Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

Лю Цзуну посчастливилось получить в наследство от отца хорошо организованную военную машину. Но еще большим везением стало то, что вскоре после того, как он взошел на трон, его соперники, правящее семейство Цзинь, пали жертвами еще более мощных внутренних интриг и раздоров, чем прежние.

К большому недовольству слабого и некомпетентного императора Цзинь Хуай-ди, один из его лучших военачальников принц Юэ, член его собственной семьи, вместо того чтобы остаться дома и защищать столицу, ушел далеко на северо-восток во главе 40 тысяч солдат, составлявших цвет китайской армии, чтобы нанести с фланга контрудар по вновь созданной империи гуннов. Поначалу контрнаступление было довольно успешным, но через несколько месяцев принц Юэ, которому приходилось постоянно сражаться то с гуннами за пределами страны, то с интригами внутри нее, не выдержал напряжения и умер. Его армия попала в руки крайне некомпетентного преемника, которому не хватило ума ни продолжить наступление, ни отойти, и в результате довольно быстро вся армия оказалась в руках гуннов под командованием бывшего бандита, а ныне одного из самых надежных гуннских военачальников, Ши Лэ.

Ши Лэ был поражен той легкостью, с которой он смог взять в плен многие тысячи солдат китайской армии, среди которых в качестве командиров и наблюдателей обнаружилось более сорока членов китайской императорской фамилии. «За всю свою долгую и богатую авантюрами жизнь я никогда не видел такого скопища знати!» – воскликнул он. И, повернувшись к одному из военачальников своего штаба, спросил, что, черт возьми, ему с ними делать. Штабной военачальник сразу же предположил, что, если оставить их в живых, это не принесет гуннам никакой пользы. «Я совершенно согласен с тобой, – ответил достойный Ши Лэ, – но было бы неразумно разделаться с ними публично…» Однако той же ночью он послал маленький отряд солдат туда, где держали пленных принцев, с приказом тихо избавиться от всех до единого.

Известия о сокрушительном поражении китайской армии, естественно, привели в ужас императорский двор в Лояне. Поставки продовольствия в город прекратились, и, как следствие, начался голод. В конце концов, чтобы утолить муки голода, многие жители стали прибегать к каннибализму. В городе царил такой хаос, что грабители делали свое дело открыто, не опасаясь наказания.

Наконец все стало настолько плохо, что император решил бежать, спасая свою жизнь. Однако среди всеобщего хаоса он не смог раздобыть экипаж, на котором мог бы уехать. Не смутившись этим, он попытался бежать пешком, но, обнаружив, что окрестности столицы полностью в руках бандитов, вскоре был вынужден вернуться во дворец и там ждать решения своей судьбы.

Ждать пришлось недолго. В том же году (311 г.) гуннские армии быстро окружили императорскую столицу. Двенадцать небольших боев закончились полным поражением оставшихся солдат, которые пытались отбить атаки на столицу, и вскоре гуннские военачальники, главным из которых был волосатый альбинос Лю Яо, прорвали последние линии обороны и взяли штурмом императорский дворец.

В ходе финальных боев было убито более 30 тысяч горожан[53]53
  По другим данным, сотни тысяч.


[Закрыть], в том числе наследник трона. Царствующую императрицу насильно разлучили с ее супругом, и вскоре она вышла замуж за Лю Яо, командующего гуннскими войсками, бравшими столицу. Пожалуй, следует отметить, что, по рассказам, эта достойная дама восприняла насильственную смену супруга спокойно и даже не без удовольствия.

Сам император Хуай-ди сделал последнюю отчаянную попытку бежать, но его быстро схватили и с триумфом привезли в лагерь гуннского командующего. Однако, вопреки его ожиданиям, императора не казнили, а отнеслись к нему с подчеркнутой вежливостью и вниманием. Вскоре после этого его вместе со всеми императорскими регалиями отправили в столицу новой гуннской империи Бинъян (Пинъян). Там он был встречен очень любезно и получил должность камергера и ранг герцога, а через некоторое время ему в жены дали гуннскую принцессу (несомненно, в качестве утешения после потери императрицы). Однако, в конечном итоге, его существование сочли представляющим опасность для государства, и он был предан смерти.

Став полновластными хозяевами Лояна, гунны почувствовали некоторое недоумение, поскольку не знали, что им делать со своим новым владением. Некоторые из гуннских командующих хотели оставить город нетронутым и перенести туда столицу своей империи, поскольку здесь уже были и великолепные дворцы, и все остальное, что подобало многовековому центру китайской политической и культурной жизни. Однако другие генералы, среди которых был влиятельный Лю Яо, категорически возражали против этого плана, утверждая, что Лоян очень неудачно расположен с военной точки зрения, поэтому желательно оставить столицу в более труднодоступном Бинъяне, по крайней мере до тех пор, пока вся Китайская империя не будет полностью подчинена гуннам. Чтобы сделать любое дальнейшее обсуждение этого вопроса невозможным, Лю Яо начал методично разрушать китайскую столицу. Были подожжены все дворцы, храмы и общественные здания, и за несколько часов прекрасный древний город превратился в руины.

Любопытно сравнить захват гуннами столицы Китая в 311 г. с захватом и разграблением Рима готами 99 лет спустя. С одной стороны, Риму повезло больше, чем Лояну, поскольку готы довольствовались разграблением столицы Римской империи, в то время как гунны полностью уничтожили столицу Поднебесной. Однако, с другой стороны, Китаю повезло больше, чем Риму. Готы, а позднее другие германские племена, наводнившие и уничтожившие Западную Римскую империю, были куда большими варварами, когда стали хозяевами западного мира. По этой причине их владычество сопровождалось наступлением в Европе «темных веков», в течение которых значительная часть культуры «классического мира» оказалась полностью утрачена. В то же время в Китае, несмотря на уничтожение Лояна гуннами, давление, которое они оказывали на существование и развитие китайской культуры, оказалось гораздо менее жестким благодаря тому (на что мы уже имели возможность указать), что гунны уже были глубоко пропитаны влиянием китайской цивилизации, и многие из них стали покровителями или даже адептами китайской науки и литературы.

После захвата Лояна гуннами начинаются китайские «темные века». Однако с учетом гуннского знания традиционной культуры Поднебесной империи и отношения к ней, эти века были не такими уж темными, а разрыв между ранним и более поздним периодом цивилизации был куда менее резким, чем в Европе. Кроме того, не будем забывать, что, хотя гуннам удалось схватить китайского императора и разрушить китайскую столицу, им никогда не удавалось стать хозяевами всего Китая. Таким образом, какая-то часть Китая всегда оставалась независимой, и китайские интеллектуалы и образованные люди могли найти там убежище.

Например, в 311 г., в период, который на данный момент нас не особенно занимает, китайцы еще оставались хозяевами обширного региона в бассейне реки Янцзы и к югу от него. Кроме того, в северо-восточной и северо-западной части Китая оставались большие районы, находившиеся в руках военных командиров, сохранивших верность Поднебесной.

Если бы гунны в полной мере использовали возможности, которые давал им захват императора и императорской столицы, они, возможно, смогли бы обеспечить себе контроль на всей территории Поднебесной империи. Но, к счастью для китайцев, гунны упустили эту блестящую возможность – во многом благодаря личным качествам своего правителя Лю Цзуна.

Лю Цзун, по-видимому, потерял голову от грандиозных побед, достигнутых гуннскими войсками. Он стал исключительно упрям и высокомерен. Но что еще хуже, он стал еще больше, чем ранее, зависим от своих страстей и подвергал интересы гуннов опасности из-за неспособности сдерживать свои желания.

Существует множество рассказов об эксцентричном поведении Лю Цзуна в годы, последовавшие после захвата Лояна. Однажды он приказал немедленно казнить двух камергеров из-за того, что на императорский стол поставили слишком мало свежей рыбы и крабов (к которым он имел особое пристрастие). Вскоре после этого он казнил своего главного архитектора, поскольку тот запоздал с окончанием строительства одного из императорских дворцов. В другой раз Лю Цзун велел предать смерти одного из своих высших сановников только за то, что тот высказался против прогулок императора в сопровождении, как ему казалось, слишком малочисленного эскорта. Этот приказ был настолько возмутительным, что вдовствующая императрица (мать Лю Цзуна) на три дня отказалась от еды в знак протеста. К протесту присоединились и другие высокие персоны двора, включая его любимого брата и любимого сына, и на сей раз Лю Цзуну пришлось уступить. «Я был пьян, когда приказал казнить его, – наивно заявил он, – и этот приказ не отражал моих истинных намерений». В результате чиновник не только получил прощение, но был повышен до ранга князя.

В этих приступах гнева не было ничего хорошего, но еще хуже было то, что Лю Цзун стал пренебрегать желаниями и потребностями своей главной опоры – армии. Ресурсы казны, вместо того чтобы тратиться на снаряжение войска, которому еще предстояло завоевывать оставшиеся части Китая, пускались на роскошное содержание праздного императорского двора. Огромные суммы ушли на строительство и меблировку более четырнадцати дворцов в гуннской столице Бинъяне. Такое впечатление, что эту масштабную программу по строительству дворцов породил не столько интерес Лю Цзун к архитектуре, сколько тот факт, что ему требовалось множество мест, где он мог бы держать бесчисленных наложниц, которыми он себя окружил. Со временем гуннский император все больше превращался в заложника своей похоти. В конце концов он создал себе огромный гарем, всем обитательницам которого полагались роскошные условия содержания независимо от того, насколько велики были финансовые потребности государства в других сферах.

Общественное мнение приходило в ужас от того, какие огромные суммы тратились на императорский гарем, но, как ни странно, еще больший шок вызвало то, что Лю Цзун возвел двух своих наложниц в ранг настоящих императриц. Поскольку у него уже была законная супруга, это означало, что Китай угостили зрелищем трех императриц, царствующих в одно и то же время. Китайцы давно привыкли к тому, что их правители наслаждались всеми радостями полигамии, но в прежние времена императоры ограничивались одной законной супругой, а другим дамам, которых они выбирали, приходилось довольствоваться рангом наложниц. Поэтому поведение Лю Цзуна вызвало не меньше критики, чем если бы Людовик XV попытался сделать мадам Помпадур второй королевой Франции. Один из высших сановников двора публично высказался против подобного поведения, а когда его протест оказался безуспешным, ему удалось раздуть такой скандал в отношении одной из новых императриц, что бедная дама покончила с собой. Но даже эта трагедия не привела к устойчивому улучшению положения, поскольку вскоре после нее император выбрал себе другую наложницу, которая заняла освободившееся место умершей.

Возможно, пристрастие Лю Цзуна к дамам из его гарема можно было бы сделать не таким вопиющим в глазах общества, если бы помимо развлечений со своими наложницами он продолжал проявлять активный интерес к общественным делам. Но, к несчастью для страны, он проводил в гареме все больше и больше времени, а однажды не появлялся на глаза министрам своего двора в течение ста дней. Таким образом, все государственные дела оказались полностью в руках придворных и чиновников, которые в отсутствие сильного лидера разделились на мелкие фракции, которые постоянно интриговали и грызлись между собой.

Неудивительно, что при таком положении дел гунны начали сдавать позиции. Коренные китайцы смогли укрепить свое положение на юге, а со стороны гуннов не предпринималось никаких попыток вторгнуться в этот регион. В северо-восточной части Китая одному или двум китайским военачальникам удалось набрать новую армию и захватить ряд стратегических пунктов. Один из принцев прежней императорской фамилии был провозглашен императором (он считается четвертым императором династии Цзинь), и после короткой, но блестяще проведенной кампании он смог обеспечить себе контроль на значительной части Северо-Западного Китая. Вскоре после этого он сделал своей столицей древний исторический город Чанъань (служивший столицей династии Ранняя Хань) и воссоздал там административную систему, которую надеялся рано или поздно распространить на всей территории Поднебесной империи.

Не менее опасным для империи гуннов был тот факт, что в Южной Монголии и вдоль всего крайнего севера Китая грозные кочевники сяньби под предводительством клана Тоба упорно наращивали свою силу и влияние, угрожая в скором времени стать доминирующим фактором дальневосточной политики. В довершение этих неприятностей китайцы (то есть династия Цзинь) и клан Тоба на тот момент поддерживали самые дружественные отношения – в значительной степени благодаря их общей ненависти к гуннам. В 315 г. император Цзинь в надежде побудить Тоба напасть на гуннов пожаловал вождю Тоба титул «царь Дай».

Даже случайному наблюдателю очевидно, что империя гуннов оказалась перед лицом критической ситуации. Если бы все зависело только от бездельника Лю Цзуна, империя быстро развалилась бы на части. Но гуннские войска были еще целы, и ими командовали способные военачальники, поднявшиеся к власти в период царствования прозорливого отца императора. Около 316 г. некоторые из этих военачальников начали брать дело в свои руки.

Бывшему бандиту Ши Лэ, который отвечал за большую часть гуннских войск, находившихся в Северном Китае, удалось победить китайского военачальника, который был главной опорой императора Цзинь в этом регионе. Еще большая слава выпала на долю волосатого альбиноса Лю Яо, отвечавшего за гуннские войска в Северо-Западном Китае, в обязанности которого входило проведение кампании против нового императора Цзинь и захват его новой столицы, города Чанъань. Лю Яо уже сделал несколько безуспешных попыток захватить этот город, но в 316 г., сделав выводы из своих ошибок, он смог окружить Чанъань со всех сторон и лишить оборонявшихся китайцев поступления продовольствия и подкреплений. В скором времени все жители города оказались на грани голода. Злополучный император, оценив масштаб страданий, решил немедленно сдаться, чтобы положить конец подступавшему голоду.

В этот момент один из главных китайских военачальников из осажденного Чанъаня решил сделать смелый шаг в погоне за славой и фортуной. Зная, что его хозяин в любом случае намерен сдаться, этот военачальник тайно отправил своего сына в лагерь гуннов с предложением, что он, военачальник, позаботится о том, чтобы император сдался, если получит от гуннского двора соответствующую награду. Главнокомандующий гуннов Лю Яо, видимо, почуял подвох, потому что он мгновенно снес посланцу голову и воскликнул: «Долг каждого военачальника – поступать честно и праведно. За все пятнадцать лет, что я командую армией, я ни разу не унизился до того, чтобы побеждать за счет предательства, не сделаю этого и в этот раз. Передайте военачальнику, чтобы он дрался до последнего вздоха, потому что, если я схвачу его, он заплатит жизнью за попытку предательства».

Благородные слова. Но если посмотреть на записи о Лю Яо в других обстоятельствах, то окажется, что его уверенность в собственной праведности скорее поза.

Он прекрасно знал, что осажденные китайцы едва стоят на ногах, но предпочел прославиться, взяв китайскую столицу силой своего оружия, чем если бы позже все стали считать, что китайский император пал жертвой предательства. Так или иначе, но Лю Яо немедленно возобновил атаку, и вскоре после этого император, чувствуя, что дальнейшее промедление бесполезно, переоделся в простую одежду, которую надевали преступники, следовавшие на казнь, сел в маленькую повозку, которой правил сам, а его главные министры оделись как кули. В таком виде несчастный правитель выехал из городских ворот и направился в лагерь гуннов.

Вскоре после этого Лю Яо и его войска с триумфом вошли в город. Лю Яо сдержал свое слово, и китайский военачальник, пытавшийся вступить в предательские переговоры, был казнен, а с императором и его верными министрами обошлись уважительно. По крайней мере, на тот момент. Дальнейшая судьба этого императора оказалась очень похожей на судьбу его предшественника. После того, как его перевезли в столицу гуннов, ему были оказаны демонстративные почести, присвоен титул маркиза и должность камергера гуннского двора. Однако через год или два, когда он оказался центром китайских интриг, император был казнен.

В 316 г., на который приходятся успешные гуннские кампании в Северо-Восточном и Северо-Западном Китае, произошли серьезные изменения у грозных Тоба, на тот момент сделавшие их неопасными. В тот год вспыхнула гражданская война между правителем Тоба и его старшим сыном, в результате которой оба погибли. После дальнейших боев был выбран новый правитель, но эти усобицы так ослабили Тоба, что гунны на какое-то время почувствовали себя вне опасности с этой стороны.

В начале 317 г. гуннская империя оказалась в исключительно благоприятном положении. Практически весь Северный Китай вошел в ее состав. Оставшиеся китайские войска, разбросанные по территории Южного Китая, были совсем слабыми и дезорганизованными, и почти наверняка решительная кампания в этом регионе могла бы сломить тех, кто еще оставался верным делу китайской независимости.

Однако из-за безразличия и легкомыслия своего суверена гунны снова упустили блестящую возможность стать хозяевами всего Китая. Вместо того чтобы собраться и предпринять дальнейшую решительную кампанию, Лю Цзун продолжал развлекаться с женщинами и был доволен тем, что государственные дела идут сами собой. В результате интриги различных фракций гуннского двора становились все активнее и злонамереннее, пока в конце концов не привели к смерти одного из принцев гуннской императорской семьи, подававшего большие надежды.

У обитателей древней гуннской империи всегда существовало некоторое сомнение насчет того, правильно ли передавать трон от отца сыну (как в Китае) или от старшего брата младшему брату. Несмотря на то что теперь уже много поколений гуннов жили в Поднебесной империи и впитали многие китайские представления о социальных и законодательных основах, по поводу этого положения они по-прежнему сомневались. В очередной раз эта проблема всплыла как раз вовремя. У гуннского императора был любимый брат, вернее, сводный брат по имени Лю И и любимый сын по имени Лю Цань, и его императорское величество испытывал определенные трудности с тем, чтобы определить, кто из этих двоих должен стать его преемником на «троне дракона». Долгое время законным наследником считался брат императора Лю И, а сын Лю Цань, занимавший пост премьер-министра, уверенно забирал себе в руки все больше и больше власти. Вскоре стало очевидно, что он не намерен допустить, чтобы его лишили того, что он считал своим законным правом, а именно трона.

В принципе, большинство обитателей гуннской империи считали естественным, что трон следует передавать от отца к сыну, но дело сильно усложнялось тем, что брат императора был исключительно умным, способным человеком с большой страстью к справедливости и праведности, тогда как сын был беззастенчивым порочным распутником. Вскоре стало ясно, что общественное мнение настроено категорически в пользу Лю И, как человека более достойного занять императорский трон. Лю Цань, снедаемый завистью, решил уничтожить соперника.

Брат императора Лю И отвечал за императорскую гвардию, лагерь которой располагался на небольшом расстоянии от столицы. Однажды Лю Цань отправил к своему дяде гонца с донесением, что в столице случился бунт, и попросил прислать некоторое количество войск для подавления беспорядков. Лю И поверил, что донесение правдиво, и приказал части своих войск идти в столицу.

Не успели эти воины прибыть на место действия, как коварный Лю Цань отправил императору сообщение, где утверждал, что его соперник явно затевает государственный переворот, и потребовал его немедленного ареста. Император поверил или по меньшей мере наполовину поверил этой дикой истории и отдал приказ схватить и разоружить Лю И. Лю И не сопротивлялся – это само по себе доказывало, что он не вынашивал никаких мятежных планов, – но подозрения никуда не делись. Его лишили статуса законного наследника и понизили в звании. Однако Лю Цань не удовлетворился этими мерами. Опасаясь, что его соперник снова вернет себе благосклонность правителя, мстительный принц отправил эмиссара, чтобы убить несчастного Лю И. Убийство было исполнено должным образом, и хотя император в конце концов пришел к выводу, что его брат невиновен, и глубоко сожалел о содеянном, ему ничего не оставалось, как признать своим законным наследником коварного Лю Цаня.

На следующий год (318 г.) гуннского императора настигла другая, еще более страшная семейная трагедия. В одном из великолепных дворцов, построенных по его приказу, внезапно возник пожар, и он за короткое время превратился в пепелище. В страшном пожарище заживо сгорели более двадцати детей императора. Благодаря большому гарему смерть этих двадцати с лишним принцев и принцесс вовсе не означала, что его императорское величество лишился потомства. Тем не менее эта трагедия погрузила весь императорский двор в глубокую печаль. С нашей точки зрения жаль только, что среди сгоревших заживо принцев не было нового наследника трона, порочного Лю Цаня.

Все это время гуннский двор был настолько занят интригами и трагедиями, что оказался не в состоянии добиться какого-нибудь прогресса в отношении планов по захвату оставшихся частей Китая. В результате жителям Южного Китая, которые никогда не были подвластны гуннам, хватило времени, чтобы консолидировать свои силы и восстановить систему управления. На трон взошел еще один из многочисленных принцев дома Цзинь. Но этот новый император (который считается пятым императором династии Цзинь) проявил осторожность и разместил свою ставку не где-то на севере Китая, где он постоянно подвергался бы нападениям гуннов, а в городе Цзянькан, что соответствует современному городу Нанкин.

Перенос китайской столицы в Цзянькан знаменует начало очень важной эпохи в истории Поднебесной империи. До этого времени китайская политическая и культурная жизнь была неизменно сосредоточена на севере, вдоль берегов Хуанхэ (Желтой реки). Южной границей Китая, как такового, многие века служила река Янцзы.

Во времена великой династии Хань китайцы обеспечили себе политический контроль над регионами к югу от Янцзы, но огромная территория оставалась заселенной племенами, которых китайцы считали варварами и которые были чужды китайцам по языку и культуре. После переноса китайской столицы в Цзянькан ситуация коренным образом изменилась. Мириады китайцев из Северного Китая, гонимые страхом перед гнетом гуннов, переместились в южные земли. Перейдя Янцзы, они начали колонизировать огромные провинции, расположенные к югу от этой великой реки, оттесняя или поглощая прежних обитателей-«варваров». Южный Китай впервые стал действительно частью Китая как такового, а река Янцзы из его границы превратилась в центр китайской культурной жизни. В то же время в Северном Китае, который политически в течение более двух веков оставался под властью гуннов и других северных кочевников, развивалась культура, во многих важных аспектах радикально отличавшаяся от истинно китайской культуры, существовавшей в южной Китайской империи.

Но, хотя южной империи было суждено долгое и во многом славное существование, в первые годы после воцарения нового императора в Цзянькане эта новая империя была очень слабой и хрупкой конструкцией, и гунны считали, что смогут победить ее без большого труда. Однако, пока гунны строили большие планы об окончательном завоевании этого региона, Лю Цзун внезапно заболел и умер. В результате драматических и трагических событий, последовавших за смертью этого правителя, вся гуннская империя оказалась во власти смуты, и прошло много лет, прежде чем гунны снова смогли предпринять серьезные попытки по завоеванию юга Китая.

Лю Цзун (Цун) умер в 318 г., и его преемником стал законный наследник, мстительный и порочный Лю Цань. Новый правитель, не теряя времени, добавил к своей непопулярности ряд новых опрометчивых шагов. Опасаясь, как бы два его брата, которые пользовались серьезной поддержкой в некоторых армейских кругах, не организовали заговор, он сразу же приказал предать обоих смерти, даже не пытаясь имитировать какой-нибудь суд. Он вступил в связь как минимум с четырьмя наложницами своего покойного отца, чем вызвал возмущение значительной части своих подданных. Как и его предшественник, Лю Цань был большим охотником до наслаждений в женском обществе и вскоре стал проводить большую часть своего времени в гареме, предоставив ведение государственных дел своему министру-фавориту, который по стечению обстоятельств был не гунном, а китайцем по имени Цзинь Чжунь.

Прошло немного времени, и Лю Цань был наказан за свои преступления. Его китайский фаворит Цзинь Чжунь решил предать своего хозяина. С небольшим отрядом воинов он ворвался во дворец и убил не только императора Лю Цаня, но и всех остальных членов императорской фамилии, до которых смог добраться, не разбирая пола и возраста.

Цзинь Чжунь прекрасно знал, что в гуннской империи гунны составляли лишь небольшую часть от всего населения и что они были крайне нелюбимы огромным большинством китайцев. Играя на этой ненависти, он надеялся завоевать славу и всеобщее одобрение своим действиям, выпустив прокламацию, где говорилось, что претензии гуннов на трон Китая несправедливы, и потому, убив гуннского правителя, он совершил высокопатриотичный акт. Чтобы подтвердить, что отныне китайцами должны править китайцы, он сам сел на трон, назвав себя, однако, не императором, а всего лишь царем Хань.

Фактически смерть Лю Цаня и захват трона его убийцей знаменуют конец так называемой династии Хань, основанной гуннами. Созданная в 304 г. и резко оборвавшаяся в 318 г., эта династия правила в общей сложности всего пятнадцать лет, но даже за этот короткий период ее правители радикально изменили судьбу Восточной Азии. Эти правители или, скорее, их военачальники схватили и убили двух китайских императоров, взяли историческую столицу Китая и вынудили коренных китайских правителей искать убежища в далеких южных землях.