Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

Позицию, которую занимал китайский император в отношении Центральной Азии, нетрудно понять. Опыт показал, насколько трудна задача по-настоящему разгромить такой кочевой народ, как гунны. Более того, защита оседлых провинций Кашгарии от нападений гуннов требовала постоянных расходов, поскольку Кашгария тогда, как и сейчас, в значительной степени представляла собой пустыню, и, даже когда этот регион уверенно управлялся китайскими властями, им с большим трудом удавалось получать от него какой-то существенный доход.

Хотя позиция императора была вполне понятной, он допустил одну большую ошибку. Недавние победы гуннов убедили его в том, что они по-прежнему представляют собой мощное и политически хорошо организованное государство, с которым было бы трудно и даже опасно вести долгую войну. В этом он ошибался. Несмотря на свои победы в 75 и 76 гг., Северная гуннская империя была неустойчивым государственным образованием, и вскоре она начала демонстрировать явные свидетельства внутреннего раскола.

Мы знаем, что территория Монголии в то время переживала очередной длительный период засухи и голода, и весьма вероятно, что бедствия, вызванные этими природными причинами, во многом предопределили политическую нестабильность и недовольство среди северных гуннов, которые вскоре стали очевидны. Начиная с 81 г., всего через пять лет после того, как китайцы устранились от дел в Центральной Азии, мы видим, что значительное число гуннских семей год за годом уходили из-под власти собственного шаньюя и искали убежища либо непосредственно у китайцев, либо у правителя южных гуннов, который был вассалом Поднебесной империи. В 84 г. шаньюй северных гуннов чувствовал себя настолько неуверенно, что объявил китайцам о прекращении всех враждебных действий его подданных в отношении китайцев и предложил заключить с императором Поднебесной договор о мире и дружбе. Это предложение хорошо согласовывалось с политическими принципами последнего, и вскоре соответствующий мирный договор был подписан и вступил в силу.

Но даже установление мира между китайцами и северными гуннами не смогло остановить процесс неуклонного упадка гуннской империи. В следующем 85 г. ее ослабление стало очевидно всем, и непосредственные соседи гуннов согласно старой доброй традиции кочевников воспользовались этой возможностью, чтобы нанести удары своему давнему врагу. Динлины из Сибири и Северо-Восточного Туркестана возобновили набеги на гуннскую территорию с севера, сяньби из Восточной Маньчжурии усилили свои атаки на восточные районы гуннского царства. Несколько кашгарских государств, отказавшись от верности своим восточным хозяевам, напали на гуннов с запада. Последним, но немаловажным стало то, что южные гунны, воспользовавшись ситуацией, атаковали своих сородичей и соперников с юга и смогли захватить большое количество пленных.

Успех южных гуннов привел Китайскую империю в изрядное смущение. Южные гунны были вассалами китайцев и находились в их юрисдикции, и, значит, китайцы, так или иначе, считались ответственными за их действия. Всего год назад китайцы заключили официальный мирный договор с северными гуннами, а теперь эти вассалы затеяли войну с северянами, с которыми Поднебесная империя поддерживала дружеские отношения. Повелитель северных гуннов счел нападения южан подлым предательством и выразил китайским властям официальный протест.

Император Чжан-ди в соответствие со своими антивоенными принципами отнесся к этому протесту с большим сочувствием. Вместо того чтобы воспользоваться слабостью северных гуннов и присоединиться к нападениям на них южных гуннов, он немедленно освободил пленных, которых к нему привел шаньюй южных гуннов, и вернул их хозяину, правителю северных гуннов. Однако этот сочувственный акт не спас северных гуннов от дальнейшей катастрофы. В 87 г. сяньби развернули против них еще одну крупную кампанию, и эта кампания оказалась в высшей степени успешной. Шаньюй был убит, с него сняли кожу, которую сяньби забрали с собой как символ победы. Эта победа показала, что империя северных гуннов находилась на последнем издыхании.

Пока северные гунны шаг за шагом отступали в Монголии, наш старый знакомый Бань Чао с неизменным успехом подрывал их влияние в разных частях Кашгарии. Не будем забывать, что в 77 г., когда император Чжан-ди окончательно утвердился в своей антиимперской позиции, Бань Чао получил приказ немедленно вернуться в Китай. Это стало сильным ударом по амбициям Бань Чао, но на тот момент он чувствовал, что должен повиноваться приказу императора, и подготовился к отъезду из Кашгара, где находилась его резиденция.

Узнав о его планах, жители города пришли в ужас. Командующий местной армии сказал: «Китайский посланник помог нам освободиться от гнета Кучи. Как только он уедет, Куча снова завоюет нас». Не желая оказаться перед лицом такого мрачного будущего, он тут же покончил с собой. Хотя это событие потрясло Бань Чао, он все же отправился в путь. Но по прибытии в Хотан его встретили еще более громкие причитания и слезы. Царь этой страны и его придворные обступили Бань Чао и, удерживая его лошадь, взвыли: «Китайский посланник для нас как отец и мать. Не может быть, чтобы он хотел покинуть нас».

Вдохновленный этими выражениями преданности и преклонения, Бань Чао принял дерзкое решение. Категорически отказавшись выполнять императорский приказ, он решил остаться в Кашгарии и сражаться за нее до конца. Заверив хотанцев, что не покинет их в беде, он повернул назад в Кашгар и после того, как восстановил там порядок (после его отъезда в городе воцарился хаос), решил держать свою резиденцию в этом городе столько, сколько его ограниченные силы позволят держать оборону. Тем не менее он понимал, что не сможет удержать город, если не получит подкреплений из Китая.

Поэтому в 78 г. он отправил в Китай меморандум, в котором умолял императора пересмотреть свое решение оставить Кашгарию на произвол судьбы и просил его прислать подкрепление. Меморандум Бань Чао (который сохранился до наших дней) был настолько красноречив, что смог убедить даже осторожного императора. Бань Чао разрешили остаться на своем посту, и в помощь ему из Китая был выслан небольшой отряд из тысячи человек, большинство которых составляли заключенные, получившие досрочное освобождение.

Эта армия появится на сцене только через два года – в 80 г., но ее появление было очень своевременным. Одно из самых сильных городов-государств, Яркенд, расположенный между Кашгаром и Хотаном, уже начал восстание и пошел на врага в уверенности, что китайская власть в бассейне реки Тарим обречена. Даже в самом Кашгаре начались активные волнения и назревал мятеж. С приходом свежих сил Бань Чао смог удержать под контролем Хотан и подавить волнения в Кашгаре. Более того, укрепив таким образом свое положение и повысив престиж, он смог восстановить дружеские отношения со своим непосредственным соседом с севера, могущественным царством усуней. Однако Бань Чао не удалось перейти в наступление и захватить Кучу или даже вернуть к подчинению Яркенд.

Четыре года спустя (84 г.) из Китая к нему был отправлен еще один отряд из восьмисот солдат, и с этим подкреплением плюс войском, которое ему удалось собрать в самих кашгарских государствах, сохранявших лояльность Китаю, Бань Чао начал активную подготовку к большой наступательной кампании. Эти приготовления вскоре были прерваны одним непредвиденным происшествием. Марионеточный царь Кашгара, который до этого с большой готовностью сотрудничал с китайским посланником, внезапно начал проявлять недовольство. Сам Кашгар оставался в руках Бань Чао, но царь Кашгара сбежал в крепость, находившуюся недалеко от города к западу, и там объявил об открытом неповиновении Китайской империи. Ясно, что мятежного монарха необходимо было сместить, прежде чем он успеет что-нибудь сделать, но это оказалось довольно трудно, учитывая поддержку, которую царь Кашгара получил из неожиданного источника.

В течение какого-то времени кангюи – иранские кочевники, занимавшие доминирующее положение в значительной части Туркестана, – были настроены дружественно в отношении Китайской империи. Но теперь они по какой-то причине решили, что должны встать на сторону мятежного царя Кашгара, и, когда Бань Чао и его китайские воины осадили крепость, кангюи явились, чтобы спасти его. Эта поддержка не позволяла китайцам добиться какого-либо продвижения в осаде, и похоже, что процесс восстановления контроля над всей Кашгарией зашел в тупик.

Однако в скором времени хитроумный Бань Чао нашел способ выйти из этого тупика. Он хорошо знал, что кангюи, несмотря на всю свою силу, были союзниками и находились в зависимости от еще более могущественных юэчжей или кушанов, которые как раз в то время создавали свою великую империю на Ближнем Востоке. Бань Чао отправил ко двору юэчжей посольство, щедро снабдив его ценными подарками, и с помощью хорошо продуманного подкупа убедил царя юэчжей отправить кангюям послание, в котором он настоятельно советовал им прекратить военные действия против китайцев.

Послание сработало, как заклинание. Кангюи быстро вернулись в родной Туркестан, забрав мятежного кашгарского царя с собой. Когда тот спустя год или два сделал еще одну попытку вернуть себе трон Кашгара, но на этот раз без посторонней помощи, он был быстро схвачен недремлющим Бань Чао и предан смерти. От способа, каким был убит злополучный монарх, попахивало предательством, но Бань Чао никогда не отличался излишней щепетильностью в мелочах.

Как только хлопотный вопрос с мятежником был окончательно урегулирован, стало возможным снова начать подготовку к нападению на Яркенд. В 88 г. Бань Чао собрал армию из 25 тысяч человек, большинство из которых, естественно, были его местные сторонники из Хотана и других вассальных государств, и двинулся к своей цели. Не успел он встать лагерем под Яркендом, как его давний враг, царь Кучи, правитель прогуннского государства из Северной Кашгарии, собрав армию из 50 тысяч человек, выступил на защиту Яркенда. При приближении этой армии, вдвое превышавшей его собственную, Бань Чао собрал своих командующих на совет. «Невозможно, – сказал он, – биться с врагом, который так сильно превосходит нас в численности. Давайте попытаемся уйти, прежде чем на нас нападут. Пусть одна половина войска идет на восток в Хотан, а другая – на запад в Кашгар».

Вскоре после того, как его план был официально принят военным советом, Бань Чао позаботился о том, чтобы несколько захваченных им ранее военнопленных сумели бежать. Эти пленные принесли царю Кучи весть о новом плане китайцев. Царь Кучи немедленно отправил половину своего войска на восток, чтобы напасть на ту часть китайской армии, которая шла в Хотан. Вторую половину он послал на запад, чтобы разгромить китайцев, возвращав шихся в Кашгар. Шпионы Бань Чао сообщили ему об этих передвижениях врага, и он порадовался, что его хитрость так хорошо удалась. Он тут же дал команду отменить объявленный прежде план и приказал всем своим войскам оставаться на месте и готовиться к атаке на Яркенд.

С рассветом был дан приказ атаковать. Яркендцы, считавшие, что китайцы уже ушли, были застигнуты врасплох, и после того, как тысячи их воинов погибли, согласились без каких-либо условий сдаться китайскому командующему. Когда весть об этом событии дошла до царя Кучи, он понял, что дальнейшая борьба бессмысленна, и сразу же вернулся со своей армией в Северную Кашгарию, оставив под полным контролем Бань Чао всю южную и западную части Таримского бассейна. Победы Бань Чао вкупе с явными признаками слабости гуннов, проявившимися в отношении с их соседями и соперниками в Монголии, ясно показали, что гуннская империя быстро слабела, и для китайцев открывались блестящие перспективы обеспечить себе победу, если они пожелают снова начать военные действия на севере.

Глава 12
Неустойчивый баланс сил

Император Чжан-ди был таким большим противником военных действий, что до его смерти никаких попыток воспользоваться слабостью гуннов не предпринималось, но в 88 г. (вскоре после того, как Бань Чао взял Яркенд) он скончался, и место на троне занял его сын, император Хэди. Поскольку последний был десятилетним мальчиком, реальный контроль над всеми делами на какое-то время оказался в руках вдовствующей императрицы, представительницы влиятельного клана Доу, которая была очень способной энергичной личностью. Воспользовавшись изменениями во власти, шаньюй южных гуннов отправил во дворец меморандум, где, указывая на слабость северных гуннов, призывал покончить с ними раз и навсегда. «Пусть Северное гуннское царство будет полностью уничтожено, а его территорию и жителей отдадут южным гуннам, которые последовательно доказали, что являются преданными подданными Поднебесной империи. Если это будет сделано, Китаю больше никогда не придется тревожиться о защите своей северной границы».

Когда этот меморандум стали обсуждать в государственном совете, военные члены совета заявили, что предлагаемая кампания вполне осуществима и было бы хорошо приступить к ее подготовке. Однако гражданские члены совета умоляли, что пока «северные варвары» сами уничтожают друг друга, было бы глупо тратить людей и деньги на северную кампанию. Аргументы пацифистов оказались настолько убедительны, что они почти победили, и, возможно, Северную гуннскую империю предоставили бы ее судьбе, если бы не вспыхнувший в императорском дворе скандал.

Этот скандал возник в связи с блестящим, но сумасбродным придворным по имени Доу Сянь. Доу Сянь был дальним родственником Доу Гу, возглавлявшего кампанию против северных гуннов в 73–74 гг. Кроме того, он приходился братом вдовствующей императрице и, сделав быструю карьеру благодаря ее влиянию, имел высокий пост и большую власть. Однако к концу 88 г. он заметил, что некий принц из императорского дома Хань добился благосклонности его сестры и стал часто бывать у нее на приватных аудиенциях. Испугавшись, что этот принц может стать более влиятельным, чем он, Доу Сянь организовал убийство нового фаворита. Чтобы отвести от себя подозрения, он обвинил в убийстве младшего брата принца.

В конце концов заговор был раскрыт, что, естественно, вызвало большое смятение в столице. Общественное мнение вынудило вдовствующую императрицу посадить брата в тюрьму и угрожало ему еще более серьезным наказанием.

Тогда Доу Сянь подал прошение, умоляя позволить ему в качестве искупления вины за преступление возглавить экспедицию против северных гуннов. Поскольку сестре очень хотелось помочь ему выпутаться из этой передряги, прошение было удовлетворено, и, несмотря на многочисленные меморандумы от гражданских членов Большого совета, было официально решено в начале следующего года предпринять кампанию, которую в качестве главнокомандующего китайской армией предстояло возглавить Доу Сяню. Война, начавшаяся в 89 г., продлилась три года. В течение каждого из этих трех лет происходили важные события, практически менявшие ситуацию в пользу китайцев.

Кампания 89 г. уже сама по себе показала, что гунны больше не могли бороться с Поднебесной империей на равных. Соратниками Доу Сяня в этой войне были самые способные китайские военачальники, но под его началом сражались всего 8 тысяч китайских воинов и еще столько же тибетских, набранных на западной границе Китая. Чтобы компенсировать нехватку живой силы, Доу Сяню пришлось в значительной степени полагаться на помощь южных гуннов, которые предоставили в его распоряжение более 30 тысяч своих воинов и содействовали всеми возможными способами, поскольку хотели обеспечить себе львиную долю выгоды в случае разгрома северных гуннов.

Китайская армия зашла далеко в Монголию и создала там военную базу. С этой базы Доу Сянь отправил передовой отряд, порядка 10 тысяч человек, чтобы вступить в контакт с врагом. Этот передовой отряд сделал гораздо больше, чем от него ожидали, поскольку, наткнувшись на большое скопление гуннов во главе с самим шаньюем, он немедленно вступил с ними в бой и сумел одержать полную победу. Многие гуннские вожди были убиты, а самому шаньюю пришлось бежать, спасая свою жизнь.

В результате этой победы сопротивление гуннов было сломлено, и, когда на сцене появилась основная часть китайской армии, она смогла пройти до Северной Монголии, не встретив никакого сопротивления. Достигнув точки, находившейся на расстоянии более пятисот миль от китайской границы, китайцы высекли огромную надпись в память о своей великой победе. Сделав эту надпись, китайская армия неспешно вернулась на юг, но даже после ее ухода из Монголии слава, которую завоевали китайцы, была так велика, что огромное число северных гуннов (всего 500 тысяч) сдались[47]47
  В плен в 89 г. было взято 200 тысяч гуннов. Остальные, видимо, это те, кто признал власть Китая.


[Закрыть] и стали подданными повелителя южных гуннов, таким образом косвенно оказавшись под властью Поднебесной империи. Даже шаньюй северных гуннов был так потрясен недавними событиями, что начал переговоры с китайцами о том, чтобы вместе со своими оставшимися ордами перейти в подчинение китайскому императору. Впрочем, на тот момент эти переговоры не привели к какому-то определенному результату.

По возвращении в Китай Доу Сяня встретили с великими почестями – как великого героя. Имея в виду, как много людей подозревало о его амбициозных планах, он демонстративно отказался от многих почестей. В следующем 90 г. в надежде на новые победы он устроил так, чтобы его послали военным губернатором в северо-западную приграничную провинцию Китая (Ланьчжоу) для восстановления порядка в этом районе, но главное, чтобы он посмотрел, что можно сделать для установления связей с соседними кашгарскими государствами, которые до сих пор признавали верховенство гуннов.

Позже в том же 90 г. один из небольших китайских военачальников, действуя по приказу Доу Сяня, дошел до Хами и захватил этот стратегически важный город и район. Поскольку этот район был ключом ко всей Северной Кашгарии, неудивительно, что вскоре после его оккупации китайцами два соседних государства, Северный и Южный Гуши, снова нарушили клятву верности гуннам и отправили дань и заложников к китайскому двору.

В этот период Доу Сянь не собирался начинать прямые военные действия против северных гуннов. Фактически на протяжении всего года он проводил политику примирения. Доу Сянь надеялся, что в результате переговоров, начавшихся в прошлом году, все обитатели Северной гуннской империи подчинятся власти Китая. Имея это в виду, он послал двух своих военачальников с подарками ко двору северных гуннов, и они убедили шаньюя совершить поездку в Китай, чтобы лично признать верховенство китайской власти.

Однако все надежды на дипломатическое урегулирование проблем пришлось оставить из-за опрометчивых самовольных действий южных гуннов. Правителя южан, который хотел править всеми гуннами, вовсе не радовала перспектива, что его сопернику будет оказан дружеский прием в столице Китая. Поэтому, когда северный шаньюй с маленьким отрядом воинов спокойно и мирно ехал на юг к китайской границе, его неожиданно окружила и атаковала армия южных гуннов. Застигнутый врасплох правитель северян был ранен и упал с лошади. Ему с трудом удалось сесть на другую лошадь, и при помощи горстки верных слуг он в конце концов прорвался через ряды южан и бежал. Но он, естественно, решил, что был предан китайцами, и всем мыслям о мирном подчинении Поднебесной империи пришел конец.

Доу Сянь воспринял весть о внезапном нападении со смешанными чувствами. Он нисколько не сомневался, что южные гунны серьезно нарушили его планы, но действия южан встретили одобрение в империи, и, поскольку они получили реальную поддержку со стороны влиятельных китайских сановников, он не мог обрушить свою месть на правителя южных гуннов. Фактически Доу Сянь был вынужден выказать его действиям молчаливое одобрение. В то же время Доу Сянь был полон решимости не позволить южному шаньюю и его пособникам, как местным, так и китайским, забрать себе всю славу за победу над северными варварами. Безусловно, было бы гораздо лучше победить северных гуннов дипломатическим путем, а не силой оружия, но раз уж в ход пошло оружие, то он должен был сделать так, чтобы победные лавры достались ему и никому другому.

Поэтому в следующем 91 г. Доу Сянь полностью изменил свои методы. Оставив все попытки вести дальнейшие дипломатические переговоры, он собрал еще одну китайскую армию и снова пошел в Монголию, исполненный решимости раз и навсегда сокрушить силу, которая так долго была занозой в боку Поднебесной империи.

На этот раз Доу Сянь ограничился общей организацией военных операций и доверил большую часть реальных боев ряду небольших военных подразделений, каждым из которых командовал тот или иной из его самых надежных подчиненных. Одно из таких подразделений оказалось особенно успешным. Ему удалось проникнуть более чем на тысячу миль вглубь гуннской территории – то есть гораздо дальше, чем удавалось дойти какой-либо другой китайской армии, – и нанести силам гуннов впечатляющий урон. Мать шаньюя и многие другие члены его семьи были убиты или взяты в плен, сокровищница гуннов досталась китайским солдатам в качестве добычи, а сам шаньюй, почувствовав, что его войска окончательно разгромлены, бежал неизвестно куда, и о нем больше никто никогда не слышал.

Бегство шаньюя означало, что Северная гуннская империя, по крайней мере на тот момент, практически целиком оказалась в руках китайцев. Правитель южных гуннов, конечно, надеялся, что китайцы воспользуются этой возможностью, чтобы объявить его сюзереном всех гуннов. Безусловно, он и его соплеменники сыграли важную роль в ослаблении и падении Северного царства. Однако у Доу Сяня были совсем другие планы. Он категорически возражал против того, чтобы допустить возникновение на территории Монголии другого большого гуннского государства. Какими бы лояльными подданными Китайской империи ни были на тот момент южные гунны, их чувства и намерения могли радикально измениться, окажись они владетелями обширного царства. А посему в 92 г. Доу Сянь организовал передачу трона Северного царства младшему брату бежавшего в неизвестном направлении шаньюя северян.

Это означало, что Северная гуннская империя продолжала существовать как отдельное государственное образование, но при одном условии – что она подчиняется власти Поднебесной. История гласит, что новый шаньюй со своим двором обосновался не в Монголии, а в Джунгарии, неподалеку от озера Баркёль, поэтому военному губернатору Хами были даны указания, согласно которым в дальнейшем ему полагалось надзирать за действиями северных гуннов.

Теперь создавалась видимость, что и Северному и Южному гуннским царствам позволено существовать как отдельным автономным государствам. Но оба они подчинялись верховной власти императора Поднебесной. С китайской точки зрения такое устройство выглядело идеально, но, к сожалению, ему суждено было просуществовать всего несколько месяцев, и именно оно привело к трагической гибели главного инициатора всей конструкции – Доу Сяня.

Благодаря своим успехам в войне против гуннов за прошедшие три года Доу Сянь обрел неимоверную славу среди китайцев. Как следствие этой славы и, безусловно, при поддержке сестры – вдовствующей императрицы – Доу Сянь смог раздать множество высоких должностей своим братьям и другим родственникам и сам стал вести себя крайне высокомерно.

Все это настолько встревожило юного императора (ему было всего 14 лет), что он решил положить конец клану Доу, пока его члены не устроили переворот и смену правящей династии. Вдовствующую императрицу лишили всей власти. Более мелких членов клана казнили. Доу Сянь потерял поместье и вскоре после этого был доведен до самоубийства. Так закончил свои дни один из величайших китайских полководцев, сыгравший важнейшую роль в разгроме врага, веками разорявшего Китай, человек, чье главное преступление состояло в том, что он был слишком успешен.

Смерть Доу Сяня, естественно, повлекла за собой важные последствия. Первым стал мятеж, поднятый новым шаньюем северных гуннов. Этот достойный человек был личным протеже Доу Сяня, и, как только его патрон умер, гуннский вождь решил, что не обязан сохранять лояльность правителю, который довел его до самоубийства. Мятеж, безусловно, означал попытку северных гуннов восстановить свою независимость.

В начале 93 г. Китай отправил на север еще одну экспедицию, и небольшой китайской армии удалось поймать и убить мятежного шаньюя. Дальнейшая судьба северных гуннов покрыта мраком неизвестности. Китайские летописи странным образом молчат об этом, но из случайных ссылок ясно, что, несмотря на очередное поражение, северным гуннам вскоре удалось снова организоваться и выбрать себе нового правителя. Теперь, когда великого Доу Сяня не стало, китайцы не могли диктовать северянам выбор шаньюя, и это значило, что с прямой зависимостью от Поднебесной империи было покончено.

Однако новый шаньюй и его преемники старательно избегали провоцировать китайцев на организацию новой карательной экспедиции. Время от времени они отправляли к китайскому двору посольства с «данью» в виде подарков, и однажды даже извинились за то, что их подношения так редки. Гунны объясняли это тем, что их страна теперь очень бедна и они не в состоянии предложить ничего особенно ценного.

Но хотя северные гунны снова стали более автономны, теперь они представляли собой не более чем тень прежних гуннов. Их территория ограничивалась Джунгарией и районами, непосредственно примыкавшими к ней с запада. Они потеряли контроль практически над всеми частями Монголии. В Южной Монголии по-прежнему жили южные гунны, а Северная Монголия была полностью захвачена народом сяньби.

Изменения в Северной Монголии были в большей степени политическими, чем этническими. В этом регионе продолжали обитать те племена, которые прежде были подданными гуннов и потому назывались гуннами. Когда империя гуннов потерпела серию сокрушительных поражений, эти племена добровольно согласились сменить хозяев и не только приняли господство сяньби, но в скором времени начали считать себя и называться сяньби. Обеспечив себе таким образом контроль над всей Северной Монголией, сяньби, которые раньше ограничивались северо-восточной частью Монголии и Западной Маньчжурией, впервые стали по-настоящему великой державой. Но, несмотря на огромный рост численности и территорий, сяньби на тот момент устраивало, что они остаются как минимум номинально в подчинении Китаю. Это, в свою очередь, означало, что в течение нескольких лет китайцы могли не беспокоиться о безопасности своей северной границы.

Довольно странно, что контроль над Северной Монголией обеспечили себе сяньби, а не южные гунны, которые долгое время состояли в тесном союзе с китайцами, и именно по их предложению была предпринята первая кампания против северных гуннов. Но, как мы уже видели, китайцы не особенно стремились, чтобы их союзники стали слишком сильными, поэтому их больше устраивало, чтобы львиную долю военной добычи получили не южные гунны, а сяньби.

Помимо этого следует заметить, что в 93 г. деятельный правитель южных гуннов, человек, который играл главную роль в продвижении интересов своих соплеменников, умер, и после его смерти южные гунны погрузились в свои внутренние проблемы, в конечном итоге вылившиеся в длительную гражданскую войну. Одной этой гражданской войны (продолжавшейся в той или иной форме до 117 г.) было достаточно, чтобы помешать южным гуннам в полной мере воспользоваться упадком своих северных соплеменников и удержать их от попытки перехватить у сяньби контроль над Северной Монголией.

В любом случае в период царствования императора Хэ-ди (Хэ Хань, 89—105 или 106 гг.) китайцы могли быть вполне довольны развитием событий. Бесспорно, после падения Доу Сяня Поднебесная империя больше не могла проводить агрессивную политику, но пока регионы к северу от Китая были разделены между сяньби, северными гуннами и южными гуннами, которые хотели сохранить дружеские отношения с Китайской империей, Сын Неба мог не волноваться о безопасности своих владений. По крайней мере в том, что касалось северной границы.

Теперь давайте перенесемся с севера на запад и проследим за дальнейшими действиями Бань Чао в этот период. Когда мы в последний раз говорили о нем (88 г.), он только что обеспечил себе контроль над Южной и Западной Кашгарией, и только государства Северной Кашгарии по-прежнему отказывались признать верховенство китайцев. Бань Чао как раз начал подготовку к тому, чтобы подчинить себе этот регион, когда внезапно столкнулся с новой опасностью с неожиданной стороны. В течение прошедшего десятилетия китайцам удавалось поддерживать дружественные отношения с могущественными юэчжами (кушанами), которые в то время находились в процессе строительства своей великой центральноазиатской и индийской империи. Как минимум однажды Бань Чао был обязан своим успехом вмешательству юэчжей в его пользу.

Поэтому неудивительно, что в конце 88 г. юэчжи отправили в Китай посольство, чтобы поздравить Сына Неба и попросить у него руки китайской принцессы для своего правителя. Удивительно, что по какой-то таинственной причине Бань Чао отнесся к этому неодобрительно. Он не только не позволил посольству пройти в Китай, но, когда оно проходило через Кашгарию, остановил его и отправил назад домой.

Совершенно естественно, что эти действия очень обидели юэчжей, и в начале 90 г. они послали армию из 70 тысяч человек с явной целью напасть на Кашгарию и захватить значительную часть ее территории. Поскольку общая численность китайских воинов в этом регионе была значительно меньше, большинство подчиненных Бань Чао, услышав о надвигающемся вторжении, пришли в ужас. Бань Чао не испугался. «Несмотря на то что враги превосходят нас в силе, – сказал он, – им, прежде чем дойти до нас, придется многие сотни миль идти по высокогорным тропам. Они не смогут взять с собой достаточно провизии. Все, что нам надо, – это захватить и спрятать все доступное продовольствие. Если мы сможем не допустить попадания провизии в руки врагов, им очень скоро придется отступить».

Дальнейшие события практически полностью совпали с прогнозами Бань Чао. Когда войска юэчжей прибыли в Кашгарию, китайский полководец не пытался вступить с ними в бой, а укрылся со своими воинами за стенами укрепленного Кашгара, и, как ни пытались юэчжи, они не смогли взять его штурмом. Тогда они обшарили все окрестные земли в поисках провизии, но благодаря предусмотрительности Бань Чао так и не смогли ничего найти.