Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

Гордый победами на своей исконной земле, Лю Бан решил попытаться пойти по стопам Цинь Шихуанди и полководца Мын Тяня и предпринять кампанию против «северных варваров». Не доверяя ни одному из своих военачальников, император в 202 г. до н. э. (вскоре после окончательного утверждения на троне) сам встал во главе огромной армии и пошел на север. Но в этом случае коварный правитель гуннов во многом превзошел императора Поднебесной.

Во время этой кампании основная часть китайской армии состояла из пехоты, тогда как Маодунь, естественно, полагался на своих конных лучников и, таким образом, обеспечил своей армии большую мобильность действий. После нескольких перестрелок армия гуннов симулировала поражение и сделала вид, что бежит на север. Цзи попался на эту уловку и, оставив значительную часть своей армии позади, поскольку она двигалась медленно, сам с небольшим отрядом воинов стремительно бросился в погоню за тем, что он считал бегущей армией. Когда китайский император приблизился к тому месту, где находится современный город Датун в провинции Шаньси, Маодунь со всеми своими ордами повернул назад и окружил китайский лагерь, отрезав его от снабжения и подкреплений.

В течение недели Лю Бан оставался в этой ловушке без видимой перспективы выбраться. Как ни странно, избавление пришло благодаря предательству в семействе гуннского правителя. Китайскому императору удалось установить тайные сношения с главной женой Маодуня и с помощью щедрых подарков перетянуть ее на свою сторону. Воспользовавшись суеверными страхами Маодуня (Модэ), гуннская императрица убедила своего мужа позволить китайскому императору и его воинам ускользнуть из ловушки и вернуться в Китай.

Бегство Цзи из ловушки, устроенной для него гуннами, следует считать одним из самых значимых событий мировой истории. Если бы этот правитель, который только что восстановил порядок в Китае, был убит, Китай, вероятно, погрузился бы в анархию еще на целый век, и важные достижения в культуре, имевшие место в период правления династии Хань, оказались бы отсрочены на неопределенное время. Еще более важными были последствия этого бегства для гуннов. Если бы они одержали окончательную победу над новой династией Хань, весьма вероятно, что затем они вторглись бы в Китай и захватили его. Если бы это произошло, гунны навсегда остались бы на Дальнем Востоке. Благодаря этому бегству Китай сохранил свою независимость. После трех столетий борьбы гунны и их туранские союзники оказались отброшены на запад, и в конечном счете гуннам и их преемникам суждено было разрушить не Китайскую, а Римскую империю.

Но хотя в конце концов китайцы разрушили империю гуннов, а не гунны империю китайцев, это произошло через много лет после того, как Маодунь и Цзи (Лю Бан) упокоились в могилах, а на тот момент преимущество было определенно на стороне гуннов. После своего спасительного бегства из ловушки у императора Поднебесной больше не хватило смелости предпринимать кампании против «северных варваров».

Таким образом, гунны остались бесспорными хозяевами всей Монголии. Но, кроме того, каждый год китайцы посылали ко двору Маодуня «подарки», включая шелк, вино и отборные кушанья, чтобы поддерживать гуннов в хорошем расположении духа. Последним, но не менее важным было то, что, стремясь ублажить великого гуннского правителя, Лю Бан (Цзи) послал в его гарем одну из самых красивых дам своего двора. На самом деле китайский император так боялся своего северного соперника, что изначально планировал отдать в жены правителю гуннов свою дочь. Однако супруга Цзи, позже ставшая знаменитой императрицей Люй[36]36
  Люй Чжи, а также Люй Тайхоу, сокращенно Люй-хоу.


[Закрыть], возмутилась, что ее чадо будет отдано в руки варвара, и заставила своего мужа оставить это намерение, отправив вместо дочери одну из молодых придворных дам. Маодунь, по-видимому, не заметил обмана.

Есть какая-то злая ирония в том, что Лю Бан (Цзи), которого спасло от поражения и смерти предательство жены Маодуня, отплатил ей тем, что послал ее мужу китайскую красавицу, способную стать ее соперницей в гареме гуннского правителя. Так или иначе, но этот дипломатический шаг имел большой успех, поскольку похоже, что влияние этой китайской дамы на несколько лет избавило Китай от серьезных проблем со стороны гуннов, хотя мелкие набеги и вторжения, безусловно, нередко имели место. Таким образом, династия Хань, а с ней и весь Китай были обязаны своим благополучием влиянию двух женщин: императрицы гуннов, любившей драгоценности, и китайской придворной дамы.

Прошло не так много времени, и настал момент, когда казалось, что еще одна женитьба может объединить китайскую и гуннскую империи в одно огромное государство. В 195 г. до н. э., всего через пять лет после поражения от гуннов, основатель династии Хань Лю Бан умер. После его смерти вся власть перешла под контроль его вдовы, императрицы Люй-хоу, которая в качестве регента и в своем собственном праве управляла империей почти пятнадцать лет (с 194 по 180 г. до н. э.) и, таким образом, стала первой в Китае знаменитой – или печально известной – женщиной-деспотом.

Желая воспользоваться ситуацией, правитель гуннов Маодунь послал китайской императрице письмо, где говорил, что одинок, и намекал, что был бы не против стать мужем этой доброй дамы, благодаря чему две империи стали бы одной, к всеобщей пользе заинтересованных сторон. «Железная леди» Китая была категорически против, но из дипломатических соображений не посмела ответить прямым отказом. Вместо этого она сочинила письмо, в котором благодарила Маодуня за проявленный к ней интерес, но сообщала, что ее возраст и физическое состояние делают ее недостойной его расположения: «Мне тяжело дышать, у меня выпадают волосы и зубы, походка стала шаткой, но у меня есть две императорские колесницы и две четверки лошадей, которые я посылаю вам, чтобы вы могли в них ездить».

Этот мягкий ответ, видимо, польстил гуннскому правителю, поскольку вместо того, чтобы разозлиться на отказ, он извинился за свое невежество в области этикета и в благодарность за императорские колесницы отправил к китайскому двору свои подарки. До тех пор, пока императрица Люй-хоу оставалась на троне, отношения между северной и южной империями оставались достаточно дружественными.

Создатель империи гуннов Маодунь умер в 174 г. до н. э. Преемником стал его сын Цзычжу, известный как Лаошан-шаньюй, или «Почтенный шаньюй». Для туранских империй нет ничего необычного в том, что они разваливались после смерти своих основателей, но Лаошан-шаньюю, правившему гуннами шестнадцать лет (174–161 гг. до н. э.), удалось сохранить империю в целости, а по меньшей мере некоторые из предпринятых им кампаний ничуть не уступали военным походам его отца.

Вскоре после воцарения Лаошан-шаньюя Вэнь-ди, преемник императрицы Люй-хоу, по-прежнему считал необходимым поддерживать хорошие отношения с гуннским двором, отправил еще одну знатную китаянку в качестве невесты для нового повелителя «северных варваров». За этой невестой дали богатое приданое в виде расшитых шелков и множества других драгоценных украшений. Можно лишь удивляться, что длительные контакты между китайцами и гуннами, в ходе которых они, безусловно, познакомились с китайским производством и искусством, не привели к тому, что «северные варвары», отказавшись от своей алтайской культуры, переняли китайскую цивилизацию. И несмотря на то, что гунны с большой готовностью брали себе китайских жен и наложниц и всегда стремились заполучить китайские предметы роскоши, они во всех важных аспектах упорно сохраняли свой древний образ жизни и свои обычаи.

Любопытно, что эту позицию поддерживали некоторые китайские перебежчики, проникавшие к гуннскому двору. До нас дошло замечательное послание, направленное одним китайским евнухом по имени Цзычжу. Этот человек против воли был вынужден сопровождать китайскую даму, которая должна была стать женой Лаошан-шаньюя. Прибыв ко двору гуннов, он быстро освоился со своей новой жизнью и стал одним из самых преданных советников императора гуннов. Фактически он стал лидером консервативной партии и постоянно подталкивал гуннов давать отпор пренебрежительному отношению со стороны китайских посланников. Он яростно оспаривал мнение, что китайская культура превосходит культуру гуннов.

Китайская хроника гласит, что когда шаньюй выказал большую любовь к китайским нарядам и еде, этот евнух-советник сказал следующее: «Население всей империи гуннов едва ли может сравниться с одним районом Китая, и все же гунны стали могущественной нацией во многом потому, что у них есть своя одежда и своя пища, и они не зависят от того, что делается в Китае. Так должен ли шаньюй заставлять сердца своих людей меняться так, чтобы они захотели китайской роскоши и полностью попали под влияние Китая. Если они оденутся в шелка, то изорвут свои одежды о кусты и шипы, когда будут скакать верхом, и это доказывает, что шелковые одежды хуже тех, что сделаны из шкур и считаются одеждой гуннов. Гунны не выказывают большой любви к китайской пище, и это доказывает, что китайская еда ничуть не лучше молочных продуктов, которыми питаются гунны».

Лаошан-шаньюй, видимо, последовал мудрому совету евнуха, потому что, как нам известно, в течение многих десятилетий после этого гунны оставались политически и экономически независимыми от китайцев.

Однако евнух-перебежчик не ограничился призывами к гуннам жить по-своему, он постоянно советовал им возобновить набеги на его родной Китай. В результате его влияния мир, который длился уже несколько лет, в конце концов был нарушен. В 166 г. до н. э. Лаошан-шаньюй во главе армии в 140 тысяч конных воинов прорвался через Великую Китайскую стену и вторгся в Северо-Западный Китай. Убив местного губернатора, он захватил огромное количество пленников и скота. Двигаясь дальше на юг, гунны оказались в нескольких милях от китайской столицы Чанъань (близ современного города Сиань), и им даже удалось сжечь один из императорских дворцов.

Чтобы отразить нападение, император Вэнь-ди вывел на поле армию из тысячи боевых колесниц, сотни тысяч пехотинцев и дополнительно 100 тысяч всадников. Желая обеспечить себе победу, Вэнь-ди сначала хотел лично командовать своей огромной армией, но императрица убедила его отказаться от этой идеи. Поставив во главе армии самых надежных военачальников, он приказал им любой ценой отбросить гуннов. Когда китайская армия стала приближаться, повелитель гуннов, следуя обычной для гуннов тактике, отступил на север за Великую Китайскую стену, но не бросил ни добычу, ни пленников.

Эта кампания с предельной ясностью показала, что на тот момент китайская и гуннская империи были практически равны. Гунны могли совершать масштабные набеги на Китай, но они не могли осуществить на территории Поднебесной никаких постоянных завоеваний. Китайцы, со своей стороны, хотя могли отбросить гуннов, не могли захватить никаких гуннских владений или нанести серьезное поражение их армии. Правители обеих империй осознали, что в данное время ни одна из сторон не может получить решающего преимущества над другой стороной, и в результате обе стороны приостановили военные действия и заключили договор о мире.

В этом договоре значилось, что «вся территория к северу от Великой стены является землей лучников и подчиняется гуннскому шаньюю, а вся территория к югу от Великой стены является землей шляп и поясов и подчиняется китайскому императору». Иными словами, гунны остались хозяевами того, что в наши дни называется Маньчжурия, Монголия, Джунгария и Кашгария, тогда как китайцы сохранили территорию Китая, как такового. Однако следует заметить, что большая часть того, что сегодня является Южным Китаем, по-прежнему состояла из совершенно независимых княжеств, Тибет тоже по-прежнему оставался вне зоны контроля – как китайского, так и гуннского. Это означает, что по размеру империя гуннов была в четыре-пять раз больше Китайской империи, хотя Китай, безусловно, был гораздо более густонаселенной и более богатой страной.

Во время переговоров между китайским и гуннским правителями была достигнута договоренность, что для предотвращения пограничных конфликтов в будущем ни один гунн не перейдет через Великую стену на юг, и ни один китаец не перейдет через нее на север. Еще более интересен пункт, в котором китайский император заявлял, что, поскольку гунны живут в условиях губительного холода, он (Вэнь-ди) приказывает, чтобы его министры каждый год снабжали гуннов подобающими количествами парчи, шелка и риса, так как эти вещи невозможно получить в их собственной земле. Конечно, это являлось просто деликатным способом подкупить гуннов, чтобы они отказались от своих набегов на китайскую территорию. В результате этих переговоров китайцы и гунны продолжали сохранять сравнительно дружественные отношения до тех пор, пока на гуннском троне оставался Лаошан-шаньюй. Однако это означало только то, что, раз уж гунны прекратили свои нападения на Китай, они могли обратить свое внимание в другом направлении.

Для китайских историков характерно, что их записи о жизни Лаошан-шаньюя в основном касаются только отношений вождя гуннов с Поднебесной империей. Однако в некоторых записях, содержащихся в древних исторических трудах, мы находим упоминания о событиях из жизни Лаошан-шаньюя, благодаря которым он действительно заслужил место в мировой истории, а именно сведения о его походе против юэчжей, заставившем их отойти на запад и изменить весь ход истории Индии и Ближнего Востока.

Не будем забывать, что юэчжи были кочевниками, говорящими на индоевропейском языке и жившими в Северо-Западном Китае (современная провинция Ганьсу) и в Северо-Восточной Кашгарии. Они в большей или меньшей степени являлись наследственными врагами гуннов, поскольку мы знаем как минимум об одном нападении, предпринятом против них Туманем, первым шаньюем, о котором у нас есть документальные записи, и как минимум о двух кампаниях, предпринятых его сыном Маодунем, реальным основателем империи гуннов. Маодуню удалось победить юэчжей и низвести их до положения вассалов, но до их полного разгрома по-прежнему оставалось еще далеко.

В какой-то момент правления Лаошан-шаньюя (примерно в 165 г. до н. э., хотя китайские источники не дают точной даты) юэчжи, должно быть, сделали попытку восстановить свою независимость, поскольку мы знаем о финальной большой кампании гуннов против юэчжей, в которой гуннский властитель полностью разгромил своего врага. Схватив и убив царя юэчжей, он сделал из его скальпа церемониальную чашу, которой после этого пользовался и сам Лаошан-шаньюй, и его преемники.

Это сокрушительное поражение привело к полному уничтожению царства юэчжей в его тогдашнем виде. Небольшая часть юэчжей бежала на юг и нашла убежище у тибетских племен (цянь) в горах Наньшань. Эта группа получила известность как «малые юэчжи». Однако большая часть юэчжей предпочла поселиться подальше от своих преследователей – гуннов. Они не могли бежать на восток, поскольку там находилась Китайская империя, уже достаточно сильная, чтобы отразить любого захватчика. Непосредственными соседями юэчжей на западе были многочисленные города-государства Кашгарии, но эти пустынные земли с оазисами, где жили люди, не подходили для юэчжей с их кочевыми обычаями. Кроме того, они располагались слишком близко к гуннам, которые теперь объявили всю Кашгарию зоной своего контроля. Свирепые и воинственные цяни могли позволить небольшой группе юэчжей поселиться на их земле, но они наверняка не согласились бы с тем, чтобы многочисленные чужаки заняли значительную часть их территории. В отчаянии основная масса юэчжей бежала на северо-запад в Джунгарию и дальше поселилась по берегам реки Или и вблизи озера Иссык-Куль. Однако, прежде чем обосноваться в этом регионе, юэчжам пришлось изгнать саков, занимавших эту территорию до них.

Изгнание саков из Джунгарии повлекло за собой далекоидущие последствия. В китайских анналах вполне определенно сообщается, что некоторые из этих саков бежали на юг и основали царство Гибинь в Северо-Западной Индии. Но еще большее число саков, судя по всему, бежало на запад и юго-запад, поскольку классические авторы рассказывают, что примерно в это же время греческие владения в Согдиане, или Трансоксании, были захвачены несколькими племенами народа саков.

Однако юэчжи недолго оставались хозяевами своего нового дома, потому что уже через несколько лет они подверглись новому нападению, на сей раз со стороны усуней.

Не следует забывать, что раньше усуни были соседями юэчжей в Восточной Кашгарии. Оба народа подверглись нападению и были разбиты великим шаньюем гуннов Маодунем. Вскоре после этого юэчжи и усуни вступили в конфликт между собой. Юэчжи задали усуням хорошую взбучку и убили их правителя. Тогда усуни бежали на север и нашли приют у гуннов. Наследник усуньского трона, о котором рассказывается множество удивительных историй, рос при дворе гуннов в качестве пажа. Он так полюбился шаньюю, которым в то время был не кто иной, как Лаошан-шаньюй, что тот не только посадил юношу на трон его отца, сделав повелителем усуней, но и помог в его стремлении отомстить за смерть его родителя.

Месть за смерть отца, естественно, означала нападение на юэчжей. Тем временем юэчжи, как мы знаем, покинули свой прежний дом и обосновались в Джунгарии. Ничуть не смутившись этим обстоятельством, молодой человек повел свои силы на запад. Здесь ему удалось нанести юэчжам поражение, заставившее их отойти еще дальше на запад. Судя по всему, это событие произошло примерно в 160 г. до н. э. Добившись победы, сами усуни обосновались в Джунгарии, где они прожили в течение нескольких веков, фактически до того времени, когда навсегда исчезли с исторической сцены.

Продолжая дальше, китайские хроники сообщают, что после того, как усуни вытеснили юэчжей из Джунгарии, последние двинулись дальше и оккупировали Согдиану и то, что они называли Дахией, а именно Бактрию. Как мы уже видели, греческое Бактрийское царство, которое, включая собственно Бактрию, расположенную к югу от реки Окс (Амударья), и Согдиану, или Трансоксанию, к северу от Окса, к тому моменту, когда в Джунгарию впервые пришли юэчжи, серьезно пострадало от саков. Греческие монархи фактически уже уступили Согдиану сакам, а сами довольствовались сохранением территории к югу от Окса.

Появление юэчжей всего через несколько лет после саков несло с собой еще более серьезные и далекоидущие изменения политической географии этого региона. Когда туда вошли юэчжи, сакам пришлось оттуда уйти. Сдав последнюю линию обороны, большинство саков отошли еще дальше на юго-запад и поднялись на Иранское нагорье. Вторгшись на территорию Парфянского царства, занимавшего большую часть Ирана, они остановились в древней провинции Дрангиана, которая вскоре стала называться Сакастан – страна саков (современная провинция Систан).

И юэчжам, и сакам было суждено в дальнейшем сыграть важную роль в истории не только Ирана, но и Индии. По этой причине очевидно, что важнейшими достижениями вождя гуннов Лаошан-шаньюя оказались не его частые стычки с китайцами и набеги на них, видевшиеся такими важными его современникам, а скорее его безжалостная кампания против юэчжей, которая прямо или косвенно стала причиной масштабных изменений всей этнической карты Центральной Азии. Лаошан-шаньюй не дожил до того, чтобы своими глазами увидеть все последствия тех событий, за которое был ответствен, поскольку он умер в 160 г. до н. э., вскоре после того, как усуни вытеснили юэчжей из Джунгарии. Преемником стал его сын Гунчен, правивший гуннами больше тридцати лет, с 161 по 126 г. до н. э.

Примерно в это же время Китай тоже пережил смену правителей, поскольку в 157 г. до н. э. философ Вэнь-ди умер, и трон императора занял его сын Цзин-ди. Цзин-ди не был идеальным правителем. Он был недалеким, капризным и скупым, и в результате не пользовался популярностью среди своих подданных. Поэтому неудивительно, что в период его правления случилось несколько мятежей, возглавляемых, как правило, младшими членами императорской фамилии, желавшими занять трон. Один из самых главных мятежников, правитель Чжао, даже отправлял тайных посланцев к повелителю гуннов Гунчену в попытке заручиться их помощью в осуществлении своего плана.

Для гуннов это наверняка выглядело как прекрасная возможность вторгнуться в Поднебесную империю. Однако Гунчен, похоже, был настроен очень миролюбиво, потому что он даже не пытался помочь своему возможному союзнику и в это тревожное время не потревожил Китай никаким другим способом. В результате все мятежи были подавлены, и Цзин-ди прочно закрепился на троне. Китайский император чрезвычайно высоко оценил такую сдержанность со стороны своего соседа-варвара и возобновил старый договор о дружбе. Кроме того, он отправил еще одну китайскую принцессу в качестве невесты для шаньюя и продолжил платить щедрую дань его двору. Он также много сделал для того, чтобы развивать дружественные торговые отношения между двумя странами. В результате этой политики Китай и империя гуннов много лет прожили в мире, сохраняя и поддерживая баланс сил.

У нас мало информации о том, что происходило в других частях империи гуннов в период долгого правления шаньюя Гунчена. Единственно, что сочли нужным упомянуть китайские хроники, да и то совершенно случайно, мимоходом, – это тот факт, что в течение этого длительного периода существенно ослабел гуннский контроль над усунями. Усуни смогли изгнать юэчжей из Джунгарии в значительной степени благодаря поддержке со стороны гуннов. Но к тому времени усуни стали достаточно сильны, чтобы твердо стоять на ногах, и повелитель усуней отказался являться на поклон ко двору шаньюя. Это был очевидный знак, что он больше не считает себя его вассалом. Гунчен послал против него отборное войско, но армия гуннов потерпела поражение, после чего власть гуннов над усунями стала в значительной степени номинальной.

Само по себе то, что усуни смогли отколоться от гуннской империи, демонстрировал, что в империи начинали ощущаться признаки внутреннего упадка, но для современников этот упадок оставался практически незаметным, и до 140 г. до н. э. гунны оставались самым большим и мощным государством на Дальнем Востоке, а по этим параметрам – и во всей Азии.