Текст книги "Повелитель магии"

Глава 84. Подвиг Симона

Ирвинг сделал ставки, скачки начались. По традиции, их открывала королева. Торжественное шествие королевского кортежа начиналось от Виндзорского замка, находящегося неподалеку. Ее величество ровно в 13:50 в экипаже въезжала на ипподром, приветствовала собравшихся, потом поднималась к себе в ложу и объявляла начало соревнований. Скачки длились четыре дня, и все это время ритуал почти не менялся. Правда, в этот раз, королева уже через 15 минут, сославшись на неотложные дела, покинула мероприятие.

Симон был рассеян, знакомое чувство мучительного голода неумолимо наступало на мальчика. Выйдя из экстрасенсорного состояния, его организм брал власть над своим хозяином. Юноша попытался подавить все нарастающее желание чем-нибудь перекусить, но тело отчаянно требовало своего. Юноша заерзал, он посмотрел на Шельдмана, но его покровитель сейчас был всей душой и разумом на ипподроме.

– Давай милая, давай, коняга, не подведи, – шептал он, не отрывая взгляда от уверенно набирающей скорость невзрачной кобылки с гордой кличкой Белая Лилия.

Юноше пришлось несколько раз тронуть за рукав начальника, чтобы привлечь его внимание.

– Чего тебе, Сим? – не переставая следить за скачками, спросил Шельдман.

– Мистер Шельдман, можно мне сходить в кафе или ресторан? Очень есть хочется.

– Да, Сим, без вопросов! Ирвинг, – чуть отвлекаясь от азартного зрелища, обратился Шельдман к секретарю, – отведи Симона в ресторан, только хороший. Я знаю, здесь таких много.

– Да, мистер Шельдман, – учтиво проговорил Ирвинг, хотя было видно, что ему сейчас не очень хотелось исполнять распоряжение хозяина.

– Да я сам схожу, мистер Шельдман, не надо ради меня беспокоиться, – сказал Симон.

– Сим, без самодеятельности. Когда поешь, возвращайся назад. Разделим наш триумф.

– Спасибо, мистер Шельдман, я быстро.

Аскот буквально изобиловал ресторанами, Симон выбрал тот, что находился совсем рядом с ипподромом. Это было уютное классическое изысканное заведение, предназначенное для спонсоров, избранных участников и победителей состязаний. Меню вдохновило мальчика. Юноша заказал себе три первых, три вторых и еще кучу десертов и всяких лакомств. Представительный молодой человек в дорогом костюме, с таким выдающимся аппетитом и, явно, с выдающейся кредитоспособностью, в сопровождении секретаря, произвел благоприятное впечатление на работников ресторана. Персонал решил, что перед ними сын какого-то члена парламента или даже – королевской семьи. Сам метрдотель обслуживал юношу.

– Мистер, зачем зря ходить, принесите всё сразу, – простодушно сказал юноша.

Не прошло и десяти минут, как стол перед ним был уставлен всевозможными яствами. Симон приступил к трапезе. Он поочередно опускал ложку в каждый из супов, закусывая угощениями из вторых блюд, между этими действиями он умудрялся отведать какой-нибудь фрукт или пирожное.

– Мистер Шелли, – обратился Симон к секретарю, – давайте я вам тоже все это закажу.

– О нет, мистер Меровинг, такая трапеза для избранных.

Ирвинг ограничился жареной курицей с овощным гарниром. Симон брал ложку супа с трюфелями, потом кусочек фазана, пирог с клубникой, несколько виноградин; ложка супа с крольчатиной, куропатка, пирожок с ливером, кусочек яблока; ложка супа с морепродуктами, мясо под овощным соусом, пирожное с фруктами, конфета; снова ложка супа и так далее. Все это обильно запивалось чаем с мятой, фарфоровый объемный чайник предусмотрительно поставили перед Симоном. Ирвинг сколько видел эту трапезу, поистине, достойную Гаргантюа, так и не мог привыкнуть к этому фантасмагорическому зрелищу.

– Мистер Меровинг, можно вам задать один вопрос, личного характера? – осторожно спросил секретарь.

– Угу, – кивнул Симон.

Юноша сейчас расправлялся с котлетой, которую закусывал пышным ванильно-шоколадным десертом.

– Мистер Меровинг, а вам не тяжелы такие… мероприятия? – Ирвинг показал глазами на стол.

– Не, отлично, – юноша отправил в рот горсть засахаренных фруктов. – Попробуйте, это так здорово!

– Да, возможно, – задумчиво проговорил Ирвинг. – Вы из России, а там много рослых сильных мужчин.

Обед был завершен, Симон расплатился. За два часа он сделал ресторану выручку целого дня. Метрдотель, угодливо кланяясь, лично проводил ценного клиента до дверей.

Сенсация была и на ипподроме: невзрачная лошадка Белая Лилия обошла фаворитов соревнований. Шельдман и его спутники, особенно мадемуазель Жаклин, потирали руки в предвкушении солидного выигрыша.

– Лилия! Лилия! – радостно подпрыгивала малышка Элла. – Мы выиграли! Я богата! Я богата! Мистер Шельдман, я куплю вам самый красивый галстук! Моя мама всегда дарила папе галстуки, и он был рад.

– Спасибо, юная мисс, – Роберт Шельдман чуть обнял девочку.

– А вам, мадемуазель Жаклин, – не унималась малышка, – я подарю такую шляпу, всю золотую и с алмазными лентами.

– А что вы подарите вашему брату, мадемуазель? – спросила Жаклин.

– Симоше? – Элла задумалась. —Ну, наверное…

Договорить девочке не дал Шельдман.

– А, в самом деле, где же Симон? – с беспокойством спросил миллиардер. – Они должны были уже вернуться. Будем надеяться, что Сим, по своей привычке, решил продегустировать все меню ресторана.

Небо, еще несколько минут солнечное и ясное, стали заволакивать тучи.

– Успеть бы до дождя, – сказал Шельдман, – непогода в этой стране весьма неприятное явление. Я бы не хотел, чтобы мы все промокли, да и дороги становятся небезопасными при дожде.

В это время началась церемония награждения. И вдруг произошло что-то странное. Животные стали нервно переминаться с ноги на ногу, а со стороны конюшен донеслось ржание, шум, крики людей. Призеры, не обращая внимания на окрики жокеев, стремительно побежали по ипподрому. И тут огромная дверь конюшни отлетела, словно от удара невидимой ноги, и на волю, с диким ржанием, вырвалась пестрая масса обезумевших лошадей. К ним присоединились и финалисты. Жокеи уже не владели ситуацией, одного из них взбесившийся огненно-рыжий жеребец, занявший второе место на дерби, скинул на землю. Человек скрылся под лавиной разъяренных животных. Лошади единой грудью двинулись на зрительские ряды и проломили заграждение. Люди в панике устремились к выходу. Шельдман поднял перепуганную девочку, другую руку протянул не менее перепуганной гувернантке.

– Бежим! – крикнул Роберт Шельдман.

Взбесившиеся животные уже бесчинствовали в первых рядах.

Симон был в машине, когда ощутил непонятное беспокойство. На заднем сидении лежал портсигар Шельдмана, мальчик коснулся его, и тут страшные события, происходящие на ипподроме, с жестокой четкостью, предстали перед ним.

– Мистер Шелли, – воскликнул Симон, – скорее на скачки! Там сейчас такое!

Секретарь, не тратя время на расспросы, сорвался с места. К счастью, ресторан находился рядом, через пятнадцать минут они были возле ипподрома, к которому уже стягивалась полиция. Симон, а за ним и Ирвинг, выбежали из машины. Юноша бросился к входу, он лишь протянул руку и взглянул в глаза полицейскому, как тот отступил, мальчик, не теряя времени, вбежал на территорию ипподрома. Шелли не успел проскочить, полицейские сомкнули свои ряды. Напрасно несчастный секретарь в отчаянии кричал: «Там мой хозяин! Я должен быть с ним!».

– Мистер, чрезвычайная ситуация, – сказали ему, – допуск на ипподром запрещен.

Симон успел вовремя. Огромный рыжий жеребец-финалист достиг третьего ряда и устремился к испуганно сжавшейся молодой женщине. Она закрыла глаза. Юноша в несколько прыжков достиг места разворачивающейся трагедии и, подпрыгнув, почти взлетел на спину коня. Жеребец заржал, развернулся и взвился на дыбы, хлестнув по лицу упругой гривой дерзкого всадника. Но Симон удержался, крепко обхватив шею непокорного животного.

– Нельзя, Буран, так нельзя, – прошептал ему в ухо юноша. – Это все обман. Опасности нет.

Конь захрапел, но стал успокаиваться. К нему приблизилась Белая Лилия. Третьим подошел, уже неторопливым шагом, конь – бронзовый призер. Глядя на своих вожаков, остановились и остальные лошади. Еще несколько лошадок игриво подпрыгнули на ипподроме, но их быстро взяли в поводья подоспевшие конюхи и жокеи. Буран со своим удивительным всадником спустился вниз, Симон гладил коня, что-то нашептывая ему. И тут зрители, медленно приходящие в себя после шока, увидели новое, не менее потрясшее их зрелище. Все лошади, еще пять минут назад безумствующие на ипподроме и в зрительских рядах, выстроились, как образцовое войско, позади трех победителей дерби и синхронно проследовали до конюшни. Шельдман так и стоял, одной рукой прижимая к себе малышку Эллу, другой – держа мадемуазель Жаклин. Гувернантка тряслась мелкой дрожью, ее роскошная шляпа где-то потерялась в суматохе.

– Симоша! – с восторгом прошептала девочка.

Шельдман вышел из оцепенения.

– Сим! Ему же надо помочь! – воскликнул миллиардер. – К нему, немедленно!

Они бросились к конюшням, полиция и медики уже вступали в свои права, оказывая помощь раненым.

Кони, под предводительством Бурана, Белой Лилии и Сверчка, бронзового победителя дерби, стройно прошествовали в конюшню, где конюхи завели их в стоила. Симон чувствовал, что теряет силы, в глазах потемнело, стало тяжело дышать. Едва он слез с коня, как потерял сознание.

Глава 85. Снофру ругает Симона

Юноша открыл глаза от резкого запаха нашатыря. Он лежал на полу, возле него суетились медики. Шельдман поддерживал мальчика. Рядом стояли испуганные Элла и мадемуазель Жаклин. Симон улыбнулся друзьям, но улыбка получилась слабой и измученной.

– Сим, ты снова всех спас! – воскликнул покровитель.

– Я не очень успел, – сказал Симон. – Много пострадавших?

– Серьезных увечий нет. Ты герой, Сим!

– Симоша, ты ушибся? – спросила Элла, подбегая к брату.

– Нет, со мной все хорошо, – Симон попытался улыбнуться, но вновь потерял сознание.

В это время сквозь толпу, окружившую Симона, протиснулся Ирвинг, секретарь вытирался платком.

– Там такой дождь, – сказал Ирвинг, – и еще столько полиции, еле к вам пробрался!

– Ирвинг, отвези мисс Эллу и мадемуазель Жаклин домой, а я займусь Симоном.

– Симошенька! – закричала девочка, пытаясь вырваться из рук гувернантки. – Он тоже должен ехать с нами!

– Все будет хорошо, юная мисс, – строго проговорил Ирвинг. – Сейчас вашему брату окажут помощь и он вернется домой.

– Мадемуазель Элла, не будем мешать мистеру Шельдману, – прошептала гувернантка, – он ужасно умный и все сделает правильно. Мы лучше поедем домой и там нарисуем для месье Симона красивую картинку. Договорились?

Девочка покорно кивнула и последовала за секретарем и наставницей. Пробираясь через охрану Шельдмана, Ирвинг столкнулся со Снофру.

– Мистер Снофру! – воскликнул секретарь. – Там Симон…

– Я все знаю. Из-за тумана немного задержали вылет. Я позабочусь о мальчике.

– На вас вся надежда, – сказал Ирвинг.

Снофру улыбнулся в ответ. Симона, который так и не пришел в себя, медики уже укладывали на носилки. Увидев главу иерофантов, Шельдман воздел руки к небесам.

– Слава Вселенной! Здравствуйте, мистер Снофру.

– Bonjour, мистер Шельдман. Дождь, туман. Сложно было вылететь из Франции.

Снофру подошел к лежавшему без чувств Симону и взял его за руку. Мальчик открыл глаза.

– Мистер Снофру, – радостно прошептал Симон.

– Можешь встать? – спросил экстрасенс.

– Да, кажется, – юноша, поддерживаемый Снофру и Робертом Шельдманом, поднялся.

– Отошлите врачей, – обратился к Шельдману Снофру.

– Благодарю за помощь, – повернулся к медикам Роберт Шельдман, – теперь мы сами позаботимся о нашем друге.

Врачи, не смея спорить со всемирно известным богачом, поспешили удалиться.

Юноша, на заплетающихся ногах, опираясь на экстрасенса и покровителя, побрел к машине. Дождь был стеной, из-за его потоков с трудом просматривалась местность. Охрана услужливо раскрыла зонтики над Шельдманом и его спутниками. При помощи друзей Симон сам добрался до просторного лимузина шефа. Мальчик лег на заднем сидении, рядом сел Снофру. Место возле водителя занял Шельдман. Симон тяжело дышал.

– Мистер Снофру, да что такое с моим юным другом? —взволнованно спросил Роберт Шельдман.

– А вы сейчас сами все поймете.

Снофру развязал Симону галстук, ослабил ремень на брюках, потом расстегнул рубашку, ослабевший Симон не сопротивлялся. Шельдман увидел непомерно раздутый живот, который увеличивался прямо на глазах.

– Что это? – удивленно воскликнул Шельдман.

– Мы наблюдаем классический пример непрофессионализма, – усмехнулся Снофру.

– Мне так плохо, – простонал Симон, – я, кажется, сейчас лопну.

– И тогда ты нас всех испачкаешь, – рассмеялся Снофру, – поэтому лучше держись.

– У меня ничего не получается, – испуганно проговорил мальчик, – я, словно надуваюсь изнутри!

– Это следствие активного пищеварения, – невозмутимо сказал Снофру. – Ты сам его вызвал.

Шрам, след перенесенной операции, от напряжения стал багровым. Симон застонал.

Снофру осторожно положил руку на горячий и натянутый, как барабан живот юноши. Распирание уменьшилось.

– Ты настроился на отдых, расслабились по полной, а потом – раз и стрессовая ситуация, – сказал Снофру. – Конечно, экстрасенс, когда отпускает себя, не должен работать. Но жизнь есть жизнь, всякое бывает. Всегда соблюдать правила невозможно, поэтому надо уметь, без ущерба для себя, быстро, но плавно переходить из одного состояния в другое. Разве не учил тебя Нармер приемам дыхания?

– Учил, но я в тот момент думал лишь о людях, – прошептал Симон, – о том, что творится на ипподроме.

– И кому твоя спешка могла принести пользу? У вас, в России, есть поговорка: «Поспешишь – людей насмешишь». От такого резкого перехода от отдыха к работе, ты мог не только не помочь людям, но и сам погибнуть. Пусть и не под копытами лошадей, но от этого стремительного возвращения к экстрасенсорному состоянию.

– Простите, я хотел, как лучше.

– Мистер Снофру, – вступился за мальчика Шельдман, – давайте разбор полетов оставим на потом. А сейчас скажите, как помочь Симу?

– Да очень просто. Мы в Англии, поэтому английская соль, усиленная моими некоторыми травами, строгая диета и никакой экстрасенсорной деятельности не менее недели.

Глава 86. Совет Снофру

Снофру дал юноше крепкий раствор английской соли, смешанной с тибетскими травами. Мальчик, морщась, выпил. Потом экстрасенс уложил ученика на постель и стал делать массаж. Симон еле удержал крик, когда наставник стал растирать его раздувшийся, казалось, до предела, живот.

– Терпи, – строго проговорил Снофру, – в своей беде ты нынче сам виноват. Не надо ни в каких жизненных испытаниях терять голову. А вот теперь расплачиваешься за свое безрассудство. Я тоже не имею желания причинять тебе боль, но если как следует не растереть, лекарство может не подействовать, или подействует, но очень медленно, удлиняя твои мучения. Древние египтяне сравнивали человеческий организм со сложной системой каналов, по которым циркулирует разная жидкость: кровь, моча, лимфа и т. д. Достаточно засориться одному протоку, и страдает вся система. Сейчас я разгоняю наше чистящее средство во все русла. Это тяжело и неприятно, понимаю, но, в противном случае, заворот кишок и сердечный приступ – это меньшее из зол, что тебе грозит.

– Да-да, конечно, – закивал юноша, от боли он зажмурил глаза, – я ничего, я потерплю.

– Ну вот и отлично. – Снофру закончил лечение. – А теперь отдыхай, постарайся расслабиться. Ты очень напряжен.

– Да, мистер Снофру, я постараюсь.

Экстрасенс вышел из комнаты, оставив возле Симона преданного Ирвинга.

Шельдман ждал Снофру у дверей.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал миллиардер.

– И мне тоже, – отозвался экстрасенс.

Мужчины прошли в гостиную лондонского дома мистера Шельдмана. Они сели за маленький журнальный столик, друг напротив друга.

– Симон вне опасности? – с волнением спросил Роберт Шельдман.

– Теперь – да, осталось только очищение, но оно скоро произойдет, потом будет небольшая температура – ответ организма на перенесенную встряску, но несколько дней строгой диеты и полного отдыха решат и этот вопрос.

– Благодарю, – вздохнул с облегчением Шельдман, – я, кажется, вновь чуть не потерял Симона.

– Такая вероятность была, – кивнул экстрасенс. – Юноша едва не убил себя.

– Вот об этом я и хотел поговорить с вами, мистер Снофру, – сказал Шельдман.

– Мне тоже есть, что сказать вам, – сурово заметил Снофру.

– Я вижу, вы в чем-то пытаетесь упрекнуть меня, – помрачнел Шельдман.

– Да. Я знаю, что Нармер предупреждал вас, что с мальчиком будет очень сложно. Перед вами не просто подросток со всеми вытекающими из этого проблемами, но подросток, наделенный уникальным даром, даром экстрасенса, провидца, пророка. Это все равно что растить Лаокоона, Тиресия, Имхотепа. Вы взвалили на себя тяжкое бремя, мистер Шельдман.

– Я очень стараюсь, чтобы Симону было со мной комфортно, но все мои усилия, в данном вопросе, кажется, не венчаются успехом. Симон то плачет, то убегает из дома, то делает татуировку, то стоит за мольбертом и рисует, как одержимый. Поэтому я и хотел посоветоваться с вами, мистер Снофру, как мне помочь мальчику?

– Откажитесь от него. Это вам настоятельно и советовал Нармер. Братство возьмет на себя заботу о Симоне, он не останется сиротой. Мы тоже весьма обеспеченные люди, ни Симон, ни его сестра не будут ни в чем нуждаться.

Шельдман даже побагровел от возмущения.

– Да никогда! – воскликнул он. – И если вы думаете, что я держу при себе Сима, потому что он день за днем увеличивает мой капитал, то вы глубоко заблуждаетесь! Симон – мой друг, первый и единственный! У таких, как я, не бывает друзей, а у меня вот есть. И если бы Сим даже не творил все эти чудеса, я бы все равно не отказался от него. Я подружился с ним, привязался к нему, полюбил его – словом называйте, как хотите это состояние моей души! Я ни за что не расстанусь с этим мальчиком, конечно, если только он сам не захочет уйти от меня!

Снофру смотрел на миллиардера с доброй улыбкой.

– Что ж, я увидел, что хотел, и теперь я окончательно спокоен за Симона. Не волнуйтесь, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями по воспитанию жреца Вселенной.

– Ну почему же тогда Симон плачет, убегает, грустит? Что мне сделать, чтобы Симону стало совсем хорошо со мной?

– Вам надо просто с ним поговорить по душам, расспросите мальчика про его детство, как он жил, о чем думал, чем увлекался.

– Признаться, я давно хотел спросить у Симона про его детские годы, но не решался. Это затронет тему его семьи. Я опасался будить в нем эти воспоминания.

– И напрасно. Он держит в себе эмоции, и от этого накапливается стресс, который провоцирует депрессии, тоску, отчаяние. Подарить автомобиль и сводить в ресторан – это еще не значит быть хорошим другом. Симону нужен близкий человек, с кем можно посекретничать, пооткровенничать, рассказать, что у него на душе. С Симоном не годятся отношения: работодатель – подчиненный.

– Даже в мыслях такого не держал! Я оформил Симона своим консультантом, чтобы мальчишка чувствовал себя увереннее, более независимым, да и мне так удобнее представлять его обществу, но эксплуатировать парня я не собираюсь.

– Хорошо, тогда, если вам действительно дорог Симон, идите сейчас к нему и искренне поговорите с ним, загляните в его душу, вы многое для себя поймете. Он хочет вам открыться, но стесняется. К тому же в вашем обществе юноша успокаивается. Он очень расстроен всем, что с ним произошло. Ему нужна поддержка. А потом зайдите к его сестре и спросите, какой у нее брат.

– Я немедленно иду к Симу, а потом попробую поговорить с малышкой. Действительно, мое упущение, что я давно не пообщался с девочкой. Чувствую, я открою что-то новое для себя.

– Несомненно.

Глава 87. Близость судеб

Шельдман быстро направился к Симону. За окнами шел проливной дождь. Юноша лежал на постели поверх одеяла, на нем были только плавки, пот обильно тек по его вискам. Симон, закрыв глаза, до крови кусал губы, чтобы сдержать стоны.

– Мистер Меровинг, скоро лекарство подействует и вам станет легче, только, пожалуйста, волшебство не используйте. Вам сейчас нельзя колдовать, – уговаривал мальчика Ирвинг.

– Сил нет терпеть, – сказал юноша, не открывая глаз, – если в ближайшее время лекарство не сработает, меня просто разорвет на куски.

Шельдман кивнул головой, секретарь поклонился и бесшумно вышел из комнаты. Миллиардер сел в кресло возле ложа Симона и тихо сказал:

– Сим, я с тобой. Давай вместе бороться с проблемами.

Юноша открыл глаза. Стесняясь, он хотел накинуть на себя одеяло, но даже приподняться не смог из-за раздутого болезненного живота.

– Ничего, ничего, Сим, сейчас полегчает. Лежи, как тебе удобно. Держись! – Шельдман пожал руку юноше.

Симон стал успокаиваться, напряженное тело расслабилось, дыхание сделалось ровнее. Шельдман с интересом смотрел на своего подопечного. Перед ним был настоящий маленький Геркулес: крупная голова с буйными белокурыми кудрями, бычья шея, широченная грудь, состоящая, словно из плит, мощные руки и ноги, ступни размера 46—47. И над всем этим великолепием горой возвышалось надутое чрево с побагровевшим швом. На Шельдмана смотрели страдающие детские глаза. Несмотря на трагизм ситуации, у Шельдмана невольно возникла ассоциация со слоненком: большой, сильный, добрый, но неопытный и наивный. Миллиардер еле сдержал улыбку.

– Сим, ты, наверное, был очаровательным ребенком! – весело сказал Шельдман.

– Не знаю, мистер Шельдман, – улыбнулся Симон, – но забавным – это точно.

– Почему? – смеясь, спросил Роберт Шельдман.

– Как-то, мне было тогда лет пять, я забрел к папе в мастерскую и нашел там краски на меду. Они были такие яркие и так вкусно пахли, что я их съел. Со мной ничего не случилось, но вот папе пришлось покупать новые краски, а они были дорогие.

– Подобная история произошла и со мной, Сим. Я тоже в пять или шесть лет зашел к отцу в кабинет, мне очень захотелось почувствовать себя взрослым. На столе стоял отцовский коньяк, и лежали его сигары. Я деловито забрался в кресло, открыл коньяк и стал его пить. Мне было очень невкусно и противно, но я все пил и пил, чтобы доказать, что я уже взрослый мужчина. Так я мужественно осушил всю бутылку. А затем еще выкурил целую сигару.

– Вот ужас-то! – ахнул Симон.

– Да, потом действительно произошел ужас. Я очнулся в больнице, мне тоже промывали желудок, ставили капельницы и еще делали кучу всяких неприятных процедур. Так что в этом мы с тобой похожи, Сим, в желании познать мир и почувствовать его вкус. За что потом жестоко расплачиваемся… Сим, когда мы познакомились, я сразу отметил, как ты лихо говоришь по-немецки. Все хотел у тебя узнать, да как-то не было времени, где ты освоил язык?

– Папа научил, – сказал юноша, его глаза стали влажными. – Он великолепно знал немецкий, даже книги читал на нем.

– Замечательный папа, – с уважением проговорил Шельдман

– Самый лучший, – Симон, чтобы скрыть слезы, отвернулся.

– Сим, любая боль однажды уходит: и души, и тела. У тебя есть друзья, мы все с тобой.

– Вы – мой лучший друг, мистер Шельдман.

Симон ощутил, что дышать ему стало легче. Внимание и участие, помноженное на силу снадобья, делали свое дело.

– А что ты любил в детстве, во что играл? – продолжал Роберт Шельдман, бизнесмен тоже видел улучшения в состоянии юноши.

– Я очень любил рисовать, а еще – играть в путешествия. У меня была большая карта мира, я расстилал ее на полу, а потом расставлял на ней игрушечных животных. Ну, на Африку ставил жирафа, льва, слона. На Австралию – кенгуру, где Европа – там располагались белка, медведь и заяц. Потом я брал игрушечный кораблик и двигал его по рекам и морям, представляя, что я – первооткрыватель и ищу новые земли. Еще мне нравилось собирать из конструктора дома. Танцевать. А вы, мистер Шельдман, во что играли в детстве? – робко спросил Симон

– Мне нравилось играть с модельками автомобильчиков, у меня много было машинок, к некоторые даже прилагался пульт дистанционного управления. Они, как бешеные носились по детской. Мне запрещалось выносить их за пределы моей комнаты. Однажды я с моим мини автотранспортом пошел по дому, гордо нажимая кнопки пульта, мой джип с ревом пронесся мимо кабинета, в котором отец, в тот момент, вел важные переговоры. Мне здорово тогда влетело. Я был на целый месяц заперт в моей комнате, у меня даже забрали телевизор.

– Ой, как строго!

– Да, мои родители воспитывали меня по-спартански. И я признаю, я действительно не был покладистым ребенком: убегал из дома, дрался, дерзил. Я доставлял много хлопот родителям. Еще я любил играть в «Монополию», мне здорово в ней везло. И, как и ты, я тоже строил из конструктора дома. Я возводил из пластиковых деталей здания, гаражи, автостоянки и представлял, что у меня есть собственный город или даже страна, и я старался ее сделать, как можно красивее. Сим, а что ты читал в детские годы?

– О живописи, о путешественниках, еще мне нравились стихи, книги по истории, классические произведения. А вы, мистер Шельдман, какие книги читали?

– Я тоже любил историческую литературу, не романы, но подлинные жизнеописания королей, императоров, президентов. Я восхищался Линкольном, Вашингтоном, Юлием Цезарем и очень хотел походить на кого-нибудь из них. Потом я увлекся экономикой и стал изучать труды Адама Смита, Генри Адамса, Джона Кейнси.

– Это сложно.

– А разве просто разобраться во всех этих светотенях, ракурсах и перспективах?

– Да, вы правы. Но, наверное, когда что-то нравится, то изучать это легко.

– Да, Сим, именно так.

Симон, увлеченный беседой, уже смог лечь на бок.

– Сим, расскажи про своих товарищей. С кем ты дружил? – спросил Шельдман.

– Да у меня особо и не было друзей. К нам приходили папины и мамины коллеги, художники, с детьми, мы иногда с ними играли. Но потом родилась Элла, когда она чуть подросла, мы очень подружились. Нам было интересно вдвоем. Но у меня не всегда было время на игры. Я помогал папе в мастерской, мне это нравилось. Я хотел стать художником.

– И в этом мы с тобой похожи, Сим. Я тоже рано начал работать. В 7 лет меня отправили учиться в Англию, но в 14 – отец меня уже брал с собой на все совещания. В 15 я вошел в совет директоров. А в 22 года я стал владельцем всего семейного бизнеса… Моих отца, мать и жену убила мафия. Тогда я и создал Фонд по борьбе с терроризмом.

Юноша осторожно взял за руку своего покровителя.

– Мистер Шельдман, – тихо проговорил Симон, – я никогда и ни за что не брошу вас. Я хочу помогать вам.

– Мы вместе, Сим! Два одиночества в населенном мироздании. Дадим бой, а там будь, что будет!

Юноша глубоко вздохнул и тут же невольно охнул.

– Ой, мистер Шельдман, лекарство подействовало! Это круто!

– Отлично, сейчас позову Ирвинга, он у нас доктор. Проследит, чтобы все прошло хорошо. Не сдаваться, солдат!