Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

За битвой во время песчаной бури последовала длинная череда кампаний, предпринятых императором У-ди против его северных врагов. Власть и престиж гуннов были подорваны. С тех пор в течение многих лет им приходилось ограничивать свою активность севером Внешней Монголии, а северные границы Китая в течение этого периода были практически избавлены от серьезных набегов.

Но, несмотря на то что власть гуннов была подорвана, она не была уничтожена. Гунны по-прежнему являлись хозяевами большого царства, и их административная и военная структура оставалась нетронутой. Китайцы действительно захватили или убили от 80 до 90 тысяч гуннов, но их собственные потери были не намного меньше. Особенно не повезло китайцам с лошадьми, потому что из 140 тысяч животных, отправленных для участия в этих кампаниях, вернулись меньше 30 тысяч.

Китайцы очень глубоко переживали потерю своих лошадей, поскольку Китай еще не стал страной с развитым коневодством и мог воспроизводить этих животных лишь в очень небольшом количестве. Древние китайские историки вкратце сообщают нам, что одной из основных причин, почему империя не пыталась окончательно решить задачу уничтожения гуннского царства, было отсутствие достаточного количества лошадей для организации еще одной крупной кампании.

По их рассказам, еще одной важной причиной, заставившей китайцев оставить все как есть, стал тот факт, что всего через два года после этих кампаний в 117 г. до н. э. умер Хо Цюйбин. Хо Цюйбин был единственным китайским военачальником, неизменно одерживавшим победы в войне с гуннами, и двор чувствовал, что без его участия и лидерства ведение дальнейших военных действий нежелательно. В память об этом блестящем молодом полководце китайцы установили на его гробнице статую лошади, попирающей бородатого гуннского воина. Потерянная в течение долгих веков, она была недавно обнаружена французскими археологами и теперь являет собой самую раннюю попытку китайцев создать статую лошади.

В свете сказанного выше неудивительно, что в течение следующих нескольких лет произошло резкое изменение взаимоотношений между Китайской империей и гуннами. Вскоре после битвы во время песчаной бури китайцы отправили к шаньюю посланника с требованием признать себя вассалом императора У-ди. Шаньюй, несмотря на свое поражение и бегство, был так разгневан этим предложением, что захватил китайского посланника в плен, и китайцы ничего не смогли сделать, чтобы его освободить. Несколько лет спустя (111 г. до н. э.) китайцы снова отправили две армии в Южную Монголию в надежде освободить этого и еще одного посланника, захваченного гуннами. Но хотя эти две армии сновали туда-сюда по территории, примыкавшей к огромной пустыне с юга, им так и не удалось вступить в бой с какими-либо войсками гуннов, а наступать в центр гуннского царства, который теперь располагался к северу от пустыни, они не посмели.

На следующий год (110 г. до н. э.) возникла похожая ситуация, только на этот раз император У-ди сам решил исполнить роль воина-героя. Это случилось вскоре после того, как императорские войска захватили территорию, которая теперь является Южным Китаем, и убили местного правителя, царя Юэ, а его земли присоединили к Китайской империи. Император подумал, что ему представляется удачная возможность совершить триумфальный тур по всем отдаленным регионам его владений.

В этот тур он включил и северную границу. Когда У-ди приехал туда, он задумал провести грандиозную военную демонстрацию в надежде произвести впечатление на «северных варваров». Собрав армию в 80 тысяч человек, он углубился на какое-то расстояние в Южную Монголию, а потом отправил посланника к гуннскому шаньюю, который сделал этому монарху следующее примечательное заявление: «Голова царя Юэ висит сейчас на воротах императорского дворца. Сын Неба стоит у северной границы во главе императорской армии. Зачем шаньюю гуннов прятаться на этом холодном негостеприимном севере? Пусть шаньюй приедет на юг и либо встретится с императором в открытом бою, любо признает себя подданным императора и выкажет свое почтение императорскому трону».

Шаньюй, по-видимому, предпочел остаться на своем холодном и негостеприимном севере, потому что он не обратил внимания на это послание и ограничился тем, что добавил очередного посланника к двум другим китайским пленникам. В то время быть китайским послом означало подвергать свою судьбу всевозможным опасностям, авантюрам и неизвестности.

Император снова почувствовал себя не способным разрешить ситуацию и вскоре после этого распустил армию и вернулся в Китай.

Спустя шесть лет после этой неудачи (104 г. до н. э.) китайцы предприняли очередную попытку вмешаться в дела гуннов. В то время на трон недавно взошел новый шаньюй, из-за своей юности прозванный «малыш шаньюй». Этот малыш шаньюй вскоре показал себя жестоким и кровожадным, чем вызывал массу тревог и недовольства в собственных владениях. У одного из его подчиненных, который, должно быть, приходился ему близким родственником, возникла мысль поднять мятеж, чтобы самому занять место на троне.

Не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы справиться одному, этот человек вступил в предательскую переписку с китайским двором, в ходе которой он пообещал признать себя вассалом дома Хань, если представители последнего помогут ему осуществить задуманный государственный переворот. Император У-ди был только рад присоединиться к такому интересному плану, и на следующий год (103 г. до н. э.) один из самых способных китайских военачальников, Чао Буню, во главе 20-тысячной армии был отправлен в Монголию, чтобы предоставить мятежнику всю необходимую помощь.

Однако, к несчастью для китайцев, когда претендент уже собрал свои силы и намеревался открыто взбунтоваться, заговор был раскрыт. Самого претендента предали смерти, а китайцам, которые уже продвинулись на какое-то расстояние вглубь Монголии, пришлось поспешно отступать. Не удовлетворившись ликвидацией заговора, шаньюй решил отомстить китайцам за их коварные действия. Встав во главе армии, в четыре раза превосходящей китайскую, он смог полностью окружить ее, когда она уже находилась в нескольких милях от собственной границы. Увидев, что сопротивление бесполезно, китайский военачальник со всей своей армией сдался гуннам. Этот эпизод доказывает, что спустя почти два десятилетия после битвы во время песчаной бури гунны были еще далеки от того, чтобы считаться окончательно утратившими силу.

Но хотя в течение этого времени китайцы мало что могли сделать в своих отношениях с гуннами, кроме поддержания статус-кво, в своих взаимоотношениях с другими соседними народами они были гораздо успешней. С исторической точки зрения одними из самых значительных завоеваний Китая той эпохи следует считать те, которые привели к окончательной аннексии территории, составляющей южную часть современного Китая. С самого начала своего царствования император У-ди проявлял большой интерес к этому региону и постепенно присоединял к Китайской империи то одну, то другую его часть. Все встало на свои места в 111 г. до н. э., когда разразилась открытая война между Китаем и царством Наньюэ (Южное Юэ). Как мы уже писали, монарх этого царства вскоре был убит, а само царство, территория которого соответствовала современным провинциям Гуандун и Гуанси[40]40
  Ныне южная часть современного Гуанси-Чжоуанского автономного района.


[Закрыть], стала неотъемлемой частью Китая. Вскоре после этого (в 110–109 гг. до н. э.) вассалами императора У-ди объявили себя правители юго-западных племен на территории значительной части современной провинции Юньнань и царства Миньюэ (Восточное Юэ), расположенного на юго-востоке (современная провинция Фуцзянь). С этого момента им приходилось в своих делах следовать советам специально назначенных китайских министров.

Но с точки зрения того, чему посвящена данная работа, более интересен тот факт, что в 108 г. до н. э. Китай завершил завоевание царства Чаосянь (Чосон), которое занимало регион, соответствующий современным Северной Кореи и Юго-Восточной Маньчжурии. Несмотря на то что меньше чем через два века этот регион снова откололся от Поднебесной империи, китайскому влиянию на этой территории было суждено произвести долговременный эффект. В отличие от кочевников-гуннов, жители Чаосяня вели в основном оседлый образ жизни и не просто добровольно перенимали базовые элементы китайской цивилизации, но и стремились к этому. По этой причине весь регион оставался, по меньшей мере духовно, в сфере китайского влияния даже после того, как политические связи оказались разорваны.

Особое значение для нас имеет то, что завоевание китайцами Чаосяня повлекло за собой китайское доминирование над племенами, обитавшими севернее этого царства, и существенно укрепило стратегическое положение Китайской империи в ее отношениях с гуннами. Теперь Китай дотянулся как до восточной, так и до южной границы гуннских владений, и в случае возобновления гуннской агрессии его военачальники могли атаковать их с флангов. К тому времени, когда Китай потерял контроль над Чаосянем, гунны уже давно перестали представлять серьезную опасность.

Но самое важное, что в течение этого периода Китай смог очень существенно увеличить свою силу и престиж в регионах, расположенных к западу от царства гуннов, а именно в Джунгарии, Кашгарии и Туркестане. Этот результат настолько интересен для нас, что мы должны рассмотреть его несколько более подробно.

Любопытно, что первые китайские усилия расширить сферу своего влияния в этом направлении были предприняты не в Кашгарии, непосредственно примыкавшей к Поднебесной, а посредством усуней, обитавших в Южной Джунгарии. В отношении этого народа была использована как дипломатия, так и военная сила.

В китайских записях говорится, что у истоков попыток подчинить усуней китайскому влиянию стоял наш старый знакомый Чжан Цянь. В данном случае мотивы Чжан Цяня были, без сомнения, эгоистическими. Вернувшись после своего первого посольства на запад, он получил титул и высокий официальный пост. Впоследствии он принимал участие в нескольких кампаниях против гуннов, но как военачальник показал себя настолько некомпетентным, что суд приговорил его к смерти. Однако в соответствии с добрым китайским обычаем, заплатив большую сумму денег, он добился того, что вместо смертной казни его просто лишили всех титулов и должностей. Стремясь восстановить свое положение, Чжан Цянь попросил, чтобы его отправили послом к усуням с целью пригласить их вернуться в их прежний дом в Кашгарии, к востоку от озера Лобнор.

Не будем забывать, что этот регион, который был захвачен у гуннов в ходе кампании 121 г. до н. э., теперь находился в юрисдикции Китая, но по-прежнему оставался почти безлюдным. Казалось, что, если усуни снова поселятся здесь, это навсегда избавит регион от любых попыток гуннов вернуть его себе.

Император У-ди удовлетворил прошение Чжан Цяня, и в 115 г. до н. э. последний снова отправился на запад. Он взял с собой большую свиту и много дорогих подарков. Кроме того, ему было позволено пообещать правителю усуней руку китайской принцессы, если он добровольно согласится с планом китайцев.

Добравшись до пункта своего назначения, Чжан Цянь сделал все, что мог, чтобы убедить двор усуней принять его предложения, однако вскоре обнаружил, что ситуация безнадежна. Рассказы о китайском величии не произвели на усуней должного впечатления и не рассеяли их обоснованных страхов перед близким соседством с гуннами. Они сознавали, что, если вернутся в Восточную Кашгарию, им не избежать гнева и очередного нашествия со стороны гуннов.

Кроме того, на этот раз сами усуни переживали период многочисленных раздоров. Их кунми (царь) был стар и не мог больше сохранять деспотическую власть над своими подданными. Несмотря на то что номинально он по-прежнему оставался властелином всего усуньского народа, один из его сыновей и один из внуков откололись и создали свои полунезависимые княжества. Поэтому кунми не посмел взять на себя смелость заключить соглашение, которое затрагивало судьбу всех его номинальных подданных.

В связи с этим предложения Чжан Цяня были отвергнуты. Решив извлечь из этой ситуации хоть какую-то пользу и воспользоваться тем, что находился далеко на западе, Чжан Цянь отправил нескольких человек из своей свиты посланниками в Индию, Бактрию, Парфию, царство юэчжей и другие дальние страны с целью установления с ними более близких контактов. Не дожидаясь возвращения этих послов (все из которых со временем вернулись в Китай), Чжан Цянь пустился в обратный путь на родину. Ему удалось уговорить нескольких представителей усуньских племен поехать с ним, якобы в качестве проводников и переводчиков, но на самом деле, чтобы Китай смог продолжить поддерживать с усунями какой-то контакт и в надежде, что размеры и величие Поднебесной империи произведут впечатление на этих кочевников с запада.

Несмотря на провал миссии Чжан Цяня и отказ усуней вступить в явный союз с Китаем, император, видимо, остался доволен поведением своего посланника и снова назначил его на высокий пост. Однако Чжан Цяню не суждено было долго наслаждаться своим благополучием, поскольку он умер через год после своего возвращения из этого памятного путешествия.

Реальные плоды дипломатии Чжан Цяня стали очевидны только через несколько лет после его смерти. Представители усуньских племен, которых он привез в Китай, в конце концов вернулись к себе домой и сообщили, что Китай очень богатая и многонаселенная страна, что значительно улучшило мнение усуней о Поднебесной.

Кроме того, гунны очень разозлились, когда услышали, что усуни добровольно устроили Чжан Цяню дружеский прием и, посчитав это предательством, даже угрожали усуням войной, поскольку, как минимум номинально, территория усуней являлась частью империи гуннов. С учетом этой ситуации усуньский двор направил в Китай посланников. Эти посланники отвергли предыдущее китайское предложение вернуть усуней в Кашгарию, но заявили, что их правитель, желая вступить в более тесные отношения с Поднебесной империей, просит прислать ему в жены китайскую принцессу. После приличествующих случаю переговоров китайцы приняли это предложение, и в 105 г. до н. э. одна из придворных дам вместе с богатым приданым отправилась в долгое путешествие в Джунгарию, где, согласно местным обычаям, вступила в брак с правителем усуней.

Похоже, бедной китайской даме пришлось несладко. Она оказалась замужем за стариком, с которым не могла даже поговорить, поскольку супруги говорили на разных языках, и ни один из них не знал языка другого. Фактически брак долгое время оставался в основном номинальным, так как царственная чета встречалась только один-два раза в год, да и то на каких-то больших празднествах.

Охваченная тоской по дому и одиночеством, принцесса находила утешение в поэзии. Она сложила оду, которая со временем достигла августейших ушей императора ее родного Китая и наполнила его сочувствием. В действительности это стихотворение стало одним из любимейших в Поднебесной империи и было включено почти во все антологии местной поэзии. В грубом переводе там написано следующее:

 
Увы, моя семья отдала меня замуж на чужбину, лежащую где-то под широким куполом небес.
Увы, я живу в чужой, далекой земле с царем усуней.
Увы, мое жилище – палатка с войлочными стенами.
Увы, моя еда – одно лишь мясо, мое питье – одно лишь молоко.
Увы, мне нечем себя занять, я только и делаю, что мечтаю о своей стране, и мое сердце болит.
Увы, если бы только я была дикой гусыней и могла бы улететь назад в родные края.
 

Вскоре после того, как было написано это стихотворение, ее господин и хозяин, понимая, что он стар и слаб, решил отдать бедную даму своему внуку и наследнику. Несчастная принцесса пришла в ужас от перспективы стать женой внука после того, как была женой деда, и отправила гонца в Китай, спрашивая, как ей быть. Однако его императорское величество послал назад записку с приказом преступить всякие моральные сомнения, которые могут у нее возникнуть, и стать невестой наследника. К этому он добавил, что нуждается в ее услугах в деле сохранения альянса Китая с усунями против гуннов.

Принцесса покорно сделала то, что ей приказали, но вскоре после рождения первенца умерла. После этого император послал вместо нее еще одну придворную даму. Новая принцесса оказалась покрепче и не такой разборчивой, как ее предшественница. Она дожила до преклонных лет и побыла замужем не только за царствовавшим в то время правителем усуней, но и за несколькими его преемниками и произвела на свет большое количество детей, многие из которых сыграли выдающуюся роль в дальнейшей истории Центральной Азии. В результате этих матримониальных альянсов Китай начал оказывать на усуней еще большее влияние, хотя формально их владения никогда не входили в состав Поднебесной империи.

Дальше на юг, в Кашгарии, Китаю удалось обеспечить себе даже более прямой и действенный контроль, хотя это произошло только после множества кровопролитных боев.

Основным плацдармом для проведения военных операций в этом регионе, естественно, стал захваченный у гуннов район восточнее озера Лобнор. После того как государства этого района, бывшие вассалами гуннов, сдались китайцам, а их обитатели расселились в разных частях Поднебесной империи, на всей этой земле почти не осталось людей. Очевидно, что такое положение дел не могло продлиться долго. Сначала, как мы видели, китайцы очень хотели пригласить каких-нибудь дружественно настроенных кочевников, вроде усуней, приехать и поселиться там. Но, поскольку этот план провалился, Китайская империя начала присоединять к себе весь этот район и постепенно заселять его переселенцами из самого Китая.

Судя по всему, этот план начали реализовывать в 111 г. до н. э., поскольку в этом году свободные земли были поделены на четыре административных района, и в каждом из них были основаны город или селение, предназначенные для того, чтобы стать их экономическими и культурными центрами. Из всех четырех районов необходимо упомянуть только об одном, самом дальнем к западу, и это Дуньхуан. Дуньхуан долгое время представлял собой западный аванпост Китайской империи, и именно через это селение проходили китайские посланцы, направлявшиеся в дальние западные царства для ведения переговоров и заключения договоров.

В последние годы в Дуньхуане и вокруг него были проведены важные археологические работы, и это позволило нам бросить беглый взгляд на жизнь, которую вели китайские колонисты в ранний период китайской экспансии на запад, хотя большинство оставшихся предметов датируются несколько более поздним периодом, чем тот, который мы описываем.

Строительство и обустройство Дуньхуана и окружавших его районов вместо того, чтобы избавить китайцев от проблем на границе, привело лишь к возникновению новых сложностей и обязанностей. Используя Дуньхуан как базу, китайцы продолжали слать многочисленные дипломатические миссии на запад, иногда до десяти за год. Этим посольствам приходилось проходить либо через царство Лоулань, либо через Турфан – два мелких как по размеру, так и по значимости государства, которые, однако, полностью перекрывали путь между территорией Китая и другими государствами Кашгарии.

Правители этих двух государств находились под сильным влиянием гуннов. Они не только сообщали гуннам обо всех действиях Китая на западе, но, поощряемые гуннскими эмиссарами, время от времени нападали и грабили китайские посольства, проходившие через их владения. Очевидно, что так не могло продолжаться, если Китай не хотел уронить свой престиж в Центральной Азии. Соответственно, в 108 г. до н. э. китайское войско во главе с одним из военачальников было послано туда, чтобы отомстить обидчикам.

Китайский военачальник с конницей из всего 7 тысяч всадников разбил войско царя Лоуланя, чьи владения располагались рядом с озером Лобнор, и захватил его в плен. Потом, двигаясь на север, китайская армия одержала серьезную победу над силами царства Гуши (Турфана), лежавшего вдоль южных склонов Тянь-Шаня (Небесных гор). Гуши, несмотря на свое поражение, вовсе не было уничтожено и в течение многих десятилетий продолжало быть для китайцев настоящей занозой, но по крайней мере на время ему пришлось отказаться от нападений на китайские посольства.

Лоуланю, царь которого попал в плен, пришлось стать более сговорчивым. Фактически это княжество вынудили объявить себя вассалом Китая и согласиться платить китайскому двору дань. Однако даже оно не порвало своих отношений с гуннами окончательно, поскольку заложник был отправлен не только в Китай, еще один отправился к гуннам. Но, несмотря на то что Китаю не удалось захватить ни Гуши (Турфан), ни Лоулань, китайские победы над этими государствами прогремели по всей Кашгарии и даже среди стран, расположенных еще западнее.

Следующая военная кампания, предпринятая Китаем на западе, была направлена, как ни странно, против отдаленного царства Давань, находившегося к западу от гор Цунлин (Луковые горы – Памир). Проблемы с Даванем начались в 104 г. до н. э. из-за договора, который привез посланник из Китая. Царство Давань в верховьях Яксарт (Сырдарья) славилось своими лошадьми, которые считались самыми лучшими в мире. Китайские источники неизменно называли лошадей из этого региона «небесными конями». Император отправил в Давань посланника, чтобы раздобыть нескольких этих знаменитых коней для себя и своего двора. Однако посланник не только не смог получить лошадей, но ввязался в ожесточенный спор с местными жителями, и на обратном пути в Китай был убит губернатором одного из районов Восточного Даваня.

Император Поднебесной пришел в ярость из-за убийства посланника, но еще сильнее его разозлило то, что он не смог получить лошадей, которые ему так нравились. Собрав огромную армию, он велел наказать строптивое западное царство. Рассказывают, что, хотя часть этой армии составляли опытные всадники, основной силой были молодые «плохие парни» из разных частей империи, иными словами, преступники и всякий провинциальный сброд, о потере которого никто не стал бы сильно жалеть. Говорят, что численность этой пестрой армии составляла несколько сот тысяч человек. Во главе император поставил военачальника Ли Гуанли, который своей должностью был обязан тому, что являлся старшим братом дамы Ли – любимой императорской наложницы.

В 104 г. до н. э. военачальник Ли Гуанли повел свою армию на запад, выбрав путь, который шел через северную часть Кашгарии. Обитатели многих городов-государств, через которые он шел, закрывались за стенами и отказывались снабжать китайскую армию продовольствием. У китайцев не было времени брать эти города штурмом, и в результате значительная часть армии захватчиков перемерла по дороге. Когда армия наконец пересекла горы Цунлин и пришла в Давань, осталось только несколько тысяч воинов, да и те пребывали в плачевном состоянии. Поэтому неудивительно, что за короткое время они были полностью разгромлены местными войсками.

Собрав остатки своих сил, Ли Гуанли во избежание лишних проблем повернул назад и в конце концов добрался до Дуньхуана, западного аванпоста Китая. Оттуда он послал письмо императору, в котором просил разрешения распустить то, что осталось от его армии. Император был вне себя от гнева и отправил приказ, где говорилось, что если Ли Гуанли или кто-то из его войска сделает еще шаг в направлении Китая, он будет обезглавлен, в результате чего военачальник благоразумно решил остаться там, где был.

Большая часть министров высказывались за то, чтобы отказаться от планов наказать Давань за дерзость. Однако император не послушал этого мудрого совета. Он возразил, что, если Китай смирится с поражением от такой мелкой нации, как Давань, он станет посмешищем для всех народов Западного края и, кроме того, Поднебесная никогда не получит «небесных коней».

Таким образом, решено было начать новую кампанию. Все китайские тюрьмы были открыты, а их обитателям пообещали прощение при условии, что они добровольно пойдут на военную службу. В армию набрали еще больше «плохих молодых парней», а также жителей приграничья, многие из которых были покоренными гуннами и составили значительную часть конницы. Более того, на этот раз армии предоставили невероятное количество тягловых животных для транспортировки провианта, чтобы устранить саму мысль о возможности голода.

Однако вместо того, чтобы назначить нового командующего, император вновь назначил вести эту кампанию Ли Гуанли, дабы у того появился шанс искупить свой предшествующий позор. Во главе этой армии авантюристов, преступников и никчемных людей (всего 60 тысяч человек) полководец снова отправился на запад, и в 102 г. до н. э. ему наконец удалось войти в Давань и осадить его столицу Эрши, где нашли убежище царь и большая часть войска.

Через месяц после начала осады знать в городе подняла мятеж[41]41
  Китайцам удалось отвести от города воду, после чего там начались волнения.


[Закрыть]. Царь был убит, а его голову послали осаждающему город китайскому военачальнику, сопроводив ее следующим удивительным посланием: «Мы умоляем вас больше не нападать на нас, поскольку мы готовы дать вам „небесных лошадей“, которых вы так жаждете иметь, а также снабдить вашу армию провизией. Если вы, со своей стороны, настаиваете на безусловной сдаче, мы перебьем всех наших „небесных лошадей“, и вы уже никогда не сможете получить их, а мы будем драться до тех пор, пока не подоспеют наши западные союзники кангюи и не освободят нас».

Ли Гуанли почувствовал, что будет лучше согласиться на эти условия. Местные жители были далеко не сломлены. Они сохранили свою армию, свое оружие и свой город. Но в дополнение к провианту для своей армии китайский полководец восстановил свою честь и честь своей страны. Более того, он смог получить большое количество (несколько тысяч) вожделенных лошадей, которых забрал с собой в Китай. Теперь, когда царя, нанесшего оскорбление Поднебесной империи, убили, вместо него был выбран человек, который всегда дружески относился к Китаю и на которого можно было положиться в деле проведения прокитайской политики. Таким образом, в целом эта кампания увенчалась успехом.

С характерной очаровательной наивностью китайские летописи сообщают, что в ходе этой кампании многие командиры активно прибегали к взяточничеству, беззастенчиво набивая себе карманы за счет своих воинов, в результате чего тысячи из них умерли. Император прекрасно знал об этом, но с учетом успешного окончания похода Сын Неба не стал обращать внимания на эти преступления, и все высшие командиры, принимавшие участие в кампании, были награждены высокими должностями и титулами.

Благодаря своей победе над Даванем Китай обнаружил, что завоевал огромный престиж среди всех мелких государств Кашгарии. Правители практически всех этих государств немедленно отправили своих сыновей или младших братьев выразить почтение императорскому трону и остаться при дворе в качестве заложника.

Не удовлетворившись этим, китайцы продолжили укреплять свои позиции путем строительства целой серии военных опорных пунктов вдоль всего пути из Дуньхуана к озеру Лобнор, чтобы иметь возможность без проблем послать на запад еще одну экспедицию в случае, если сочтут это необходимым. Но еще более важно было создание нескольких сотен военных колоний в самом сердце Северной Кашгарии, между мелкими царствами Карашар и Куча. Каждая из этих колоний находилась под началом военного коменданта, в задачу которого входило не только непосредственное руководство подчиненным ему районом, но и обязанность быть «глазами и ушами» китайского правительства в отношении всего, что происходит в Кашгарии. Кроме того, в его обязанности входило защищать и присматривать за нуждами многочисленных специальных посланников, которых Китай продолжал направлять в разные страны Западного края.