Текст книги "Город золотых теней"

Выбравшись из пещеры, существо встало и расправило крылья, подняв их так высоко, что усеянные прожилками перепонки поймали последние лучи заходящего солнца. Моргнули тяжелые веки. Голова на конце невероятно длинной шеи по-змеиному выдвинулась вперед, гулко хлопнули крылья. Чудище взлетело. Державший Гэлли солдат повалился на спину, да так и остался лежать, пронзительно визжа.

Зверь набрал высоту, черным силуэтом завис в светлом небе над холмами, словно летучая мышь, обхватившая фонарь, и спикировал. Солдаты, державшие Пола, одновременно выпустили его и помчались прочь. Королева, воздев руки, что-то оглушительно громко кричала стремительно снижающемуся существу. Пол пошатнулся и упал, сбитый с ног порывом ветра – существо расправило огромные крылья и взмыло вверх, подцепив птичьими когтями одну из жутких фигур в плаще, дрыгающую ногами.

– Гэлли! – крикнул Пол. Вокруг клубилась и вихрилась поднятая крыльями пыль. Где-то рядом в этом облаке яростно вопила королева. – Гэлли!

Он отыскал съежившегося на земле мальчика, рывком подхватил его на руки и побежал к реке. На полпути Гэлли поднял голову и понял, куда они бегут.

– Нет! Не надо!

Пол вбежал на мелководье, с трудом удерживая вырывающегося ребенка. Зайдя в воду по пояс, он услышал за спиной голос:

– Ты лишь еще больше все испортил! Но мы тебя где угодно отыщем, Пол Джонас!

Он выпустил мальчика и поплыл к дальнему берегу. Гэлли барахтался рядом. Пол ухватил его за воротник и помог ему выбраться из цепких водорослей, вытолкнув парнишку вперед на чистую воду. Что-то просвистело над головой, порыв ветра взрябил воду пенными барашками. В когтях чудовища дергалась красная фигура, вопящая благим матом. Волны захлестнули Пола и повлекли обратно. Он уже начал уставать, а до противоположного берега было еще очень далеко.

– Плыви, парень, – выдохнул он, отпуская Гэлли.

Они проплыли вперед еще немного, но их уже начало разделять течение, одновременно подталкивая под прямым углом к берегу, который совсем не приблизился.

Ногу Пола свела судорога. Он ахнул и погрузился под воду, потом забарахтался, отчаянно отыскивая путь наверх. Неподалеку что-то светилось – нечетко, но ярко, словно огонек свечи за волнистым стеклом. Пол поднял голову над водой. Рядом отчаянно шлепал руками Гэлли, приподняв над водой острый подбородок. На его лице застыла паника.

Пол снова сунул голову под воду. Да, вот оно – нечто золотистое, мерцающее в глубине. Пол всплыл, схватил Гэлли и зажал ему рот.

– Задержи дыхание! – прохрипел он и нырнул, увлекая за собой мальчика.

Гэлли отчаянно вырывался. Пол изо всех сил работал ногами, стремясь вниз, к размытому сиянию. Гэлли угодил ему локтем в живот; из легких Пола вырвался воздух, он закашлялся, ощущая, как нос и рот заполняет речная вода. Желтое сияние, кажется, приблизилось, но приблизился и мрак, который быстро надвигался.

Пол протянул к сиянию руку. Он видел черную воду, вихрящуюся и одновременно каменно-твердую, и озаренные золотым светом пузыри, застывшие в воде, как в янтаре. На мгновение перед ним мелькнуло лицо Гэлли с выпученными глазами и широко распахнутым от ужаса ртом. Пол рванулся вперед, и тут все вокруг исчезло.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Буря под крышей привела к гибели троих человек.

(Изображение: обломки на пляже, разорванный свод вместо неба.)

ГОЛОС: Три человека погибли и еще четырнадцать госпитализированы в результате аварии на искусственном пляже в Борнмуте, Англия.

(Изображение: парк аттракционов «Пенный пляж» в рабочем состоянии.)

ГОЛОС: Авария волногонных машин и разрушение сводчатой крыши здания вызвали эффект, который один из свидетелей окрестил «цунами под крышей», в результате чего трое человек утонули, а другие получили увечья различной степени тяжести, когда шестнадцатифутовая волна обрушилась на искусственный пляж. Не исключен саботаж…

Глава 19
Осколки

Рени избегала этой мысли два дня, но сил прятаться от нее уже не было. Со смертью доктора Ван Блик ставки повысились. Пора было искать помощи. А этим ее источником пренебречь было никак нельзя, как бы Рени этого не хотелось. По крайней мере, она могла позвонить с работы – все не так ужасно, как показываться на фоне захламленной клетушки в убежище. А отключить изображение она не осмелилась бы – это значило бы признаться в чем-то или будет воспринято именно так: то ли растолстела она безобразно, то ли стыдится глянуть в глаза…

Рени наклонила пульт так, чтобы оказаться в поле зрения камеры на фоне самой чистой стены и единственного фикуса, выжившего в ядовитых кабинетных испарениях. Номер она знала – отследила еще в день смерти Сьюзен, чтобы занять себя хоть чем-то. Но уже тогда она понимала, что, найдя номер, вынуждена будет позвонить.

Она закурила, снова оглядела кабинет – удостовериться, что ничто в поле зрения широкоугольной камеры не выглядит слишком уж убого – глубоко вздохнула… И кто-то постучал в дверь.

– Черт. Входите!

В открывшуюся дверь заглянул Ксаббу.

– Добрый день, Рени. Я не вовремя?

На мгновение ее переполнило облегчение.

– Нет, заходи. – Как омерзительно вот так искать себе оправданий. – Честно сказать, не вовремя. Мне надо позвонить человеку, с которым я вовсе не хочу говорить. Но придется. Ты не скоро уходишь из кампуса?

Бушмен улыбнулся.

– Я пришел повидаться с вами. Я подожду.

На мгновение ей показалось, что он собирается ждать в ее кабинете – весьма пугающая перспектива, – но бушмен кивнул и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Вот так. – Она сделала еще затяжку. Предполагалось, что сигареты безвредны, но если она выкурит еще пару штук, то загорится изнутри – документально зафиксированный случай самовозгорания. Она набрала номер.

Секретарь на селекторе оставил экран темным – вот и хорошо.

– Я бы хотела поговорить с мистером Чиуме. Передайте ему, что звонит Рени. Ирен Сулавейо.

Как бы она не презирала свое полное имя, полученное в наследство от неимоверно толстой и неимоверно богобоязненной двоюродной бабушки, оно создавало некое подобие официальности.

Дель Рей ответил достаточно быстро, чтобы застать ее врасплох. Изображение возникло внезапно, точно выскочило из гроба.

– Рени! Я так удивлен, но это приятный сюрприз! Как дела? Отлично выглядишь!

Дель Рей и сам отлично выглядел (вероятно, потому и завел об этом речь): стильная, хотя и несколько консервативная стрижка, прекрасный костюм, воротничок, вышитый металлической нитью. Но изменилась не одна внешность – он утратил не только студенческую живость, но и нечто более глубокое, хотя Рени не сразу смогла уяснить что.

– Я в порядке. – Голос не дрожит – это уже повод для гордости. – Живу… интересно. Но об этом я сейчас расскажу. Как твои? Я с твоей матерью поболтала минуту, но она уже уходила.

Дель Рей ответил, что все в порядке: все родные поживают отлично, кроме младшего брата – тот чуть ли не с колыбели имел какие-то неприятности с властями и по временам попадался. Глядя на него, слушая его голос, Рени почувствовала головокружение. Странный получался разговор, но вовсе не такой мучительный, как она ожидала. Перед ней был совсем не тот человек, что бросил ее и – как она была уверена – навеки разбил ей сердце. Но это не он так изменился; изменилась она. С таким же успехом она могла разговаривать с бывшим возлюбленным своей подруги, а не с собственным.

– Вот такая история, – закончил Дель Рей. – Уверен, твоя будет интереснее, так что я готов слушать. Мне почему-то кажется, что ты мне не только ради старых воспоминаний позвонила.

«Черт», – подумала Рени. Может, Дель Рей и подался в бюрократы, нацепив тот самый костюм, над которым они когда-то потешались вместе, но ума не растерял.

– У меня, кажется, неприятности, – сказала она. – Но по телефону об этом говорить страшновато. Мы не можем встретиться?

Дель Рей поколебался. «У него есть жена, – поняла Рени. – Или постоянная подружка. Он не знает, чего я у него попрошу».

– Мне очень жаль слышать это, надеюсь, ничего серьезного. – Он поколебался снова. – Надеюсь…

– Мне нужен только совет. У тебя никаких неприятностей не будет. Даже с твоей женщиной.

Дель Рей поднял брови.

– Тебе мама сказала?

– Да нет, я сама догадалась. Как ее зовут?

– Долли. Мы поженились в прошлом году. – Дель Рей смутился. – Она адвокат…

Под ложечкой у Рени засосало, но опять не так сильно, как ей думалось.

– Дель Рей и Долли? Ну-у, думаю, вы с ней вместе никуда не ходите.

– Не вредничай. Тебе бы она понравилась.

– Пожалуй. – От этой мысли, да и от всего разговора, Рени ощутила страшную усталость. – Слушай, можешь взять ее с собой, если хочешь – это не последняя попытка брошенной любовницы возобновить старые отношения.

– Рени! – Дель Рей искренне возмутился. – Глупости какие. Я помогу тебе, если сумею. Только скажи чем. Где встретимся?

– Как насчет Золотой Мили, после работы? – Потом придется Бог знает сколько трястись на автобусе до гаража, но, по крайней мере, умолять об услуге она будет в приятной атмосфере.

Дель Рей назвал бар – настолько быстро, что Рени решила, что это одно из его любимых местечек, – и попросил передать привет отцу и Стивену. Он явно ждал новостей, ее половины в обмене информационными заложниками, но сказать о них что-нибудь, не раскрыв всего, она не могла, а потому торопливо попрощалась и прервала связь.

«Он выглядит прирученным», – поняла она. Дело было не в костюме и не в прическе. Пропало, или спряталось, то бешеное, что в нем было. «Может, и я стала такая? Может, он смотрит на меня и видит бесцветную крыску учительницу?»

Она выпрямилась, затушила догоревшую невыкуренной сигарету и зажгла другую. «Посмотрим». Она испытывала какую-то извращенную гордость своими странными и многочисленными проблемами. «И когда это в последний раз квартиру этого хлыща и его куколки жены сжигали международные террористы из банды толстяков и индусских богинь?»

Ксаббу вернулся через несколько минут, но хихикать Рени перестала еще не скоро. Почти истерика, конечно, – но куда приятнее, чем рыдать.

Дель Рей осторожно приглядывался к Ксаббу. Удовольствие наблюдать, как он пытается сообразить, кто такой этот бушмен и какое место занимает в жизни Рени, почти стоило неприятной встречи с ним.

– Приятно познакомиться, – проговорил он и подал бушмену руку с достойной удивления твердостью.

– Дель Рей – помощник представителя ЮНКОМа, – объяснила Рени, хотя уже сообщила об этом Ксаббу по дороге. Она была рада, что привела с собой друга, – это каким-то образом нарушало равновесие, не давало ей ощущать себя брошенной подружкой, просящей об услуге. – Очень важный человек.

Дель Рей нахмурился, раздумывая, не подшучивают ли над ним.

– Не такой уж важный. Так, начинающий карьерист.

Лишенный присущих горожанину из среднего класса рефлексов вежливой болтовни, Ксаббу просто кивнул и откинулся на мягкие подушки, разглядывая антикварные (поддельные, скорее всего) бронзовые канделябры и тяжелые деревянные панели.

Рени наблюдала, как Дель Рей подзывает официантку, впечатленная его неосознанной властностью. В прошлом веке этот бар был бы вотчиной белых бизнесменов, где о Дель Рее, и Рени, и Ксаббу говорили бы как о «кафрах» или «черной проблеме». Теперь Дель Рей и другие чернокожие бизнесмены восседали среди обломков колониальной империи. По крайней мере, это изменилось, подумала Рени. В баре хватало белокожих: и мужчин в деловых костюмах, и женщин – но они составляли лишь часть посетителей наравне с неграми и азиатами. Хоть здесь восторжествовало истинное равенство, пусть даже равенство богатства и власти. Враг лишился характерного цвета, и теперь единственной определяющей его чертой стала тоскливая нищета.

Ксаббу заказал пиво, Рени – бокал вина.

– Только бокал, – предупредила она. – Потом я предпочла бы пройтись.

Дель Рей поднял брови. Пока напитки не принесли, он продолжал ни к чему не обязывающую беседу, но как-то опасливо, точно ждал, что Рени в любой момент может отколоть нелепый трюк. Она обошла главную тему, рассказав о состоянии Стивена и пожаре, не упоминая о связующих звеньях.

– Это ужасно, Рени! Я так тебе сочувствую… – Дель Рей покачал головой. – Тебе нужно что-нибудь… не знаю… жилье, деньги?

Она покачала головой и залпом допила вино.

– Нет, хотя спасибо, что спросил. Можем мы пройтись?

Дель Рей задумчиво кивнул и оплатил счет. Они вышли на променад. Ксаббу, пивший свое пиво в молчании, последовал за ними.

– Пошли на пирс, – предложила Рени.

Она видела, как растет раздражение Дель Рея, но он и вправду стал политиком. В студенческие времена он бы кипел от нетерпения, требуя ответов и интересуясь, зачем она тратит его драгоценное время. Рени решила, что это изменение в нем она одобряет. Когда они дошли до конца пирса, где стояли с удочками несколько рыбаков и волны бились внизу, она усадила своих спутников на скамейку.

– Можешь думать, что я свихнулась, – сказала она, – но под крышей мне неуютно. Здесь нас вряд ли смогут подслушать.

Дель Рей пожал плечами.

– Я не думаю, что ты свихнулась. – Голос его звучал менее уверенно, чем слова.

– Может, ты еще скажешь мне спасибо. Я не особенно хочу встречаться с твоей женой, Дель Рей, но я и не желаю ей зла, а люди, которые меня преследуют, не слишком разборчивы в средствах.

Он прищурился.

– Лучше расскажи все по порядку.

Рени начала с самого начала, не вдаваясь в подробности и по возможности обходя те случаи, когда она пользовалась служебным положением в личных целях и нарушала правила ЮНКОМа. По временам она просила Ксаббу дополнить рассказ, и бушмен отвечал, хотя мысли его были явно заняты чем-то другим. Рени не могла позволить себе отвлечься, но ее насторожило, что может значить его настроение.

Дель Рей слушал молча, прерывая Рени, лишь чтобы задать уточняющий вопрос. Увиденное ими в «Мистере Джи» его заинтересовало, но догадки Рени по поводу клуба он выслушал с непроницаемой миной, чуть качая головой.

Когда она завершила свою повесть, описав пожар в многоквартирке и убийство Сьюзен, Дель Рей некоторое время сидел, наблюдая, как чайка садится на поручень ограды.

– Не знаю, что и сказать. История… удивительная.

– И что это значит? – Вспыхнула искорка гнева. – Удивительно идиотская или настолько удивительная, что ты мне поможешь?

– Я… я не знаю. Это трудно переварить. – Он вглядывался в лицо Рени, точно пытаясь осознать, насколько изменилась она за годы разлуки. – И я не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня. Я ведь не в системе безопасности или полиции ЮНКОМа работаю. Я агент по связям с бизнесом, Рени. Я помогаю крупным фирмам подгонять свои системы под стандарты ЮНКОМа. Я не имею отношения к тому, о чем ты говоришь.

– Черт, Дель Рей, ты часть политбюро, как мы называли эту контору! Ты в ней работаешь! Ты можешь сделать хоть что-нибудь. Хотя бы информацию добыть. Следят хотя бы за этими людьми? Не поступало ли жалоб на эту самую развлекательную корпорацию «Веселый жонглер»? Кто они вообще такие? Мне нужны надежные ответы. Дель Рей, я боюсь.

Он нахмурился.

– Конечно, я сделаю что смогу…

– И еще мне надо попасть в Скворечник.

– Скворечник? На кой черт?

Рени подумала было, а не рассказать ли ему о предсмертных словах Сьюзен, но решила, что не стоит. Последние слова Сьюзен знали только она сама, Ксаббу и Джереми Дако. Пусть они еще немного побудут тайной.

– Просто надо. Можешь помочь?

– Рени, да я не добирался до Скворечника, когда курил травку и был крутым студентом-хакером. – В улыбке его сквозила самоирония. – Ты думаешь, теперь, когда я приписан к юнкомовскому истеблишменту, меня туда на милю подпустят? Для тамошних жителей мы самые главные враги.

Пришла очередь Рени хмуриться.

– Это нелегко. Ты знаешь, я не просила бы, если бы мне действительно, вправду не была нужна помощь. – Она моргнула. – Черт возьми, Дель Рей, мой братишка… он… – Она запнулась, не желая продолжать. Да она скорее умрет, чем расплачется перед ним.

Дель Рей поднялся и взял ее за руку. Он все еще был очень симпатичен.

– Я посмотрю, Рени. Правда. Выясню, что смогу сделать.

– Будь осторожен. Даже если ты думаешь, что я тронулась, сделай вид, что веришь мне, и шарахайся от каждой тени. Не совершай глупостей и не делай очевидных ходов.

– Я позвоню в конце недели. – Дель Рей протянул руку Ксаббу: – Приятно было познакомиться.

Бушмен ответил на его рукопожатие.

– Все, о чем рассказала миз Сулавейо, – правда, – серьезно произнес он. – Это дурные люди.

Дель Рей, покраснев, кивнул, потом повернулся к Рени:

– Мне очень жаль… что со Стивеном так случилось. Передай отцу мои наилучшие. – Он наклонился, чмокнул Рени в щеку, порывисто обнял, потом развернулся и направился к берегу.

Рени смотрела, как он уходит.

– Когда мы разошлись, – проговорила она, – я не мыслила без него жизни.

– Все меняется, – ответил Ксаббу. – Ветер все уносит.

– Я боюсь, Рени.

Она глянула на Ксаббу. Бушмен молчал почти всю дорогу, глядя на испещренные окнами стены улиц-ущелий центра Дурбана.

– Из-за того, что случилось со Сьюзен?

Он покачал головой.

– Я скорблю по ней, да, и я в гневе на людей, совершивших подобное преступление. Но страх мой сильнее. – Он помолчал, глядя вниз, на свои ладони, сложенные на коленях, точно у запуганного ребенка. – Я боюсь снов.

– Ты говорил, будто видел что-то ужасное во сне в ту ночь, когда избили Сьюзен.

– И более того. С тех пор как мы побывали в том месте, в том клубе, мои сны обрели силу. Я не знаю, чего именно боюсь, но знаю, что меня – нет, нас всех – выслеживает кто-то огромный и злобный.

Сердце Рени заколотилось. Она и сама видела подобный сон. Или она вспоминает какой-то из снов Ксаббу, описанных им, как свой собственный?

– Неудивительно, – осторожно произнесла она. – Мы многое пережили.

Бушмен резко помотал головой.

– Я не о таких снах говорю, Рени. Это сны, тревожащие отдельных людей, составленные из привычных им картин – городские сны, если вас не обидит подобное определение. Я же говорю об ином, о разрыве в том сне, которому мы снимся. Я знаю разницу. В прошедшие дни ко мне приходили сны, подобные тем, какие видят в моем народе, когда близится дождь после долгой засухи или чужаки приближаются в пустыне. Это сон о том, что будет , а не о том, что было.

– Ты хочешь сказать – предвидение?

– Не знаю. Мне так не кажется. Это все равно что, определив по тени форму предмета, сказать, что видишь будущее. Когда Дед Богомол понял, что время его на земле прошло, что пришел час сесть за одним костром со Всепожирателем, он видел подобные сны. Даже когда солнце стоит высоко, мы знаем, что оно сядет за горизонт и придет ночь. И ничего сверхъестественного в этом знании нет.

Рени не знала, что ответить. Подобные мысли раздражали ее, закоренелую рационалистку, но опасения и прозрения Ксаббу она никогда не могла отбросить с ходу.

– Допустим – ради интереса, – что я тебе верю. Ты сказал, что нас кто-то выслеживает. Что это значит? Что у нас есть враги? Мы это знаем и так.

За окном сверкающие охраняемые башни делового района сменялись все более обшарпанными жилыми многоквартирками и мелкими лавочками, каждая – с собственной безвкусно-яркой неоновой вывеской. Уличные толпы казались шевелящимися бесцельно, случайно, как безмозглая полужидкая амеба.

– Я говорю о большем. В школе мы учили стихи – какого-то английского поэта, как мне помнится. О звере, ползущем к Вифлеему.

– Мне тоже помнится. Кровавый прилив. Безвластие над миром.

Бушмен кивнул.

– Образы, как мне говорили, из Апокалипсиса. Видение конца света. Я только что упомянул Деда Богомола и Всепожирателя. Видение сообщило Деду Богомолу, что грядет эпоха великих перемен, и он увел свой народ с лица земли, потому что время их завершилось. – Его тонкое лицо было спокойно, но в глазах, в выражении губ таилось лихорадочное отчаяние. Нет. Ужас. – Я чувствую, что мне даровано подобное же видение, Рени. Грядут великие перемены, э… как звучали те строки? Готов родиться зверь жестокий?

По спине у Рени побежали мурашки, точно ожил давно скончавшийся кондиционер в автобусе. Неужели ее друг сошел с ума? Он говорил, что городская жизнь погубила многих его соплеменников, – неужели эта одержимость снами и мифами предков станет началом религиозного помешательства, которое сгубит и его?

«Я сотворила с ним это. Страшно уже то, что ему пришлось приспосабливаться к совершенно чуждой жизни. Но это я затащила его туда, где ему не место, показала ему самые извращенные развлечения нашего общества. Все равно что бросить ребенка на поле боя или на оргии садомазохистов».

– И что же нам делать? – спросила она, пытаясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. – Откуда идет эта угроза… ты знаешь?

Ксаббу несколько секунд смотрел сквозь нее.

– Да. Я не могу назвать причин или следствий, но они и не нужны мне, чтобы указать, откуда идет зло, – даже слепой может найти костер. Я говорил вам, что этот клуб, «Мистер Джи», – дурное место. Так и есть. Но сердце тени не в нем. Он скорее похож на дыру в большом гнезде ос, понимаете? Если приложить ухо к дыре, то можно услышать тех, кто летает и жалит, но даже если залепить дыру глиной, осы останутся живы внутри, в темноте, и найдут себе другой выход.

– Ксаббу, я запуталась. Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

Бушмен слабо улыбнулся ей.

– Я и сам не совсем понимаю, Рени. То, что я вижу тень, не значит, что я могу узнать того, кто ее отбрасывает. Но не только ваш брат вовлечен в это, и не только дети, подобные ему. Я чую это, как чую приближение бури. Я не могу пока увидеть больше, но и этого хватает, чтобы испугать меня до смерти.

Дальше они ехали в молчании, пока несколько минут спустя Ксаббу не пришла пора выходить в Честервилле. Рени помахала ему из окна. Но его слова разбередили ей душу. Она разрывалась на части. Трудно было решить, что хуже – поверить в безумие друга или в то, что он действительно знает нечто ужасающее и неизвестное другим.

Автобус двигался к Пайнтауну. Солнце садилось, мрачные кубы домов отбрасывали длинные тени. Рени наблюдала, как зажигаются оранжевые фонари, и пыталась представить, что за звери могут таиться за границами круга света.

* * *

Хоть Дель Рей и улыбался, звонок его явно не обрадовал. Рени сдвинула вбок окошко контрольной работы, которую готовила, и увеличила окно изображения.

– Ты выяснил что-нибудь?

Он покачал головой.

– Я сейчас не могу сказать.

– Тогда, может, встретимся где-нибудь?

– Нет. Слушай, у меня почти ничего нет – положение очень щекотливое. Компанией в последнее время интересуются много, но вроде бы ничего необычного не нашли. Им принадлежит довольно много клубов, несколько заводов, пара софтверных фирм – почти все связано с сетью. Один иск против какого-то из их клубов, от женщины по фамилии Кван, дошел даже до суда низшей инстанции в Китае.

– Что значит «иск»? По какому обвинению?

Дель Рей снова покачал головой.

– Что-то вроде преступной халатности. Вряд ли что-то серьезное – семья пострадавшего забрала заявление. Слушай, я почти ничего не могу отыскать, не залезая в конфиденциальные архивы. А как раз этим мне заниматься по штату не положено. – Он поколебался. – Как Стивен? Не лучше?

– Нет. Он в таком состоянии уже несколько недель. – Прошлой ночью Рени видела Стивена в кошмарном сне: он взывал о помощи из глубокой ямы, пока она пыталась привлечь на помощь какого-то не то полицейского, не то мелкого чиновника, который не столько слушал ее, сколько гладил свою роскошную псину. Одно воспоминание об этом заставило Рени стиснуть кулаки. – И это все, что ты мне можешь сказать – ничего особенного? А что за люди владеют этим жутким местом? На лицензиях должны стоять имена. Или это тоже слишком сложно выяснить?

На мгновение с Дель Рея слетела профессиональная сдержанность.

– Знаешь, я не обязан тебе помогать.

– Верно, – легко согласилась Рени, глядя на экран и недоумевая, что ж такого чарующего находила она в этом человеке. Всего лишь симпатичный мужчина в деловом костюме. – Не обязан.

– Прости. Я не… Я хочу тебе помочь, Рени. Просто… – Он нерешительно помолчал. – У меня сейчас неприятности.

«Интересно, – подумала она, – это он о своей личной жизни, о работе или о чем-то еще, более зловещем»

– Я серьезно говорила – будь осторожен. И я очень благодарна тебе за помощь.

– Сделаю все, что сумею. Только… ну, это не так просто, как кажется. Береги себя.

– Ладно. Спасибо.

Когда Дель Рей прервал связь, Рени вытащила сигарету и закурила. Она была слишком возбуждена, чтобы взяться за контрольную. Трудно было сказать, чем вызвано очевидное волнение Дель Рея – виной ли за их давний разрыв, недоверием к чужой теории вселенского заговора или чем-то еще. Если второе, то Рени его не винила. Если бы полгода назад к ней явились с подобной историей, она бы тоже засомневалась. Даже теперь легко можно было заявить, что у нее просто наступила в жизни черная полоса, а она и рада стараться лепить из собственных неприятностей прихотливую конструкцию. Кто это сказал, что так начинаются религии – и паранойи: как попытки привнести смысл во вселенную, слишком огромную и полную случайностей для человеческого понимания?

Да какие у нее есть улики? Ее брат слег с загадочной хворью – так ведь загадочные хвори описываются в исторических хрониках с незапамятных времен до наших дней.

За последние пятьдесят лет эпидемий неизвестных науке болезней случалось больше, чем за предшествующие пять веков.

Они с Ксаббу нашли корреляцию между случаями комы и объемом пользования сетью, но тому можно найти дюжину возможных объяснений.

Сгорела ее квартира, и хотя официального сообщения не поступало, слухи о поджоге не утихали – так и это на изумление неудивительно. Рени не знала точных цифр, но была совершенно уверена, что в Дурбане ежегодно случаются сотни поджогов, не говоря уже о тысячах случайных пожаров.

Единственным, что сошло бы за улики, были нападение на доктора Сьюзен, странная кутерьма вокруг «Мистера Джи» и появление потрясающего золотого города. Но даже это все можно счесть случайными совпадениями. Только связи между этими совпадениями и отличали уверенность Рени в том, что она наткнулась на некий заговор, от самых жалких случаев мании преследования.

Рени вздохнула. «И кто мы с Ксаббу после этого? Сигнальщики общества? Или мы быстро превращаемся в тех придурков, что жалуются по сети, будто им инопланетяне мысли с орбиты в мозги перелучают?»

Сьюзен верила ей или по крайней мере сама наткнулась на нечто важное – даже если Рени пока и не выяснила, на что. Доктор Ван Блик была не из тех людей, что терпят всякие, по ее мнению, глупости, даже от ближайших коллег, не говоря уже о бывшей ученице, которую она не видела годами.

«Но что она нашла? И что, если мы не отыщем этого Мюрата Сагара Сингха? Или найдем, а он не вспомнит, что именно Сьюзен посчитала важным?»

Страшно было подумать, что она, Рени, навлекла гибель на свою учительницу, но представить, что Сьюзен работала у себя в лаборатории в ночь нападения, быть может, открыла нечто действительно важное, успела даже послать весточку ей, но ничего не записала… от этой мысли пробирало отчаяние. Кто мог подумать, что мир начнет меняться так быстро?

Рени открыла еще пачку сигарет, но закуривать не стала. Она вызвала дом Сьюзен, надеясь застать там Джереми Дако, но отозвался автоответчик голосом доктора, сухим и резким:

«Говорит Сьюзен Ван Блик. Я занята очень интересным делом. Да, в мои годы. Так что оставьте сообщение».

На секунду у Рени перехватило горло. Она попросила Джереми перезвонить ей, как только он сможет, и отключила связь.

Она снова взялась за сигарету и вывела окно с бланком контрольной на середину экрана.

* * *

Джереми Дако маячил в дверях лифта.

– Не могу больше смотреть на это. – Глаза его покраснели. Казалось, со времени их первой встречи он постарел на десять лет. – Слишком злюсь, и тоска берет.

– Ничего. – Рени пропустила Ксаббу и погладила Джереми по плечу. – Спасибо, что пустили нас посмотреть. Надеюсь, мы найдем что-нибудь. Если вы нам понадобитесь, мы поднимемся наверх.

– Полиция тут уже побывала. Думаю, вы можете трогать все, что вам вздумается.

Джереми опустил сумки Рени на пол и нажал на кнопку. Двери закрылись, лифт, гудя, поехал вверх, а Рени обернулась, чтобы бросить первый взгляд на лабораторию.

– О Господи… – К горлу подкатила жгучая кислота. Рени сглотнула. Она не ожидала таких разрушений. Те, кто безжалостно избили Сьюзен, потрудились в ее лаборатории с пугающей старательностью. – Тут, должно быть, без кувалды не обошлось.

Все до одного столы были разломаны, содержимое ящиков – разбито. Обломки корпусов и осколки деталей покрывали пол полуфутовым слоем пластиковой мезги, головоломкой без отгадки. Экраны на стенах тоже были разбиты, электроника – вырвана через иззубренные дыры, кабели болтались, точно кишки у жертвы инквизиции.

Ксаббу сидел на корточках, просеивая между пальцами кусочки пластика.

– Безусловно, – заметил он, поднимая глаза, – это не работа грабителей. Никакой вор не станет тратить столько времени на разрушение дорогостоящего оборудования, даже если пришел только за деньгами.

– Глазам своим не верю. Господи всевышний, ты только посмотри.

Сама всеобщность разрушения таила в себе некое жуткое очарование – энтропия в картинках для школьников.

«Берегись, – безмолвно предупреждало разорение. – Есть вещи, которых не восстановишь, если только само время не повернется и не поползет вспять».

Рени попыталась представить текущее обратно время, как видеоролик на реверсе – осколки слетаются на места, предметы обретают прежнюю форму, столы поднимаются на ножки, как пробуждающиеся звери. А раз уж время пущено вспять, вернется и Сьюзен – искра жизни возвращается в холодное тело, стягиваются кости, пятна сухой крови, скрытые под обломками, разжижаются, стекаются, как капельки ртути, подпрыгивают с пола, втягиваясь в заживающие раны. И сама смерть бежит, поджав хвост.

Рени передернуло. Силы разом оставили ее от ужаса и отчаяния.

Она глянула на хрупкую спину Ксаббу, задумчиво перебирающего обломки приборов, и снова почувствовала на плечах груз ответственности. Ощущение было в эту секунду даже приятным – она нужна людям. Сьюзен больше нет, ее не вернуть – так лучше думать о настоящем, о проблемах, которые можно решить. Рени глубоко вздохнула, раскрыла одну из принесенных из политеха сумок и вытащила небольшой стационарный узел. Руки ее тряслись. Она расчистила на полу пятачок близ розетки и подключила узел.

– Будем надеяться, что у этой штуковины хватит мощности на домовую систему, – проговорила она, довольная, что голос ее не подрагивает. Кризис миновал. – Джереми сказал, что свет и все остальное ему пришлось включать вручную, поскольку бандиты, кажется, вывели систему из строя.