Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

У нас есть некоторые сомнения по поводу того, насколько упорными были попытки Кудзулы и его преемников подчинить себе Согдиану, примыкавшую к ним с севера. Следует помнить, что в 128 г. до н. э., когда великий китайский посланник Чжан Цянь посетил юэчжей, он обнаружил, что большая часть этого народа по-прежнему жила к северу от реки Окс (то есть в Согдиане), хотя они уже обеспечили себе надежный плацдарм в Дахии (Бактрии), расположенной к югу от реки Окс. В дальнейшем, когда юэчжи раскололись на пять отдельных княжеств, мы видим, что все эти княжества, насколько можно определить их географическое положение, находились не в Согдиане, а в Бактрии. Из этого следует, что юэчжи оставили все притязания на территорию к северу от реки Окс. Вместе с тем по другим признакам создается впечатление, что вся Согдиана оказалась в руках кангюев.

Маловероятно, что кангюи смогли вытеснить юэчжей из Согдианы. Гораздо разумнее предположить, что юэчжи, которых манили более богатые земли к югу от Окса, постепенно переместили свои племенные группы в этот регион, добровольно оставив всю территорию севернее Окса кангюям, которые, помимо того что были их соседями, принадлежали к той же этнической группе и приходились юэчжам дальними сородичами.

Но хотя кангюи, таким образом, закрепили за собой территорию, которая раньше принадлежала юэчжам, известно, что юэчжи продолжали иметь на кингюев определенное влияние. В особенности это справедливо для периода, начавшегося с царствования первого кушанского монарха Кудзулы (Кадфиса I). Мы не знаем, каким способом Кудзула и его преемники обеспечили и поддерживали это влияние, дипломатическим или военным, но оно определенно существовало в течение длительного периода времени. Много лет спустя, например в 81 г. н. э., когда китайцы страдали от действия кангюйской армии, они начали переговоры с юэчжами, и, после того как юэчжи использовали свое влияние, кангюи быстро отвели войска. Через несколько веков, когда китайские летописи снова обнаруживают интерес к кангюям, они сообщают, что цари этого народа были юэчжами по происхождению и очень гордились этим фактом.

Имея в виду дальнейшие события, мы можем предположить, что во времена расцвета Кушанской империи царство кангюев определенно находилось в сфере ее влияния. А если вспомнить, что в это время сами кангюи контролировали аланов в Северном Туркестане, можно прийти к выводу, что кушанское влияние опосредованно распространялось по всей Центральной Азии, простираясь от Бактрии на юго-востоке до берегов Каспия на северо-западе.

Возвращаясь от распространения влияния юэчжей на севере к их влиянию на подвластные им земли на юге, мы обретаем большую уверенность, поскольку китайские записи совершенно определенно упоминают действия кушанов на этой территории. До этого времени юэчжи были ограничены с юга горами Гиндукуш, но Кудзула Кадфис перешел эти горы и, выйдя в долину Кабула, завоевал ее, обеспечив себе контроль над большей частью региона, известного ныне как Афганистан. В скором времени он двинул свои войска на восток и захватил царство Гибинь на северо-западе Индии. После долгого и успешного царствования (китайские летописи утверждают, что он дожил до 86 лет) Кудзула Кадфис умер, и следующим на троне стал его сын Вима Кадфис, или, как его часто называют, Кадфис II. Задача сына состояла в том, чтобы завершить завоевания его отца.

Обладание долиной Кабула и Гибинем означала, что кушаны уже имели доступ на юг. Кадфис II воспользовался этим стратегическим положением и продолжил продвигаться вперед и завоевывать регион, орошаемый рекой Инд, большая часть которого номинально признавала верховенство парфян. Но, несмотря на то что Кадфису II удалось присоединить к своим владениям значительную часть Северной Индии, этот доблестный монарх, похоже, мало интересовался своими вновь завоеванными землями, поскольку назначил правителем индийской части своего царства наместника, а сам вернулся жить в Бактрию.

Самым известным кушанским монархом, безусловно, был третий царь по имени Канишка. Судя по всему, Канишка не был прямым родственником своих предшественников (хотя и принадлежал к тому же кушанскому роду), но именно он действительно превратил Кушанское царство в великую мировую империю. Именно Канишка консолидировал кушанские владения в Индии. Он распространил кушанские завоевания дальше на юг и восток, захватил долину Ганга вплоть до самого Бенареса (Варанаси), так что практически вся Северная Индия вошла в состав кушанских владений. Кроме того, Канишку не устроило, что Индия управляется наместником, и он установил прямое правление над индийской частью своей империи. Каждый год он вместе со своим двором часть времени проводил на территории Индии. Поскольку Северо-Западная Индия, где кушаны сосредоточили центр своей власти, в то время была известна как Гандхара, империя, которой правил Канишка и его преемники, стала называться Гандхарской империей. Гандхара стала центром широко известной культуры, в особенности что касается искусства, а само слово «гандхара» стало общепризнанным названием всего периода истории Индии и чрезвычайно важных художественных форм, которые в этот и следующие за ним периоды распространились из Северной Индии на другие части Азии.

Канишка, безусловно, является одной из двух-трех самых выдающихся фигур в истории Индии. Он был не только великим воином, но, в значительной степени благодаря его влиянию, Гандхара, где размещалось его правительство, стала важнейшим центром литературной и художественной жизни. Кроме того, Канишка был великим покровителем религиозных знаний, и северные буддисты почитают его практически так же, как христиане Константина Великого. От времени царствования Канишки сохранилось множество памятников и бесчисленное количество монет, но индийская историческая традиция так скудна, что мы до сих пор пребываем в некотором сомнении по поводу того, когда оно в действительности имело место.

К сожалению, ни в одной из китайских записей того времени Канишка не упоминается по имени – факт странный сам по себе, поскольку более поздние китайские буддийские тексты часто упоминают Канишку, и в этих записях содержится множество легенд о нем. Однако практически все эти буддийские книги либо переведены с индийского, либо основаны на индийских оригиналах, и потому совершенно бесполезны для установления исторических фактов. Однако теперь европейские археологи так сильно продвинулись в своей работе, что вселили в нас уверенность, что великий Канишка правил приблизительно в конце I в. н. э.[46]46
  Одни считают, что царствование Канишки началось в 78 г. н. э., другие относят начало правления этого царя к более позднему времени. Все же большинство исследователей определяют хронологические рамки правления Канишки 78—123 гг.


[Закрыть]

Археологические находки показали, что до тех пор, пока юэчжи или кушаны оставались в Бактрии, они обладали многими чертами, позволяющими связывать их в смысле расы, языка и одежды с ранними иранскими кочевниками севера. По монетам первых кушанских правителей мы видим, что эти правители имели сильно вытянутые головы, большие выступающие носы и носили густые бороды, что делает их очень похожими на изображения древних «скифов», найденные на юге Европейской России. В этих головах не видно никаких признаков так называемого монголоидного типа.

Более того, имена и титулы, использованные на этих кушанских монетах, показывают, что кушанские монархи говорили на индоевропейском, вероятно, иранском языке, хотя этот язык сильно отличался от классического персидского. Если языки саков и парфян демонстрируют заметные признаки сходства, кушанский, хотя и относится к той же языковой группе, очевидно, представляет собой совершенно другой диалект.

Костюмы, изображенные на ранних монетах, заметно отличаются от тех, что были в моде у греков, парфян, индусов и китайцев. Высокие остроконечные шапки, грубая войлочная обувь и длинный плащ или сутана, сильно напоминающая старинную одежду, распространенную среди иранских кочевников из Центральной Азии. Под плащом можно уловить штаны, которые, как мы знаем, тоже характерны для костюма древних кочевников. Однако кушаны, очевидно, не делали попыток навязать свою культуру странам, которые они завоевывали, а, напротив, стремились перенимать более высокую культуру народов, с которыми вступали в контакт.

В долине Кабула и на северо-западе Индии еще прослеживались заметные признаки греческого влияния. Поэтому неудивительно обнаружить на некоторых ранних кушанских монетах для обозначения царя такие греческие титулы, как Basileos. На более поздних монетах этих греческих слов нет, но греческий алфавит продолжал использоваться для создания надписей на других языках. Множество монет, как ранних, так и более поздних, показывают, что кушанские монархи поклонялись таким греческим божествам, как Геракл, Гелиос и Селена. Более того, именно в кушанский период гандхарская школа в искусстве, основанная непосредственно на греческих образцах и традициях, достигла своего апогея.

Но по вполне естественным географическим причинам греческое влияние с течением времени ослабевало. Парфяне оборвали все прямые контакты между старыми греческими колониями на северо-западе Индии и самой Грецией, поэтому греческие колонисты, а с ними и греческие традиции, постепенно исчезали. По мере того как греческое влияние ослабевало, его место занимало, прежде всего, иранское влияние, и на более поздних кушанских монетах мы видим все большее использование таких иранских титулов, как «шахиншах» (царь царей) вместо греческого «басилевс», а греческий Геракл уступает место иранским Митре и Анахите и иранскому поклонению священному огню.

Однако в конце концов самым важным влиянием суждено было стать индийскому. Чем глубже кушанские монархи проникали в Индию, тем больше они становились подвержены ее влиянию. На некоторых кушанских монетах с греческими надписями на другой стороне мы видим индийские буквы. Кушанские монархи приняли титул махараджей, и в скором времени на одной стороне их монет появились изображения таких индийских богов, как Шива.

Но еще более важна роль, которую призван был сыграть в Кушанской империи буддизм. Буддийская традиция утверждает, что Канишка не просто исповедовал буддизм, но и активно проповедовал его. Считается, что во время его царствования и под его покровительством был учрежден великий буддистский совет, задачей которого стало урегулирование нерешенных вопросов доктрины и дисциплины.

Многие ученые сомневаются в существовании этого совета. Кроме того, Канишка едва ли мог быть фанатичным буддистом, поскольку на его монетах присутствуют не только буддийские, но и иранские и индуистские божества. Однако точно известно, что во время царствования Канишки и его преемников буддизм проник в кушанские владения и в конце концов стал доминирующей религией. Буддийские монахи и буддийские монастыри наводнили не только Индию, но и Афганистан и Бактрию.

Кроме того, в кушанский период буддизм проник в Согдиану (где правили кангюи) и в Кашгарию. Точное время обращения Кашгарии в буддизм до сих пор неизвестно, но представляется весьма вероятным, что буддизм мог проникнуть в кашгарские государства в то время, когда царь Яркенда Хиен (Хьень) создавал свою недолго жившую империю, и что последующее поглощение Кашгарии гуннами не остановило неуклонное проникновение буддийского влияния в различные области Таримского бассейна. Особенно важным представляется тот факт, что хотя буддизм, безусловно, имел чисто индийское происхождение, тот буддизм, который получил развитие в кушанских владениях и, таким образом, проник во все части Центральной Азии, радикально отличался от раннего буддизма. Именно в кушанский период и в значительной степени на кушанской территории впервые была создана целая религиозная система, представляющая собой тот тип буддизма, который стал известен как махаяна и который позднее стал доминирующей религией на всем Дальнем Востоке.

Поскольку, как нам известно, центр кушанских владений был очагом всевозможных противоборствующих культурных влияний, многие из которых имели неиндийское происхождение, представляется весьма вероятным, что буддийская махаяна, даже в части доктрины, подверглась сильному воздействию этих неиндийских влияний. Действительно, с художественной и архитектурной стороны буддизм, который развивался на северо-западе Индии и затем распространился на Центральную Азию, во многом обязан иранскому и особенно греческому влиянию. Изображения Будды и бодхисатв, созданные гандхарской школой искусств, которые стали основой всего более позднего буддийского искусства Центральной Азии и Дальнего Востока, настолько сильно похожи на греческие, что так и тянет поверить, что они были созданы греческими мастерами.

Обсуждение подъема Кушанской империи увело нас довольно далеко в сторону. Теперь нам нужно снова вернуться к гуннам.

Глава 11
Гунны и китайцы возобновляют борьбу (73–88 гг.)

Из предыдущей главы мы знаем, что в первые десятилетия христианской эры гуннская империя претерпела существенную трансформацию и что эта трансформация произошла в значительной степени благодаря усилиям китайцев взять верх над гуннами и стараниям гуннов взять верх над китайцами. Успех восстания южных, точнее, юго-восточных гуннов и их отделение от материнской империи стали возможны только благодаря поддержке, которую им оказали китайцы. Вместе с тем тому, что ухуани и сяньби смогли ускорить уход гуннов из Восточной Монголии, они в значительной степени обязаны финансовой и моральной помощи со стороны Поднебесной. Гунны, со своей стороны, получили своеобразное удовлетворение от того, что снова захватили контроль над Кашгарией, поскольку это означало, что престиж Китая и его претензии на сюзеренитет в этой части мира были безоговорочно уничтожены.

Учитывая, что в течение всего этого периода гунны и китайцы находились в смертельном соперничестве, довольно странно, что в это время между этими двумя державами не велось почти никаких открытых военных действий. Китайцы с удовольствием помогали гуннским мятежникам и субсидировали нападения сяньби на северных гуннов, но осторожный китайский император чувствовал себя недостаточно уверенно в собственных владениях, чтобы начинать какую-нибудь серьезную военную кампанию на севере. С другой стороны, гунны хотели и могли воспользоваться временной неспособностью Китая справиться с ситуацией в Кашгарии, и сами захватили этот регион. Однако они больше не смели предпринять широкомасштабного вторжения в сам Китай.

Фактически китайцы и гунны воздерживались от активных военных действий друг против друга, но в течение долгого времени в этот период часто вступали в дипломатическое взаимодействие, которое, по крайней мере номинально, носило весьма дружественный характер. В период 46–60 гг. гунны прекрасно сознавали собственную слабость и в своих отношениях с китайцами придерживались исключительно подобострастного тона. Например, в 50 г., когда северные гунны безуспешно пытались с помощью военной силы уничтожить вновь созданное Южное гуннское царство, они побеспокоились о том, чтобы отправить назад в Китай всех попавших к ним в руки пленных китайцев. Кроме того, гунны заверили китайцев, что кампании в отношении южных гуннов не ставят целью нападение на Поднебесную империю и предназначаются только для наказания их мятежных сородичей.

В 51 г., когда Южное гуннское царство окончательно утвердило свою независимость под защитой Китая, северные гунны, вместо того чтобы затаить злобу, отправили посольство к северо-западной границе Китая (единственное место, где китайцы и гунны непосредственно граничили друг с другом) и попросили о проведении переговоров между двумя державами с целью заключения мирного договора. На заседании китайского государственного совета, собравшегося для обсуждения этого предложения, наследник престола возразил, что установление дружеских отношений с северными гуннами будет воспринято как предательство по отношению к друзьям и союзникам Китая, южным гуннам, и, следовательно, предложение должно быть отвергнуто.

Этот аргумент прозвучал очень красноречиво и решил исход дела, но уже в следующем 52 г. н. э. северные гунны, которых не смутил этот отказ, отправили новое посольство с предложением о мире. Более того, на этот раз гуннское посольство в доказательство своих мирных намерений привезло с собой большое количество лошадей и изделий из меха. Интересно отметить, что помимо просьбы о мире гунны попросили несколько китайских музыкальных инструментов, поскольку те, которые были у них, износились. Вопрос снова был вынесен на рассмотрение Большого совета, но в этом случае наиболее высокопоставленные советники оказались настроены менее воинственно.

Один из авторитетных камергеров заметил: «Тот факт, что северные гунны так стремятся к миру, показывает, что они наверняка находятся в отчаянном положении. В то же время союз с южными гуннами приносит нам очень мало реальной пользы, и было бы правильно не разрывать все связи с северными гуннами, поскольку в будущем они могут нам понадобиться».

Последовав этому совету, император принял преподнесенную ему «дань» и отправил назад подарки, по ценности не уступавшие гуннской дани. Среди подарков были и музыкальные инструменты, которые так хотели получить гунны. Помимо этих подарков император послал также гуннам длинный документ, приказывающий им отныне относиться к Поднебесной империи с уважением и почтением.

На тот момент гуннам пришлось молча проглотить это нравоучение, но по прошествии нескольких лет, в течение которых державы изредка обменивались посольствами, гунны стали гораздо менее подобострастны в отношении Китая и китайского императора. Это стало особенно заметно после 61 г., когда гунны завершили завоевание Кашгарии и, следовательно, снова стали большой и значимой империей. В 64 г. гунны потребовали права приезжать и торговать в некоторых китайских городах, расположенных вблизи северо-западной границы Китая. Китайские власти с готовностью дали им эти привилегии в надежде, что установление торговых отношений с гуннами поможет покончить с их старой привычкой получать то, что они хотят, с помощью набегов.

Однако вскоре эти надежды были грубо обмануты. Большие банды гуннов снова начали появляться на северной границе с намерением разворовать все, до чего дотягивались их руки. Южные гунны по-прежнему служили буфером для Северного и Северо-Восточного Китая, и в некоторых случаях они отгоняли банды северян, намеревавшиеся пробиться в Китай, но на северо-западе – в Дуньхуане и окрестных районах – у китайцев не было такого буфера, и потому они страдали. В летописях указано, что в 65 г. гунны предприняли необычно большое число набегов, в ходе которых сожгли много городов, захватили или убили их жителей. В этом и следующих годах китайским городам, окруженным стенами, часто приходилось держать ворота на замке даже в течение дня, чтобы внезапное нападение не застало их врасплох, и эти запертые ворота на время парализовали коммерческую жизнь всего региона.

Если бы на троне по-прежнему сидел осторожный Гуан У-ди, сомнительно, чтобы эти гуннские набеги могли спровоцировать китайцев на попытку какой-то широкомасштабной контратаки. Но Гуан У-ди почил в 58 г., и трон занял его сын, блистательный император Мин-ди. Мин-ди был очень способным энергичным человеком. Он чувствовал горькую обиду от мысли, что набеги гуннов останутся безнаказанными. К тому моменту, когда он взошел на трон, императорская власть надежно укрепилась на всей территории Китая, и империя снова была в состоянии броситься в бурное море войны. Более того, если его отец и предшественник мало интересовался Центральной Азией, то Мин-ди придавал большое значение тому, что происходило в этом регионе. Это подтверждается тем фактом, что именно во время его царствования и под его патронажем в Поднебесной империи был официально признан буддизм.

Традиционно считается, что официальное появление буддизма в Китае произошло между 65 и 71 гг. и стало результатом видения Мин-ди. Императору явился образ золотого человека, излучающего сияние. Государственные советники подумали, что «золотой человек» в этом видении соответствует «богу» Западного края, известному как Будда. Вскоре после этого император отправил на запад эмиссаров, чтобы те привезли ему буддийские изображения и книги. Несмотря на то что эта история описана в официальных анналах Поздней династии Хань, ее достоверность подвергалась сомнению со стороны некоторых современных ученых. Однако сколько бы мы ни сомневались в истории о видении Мин-ди, нет никаких сомнений, что именно во время его царствования буддизм впервые получил серьезное распространение в Поднебесной империи.

Особенно важно отметить, что буддийские миссионеры, впервые появившиеся в Китае, пришли через Кашгарию, и весьма вероятно, что истории, которые они рассказывали о ситуации в западных землях, заново пробудили интерес китайцев к тому, что происходит в этом регионе. Как бы то ни было, известно, что вскоре после прихода буддийских миссионеров с запада Китай снова сделал решительную попытку сокрушить державу гуннов и в то же время восстановить свою власть над многочисленными кашгарскими царствами.

Учитывая сложность этой темы, будет лучше для начала очертить различные этапы борьбы между китайцами и северными гуннами за верховенство в Центральной Азии. Не менее трех раз императоры Поздней династии Хань предпринимали крупные кампании с целью ослабить или уничтожить гуннов и включить Кашгарию в состав Поднебесной империи. Первая из таких кампаний состоялась в 73–74 гг., вторая – в 89–91 гг., а третья продлилась с 119 по 127 г.

Каждая из этих кампаний была в высшей степени успешной. Гунны неизменно терпели унизительное поражение, и мелкие кашгарские царьки были вынуждены признать верховенство Китая. Но каждый раз после более или менее длительного периода господства китайцы теряли большую часть плодов своей победы в основном из-за бездарного и неумелого управления делами своих колоний. Каждый раз гунны были сильно ослаблены, но не уничтожены, и каждый раз после более или менее длительной передышки им удавалось восстановить какую-то часть своей военной мощи, достаточную как минимум для того, чтобы снова стать угрозой для китайцев. В конце концов не китайцы, а сяньби раз и навсегда оттеснили гуннов далеко на запад и навсегда покончили с их мечтой о возрождении империи на Дальнем Востоке.

Теперь после этого предварительного обзора мы можем перейти к подробному обсуждению первой фазы, а именно кампании 73–74 гг. Несмотря на то что сами военные действия начались только в 73 г., подготовкой к этой кампании Китай занялся задолго до этого, и в 72 г. некоторые военачальники уже были на границе, чтобы они и их войска могли освоиться с ландшафтом и природой земли, по которой им предстояло идти.

В начале 73 г. все было готово, и масштабное наступление на гуннов началось. Было решено, что четыре отдельные китайские армии, каждая численностью более 10 тысяч человек, должны одновременно броситься на врага. Предполагалось, что две из этих армий должны идти с севера Китая через территорию южных гуннов, чтобы ударить по Северной гуннской империи с юго-запада. В третьей армии, помимо обычных китайских солдат, имелось некоторое количество воинов из племен ухуань и сяньби, поскольку считалось, что эти «варвары» могут быть особенно полезны в боях с северными гуннами. Командующим еще одной армией был назначен Дсы Юн, человек, долгое время служивший на северо-восточной границе Китая и имевший прямое отношение к стимулированию и организации более ранних нападений ухуаней и сяньби на гуннов. К сожалению, его поставили командовать вспомогательной армией, состоявшей из южных гуннов, а не той, куда входили ухуани и сяньби, знакомые ему гораздо лучше. Но что еще хуже, Дсы Юн должен был взаимодействовать с главным командующим южных гуннов – человеком, с которым он лично состоял в плохих отношениях.

Поэтому неудивительно, что армия, которой командовал Дсы Юн, не смогла добиться никаких впечатляющих успехов. Хотя нельзя сказать, что он потерпел поражение, благодаря злой шутке, которую сыграл с ним его соратник, командующий южных гуннов, его армия оказалась не способна выполнить свою главную задачу. Было известно, что большой отряд северных гуннов расположился вблизи горы Джози. Дсы Юн получил приказ идти к этой горе и напасть на лагерь врага.

Поскольку Дсы Юн не знал местности, ему пришлось положиться на южногуннского командующего как на проводника. Последний, которому хотелось опозорить Дсы Юна, отвел его на холм, находившийся недалеко от границы, и сказал, что это и есть гора Джози. Дсы Юн оказался настолько глуп, что поверил этому заявлению. Осмотрев окрестности и не обнаружив никаких признаков вражеских войск, он решил, что они, должно быть, бежали, после чего без промедления вернулся назад в Китай.

Вскоре после его возвращения обнаружилось, что он не добился поставленной цели и потому должен пойти под трибунал. Но когда стали известны все обстоятельства, суд решил проявить снисхождение, и вместо того, чтобы приговорить его к смерти, как поступали с большинством неудачливых военачальников, Дсы Юна просто лишили должности и титулов и понизили до простолюдина. Однако Дсы Юн так переживал свой провал и унижение, что вскоре после выхода из тюрьмы начал кашлять кровью и довольно быстро умер.

Неудача Дсы Юна не способствовала поднятию престижа Китая в его борьбе с гуннами, как, впрочем, и достижения другой китайской армии, которая шла на гуннов с северо-востока, поскольку эта армия, несмотря на то что она сильно углубилась в гуннскую территорию, оказалась не способна нанести им решающий удар. К счастью для китайского престижа, две армии, которые вышли с северозападной части Китая, смогли добиться одной-двух существенных побед. В состав этих двух армий, сформированных в основном на территории нынешней провинции Ганьсу, помимо обычных китайских воинов входили вспомогательные отряды тибетцев и кашгарцев, которые оказались очень боеспособными. Тот факт, что северо-западная часть Китая непосредственно граничила с территорией гуннов, тоже мог каким-то образом способствовать успеху этих двух армий. Но более важно то, что благодаря постепенному движению Северной гуннской империи на запад, удар, нанесенный из северо-западной части Китая оказался ударом в самое сердце гуннских владений.

Как уже было сказано, обе армии, вышедшие с северо-запада Китая, добились успеха. На самом деле одна из этих армий всего-навсего преследовала небольшие группы гуннов по равнинам Южной Монголии, а затем отошла назад, так и не сумев навязать противнику ни одного генерального сражения. В то же время другая армия нанесла гуннам удар, принесший славу и состояние ее командующему Доу Гу, представителю семейства Доу, которое уже славилось своими военными заслугами. Доу Гу продвигался от своей базы на север вдоль границы с Монголией и Кашгарией, пока не дошел до восточной части гор Тянь-Шань. Там он вступил в бой с армией под командованием одного из видных представителей гуннской знати, известного как царь Хуянь.

Титул царя Хуянь был неизвестен в ранней гуннской иерархии и, вероятно, означал должность, которая появилась в I в. н. э. в то время, когда гуннское царство переместилось на запад. С течением времени эта должность стала играть все большую роль в политической структуре гуннов. В рассматриваемый нами и последующие периоды китайские летописи гораздо чаще упоминают царя Хуянь, чем шаньюя, который являлся номинальным командующим всех войск северных гуннов. Известно, что с ранних времен одно из четырех самых знатных гуннских семейств носило имя Хуянь, и возможно, что царем Хуянь назывался ведущий представитель этого клана, а этот клан стал играть самую важную роль в политических делах гуннов, так как старая правящая династия начала проявлять признаки упадка.

Как бы там ни было, победу Доу Гу приветствовали повсюду, как блестящий военный подвиг, поскольку китайские солдаты не только отрубили тысячи гуннских голов, но Доу Гу преследовал отступавшую армию гуннов на большое расстояние. Перейдя через Небесные горы (Тянь-Шань), он не остановился, пока не дошел до берегов озера Баркёль на юго-востоке Джунгарии, которое в то время было совсем недалеко от центра гуннского царства. В тот момент Доу Гу не думал, что было бы желательно захватить какой-нибудь регион к северу от Небесных гор (Тянь-Шаня), и потому он вскоре отвел свои войска из Джунгарии. Но он сделал очень важный шаг, оставив постоянный гарнизон в местечке под названием Ивулу, которое соответствует современному городу Хами (Кумул).

Захвату Хами суждено было иметь очень важные результаты. Хами расположен в северо-восточной части Кашгарии у самой границы, поэтому присутствие китайского гарнизона в Хами означало, что у китайцев снова появился плацдарм в Западном крае, и в дальнейшем именно из Хами отправлялась большая часть китайских военных и дипломатических экспедиций в Кашгарию. Учитывая огромную стратегическую значимость Хами, неудивительно, что китайцы учредили новую должность «командующий по развитию сельского хозяйства», чтобы управлять этим районом и держать открытыми пути на запад.

Победа Доу Гу над северными гуннами и оккупация Хами означали, что Китай занял позицию, откуда мог предпринять попытку снова захватить всю Кашгарию. Но прежде чем этот регион можно было реально включить в состав Поднебесной империи, требовалось еще многое сделать. Прежде всего необходимо было снова обеспечить себе контроль над царством Гуши, располагавшимся между Хами и другими кашгарскими царствами. В предыдущих главах мы уже подчеркивали важность Гуши, поэтому нас не удивляет, что китайцы уделяли такое внимание захвату этого района, прежде чем пытаться подчинить себе другие части Западного края.

В 74 г. было принято решение отправить против Гуши экспедицию, и в качестве награды за его службу в предыдущем году командующим экспедиционной армией был назначен Доу Гу. Заместителем командующего назначили командующего по имени Гэн Бин. Случилось так, что Гэн Бин очень хотел отличиться за счет своего командующего. За год до этого, когда Доу Гу добился впечатляющего успеха, Гэн Бин командовал другой западной армией, не снискавшей большой славы, поэтому ему не доверили командовать отдельной армией, а поставили под начало знаменитого Доу Гу. С учетом этой ситуации неудивительно, что дух соперничества между двумя командующими вскоре проявился в яростных разногласиях по поводу того, как лучше вести кампанию против Гуши.