Текст книги "Слово президента"

* * *

Все когда-нибудь случается впервые. На этот раз это случилось в Чикаго. Женщина побывала у своего врача вечером субботы, и он сказал ей то же самое, что и всем остальным. Грипп. Аспирин. Побольше жидкости. Постельный режим. Однако, глядя в зеркало, она заметила как изменился цвет её кожи, и это напугало женщину больше всех остальных симптомов. Она позвонила своему врачу, но наткнулась на автоответчик, а эти пятна не могли ждать. Она села в машину и поехала в медицинский центр Чикагского университета, один из лучших в Америке. Ей пришлось подождать в приёмной экстренной помощи около сорока минут, и когда её вызвали, она встала и пошла к столу, но, не справившись с собой, рухнула на кафельный пол на виду у персонала. Последовала мгновенная реакция, и уже через минуту два санитара вкатили её на каталке в кабинет. Одна из сестёр несла сзади бумаги больной.

Молодой врач, которому предстояло осмотреть её, оказался практикантом, это был его первый день в больнице. Он закончил университет и теперь специализировался на терапии.

– Что случилось? – спросил он, глядя на больную.

– Вот, – сказала сестра из приёмного отделения, передавая врачу заполненные бланки. Врач быстро просмотрел их. Тем временем две медсёстры принялись проверять пульс, измерять кровяное давление, температуру.

– Похоже на симптомы гриппа, но что это?

– Частота сердечных сокращений сто двадцать, кровяное давление… одну минуту. – Медсестра проверила его ещё раз. – Кровяное давление девяносто на шестьдесят? – удивилась она. Больная выглядела слишком нормально для столь низкого давления.

Тем временем врач расстегнул блузку женщины, и ему все сразу стало ясно. Он тут же вспомнил страницы своих учебников. Молодой практикант предупреждающе поднял руки.

– Немедленно прекратите все, чем вы занимаетесь. По-видимому, мы столкнулись с серьёзным заболеванием. Я хочу, чтобы все, не теряя ни минуты, надели перчатки и защитные маски.

– Температура тридцать девять и семь, – сказала другая медсестра, отходя от пациентки.

– Это не грипп. У неё сильное внутреннее кровотечение, а эти пятна – это петачии. – Врач надел маску и сменил перчатки. – Вызовите сюда доктора Куинна.

Медсестра побежала выполнять его указание, а врач снова посмотрел на бланки, заполненные при приёме пациентки. Кровавая рвота, тёмный стул. Пониженное кровяное давление, высокая температура и подкожные кровоизлияния. Но ведь мы в Чикаго, запротестовал его мозг. Он взял шприц.

– Всем отойти назад, никто не должен приближаться к моим рукам, – сказал врач, ввёл иглу шприца в вену пациентки и набрал пять кубических сантиметров крови.

– Что тут у вас? – спросил входя доктор Джо Куинн. Молодой врач перечислил симптомы, переставляя пробирки с кровью на стол.

– Что можешь сказать, Джо? – спросил он коллегу.

– Если бы мы находились в каком-нибудь другом регионе мира…

– Совершенно верно. Геморрагическая лихорадка, если такое вообще возможно.

– Кто-нибудь не спрашивал её, ездила ли она недавно куда-нибудь? – спросил Куинн.

– Нет, доктор, – ответила сестра из приёмного отделения.

– Пакеты со льдом, – сказала старшая медсестра, она уже успела принести целую груду. Пакеты поместили подмышки, вокруг шеи и всюду, где они могли охладить потенциально смертельный жар тела.

– Может быть, дилантин? – предложил Куинн.

– У неё ещё не наступили судороги. Проклятье. – Врач взял хирургические ножницы и разрезал бюстгальтер. На груди пациентки тоже виднелись петачии. – Она серьёзно больна. Сестра, позвоните доктору Клайну из отдела инфекционных заболеваний. Он сейчас дома. Попросите его немедленно приехать. А пока нам надо постараться сбить температуру, привести её в сознание и выяснить где она была за последнее время, черт побери.

Глава 47
Пациент «Зеро»

Марк Клайн был профессором медицинского центра Чикагского университета и потому привык работать днём. Вызов почти в девять вечера удивил его, но он был врач и немедленно выехал в больницу. Этим вечером понедельника ему понадобилось двадцать минут, чтобы доехать от дома до отведённого для него места стоянки. Он миновал охранников, облачился в медицинский халат и, войдя в приёмную «скорой помощи» со двора, спросил старшую медсестру, где находится доктор Куинн.

– Во втором изоляторе, профессор, – ответила она. Через двадцать секунд Клайн замер перед дверью изолятора, увидев на ней предупредительный знак. Он надел перчатки и защитную маску и только тогда вошёл в палату.

– Привет, Джо.

– Я не хотел никуда сообщать об этом, не проконсультировавшись с вами, профессор. – Куинн протянул Клайну карточку пациентки.

Клайн окинул взглядом запись и похолодел. Потом начал читать сначала, внимательно, строчку за строчкой, то и дело поглядывая на больную, чтобы сравнить запись с внешним видом пациентки. Белая женщина – все верно, сорок один год – похоже, разведена – это её дело, живёт в квартире примерно в двух милях от больницы – хорошо, во время приёма температура тридцать девять и семь – очень высокая, а вот давление необычайно низкое. Петачии?

– Дайте-ка мне осмотреть её, – сказал Клайн. К пациентке возвращалось сознание. Она двигала головой и что-то бормотала. – Какая сейчас температура?

– Тридцать восемь, нам удалось сбить её, – ответил молодой врач, и Клайн откинул зелёную простыню. Больная лежала обнажённой, и кровоподтёки резко выделялись на бледной коже. Клайн посмотрел на окружающих его врачей.

– Она ездила куда-нибудь?

– Это нам неизвестно, – признался Куинн. – Мы осмотрели её сумочку. Похоже, она служащая компании «Сиэрс», компания размещается вон в том небоскрёбе.

– Вы осмотрели её?

– Да, доктор, – одновременно ответили Куинн и молодой врач.

– Не обнаружили укусов животных?

– Нет. Никаких укусов, никаких следов уколов, ничего необычного. Все нормально.

– Вероятнее всего, это геморрагическая лихорадка, способ заражения пока неизвестен. Переведите её наверх, полная изоляция, максимальные предосторожности. В палате проведите полное обеззараживание.

– Мне казалось, что вирусы передаются только…

– Никто не знает этого, доктор, а то, чему я не могу найти объяснения, пугает меня. Я бывал в Африке, видел лихорадки Лхасса и Кью. Лихорадка Эбола мне не встречалась. Однако похоже, что она больна одной из этих вирусных лихорадок, – сказал Клайн, впервые произнося эти ужасные названия.

– Но как…

– Когда вы не знаете чего-то, исходите из того, что это вам неизвестно, – сказал профессор Клайн молодому практиканту. – Когда речь заходит об инфекционных болезнях, если вы не сумели выяснить методы передачи, всегда исходите из худшего. Худшим в данном случае является передача воздушным путём, так что исходите из этого. Переведите её в моё отделение. Все, кто находились в контакте с нею, должны принять самые строгие меры обеззараживания, как при СПИДе или гепатите. Самые строгие, – подчеркнул он. – Где образец взятой у неё крови?

– Вот он. – Практикант, принявший больную женщину, показал на красный пластиковый контейнер.

– Что дальше? – спросил Куинн.

– Мы отправим образец крови в Атланту, но я, пожалуй, тоже посмотрю на него. – В отделении Клайна была великолепная лаборатория, где он занимался главным образом СПИД ом, который занимал сейчас все его внимание.

– Можно мне пойти с вами? – попросил Куинн. – Моя смена заканчивается через несколько минут. – Понедельник был обычно спокойным днём для пунктов неотложной помощи. Адскими днями были суббота и воскресенье.

– Конечно.

* * *

– Я знал, что Хольцман придёт мне на помощь, – сказал Арни. Пока «Боинг-747» снижался к Сакраменто, он налил себе виски, чтобы отпраздновать победу.

– Почему? – спросил президент.

– Боб – крутой сукин сын, зато он честный сукин сын. Это также означает, что он хладнокровно, будучи полностью убеждённым в своей правоте, сожжёт тебя на костре, если увидит, что ты заслуживаешь такой участи. Всегда помни это, – посоветовал глава администрации.

– Значит, Доннер и Пламер солгали… Проклятье.

– Все лгут, Джек. Даже ты. Вопрос только в каком контексте. Иногда ложь предназначена для того, чтобы защитить правду. В каких-то случаях ко лжи прибегают, чтобы эту правду скрыть. А иногда лгут, чтобы отрицать её. Наконец, случается, что лгут потому, что на правду им просто наплевать.

– А что произошло в этом случае?

– Сочетание предыдущих вариантов. Эд Келти хотел, чтобы они поставили тебя в невыгодное положение перед публикой и обманул их. Но я разделался с этим паршивым ублюдком. Бьюсь об заклад, что завтра на первой полосе «Вашингтон пост» появится статья, разоблачающая Келти как человека, который намеренно ввёл в заблуждение двух очень известных телевизионных репортёров, и пресса накинется на него, как стая волков. – Репортёры, сидевшие в хвостовом салоне самолёта, уже увлечённо обсуждали случившееся. Арни позаботился о том, чтобы запись передачи Эн-би-си показали по бортовой кабельной телесети.

– И это потому, что из-за него создалось впечатление, будто они обманули свою телевизионную аудиторию…

– Правильно, босс, – согласился ван Дамм и осушил свой стакан. Он не добавил, что этого могло и не произойти, не случись нападения на Кэтлин Райан. Даже репортёры порой испытывают сострадание, что, возможно, сыграло решающую роль в перемене отношения Пламера. Но он сам организовал тщательно отмеренную утечку информации Бобу Хольцману. Арни решил, что после посадки пошлёт агента Секретной службы на поиски хорошей сигары. Он чувствовал, что в ознаменование успеха имеет право на сигару.

* * *

Внутренние часы Адлера совершенно сбились с привычного ритма. Он обнаружил, что, если время от времени дремлешь, сидя в кресле, это помогает решать проблемы. К тому же послание, которое он должен был передать, было простым и понятным. Автомобиль остановился. Подбежавший чиновник с вежливым поклоном открыл дверцу. Адлер подавил зевок и вошёл в здание министерства.

– Весьма приятно вновь встретиться с вами, – сказал через переводчицу министр иностранных дел КНР. Чанг Хансан снова присутствовал в кабинете и присоединился к приветствию министра.

– Ваше любезное согласие на прямые рейсы несомненно упростило процесс переговоров. Я очень благодарен вам за это, – ответил государственный секретарь, опускаясь в кресло.

– Однако вы должны иметь в виду, что нас вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства, – заметил министр иностранных дел.

– Да, конечно.

– Какие же новости от наших заблудших родственников вы хотите нам передать?

– Они полностью согласны снизить уровень своей боеготовности, как только к этому приступите вы. В результате этого они надеются в дальнейшем уменьшить напряжённость в вашем регионе.

– А как относительно их оскорбительных обвинений, которые они позволили в наш адрес?

– Господин министр, этот вопрос вообще не поднимался. По моему мнению, они не меньше вас заинтересованы в восстановлении мирных отношений.

– Как это любезно с их стороны, – заметил Чанг. – Они нарушили существующую договорённость, начали военные действия, сбили два наших истребителя, повредили свой собственный авиалайнер, что привело к гибели более ста человек, – независимо от того, было ли это преднамеренным актом или явилось следствием недостаточной подготовки, – и теперь утверждают, что готовы пойти нам навстречу в отказе от подобных провокаций. Надеюсь, ваше правительство оценит то терпение, с которым мы относимся к подобному поведению.

– Господин министр, мир идёт на пользу всем, не правда ли? Америка с удовлетворением отмечает, что обе стороны стремятся к решению возникшего конфликта с помощью этих неофициальных переговоров. Китайская Народная Республика действительно проявила конструктивный подход к решению проблемы, а правительство на Тайване готово последовать вашему примеру. Разве можно требовать чего-то большего?

– Самой малости, – ответил министр иностранных дел. – Мы настаиваем всего лишь на компенсации за смерть наших лётчиков. У каждого из них осталась семья.

– Их истребители первыми открыли огонь, в этом не приходится сомневаться, – добавил Чанг.

– Вполне возможно, но вопрос о сбитом авиалайнере остался нерешённым.

– Неужели вы думаете, что мы имеем к этому какое-то отношение? – Лицо министра иностранных дел выражало неподдельное удивление.

Вряд ли существует что-то более скучное, чем переговоры между государствами, но для таких переговоров есть причина. Внезапные или неожиданные действия могут заставить одну из стран сделать необдуманное заявление. Неожиданное давление, оказанное на одного из участников переговоров, способно вызвать у него гнев, а гневу не место в дискуссиях на высоком уровне, он плохой советчик. Вот почему важные переговоры никогда не приводят к конкретным решениям, они ведутся постепенно, что позволяет каждой стороне тщательно обдумать свою позицию, и в конце концов принимаются коммюнике, в определённой степени устраивающие обе стороны.

Требование компенсации явилось нарушением этого правила. Правильнее было бы упомянуть об этом при первой встрече, тогда Адлер, вылетев в Тайбэй, передал бы там это требование КНР, представив его как своё собственное предложение, после того как правительство Китайской Республики согласилось принять меры, направленные на снижение напряжённости в регионе. Но оно уже дало на это своё согласие, и теперь КНР хотела, чтобы американский госсекретарь обратился к правительству островного государства с просьбой о компенсации в качестве условия установления мирных отношений. Это выглядело оскорбительным актом в глазах правительства Тайваня, а также являлось намеренным оскорблением правительства Америки, которое использовали как подставную фигуру в переговорах между двумя странами.

Подобный шаг правительства КНР был тем более оскорбительным, что Адлер знал, что тайваньский авиалайнер сбил истребитель ВВС континентального Китая, продемонстрировав высокомерное презрение к ценности человеческой жизни, за которую теперь правительство КНР требовало компенсацию!

И снова Адлер задумался над тем, какие подробности инцидента известны Китайской Народной Республике. Если они знакомы со всеми обстоятельствами, то тут определённо ведётся какая-то игра, правила которой ему неизвестны.

– Мне представляется более разумным, если бы обе стороны сами компенсировали свои потери, – высказал предложение Адлер.

– Весьма сожалею, но мы не можем согласиться с такой точкой зрения. Как вы понимаете, тут дело принципа. Тот, кто совершил враждебный акт, должен загладить свою вину.

– Но что, если… У меня нет доказательств этого, но что, если будет доказано, что истребитель КНР случайно повредил авиалайнер? В этом случае ваше требование компенсации может показаться несправедливым.

– Такого не может быть. Мы опросили наших уцелевших лётчиков, и их ответы были однозначными, – снова прозвучал голос Чанга.

– Какой компенсации вы требуете? – спросил госсекретарь.

– Двести тысяч долларов за каждого из четырех погибших лётчиков. Эти деньги будут, разумеется, выплачены их семьям, – пообещал Чанг.

– Я могу изложить вашу просьбу…

– Извините меня. Это не просьба, а требование, – прервал Адлера министр иностранных дел.

– Понятно. Я могу сообщить о занятой вами позиции другой стороне, но хочу убедительно просить вас не делать это условием обещания снизить напряжённость.

– Такова наша позиция. – Взгляд министра иностранных дел, устремлённый на Адлера, был абсолютно невозмутимым.

* * *

– ..Господь, благослови Америку, – закончил своё выступление Райан. Толпа дружно встала под возгласы одобрения. Заиграл оркестр – Джек убедился, что оркестры встречают его повсюду, – и он спустился с трибуны, окружённый кольцом обеспокоенных агентов Секретной службы. Ну что ж, подумал президент, и на этот раз из-за ослепительных вспышек фотокамер не послышалось выстрелов. Он с трудом подавил очередной зевок. Поездка по стране продолжалась уже больше двенадцати часов. Казалось бы, четыре выступления – не столь уж тяжёлая физическая нагрузка, но Райан уже понял, насколько изматывают человека публичные выступления. Всякий раз, когда он поднимался на трибуну, его охватывала нервная дрожь, и хотя это продолжалось всего несколько минут, накапливающееся напряжение не могло не сказываться. Торжественный обед ничуть его не успокоил. Блюда казались безвкусными – меню тщательно составляли, чтобы угодить всем, а в результате никто не проявлял к ним ни малейшего интереса. И всё-таки у Джека от обеда осталось устойчивое воспоминание – в виде чувства изжоги.

– О'кей, – сказал ему Арни после того, как президент и сопровождающие его лица направились к чёрному ходу. – Для человека, который только вчера собирался бросить все это, ты справился с задачей на редкость удачно.

– Господин президент! – обратился к Райану репортёр.

– Поговори с ним, – шепнул Арни.

– Да? – отозвался Джек и направился к репортёру, чем вызвал неудовольствие телохранителей.

– Вам известно, что сказал сегодня вечером Джон Пламер по каналу Эн-би-си? – Сам репортёр был из Эй-би-си и не мог упустить столь благоприятной возможности лягнуть конкурирующую телевизионную компанию.

– Да, я слышал об этом, – бесстрастно ответил президент.

– Вы не хотели бы прокомментировать его выступление?

– Несомненно, я сожалею о том, что стало мне известно, но что касается мистера Пламера, с его стороны это было благородным шагом, потребовавшим немалого морального мужества. Такое встречается нечасто. Я считаю его честным человеком.

– Вы знаете, кто был этот…

– Извините меня, но это должен сказать вам сам мистер Пламер. Он поднял этот вопрос и только он знает, как рассказать об этом. А теперь мне нужно спешить к самолёту.

– Спасибо, господин президент, – произнёс репортёр Эй-би-си, обращаясь к уже отвернувшемуся президенту.

– Великолепно. – Одобрительно улыбнулся ван Дамм. – У нас был длинный день, но прошёл он превосходно.

Райан облегчённо вздохнул.

– Если уж ты так считаешь…

* * *

– О Господи, Боже милостивый, – прошептал профессор Клайн. Он увидел это прямо перед собой, на экране монитора. Пастуший посох, в точности как в медицинском учебнике. Каким образом, черт побери, эти вирусы оказались в Чикаго?

– Лихорадка Эбола, – потрясение произнёс доктор Куинн. – Невероятно.

– Насколько тщательно вы провели осмотр? – спросил профессор.

– Можно было бы сделать его и потщательней, но мы не заметили никаких следов ни укусов, ни уколов. Марк, мы находимся в Чикаго – в Чикаго! Только вчера у меня ледком прихватило ветровое стекло!

Профессор Клайн сжал руки, попытался коснуться носа пальцами в перчатках, и только тогда понял, что у него на лице маска. – У неё в сумочке есть ключи?

– Да, сэр.

– Значит, так. У нас в приёмном отделении экстренной помощи есть полицейские. Найди кого-то из них и скажи, что нам нужен полицейский эскорт, чтобы съездить к ней домой и внимательно осмотреть её квартиру. Скажи ему, что жизнь женщины в опасности. Может быть, у неё дома есть какое-нибудь ручное животное, тропическое растение – что угодно. У нас есть имя её врача. Немедленно вызови его сюда. Нам нужно узнать, что ему известно о ней.

– Лечение?

– Обложим её льдом, снизим температуру, дадим как можно больше жидкости, чтобы не допустить обезвоживания организма, введём обезболивающее. Однако у нас нет никаких средств против этой болезни. Руссо в Париже пробовал интерферон и другие препараты, но пока безуспешно. – Клайн снова нахмурился, глядя на экран. – Но как она могла заразиться? Каким образом сумела подхватить этого крошечного ублюдка? Ладно, сделаем вот что: ты приведи сюда полицейского, а я пошлю факс Гасу Лоренцу. – Клайн посмотрел на часы. В Атланте сейчас поздний вечер. Проклятье.

* * *

Беспилотные «хищники» вернулись в Саудовскую Аравию, Над ОИР их так и не обнаружили. Тем не менее существовала опасность, что, если они всё время будут барражировать над одним участком территории – например, над местом расположения дивизии, – это может оказаться слишком опасным, и поэтому наблюдение осуществлялось теперь из космоса. Поток фотографий поступал от разведывательных спутников в Национальное агентство фоторазведки.

– Проверь-ка вот это, – сказал соседу один из операторов ночной смены. – Что это такое?

Танки дивизии «бессмертных» сосредоточились на огромной стоянке. Они были размещены длинными правильными рядами на одинаковом расстоянии друг от друга так, чтобы их легко было сосчитать, – украденный танк с полным боекомплектом представлял собой в чьих-то руках немалую опасность, и потому все армии относились к безопасности своих лагерей с предельной серьёзностью. Кроме того, это облегчало работу технического персонала, обслуживающего танковые механизмы Теперь, когда все танки вернулись на базу, вокруг них и других боевых машин копошилось множество людей, занятых обычным техническим обслуживанием – рутинная процедура после крупных учений. Перед каждым танком протянулись две прямые десятиметровые линии около метра в ширину. Оператор, сидевший у экрана, раньше служил в ВВС и больше разбирался в самолётах, чем в наземных боевых машинах.

Его соседу понадобился всего лишь взгляд.

– Это гусеницы, – объяснил он.

– Что?

– То же, что замена покрышек у автомобилей. Гусеницы изнашиваются, и на танки устанавливают новые, а старые отправляют в мастерские, там их ремонтируют, заменяют изношенные звенья и тому подобное… – сказал бывший танкист. – В общем-то ничего особенного, простая операция.

При более внимательном изучении изображения стало ясно, как это делается. Прежние изношенные гусеницы разъединяют, укладывают на грунте и затем присоединяют к новым, разостланным перед танком. Затем танк включает свой двигатель и просто переползает с прежних гусениц на новые, при этом ведущие колеса танка натягивают новые гусеницы на ходовые катки. Для осуществления этой тяжёлой изнурительной работы требуется несколько человек, однако хорошо подготовленный танковый экипаж способен при идеальных условиях осуществить смену гусениц меньше чем за час, а эти экипажи, объяснил бывший танкист, были действительно хорошо подготовлены. По сути дела танк переползал с одного комплекта гусениц на другой.

– Я никогда не видел, как это делается.

– Да уж такая операция намного легче, чем поднимать этого громилу на домкратах.

– А какой у гусениц запас хода?

– На новых исправных гусеницах танк проедет в пустыне и тысячу миль, может, чуть меньше.

* * *

Два дивана в носовом салоне «ВВС-1» раскладывались и превращались в две действительно удобные постели. Отпустив свой персонал, Райан повесил одежду и улёгся спать. Чистые свежие простыни и вся обстановка создавали иллюзию, что он у себя дома, к тому же он слишком устал. До Вашингтона было четыре с половиной часа лету, так что, добравшись до Белого дома, он сможет отдохнуть ещё несколько часов в собственной постели. В отличие от остальных пассажиров с покрасневшими от усталости глазами, он завтра будет нормально работать.

В большом хвостовом салоне репортёры последовали его примеру, решив, что вопрос о потрясающих разоблачениях Пламера может и подождать до утра. Вообще-то у них не было выбора; сенсация такого масштаба будет рассматриваться по меньшей мере на уровне заместителя главного редактора, если не выше. Представители пишущей братии с наслаждением думали о передовицах, которые появятся завтра на первых полосах газет, тогда как телевизионные репортёры ёжились при мысли, насколько эти откровения снизят рейтинг их передач.

Между хвостовым салоном, отведённым для корреспондентов, и носовым президентским отсеком находился салон, где размещался президентский персонал. Здесь царили улыбки.

– Наконец-то я познакомился с его темпераментом, – сказал Арни Кэлли Уэстон. – Ты не поверишь!

– Бьюсь об заклад, что он познакомился с твоим.

– И мой одержал верх, – заметил Арни, делая глоток виски. – Знаешь, события развиваются таким образом, что у нас может оказаться очень неплохой президент.

– Но он ненавидит эту работу.

Арни ван Дамму было сейчас наплевать на это.

– Ты пишешь ему великолепные речи, Кэлли.

– А он произносит их так здорово, – негромко произнесла она. – Всякий раз начинает напряжённо, нервничает, словно смущается, но затем его преподавательская подготовка берет своё, и он забывает обо всём, кроме того, о чём говорит. Он даже не замечает этого.

– Врождённая честность. Она заметна в его выступлениях, правда? – Арни замолчал. – Завтра состоится прощание с погибшими агентами.

– Я уже думаю об этом, – кивнула Уэстон. – Что ты собираешься предпринять в отношении Келти?

– Я думаю об этом, – заметил Арни, даже не заметив, что повторил её слова. – Мы покончим с этим ублюдком раз и навсегда.

* * *

Бадрейн снова сидел у своего компьютера, заглядывая в соответствующие участки всемирной сети «Интернет». Ещё день, и он начнёт беспокоиться, хотя в действительности это не было больше его проблемой. Если операция провалится, разве он виноват в этом? Свою задачу он выполнил идеально.

* * *

Пациентка «Зеро» открыла глаза. На это тут же обратили внимание все, кто находились в палате. Температура у неё снизилась до 37,9 градуса исключительно благодаря тому, что её тело обложили пакетами со льдом, словно рыбу на рынке. На лице женщины отчётливо читались изнеможение и боль, которые она испытывала. Внешне она ничем не отличалась от пациентов в далеко зашедшей стадии СПИДа – с этой болезнью врачи были хорошо знакомы.

– Здравствуйте, я доктор Клайн. – Голос профессора был глуховат из-за маски. – Хорошо, что вы пришли в себя, а то мы уже едва не начали беспокоиться. Теперь все в порядке.

– Больно… – пробормотала женщина.

– Да, я знаю. Мы поможем вам, но сначала мне нужно задать несколько вопросов. Вы ответите на них? – спросил Клайн.

– Хорошо…

– Вы путешествовали в последнее время?

– Что… вы имеете… в виду? – Было видно, что каждое слово даётся ей все с большим трудом.

– Вы выезжали из Соединённых Штатов?

– Нет. Летала в Канзас-сити… десять дней назад, вот и все. На один день, – добавила она.

– Понятно. – Профессору ничего не было понятно. – Вы встречались с кем-нибудь, кто выезжал из страны?

– Нет… – Женщина попыталась отрицательно покачать головой, но смогла повернуть её всего на четверть дюйма.

– Извините меня, но я обязан задать следующий вопрос. В настоящее время вы состоите с кем-нибудь в интимных отношениях?

Этот вопрос потряс её.

– У меня СПИД?.. – с ужасом выдохнула она, полагая, что хуже этого ничего быть не может.

Клайн выразительно покачал головой.

– Нет, ни в коем случае. Прошу вас не беспокоиться об этом.

– Я развелась с мужем, – ответила пациентка. – Всего несколько месяцев назад. В моей жизни… ещё не было других мужчин.

– Ну что ж, у такой прелестной женщины это скоро изменится, – заметил Клайн, пытаясь заставить её улыбнуться. – Чем вы занимаетесь в «Сиэрс»?

– Закупками… домашней утвари. Совсем недавно… большая выставка… в центре Маккормика… пришлось сидеть за канцелярской работой… заказы и тому подобное…

В её ответах не содержалось ничего, что могло бы пролить свет на причину заболевания. Клайн задал ещё несколько вопросов, и её ответы ничего не прояснили. Он повернулся и сделал знак медсестре.

– Сейчас мы постараемся облегчить вам боль. – Профессор отошёл в сторону, чтобы не мешать сестре, которая установила бутылочку раствора морфия на стойке для внутривенных вливаний. – Через несколько секунд боль исчезнет, о'кей? Я скоро вернусь.

Куинн ждал его в коридоре вместе с полицейским.

– Док, что случилось? – спросил коп.

– У пациентки очень серьёзная болезнь, возможно, крайне заразная. Мне нужно осмотреть её квартиру.

– Но ведь это не совсем законно, вы понимаете? Следует обратиться к судье и получить…

– Послушайте, у нас на это нет времени. Вот её ключи. Мы могли бы обойтись и без вас, но мне хочется, чтобы вы присутствовали и могли потом подтвердить, что нами не было совершено ничего противозаконного. – К тому же, подумал Клайн, если её квартира подключена к охранной сигнализации, не хватало ещё, чтобы их арестовали. – Нельзя терять ни минуты. Эта женщина тяжело больна.

– О'кей, моя машина у входа. – Они последовали за полицейским.

– Ты послал факс в Атланту? – спросил Куинн Клайна. Тот покачал головой.

– Давай сначала осмотрим её квартиру. – Профессор решил не надевать пальто. На улице было очень холодно, и вирус не выдержит столь низкой температуры в том маловероятном случае, если на халат что-то попало. Рассудок говорил Клайну, что ему не может угрожать сколь-нибудь серьёзная опасность. Ему не приходилось встречаться с больными, заразившимися лихорадкой Эбола, но он был с ней хорошо знаком. К сожалению, очень часто люди приходят в больницу с болезнями, причины заражения которыми не могут объяснить. В большинстве случаев после тщательного расследования удаётся выяснить, как заразился больной, но это бывает не всегда. Даже при СПИДе существуют случаи, которые не поддаются объяснению. Но такое случается редко, и ему хотелось надеяться, что пациент «Зеро» не относится к этой категории. Выйдя на улицу, профессор Клайн почувствовал, как его охватила дрожь. Температура воздуха опустилась ниже нуля, и с озера Мичиган дул северный ветер. Но дрожал он не от этого.

* * *

Прайс приоткрыла дверь и заглянула в носовой отсек. Свет был выключен, горел лишь тусклый ночник. Президент лежал на спине, и его храп был слышен, несмотря на гудение двигателей.

Андреа едва удержалась от соблазна подойти к нему на цыпочках и накрыть одеялом. Однако она улыбнулась и закрыла дверь.

– Может быть, всё-таки существует на свете такая штука, как справедливость? – заметила она, обращаясь к агенту Раману.

– Ты имеешь в виду выступление этого корреспондента?

– Да.

– Я не так уж в этом уверен. – В голосе Джеффа прозвучало сомнение.

Они оглянулись вокруг. Наконец все уснули, даже глава президентской администрации. В верхней носовой кабине пилоты занимались своим делом, как и остальной персонал ВВС. Это действительно был ночной перелёт, поскольку лайнер летел с запада на восток, навстречу часовым поясам, и после посадки глаза у всех будут красными от усталости. Сейчас «ВВС-1» находился над центральным Иллинойсом. Оба агента вернулись к своим креслам. Три телохранителя, негромко переговариваясь, играли в карты. Остальные агенты из личной охраны президента читали или дремали.

Из центра связи по винтовому трапу спустилась сержант ВВС с папкой в руках.

– «Молния» для босса, – сообщила она.

– Это действительно так важно? Часа через полтора мы прилетаем в Эндрюз.

– Я только что извлекла страницы из факса, – напомнила сержант.

– О'кей. – Прайс взяла папку и пошла в сторону кормы, где расположился Бен Гудли. Это его дело говорить президенту о том, что происходит в мире, или, как в данном случае, оценить важность полученной «молнии». Андреа потрясла Бена за плечо. Офицер службы национальной безопасности открыл один глаз.