Текст книги "Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина"

Бадминтон избавит мир от близорукости

Когда я стал заниматься бадминтоном всерьез, как руководитель нашей национальной федерации, я сразу понял, что эта игра намного больше, чем спорт.

Я не просто уверен, но у меня и коллег-медиков есть научные доказательства, что бадминтон – это ключ к решению одной из актуальных проблем глобального здоровья, а именно – прогрессивного ухудшения качества зрения у людей всех возрастов, и прежде всего у детей и подростков.

Да, близорукость формально не входит в число смертельно опасных болезней. Но она серьезно ухудшает качество жизни людей, и прежде всего молодого поколения, поскольку, как известно, обычный человек воспринимает окружающий мир на 90% через зрение. Эксперты сравнивают скорость распространения миопии с глобальной эпидемией: если на сегодняшний день, согласно данным ВОЗ, близорукостью страдают почти полтора миллиарда человек, или четверть глобальной популяции, то к 2050 году это заболевание затронет почти половину населения планеты. У нас будет на Земле пять миллиардов очкариков, и подавляющее большинство из них – школьники и студенты.

А вот наша, казалось бы, не слишком серьезная игра может остановить эту глобальную эпидемию! Я на всех уровнях – и в России, и за рубежом – неустанно провожу мысль: бадминтон способен внести реальный вклад не только в профилактику миопии, но даже в ее излечение.

Доказательства?

На протяжении ряда лет наша Федерация бадминтона совместно с Национальным медицинским исследовательским Центром глазных болезней имени Гельмгольца (ведущее российское учреждение в этой сфере) проводила исследования, как влияют занятия бадминтоном на профилактику близорукости у школьников. Мы исходили из того, что во многих случаях близорукость не является врожденным заболеванием. К ее возникновению ведет неправильный, нездоровый образ жизни.

Результаты экспериментов оказались не просто обнадеживающими – они были вдохновляющими. Регулярные занятия бадминтоном по специальной методике привели к тому, что у всех детей, участвовавших в программе, замедлилось развитие болезни, а некоторые вообще сняли очки.

В чем причина? Зрение возвращается благодаря тренировке глазной мышцы и усиленному снабжению глаз кислородом. Ведь когда дети день и ночь не мигая смотрят в экраны своих гаджетов, у них не просто пересыхает роговица, у них затекают мышцы, застаивается кровь в сосудах. В общем, ужас. А когда они начинают играть в бадминтон, то их глаза вынуждены постоянно двигаться – следить за воланчиком. Плюс – пробежки, наклоны, физическая активность.

Мало кто знает, но средняя скорость у маленького белого парашютика-волана – триста километров в час, а начальная вообще больше четырехсот. Это в три раза быстрее, чем средняя скорость хоккейной шайбы или футбольного мяча – 100–130 км/ч, и больше, чем у мяча теннисного (движется до 240 км/ч). Но самое главное, что волан летит по очень хитрой, изменчивой траектории. И когда глаз за ним следит, тренируются мышцы, ответственные за аккомодацию. А именно от качества аккомодации зависит по большей части качество зрения. Вместо скучных специальных упражнений для глаз – живая, интересная игра, которая намного быстрее дает нужный для здоровья результат.

Инновационную методику борьбы с миопией, основанную на занятиях бадминтоном по специальной программе, мы запатентовали в России еще в 2011 году. А через три года получили международный патент. И мы не положили свои разработки под сукно. Я добился, чтобы бадминтон включили в школьные программы как факультативный предмет. И там, где школы пошли на эксперимент, мы стали обучать преподавателей физкультуры нашей методике, чтобы сочетать спортивные и медицинские результаты.

И в вузах мы занимаемся тем же – открываем бадминтонные площадки в университетах, устраиваем соревнования среди молодежи. А уж от собственных студентов на факультете МГУ я просто в обязательном порядке требую тренироваться. Жестко говорю: хотите у меня учиться, занимайтесь спортом. Снимайте очки, пока не поздно!

А еще я очень горжусь тем, что мы построили специальный Центр бадминтона для спортсменов всех возрастов в одном из крупнейших регионов России – Республике Татарстан. Пришлось приложить немало усилий, чтобы получить поддержку властей. Но в итоге был разработан и реализован типовой проект, который включает и кабинет с офтальмологическим оборудованием. Теперь все это можно просто брать и тиражировать в других регионах России и во всем мире.

Кстати, интересно, что именно наш вид спорта является не просто ракетным, но и в полном смысле слова космическим! В свое время великий конструктор Сергей Павлович Королев выбрал бадминтон основным спортом для подготовки космонавтов. И не случайно: бадминтон не травматичен, физически очень интенсивен – работают все группы мышц, а самое главное – опять-таки тренируется глазная мышца. Как оказалось, несколько аварий произошло во время космических полетов только потому, что в невесомости глазная мышца ведет себя иначе, чем на Земле. А после СССР бадминтон взяли на вооружение и американские астронавты, причем в самом начале их тренировал индонезиец. Мы храним ракетку, которой играл Юрий Гагарин.

В общем, у бадминтона я вижу огромное будущее. Уверен, будут в него играть все – от мала до велика, от школьника до президента. Правда, в России один президент у нас уже поиграл в бадминтон. Но вышло ровно так, как говорил Виктор Степанович Черномырдин: «Хотели как лучше, а получилось – как всегда».

Как Медведев сыграл в бадминтон, а народ обиделся

Случилось это в те времена, когда Дмитрий Анатольевич был президентом, а я носился по всем этажам власти с идеей профилактики миопии путем игры в бадминтон. Удалось мне через Андрея Александровича Фурсенко достучаться с этим проектом до тогдашнего премьера Путина, и Владимир Владимирович дал поручение включить бадминтон во все школьные образовательные программы как третий, то есть факультативный урок физкультуры. А Медведев, как президент, видимо, увидел эту тему.

И как-то так оказалось, что мой тренер, мастер спорта международного класса, шестнадцатикратный чемпион СССР и восьмикратный чемпион России Андрей Антропов, стал тренировать Медведева. Я об этом не сразу узнал, просто заметил, что Андрей стал где-то пропадать. При этом мне он сначала ничего не говорил. Потом-таки я выпытал тайну.

В общем, оказалось, что для Дмитрия Анатольевича бадминтон стал любимым способом снять стресс, поддержать форму. И так он загорелся нашим видом спорта, что в Бочаровом Ручье в Сочи стал втягивать в игру и Путина.

Ну, играли они и играли. И всё бы ничего, но началась избирательная кампания Владимира Владимировича. Насколько помню, Наталья Тимакова, тогда пресс-секретарь президента, знала об увлечении шефа, и с удовольствием поддержала идею записать короткое приветствие для фильма нашей Федерации. Как пишет сама Тимакова: «Ничего особенного в этой просьбе не было. Медведев играет в бадминтон, ему нравится эта игра. Мы разместили отрывок в блоге. И понеслось…»

Людям показалось, что нельзя руководителям страны играть в такую несерьезную игру, как бадминтон. Помню, фото везде были: оба наших руководителя с ракетками, воланчиком и черным лабрадором. И если к Путину не было никаких вопросов, то Медведева просто заклевали.

Не знаю, то ли от обиды, то ли так совпало, но Дмитрий Анатольевич провел очень вредное для российского спорта решение – запретил крупным чиновникам, включая руководителей госкорпораций, возглавлять спортивные федерации. А ведь у нас спорт всегда развивался по принципу поезда: если есть локомотив в виде крупной фигуры, которая занимается этими проблемами, либо по зову сердца, либо по указанию свыше, то состав движется. Нет такой фигуры – вагончики стоят на запасных путях. В общем, Медведев своим решением отцепил все локомотивы. И спортивные федерации сразу начали хиреть. Никто из чиновников уже не смел их поддерживать.

А я придумал, как мне выйти из этой ситуации. Изобрел себе пост президента. Все финансовые и кадровые вопросы отдал председателю совета и исполнительному директору, а сам остался во главе российского бадминтона. Но юридически – в полном соответствии с решениями «сверху».

Кстати, я не слишком расстраиваюсь, что в России официальная поддержка бадминтона, мягко говоря, не так стабильна, как хотелось бы. У нас и без того имеется куча дел. Вот, к примеру, наша головная структура – Всемирная федерация бадминтона – насчитывает триста двадцать миллионов зарегистрированных игроков. Это же огромная цифра. И я горжусь, что, потратив целых два года жизни, все-таки добился, чтобы русский язык стал одним из официальных языков этой глобальной организации.

Пусть мировой теннис или футбол похвастаются, что русский язык стал их официальным языком.

А мы вот в бадминтоне этого добились.

Как я попал в историю, и что из этого вышло

Не знаю, то ли Бог меня наградил, то ли наказал, но я всегда увлекался историей – и вообще, и особенно нашей российской. И в школе, и в университете, и всю жизнь. Помнится, на первом курсе юридического факультета в Ростове я исписал целую школьную тетрадку в 24 страницы – подготовил реферат о первом канцлере Германской империи Отто фон Бисмарке. А потом притащил работу своему профессору – специалисту по истории государства и права Эдуарду Викторовичу Лисневскому.

А сделал я свой реферат с большой душой: Бисмарк мне безумно был интересен. Была у меня какая-то симпатия к масштабу его личности. Канцлер, хоть и не любил Россию, был способен рационально оценивать истинное положение дел, а потому постоянно твердил, что Германии не надо воевать с восточным соседом. Так я этой историей проникся, что не просто текст написал, а еще и кучу картинок нарисовал – и карандашом, и тушью, и еще акварелью раскрасил. Изобразил всю эпоху, как я себе ее тогда представлял.

Не только профессор мою работу хорошо оценил, она еще и на конкурсе победила. И тогда Лисневский предложил мне вариант проучиться не пять лет, а четыре года (закончить юрфак экстерном), после чего поступить в аспирантуру по предмету «История государства и права». Как сейчас помню, что разговор этот состоялся в пятницу. И я попросил у профессора дать мне время подумать до понедельника. А в субботу мы с приятелями отправились на левый берег Дона с девушками гулять. Посмотрел я на всю эту красоту и вольницу и подумал: и зачем я буду целый год такой классной жизни у себя отбирать? Успеется еще за книжками насидеться. И в понедельник сказал профессору «нет».

В общем, на развилке, где надо было выбирать между правом и историей, я свернул в юристы. Но и после этого судьба постоянно подбрасывала мне разные исторические шансы, порой заставляя самого становиться частью событий, которые нынче во всех школьных учебниках записаны.

И один из самых удивительных подарков судьбы – это участие в возрождении Российского исторического общества.

Зачем ради РИО мы поменяли Гражданский кодекс

Случилось это в 2012 году. Но сама история началась чуть раньше. Когда я стал работать деканом Высшей школы государственного аудита, то, естественно, много занимался делами абитуриентов, анализировал данные по поступающим на факультет. Дело в том, что для поступления к нам выпускники школ должны показывать приличные знания по двум ключевым предметам – обществознанию и истории. И я вижу, что с каждым годом уровень выпускников именно по истории и обществознанию катастрофически падает. Начал разбираться, и понимаю, что дело даже не в том, что у ребят из-за повального увлечения гаджетами давно сложилось клиповое мышление, а потому они объективно не могут больше чем на 20 секунд свое внимание на какой-то теме удерживать, не говоря уже о том, чтобы какие-то логические цепочки выстраивать или мысль развернуто выразить. Проблема на самом деле еще глубже: наши учебники истории, а тем более обществознания, оказались абсолютно несовременны: неинтересны, скучны, а самое главное, там столько ошибок, белых пятен и неточностей, что только диву даешься! Как будто авторы живут вообще в какой-то иной реальности.

Опечалился я сильно, а тут подоспела какая-то очередная историческая дата, по случаю которой президент России (тогда – Дмитрий Анатольевич Медведев) повстречался с нашими учеными-академиками. Обсуждали много разных вопросов, и среди них как раз возникла тема истории: как обстоят в стране дела с историческими исследованиями, освещением научных открытий, с преподаванием истории в школах и вузах, с фальсификацией исторических фактов и так далее. После этой встречи президента с историками я и предложил организационно структурировать всю эту многообразную деятельность – возродить историческое общество.

Меня поддержали многие академики – и Александр Оганович Чубарьян, директор, ныне научный руководитель Института всеобщей истории РАН; и Анатолий Васильевич Торкунов, ректор МГИМО; и Анатолий Пантелеевич Деревянко, научный руководитель Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН; и Валерий Александрович Тишков, директор Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, и другие наши главные историки, археологи, политологи, обществоведы. А раз поддержка есть, то стали думать, что делать дальше.

Я порылся в интернете и, естественно, сразу наткнулся на Русское императорское историческое общество, которому с самого рождения в 1866 году покровительствовали лучшие российские умы и царственные особы. Первым председателем общества стал князь Пётр Андреевич Вяземский – поэт, друг и соратник Александра Сергеевича Пушкина. Император Александр II утвердил устав и был почетным председателем общества до 1894 года. Его сын и наследник, цесаревич, – будущий император Александр III – являлся одним из инициаторов создания общества, а позже активно участвовал в его работе. Еще одним из председателей был князь Николай Михайлович, дядя царя Николая II. А сам последний российский император финансировал работу общества из личных средств.

Чем занималось это общество? Сохранением истории и просвещением. Собирали исторические документы, публиковали, формировали и изучали архивы, печатали исторические труды, писали и издавали учебники, привлекали к этому делу меценатов из богатых и при этом просвещенных промышленников, купцов и дворян. Сейчас специалисты говорят, что те 148 томов «Сборника Императорского Русского исторического общества» и 25 томов «Русского биографического словаря», которые общество издало за полвека (1867–1918), можно считать основой современной отечественной исторической науки.

Общество с трудом пережило 1917 год и фактически прекратило свое существование после того, как его последний председатель, великий князь Николай Михайлович, был расстрелян в январе 1919 года во дворе Петропавловской крепости. К 1920 году практически никого не осталось – кто уехал за границу, спасая жизнь, кто погиб от голода и холода в революционном Петербурге, кто был перемолот безжалостными жерновами Красного террора. Отдельные энтузиасты предлагали Академии наук продолжить публикацию исторических трудов, но поддержки не нашли. Потом пытались восстановить общество за рубежом – в частности, в Праге. Да и у нас в начале 1990-х делались попытки.

В общем, зацепило меня и это общество, и его история. Решил, что пора его реально восстанавливать.

Собрал я под разными предлогами у себя в Счетной палате нескольких знаменитых академиков на чашку чая (а все они давно знают, что только у меня можно особенно редкие и страшно полезные сорта китайского чая попробовать). И под этот чай объяснил свою задумку. Идея всех воодушевила, но немедля встал извечный российский вопрос: а кто возглавит? Вопрос-то серьезный. Потому что еще из старого доброго мультфильма известно, что «как вы яхту назовете, так она и поплывет». А уж тем более на судьбу корабля повлияет фигура, которая встанет у руля.

Естественно, сначала все внимательно посмотрели на себя и на соседей. Прикинули. И стало понятно, что по логике решения подобных вопросов, да и по опыту истории, никого из тех, кто сейчас сидит за столом, во главе будущего общества ставить не нужно. Надо брать выше. Стали перебирать кандидатуры и вспомнили Сергея Евгеньевича Нарышкина, который на тот момент был председателем Государственной думы. Идею единогласно одобрили, поскольку и должность высокая, и человек очень интеллигентный, тонкий, спокойный, выдержанный. Настоящий аристократ. А особенно понравилось, что фамилия уж больно историческая. Очень символическая связь времен получается: из рук Вяземского – в руки Нарышкина.

В общем, поручили мне академики обратиться к Сергею Евгеньевичу с нашей просьбой. Я написал записку, пришел на встречу, да сразу с места и в карьер: «Сергей Евгеньевич, ну вот уверен, не может Нарышкин – фамилия-то российская, известная, историческая! – в России не поддержать идею воссоздания Русского исторического общества!» Он посмеялся, подивился моей прыти, но бумаги забрал. Месяца два было тихо, а потом он неожиданно позвонил и говорит: «Сергей Михайлович, приходите. Ваша идея поддержана президентом Путиным». То есть он с главой государства согласовал инициативу и получил добро на свое участие.

И что очень важно, Сергей Евгеньевич не просто формально, как говорится, дал проекту свое имя, но уже на стадии создания начал активно с организаторами встречаться, участвовал в обсуждениях. Когда дело стало близиться к учредительному собранию, в помощь Нарышкину мы определили двух заместителей – самых активных сторонников идеи – академика Чубарьяна и академика Торкунова. Причем, пользуясь богатством и возможностями русского языка, назвали их сопредседателями. Так научное сообщество увидело, что общество – не чиновничья задумка, а нормальная общественная и научная инициатива.

Но прежде чем мы 20 июня 2012 года на учредительном собрании постановили, что Российскому историческому обществу (РИО) быть, пришлось решить еще кучу сложных правовых проблем.

Сначала ребром встал вопрос о том, в какой организационно-правовой форме наше историческое общество должно существовать. Будет ли это некоммерческая организация, экспертный институт, какое-то объединение? Я считал важным найти такую правовую форму, которая позволила бы получать бюджетные субсидии. Да, на конкурсной основе, с соблюдением кучи процедур, на общих основаниях, но получать. Пересмотрел кучу бумаг и предложил выбрать форму некоммерческой организации. Все согласились. Так мы получили ассоциацию.

Дальше возник второй, не менее серьезный и практически неразрешимый вопрос: а как нам сделать так, чтобы членами нашей ассоциации могли быть не только организации, но и отдельные граждане? Почему неразрешимый? Да потому, что Гражданский кодекс на тот момент подобной возможности не давал. Если ассоциация – то членами могут быть только организации, а если мы хотим принимать еще и индивидуальных членов, то – никакой ассоциации.

В общем, классический цугцванг. Но нет таких проблем, которые нельзя решить, – в итоге мы взяли и поменяли Гражданский кодекс!

Я написал соответствующую поправку в Гражданский кодекс, которую Сергей Евгеньевич, как председатель Государственной думы, согласился поддержать. И примерно за пару месяцев нам эту поправку удалось внести. Конечно, речь шла не только о Российском историческом обществе, а обо всех аналогичных организациях, которые отныне получали возможность сочетать коллективное членство с индивидуальным.

Почему для нас эти вопросы были так принципиально важны? Потому что все проекты требуют денег, а больших денег изначально у нас не было. И быстро они ниоткуда не могли появиться. Поэтому поначалу мы проводили мероприятия, используя площадки и ресурсы наших коллективных членов – институтов, музеев, архивов. А позже, когда появился Российский исторический фонд и другие бюджеты, мы стали часть проектов сами финансировать.

Очень интересно шел (и продолжает идти!) процесс создания региональных отделений РИО – в Татарстане, на Северном Кавказе, в Сибири, в Крыму. Потому что каждый раз, когда возникает такая инициатива, внезапно появляется огромное число интересных, жаждущих совместной работы и общения людей, заинтересованных и увлеченных, стремящихся объединить свои силы. То есть учреждение нового отделения РИО всегда оказывается знаковым событием не только для историков, но и для общественной жизни региона и России в целом. И пусть не всегда все проходило гладко, но в итоге могу уверенно сказать, что Российское историческое общество состоялось.

Лично мне кажется, что самые красивые заседания у нас были в Остафьеве. В том самом, где жил и работал Пётр Андреевич Вяземский, да не просто работал, а еще его в стихах воспевал. У него в родовой усадьбе в свое время гостили и Пушкин, и Денис Давыдов. В общем, самое что ни на есть историческое место!

А заседали мы там по очень важному поводу: как все-таки преподавать историю в средней школе. Речь шла о создании нового историко-культурного стандарта, на основе которого потом создаются все учебники истории в нашей стране. И в Русском историческом обществе тогда чуть ли не круглосуточно работали эксперты, и я в том числе. Это была сложнейшая работа. Масса дискуссий. Взять хотя бы историю России не только 1990-х, но и всего прошлого века. Для начала надо было хотя бы в первый раз попытаться восстановить историческую канву и логику событий так, чтобы не выпадали семьдесят лет советской власти, или, к примеру, война с Польшей, или распад СССР.

Событий исторических множество, но и учебники ведь не резиновые. Нужна квинтэссенция, самое ключевое, самое основное, без чего невозможно не просто представление об истории своей страны, но и самоидентификация нашей молодежи как россиян. Были бесконечные споры: что включать, что не включать; кто виноват, а кто прав; что считать историческим успехом и достижением, а что – нет. И еще миллион тонких вопросов. В итоге хочу сказать, что при каких-то отдельных шероховатостях – куда же без этого – в целом историко-культурный стандарт получился. И это признали все.

И теперь наш стандарт стал основой для создания самых разных линеек учебников для школы. А ведь сколько, помнится, было шума и дискуссий: многие боялись, что раз разрабатывают и утверждают стандарт, то будет внедряться одна-единственная официальная точка зрения на историю и, соответственно, один-единственный учебник для всех, очередной «Краткий курс ВКП (б)». Ничего этого не случилось: ни «Краткого курса», ни какого-то другого навязанного сверху единственно правильного взгляда на историю страны. Отнюдь, в самом стандарте было зафиксировано, что не просто допускается, но желательна конкуренция нескольких линеек учебников с разными подходами, идеями. Я, например, тоже сейчас участвую в написании новых учебников по истории – в той части, где речь идет о сюжетах государства и права, о конституционной истории – как говорится, от царя Гороха и до наших дней.