настойка может выпучить глаза, и не только глаза!

– Послушай, Эша, – усмехнулся Кай. – Впереди нас ждет тяжелое испытание, в котором, возможно, всех нас будет клонить в сон. Если мы уснем, то нас ничто не спасет. Ты можешь сделать так, чтобы мы устояли?

– Попробую, – неуверенно пробормотал старик. – Разведу, добавлю кое-чего. Только ведь в сон по-разному клонить может. Если тебя треснут дубиной по башке, то моя настойка не поможет. А если магия какая… тогда да, но опять же против магии магией надо…

– Заклинание бодрости даже я знаю! – воскликнула Теша. – Когда мугаи стоят в дозоре, обязательно твердят его. Иначе можно проснуться на вертеле у палхов!

– Ладно, – раздраженно махнул рукой Эша. – Только глотать будете сразу же, как начнет сон накатывать. А то ведь передеремся еще до сна, переругаемся. Жутко злая эта настойка.

– Что же ты не ругаешься, не дерешься? – удивился Тарп.

– Просто я слишком добрый, – съязвил Эша. – А когда глотаю свое снадобье, становлюсь как все.

Они выбрались из развалин через час. Перекусили, оправились, проверили оружие, подтянули доспехи, которые вряд ли сулили надежную защиту, и снова оказались на дороге. В той стороне, где еще вчера Кай водил спутников по родному городу, лежали только груды камней и пыли. Впереди, на равнине, куда вела дорога, стоял туман. Не слишком густой, но достаточный, чтобы скрадывать очертания развалин. Дорогу покрывала изморозь.

– Неку, – проговорил Кай, поднимая глаза к небу. Оно было затянуто тучами.

– Долго ли до Анды? – спросил Шалигай.

– Как доберусь, тебе скажу первому, – пообещал Кай.

– Люблю, – поддел стоптанным сапогом льдинку с дороги Эша. – Отчего-то люблю похолодание летом и оттепель зимой.

– Это к старости случается, – фыркнула Теша. – У нас была одна бабка, вот она или кто-то из ее дружков, – Теша показала на Илалиджу, – ее убили. Так вот эта бабка вечно была всем недовольна. И только когда случалась какая-то пакость, она радовалась. Град над огородом – смеется. Ногу кто-нибудь сломал – напивается. Палхи сожрали кого-нибудь – песни поет.

– Ну вот, – ухмыльнулась Илалиджа. – И от меня польза.

– Эта бабка была блаженной, – объяснил Эша. – Вам бы поклоны ей бить. Именно она не давала вам заплыть самодовольством и покрыться злобой. Ничего, поймешь со временем. Всегда нужен кто-то, рядом с кем ты будешь чувствовать себя умнее, выше, добрее.

– Вот мне рядом с тобой легко в этом смысле, – хмыкнул Шалигай.

– А мне трудно… – пробормотал Эша. – Рядом с Армой, к примеру. А рядом с Каем тоже не слишком трудно.

– Я рад этому, – обернулся Кай. – Разочарований не будет. Прибавим шаг.

Последние развалины, которые вновь напоминали заплывшие бурьяном мусорные кучи, закончились к полудню. Тучи над головой не рассеялись, но солнце грело и через них, поэтому без следа исчезла и изморозь. Эша то и дело встряхивал заветную фляжечку и бормотал, что, конечно, запас нужных трав и крепкое винцо у него еще имеется, но где же он возьмет два часа времени, чтобы обновить настойку? То битва, то дорога, то битва, то дорога, никакого уважения к старому человеку. По сторонам дороги тянулся бурьян, за бурьяном лежала кочковатая, заболоченная равнина, на которой лишь изредка виднелись раскидистые, почему-то безлистные ветлы и далекие деревеньки, заглядывать в которые ни у кого желания не возникало. Еще через час, когда тот же Шалигай трижды напомнил, что пора бы и порадовать потроха пережеванной пищей и хотя бы кубком вина, Кай остановился. Дорога спускалась в ложбину, в которой стояла деревня – четыре черных заброшенных дома с одной стороны и три дома с другой. Вместо четвертого блестел пятнами черной воды заросший ряской пруд, из которого торчали камыши. Верно, водоем собирал дожди со всей округи, потому как разлился почти до дороги и омывал фундаменты двух соседних домов. Но воспользоваться водяным изобилием было некому. Огороды покрывал бурьян, крыши на домах обрушились, стены зияли выбитыми окнами, плетни были повалены.

– Здесь, – глухо проговорил Кай.

– Здесь так здесь, – согласился Тарп и положил ладонь на рукоять меча. – Что будем делать?

– Сражаться, – облизала губы Теша и крутанула над головой копье Тиджи.

– Слюну можешь проглотить, – посоветовала ей Илалиджа. – Если на нас нападут воины Наршама, свежей крови в них ты не отыщешь.

– Но я их не вижу, – заметил Шалигай.

– Они могут спрятаться в домах, лечь на пол, – предположил Кай. – В конце концов, тот, кто правит мраком, способен отвести глаза. Мы идем точно по дороге. Если на нас нападут, то это произойдет на дне впадины. В этом случае отходим к большому дому напротив пруда.

– Да он самый разрушенный! – воскликнул Шалигай.

– У него нет крыши, и стены обрушились до середины окон, – согласился Кай, – зато в нем точно нет засады. И стена, выходящая к дороге, глухая и, судя по венцам, прочная. Сражаться будем плечо к плечу. В схватке не увлекаться, далеко от остальных не уходить.

– Пока что я не вижу, с кем схватываться, – прошептал Кишт.

– Может так случиться, что сражаться придется вслепую, – нисколько не успокоил его Кай и посмотрел на Арму. – Или какое-то время сражаться вслепую. Но не это главное. Мы можем порубить всех пятьсот воинов, что должны выйти против нас, или сами лечь здесь до единого, но, если мы не уничтожим сиуна, битва будет бесполезной.

– Ты сейчас про оракула Наршама говоришь? – спросила Илалиджа.

– Про сиуна, который должен явить себя, – ответил Кай. – В клане Неку – клане Тьмы, его прозывали тенью холода. Описывали как сгусток мглы. Правда, не белой, а серой и с приморозью. Славился тем, что озоровал. Любил среди лета проморозить горшки хозяйкам. Некоторые даже пользовались, выставляли воду в жестянках, чтобы иметь лед в погребах, если кто не запасся зимой.

– Смотри, какой добрый, – покачал головой Эша. – А умения, как у нашей Армы.

– На доброту я бы не рассчитывал, – проговорил Кай.

– У той благословенной деревеньки воины Танаты сражались с нами без сиуна, – заметила Илалиджа. – Если он и хотел полюбоваться битвой, то обходился тем, что, как я поняла, видит их глазами.

– Не уверен насчет того, что его устроит то же самое сегодня, – сказал Кай. – К тому же он видел, как мы бились. Именно поэтому и набрал половину тысячи воинов. Да, нас стало меньше, и мы не на узкой дороге. Но сиун Неку будет здесь. Если мы одолеем его войско, он вступит в схватку сам.

– И как его поразить? – не понял Кишт. – Как можно поразить сгусток мглы?

– Не знаю, – ответил Кай. – Давай свою фляжку, Эша.

– Если нападения не будет, то ее действие закончится уже ближайшей ночью! – предостерег Эша.

– Значит, заваришь еще одну порцию, – ответил Кай.

Арма пригубила последней. Словно жидкое пламя расползлось по гортани, но не обожгло, а пошло теплом в голову, руки, ноги, успокоило живот, лоно, придало твердости коленям. Она посмотрела на деревню, каждая жердочка в поваленном плетне была как на ладони.

– Оставь у себя, – сказал Кай Арме, несмотря на протесты Эша. – Если что, пригубишь еще раз.

Мрак опустился на отряд в тот самый миг, когда спутники добрались до дна котловины. Словно полог упал на глаза. Темнота заполнила все. Арма поднесла ладонь к глазам и не разглядела даже ее силуэта. И в темноте начал раздаваться странный шум, словно огромное чудовище прогрызало отверстие в гнилой стене.

– Пустота меня раздери! – возмутился Эша. – Я ослеп или это шуточки очередного сиуна?

– Если что и раздерет тебя в этот раз, то это не Пустота, – успокоила старика Илалиджа.

– Быстро, – раздался голос Кая. – Вы все рядом. Протяните руки и найдите друг друга. Осторожно. Не торопитесь выдергивать мечи. Несколько секунд у нас есть.

Арма поймала за плечо Кая, почувствовала твердую руку Илалиджи на своем плече.

– Теперь отступаем к стене дома, – приказал Кай. – Тарп, ты идешь первым, вытяни руку перед собой. Еще два десятка шагов, и мы на месте.

– Так ты видишь? – удивился хиланец.

– Только силуэты, – ответил Кай. – В этот раз только силуэты. Но ты не думай, я за спинами отсиживаться не собираюсь. Поймал стену?

– Есть такое дело, – обрадовался Тарп.

– Сбрасывайте мешки к стене, – приказал Кай. – И луки кладите вдоль стены. Они не понадобятся.

– Я не сброшу свой мешок, – недовольно проворчал Шалигай.

– Смотри, как бы он не прирос к твоей спине в качестве горба, – посулил Шалигаю Эша.

– Что это? – спросил Кишт. – Справа и слева шаги, а впереди словно ручей побежал.

– Они выбираются из домов, – глухо проговорил Кай. – Но самая главная часть выходит из пруда. Вода стекает с них. Арма, ты можешь что-то сделать?

– Пока нет, – стиснула зубы Арма. – Он не желает гореть!

– Значит, ему чего-то не хватает, – спокойно ответил Кай.

– Я уже омыла его кровь своей кровью! – почти закричала Арма. – Ладонь раскровенила!

– Значит, ему чего-то не хватает, – повторил Кай. – Думай, прислушивайся. В тебе наша надежда.

– Даже мой нож отказывается светить, – прикусила губу Арма. – Мрак забирает все!

– Спокойно! – почти закричал Кай. – Осталось меньше минуты. Я буду сражаться в пяти шагах перед вами, чтобы никто меня не зацепил. Вставайте локтями друг к другу спинами к стене. Эша, советую присесть и бить своим кинжалом по ногам!

– Это чтоб меня свои зарубили? – возмутился старик.

– Начали! – зарычал Кай. И тут же послышались глухие удары.

Арма сжимала в руках меч и едва не обливалась слезами. Желтый клинок не собирался рассеивать тьму, а между тем Кай уже вступил в битву, и враг был рядом.

«Убей, – раздалось у нее в ушах. – Выбери одного, который тебе более неприятен, и убей его. И меч начнет светить. Или ты думаешь, что твоя матушка, которой он принадлежал, была более добра, чем другие? Они все были одинаковыми. Люди, тати, даже воины из Пустоты для них – все равно что мерзкие букашки под ногами. Они такими были и такими останутся. Даже если вам удастся освободить их, радуйтесь, если они покинут свое узилище и не раздавят вас. Убей одного, этому мечу нужна пища, нужна смерть. Неужели ты не понимаешь, что только настоящая смерть может напитать его, только та смерть, что вызывает сожаление, чувство утраты?»

– Тогда почему ты просишь убить того, кого мне не жалко? – спросила Арма.

«Да потому что на самом деле тебе жалко всех!» – продолжил чей-то голос, и в это мгновение Арма поняла, что его слышат все, но не по этой причине, а просто так изнутри закричала:

– Нет! Никогда!

«Тогда умри», – был ответ, и бой начался.

Ей показалось, что это продолжалось бесконечно. Воины Танаты шли живой и одновременно мертвой стеной. Она не могла разглядеть ничего, но ощущение огромной многоножки, которая скручивалась вокруг их отряда, не оставляло. Перед нею копошилась стена. Она не видела ее, но вдыхала ее мертвенный, смешанный с запахом тины аромат, чувствовала ее плотность, слышала ее движение и ощущала ветер от взмахов мечей. И отвечала этим взмахам, тыкала перед собой, рубила, отбивала клинки и старалась делать это часто, так часто, чтобы не пропустить чужой удар, но пропускала. Вот залилось огнем левое предплечье, вот засаднило правое плечо. Вот сталь воткнулась в бедро, и, ударив здоровой ногой в темноту, она пошатнулась, едва не упала, оперлась спиной о бревенчатую стену, и именно в этот миг ее меч начал светиться.

– Кай? – в ужасе выдохнула она, но тут же взметнула меч над головой и увидела все сразу: и вал порубленных тел вокруг прижавшегося к стене отряда, и Илалиджу, машущую мечом, как косой, и Тешу, тыкающую перед собой копьем, и Шалигая, и Кишта, и Эша, который кувыркался со своим кинжалом в ногах, выбирался из-под очередного сраженного мертвого воина, и тело Тарпа, которого мертвые воины рубили в пяти шагах от общего строя, и наконец самого Кая, который разрезал черную, бесконечную толпу мертвых воинов словно вихрь. И еще один вихрь, мглистый и мутный, кружился перед ним, но не подходил близко, заманивал его, заманивал в самую гущу смерти.

– Вот и славно! – наконец выбрался из-под мертвеца Эша.

– Тарп! – вскричал Кишт и начал прорубаться, рваться вперед к телу своего командира.

– А ну-ка. – Илалиджа шагнула назад, двинула на свое место покрытого мерзкой слизью Шалигая, зацепила его вспоротый мешок, из которого тут же посыпалось золото. – А ну-ка, – обратилась к Теше, – девонька, поменяем на время копье и меч, очень нужно. А ты, Арма, выше держи меч, выше.

Теша схватила левой рукой меч Илалиджи, выдернула копье из глотки очередного воина и начала рубить мечом, а пустотница одним прыжком взлетела на венец стены, вонзила серебряное копье в собственное бедро, выдернула его оттуда дымящимся, покрытым не красной, а багровой, почти черной кровью, приложила к диковинному луку, который заскрипел так, будто хотел изобразить катапульту с зубчатым приводом, и отпустила тетиву. И словно лед треснул на реке в первый весенний месяц. Мглистый вихрь осыпался грязным снегом. Недобитые мертвые воины сравнялись с теми, что уже были растерзаны, и повалились на землю так, словно лопнули нити, удерживающие их. И отступивший в стороны мрак исчез вовсе. И все кончилось.