Текст книги "Владимир Ост. Роман"

Глава 9. Иван

Владимир вышел из метро, миновал прохладный подземный переход и поднялся на солнцепек Солянского проезда. Не обращая внимания на жару, маневрируя по узкому тротуару между разморенными пешеходами, он устремился вперед по Солянке. Осташов неплохо ориентировался в хитросплетениях центральных улочек Москвы и без всяких путеводителей и карт представлял себе, в каком направлении надо двигаться.

Что и говорить, в другое время он превратил бы поход по центру первопрестольной в неспешную прогулку с заглядыванием в каждый дворик и каждую арку, с любованием на затейливое пересечение линий крыш, замысловатое сочетание домов и построек разных эпох. Но сейчас виды старого города Владимира не интересовали, он спешил на просмотр квартиры.

Осташов быстро добрался до первого перекрестка, свернул налево, в Подколокольный переулок, однако затем вместо того, чтобы, никуда не сворачивая, двигаться по его дуге вплоть до Хитровского переулка, он вдруг засомневался в правильности пути и пошел по Малому Ивановскому. Этот маршрут, конечно, тоже был одним из кратчайших, но, когда позади остались Хохловский, Подкопаевский и Большой Трехсвятительский и перед ним открылось Бульварное кольцо, Владимиру стало ясно, что он дал маху. Через десять минут, поплутав еще немного по дворам, сильно запыхавшись, Осташов вышел наконец на то место, где Хитровский переулок кубарем и криво летел куда-то к черту вниз от Малого Трехсвятительского.

Стоя на безлюдном пятачке, образованном этим т-образным перекрестком, Владимир заметил припаркованный у левой обочины Хитровского переулка «Мерседес» салатового цвета. Это была одна из тех старых моделей, чей внешний дизайн так незамысловато воплотился в контурах советской «Волги». «Мерседес» стоял у ближайшего подъезда, и сквозь лобовое стекло было видно, что в салоне автомобиля никого нет. Сердце Владимира стукнуло. «Иван уже здесь, – подумал он. – Шустрый малый. А я-то размечтался, что у меня сегодня все повторяется, как со вчерашней сделкой».

Подойдя торопливыми шагами к истертым ступеням, ведущим к подъезду, Осташов увидел прямо над дверями лепной герб – два скрещенных топора.

Он взялся за дверную ручку, но тут его внимание привлекли два типа, вывернувшихся из арки, мимо которой он только что прошел. Оба были одеты бог знает во что, чуть ли не в рвань, и оба были пьяны; один, правда, лишь малость, второй же, которого первый почти тащил на себе, с трудом переставлял ноги. В зюзю пьяный гражданин в свою очередь вел на поводке безродную рыжую дворнягу. Впрочем, пес был трезв.

Компания, хаотично оглядевшись, направилась в сторону Осташова.

– Сейчас проветримся, – сказал тот, что вел пьяного товарища под руку. – И больше, Толян, сегодня уже ни капли не бухаем. А завтра – только по капелюшке, потому что надо просыхать.

– Я знаю, что ему надо, – отозвался Толян. – Ему природа нужна. Вот ты, Андрюха, ты это понимаешь?

– Кому природа нужна?

– Да ему, – ответил выпивоха и дернул пса за повод. – А здесь кругом асфальт снизу.

Тут он, споткнувшись, выскользнул из дружественных рук и рухнул.

– И сверху, – закончил Толян свою мысль, лежа на тротуаре и косясь на ставшее столь близким асфальтовое покрытие. Пес сел рядом и от души зевнул.

Андрюха по-борцовски ловким, отработанным движением ухватил Толяна и стал поднимать его на ноги.

Осташов отвернулся, открыл дверь и хотел уже войти в подъезд, но вдруг услышал, как сигнализация «Мерседеса» коротко чмокнула, как бы послав кому-то смачный воздушный поцелуй. Это был характерный звук сигнализации, которая отреагировала на команду брелка и разблокировала двери автомобиля. Владимир вновь обернулся и немало удивился, увидев брелок с ключами в руке Андрюхи. Откуда у подобной личности «Мерседес» (пусть и подержанный), было загадкой. Между тем, Андрюха прислонил приятеля к машине, открыл заднюю дверцу и сказал:

– Падай-ка лучше сюда.

Тот и не пошевелился.

– Ты прикинь, Андрюха, – скорбно сказал он, потрогав ссадину на скуле. – Ему же даже дристануть здесь как следует негде.

– Кому?

– Рыжему. Кому ж еще? – сказал Толян и улыбнулся собаке. – Да, мой хороший? Негде тебе присесть по-человечески. Как считаешь, Андрюх?

– Да, в нашем пьяном деле главное вовремя просраться и проспаться, – философски заметил Андрюха. – Толян. Ну что? Ты долго тут стоять будешь? Залезай, поедем на бульвар, подышим часик. И волчара твоя рыжая будет там, как на природе.

Толян наконец свалился на заднее сиденье. Андрюха впихнул внутрь его ноги, загнал в салон пса, закрыл дверцу и с облегчением вздохнул.

«Так, – подумал Осташов. – „Мерседес“ не Ивана. Я, значит, успел на просмотр первым».

– Извините, не подскажете, это по Хитровскому дом номер два? – спросил он у Андрюхи, который собирался уже занять водительское место.

– Нет. Вот все так ошибаются. Тут, куда вы идете, уже четвертый дом начинается. А во второй надо заходить со двора. Иди в арку, и там налево будут подъезды, – сказал Андрюха, махнув рукой в сторону подворотни, из которой он появился со своим приятелем.

Владимир вошел в арку и увидел тесный двор с несколькими деревьями и маленькой детской площадкой. Двор был проходным – другая арка вела из него на Малый Трехсвятительский. Из машин тут стояли лишь старенький желтый «Москвич» да еще серебристый джип «Тоета».

Поднявшись на третий этаж, Осташов остановился у обшарпанной деревянной двери, которая хранила на себе следы неоднократных взломов и последующего врезания новых замков. На месте, где должна была быть кнопка звонка, торчали два провода, обмотанных рассохшейся, покрытой жирной пылью изолентой. Какая публика обитает за такими дверями, известно. Владимир постучал, и через несколько секунд со словами: «На просмотр?», его впустил в квартиру на удивление чисто выбритый человек в отличном темном костюме и галстуке. В руке он держал веник.

Осташов вошел. Просторную прихожую тускло освещала бутылка. То есть освещала, конечно, лампа – обычная, свисающая с высокого потолка электрическая лампа, но поскольку она, наподобие сувенирного кораблика, была заключена в уемистую винную бутылку с неровно отколотым дном, то получалось, что свет исходил именно от бутылки. Владимир повел взглядом направо и налево. Кроме настенной вешалки с отломанными крючками, которые были без затей компенсированы вбитыми рядом толстыми гвоздями, и пустой коробки от телевизора, в холле ничего больше не было.

– Вы бы знали, что тут раньше творилось, – сказал человек в костюме, скуластое лицо которого в этот момент резко выхватил из окружающего полумрака прожекторный пучок света, струящийся вниз из ствола бутылки-абажура. Осташов снова посмотрел на странный абажур, потом на скуластое лицо, а затем заглянул за него – в приоткрытую дверь, ведущую в комнату, и увидел в комнате окно на улицу. Одна из секций окна напоминала фантастическую, квадратно разинутую пасть: из рамы острыми зубами торчали треугольники разбитого стекла.

– Проходите, – посторонился человек в пиджаке и, выставив для рукопожатия запястье, вместо ладони, добавил:

– Камиль Петрович. Извините, руки грязные, убираю тут немножко.

Отрекомендовавшись со своей стороны, Владимир прошел в комнату.

– Да-а-а, – сказал он. – Бывает хуже, но реже.

Рваные, заляпанные обои, колченогая, изодранная мебелишка, раздавленные прямо о паркет окурки, кругом клочки газет и целлофана, пивные крышки, рыбные хвосты и всякая подобная дрянь, по углам – множество пустых бутылок; комната производила удручающее впечатление. Но что Осташов сразу по достоинству оценил, так это чудесный вид из пыльного окна, выходившего в переулок: напротив, через дорогу, росло большое раскидистое дерево, и стояла в строительных лесах небольшая православная церковь, маленький купол которой (со свисающим ржавым крестом) располагался как раз на уровне взгляда. Картина создавала какое-то особенное настроение, вселяла в душу безмятежность и мир.

Камиль Петрович стал подметать пол.

– А клиент когда придет? – спросил он.

– Да вот должен подойти, – ответил Осташов. – А ваш клиент, я имею в виду, хозяин квартиры, он, я так смотрю…

– Ну, а что? Какой есть.

– Ну, да, понятно. А где он?

– Да… Он, это, отошел прогуляться с моим напарником. Я подумал, чего им тут мешаться, толпу создавать? Но вообще, если квартира покупателю понравится, мы можем совершить сделку и без хозяина. У меня уже есть от него доверенность на продажу.

– Ясно… А почему квартира так дешево продается?

– Все нормально, не волнуйтесь, и по документам все чисто, без проблем. Я бы и сам купил эту квартиру, но у меня просто нет времени возиться, ремонтировать… Потом же, ее отремонтируешь, еще надо искать хорошего покупателя. Конечно, тут бы лоск навести, она бы по другой цене пошла. Но времени нет. А мне нужно быстро деньги – и вперед, за следующую квартиру браться: у меня есть на примете один вариант расселения, и мне срочно деньги надо. Вообще, работы по Москве – только успевай.

Камиль Петрович зачерпнул в объемистый совок порцию мусора, сметенного в кучу в центре комнаты, отнес его в прихожую и опрокинул в коробку от телевизора. Повторив процедуру несколько раз и покончив с кучей, а также выбросив пустую вино-водочно-пивную посуду, он, брезгливо поморщившись, закрыл коробку.

– Пойду, руки помою, – сказал Камиль Петрович.

– А я спущусь вниз, – сказал Владимир, – посмотрю, может, покупатель подъехал. Да, Камиль Петрович, вот еще что: если вдруг покупатель спросит о цене…

– Это я помню. Если спросит, я молчу.

– Нет. Молчать не надо. Я прошу вас сказать: «Семьдесят».

Камиль Петрович не удивился, во всяком случае, выражение лица его ничуть не изменилось.

– Ладно. Ваш клиент – ваша цена, – сказал он.

Когда Осташов вышел из подъезда, оказалось, что Кукин уже приехал. Иван стоял рядом со своим черным «Мерседесом», подержанным, но не настолько дряхлым, как автомобиль, в который чуть ранее усаживалась пьяненькая двоица с собакой.

Владимир обратил внимание на то, что широкий «Мерседес» Ивана, для парковки которого во дворике не было места (два закутка, подходящих для этой цели, были заняты «Москвичем» и джипом «Тоета»), – широкий «Мерседес» наглухо перегородил узкую дорожку, так что проехать по ней другим автомобилям было теперь совершенно невозможно. Но Ивану, судя по всему, это было безразлично.

– Ждать себя заставляешь, – весело сказал Кукин, не здороваясь. Затем он снял темные очки, повесил их на уровне солнечного сплетения, зацепив дужкой за пуговицу своей синей сорочки, и улыбнулся в черные средней густоты усы, отчего стал похож на откормленного кота. Владимир пригляделся к Ивану и понял, что ошибся, когда во время телефонного разговора заподозрил его в нетрезвости. Кукин не был подшофе. Хотя, надо заметить, его манера говорить – с гусарским напором и одновременно несколько заплетающимся языком – и впрямь могла сбить с толку.

– Нам сюда, – сказал Осташов и быстро вошел в подъезд.

Осмотр квартиры протекал по преимуществу в молчании. Кукин пытался балагурить, но его шутливый тон никем поддержан не был. Даже на те вопросы Ивана, которые касались непосредственно жилища, Владимир отвечал вяло, ничего не приукрашивая, не выказывая ни малейшей заинтересованности, приличествующей роли посредника. Всем своим видом он как бы говорил: не хочешь – не бери, на квартиру с такой ценой и без тебя покупатели найдутся. Да и Камиль Петрович стал в присутствии клиента как-то особенно собран и немногословен.

В отношении Кукина Осташов испытывал противоречивые чувства. Ему не нравились бесцеремонные хитрецы, каким ему виделся Иван. Но одновременно этот, всем на свете довольный субъект с нахальным взглядом был чертовски обаятелен. Осташов было даже подумал, что они могли бы стать приятелями. Однако очень скоро в поведении Ивана обнаружилась одна весьма неприятная черта: он имел манеру даже при самой невинной теме разговора вдруг, прищурившись, в упор взглядывать в лицо собеседнику, словно надеясь застать человека врасплох и отыскать в его глазах какую-то тщательно скрываемую правду. И было очевидно, что Иван не сомневается в том, что его во всем, в любой мелочи хотят нагреть, – это подразумевалось как само собой разумеющееся.

Владимира коробило столь явное недоверие со стороны Ивана, хотя – интересное дело – в то же время его ничуть не смущало, что сам-то он собирался облапошить клиента на целых десять тысяч. Кукин просто не знал, насколько весомые имел основания, чтобы быть осмотрительным и настороженным.

Осташов, между тем, понимал, что поступает нечестно. Но это ведь бизнес, успокаивал он себя, и кукинская подозрительность лишь укрепляла его в сознании собственной правоты: если кто-то изначально не верит (и по всему заметно, никогда не поверит) в твою порядочность, то зачем поступать с ним порядочно?

Следует признать, что под внезапными взглядами Кукина в душе Владимира нет-нет, да и мелькала тень беспокойства, не узнал ли Иван как-нибудь об обмане. Но постепенно Осташов с этим справился. И действительно, как мог узнать клиент о лишней десятке? Владимир несколько раз задавался этим вопросом и, в конце концов, сообразил, что никак этого быть не могло.

Да, видать, матерый мне попался прохиндей, думал Осташов. А прикидывается тут сибирским валенком, лыбится постоянно, ну прямо Ванек Ваньком. Да, объегорить такого – это не для слабосильных. Но только не для меня, подумал Владимир, только не для того, кто начал новую, вторую жизнь!

Когда осмотр закончился, Камиль Петрович молча сунул Кукину в руки документы на квартиру и, отойдя к окну, закурил. Иван бегло просмотрел бумаги, передал их Владимиру и сказал:

– На, глянь, все ли тут в порядке. А я пока еще кое-что спрошу.

– Ну, чего, – сказал он, подойдя к Камилю Петровичу. – В принципе вариант мне более-менее подходит. В принципе. Но давайте уточним, сколько стоит квартира?

– Семьдесят, – не мигнув, ответил Камиль Петрович.

– Дороговато для этой норы. Тут в ремонт еще надо вложить огромные бабки. Я думаю, надо спустить цену. А? Ну что?

– От той цены, которую я назначил, – мрачно сказал Камиль Петрович, – я уступить не могу ни копейки. Это – что касается лично меня. А вообще, по цене все разговоры вы должны вести со своим маклером. Есть такое правило.

– То есть вот так вот, да? Ну хорошо. Володь, ты как?

– В смысле? – непонимающе поглядел на него Осташов.

– Ты можешь цену снизить?

– Давай о цене позже поговорим.

В этот момент в дверь квартиры постучали.

Камиль Петрович направился в прихожую и открыл дверь. Фигура Камиля Петровича заслоняла посетителя, но их разговор был Осташову и Кукину слышен.

– Это здесь можно квартиру посмотреть? – спросил посетитель.

– Да, но вы пришли раньше, чем мы договаривались. Сейчас тута смотрит первый клиент.

– Ну и что?

– Ну то: если он скажет, что берет, то вы уже посмотреть не сможете. Какой смысл?

– Как это «какой смысл»?! Я же ясно по телефону сказал: мой шеф уже готов взять эту квартиру, только посмотреть на нее надо. Нельзя же покупать, вообще не глядя.

– Наверно, нельзя. Но вы же не сказали по телефону, что уже берете. Этого ясно сказано не было. И это… а где ваш шеф?

– Его нет. Сначала я должен ему доложить, а потом уже он приедет. Но я с ним говорил про квартиру. Он сказал, что готов ее взять.

– Ну, короче, это не моя проблема.

– Но она может стать вашей. Что вы себе позволяете? Я – помощник министра! Я для него квартиру ищу.

– Ну, не знаю, если хотите, подождите, а потом, может быть, зайдете и посмотрите.

– Что же мне на лестнице стоять? Что за дела?

– Так. Вы или ждите там, или не шумите тут.

Камиль Петрович захлопнул дверь перед носом посетителя и вернулся в комнату.

Скандально настроенный помощник министра оказался как нельзя кстати. Осташов понял, что Кукину придется принять решение, не откладывая. Что ж, чем быстрее, тем лучше.

– Ну, раз мы тут уже все посмотрели, наверно, нам тогда пора идти, – коварно сказал Владимир.

– Нет, давайте так, – сказал Иван Камилю Петровичу. – Прямо сейчас договоримся о скидке в цене, и я эту берлогу покупаю.

– Я уже говорил, – сказал Камиль Петрович, – что с этим – не ко мне. Пожалуйста, отойдите с Владимиром на кухню, если я мешаю, и переговорите там о чем хотите.

Иван двинулся на кухню. Там он, переминаясь от волнения и лихорадочных размышлений с ноги на ногу, дождался Осташова, подошедшего вразвалочку, и сказал:

– У меня есть идея. Ты сейчас сбрасываешь две штуки, и я тут же хапаю квартиру. А если не сбрасываешь, то я – пас. Вон, сам видишь, охотников до нее достаточно.

«Правильно я сделал, что десятку к цене набавил», – подумал Владимир.

– Нет, я так не могу, – сказал Осташов. – Я уверен, что в качестве исключения тебе на фирме скинут, скажем, полштуки, или даже штуку. Но не больше.

– Ладно! Штука – тоже неплохо. Пошли, я скажу этому чурбану, что беру квартиру, – и рванули на фирму. Значит, ты сказал, что скидка на штуку баксов будет точно! Смотри, потом не отказывайся.

Через пять минут троица уже рассаживалась в машины. Камиль Петрович сел в «Тоету», а Владимира посадил с собой Иван.

– Ха-ха-ха, – радовался Кукин, крутя руль «Мерседеса». – Видел, как это было? На лестнице-то? Как этот помощник министерский перекособычился, когда я ему сказал, что квартира уже куплена? Он, наверняка, хотел навариться на этом деле. А хрен-то. Ха-ха! Хренушки! Ха-ха-ха! Кто не успел, тот опоздал. Навариваются в нашей жизни только самые мобильные. Типа меня. Ха-ха-ха! «Квартира уже куплена». Как я его, а? Опочки! Культур-мультур, и танки наши быстры!

Иван был необыкновенно воодушевлен.

Осташов глядел на дорогу и молчал. «Главное теперь – не сболтнуть чего-нибудь лишнего, – подумал он, – чтобы этот Иванушка не прочухал про накинутые сверху десять тысяч».

– Ты чего киснешь? – спросил Кукин.

– С чего мне киснуть?

Иван закурил.

– Я догадываюсь, с чего. Наверно, переживаешь, что проценты фирмы пришлось снизить? – сказал он. – И твои процентики тоже снизятся, да? Да-а-а! Ха-ха-ха! Но ты не расстраивайся. Ты же в этом не виноват, так получилось. Все-таки лучше, чем ничего. Хотя ты мог бы упереться и не уступать. А может, я бы сломался? Там же эта шестерка какого-то министра в бой рвалась. Он бы взял квартиру.

– Не все любят рисковать, – сказал Владимир.

– Да, не все.

Осташов промолчал.

– Рисковать мало кто себе позволяет, это точно, – сказал Иван и бросил снисходительный взгляд на Владимира.

Владимир молчал. Ему чертовски хотелось курить. Не вынимая сигаретную пачку из нагрудного кармана, он нащупал в ней сигарету, но лишь покрутил пальцами и оставил на месте.

– Скажи честно, – продолжил Кукин после некоторой паузы. – Это вы там специально для меня разыграли спектакль?

– Какой спектакль?

– Ну, с помощником министра, – Иван метнул испытующий взгляд на Владимира. – Чтобы он орал: «Мой шеф берет квартиру»?

– Нет. А зачем?

Осташов сначала даже не понял, о чем идет речь. Но затем, подумав, мысленно согласился: такой прием, пожалуй, действительно мог бы применяться для создания искусственного ажиотажа. Тут Кукин был прав. Но ведь в реальности это получилось спонтанно. «Сам бы ты, наверно, не задумываясь, устроил такой балаган, – про себя обратился Владимир к Ивану. – Праведник-святитель нашелся».

– Я знать не знаю этого помощника, – сказал Осташов. – И мне плевать на него.

«И плевать на твои подозрения», – чуть не добавил он, все более накаляясь. Но, вместо этого, взял себя в руки и сказал:

– Тебе эта квартира-то зачем, перепродавать будешь?

Осташову было совершенно безразлично, зачем Кукин берет квартиру, он лишь хотел пустить разговор в другом направлении. А кроме того, Владимир подумал, что, как бы ни был скучен или неприятен этот разговор, он – Владимир – все-таки риэлтер, а со стороны профессионального риэлтера было бы правильно подыгрывать клиенту.

– Ибстественно, перепродавать, – ответил Иван. – Па-па-ру-ра, и танки наши быстры! Что, хочешь, чтобы я только через тебя ее продавал?

– Да нет, я просто спросил.

– Хочешь, конечно. Но это я не обещаю. Выставлю ее на продажу, а дальше – уж извини: кто быстрее покупателя найдет, с тем я и буду иметь дело. Но пока что квартиру я еще купить должен. Пе-ре-продать, и танки наши быстры! Мне дядя Миша денег отвалил на устройство салона красоты. Чтоб там моя женушка потом директрисой работала и не скучала. Помещение уже нашел, но пока там все наладится, пока туда-сюда, я подумал, дай-ка я часть денег крутану.

Кукин вновь наградил Владимира молниеносным сверлящим взглядом, как будто хотел уловить в его мимике следы коварных замыслов.

– А кто такой дядя Миша? – спросил Осташов, с усилием подавив зевоту.

– Дядя. Не мой – жены. У нее родители погибли, давно. И этот дядя Миша ее воспитывал.

– Ясно… А почему деньги надо крутить именно через покупку квартиры?

– А-а-а! Ха-ха, я таким Макаром заодно еще одну проблему решаю. Мне база нужна. Ты же меня, как мужик мужика, понимаешь? Трахаться приходится где придется: то в тачке, то вообще непонятно где. База позарез нужна.

– Понятно.

– А теперь все по-другому пойдет. Сейчас найму хохлов каких-нибудь, они мне за неделю квартиру очистят, слегка отремонтируют, – и можно жить… более регулярно, ха-ха! Месяца два-три там потрахаюсь, а потом продам.

– А дальше?

– А дальше – видно будет. Я сейчас одну клевую телку уломал на это дело, – Иван в очередной раз испытующе и подозрительно посмотрел на Осташова и продолжил: – Она, правда, с присвистью, со своими закидонами, но баба клевая. И тело ничего, и мордашка. Трахаться иногда готова – хоть на улице. А первый раз я ей в подъезде впендюрил. Как школьник, блин, какой-то. До дома ее подвез, потом на этаже еще постояли, побалакали о том о сем, потом смотрю, она вроде готова, ну я и вдул ей. По самые помидоры. И сейчас еще одну телку обрабатываю, но она пока не дает. Очень серьезная девушка. Ну ничего. Куда она денется, когда разденется?

– А как же жена? – со скукой спросил Осташов.

– А чего жена? Жена – это, конечно, хорошо, но этого мало. Ха-ха-ха! Да-а. Жена – дура. Ей чего не наплети, она всему верит. Вот дядя Миша, он действительно… Ему под горячую руку не попадайся, раздавит, как комара. Крутой мужик. У него весь коттедж на Николиной горе ружьями увешан. Но он их не любит. Его любимое оружие – калашник. Причем, не эти последние модели, на пять сорок пять заточенные, а старый калаш, настоящий, калибра семь шестьдесят два. У него и на «Мерсе», на шестисотом, номер такой – семь, шесть, два.

– Он у тебя бандит, что ли? – сказал Владимир и отвернулся, чтобы всласть зевнуть.

– Нет. Вокруг него бандюков много, это – да, а сам он – нет, он политикой занимается. Фамилия очень известная, но я тебе не скажу. Па-па-ру-ра, и танки наши быстры…

Иван был очень доволен собой.

«Надо ж, как разговорился, – подумал Осташов. – Чуть ли не всю свою жизнь мне тут собрался выложить. Хотя… Чего бы ему не поболтать? Ну закончим мы с ним сейчас сделку, и все, больше вряд ли когда увидимся… Чем хорош большой город – в нем встретишь кого-нибудь, и можно, как в поезде с незнакомым человеком, спокойно поговорить о чем угодно, поговорить – и забыть про чела. С ним уже никогда не столкнешься». Владимиру стало немного жаль Ивана: едет, радуется, что задешево квартиру получает, и даже не подозревает, что мог бы получить ее гораздо дешевле.

– Значит, семьдесят, говоришь? – неожиданно спросил Кукин и метнул на Осташова хитрющий взгляд. – А может, шестьдесят, или даже пятьдесят? А?

– Да. То есть – что? А! Да, семьдесят. Мы же уже вроде бы все обговорили. Квартира от продавца идет за семьдесят.

* * *

– Значит, Владимир, ты говоришь, от продавца – семьдесят? – спросил начальник отдела купли-продажи Александр Витальевич Мухин, когда участники сделки уже сидели вокруг овального стола в комнате для переговоров фирмы «Граунд+».

– Семьдесят, – сказал Осташов и посмотрел на Ивана.

Иван посмотрел на Камиля Петровича и спросил:

– Семьдесят?

Камиль Петрович посмотрел на Владимира и сказал:

– Семьдесят.

– И сверху – проценты фирмы, – сказал Александр и оглядел всех.

– Должно быть три с половиной тысячи – пять процентов, – сказал Кукин. – Но ваш сотрудник обещал мне скидку на тысячу долларов. Поэтому не три, а две с половиной тысячи.

– Да? – удивился Мухин. – Владимир, как это так?.. Ну, ладно, с вами, Владимир, мы это позже обсудим. А вам, – Мухин обернулся к Ивану, – я бы хотел сказать, что, видимо, произошло какое-то недоразумение. Владимир у нас тут – рядовой маклер, и я не знаю, почему так вышло, но он взял на себя лишнюю ответственность и снизил долю фирмы.

Осташов заволновался. Объяснять Мухину во всеуслышание, что фирма и без того получит комиссионных более чем достаточно, он не мог. Конечно, надо было еще до начала разговора отвести его в сторону и предупредить об обстоятельствах предстоящей сделки. Но все произошло так быстро, и Владимир был так уверен в своей правоте, что ему и в голову не пришло наедине переговорить с начальником. Впрочем, сделать это было не поздно и сейчас. Осташов хотел уже попросить Мухина выйти из комнаты для объяснения, но тут Иван хохотнул и сказал:

– А куда ему было деваться? Если б он не скинул проценты, я бы не стал брать квартиру. Между прочим, там уже в дверь ломился второй клиент, и он бы точно купил ее. И тогда мы не сидели бы здесь. И не говорили бы о процентах вашей фирмы.

Мухин нахмурился и по очереди внимательно оглядел окружающих. Камиль Петрович, Иван и Владимир тоже по очереди нахмурились, кто-то из них в подтверждение слов Кукина кивнул, а кто-то развел руками. Тогда Мухин нахмурился еще больше. Но сказал:

– Хорошо. В качестве исключения.

У Владимира отлегло от сердца. Теперь, подумал он, нужно как можно скорее покончить с переговорами, пригласить нотариуса, заключить договор и на всех парах мчаться в департамент жилья, на регистрацию купчей.

– А деньги у вас с собой? – спросил Мухин Ивана.

– Да, с собой. Я готов к сделке.

Осташов посмотрел на часы. Времени до конца рабочего дня оставалось уже немного. Но это ерунда, подумал Владимир, если не тянуть резину, то сделку сегодня полностью совершить все-таки удастся.

– А у хозяина квартиры с собой документы? – спросил Мухин Камиля Петровича.

– С собой, – сказал Камиль Петрович. – Но, говоря юридически, я не хозяин, а доверенное лицо хозяина.

– А где же хозяин? – насторожился Мухин.

– Да все с ним в порядке.

– А почему он сам не продает?

– Ну, у него времени нет.

– Редкий случай… А хозяин квартиры… после продажи… где будет?

– Да что вы, ей богу! Убивать его никто не собирается. Я его в деревню переселяю, в Тверскую область. Там я домик ему подыскал. С ним все будет нормально, это я гарантирую. Никакого криминала. Мне лишние проблемы не нужны.

– Ну, если цены всех устраивают и если обе стороны хотят совершить сделку сейчас, тогда я схожу, приведу нотариуса. Она у нас тут рядом, очень опытная женщина. Нотариус посмотрит документы, и можно…

Но за нотариусом идти не пришлось: совершенно неожиданно дело приняло другой оборот.

– Вообще-то я не сказал бы, что для меня так уж принципиально купить квартиру прямо сей момент, – сказал Кукин. – Но если другие очень торопятся, то ради бога, пожалуйста, только вот еще что остается, – Иван уставился на начальника отдела и медленно продолжил: – Раз фирма берет проценты, то лично вы мне должны от лица фирмы гарантировать, что у меня никаких проблем с этой квартирой потом не будет.

– Так, стоп! – сказал Мухин. – Фирма может гарантировать это только после всесторонней проверки документов. А для проверки нужно время.

– Ну, начинается… – сказал Камиль Петрович. – Это что, называется срочная продажа? У меня другие, может, сегодня бы взяли квартиру.

– Нет! – убежденно сказал Мухин. – Без проверки квартиру никто не возьмет. Другой вопрос, что покупатель на время проверки должен дать залог. Скажем, две тысячи долларов. Если он передумает покупать квартиру, тысяча останется фирме, а вторая тысяча – продавцу.

– И сколько вы собираетесь проверять квартиру? – спросил Камиль Петрович.

– Три дня, я думаю, хватит, – сказал Мухин. – Такой план всех устраивает?

– Если только не больше трех дней, – сказал Камиль Петрович. – Тогда меня это устраивает.

– А меня не устраивает, – сказал Кукин Мухину, глянув при этом на Камиля Петровича проницательным взглядом, в котором читалось: «Я так и знал, что ты жулик». – А если после проверки выяснится, что квартира какая-нибудь паленая. С вас я обратно свою штуку получу, а этого… – снова взгляд на Камиля Петровича, – человека я где искать буду? Короче, две тысячи в залог – это много. Пятьсот – это еще как бы ничего.

– Вся сумма будет у нас в сейфе храниться. Так что… при такой цене на квартиру, две тысячи – залог нормальный, – возразил Мухин.

– Что ж тут нормального? Две тысячи! По-моему, и одной хватит выше крыши.

– Или две тысячи в залог вот прямо сейчас, или я отказываюсь от переговоров и ухожу, – сказал Камиль Петрович. – И так вы три дня у меня из оборота изымаете.

Все посмотрели на Кукина.

Иван похлопал глазами, повздыхал и наконец согласился. При этом вид у него был очень довольный. Похоже, он с самого начала был готов дать две тысячи, а препирался только для проформы.

– И последнее, – вкрадчиво, но вместе с тем твердо сказал Камилю Петровичу Мухин. – Если хозяин квартиры где-то в обозримой доступности, то я думаю, пусть он сам и совершает сделку, а не через доверенных лиц.

– Закон позволяет совершать сделки с недвижимостью по доверенности, – сказал Камиль Петрович, поправив узел галстука. – Мне, например, так будет удобнее, и спокойнее.

– Ну, тогда нам придется, кроме документов на квартиру, проверять еще подлинность вашей доверенности на продажу. И, кстати, на всякий случай еще запрашивать сведения о вас через наших знакомых на Петровке, 38.

– Господи, ну зачем все так усложнять? – сказал Камиль Петрович. – Можете просвечивать меня хоть через Петровку, хоть через Лубянку, мне все равно. Но это же все лишнее время. Ладно, хотите, чтобы хозяин продавал, хорошо, будет вам хозяин.

– Так всем будет спокойнее, – подытожил Мухин. – Ну, на том сегодня и закончим.

После того, как две тысячи залога были пересчитаны, положены в конверт, опечатаны и заперты в отдельную ячейку большого сейфа, который помещался здесь же, в комнате для переговоров, все участники беседы вышли в рабочий зал.

Иван и Камиль Петрович распрощались с Мухиным и Владимиром. Камиль Петрович при этом передал папку с документами начальнику отдела, а Кукин еще особо помахал рукой Анне Русановой, хитро глянув на нее. Он спросил, не выйдет ли она покурить на крылечко, но та сказалась очень занятой, и он, надев темные очки, вышел из зала вслед за Камилем Петровичем.