Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

Его смерть стала причиной больших внутренних неурядиц в Поднебесной империи, поэтому для помощи усуням так ничего и не было сделано. Но не успел его преемник[43]43
  На самом деле преемником был внук У-ди Чанъи-ван, но царствовал всего 27 дней в 74 до н. э. и был смещен за безобразное поведение во время траура.


[Закрыть], император Сюань-ди (77–49 гг. до н. э.), взойти на трон, как китайская принцесса, которая по-прежнему отказывалась сдаться гуннам, снова написала китайскому двору, умоляя о помощи и утверждая, что гунны имеют очевидное намерение разорвать все связи между усунями и Китаем. На этот раз ее призыв не пропал даром. Китайский двор принял решение сделать призыв Джунгарии о помощи основанием для очередной крупномасштабной попытки сокрушить гуннов раз и навсегда. Эта кампания, состоявшаяся в 72 г. до н. э., стала первой большой наступательной операцией, предпринятой китайцами против гуннов со времен трагически закончившейся (за восемнадцать лет до этого, в 90 г. до н. э.) авантюры Ли Гуанли.

На этот раз Китай собрал не менее пяти отдельных армий, каждой из которых командовал видный и предположительно способный военачальник. Каждая из этих армий должна была одновременно с другими напасть на гуннов в разных местах их владений, чтобы они не смогли сосредоточить силы в одном месте. В общей сложности китайские армии насчитывали больше 150 тысяч человек. Кроме того, чрезвычайно ловкий китайский командир по имени Чан Хуэй, который долгое время провел в плену у гуннов и потому хорошо знал пути, которыми могли двигаться кочевники, был послан к усуням в качестве связного, а также чтобы организовать местные войска и начать атаку на гуннские владения с фланга.

Все пять китайских армий сумели войти на территорию империи гуннов и нанести ей определенный материальный урон. Но более важно, что китайцам удалось отвести свои войска за Великую стену, не позволив силам гуннов организовать погоню и нанесение им ответного удара, как случи лось во время кампании Ли Гуанли и многих других китайских командующих. Уже одно это стало большим достижением. Тем не менее китайский двор был в некоторой степени разочарован этой кампанией в целом, поскольку нанести гуннам по-настоящему сокрушительного удара не удалось.

Двое из пяти командующих по возвращении в Китай были преданы военному трибуналу. Одного из них, носившего высокое звание «полководец с зубами тигра», обвинили в том, что он зашел недостаточно далеко на территорию гуннов, а также, вернувшись домой, преувеличил число убитых и захваченных в плен гуннов. Другой военачальник был обвинен в еще более тяжких преступлениях. Его обвинили в том, что он изнасиловал или как минимум соблазнил вдову своего подчиненного, когда его труп еще не успел остыть в могиле, что у китайцев считалось очень серьезным проступком. Однако важнее было то, что он не проявил достаточного рвения в попытке встретиться с армией врага и атаковать ее.

По-видимому, двигаясь на север, он обнаружил практически безлюдную землю, поэтому смог убить или взять в плен только девятнадцать гуннов. Как раз в это время он встретил китайского посланника, который возвращался с севера и сказал ему, что на расстоянии нескольких миль от них расположился лагерь гуннской армии. Очевидно, что командующий был обязан идти вперед и напасть на гуннов, однако этот достойный командир устал после долгого перехода по пустыне и очень хотел вернуться в свой благословенный Китай, поэтому он велел посланнику никому не говорить о присутствии вражеской армии и приказал своим войскам тронуться в обратный путь. К несчастью для него, вскоре после его возвращения домой вся история вскрылась, а дальше был военный трибунал. Пока дела этих двух командующих еще находились на рассмотрении суда, оба они решили прервать всякое дальнейшее разбирательство и покончили с собой.

Трем оставшимся командующим удалось избежать судебных разбирательств в отношении их действий. В целом было признано, что они не добились никаких больших побед и не снискали громкой славы. Официальное заявление гласило, что они убили и захватили в плен такое сравнительно небольшое число гуннов не по причине своей некомпетентности, а потому, что гунны, узнав об их приближении, начали отступать, уводя с собой не только старых и слабых членов племен, но и свои стада. И в конце концов, в Китае никогда не было такого, чтобы под трибунал отдавали сразу всех ведущих командующих.

По сравнению с пятью полководцами, непосредственно командовавшими китайскими войсками, Чан Хуэй, которого отправили для взаимодействия с усунями, оказался бесконечно успешней. С помощью Чан Хуэя царь усуней собрал армию из 50 тысяч всадников, которые выступили из Джунгарии на восток и обрушились на западный фланг гуннов, нанеся им огромный урон. Усуни захватили дядю, шурина и дочь шаньюя и еще 40 тысяч гуннов, не говоря уже о большом количестве добычи.

Несмотря на то что Чан Хуэй оказал или, по крайней мере, заявлял, что оказал усуням огромную помощь в создании армии, усуни настояли на том, чтобы все пленные гунны и вся добыча остались у них. Когда Чан Хуэй возразил, указывая на несправедливость дележа добычи, усуни тут же отобрали у него должностную грамоту и печать и отправили его назад в Китай. После того как он так сильно потерял лицо из-за этих унижений, Чан Хуэй был уверен, что его отдадут под трибунал и казнят. Однако, к его удивлению, император, который понимал, что Чан Хуэй сделал намного больше, чем все пять армейских командующих, пожаловал униженному командиру-посланнику титул маркиза и даже отправил его назад к усуням с очередной миссией – раздача подарков этим буйным союзникам.

Кампания 72–71 гг. до н. э., хотя и не принесла Китайской империи большой славы, положила начало реального конца империи гуннов. В конце 71 г. до н. э. гуннский шаньюй предпринял последнее отчаянное усилие восстановить убывающие богатства своей империи. Следует отметить, что он направил свою кампанию не против Китая, а против усуней, главного источника его недавних неприятностей. Шаньюй провел свои войска через Алтайские горы (Монгольский Алтай) в Джунгарию и неожиданно напал на усуней. Поскольку это наступление имело место зимой, когда военных действий можно было ожидать меньше всего, ему удалось захватить большое число старых и слабых членов усуньских племен, которые не смогли убежать. На тот момент гуннам пришлось довольствоваться этим нападением, и их войска, не дожидаясь битвы с основными силами усуней, приготовились вернуться в Монголию.

Как раз в то время, когда они, вероятно, перебирались через горы Монгольского Алтая, гунны столкнулись с непреодолимым кошмаром в виде сильнейшего снегопада. Тысячи и тысячи гуннов и их лошадей умерли от холода, и, по рассказам, домой вернулось только десять процентов от первоначального состава армии.

Новости об этой катастрофе молниеносно разнеслись по широким равнинам Центральной Азии и населявшим их народам, и большинство из тех, кто раньше был вассалом гуннов, воспользовались этим случаем, чтобы отомстить людям, которые так долго были их ненавистными повелителями и хозяевами. Почти одновременно с усунями на западе динлины на севере и ухуани на востоке отказались признавать себя вассалами гуннов и стали совершать набеги на их территорию. Когда дело дошло до того, чтобы воспользоваться этим преимуществом, китайцы, не желая отставать от других, отправили с юга три армии, и на сей раз командующие из Поднебесной смогли уничтожить и захватить много тысяч «северных варваров», не опасаясь их мести.

В довершение всех злоключений во всех частях гуннских владений разразился страшный голод, в результате которого, как утверждается, погибло свыше трети всего населения и больше половины табунов и стад. Могущественная империя прежних времен, которая когда-то была серьезным соперником Китайской империи, оказалась повержена и могла надеяться только на то, что несколько лет мира и покоя позволят ей восстановить силы.

С учетом страшных потерь, которые они понесли, в сочетании с таким несчастьем, как голод, гунны проявили большой запас стойкости, чтобы избежать полного исчезновения. Из летописей видно, что в последующие годы их жизнестойкость в условиях атак со всех сторон оказалась такой сильной, что им удавалось снова и снова собирать войско и даже неоднократно совершать нападения на северные границы Китая.

Однако все надежды на восстановление гуннской власти были полностью уничтожены внутренними беспорядками, охватившими царство гуннов в это самое время. Шаньюй, правивший ими с 60 по 58 г. до н. э., который сам узурпировал власть у императорского семейства, оказался настолько жестоким и непопулярным, что в стране повсеместно разразилась гражданская война.

Даже после того, как этот правитель был вынужден совершить самоубийство и в 58 г. до н. э. трон занял законный претендент (его имя, Хуханье, стоит запомнить, поскольку в дальнейшем он сыграл важную роль в истории), порядок так и не удалось восстановить. К тому времени гунны так привыкли к кровопролитным схваткам между претендентами, что им трудно было снова привыкнуть к единой власти. Фактически в период 58–55 гг. до н. э. место шаньюя занимали не меньше пяти правителей, каждый из которых устраивал кровавые кампании против других.

К 55 г. до н. э. Хуханье удалось ликвидировать четырех своих соперников, но не успел он это сделать, как его собственный брат по имени Чжичжи поднял мятеж, чем привел Хуханье в несказанное замешательство. Ни одному из братьев не удавалось одержать решающую победу над другим, поэтому на следующие два десятилетия Монголия оказалась разделена на два отдельных царства, которые обычно называют Северным и Южным царствами. Основные силы Чжичжи находились на севере (теперь это называется Внешней Монголией [Монголией, в 1921–1992 гг. Монгольская Народная Республика]), тогда как Хуханье взял под свой контроль юг (нынешнюю Внутреннюю Монголию [в составе Китая]).

Это великое разделение гуннов на северную и южную части давало огромное преимущество Китаю. Как и следовало ожидать, гунны были так заняты своей внутренней борьбой, что не имели ни малейшей возможности нападать на Поднебесную империю. Но гораздо более важным был тот факт, что в 53 г. до н. э. правитель Южного царства Хуханье ощутил такое сильное давление со стороны орд своего брата, что собрал большой совет из представителей своей знати и поставил вопрос о том, чтобы искать защиты путем официального подчинения китайской юрисдикции.

Нет нужды говорить, что это предложение стало предметом жарких споров. Большая часть гуннской знати категорически возражала против такой идеи. Они говорили: «Обычаем гуннов всегда было действовать смело и презирать раболепие. Они жили, готовые в любой момент вскочить на своих коней и броситься в бой, не боясь смерти. Именно поэтому их имя и слава разнеслись так широко».

«Сейчас речь, безусловно, идет о борьбе старшего брата с младшим за власть в царстве, так какая разница, кто из них погибнет, если царский дом сохранится и продолжит давать империи правителей? Каким бы сильным ни был Китай, он никогда не мог сокрушить гуннов. Тогда зачем нам соглашаться на китайское правление? Сделать это означало бы порвать со всеми нашими традициями и оскорбить духи наших прошлых правителей. Мы стали бы посмешищем в глазах других наций».

Однако один или два самых близких советника шаньюя, подходившие к делу с реалистичной точки зрения, высказывались горячо в поддержку того, чтобы выразить свою покорность Поднебесной империи. «Каждой стране свойственно переживать период процветания и период упадка. Сейчас мы повсюду видим подавляющее влияние Китая, простирающееся даже до усуней и городов-государств Кашгарии. Гунны уже много десятилетий пребывают в упадке, и у нас нет шансов восстановить свои былые богатства. Несмотря на все наши усилия, у нас нет ни одного дня покоя. Если мы сейчас смиримся с неизбежностью и подчинимся Китаю, у нас будет мир и спокойствие, если нет, нас и дальше ждут опасности и неопределенность».

Несмотря на то что знатные гунны, выступавшие за этот план, были в явном меньшинстве, их аргументы полностью убедили самого Хуханье, и он силой заставил других согласиться с ним. Двинувшись на юг во главе своих орд, он, в конце концов, подъехал к Великой Китайской стене. Оттуда к китайскому двору был отправлен посланник, чтобы объявить, что гунны готовы официально подчиниться и просят, чтобы им назначили время, когда шаньюй сможет лично явиться на поклон к императору.

Появление посланника привело весь двор в большое изумление и волнение. Наряду с всеобщим ликованием возникло много разногласий в отношении того, как вести себя с шаньюем, когда тот лично явится ко двору. Нужно ли заставить его падать ниц, или достаточно, чтобы он просто поклонился? Должен ли он получить ранг выше или ниже, чем у правителей других государств, которые теперь входили в состав Поднебесной империи? Эти и сотни подобных вопросов привели китайцев с их любовью к ритуалам в большое смятение. Наконец император, к собственному удовлетворению, решил этот вопрос. С шаньюем следовало обойтись как с дружественным вассалом, которому подобает пользоваться привилегиями гостя, а не побежденного врага. Ему нужно было предоставить преимущество перед другими вассальными князьями, но, обращаясь к императору, он должен был называть себя «ваш слуга». Однако он не обязан был называться по имени. В отношении последнего условия нужно отметить, что, согласно китайскому этикету, использование чьего-то имени вместо личного местоимения считалось знаком полного подчинения собеседника.

Как только все эти сложные вопросы удалось решить, торжественный визит Хуханье стал возможным. Этот визит состоялся во время празднования нового, 51 г. до н. э. и со стороны китайцев стал поводом для пышной демонстрации своего могущества. Шаньюю уделили большое внимание, чтобы убедить его оставаться вассалом Китая. Кроме того, ему и его сопровождающим вручили множество ценных подарков. В конце концов, надо же было показать гуннам, что они не напрасно приняли решение подчиниться Сыну Неба.

Теперь давайте на время оставим гуннов и обратимся к событиям, происходившим в Кашгарии и Джунгарии в период с 100 по 51 г. до н. э.

Коротко можно сказать, что большую часть этого времени китайцы потратили, чтобы распространить и консолидировать свою власть в этом регионе. Завоевание Даваня (Ферганы) в 101 г. до н. э. положило начало китайскому доминированию над многочисленными городами-государствами, на которые была разделена Кашгария, но в течение многих десятилетий китайский двор был не способен добиться прямого и эффективного контроля над регионом в целом. По сути дела, китайский контроль в Кашгарии в значительной степени был блефом, или, выражаясь более учтиво, вопросом военного престижа.

Пока Китаю удавалось одерживать победы над гуннами и другими сильными противниками, правители мелких кашгарских государств были готовы держать заложников при китайском дворе и позволяли китайцам давать им советы в важных политических делах. Но каждый раз, когда гунны добивались победы над китайцами, те же самые правители становились чрезвычайно своенравными, и на какое-то время китайский контроль становился практически номинальным.

В течение этого периода у Китая имелось два плацдарма для своих операций, находившихся под его полным непосредственным контролем. Одним из них был регион к востоку от озера Лобнор, который китайцы отобрали у гуннов в 121 г. до н. э. и поделили на четыре административных района, самым важным из которых стал Дунхуань. Этот регион был и остается составной частью Китая. Поскольку он непосредственно примыкал к китайской территории и к тому времени уже был населен преимущественно китайцами, обеспечение контроля над ним и его защиты не составляло большого труда.

Другая база для действий китайцев располагалась в далекой Северной Кашгарии, между городами-государствами Куча и Карашар. В этом районе Китай основал две колонии, одну в Лунтае, другую в Кули. Их обитатели, в большинстве своем выходцы из самого Китая, были обязаны в случае необходимости нести военную службу, но в основном им позволялось вести жизнь обычных поселенцев, занимавшихся главным образом земледелием. Продукты, которые выращивали эти люди, служили большим подспорьем для китайских посольств, время от времени проходивших через Кашгарию. Каждая из этих колоний управлялась собственным магистратом, но постепенно губернатор Кули взял под свой контроль всю деятельность китайцев в бассейне реки Тарим.

Две колонии представляли собой китайский островок среди достаточно недружелюбного моря. Поскольку его окружали народы, совершенно чуждые китайцам по происхождению и языку, то для выживания колонистов прежде всего требовалось поддерживать непрерывную связь с родиной через ее форпост в Дунхуане. Как следствие, в течение этого периода китайцам приходилось с особым вниманием следить за положением дел в небольшом царстве Лоулань, которое располагалось вблизи озера Лобнор и почти полностью блокировало проход между самим Китаем и его колониями в Северной Кашгарии. Поэтому не стоит удивляться, что в период с 100 по 77 г. до н. э. (когда Лоулань находился в полном подчинении Китаю) китайские записи, относящиеся к ранней истории Кашгарии, почти полностью посвящены исключительно Лоуланю в ущерб большинству других местных государств.

Не следует забывать, что одно из первых китайских деяний в Кашгарии заключалось в захвате царя Лоуланя (108 г. до н. э.). В 100 г. до н. э. снова возникла необходимость, прибрать к рукам правителя этого царства, чтобы заставить его проявлять большую покорность интересам Китая. Но, даже несмотря на это, упрямый монарх держал одного заложника при дворе китайского императора, а другого – при дворе гуннского шаньюя.

В 92 г. до н. э. этот царь умер, и после его смерти сложилась любопытная ситуация. Его старший сын и наследник пребывал в Китае в качестве заложника, однако китайцы не могли отправить его назад, чтобы он занял отцовский трон. Причина заключалась в том, что, пока этот лоуланьский принц жил при дворе императора, его поймали в гареме и в качестве наказания кастрировали. Поскольку китайцы не хотели, чтобы жители Лоуланя узнали об этом небольшом происшествии, они отправили посланника с сообщением, что наследник так полюбился Сыну Неба, что его величество не в состоянии расстаться с ним. Таким образом желательно, чтобы занять трон разрешили младшему брату наследника.

Так и было сделано, но вскоре новый правитель умер, и трон унаследовал его сын, который какое-то время провел в качестве заложника при дворе гуннов и был настроен определенно в их пользу. Китайцы изо всех сил старались убедить нового монарха приехать к ним, однако у того имелись большие подозрения в отношении того, что может с ним случиться во время этого визита, и он, поблагодарив, отказался от приглашения.

Со временем этот правитель становился все более и более антикитайским в своих политических предпочтениях. Китайские летописи достаточно честно признают, что у него и его подданных было много причин не любить китайцев, поскольку «китайские военачальники» и другие официальные лица из Поднебесной, проходившие через Лоулань, часто грабили местных жителей, плохо с ними обращались и заставляли их отдавать продукты и другие товары по ценам низким до смешного. Но, даже несмотря на это, китайцы не могли допустить, чтобы вопросы мелкой несправедливости стояли на пути обеспечения имперских коммуникаций, и после того, как один из официальных представителей, проезжавших через Лоулань, был убит, правительство Поднебесной империи решило, что настало время для решительных действий.

Однако случилось так, что момент для отправки большой карательной экспедиции в Кашгарию был крайне неудобным, поэтому китайцы решили прибегнуть к небольшому обману. В 77 г. до н. э. одного видного китайского полководца отправили в Западный край посмотреть, что можно сделать. Этот военачальник взял с собой лишь небольшой отряд отборных воинов, но позаботился о том, чтобы прихватить достаточно большое количество шелка, парчи, золотых украшений и других ценных предметов. Двигаясь вперед, он старательно распространял информацию о том, что послан с дружеским визитом и подарками к правителям некоторых царств Западного края.

Когда он прибыл в Лоулань, местного царя наконец удалось заманить в китайский лагерь, хотя монарх позаботился о том, чтобы взять с собой хорошую охрану. Военачальник из Поднебесной принял своего царственного гостя с подчеркнутым дружелюбием и после вручения подарков велел подать угощение. Во время этого пиршества царя щедро угощали вином, и, когда он достаточно опьянел, чтобы забыть о своих подозрениях, китайский военачальник прошептал ему: «Мой хозяин, Сын Неба приказал мне сообщить вам секретные сведения. Пойдемте в мою палатку, чтобы нас не потревожили».

Монарх встал и, спотыкаясь, прошел в соседнюю палатку. Когда мужчины погрузились в дружескую беседу, двое воинов подкрались сзади и закололи царя в самое сердце. Обитатели Лоуланя были так потрясены этим поступком, что не смогли отомстить за коварство. Вместо этого они покорно последовали совету китайского военачальника и посадили на трон младшего брата убитого царя, известного своими в высшей степени прокитайскими взглядами. Интересно, что за эту акцию китайский военачальник получил в награду от императора титул маркиза и феодальное поместье. Сами убийцы тоже были щедро вознаграждены.

Китайцы тщательно следили за тем, чтобы было сделано все возможное, дабы новый царь Лоуланя полностью подчинялся их интересам. Его осыпали подарками и прислали в супруги китайскую принцессу. Очевидно, он понимал, чего от него ждут, потому что вскоре после своего воцарения направил императору Поднебесной прошение, в котором писал: «Мой предшественник (убитый царь) оставил после себя нескольких сыновей, которые хотят убить меня. Сам я, вернувшись после долгого пребывания в Китае, чувствую себя слабым и одиноким. Поэтому я был бы рад, если бы Китай предоставил мне военную охрану. Так случилось, что в центре моих владений есть место под названием Исунь, где земля очень плодородна. Я был бы рад предложить, чтобы Китай отправил военный отряд и основал в Исуне военно-земледельческую колонию, и эта колония могла бы защищать меня от врагов».

Китайцы с удовольствием приняли это приглашение, и вскоре новая колония была благополучно создана. Появление китайской колонии ознаменовало конец Лоуланя как действительно независимого царства. Несмотря на то, что местным царям позволяли оставаться на троне, они были не более чем марионетки в руках китайских чиновников. Чтобы еще больше подчеркнуть этот новый статус, китайцы упразднили само название Лоулань, и государство стало называться Шаньшань.

Как только Лоулань удалось полностью подчинить, Китай смог более активно интересоваться внутренними делами других царств Кашгарии. Одним из первых государств, в полной мере ощутивших на себе военное и дипломатическое давление Китая, стало царство Куча. В то время оно являлось одним из самых сильных царств Северной Кашгарии и вызывало особый интерес Поднебесной, поскольку с запада непосредственно граничило с китайскими колониями.

Еще до того, как китайцы завершили завоевание Лоуланя, они уже вступили в серьезный конфликт с царем Кучи, и в какой-то момент кучийцы захватили и убили гражданского наместника, в чьем ведении находились китайские колонии. Тогда китайцы не решились мстить за это оскорбление и сделали вид, что не поняли, как это произошло, объявив случившееся несчастным случаем. Однако через несколько лет, а точнее, вскоре после 71 г. до н. э., Китай понял, что его позиции заметно укрепились. Царство Лоулань было полностью подчинено. К тому же китайцы при содействии усуней нанесли ощутимое поражение гуннам. Воспользовавшись этой ситуацией, Китай приказал своему верному военачальнику Чан Хуэю, который как раз возвращался из своей второй поездки к усуням, подойти к Куче и посмотреть, сможет ли он покарать это царство.

Когда армия Чан Хуэя подошла к столице, царь Кучи, сильно испугавшись, предложил начать переговоры. Он сказал, что сам лично не виноват в убийстве китайского наместника, поскольку вся эта история происходила при его предшественнике. Более того, истинным виновником был не его предшественник, а один из министров последнего, который в то время осуществлял верховную власть. Чтобы подчеркнуть свою невиновность, царь велел немедленно схватить министра, который был еще жив, и передал его командующему китайской армией.

Чан Хуэй тут же приказал отрубить голову этому бедняге, однако приостановил военные действия против царствующего монарха Кучи, полагая, что сила и престиж Поднебесной произвели на него достаточно сильное впечатление. В данном случае решение Чан Хуэя оказалось весьма разумным, поскольку в дальнейшем царь Кучи вел себя очень смирно и всячески демонстрировал свою симпатию к Китаю.

Вскоре после этого он женился на дочери царицы усуней, которая, как мы помним, сама была китайской принцессой. Супруга царя Кучи продолжала внушать своему мужу восхищение перед китайской цивилизацией, и в 65 г. до н. э. монаршая чета приехала в Поднебесную империю с официальным визитом. Встреча, которую ему приготовили, так поразила правителя Кучи, что в дальнейшем он сделал свои визиты регулярными.

Более того, он попытался внедрить в своем царстве многие элементы культуры, которые увидел в китайской столице. Так, например, он основал для себя новую столицу, улицы и стены которой были выстроены на китайский манер. Затем он заставил своих придворных носить китайские костюмы, а весь дворцовый церемониал был пересмотрен так, что стал очень сильно напоминать пышные ритуалы при дворе Сына Неба.

Эта политика китаизации, видимо, вызывала немало насмешек у правителей других кашгарских государств. Говорят, что они часто повторяли: «Осел, но не совсем осел, лошадь, но не совсем лошадь – такое животное называют мулом, и оно очень сильно напоминает нам царя Кучи». Однако достойный царь Кучи не обращал внимания на эти насмешки и продолжал еще больше укреплять узы, связывавшие его с Поднебесной империей, а после его смерти ту же политику продолжил его сын.

Среди других кашгарских государств того периода у Китая возник явный конфликт только с одним, а именно с царством Яркенд, которое в то время, по-видимому, являлось самым сильным государством в южной части Кашгарии. Проблемы в этом регионе возникли, когда некий царь Яркенда умер бездетным. У него, правда, было несколько братьев, но вместо того, чтобы оставить трон одному из этих кровных родственников, царь выбрал в качестве наследника юношу по имени Ваньнянь – сына царя усуней и его китайской супруги. Остается загадкой, почему этот юноша из царства кочевников-усуней, обитавших далеко на севере и, насколько нам известно, не имевший никаких родственных связей с умершим царем, был выбран править его страной.

Китайские летописи пишут только, что царь Яркенда очень полюбил молодого человека и что жители царства согласились с его выбором, считая, что пребывание на троне этого полуусуня-полукитайца доставит удовольствие и царству усуней, и Китайской империи. Таким образом, Ваньняня по всем правилам возвели на трон царя Яркенда, но вскоре выяснилось, что выбор был неудачным, поскольку Ваньнянь оказался жестоким и безответственным правителем. Воспользовавшись его растущей непопулярностью, младший брат покойного монарха поднял мятеж, убил Ваньняня и сам сел на трон. Все это произошло в 65 г. до н. э.

Не удовлетворившись удачным государственным переворотом, новый царь Яркенда поднял восстание против Китая. Он убил китайского посланника, который в то время случайно оказался по соседству, а затем, испугавшись мести со стороны китайцев, начал призывать все государства Южной Кашгарии объединиться, чтобы покончить с притязаниями Китая на сюзеренитет в этом регионе.

Он распространил слухи, что гуннам удалось снова захватить Гуши (Турфан) и что все государства Северной Кашгарии подняли восстание против китайского владычества. Несмотря на то что эти слухи были по большей части необоснованными, с их помощью удалось очень успешно сплотить все мелкие государства Южной Кашгарии вокруг царя Яркенда, и на какое-то время Китай полностью потерял контроль над этим регионом.

Безусловно, положение Китая в Западном крае империи оказалось весьма рискованным, и ее территории, завоеванные за последние пятьдесят лет, могли быть с легкостью потеряны, если бы не решимость и расторопность китайского чиновника по имени Фэн Фэн-ши, который по воле случая оказался в то время в царстве Лоулань, или Шань-шань. Этот чиновник приехал в Кашгарию с дипломатической, а не военной миссией, но, не дожидаясь разрешения от своего правительства, немедленно под свою ответственность поднял армию и, двинувшись на юго-запад, успешно взял город Яркенд. Мятежный царь Яркенда покончил с собой, и его преемником стал племянник, который пообещал полностью подчиняться китайцам.

Как ни странно, блестящая военная операция Фэн Фэн-ши стала предметом ожесточенных споров в китайском совете министров. Многие люди, включая самого императора, хотели наградить бесстрашного чиновника, пожаловав ему дворянский титул и поместье. Однако другие члены высшего совета возражали, утверждая, что достойного Фэна надо не наградить, а наказать за то, что он посмел провести такую важную операцию под свою ответственность. В конце концов был достигнут компромисс, и Фэна наградили, сделав его камергером двора, но так и не пожаловав ему титула. Хотя Фэна лишили заслуженной награды, удар, который он нанес Южной Кашгарии, вкупе с работой Чан Хуэя в Северной Кашгарии означали, что в течение нескольких десятилетий власть Китая была вне опасности.

Теперь, когда Лоулань, вся Южная Кашгария и большая часть Северной Кашгарии были под их контролем, китайцам оставалось сделать еще один шаг для обеспечения надежной безопасности Западного края. А это означало нанести сокрушительный удар по стратегически важному государству Гуши (Турфан).

На самом деле Турфанская впадина является скорее северо-восточным ответвлением Таримского бассейна (Кашгарии), чем составной частью этого региона. В то же время, пока эта впадина оставалась в чужих недружественных руках, китайцы постоянно пребывали в страхе, что какая-нибудь военная кампания может закончиться тем, что между исконной территорией Китая и Кашгарией будет вбит клин. Стратегическое положение царства Гуши усиливал тот факт, что это государство занимало очень большую площадь, и в его владения входила не только вся Турфанская впадина, но и значительная территория к северу от гор Тянь-Шань.