Текст книги "Город золотых теней"

– Обычно меня окружают фавориты – «бесчисленные словно песчинки на морском берегу», как говорят мои жрецы. И они во многом правы.

Его вполне сносный английский язык звучал излишне мягко и приторно, но в прищуре холодных насмешливых глаз угадывался острый и твердый интеллект. Если этот человек чего-то хотел, он добивался своей цели. Рени поняла, что он гораздо старше, чем выглядит.

– Однако я ожидаю появления других гостей. Возможно, нам понадобятся все кресла вокруг этого стола. Правда, я бы предпочел, чтобы наш разговор проходил сугубо между нами. – Он высокомерно улыбнулся. – Жрецы сойдут с ума, если узнают, что их бог-царь остался один на один с чужаками.

– Что… Кто вы такой?

Рени старалась сохранять ровный тон, но мысль о том, что она смотрела в лицо одного из своих гонителей, сводила ее усилия на нет.

– Бог-царь этой страны. Владыка Жизни и Смерти. Но если вам будет так удобнее – а вы же все-таки мои гости, – я могу представиться и по-другому. Меня зовут Боливар Атаско.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Лагерю беженцев присвоен статус нации.

(Изображение: город беженцев на побережье Мериды.)

ГОЛОС: Лагерь мексиканских беженцев, названный его обитателями «Конец пути», объявлен ООН страной. Мерида, небольшой город на северной оконечности мексиканского полуострова Юкатан, увеличил свое население до четырех миллионов из-за серии убийственных ураганов, обрушившихся на побережье, и политической нестабильности в Гондурасе, Гватемале и на северо-востоке Мексики.

(Изображение: грузовик ООН проезжает сквозь возбужденную толпу.)

ГОЛОС: Три с половиной миллиона беженцев находятся фактически под открытым небом, многие больны туберкулезом, тифом и лихорадкой «гуантанамо». Придав Мериде статус самостоятельной нации, ООН теперь может объявить военное положение и взять новую страну под свою юрисдикцию…

Глава 34
Бабочка и император

– Дзанг, Орландо, ты был прав! Ты был прав! – Фредерикс носился по пляжу, едва не сходя с ума от возбуждения и ужаса. – Где мы? Что произошло? Вот же он ! Ты был прав!

Ладони Орландо лежали на песке, горячем, шершавом и несомненном. Он зачерпнул горсть, медленно высыпал. Песок был настоящим. Все было настоящим. И город, огромный и восхитительный золотой город, тоже был реальным, простираясь до самого горизонта и протягивая к небу бесчисленные башни и пирамиды, изукрашенные не хуже русских пасхальных яиц. Город, ставший для него навязчивой идеей, стоял всего в нескольких милях, отделенный от Орландо лишь синей полосой океана. А он сидел на самом настоящем пляже и разглядывал свою мечту.

Но перед этим он пережил кошмар. Мрак, потом то жуткое голодное существо…

«Но то был не просто сон. За ним кроется нечто реальное – как в кукольном театре. Словно мой разум пытается понять то, что осознать не в состоянии…»

Но одним кошмаром неправильность ситуации не ограничивалась. Где бы он ни очутился, болезнь, терзающая его реальное тело, осталась. Вот перед ним город – невозможный город, о котором нельзя было даже мечтать, – а он с трудом заставляет себя думать о нем, потому что тает как свеча. Нечто большое и раскаленное, поселившееся внутри него, проедает себе путь наружу, пожирая мысли, заполняя голову и выдавливая изнутри глаза.

«Так где же мы?»

Фредерикс все еще носился по берегу, подскакивая в экстазе неуверенности. Когда Орландо с трудом встал, до него дошло, что Фредерикс облачен в тело Пифлита, знаменитого вора из Срединной страны.

«Тут что-то не так», – подумал он, но развить подозрение не хватило сил. Встав, он почувствовал себя только хуже. Золотой город внезапно накренился, Орландо хотел было последовать за ним, но тут песок прыгнул ему навстречу и ударил в лицо.

«Нечто в темноте коснулось меня…»

Мир завертелся. Орландо закрыл глаза и отключился.

Пифлит тряс его за плечо. Орландо показалось, что у него не голова, а переспелая дыня, готовая лопнуть от каждого толчка.

– Орландо! – Фредерикс, похоже, и не догадывался, какой болью отдается в голове его голос. – Что с тобой?

– Заболел… Кончай трясти…

Фредерикс выпустил его плечо. Орландо перекатился на бок, обхватив плечи ладонями. Яркое солнце палило кожу, но согреть было не в силах: глыба льда внутри его тела сопротивлялась любому солнцу, реальному или симулированному. Мускулы встряхнула первая волна дрожи.

– Да ты весь дрожишь, – заметил Фредерикс. Орландо скрипнул зубами – сейчас у него не хватало сил даже на сарказм. – Разве тебе холодно? На такой жаре? Так в чем дело-то? Извини… Тебя надо чем-то накрыть – ты ведь в одной набедренной повязке. – Фредерикс обвел взглядом пустой тропический пляж, словно кто-то мог предусмотрительно оставить на недалеких глыбах лавы подушку и одеяло. Когда он вновь посмотрел на Орландо, его ошеломила другая мысль: – Но почему ты в симе Таргора? Когда ты его надел?

Орландо смог лишь простонать в ответ.

Фредерикс опустился рядом с ним на колени. Глаза его были все еще широко раскрыты, зрачки сузились, как у накачанного каким-нибудь препаратом лабораторного животного, но он упорно старался отыскать в происходящем хоть какую-то логику.

– Вот, возьми мой плащ. – Он снял его и накрыл плечи Орландо. Под плащом у него оказались обычные для его персонажа серая рубашка и бриджи. – Слушай, да это же плащ Пифлита! Так я теперь Пифлит, как ты Таргор?

Орландо вяло кивнул.

– Но я не… странно все это! – Фредерикс помолчал. – Пощупай. Правда, как настоящий? Орландо, где мы? Что произошло? Мы где-то в сети?

– Ни у кого… в сети… нет такого оборудования. – Орландо стиснул зубы, чтобы не стучали: от тряски голова начинала болеть еще сильнее. – Мы… сам не знаю, где мы.

– Но вот же город, как ты и говорил. – На лице Фредерикса появилось выражение капризного ребенка, неожиданно увидевшего настоящего Санта-Клауса. – Ведь это тот самый город, верно? – Он чуть визгливо рассмеялся. – Конечно, тот самый. Какой же еще? Но где мы?

Орландо стало трудно следить за возбужденной трескотней Фредерикса. Он плотнее закутался в плащ и лег, борясь с новой волной озноба.

– Думаю… мне надо поспать… несколько минут…

Его снова обволокла темнота.

Орландо плыл сквозь сон, где были каменные гробницы, поющий дядюшка Джингл и мать, бродящая по дому в поисках чего-то потерянного. Вынырнув, он понял, что Фредерикс держит его за руку.

–… Думаю, это остров. Тут есть храм, вроде бы каменный и, похоже, заброшенный, и все. До другого берега я добраться не смог, тут поразительно густой лес – скорее, джунгли, – но судя по изгибу берега…

Орландо снова погрузился в сон.

Болтаясь поплавком на перекрестных течениях болезни, он хватался за изредка проплывающие мимо мысли, казавшиеся частью реальности. Дети-обезьянки хотели доставить его к кому-то… к животному?.. название животного?.. знавшему о золотом городе. Но всех их схватило нечто непонятное, едва не разорвав на куски, – как собака хватает и приканчивает крысу…

Собака. Что-то там говорилось о собаке…

И теперь он неизвестно где, и тут есть город. Значит, он спит, потому что город существует только во сне.

Но ведь и Фредерикс тоже в этом сне.

И тут другая мысль, холодная и каменно-твердая, упала в его воспаленное лихорадкой сознание.

«Я умираю. Я в этом жутком медицинском центре Краун Хайтс и подключен к куче всяческих аппаратов. Из меня вытекает жизнь, и осталась лишь частичка сознания, создающая целый мир из жалких воспоминаний и немногих уцелевших клеток мозга. А Вивьен и Конрад сидят, наверное, рядом с кроватью, но не знают, что я еще здесь. Я еще здесь! Я в ловушке на верхнем этаже горящего здания, и пламя ползет все выше, пожирая этаж за этажом, а пожарные уже сдаются и собираются уехать…

Я еще здесь!»

– Орландо, проснись. Тебе снился какой-то кошмарный сон или что-то вроде того. Проснись. Я здесь.

Он открыл глаза. Розово-серое пятно медленно стало Фредериксом.

– Я умираю.

На мгновение друг испугался, но – Орландо это заметил – подавил страх.

– Ничего подобного, Гардинер. Ты просто грипп подхватил или какую другую заразу.

Как ни странно, после ободряющих слов Фредерикса – пусть даже им вряд ли суждено сбыться – Орландо полегчало. Любая галлюцинация, в которой Фредерикс ведет себя очень похоже на Фредерикса, слишком уж смахивает на реальную жизнь. Впрочем, выбирать ему сейчас не из чего.

Озноб слегка отпустил. Орландо сел, все еще кутаясь в плащ. Голову точно нагревали до тех пор, пока мозги не вскипели и не вышли паром из ушей.

– Ты что-то говорил про остров?

Фредерикс облегченно уселся рядом. Орландо, чьи чувства после приступа лихорадки странно обострились, отметил, насколько по-медвежьи неуклюжи движения друга.

«Двигается он точно не по-девчоночьи». Тот факт, что на самом деле Фредерикс иного пола, понемногу перестал его смущать. Орландо ненадолго задумался, как выглядит в реальной жизни Фредерикс – Саломея Фредерикс! – но прогнал и эту мысль. Здесь он выглядел парнем, вел себя как парень и просил обращаться с ним как с парнем – так из-за чего спорить-то?

– Думаю, да. В смысле, это остров. Я тут прошелся, лодку искал – решил даже украсть, если придется, ведь я теперь Пифлит. Но кроме нас тут никого нет. – Фредерикс разглядывал ажурный частокол городских домов и башен на противоположном берегу, но теперь повернулся к Орландо. – Кстати, почему я здесь снова Пифлит? Как думаешь, что случилось?

– Не знаю, – покачал головой Орландо. – Хотел бы я знать. Ребятишки собирались нас к кому-то доставить, потом сказали что-то о «большой дырке куда-то» и о том, что они нас «протащат». – Он снова покачал непривычно отяжелевшей головой. – Я просто не знаю.

Пифлит помахал перед лицом ладонью и нахмурился.

– Никогда не слыхал в сети ни о чем подобном. Все движется, как в реальном мире. Да тут еще и запахи! Взгляни на океан.

– Знаю.

– Так что нам теперь делать? Давай сделаем плот.

Орландо уставился на город. Увидев его таким близким, таким… настоящим… он засомневался. Как могло нечто столь материальное оказаться достойно всех тех мечтаний, которые он в него вложил?

– Плот? И как ты собираешься его сделать? Разве ты прихватил с собой набор «Мистер плотник»?

Фредерикс скривился:

– Тут есть пальмы и лианы. А вот и твой меч. Справимся. – Он протянул руку и поднял меч. – Эй, это же не твой Жизнегуб.

Орландо уставился на простую рукоять и гладкое лезвие – совсем голое по сравнению с исписанным рунами Жизнегубом. Прилив энергии кончался, мысли стали понемногу путаться.

– Это мой первый меч – тот, что был у Таргора, когда он пришел в Срединную страну. А Жизнегуб он раздобыл всего за год до твоего прихода туда. – Он посмотрел на торчащие из-под плаща ноги в сандалиях. – Готов поспорить, у меня сейчас не отыщется и одного седого волоска. Так?

Фредерикс присмотрелся.

– Так. Никогда не видел Таргора хотя бы без парочки седых прядей. А как ты догадался?

Орландо снова ощущал себя очень усталым.

– Из-за сандалий и меча. Я теперь молодой Таргор, каким тот был, когда спустился с Боррикарских гор. А первая седина у него появилась после схватки с Дрейрой Джархом в Колодце Душ.

– Но почему?

Орландо пожал плечами и медленно улегся, приготовившись вновь отдаться в мягкие объятия сна.

– Не знаю, Фредерико. Ничего я не знаю…

Он проснулся, когда начало темнеть. Однажды его едва не разбудил чей-то вопль, но тот доносился издалека и тоже мог ему сниться. Фредерикс куда-то пропал. Орландо лениво подумал, что друг мог пойти выяснять, кто шумит, но усталость и болезнь склеили все мысли, а в мире не осталось ничего важного.

Снова светло. Рядом кто-то плакал, и у Орландо сразу заболела голова. Он застонал и попробовал натянуть на голову подушку, но пальцы ухватили лишь песок.

Орландо с трудом сел. В паре шагов от него стоял на коленях Фредерикс, закрыв лицо руками. Плечи его вздрагивали. Утро было ясное, а виртуальные пляж и океан казались еще четче и сюрреалистичнее, чем в застрявших в памяти остатках лихорадочного сна.

– Фредерикс, что с тобой?

Друг поднял голову. По лицу вора струились слезы. Симуляция даже ухитрилась разрумянить ему щеки, но больше всего Орландо впечатлило загнанное выражение его глаз.

– О, Гардинер, как мы влипли! – Фредерикс судорожно вдохнул. – Мы в беде, и в крупной беде.

Орландо обмяк мешком мокрого цемента.

– Да о чем ты говоришь?

– Мы в ловушке. Мы не можем выйти в оффлайн!

Орландо вздохнул и снова опустился на песок.

– Да ни в какой мы не в ловушке.

Фредерикс быстро прополз разделявшее их расстояние и вцепился ему в плечо.

– Вот только этого не надо, черт подери! Я вышел и едва не погиб!

– Как это?

– Я захотел выйти, потому что все больше за тебя тревожился: может, твои родители куда-то уехали и не знают, что ты болен? А вдруг тебе надо вызвать «скорую»? Попробовал отключиться, и не смог. Обычные команды не сработали, и еще… я не ощущал ничего, что не является частью этой симуляции – ни своей комнаты, ничего! – Он осторожно коснулся шеи. – И разъема тоже нет. Сам попробуй!

Орландо пощупал то место, куда была вживлена нейроканюля, но обнаружил лишь мощные мышцы Таргора.

– Да, ты прав. Но я знаю такие симуляции – там просто прячут контрольные точки и заставляют тактильные датчики лгать. Разве ты не был со мной на этой дьявольской игровой площадке? Там у тебя не было даже конечностей – одни ганглии, подключенные к реактивным салазкам.

– Господи, Гардинер, да ты меня не слушаешь. Я ведь не догадки строю – я действительно выходил в оффлайн. Родители отключили мой разъем. И мне стало больно, Орландо. Так больно, как никогда не было – точно мне растягивают позвоночник, или втыкают в глаза раскаленные иголки, или… или… даже описать не могу. И боль не прекращалась. А я ничего не мог сделать, только… вопить и вопить… – Фредерикс содрогнулся и некоторое время молчал. – И родителям пришлось вставить разъем на место – я даже слова не смог им сказать – и бац! – я снова здесь.

Орландо покачал головой.

– А ты уверен, что это не… не знаю даже… ну, очень сильная мигрень или еще что?

Фредерикс гневно фыркнул.

– Да что ты несешь? Я это дважды испытал! Господи, ты что, не слышал, как я орал? Меня, наверное, отвезли в госпиталь, потому что во второй раз вокруг меня стояла целая толпа. Но я их едва видел, так было больно. Даже хуже, чем в первый раз. Мне там, наверное, что-то вкололи, и я не помню, что было потом, но очнулся я снова здесь. Значит, разъем сунули на место. – Фредерикс схватил Орландо за руку, голос его дрожал от отчаяния. – А теперь скажи, мистер Золотой Город, в какой симуляции такое бывает? Ты куда нас завел, Гардинер?!

Эти день и ночь стали самыми долгими в жизни Орландо. Лихорадка обрушилась на него в полную силу. Он метался в шалаше, построенном Фредериксом из пальмовых листьев, то замерзая, то пылая жаром.

Он решил, что его подсознание, должно быть, обрабатывает рассказ Фредерикса, потому что однажды очень четко услышал голос матери. Она что-то рассказывала о каком-то происшествии в охраняемом поселке и о том, что думают о нем соседи. Мать частила, глотая слова, – именно так она всегда говорила, когда была чем-то до смерти напугана, и на мгновение Орландо задумался: а может, он и не спит вовсе? Он даже видел мать, только очень смутно, словно за марлевой занавесью – она наклонилась к нему так близко, что лицо казалось искаженным. Но он много раз видел ее такой, и это вполне мог быть эпизод сна.

Мать что-то бормотала о том, что они сделают, когда ему станет лучше. Отчаяние в ее тоне и сомнение в словах убедили Орландо, что – сон или не сон – видение следует воспринимать как реальность, и он попытался заговорить, преодолеть разделяющее их расстояние, но, увязнув в этой галлюцинации, так и не смог произнести ни слова. Так как же ей объяснить? И что она сможет сделать?

«Бизли, – пытался сказать ей Орландо. – Принеси Бизли. Принеси Бизли».

Тут лицо матери отдалилось, и этот то ли фантазм лихорадочного сна, то ли момент контакта с реальной жизнью кончился.

– Тебе снится твой дурацкий клоп, – сонно пробормотал Фредерикс.

«Клоп. Снится клоп». Погружаясь в темную глубину болезни, он вспомнил, как читал однажды о бабочке, которая видела во сне, что она император и гадала: а может, она император, которому снится, что он бабочка… или что-то вроде этого.

«Так что же реально? – задумался он. – Кто из двоих реален? Искалеченный и морщинистый парнишка, умирающий на койке в госпитале… или… созданный им варвар, ищущий вымышленный город? А что, если они оба лишь снятся… кому-то другому?..»

* * *

Все дети в школе только и говорили, что о сгоревшем доме, и от этих разговоров Кристабель становилось как-то не по себе. Офелия Вейнер сказала ей, что погибла куча людей, и тогда Кристабель стало так плохо, что она не смогла съесть ленч. Учительница отправила ее домой.

– Неудивительно, что тебе стало плохо, милая, – сказала мама, прикладывая ладонь ко лбу Кристабель. – Всю ночь не спала, да еще наслушалась в школе всяческих историй. Она такой чувствительный ребенок, – добавила мать, обращаясь к отцу, собравшемуся вернуться в свой кабинет.

Отец только хмыкнул в ответ.

– Никто не погиб, милая, – заверила мать. – Только дом сгорел, да и в нем, кажется, никого не было.

Когда мать ушла на кухню приготовить ей суп, Кристабель забрела в кабинет, где папа разговаривал со своим другом капитаном Паркинсом. Отец велел ей пойти поиграть на улицу – как будто ее и не присылали больную из школы! Кристабель села в гостиной и стала играть куклой – принцем Пикапиком. Вид у папы был очень мрачный. Интересно, почему они с капитаном Паркинсом не на работе, и не связано ли это с тем большим и плохим секретным делом, которым она занималась ночью? А вдруг папа узнает, что она натворила? Тогда ее, наверное, накажут навсегда.

Кристабель вытащила принца Пикапика из подушечного гнездышка – кукла-выдра всегда забирается в темные укромные местечки, – подкралась к двери кабинета и приложила ухо к щелочке приоткрытой двери. Прежде она никогда так не поступала, и теперь ей казалось, будто она попала в какое-то шоу.

–… Долбаный бардак, – говорил папин друг. – Ну кто мог бы подумать… через столько-то лет!

– Вот-вот, – ответил папа. – И это одна из главных загадок, верно? Почему сейчас? Почему не пятнадцать лет назад, когда его перевезли сюда? Я просто не врубаюсь, Рон. А ты не шпынял его за какую-нибудь очередную дурацкую заявку? Может, ты его обидел или разозлил?

Кристабель не все слова понимала, но точно знала, что говорят они о том, что произошло в доме мистера Селларса. Утром, еще до того, как она пошла в школу, папа говорил кому-то по телефону про взрыв и пожар.

–… Но надо отдать старой сволочи должное. – Капитан Паркинс рассмеялся, но как-то сердито. – Не представляю, как он ухитрился все это обтяпать, но он нас почти надул.

Кристабель сжала принца Пикапика. Кукла протестующе пискнула.

– Если бы машина горела еще несколько минут, – продолжил капитан Паркинс, – мы уже не отличили бы то, что он оставил на сиденье, от сгоревшего Селларса. Пепел, жиры, разная органика – он, похоже, все чайной ложечкой отмерял, добиваясь нужных пропорций. Вот ведь сволочь хитроумная.

– Мы все равно обнаружили бы дыры в ограде, – сказал папа.

– Верно, но не сразу. И он получил бы еще двадцать четыре часа форы.

Кристабель услышала, как папа встал, и на секунду испугалась, но потом расслышала, что он расхаживает по комнате – он так всегда делает, когда говорит по телефону.

– Может быть. Но, Рон, это все равно не объясняет, как он ухитрился так быстро выбраться с базы, черт подери! Ведь он сидел в инвалидной коляске!

– Военная полиция уже все проверяет. Не исключено, что его кто-то пожалел и подвез. Или он просто съехал с холма и теперь прячется в городке скваттеров. Но когда мы перевернем все вокруг вверх дном, любой, кто хоть что-то знает, все нам расскажет. Что-нибудь да всплывет.

– Если только у него не было сообщника, который помог ему уехать из окрестностей базы.

– Да где он мог найти сообщника? На базе? За такое светит трибунал, Майк. А за пределами базы он никого не знал. Мы же держали под контролем всех, кто к нему приходил и кому он звонил, – у него даже не было доступа к сети! А все остальное не опасно. Он у нас был под плотным колпаком. Играл в шахматы по переписке с одним пенсионером из Австралии – его мы уже тщательно проверили, – заказал пару каталогов, выписал несколько журналов и тому подобное.

– И все равно не поверю, что он провернул такое без помощника. Кто-то ему точно помогал. И когда я этого типа вычислю… он у меня пожалеет, что родился.

Услышав какой-то стук, Кристабель обернулась. Принц Пикапик уполз под стол в гостиной, и теперь кукла-выдра билась о ножку стола. Ваза на нем могла в любую секунду упасть, папа это обязательно услышит и тогда рассердится по-настоящему. Перепуганная Кристабель поползла за беглецом, и тут из-за угла вышла мама и едва о нее не споткнулась.

Кристабель взвизгнула.

– Майк, да поговори ты хоть немного с ребенком! – крикнула мать в закрытую дверь кабинета. – Скажи ей наконец, что все хорошо и бояться нечего. Бедная малышка скоро с ума от страха сойдет.

Супом Кристабель кормили уже в постели.

Посреди ночи Кристабель в испуге проснулась. Ведь мистер Селларс попросил ее после школы надеть книгоочки! А она забыла, потому что пришла из школы рано.

Она тихонько сползла на пол и залезла под кровать, где спрятала очки. Старые очки она взяла с собой в школу и на переменке выбросила их в мусорник возле классной комнаты, как и велел мистер Селларс.

Лежать под кроватью было интересно. Она как бы очутилась в Пещере Ветров в Выдромире. На секундочку Кристабель задумалась: а вдруг и в самом деле где-то есть такая пещера? Хотя папа ей сказал, что все выдры в мире теперь живут только в зоопарках, так что и Пещеры Ветров, наверное, больше нет.

Сейчас очки не мигали, как в прошлый раз. Она надела их, но и слов никаких не появилось, и Кристабель еще больше испугалась. Неужели с мистером Селларсом что-то случилось под землей, когда дом взорвался? А вдруг он ранен или заблудился в том туннеле?

Она коснулась выключателя. Очки и теперь не включились, но едва она решила, что они, должно быть, сломались, как кто-то тихонько произнес ей в ухо: «Кристабель!» Она с перепугу дернулась и ударилась головой о ножку кровати. Потом, набравшись храбрости, сняла очки и высунула голову из-под кровати, но даже в темноте разглядела, что в комнате никого нет. Тогда она снова надела очки.

– Кристабель, – повторил голосок. – Это ты? – А ведь это мистер Селларс говорит с ней через очки, догадалась она.

– Да, я, – прошептала Кристабель и неожиданно увидела его, сидящего в кресле. Свет падал лишь на половину его странного лица, и выглядел он страшнее обычного, но она все равно была рада видеть, что он жив и не ранен. – Извините, что не надела их раньше…

– Тише. Не надо извиняться. Все хорошо. Теперь, когда захочешь со мной поговорить, надень очки и скажи… ну-ка, надо подумать… – Он нахмурился. – Может, ты сама выберешь слово, малышка Кристабель? Какое угодно, но только не из тех, которые люди часто произносят.

Она крепко задумалась.

– А как звали того маленького человечка из сказки? – прошептала она. – Девочка должна была угадать его имя.

Мистер Селларс медленно улыбнулся.

– Румпельштильцхен? Очень хорошо, Кристабель, просто отлично. Произнеси это имя, чтобы я смог его закодировать. Готово. Теперь можешь его произнести и связаться со мной каждый день после школы. Или по дороге домой, когда рядом никого нет. Мне сейчас предстоят очень трудные дела, Кристабель. Быть может, самые важные в жизни.

– Вы хотите еще что-то взорвать?

– Господи, надеюсь, не придется. Ты тогда очень испугалась? Я слышал взрыв. Ты отлично поработала, дорогая моя. Ты очень-очень храбрая девочка, из тебя выйдет замечательная революционерка. – Он снова улыбнулся. – Нет, никаких взрывов больше не будет, но твоя помощь мне иногда потребуется. Меня будут искать очень много людей.

– Знаю. Папа говорил о вас с капитаном Паркинсом. – Кристабель пересказала то, что сумела вспомнить.

– Что ж, тогда мне не на что жаловаться. А ты, юная леди, ложись-ка спать. Вызови меня завтра. Запомни, надо лишь надеть очки и сказать «Румпельштильцхен».

Когда забавный старик исчез, Кристабель сняла очки и выползла из-под кровати. Теперь, когда она узнала, что у мистера Селларса все хорошо, ей вдруг очень захотелось спать.

Она забралась под одеяло и вдруг увидела за окном чье-то лицо.

– Там было лицо, мамочка! Я точно видела!

Мать прижала дочку и погладила ее по голове. От нее привычно пахло вечерним лосьоном.

– Наверное, тебе все-таки приснился дурной сон, детка. Папа проверил, но никого возле дома не увидел.

Кристабель покачала головой и прижалась лицом к материнской груди. Занавески давно задернули, но девочка и сейчас боялась смотреть на окно.

– Может, тебе лучше сегодня поспать с нами? – Мать вздохнула. – Бедная малышка, тебя так напугал тот сгоревший дом, правда? Но не бойся, милая. Ты здесь ни при чем, и все уже кончилось.

* * *

Техники захотели провести зачистку без посторонних.

Дред был слегка раздражен, поскольку хотел заняться последними деталями операции, и наблюдательный центр ему пришлось покинуть не в самое подходящее время, но тщательность работы техников он одобрил. Достав из герметичной коробочки небольшую сигару, он вышел на балкон верхнего этажа, откуда открывался вид на залив.

Техническая команда сестер Бейнха уже ликвидировала его офис в городе. Теперь, когда проект приближался к завершающей фазе, он больше не требовался, а после ее окончания будет уже некогда возвращаться и заниматься мелочами, поэтому спецы вычистили помещение по полной программе, включающей пескоструйную обработку всех поверхностей, покраску и смену ковров. Теперь та же команда занималась пляжным домиком, служившим наблюдательным центром. Дред со своими людьми еще только будет плыть к острову, а команда зачистки, похожая на облаченных в белое жуков-навозников, уже примется разбирать двухэтажное здание на кусочки и уничтожать любые намеки на то, кто находился в нем последние три дня.

Вскоре он решил, что не очень-то и возражает против того, что его заставили выйти на балкон чудесной тропической ночью. После стюардессы он не позволил себе и секунды отдыха, а работал очень и очень много.

Но все же трудно позабыть о деле, когда объект буквально на виду. Огоньки на острове Сантуарио едва виднелись за полосой темной воды, а различные защитные приспособления острова – роботы-субмарины, мини-спутники и бетонные бункеры с вооруженными охранниками – и вовсе были не видны, а ведь с каждым придется иметь дело. Но пока что, если исключить крупный просчет, которых Дред никогда до сих пор не допускал…

«Уверенный, небрежный, ленивый, мертвый», – напомнил он себе.

… Если исключить просчет или преступную небрежность в работе разведки, все было известно и подготовлено. Он ждал лишь решения нескольких последних мелких проблем и прибытия остальной части команды, сдвинутого на четыре часа. Дред специально отложил их появление на последний момент. Противник не мог предложить ничего такого, чего нельзя было изучить в симуляции, отработав необходимые действия, и нет смысла совершать шаги, способные его насторожить. Команда зачистки была единственной группой, не проходившей подготовку в ВР, но их фургон открыто стоял на подъездной дорожке, красуясь эмблемой фирмы хорошо известного местного оптового торговца коврами, а сестры Бейнха, разумеется, уже отыскали работника на складе ковров, согласившегося за определенную мзду всю неделю давать нужные ответы по телефону – на тот случай, если кто-то на острове заметит фургон и решит подстраховаться.

Так что теперь Дред, изображая неторопливое удовольствие домовладельца, предвкушающего зрелище новых ковров, устилающих все полы в его доме, включил внутреннюю музыку, поудобнее уселся в полотняное кресло, раскурил сигару и положил ноги на перила балкона.

Он едва выкурил половину сигары и лениво разглядывал отражающиеся в воде янтарные звездочки прожекторов защитного периметра на острове, когда в углу поля зрения замигал другой огонек. Дред негромко выругался. Возвышенный мадригал Монтеверди – его любимая музыка во время размышлений и ожиданий – стих до нежного шепота. В окне, наложившемся на поле зрения Дреда, появился Антонио Хередия Челестино. Его бритая голова зависла над карибскими водами, точно он по ним шагал. Дред предпочел бы, чтобы Челестино и в самом деле прошелся сейчас по воде.

– Да?

– Прошу прощения, что потревожил вас, jefe [35]35
  Шеф (исп.)


[Закрыть]. Надеюсь, вы приятно проводили вечер.

– Чего ты хочешь, Челестино? – Дреду всегда не нравилось внимание Челестино к бессмысленным формальностям. Он был более чем компетентным электронщиком – сестры Бейнха нанимали только первоклассных специалистов, – но Дреда в нем раздражало полное отсутствие чувства юмора, не говоря уже об отсутствии воображения.

– У меня появились кое-какие сомнения насчет информационной затычки. Защитная система очень сложна, и существует риск, что уже предварительная работа может иметь… последствия.

– Да о чем ты говоришь?

Челестино нервно дернул головой и попытался изобразить победную улыбку. Дред, дитя одного из уродливейших трущобных городков Австралии, разрывался между отвращением и изумлением. Будь у Челестино хоть прядь волос, решил Дред, он бы сейчас в нее вцепился, изображая отчаяние.

– Я боюсь, что наши предварительные проверки и подготовительная работа… словом, я боюсь, что они насторожили… получателя.

– Получателя? В смысле, объект? Да куда ты клонишь, Челестино? – Не на шутку разгневавшись, Дред выключил мадригал. – Ты что, где-то прокололся? И вызвал меня, чтобы сказать: «Ах, я случайно запорол всю миссию!»?

– Нет-нет, jefe! Я ничего такого не сделал! – Похоже, внезапная ярость Дреда встревожила его больше, чем намек на некомпетентность. – Нет, как раз поэтому и я хотел поговорить с вами, сэр. Я никогда не сделаю то, что угрожает нашей безопасности, не посоветовавшись с вами. – Он торопливо перечислил серию проблем, большую часть которых Дред счел до смешного преувеличенными и решил, все больше раздражаясь, что причина происходящего очень проста: Челестино никогда не взламывал столь прочную и сложную систему и хотел подстраховаться на случай неудачи – мол, я лишь выполнял приказ.

«Похоже, этот идиот решил, что раз он сидит в нескольких милях от меня, то до него не доберутся, если акция провалится. Он явно не знает Старика».

– Так в чем, собственно, дело, Челестино? Я тебя уже давно слушаю, но не узнал ничего нового.

– Я лишь хотел предложить… – Формулировка явно показалась ему слишком смелой. – Я хотел бы знать, не планировали ли вы применить узконаправленную инфобомбу? Мы ведь можем ввести в систему «охотника на охотника» и парализовать всю локальную сеть поместья. И если правильно закодировать наше обору…