Текст книги "Противостояние"

– Хочу представить вам моего помощника. – Флэгг хохотнул. – Ллойд Хенрид, познакомься с Гленом Бейтманом, социологом, членом комитета Свободной зоны, а теперь, после смерти Ника Эндроса, единственным оставшимся членом мозгового центра Свободной зоны.

– Приятнопознакомиться, – пробурчал Ллойд.

– Как ваш артрит, Глен? – спросил Флэгг. В голосе слышалось сочувствие, но глаза блестели весельем и тайным знанием.

Глен быстро разжал и сжал кулаки, улыбаясь Флэггу. Никто никогда не узнал, какой ценой давалась ему эта доброжелательная улыбка.

Внутренние свойства глины!

– Отлично. Гораздо лучше благодаря ночевке под крышей, спасибо вам.

Улыбка Флэгга чуть поблекла. Глен уловил в его глазах удивление и злость. Или страх?

– Я решил вас отпустить! – отчеканил он. Улыбка вновь набрала силу, сияющая и коварная. Ллойд от изумления ахнул, и Флэгг повернулся к нему. – Ведь так, Ллойд?

– Э… конечно, – ответил Ллойд. – Само собой.

– Что ж, прекрасно, – небрежно ответил Глен. Он чувствовал, как артрит все глубже и глубже проникает в его суставы, сковывает, словно лед, и они распухают, как от огня.

– Вам дадут маленький мотоцикл, и вы можете в свое удовольствие ехать домой.

– Разумеется, без своих друзей я уехать не смогу.

– Разумеется. Что от вас требуется, так это попросить отпустить вас. Встать передо мной на колени и попросить.

Глен расхохотался. Откинулся назад и хохотал, хохотал, хохотал. И пока он смеялся, боль в суставах начала утихать. Самочувствие улучшилось. Прибавилось сил, он полностью держал себя в руках.

– Ну вы и чудак! Я скажу, что вам надо сделать. Найдите большой красивый песчаный бархан, возьмите молоток, а потом забейте весь этот песок себе в жопу.

Лицо Флэгга потемнело. С него сползла улыбка. Глаза, прежде черные, как камень на груди Ллойда, теперь заблестели желтизной. Он протянул руку к запорному механизму двери и сжал его. Послышалось электрическое гудение. Между пальцами полыхнул огонь. В воздухе поплыл запах горелого. Замочная коробка упала на пол, почерневшая и дымящаяся. Ллойд вскрикнул. Темный человек взялся руками за решетчатую дверь, сдвинул ее в сторону.

– Прекрати смеяться.

Глен захохотал пуще прежнего.

– Прекрати смеяться надо мной!

– Ты ничто!.. – Глен утирал слезы, катящиеся из глаз, и все еще смеялся. – Ох, извини… просто мы все так боялись… мы раздули из тебя такого слона… Я смеюсь в равной степени и над нашей глупостью, и над твоим прискорбным отсутствием субстанции…

– Пристрели его, Ллойд! – Флэгг повернулся ко второму мужчине. Лицо его исказилось. Пальцы загнулись, как когти хищника.

– Ох, убей меня сам, если уж так хочется, – предложил Глен. – Конечно, ты же можешь. Прикоснись ко мне пальцем и останови мое сердце. Начерти знак перевернутого креста и убей меня массивным кровоизлиянием в мозг. Порази меня молнией из лампы. Пусть она развалит меня надвое. Ох… ох, Господи… Господи!

Глен плюхнулся на койку и принялся покачиваться взад-вперед, заливаясь смехом.

– Пристрели его! – рявкнул Флэгг, глядя на Ллойда.

Бледный, трясущийся от страха Ллойд достал из кобуры пистолет, чуть не выронил его, попытался прицелиться в Глена. Пистолет ему пришлось держать двумя руками.

Глен посмотрел на Ллойда, по-прежнему улыбаясь. Он словно находился на факультетской вечеринке в «Мозговом гетто» в Вудсвилле, штат Нью-Хэмпшир, приходил в себя после отменной шутки и собирался вернуться к более серьезному разговору.

– Если уж вы должны кого-то пристрелить, мистер Хенрид, пристрелите его.

– Давай, Ллойд.

Ллойд слепо нажал на спусковой крючок. В замкнутом пространстве прогремел выстрел. Эхо яростно отдавалось и отдавалось от стен. Пуля черканула бетон в двух дюймах от правого плеча Глена, отрикошетила, ударилась обо что-то еще и куда-то отскочила.

– Можешь ты хоть что-нибудь сделать правильно?! – проревел Флэгг. – Пристрели его, идиот! Пристрели его! Он сидит прямо перед тобой!

– Я пытаюсь…

Улыбка Глена не изменилась, он лишь чуть поморщился при выстреле.

– Повторяю, если уж вы должны кого-то пристрелить, пристрелите его. Он же совсем и не человек, знаете ли. Я однажды охарактеризовал его другу как последнего мага рациональной мысли, мистер Хенрид. И оказался более чем прав. Но он теряет свою магию. Она ускользает от него, и он это знает. И вы тоже знаете. Пристрелите его сейчас и спасите нас всех от бог знает какого кровопролития и смерти.

Лицо Флэгга застыло.

– Пристрели одного из нас, Ллойд. Я вытащил тебя из тюрьмы, когда ты умирал от голода. Ты хотел посчитаться с такими парнями, как он. Маленькими человечками, которые так важно разглагольствуют.

– Мистер, вам меня не одурачить, – пробормотал Ллойд. – Все так, как и говорит Рэнди Флэгг.

– Но он лжет. Вы знаете, что он лжет.

– Он сказал мне больше правды, чем кто бы то ни было за всю мою паршивую жизнь, – ответил Ллойд и трижды выстрелил в Глена. Социолога отбросило назад, скрутило, перевернуло, как тряпичную куклу. Кровь выплеснулась в сумрачный воздух. Он ударился о койку, подпрыгнул, скатился на пол. Сумел приподняться на локте.

– Все хорошо, мистер Ллойд, – прошептал он. – Вы ничего другого и не знали.

– Заткнись, старый болтливый ублюдок! – прокричал Ллойд. Выстрел, и лицо Глена Бейтмана исчезло. Выстрел, и тело безжизненно подпрыгнуло. Ллойд выстрелил еще раз. Он плакал. Слезы текли по злому, обожженному солнцем лицу. Ему вспоминался кролик, про которого он забыл, которого оставил грызть собственные лапы. Ему вспоминался Тычок, и люди в белом «конни», и Красавчик Джордж. Ему вспоминалась тюрьма в Финиксе, и крыса, и как он не смог есть набивку матраса. Ему вспоминался Трэск и нога Трэска, которая через какое-то время стала напоминать жареную куриную ножку в «Кентакки фрайд чикен». Он вновь нажал на спусковой крючок, но пистолет лишь сухо щелкнул.

– Хорошо, – кивнул Флэгг. – Хорошо. Отлично. Отлично, Ллойд.

Ллойд выронил пистолет на пол и попятился от Флэгга.

– Не прикасайся ко мне! – воскликнул он. – Я сделал это не для тебя!

– Нет, для меня! – В голосе Флэгга слышалась нежность. – Ты, возможно, так не думаешь, но для меня.

Он протянул руку и пальцем подцепил черный камень с красной щелью. Потом его рука сомкнулась на камне, а когда пальцы разжались, камень исчез. Его заменил маленький серебряный ключ.

– Думаю, я тебе это обещал, – продолжил темный человек. – В другой тюрьме. Он соврал… Я всегда выполняю свои обещания, так, Ллойд?

– Да.

– Другие бегут, собираются бежать. Я знаю, кто они. Я знаю все имена. Уитни… Кен… Дженни… да, я знаю все имена.

– Тогда почему ты…

– Не положил этому конец? Не знаю. Может, лучше позволить им уйти. Но ты, Ллойд, ты мой хороший и верный слуга, так?

– Да, – прошептал Ллойд. Он это признавал. – Да, пожалуй, что так.

– Без меня ты мог заниматься только мелочевкой, даже если бы сумел выбраться из той тюрьмы. Правильно?

– Да.

– Тот парнишка Лаудер это знал. Знал, что я смогу сделать его сильнее. Выше. Вот почему он шел ко мне. Но его слишком уж переполняли мысли… слишком переполняли… – На лице Флэгга вдруг отразилось замешательство, он разом постарел. Потом нетерпеливо махнул рукой и вновь засиял улыбкой. – Может, все идет плохо, Ллойд. Может, и так, по причине, которую даже я не могу понять… но у старого мага припасено в рукаве еще несколько фокусов, Ллойд. Один или два. Теперь слушай меня. Времени мало, если мы хотим остановить этот… этот кризис доверия. Если мы хотим подавить его в зародыше, да. Завтра мы покончим с Андервудом и Брентнером. А теперь слушай меня очень внимательно…

Ллойд лег спать уже после полуночи, а заснуть смог лишь в предрассветные часы. Он переговорил с Крысоловом. Переговорил с Полом Берлсоном. С Барри Доргэном, который согласился с тем, что всю работу, как и хотел темный человек, удастся – и следует – завершить до утра. Стройка на лужайке перед отелем «МГМ-Гранд» началась около десяти вечера двадцать девятого сентября. Десять человек со сварочными аппаратами и молотками взялись за дело. На лужайку подвезли большое количество металлических труб. Сборка велась на двух грузовиках с безбортовыми платформами, которые установили перед фонтаном. Сварочные вспышки скоро собрали толпу.

– Посмотри, мама Энджи! – крикнул Динни. – Это фейерверк!

– Да, но хорошим маленьким мальчикам пора спать. – И Энджи Хиршфилд увела малыша, ощущая страх в сердце, чувствуя, что грядет что-то плохое, возможно, столь же плохое, как сам «супергрипп».

– Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искры! – плакал Динни, но она увела его быстро и решительно.

Джули Лори подошла к Крысолову, единственному мужчине в Вегасе, который казался ей слишком жутким, чтобы переспать с ним… ну, разве что совсем на безрыбье. Его черная кожа блестела в сине-белых всполохах сварочных дуг. Он напоминал эфиопского пирата: широкие шелковые шаровары, красный пояс, ожерелье из серебряных долларов на жилистой шее.

– Что это, Крыс? – спросила она.

– Крысолов не знает, детка, но у Крысолова есть идея. Да, действительно есть. Завтра ожидается черная работа, очень черная. Хочешь перепихнуться с Крысом, дорогая?

– Возможно, но если только ты мне скажешь, что все это значит.

– Завтра об этом будет знать весь Вегас, – ответил Крыс. – Можешь поспорить на свою сладенькую попку. Пойдем с Крысом, и он покажет тебе девять тысяч имен Бога.

Но Джули, к неудовольствию Крысолова, убежала.

К тому времени, когда Ллойд лег спать, работу закончили, и толпа разошлась. На платформах стояли две большие клетки. С квадратными дырами в левой и правой стенках. Рядом с грузовиками дожидались утра четыре автомобиля, каждый с закрепленной по капотом лебедкой. От лебедок по траве змеились тяжелые стальные буксировочные тросы, которые поднимались на платформы и ныряли в квадратные отверстия клеток.

Каждый трос заканчивался одним стальным наручником.

На заре тридцатого сентября Ларри услышал, как открылась дверь в дальнем конце коридора. Шаги быстро приближались к его камере. Ларри лежал на койке, подложив сцепленные руки под голову. В эту ночь он не спал. Он

(думал? молился?)

Первое слилось со вторым. Так или иначе, застарелая рана внутри зажила, и он пребывал в мире с самим собой. Чувствовал, что два человека, которыми он был всю жизнь – реальный Ларри и идеальный, – наконец-то слились воедино. Его матери понравился бы такой Ларри. И Рите Блейкмур. Уэйну Стьюки не пришлось бы разъяснять факты жизни этому Ларри. Этот Ларри, возможно, понравился бы даже давно умершей специалистке по гигиене рта.

Мне предстоит умереть. Если Бог есть – а теперь я верю, что Он должен быть, – такова Его воля. Нам предстоит умереть, и каким-то образом Его воля реализуется через нашу смерть.

Он подозревал, что Глен Бейтман уже умер. Днем раньше из одного из крыльев донеслись выстрелы, много выстрелов. В том направлении вроде бы увели Глена, а не Ральфа. Что ж, Глен был старый, его донимал артрит, а на это утро Флэгг наверняка запланировал для них что-то малоприятное.

Шаги остановились у его камеры.

– Поднимайся, Чудо-Хлеб, – послышался веселый голос. – Крысолов пришел за твоей бледно-серой задницей.

Ларри повернул голову. У решетки стоял ухмыляющийся чернокожий пират с ожерельем из серебряных долларов на шее и с мечом в руке. Из-за него выглядывал знакомый Ларри бухгалтер. Кажется, Берлсон.

– В чем дело? – спросил Ларри.

– Дорогой мой, – ответил пират. – Это конец. Твой конец.

Берлсон подал голос, и Ларри видел, что он напуган.

– Я хочу, чтобы ты знал: это не моя идея.

– Мне и так понятно, что не твоя. Кого убили вчера? – спросил Ларри.

– Бейтмана. – Берлсон опустил глаза. – При попытке к бегству.

– При попытке к бегству, – пробормотал Ларри. Потом рассмеялся. Крысолов присоединился, издеваясь. Теперь они смеялись вместе.

Дверь камеры открылась. Берлсон держал наручники. Ларри и не думал сопротивляться. Просто вытянул руки. Берлсон защелкнул браслеты.

– При попытке к бегству, – вновь повторил Ларри. – Скоро и тебя застрелят при попытке к бегству, Берлсон. – Его глаза сместились к пирату. – И тебя, Крыс. Просто застрелят при попытке к бегству. – Он вновь засмеялся, но на этот раз Крысолов не присоединился к нему. Мрачно посмотрел на Ларри, а потом начал поднимать меч.

– Опусти, говнюк, – приказал Берлсон.

Они вышли из камеры: Берлсон первым, за ним Ларри, последним Крысолов. Когда миновали дверь в конце коридора, к ним присоединились еще пять человек. Среди них был Ральф, тоже в наручниках.

– Эй, Ларри! – В голосе Ральфа прозвучала печаль. – Ты слышал? Они тебе сказали?

– Да. Я слышал.

– Мерзавцы. Для них все почти кончено, так?

– Да. Так.

– Вы лучше заткнитесь! – прорычал кто-то из конвоиров. – Это для вас все почти кончено. Скоро увидите, что вам приготовили. Это будет зрелище.

– Нет, все кончено, – настаивал Ральф. – Разве вы этого не знаете? Разве не чувствуете?

Крысолов толкнул Ральфа, и тот споткнулся.

– Заткнись! – крикнул он. – Крысолов больше не хочет слушать этого вонючего вуду! Баста!

– Ты что-то ужасно бледный, Крыс. – Ларри улыбался. – Ужасно бледный. Ты уже выглядишь трупаком.

Крысолов вновь вытащил меч, но угрозы в нем не чувствовалось. Он действительно выглядел испуганным, и не он один. Что-то носилось в воздухе, словно их всех накрыла тень чего-то большого, надвигающегося.

В залитом солнцем дворе стоял оливково-серый фургон с надписью на борту: «ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА ЛАС-ВЕГАСА». Ларри и Ральфа затолкали в кузов. Двери захлопнулись, двигатель завелся, фургон тронулся с места. Они сидели на жестких деревянных скамьях, опустив скованные руки между колен.

– Я слышал, кто-то сказал, что соберется все население Лас-Вегаса, – тихим голосом заговорил Ральф. – Думаешь, они намерены нас распять, Ларри?

– Либо это, либо что-нибудь в этом роде. – Ларри посмотрел на здоровяка. На шляпе Ральфа проступали пятна пота. Перышко обтрепалось, но по-прежнему задорно торчало из-под ленты. – Ты боишься, Ральф?

– До смерти, – прошептал Ральф. – Не могу терпеть боль. Боялся даже уколов. Всегда находил какой-нибудь предлог не пойти. А ты?

– Тоже боюсь. Можешь пересесть ко мне?

Ральф поднялся, звякнув цепью наручников, сел рядом с Ларри. Прервал паузу:

– Мы проделали чертовски долгий путь.

– Это верно.

– Хотелось бы только знать для чего. Пока я вижу, что он хочет устроить из нашей казни шоу. Чтобы все поняли, какой он крутой. Мы здесь для этого?

– Не знаю.

Какое-то время они ехали молча, под урчание двигателя. Сидели на скамье, держась за руки. Ларри боялся, но под страхом крылась умиротворенность, с которой этот страх ничего не мог поделать. Он не сомневался, что все как-то образуется.

– Я не убоюсь зла, – пробормотал он… но он боялся. Закрыл глаза, подумал о Люси. Подумал о матери. Вспомнил, как шел в школу холодным утром. Как его вырвало в церкви. Как он нашел в ливневой канаве порнографический журнал и пролистывал его с Руди, тогда им только-только исполнилось девять. Как смотрел Мировые серии в свою первую осень в Лос-Анджелесе с Ивонн Уэттерлен. Он не хотел умирать, боялся умирать, но, насколько мог, примирился со своей судьбой. Выбор, в конце концов, делал не он, и Ларри все больше склонялся к мысли, что смерть – всего лишь район сосредоточения, место ожидания, та же зеленая комната, в которой находишься перед выходом на сцену.

Ларри расслабился, стараясь подготовиться ко всему.

Фургон остановился, двери открылись. Яркий свет залил Ларри и Ральфа, заставив прищуриться. Крысолов и Берлсон влезли в кузов. Вместе со светом вливался и звук, низкий шелестящий гул, заставивший Ральфа настороженно склонить голову набок. Но Ларри знал, что это за звук.

В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году «Тэттерд ремнантс» отыграли свой самый большой концерт – выступили на разогреве у группы «Ван Хален» на стадионе «Чавес равин». И перед тем как выйти на сцену, они слышали именно такой гул. Поэтому, вылезая из фургона, Ларри знал, чего ждать, и лицо его не дрогнуло, хотя он и услышал, как рядом ахнул Ральф.

Они оказались на лужайке перед огромным отелем-казино. Вход в отель охраняли две золотистые пирамиды. На лужайке стояли два грузовика с платформами. На каждой платформе возвышалась клетка из железных труб.

Они застыли неровным кольцом. И на лужайке, и на автомобильной стоянке, и на ступенях, которые вели к парадному входу в отель, и на разворотном круге, где парковались автомобили с подъезжающими гостями, пока швейцар вызывал коридорных. Некоторые стояли даже на улице. Молодые парни сажали своих подружек на плечи, чтобы те могли насладиться зрелищем. Низкий гул исходил от толпы, превратившейся в животное.

Ларри пробежался по ним взглядом, и все как один отворачивались. Он видел лица, бледные, отстраненные, помеченные смертью, и их обладатели, похоже, знали об этом. Да, здесь собрались все.

Его и Ральфа повели к клеткам, и по пути Ларри заметил тросы и лебедки. Но именно Ральф понял, что все это означает. Ведь это он, в конце концов, всю жизнь работал с техникой.

– Ларри, – у него сел голос, – они собираются нас разорвать!

– Давайте поднимайтесь! – Крысолов дыхнул Ларри в лицо чесноком. – Шевелись, Чудо-Хлеб! Тебе и твоему дружку предстоит прокатиться на тигре.

Ларри поднялся на платформу.

– Дай мне свою рубашку, Чудо-Хлеб.

Ларри снял рубашку и остался голым по пояс, утренний воздух приятно холодил тело. Ральф тоже разделся. Шепот прокатился по толпе и смолк. В этом походе они сильно похудели. Сквозь кожу отчетливо просматривалось каждое ребро.

– Заходи в клетку, серое мясо.

Ларри зашел.

Теперь приказы отдавал Барри Доргэн. Он ходил по лужайке, проверяя, все ли готово, и на его лице читалось отвращение.

Четверо водителей сели в машины и завели двигатели. Ральф на мгновение застыл, а потом схватил один наручник и вышвырнул в квадратную дыру. Наручник ударил Пола Берлсона по голове, вызвав в толпе нервный смех.

Доргэн подошел к платформе, на которой стояла клетка Ральфа.

– Больше не делай этого, парень. А не то я пошлю людей, чтобы они держали тебя.

– Не мешай им, – сказал Ларри Ральфу. Сверху вниз посмотрел на Доргэна: – Эй, Барри! Тебя этому научили в полицейском управлении Санта-Моники?

Толпа вновь засмеялась.

– Зверства полиции! – крикнул какой-то смельчак.

Доргэн покраснел, но ничего не сказал. Он чуть дальше продвинул тросы в клетку Ларри, и тот плюнул на них, удивившись, что во рту нашлась слюна. Из задних рядов послышались подбадривающие крики, и Ларри подумал: Может, дело идет к этому, может, они готовы восстать…

Но сердцем он в это не верил. Лица были слишком бледными, слишком замкнутыми. Вызывающее поведение задних рядов ничего не значило. Обычные крики с галерки студенческой аудитории – только и всего. Ларри ощущал сомнения… и недовольство тоже. Но Флэггу нечего было опасаться. Кто-то мог уйти под покровом ночи. Спрятаться в далеком уголке этого ныне пустынного мира. И Странник мог позволить им уйти, зная, что удерживать нужно основное ядро, таких как Доргэн и Берлсон. А полуночных беглецов можно собрать позже, заставив их заплатить за свои сомнения. Нет, на открытый мятеж рассчитывать не приходилось.

Доргэн, Крысолов и кто-то третий втиснулись в его клетку. Крысолов держал наготове наручники, приваренные к тросам.

– Вытяни руки, – приказал Доргэн.

– Разве закон и порядок не прекрасны, Барри?

– Вытяни руки, черт побери.

– Ты неважно выглядишь, Доргэн… сердечко не пошаливает?

– Я говорю тебе в последний раз, друг мой, вытяни руки.

Ларри подчинился. Наручники защелкнулись на его запястьях. Доргэн и остальные покинули клетку. Дверь захлопнулась. Ларри посмотрел направо и увидел, что Ральф стоит в своей клетке, опустив голову, в наручниках.

– Люди, вы видите, что это неправильно! – закричал Ларри, и его голос, натренированный годами пения, вырвался из груди с удивительной силой. – Я не жду, что вы это прекратите, но я хочу, чтобы вы это запомнили! Мы умрем, потому что Рэндалл Флэгг нас боится. Он боится нас и людей, от которых мы пришли! – Нарастающий шепот пробежал по толпе. – Запомните, как мы умрем! И запомните, что в следующий раз наступит ваша очередь умереть точно так же, без всякого человеческого достоинства, как животное в клетке!

Вновь шепот, поднимающийся и злобный… и полная тишина.

– Ларри! – позвал Ральф.

Флэгг, в джинсах, клетчатой рубашке, джинсовой куртке со значками-пуговицами на нагрудных карманах и ковбойских сапогах со стоптанными каблуками, спускался по лестнице «Гранда». За ним следовал Ллойд. В полной тишине слышался только звук их шагов, цоканье каблуков по бетону дорожки… звук вне времени.

Темный человек улыбался.

Ларри смотрел на него сверху вниз. Флэгг остановился между клетками и поднял голову. Его улыбка излучала темное обаяние. Чувствовалось, что он полностью контролирует ситуацию, и Ларри внезапно понял, что это переломный пункт, апофеоз его жизни.

Флэгг отвернулся от них и теперь встал лицом к людям. Оглядел толпу, и никто не решился встретиться с ним взглядом.

– Ллойд! – коротко бросил он, и Ллойд, бледный, запуганный и больной, протянул ему бумажный свиток.

Темный человек развернул его, поднял и начал читать. Громким, звонким, приятным голосом, расходящимся в тишине, как серебристая рябь по черному пруду.

– Довожу до вашего сведения, что это подлинный указ, на который я, Рэндалл Флэгг, поставил свое имя в тридцатый день сентября года одна тысяча девятьсот девяностого, теперь именуемого годом Первым, годом эпидемии.

– Флэгг – не твое имя! – проревел Ральф. Шепот изумления прошелестел по толпе. – Почему ты не скажешь им свое настоящее имя?

Флэгг пропустил эти слова мимо ушей.

– Довожу до вашего сведения, что эти люди, Лоусон Андервуд и Ральф Брентнер, шпионы, пришли в Лас-Вегас не с добрыми намерениями, а со стремлением поднять бунт, тайком проникли в это государство и под покровом темноты…

– Это очень любопытно, – перебил его Ларри, – учитывая, что мы шли по семидесятой автостраде ясным днем. – Он поднял голос до крика: – Нас арестовали в полдень на автостраде. Как это соотносится с тайным проникновением под покровом ночи?

Флэгг терпеливо ждал, всем своим видом давая понять, что Ларри и Ральф имеют полное право отвечать на обвинения… только это ни в коей мере не скажется на приговоре.

Затем он продолжил:

– Довожу до вашего сведения, что пособники этих людей ответственны за взрывы вертолетов в Индиан-Спрингсе, и, таким образом, они ответственны за гибель Карла Хока, Билла Джеймисона и Клиффа Бенсона. Они виновны в убийстве.

Взгляд Ларри остановился на мужчине, который стоял в первом ряду. И хотя Ларри не знал этого, он видел перед собой Стэна Бейли, начальника операционного центра в Индиан-Спрингсе. На лице мужчины отражались недоумение и изумление, а его губы произнесли что-то нелепое, вроде бы: «Мусорный Бак!»

– Довожу до вашего сведения, что сообщники этих людей засылали к нам других шпионов, и они уже убиты. Приговор этим людям – смертная казнь, соответствующая их злодеяниям, а потому они будут разорваны надвое. Долг и обязанность каждого из вас – засвидетельствовать это наказание, чтобы вы запомнили его и смогли рассказать другим о том, что увидите сегодня.

Сверкнула улыбка, казалось бы, великодушная, но теплотой и человечностью соперничающая с акульим оскалом.

– Те из вас, у кого дети, могут уйти.

Он повернулся к автомобилям, двигатели которых работали на холостом ходу, выдыхая в утро облачка выхлопных газов. И в этот самый момент в первых рядах толпы возникло какое-то мельтешение. На лужайку протолкался мужчина. Крупный мужчина, с лицом таким же белым, как его поварской наряд. Темный человек протянул свиток Ллойду, и руки Ллойда судорожно дернулись, когда он увидел появившегося на лужайке Уитни Хоргэна. Послышался резкий треск: свиток разорвался пополам.

– Эй, люди! – крикнул Уитни.

Шепот недоумения прокатился по толпе. Уитни трясло, словно припадочного. Его голова то наклонялась к Флэггу, то отдергивалась назад. Флэгг смотрел на Уитни с яростной улыбкой. Доргэн уже двинулся к повару, но темный человек остановил его взмахом руки.

– Это неправильно! – прокричал Уитни. – Вы знаете, что это неправильно!

Мертвое молчание накрыло толпу. Люди словно превратились в надгробные камни.

Шея Уитни пребывала в непрерывном движении. Адамово яблоко прыгало вверх-вниз, словно обезьяна на палке.

– Мы когда-то были американцами! – наконец крикнул Уитни. – Так американцы не поступают. Я, конечно, мелкая сошка, могу вам это сказать, всего лишь повар, но я знаю, что так американцы не поступают, слушая какого-то кровожадного выродка в ковбойских сапогах…

Новые жители Лас-Вегаса в ужасе ахнули. Ларри и Ральф в недоумении переглянулись.

– Вот он кто! – настаивал Уитни. Пот струился по его щекам, как слезы. – Вы хотите увидеть, как этих двух парней у вас на глазах разорвут надвое, да? Вы думаете, так нужно начинать новую жизнь? Вы думаете, такое когда-нибудь будет правильным? Я скажу вам вот что: после такого кошмары будут сниться вам до конца жизни!

Толпа согласно загудела.

– Мы должны это остановить, – продолжил Уитни. – Вы это знаете? Нам нужно время, чтобы подумать о том… о том…

– Уитни. – Этого голоса, мягкого как шелк, чуть громче шепота, вполне хватило, чтобы сбивчивая речь повара смолкла.

Уитни повернулся к Флэггу, его губы беззвучно шевелились, глаза полностью остекленели, не отличаясь от рыбьих. Теперь пот лил по его лицу потоками.

– Уитни, тебе следовало молчать. – Голос по-прежнему звучал мягко, но долетал до каждого уха. – Я бы дал тебе уйти… зачем ты мне нужен?

Губы Уитни продолжали двигаться, но с них не слетало ни звука.

– Подойди сюда, Уитни.

– Нет, – прошептал Уитни, и никто не услышал этого короткого слова, за исключением Ллойда, и Ральфа, и Ларри, и, возможно, Барри Доргэна. Ноги Уитни пришли в движение. Потрескавшиеся, потерявшие форму туфли из мягкой кожи шуршали по траве, когда он, словно призрак, шел к темному человеку.

Толпа замерла в немом изумлении.

– Я знал о твоих планах, – продолжил темный человек. – Я знал, что ты собираешься сделать, до того, как ты это сделал. И я бы позволил тебе уползти отсюда, не трогал бы, пока не представилась бы возможность вернуть тебя обратно. Может, через год, может, через десять. Но теперь ты упустил свой шанс, Уитни. Поверь мне.

Уитни наконец обрел дар речи – в последний раз. Слова вырвались потоком:

– Ты не человек! Ты один из… демонов!

Флэгг вытянул указательный палец левой руки и едва не коснулся им подбородка Уитни.

– Да, это так, – прошептал он тихо-тихо, его услышали только Ллойд и Ларри Андервуд. – Он самый.

Синий шар огня, размером не больше шарика для пинг-понга, которым стучал Лео, сорвался с пальца Флэгга, издавая характерное озоновое потрескивание.

Осенний ветер вздохов прошелся по толпе.

Уитни закричал… но не сдвинулся с места. Огненный шарик вспыхнул на его подбородке. В воздухе поплыл неприятный запах горящей плоти. Шарик двинулся вверх, через рот, сваривая губы, отсекая крик, который теперь застыл за выпучивающимися глазами. Огонь поднимался по щеке, оставляя после себя обугленную траншею.

Шарик закрыл глаза Уитни. Остановился на лбу, и Ларри услышал, как Ральф повторяет одну и ту же фразу, и присоединил свой голос к голосу Ральфа, превратив фразу в литанию:

– Я не убоюсь зла… я не убоюсь зла… я не убоюсь зла…

Огонь двинулся выше, и теперь запахло горящими волосами.

Покатился к затылку, оставляя за собой гротескную выбритую полосу. Уитни закачался и упал, к счастью, лицом вниз.

Толпа выдала долгое, свистящее:

– А-а-а-а-а-х-х-х!

Такой звук раньше можно было услышать Четвертого июля после особо красивого фейерверка. Шарик синего огня повис в воздухе, увеличившись в размерах, слишком яркий, чтобы смотреть на него не прищурившись. Потом темный человек указал на него, и он медленно поплыл к толпе. Стоявшие в первом ряду – в их числе побледневшая как полотно Дженни Энгстрем – отпрянули.

– Кто-нибудь еще не согласен с моим приговором? – прогремел Флэгг. – Если да, пусть скажет!

Мертвая тишина.

Флэгга это, похоже, вполне устроило.

– А теперь…

Все внезапно начали отворачиваться от него. Удивленный шепот побежал по толпе, набирая силу. Для Флэгга это стало полным сюрпризом. Послышались голоса, и хотя разобрать слова не представлялось возможным, в них звучало изумление. Шар огня нырнул вниз и в нерешительности начал вращаться на одном месте.

Жужжащий звук электромотора донесся до ушей Ларри. И вновь он услышал это непонятное прозвище, которое передавалось из уст в уста, какими-то обрывками, постоянно меняющееся:

– Бак… Мусорный Бак… Мусор… Мусорный…

Кто-то приближался к ним сквозь толпу, словно в ответ на вызов темного человека.

Флэгг почувствовал ужас, просачивающийся в сердце. Ужас неизвестного и неожиданного. Он предвидел все, даже глупую, импульсивную речь Уитни. Он предвидел все – но не это. Толпа – его толпа – раздавалась в стороны, отступала. Послышался крик, громкий и леденящий. Кто-то не выдержал и побежал. Потом еще кто-то. И тут уже вся толпа, напряженная до предела, бросилась врассыпную.

– Стоять! – крикнул Флэгг во всю мощь легких, но куда там. Толпа превратилась в сильный ветер, а остановить ветер не мог даже темный человек. Безумная, бессильная ярость поднялась в нем, присоединившись к страху, образовав новую взрывоопасную смесь. В последнюю минуту что-то пошло не так, как со стариком судьей в Орегоне, как с женщиной, перерезавшей себе горло осколком оконного стекла… и как с Надин… Надин, падающей…

Они разбегались во все стороны, мчались по лужайке перед отелем «МГМ-Гранд», через улицу, к бульвару. Они увидели последнего гостя, наконец-то прибывшего, словно какой-то жуткий фантом в фильме ужасов. Они увидели распадающееся лицо окончательного, ужасного возмездия.

И они увидели, что привез с собой вернувшийся бродяга.

По мере того как таяла толпа, увидели это и Рэндалл Флэгг, и Ларри, и Ральф, и Ллойд Хенрид, все еще державший в руках разорванный свиток.

К отелю «МГМ-Гранд» прибыл Дональд Мервин Элберт, теперь известный как Мусорный Бак, отныне и навсегда, во веки вечные, аллилуйя, аминь.

Он сидел за рулем длинного грязного электрокара. Мощные аккумуляторы практически разрядились. Электрокар жужжал, гудел и вилял из стороны в сторону. Мусорного Бака, сидевшего в открытом водительском кресле, мотало взад-вперед, как безумную марионетку.

Его лучевая болезнь достигла последней стадии. Волосы выпали. Руки, торчащие из оторванных рукавов рубашки, были покрыты сочащимися гноем язвами. Лицо напоминало густой красный суп, в котором светился жутким, страдальческим умом один синий глаз, выцветший под ярким солнцем пустыни. Зубы тоже выпали. И ногти. Веки превратились в рваные клочья.