Текст книги "Противостояние"

– Фрэнни, – ответил он, – я должен идти.

– И умереть. – Она с горечью, даже с ненавистью посмотрела на него, потом на Люси, словно рассчитывая на поддержку. Но ошарашенная Люси полностью ушла в себя.

– Если мы не пойдем, то умрут все, – медленно, словно нащупывая нужные слова, произнес Стью. – Она права. Если мы будем выжидать, наступит весна. И что тогда? Как мы собираемся его останавливать? Мы этого не знаем. Не имеем ни малейшего представления. И никогда не имели. Мы прятали головы в песок, вот и все. Мы можем остановить его только одним способом, как и говорит Глен. Белой магией. Или силой Божьей.

Она расплакалась.

– Фрэнни, не делай этого. – Он попытался взять ее за руку.

– Не прикасайся ко мне! – крикнула она. – Ты мертвец, ты труп, так что не прикасайся ко мне!

Они стояли вокруг кровати, когда взошло солнце.

Стью и Фрэнни отправились на Флагштоковую гору около одиннадцати утра. На середине склона остановились. Стью нес корзинку с едой, Фрэн – скатерть и бутылку «Синей монахини». Идея пикника принадлежала Фрэн, но почти всю дорогу оба молчали.

– Помоги мне расстелить скатерть, – попросила она. – И смотри, чтобы под нее не попали шишки.

Они расположились на небольшой наклонной лужайке на тысячу футов ниже Рассветного амфитеатра. Боулдер лежал под ними в голубой дымке. День выдался абсолютно летним. С неба ярко светило жаркое солнце. В траве стрекотали цикады. Подпрыгнул кузнечик, и Стью поймал его ловким движением правой руки. Почувствовал, как он возится в кулаке, щекоча кожу, испуганный.

– Сплюнь, и я его отпущу, – произнес он детское заклинание, поднял голову и увидел, что Фрэн грустно улыбается. Она отвернулась и быстро, как истинная леди, сплюнула. У него сжалось сердце. – Фрэн…

– Нет, Стью. Не будем говорить об этом. Не сейчас.

Они расстелили белую скатерть, которую Фрэн взяла в отеле «Боулдерадо», и она быстро, без лишних движений (его не переставали удивлять легкость и изящество, с которыми она двигалась, словно и не было ни хлыстовой травмы, ни растяжения мышц спины) поставила на нее легкий ленч: салат с огурцами, заправленный уксусом, сандвичи с ветчиной, вино и яблочный пирог на десерт.

– Хорошая еда, хорошее мясо, хороший Бог, давай поедим, – произнесла она короткую молитву. Он уселся рядом. Взял немного салата и сандвич. Есть не хотелось. Внутри все ныло. Тем не менее он ел.

Когда они съели по сандвичу и почти весь салат – свежие огурцы были восхитительны, – а потом и по куску яблочного пирога, Фрэнни спросила:

– Когда вы уходите?

– Днем. – Он закурил, прикрывая огонек руками.

– Сколько времени потребуется, чтобы добраться туда?

Он пожал плечами:

– Пешком? Не знаю. Глен немолод. Ральф, кстати, тоже. Если мы будем проходить по тридцать миль в день, наверное, окажемся в Лас-Вегасе к первому октября.

– А если в горах рано выпадет снег? Или в Юте?

Он вновь пожал плечами, не отрывая от нее глаз.

– Еще вина?

– Нет. У меня от него изжога. Всегда была.

Фрэн налила себе еще стакан, отпила.

– Она была голосом Бога, Стью? Да?

– Фрэнни, я не знаю.

– Она нам снилась, и мы ее нашли. Все это – часть какой-то глупой игры, ты это знаешь, Стюарт? Ты когда-нибудь читал Книгу Иова?

– Честно тебе скажу, я не знаток Библии.

– Моя мама хорошо ее знала, думала, что это очень важно – дать моему брату Фреду и мне основательную религиозную подготовку. Насколько я могу судить, пользу это принесло только в одном: я всегда могла ответить на религиозные вопросы в «Своей игре». Ты помнишь «Свою игру», Стью?

Он улыбнулся:

– «И я, ваш ведущий Алекс Трибек».

– Он самый. Там играли наоборот. Они давали тебе ответ, а ты задавал вопрос. Когда дело касалось Библии, я знала все вопросы. Бог и дьявол поспорили насчет Иова. Дьявол сказал: «Конечно, он поклоняется Тебе, потому что ему легко живется. Но если долго ссать ему на лицо, он отречется от Тебя». И Бог принял этот вызов. И победил. – Фрэн сухо улыбнулась. – Бог всегда побеждает. Готова спорить, Бог болеет за «Бостон селтикс».

– Может, это и спор, – ответил Стью, – но речь идет о жизнях людей там, внизу. И малыша, который в тебе. Как она его назвала? Парень?

– Она даже ничего не пообещала насчет него, – отозвалась Фрэн. – Если бы она это сделала… только это… было бы чуть легче отпускать тебя.

С ответом Стью не нашелся.

– Что ж, дело идет к полудню, – вздохнула Фрэн. – Помоги мне собраться, Стюарт.

Недоеденный ленч они убрали в корзину вместе со скатертью и початой бутылкой вина. Стью посмотрел на место их пикника и подумал, что определить его можно лишь по нескольким крошкам… с которыми скоро разберутся птицы. Когда он поднял глаза, Фрэнни смотрела на него и плакала. Он подошел к ней.

– Все нормально. Это беременность. Я все время плачу. С этим ничего не поделаешь.

– Все хорошо.

– Стью, займись со мной любовью.

– Здесь? Сейчас?

Она кивнула, чуть улыбнулась:

– Все получится. Если уберем шишки.

Они вновь расстелили скатерть.

У начала Бейзлайн-роуд она заставила его остановиться рядом с домом, в котором четыре дня назад еще жили Ральф и Ник. Задняя часть дома была разрушена. Двор завалило обломками. На изломанной зеленой изгороди лежали расплющенные портативные часы-радиоприемник. Тут же валялся и придавивший Фрэнни диван. На ступенях, прежде ведших к двери, осталось пятно засохшей крови. Фрэн пристально всмотрелась в него.

– Это кровь Ника? – спросила она Стью. – Может такое быть?

– Фрэнни, зачем это тебе?

– Это кровь Ника?

– Господи, я не знаю. Может, и Ника.

– Приложи к ней руку, Стью.

– Фрэнни, ты рехнулась?

На ее лбу между бровей появилась вертикальная морщинка, морщинка «я-хочу», которую он впервые заметил еще в Нью-Хэмпшире.

– Приложи к ней руку!

С неохотой Стью приложил руку к пятну. Он не знал, принадлежала эта кровь Нику или нет (пожалуй, даже не сомневался, что нет), но по спине пробежал неприятный холодок.

– Теперь поклянись, что ты вернешься.

Ступенька казалась слишком теплой, и ему хотелось поскорее убрать ладонь.

– Фрэн, как я могу…

– Не может все зависеть от Бога! – прошипела она. – Все – не может. Клянись, Стью, клянись.

– Фрэнни, я клянусь, что попытаюсь.

– Наверное, этого достаточно, да?

– Мы должны идти к дому Ларри.

– Я знаю. – Она еще крепче прижала его к себе. – Скажи, что любишь меня.

– Ты знаешь, что люблю.

– Я знаю, но скажи. Я хочу это услышать.

Стью обнял ее.

– Фрэн, я тебя люблю.

– Спасибо. – Она прижалась щекой к его плечу. – Теперь, думаю, я смогу попрощаться с тобой. Думаю, смогу тебя отпустить.

Они стояли, обнявшись, в заваленном обломками дворе.

Глава 60

Фрэн и Люси наблюдали за будничным началом похода со ступенек дома Ларри. Четверо мужчин несколько секунд постояли на тротуаре, без рюкзаков, без спальников, без специального снаряжения… в соответствии с инструкцией. Они надели только крепкие туристские ботинки.

– До встречи, Ларри. – Лицо Люси светилось белизной.

– Помни, Стюарт. Помни, что ты поклялся.

– Да. Буду помнить.

Глен сунул пальцы в рот и свистнул. Коджак, исследовавший канализационную решетку, подбежал к нему.

– Пошли. – Бледностью лица Ларри не уступал Люси, его глаза неестественно блестели, прямо-таки сверкали. – А не то я струшу.

Стью послал воздушный поцелуй сквозь сжатый кулак – насколько мог вспомнить, в последний раз он это проделывал, когда мать провожала его к школьному автобусу. Фрэн помахала ему рукой. Вновь подступили слезы, горячие и обжигающие, но она не позволила им политься из глаз. Мужчины двинулись. Просто пошли. Миновали полквартала, и где-то запела птица. Светило солнце, теплое и привычное. Они добрались до конца квартала. Стью обернулся и помахал рукой. Ларри тоже помахал. Фрэн и Люси помахали в ответ. Мужчины пересекли улицу. Исчезли из виду. Люси выглядела так, будто ее сейчас стошнит от чувства утраты и страха.

– Святый Боже! – выдохнула она.

– Пошли в дом. – Фрэн повернулась к двери. – Я хочу чая.

Они вошли внутрь. Фрэнни поставила чайник. Ожидание началось.

Вторую половину дня все четверо медленно шли на юго-запад, особо не разговаривая. Они направлялись к Голдену, где собирались провести первую ночь. Миновали кладбище с новыми могилами и около четырех часов дня, когда тени позади них заметно удлинились, а жара начала спадать, поравнялись с придорожным столбом, отмечающим административную границу Боулдера. На миг у Стью возникло ощущение, что все они готовы развернуться и пойти обратно. Впереди лежали смерть и чернота. Позади – толика тепла и любви.

Глен вытащил из заднего кармана бандану, свернул в цветастый шнур и повязал им голову.

– Глава сорок третья. Лысоголовый социолог спасается от пота. – Его голос звучал глухо.

Коджак убежал вперед, на территорию Голдена, и радостно обнюхивал дикие цветы.

– Вот черт! – вырвалось у Ларри, словно рыдание. – Такое ощущение, будто это конец всего.

– Да, – кивнул Ральф. – Именно такое.

– Кто-нибудь хочет отдохнуть? – без особой надежды спросил Глен.

– Пошли, – слабо улыбнулся Стью. – Или вы, пехотинцы, хотите жить вечно?

И они пошли, оставив Боулдер за спиной. К девяти вечера встали лагерем в Голдене, в полумиле от того места, где шоссе 6 начинает виться параллельно реке Клиэр-Крик, уходя в каменное сердце Скалистых гор.

В ту ночь все они спали плохо, чувствуя, что покинули дом и уже вступили под крыло смерти.

Книга III
Противостояние
7 сентября 1990 года – 10 января 1991 года

Наш край, он мой и твой,

Пролег широко —

От Калифорнии

До Нью-Йорка,

Леса до неба,

Гольфстрима пена,

Весь этот край для нас с тобой.

Вуди Гатри

Эй, Мусорник! Что сказала старуха Семпл, когда ты сжег ее пенсионный чек?

Карли Ейтс

Вот и ночь пришла,

И сгустился мрак,

Мы с тобой во тьме под луной.

Не боюсь я зла

И скажу я так:

Я прошу, останься со мной.

Бен Э. Кинг

Глава 61

Темный человек расставил посты вдоль восточной границы Орегона. Самый крупный расположился в Онтарио, там, где автострада 80 пересекала границу между Орегоном и Айдахо. Шесть человек жили в большом трейлере «питербилт». Они провели здесь больше недели, постоянно играя в покер на двадцатки и полтинники, столь же бесполезные, как и деньги «Монополии». Один выиграл почти шестьдесят тысяч, а другой, до эпидемии зарабатывавший примерно десять тысяч в год, проиграл более сорока.

Почти всю неделю лил дождь, так что обитатели трейлера пребывали в прескверном настроении. Они приехали из Портленда и хотели вернуться туда: в Портленде были женщины. На штыре висел мощный радиопередатчик, который транслировал только статические помехи. Они надеялись на два простых слова: «Возвращайтесь домой». Это означало бы, что человек, которого они поджидали, схвачен где-то еще.

А поджидали они мужчину примерно семидесяти лет, крупного, лысеющего. В очках и за рулем бело-синего полноприводного автомобиля, то ли джипа, то ли «интернэшнл-харвестера». Вышеозначенного мужика следовало убить.

Они злились и скучали – новизна игры в покер на большие деньги выветрилась пару дней назад даже для самого тупого, – но скука еще не настолько достала их, чтобы вернуться в Портленд по собственной инициативе. Они получили приказ от самого Странника, и пусть крайняя раздражительность давала о себе знать, ужас, который он у них вызывал, никуда не делся. Они понимали: если напортачат и он узнает, не миновать беды.

Так они и сидели, играли в карты и по очереди несли вахту у амбразуры, прорезанной в боковой стенке трейлера. Пустынную автостраду 80 поливал унылый, непрерывный дождь, но если бы на дороге появился «скаут», его бы увидели… и остановили.

– Он шпион с другой стороны, – предупредил их Странник с жуткой, растягивающей губы улыбкой. Почему эта улыбка всем казалась такой жуткой, никто сказать не мог, но когда он смотрел на любого из них, кровь в венах превращалась в горячий томатный суп. – Он шпион, и мы можем принять его с распростертыми объятиями, показать ему все и отправить назад целехоньким. Но он мне нужен. Мне нужны они оба. И мы можем отправить их головы на ту сторону гор до того, как полетят белые мухи. Пусть думают об этом всю зиму! – И Странник расхохотался в лицо людям, собравшимся в одном из конференц-залов Портлендского общественного центра. Они улыбнулись в ответ, но холодно и тревожно. Вслух они поздравляли друг друга с тем, что им выпало столь важное поручение, а в душе страстно желали, чтобы эти счастливые, ужасные, настороженные глаза смотрели на кого угодно, только не на них.

Еще один многолюдный блокпост располагался на дальнем юге Онтарио, в Шевилле. Там четверо мужчин обосновались в маленьком доме, построенном прямо у обочины автострады 95, которая уходила в пустыню Алворда с ее необычными скальными выступами и темными, медленно текущими речушками.

Все остальные блокпосты, числом двенадцать, по два человека на каждом, рассредоточились на участке от крохотного городка Флора, притулившегося у шоссе 3 менее чем в шестидесяти милях от границы с Вашингтоном, до Макдермитта, расположенного на границе Орегона с Невадой.

Старик в сине-белом полноприводном автомобиле. Все часовые получили четкие инструкции: Убить его, но не стрелять в голову. Ни крови, ни синяков выше кадыка.

– Я не собираюсь посылать им подпорченный товар! – сообщил Рэнди Флэгг и вновь разразился ужасным хохотом.

Северная часть границы Орегона и Айдахо проходит по реке Снейк. И если следовать по берегу на север от Онтарио, где шестеро мужчин сидели в трейлере и играли в карты на потерявшие ценность деньги, река приводит к Копперфилду. Там она делает петлю, какие гидрографы называют слепыми рукавами, а около Копперфилда ее преграждает плотина Оксбоу. И седьмого сентября, когда Стью Редман и его команда шагали по шоссе 6 в Колорадо, более чем в тысяче миль к юго-востоку, Бобби Терри сидел в «Центовке» Копперфилда со стопкой комиксов под рукой и гадал, в каком состоянии сейчас Оксбоу и что со шлюзовыми воротами, открыты они или закрыты. Витрины «Центовки» выходили на пустынное шоссе 86.

Он и его напарник Дейв Робертс (спавший в квартире над магазином) много говорили о плотине. Дожди шли уже неделю. Уровень реки Снейк поднялся. А если одряхлевшая Оксбоу не выдержит? Плохие новости. Стена воды сметет с лица земли Копперфилд, а старину Бобби Терри вместе со стариной Дейвом Робертсом унесет в Тихий океан. Они говорили о том, что надо бы проехаться к плотине и посмотреть, нет ли в ней трещин, но так и не решились. Приказ Флэгга трактовался однозначно: не высовываться.

Дейв отметил, что Флэгг мог быть где угодно. Путешествовал он много, и ходило множество слухов о том, как он внезапно появлялся в каком-нибудь маленьком городке, где десяток человек ремонтировали линию электропередачи или забирали оружие из армейского арсенала. Он материализовался, как призрак. Улыбающийся черный призрак в пыльных сапогах со стоптанными каблуками. Иногда один, иногда его сопровождал Ллойд Хенрид, сидящий за рулем большого «даймлера», черного, как катафалк, и такого же длинного. Иногда он приходил пешком. Только что его не было, а мгновение спустя он уже стоял рядом. Сегодня мог быть в Лос-Анджелесе (так, во всяком случае, говорили), а на следующий день объявлялся в Бойсе… на своих двоих.

Но, по словам Дейва, даже Флэгг не мог оказаться в шести разных местах одновременно. Пусть один из них смотается к этой плотине, взглянет на нее и быстро вернется. Дейв полагал, что шанс попасться не превышал один на тысячу.

«Хорошо, поезжай, – сказал ему Бобби Терри. – Я тебе разрешаю». Однако Дейв отклонил его предложение с кислой улыбкой. Потому что Флэгг каким-то образом все узнавал, даже не появляясь на месте событий. Говорили, что он обладал сверхъестественной властью над животными. Одна женщина по имени Роуз Кингман рассказывала, что видела, как он щелкнул пальцами, глядя на ворон, сидевших на телефонном проводе, и вороны опустились ему на плечи, а потом, по свидетельству той же Роуз Кингман, закаркали: «Флэгг… Флэгг… Флэгг…»

Нелепо, конечно, и он это знал. Дебилы могли в это поверить, но Долорес, мать Бобби Терри, дебилов не рожала. Он знал, как появляются такие истории, обрастая все новыми подробностями по пути ото рта, который говорил, до уха, которое слушало. А темный человек, конечно же, с радостью поощрял распространение подобных слухов.

И все-таки истории эти вызывали у него дрожь, словно каждая из них несла в себе крупинку правды. Согласно некоторым, темный человек умел призывать волков, согласно другим, его душа могла вселиться в кошку. Один мужчина в Портленде говорил, что в старом бойскаутском рюкзаке, который сопровождал Флэгга в его пеших походах, он носит то ли ласку, то ли пекана, то ли еще какого-то зверя. Глупости, само собой. Но… допустим, темный человек мог разговаривать с животными, как сатанинский доктор Дулиттл. И допустим, он или Дейв поедет взглянуть на эту чертову плотину вопреки его приказам, и их увидят.

Наказание за неповиновение – распятие на кресте.

К тому же Бобби практически не сомневался, что эта старая плотина не разрушится.

Он достал сигарету из лежащей на столе пачки «Кента», закурил, поморщился от горячего, сухого вкуса. Еще полгода, и курить эти чертовы сигареты станет невозможно. Вероятно, оно и к лучшему. Раковые палочки несли смерть.

Бобби вздохнул и взял из стопки очередной комикс. С нелепым, глупым названием «Юные мутантные черепашки-ниндзя». Черепашки-ниндзя – герои в панцирях. Он швырнул Рафаэля, Донателло и их тупорылых дружков через магазин, и журнал, в котором они обитали, палаткой накрыл кассовый аппарат. «Именно такие мелочи жизни, как юные мутантные черепашки-ниндзя, – подумал Бобби, – заставляют поверить, что мир, возможно, уничтожен не зря».

Он взял следующий комикс, «Бэтмена», чей герой выглядел более правдоподобно, и только открыл первую страницу, как увидел синий «скаут», проехавший мимо «Центовки», держа курс на запад. Большие колеса расплескивали лужи грязной дождевой воды.

Бобби Терри, разинув рот, уставился на то место, где только что видел «скаут». Он не мог поверить, что автомобиль, который они искали, взял и проехал мимо его блокпоста. По правде говоря, глубоко в душе он подозревал, что все эти поиски – выдумка чистой воды.

Он подбежал к входной двери и распахнул ее. Выбежал на тротуар, все еще держа в руке комикс с Бэтменом. Может, «скаут» – всего лишь галлюцинация? От мыслей о Флэгге любой свихнется.

Но нет. Бобби успел увидеть крышу «скаута», когда тот уже спускался с вершины следующего холма и выезжал из города. Потом он помчался обратно в «Центовку», во всю глотку зовя Дейва.

Судья мрачно вцепился в руль, делая вид, будто не существует никакого артрита, а если и существует, то не у него, а если и у него, то только не в сырую погоду. Дальше он в своих рассуждениях не шел, потому что лил дождь – абсолютный факт, как сказал бы его отец, и не было никакой надежды, кроме «Горы надежды».

Впрочем, фантазии не помогали.

Он ехал сквозь дождь последние три дня. Иногда тот едва сыпал мелкими каплями, но чаще лил и лил, почти как из ведра. И это тоже являлось абсолютным фактом. В некоторых местах дороги размыло, и он подозревал, что к следующей весне они станут непригодными для проезда. По ходу этой маленькой экспедиции он не раз и не два благодарил Господа за «скаут».

В первые три дня, продираясь по автостраде 80, Судья понял, что ему не добраться до западного побережья раньше двухтысячного года, если он не свернет на второстепенные дороги. На автостраде встречались достаточно длинные пустые участки, в некоторых местах удалось лавировать между брошенными машинами на второй передаче, но очень часто приходилось цеплять трос лебедки «скаута» за задний бампер застывшего автомобиля и стаскивать его с дороги, чтобы проползти через образовавшийся зазор.

В Роулинсе он решил, что с него хватит. Повернул на северо-запад по автостраде 287, обогнул Большой бассейн и двумя днями позже разбил лагерь на северо-западной оконечности Вайоминга, к востоку от Йеллоустона. На такой большой высоте над уровнем моря дороги практически пустовали. Где он натерпелся страха, так это в Вайоминге и восточной части Айдахо. Он и представить себе не мог, что присутствие смерти будет так сильно ощущаться в этой пустоте. Но оно ощущалось – зловещая неподвижность под огромным западным небом, там, где прежде обитали олени и виннебаго. Здесь валялись телеграфные столбы, которые никто не поднимал, здесь в холодной, ждущей тишине застыли маленькие городки: Ламонт, Мадди-Гэп, Джеффри-Сити, Лэндер, Кроухарт.

Чувство одиночества нарастало вместе с осознанием того, что огромная страна превратилась в пустыню, и ощущение близкой смерти уже не покидало Судью. У него крепла уверенность, что ему никогда больше не увидеть Свободной зоны Боулдера и людей, которые там жили: Фрэнни, Люси, этого парнишки Лаудера, Ника Эндроса. Он начал думать, что понимает, каково пришлось Каину, когда Бог изгнал его в землю Нод.

Только та земля находилась к востоку от Эдема.

Судья же был на западе.

Все это он почувствовал особенно остро, пересекая границу Вайоминга и Айдахо. В Айдахо Судья попал через перевал Таргхи, где и остановился у дороги, чтобы перекусить. В полной тишине слышалось журчание какой-то высокогорной речки и странный скрежещущий звук, вызывавший мысли о дверной петле, в которую попала земля. Над головой синее небо начало покрываться перистыми облаками. Артрит уже предсказывал Судье, что скоро польет дождь. Пока болезнь вела себя очень тихо, несмотря на немалую физическую нагрузку и долгие часы за рулем, и…

…и что это за скрип?

Поев, Судья достал из кабины «гэранд»[197]197
  «Гэранд» – американская самозарядная винтовка времен Второй мировой войны.


[Закрыть] и спустился к площадке для пикника у реки, отметив, что это отличное место для отдыха, но в более теплую погоду. Несколько столов стояли прямо в роще. А на одном дереве висел мужчина. Его ботинки почти касались земли, голова повернулась под неестественным углом, плоть почти склевали птицы. Скрип издавала веревка, трущаяся о ветвь, на которой висел мужчина. Она почти перетерлась.

Вот где он окончательно понял, что находится на западе.

В тот же день, около четырех часов дня, первые, еще редкие капли упали на ветровое стекло «скаута». И с того момента дождь уже не переставал.

Двумя днями позже Судья добрался до Бьютт-Сити, и боль в пальцах и коленях стала такой сильной, что он задержался в городе на целый день, который провел в номере мотеля. Вытянувшись на кровати в полнейшей тишине, обмотав руки и колени полотенцами, читая «Закон и классы общества» Лепэма, Судья Феррис выглядел как нечто среднее между Старым Мореходом[198]198
  Имеется в виду главный герой поэмы английского поэта Сэмюэля Кольриджа (1772–1834) «Сказание о Старом Мореходе».


[Закрыть] и выжившим в Вэлли-Фордже[199]199
  Зимовка в Вэлли-Фордже (1777–1778) стала символом героизма и стойкости борцов за независимость США. Из 11 тыс. человек около 2,5 тыс. умерли от голода, холода, тифа и оспы.


[Закрыть].

Обеспечив себя аспирином и бренди, Судья поехал дальше, неизменно придерживаясь второстепенных дорог, переводя «скаут» на полный привод, чтобы объехать разбитые автомобили по раскисшей земле и не пускать в ход лебедку, для работы с которой приходилось и приседать, и сгибать пальцы. Двумя днями ранее, пятого сентября, на подъезде к горам Салмон-ривер, ему пришлось подцепить большой фургон телефонной компании «Кон-Тел» и тащить его задним ходом полторы мили, пока с одной стороны обочина не стала отвесной. Там Судья и столкнул фургон в безымянную для него реку.

Вечером четвертого сентября, за день до инцидента с фургоном «Кон-Тел» и за три дня до того, как Бобби Терри увидел проехавший через Копперфилд «скаут», Судья остановился на ночлег в Нью-Мидоусе, и там произошло событие, нарушившее его душевное равновесие. Он подъехал к мотелю «Рэнчхенд», взял на стойке ключ от одного из номеров и нашел в нем бонус: обогреватель, работающий от аккумулятора. Поставил его в ногах кровати. К сумеркам уже наслаждался теплом и уютом – впервые за неделю. Обогреватель мягко светился красным. Судья разделся до трусов, подложил под спину подушки и читал о судебном процессе над необразованной чернокожей женщиной из Брикстона, штат Миссисипи, приговоренной к десяти годам тюрьмы за обыкновенную мелкую кражу в магазине. Обвинение представлял заместитель прокурора, трое присяжных были чернокожими, и Лепэм, похоже, отмечал, что…

Тук-тук-тук, донеслось от окна.

Старое сердце Судьи затрепыхалось. Лепэм отлетел в сторону. Судья схватил прислоненный к стулу «гэранд» и повернулся к окну, готовый ко всему. Обрывки его легенды заметались в голове, как соломинки, подхваченные ветром. Они здесь, они захотят узнать, кто он, откуда пришел…

За окном сидела ворона.

У Судьи отлегло от сердца – не сразу, по чуть-чуть, и наконец он выдавил из себя дрожащую улыбку.

Просто ворона.

Она сидела на наружном подоконнике, под дождем, блестящие перья смешно слиплись, маленькие глазки смотрели через залитое водой стекло на очень старого адвоката и самого старого в мире шпиона-дилетанта, лежащего на кровати в номере мотеля в западном Айдахо и одетого в одни трусы, испещренные пурпурно-золотыми надписями «ЛОС-АНДЖЕЛЕС ЛЕЙКЕРС», с тяжелым томом поперек живота. Вид этот, похоже, вызвал у вороны улыбку. Судья уже совершенно расслабился и широко улыбнулся в ответ. Это точно, тут есть над чем посмеяться. Но после двух недель путешествия в одиночку по пустынной стране он имел право вздрагивать от каждого шороха.

Тук-тук-тук.

Ворона постучала по стеклу клювом. Как и в прошлый раз.

Улыбка Судьи съежилась. Что-то не нравилось ему в том, как эта ворона смотрела на него. Она, казалось, по-прежнему улыбалась, но, он мог поклясться, улыбалась с пренебрежением. Почти ухмылялась.

Словно ворон, усевшийся на бюст Паллады. Когда удастся выяснить все то, что им нужно знать там, в Свободной зоне, которая уже так далеко? Никогда. Когда удастся определить слабые места в броне темного человека? Никогда.

Вернется ли он сам целым и невредимым?

Никогда.

Тук-тук-тук.

Ворона смотрела на него ухмыляясь.

И внезапно со всей очевидностью, вырастающей из страха, от которого съеживаются яйца, ему стало ясно, что это темный человек – его душа, его ка каким-то образом вселилась в эту вымоченную дождем, ухмыляющуюся ворону – смотрит на него, проверяет, он ли тот самый шпион, которого они разыскивают.

И, зачарованный, Судья уже не мог оторвать глаз от вороны.

А ее глаза словно начали расти. Судья заметил вокруг них красный ободок насыщенного рубинового цвета. Дождевая вода била в стекло и стекала по нему, била в стекло и стекала по нему. Ворона наклонилась вперед и весьма решительно постучала.

Судья подумал: Она уверена, что гипнотизирует меня. И возможно, это действительно так. Но наверное, я слишком стар для таких игр. И допустим… это, разумеется, глупо, но допустим, это он. И допустим, я смогу вскинуть винтовку к плечу одним быстрым движением… Прошло четыре года с тех пор, как я последний раз стрелял по тарелочкам, но я стал чемпионом клуба в семьдесят шестом, а потом в семьдесят девятом, да и в восемьдесят шестом выступил неплохо. Не на высшем уровне, призового места не занял, потому и перестал участвовать в соревнованиях, гордость-то была куда в лучшей форме, чем зрение, но все равно получилось неплохо. А это окно гораздо ближе, чем те тарелочки. Если это он, могу ли я его убить? Навсегда оставить его ка – если оно существует – в умирающем вороньем трупике? Не удастся ли старому пердуну положить конец всей этой истории лишенным драматизма убийством черной птицы в западном Айдахо?

Ворона ухмылялась, глядя на него. Судья уже мог поклясться, что ухмылялась.

Внезапным рывком Судья сел, одновременно быстро и уверенно поднимая «гэранд» к плечу, проделав это даже лучше, чем ожидал. Ворону, похоже, охватил ужас. Вымоченные дождем крылья дернулись, разбрызгивая капли воды. Глаза в страхе расширились. Судья услышал сдавленное «кар!» и торжествующе подумал: «Это темный человек, он недооценил Судью, и этот просчет будет стоить ему его жалкой жизни…»

– ПОЛУЧАЙ! – проревел он и нажал на спусковой крючок.

Но спусковой крючок не сдвинулся с места, потому что Судья забыл про предохранитель. Мгновением позже за окном остался только дождь.

Судья опустил винтовку на колени, чувствуя себя круглым дураком. Сказал себе, что за окном сидела всего лишь обычная ворона, которая скрасила ему скучный вечер. И если бы он разбил стекло и открыл доступ дождю, пришлось бы перебираться в другой номер. Повезло, однако.

Но в ту ночь он спал плохо, несколько раз просыпался, как от толчка, и смотрел на окно, убежденный, что вновь слышал постукивание. И если бы ворона вновь села на подоконник, она бы с него уже не взлетела. Он снял винтовку с предохранителя.

Однако ворона больше не появилась.

Наутро Судья вновь поехал на запад, артрит донимал его не больше, чем прежде, но и не меньше, и в начале двенадцатого он остановился на ленч в маленьком кафе. Доев сандвич и запивая его кофе, Судья увидел большую черную ворону, которая, лениво махая крыльями, уселась на телефонный провод чуть дальше по улице. Судья уставился на нее как зачарованный, крышка термоса с кофе застыла на полпути от стола ко рту. Это была не та ворона, естественно, не та. В мире множество ворон, разъевшихся и наглых. Да, теперь этот мир стал вороньим. Однако Судья чувствовал, что ворона та самая, и ощутил обреченность, смирение с тем, что все кончено.

И есть ему больше не хотелось.

Он поехал дальше. И через несколько дней, в четверть первого, уже в Орегоне, продвигаясь на запад по шоссе 86, проскочил город Копперфилд, даже не глянув на «Центовку», из которой Бобби Терри с отвисшей от изумления челюстью наблюдал, как он проехал мимо. «Гэранд», по-прежнему снятый с предохранителя, лежал на пассажирском сиденье, рядом с коробкой патронов. Судья решил отстреливать каждую ворону, что окажется в непосредственной близости.

На всякий случай.

– Быстрее! Ты не можешь гнать эту хреновину быстрее?!

– Отвали, Бобби Терри! Если ты ловил ворон на посту, это не повод доставать меня.

Дейв Робертс сидел за рулем «виллис-интернэшнл», ранее припаркованного в проулке у «Центовки». Пока Бобби Терри разбудил Дейва, пока тот встал и оделся, старик на «скауте» получил десятиминутную фору. По-прежнему лил сильный дождь, так что видимость оставляла желать лучшего. На коленях Бобби Терри лежал «винчестер». Из-за ремня торчал «кольт» сорок пятого калибра.

Дейв, в ковбойских сапогах, джинсах и блестящем желтом дождевике, искоса глянул на него.

– Если будешь и дальше жать на спусковой крючок, Бобби Терри, проделаешь дыру в двери со своей стороны.

– Ты просто догони его, – ответил Бобби Терри и забормотал: – В живот. Стрелять в живот. Не портить голову, так?

– Перестань разговаривать сам с собой. Люди, которые разговаривают сами с собой, обычно мастурбируют. Вот что я думаю.

– Где он? – спросил Бобби Терри.

– Мы его догоним. Если тебе все это не почудилось. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, если это так, брат.