Текст книги "Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории"

Территория, которую контролировал Люй Фан, непосредственно примыкала к царству гуннов, и претендент на трон чувствовал, что было бы желательно установить дружеский контакт с могущественными соседями. На самом деле он пообещал гуннскому шаньюю, что согласится стать его вассалом, если тот поддержит его усилия стать правителем всего Китая. Это предложение, несомненно, стало причиной того, что в последующие годы гунны оказали Люй Фану столь необходимую ему помощь.

Период наибольших успехов Люй Фана продлился с 30 по 36 г. За это время он вместе со своими союзниками гуннами завладел значительной частью Северного Китая. Императору Гуан У-ди пришлось одну за другой отправлять экспедиции против своего северного соперника, и, хотя этими экспедициями руководили его лучшие военачальники, им едва удалось самим избежать поражения и не позволить влиянию Люй Фана распространиться на юг.

Однако Люй Фан не смог предотвратить брожение среди подчиненных ему командиров. В результате возникших внутренних конфликтов армия Люй Фана развалилась. В 37 г. он был вынужден оставить свое царство и бежать на север, где нашел убежище у своего патрона, правителя гуннов. В течение следующих трех лет претендент вел тихую жизнь при гуннском дворе, ожидая другой возможности нанести удар в борьбе за трон. К тому времени гунны поняли, что поставили не на ту лошадь, и делали очень мало или совсем ничего, чтобы помочь своей марионетке восстановить власть, что не мешало им со своей стороны продолжать набеги на Северный Китай.

В 40 г. н. э. гунны устали от постоянного присутствия Люй Фана, поскольку чувствовали, что он для них бесполезен. Кроме того, император Китая Гуан У-ди предложил большую награду за поимку своего соперника. Гунны решили, что было бы хорошо избавиться от этого нежелательного гостя и одновременно получить хорошие деньги, передав злосчастного Люй Фана китайским властям. До Люй Фана дошли слухи о том, что в отношении него затевается нечестная игра, и он спасся благодаря смелому маневру. Вместо того чтобы ждать, когда гунны схватят его и передадут китайцам, он сбежал, самостоятельно пересек китайскую границу и сдался властям со словами, что сожалеет о прежних проявлениях непокорности и желает отдать себя на милость императора Поднебесной.

Император, не знавший о планах гуннов передать ему мятежника, очень обрадовался тому, что такой влиятельный человек готов выразить покорность, и вместо того, чтобы казнить Люй Фана, осыпал его подарками. Кроме того, Люй Фан получил пост губернатора одной из северных провинций и титул царя. Гунны, естественно, страшно разгневались, но стыд удержал их от попыток получить хотя бы часть денег, причитавшихся за предательство.

Несмотря на новый успех, Люй Фана продолжали терзать муки совести. Всего через два года (в 42 г.), когда отношение императора Гуан У-ди к бывшему мятежнику, по-видимому, несколько охладело, Люй Фан начал опасаться за свою жизнь и, бросив свое новое царство, снова бежал на север и нашел приют на территории гуннов. На этот раз по той или иной причине гунны не стали делать попыток передать его китайским властям, и беженцу было позволено тихо жить в гуннских владениях до своей кончины, случившейся через несколько лет.

Но хотя после 42 г. Люй Фан перестал быть причиной беспокойства на северной границе, отношения между гуннами и китайцами не претерпели заметных изменений к лучшему. В 44-м и еще раз в 45 г. гунны вторгались в Северный Китай и наносили огромный урон, несмотря на то что не делали попыток аннексировать или поставить под свой контроль территории, которые они опустошали. В описаниях некоторых из таких набегов сказано, что заодно с гуннами действовали ухуани и сяньби, из чего можно заключить, что в течение всего этого периода (23–46 гг.) гунны имели какую-то власть над своими восточными соседями.

Но хотя возрожденная империя гуннов могла поддерживать абсолютный контроль над всей Монголией и вдобавок господствовать над народами, жившими в Западной Маньчжурии, ее попытки установить владычество над мелкими кашгарскими государствами и другими районами на западе провалились. Это само по себе означало, что вторая гуннская империя, какой бы великой она ни была, никогда не могла бы сравниться ни по размеру, ни по величию с первой гуннской империей, возникшей двумя веками ранее.

Следует помнить, что, когда узурпатор Ван Ман был убит (23 г. н. э.), большинство кашгарских государств вырвалось из-под власти Китая и вернулось к зависимости от гуннов. Кое-где еще оставались небольшие китайские гарнизоны и аванпосты, но в годы анархии, последовавшие за смертью Ван Мана, гунны без труда уничтожили эти последние остатки китайского владычества, и в течение нескольких лет казалось, что Кашгария, или по меньшей мере Северная Кашгария, снова стала составной частью гуннской империи. Но, как говорится, была одна капля дегтя в бочке меда, а именно тот факт, что небольшому царству из Южной Кашгарии под названием Яркенд удалось сохранить независимость. Эту независимость оно получило исключительно благодаря своим усилиям, а вовсе не поддержке Китая, но, несмотря на это, народ Яркенда сохранял прокитайские настроения и продолжал называть себя вассалом Поднебесной империи.

Возможно, неспособность гуннов завоевать Яркенд не была бы так важна, если бы гуннский правитель и его министры дипломатично обходились с другими кашгарскими государствами, большинство из которых готовы были по собственной воле присягнуть в верности шаньюю. Однако, к несчастью для них, гуннские чиновники, отвечавшие за дела в Кашгарии, оказались слишком ненасытными в своих требованиях дани и уплаты налогов, и вскоре многие мелкие царства, которые еще недавно относились к гуннам как к освободителям от гнета Китая, стали чувствовать, что, сменив хозяев, они попали из огня в полымя. Некоторые из этих государств были настолько разочарованы своим новым положением, что в поисках помощи начали снова поглядывать в сторону Китая. Сам Китай по-прежнему находился в состоянии такой анархии, что не мог предложить никакой прямой военной поддержки, зато друг Китая и его номинальный вассал Кан, царь Яркенда, был готов предложить помощь любому государству, пожелавшему восстать против гнета гуннов.

Действиям энергичного правителя Яркенда в большой степени способствовала моральная поддержка со стороны предприимчивого китайского военачальника, который в течение нескольких лет вел себя как самопровозглашенный губернатор Дуньхуана и других частей Западного Китая. Этот господин (по имени Ду Жун) некоторое время не мог решить, какому из претендентов на императорский трон Китая стоит присягнуть в верности, но все это время ему удавалось сохранять мир и порядок в подвластном ему регионе. Кроме того, он был очень заинтересован в поддержании китайского престижа в Кашгарии в надежде, что рано или поздно этот регион может снова войти в состав Поднебесной империи. В 29 г. н. э. этот достойный военачальник решил, что настала подходящая возможность, и под свою ответственность отправил к царю Кану посланца с грамотой, в которой жаловал ему титул «великого военачальника Западного края» и официально признавал его верховным представителем его величества императора Китая в Кашгарии, хотя в то время еще оставались сомнения в том, какой из соперничающих претендентов в действительности является императором Китая.

Грамота китайского военачальника была далека от того, чтобы считаться законным документом, но она, похоже, побудила царя Яркенда к новым действиям, и в результате этих действий большинство кашгарских государств сбросили гуннское ярмо. Насколько мы можем судить, некоторым кашгарским народам достаточно было просто помочь своим правителям выгнать гуннских послов и чиновников, пытавшихся надеть на них это ярмо. Таким образом, хотя было бы неверно говорить, что царь Яркенда завоевал всю Кашгарию, вследствие его действий он стал восприниматься как ведущая фигура кашгарской политики и дипломатии. Не говоря уже о том, что его успех во многом способствовал восстановлению упавшего престижа Китая, хотя нельзя забывать, что Китай по-прежнему был не в состоянии послать в Кашгарию ни воинов, ни чиновников, чтобы возродить свою былую власть.

В 33 г. царь Кан умер, и его место на троне Яркенда занял его брат Хиен, которому суждено было стать одной из самых интересных и деятельных фигур в истории всей Кашгарии. Хиен быстро доказал, что он еще более энергичен и амбициозен, чем его предшественник. Предшественник очень мало вникал во внутренние дела окружающих царств, довольствуясь исполнением функции общего надзора над ними. В отличие от него Хиен был одержим жаждой власти и вскоре после своего воцарения на троне захватил два соседних государства, сбросил их царей и посадил на освободившиеся троны двух своих племянников.

Это стало лишь первым проявлением агрессивной политики, которую Хиен впоследствии проводил в отношении многих других кашгарских царств. Однако уже в ранние годы Хиен, по-видимому, полностью главенствовал над всеми государствами юго-западной части бассейна реки Тарим.

Несмотря на свои ранние успехи, в отношениях с Китайской империей Хиен продолжал придерживаться самого смиренного тона. Известно, что в 37 г. он послал дань ко двору императора Гуан У-ди (Гуан У-ди, который к тому времени уже прочно утвердился на «троне дракона». Четыре года спустя (в 41 г. н. э.) Хиен снова отправил в Китай посольство с грузом дани, но на этот раз, помимо подарков, послам было велено просить императора Китая восстановить в Западном крае ведомство китайского наместника, которое прекратило свое существование во времена узурпатора Ван Мана.

Это предложение вызвало настоящий переполох в китайской столице. Сам император не имел ни малейшего желания тратить людей и деньги на попытку воссоздания эффективного военного и политического доминирования в Кашгарии, поскольку он еще не до конца навел порядок в самом Китае. Поэтому на идею назначить кого-нибудь на пост наместника его императорское величество смотрел несколько косо.

Однако старый генерал Ду Жун, прежде пожаловавший царю Кану почетный титул «великого военачальника Западного края» и теперь живший в столице на правах близкого друга императора, выдвинул план, который, по его словам, позволил бы китайцам поддержать свой престиж, воссоздав пост наместника Кашгарии, но не повлек бы за собой новых расходов и ответственности. План сводился к тому, чтобы пожаловать титул наместника в Кашгарии Хиену, уже являвшемуся доминирующей фигурой в этом регионе. Этот титул не только стал бы наградой царям Яркенда за их лояльность в прошлом, но и сделал бы их еще более услужливыми в будущем. Несмотря на некоторые сомнения, император решил принять этот план, и официальный документ, подтверждавший, что Хиену пожалован титул наместника, был оформлен согласно всем правилам и передан послам из Яркенда с указанием вручить его своему хозяину.

Вскоре после этого, но задолго до того, как послы смогли добраться до своей родины, императору официально вручили меморандум, где выражался решительный протест против назначения варвара на столь высокий пост в китайской табели о рангах. Утверждалось, что подобное действие вовсе не добавит Китаю популярности у западных варваров, а, напротив, вызовет всеобщее презрение к нему. Меморандум произвел на императора сильное впечатление, и он немедленно издал приказ остановить послов из Яркенда и попросить их обменять документ о назначении Хиена наместником на другой, согласно которому он просто назначался военачальником китайской армии.

Китайским чиновникам действительно удалось перехватить послов из Яркенда, но последние наотрез отказались обменять документ. Обеспокоенные этим отказом, китайские чиновники решили прибегнуть к силе и, используя жесткие методы, сумели обеспечить возврат документа о назначении Хиена наместником. Когда вскоре после этого Хиен узнал о том, что случилось, его это возмутило. Неудивительно, что после этого он стал испытывать к Китаю и китайцам лишь неприязнь и решил, что если не может править Кашгарией как китайский представитель, то сможет сделать это как независимый суверен.

Всем царствам Кашгарии были направлены специальные послания с требованием официального признания Хиена их повелителем. Некоторые, как, например, Куча, выразили определенные возражения против этого, но их сопротивление было быстро подавлено силой, и в скором времени все кашгарские государства официально признали себя вассалами царя Яркенда. С учетом нового положения дел ему присвоили – или он сам взял себе – титул шаньюя, повторяя тот, что был принят у гуннов.

В течение четырех-пяти лет Хиен мог наслаждаться авторитетом правителя довольно большого государства-империи, не встречая серьезного противодействия. Но, не сделав выводов из ошибок, допущенных китайцами и гуннами в отношении больших поборов, он тоже потребовал от многочисленных подчиненных ему малых государств выплаты огромной дани. Это, естественно, вызвало недовольство, и в 45 г. правители 18 кашгарских государств, большинство из которых располагалось на севере и северо-востоке, поблизости от Китая, отправили ко двору императора Поднебесной специальное посольство с просьбой спасти их от тирании и гнета Хиена, включив в состав Китайской империи.

Эта просьба была чрезвычайно лестной, но император снова выразил опасения и нежелание ввязываться в новый проект, который мог потребовать напряжения сил и ресурсов. Он осыпал многочисленных участников посольства комплиментами и даже подарками, но напомнил им, что в самом Китае еще не окончательно восстановлен мир и что гунны снова создают проблемы на северной границе. В заключение император сказал, что в существующих на данный момент обстоятельствах Китай не в том положении, чтобы помогать или защищать своих друзей с далекого Запада.

Таким образом, послы недовольных государств так ничего и не добились. В действительности это посольство лишь послужило причиной для еще больших неприятностей, поскольку Хиен, узнав о попытках договориться с Китаем, немедленно повысил налоги и требования, добиваясь полного подчинения. Уже на следующий год (46 г. н. э.) он отправил посланника в Шаньшань (государство, которое раньше называлось Лоулань), требуя, чтобы правитель этого царства прекратил всякую переписку и связи с китайцами. Движимый отчаянием, царь Шаньшаня не только отказался выполнять требования Хиена, но и убил его посланника. Этот поступок сразу же вызвал открытые военные действия. Хиен привел в Шаньшань армию и после битвы, в которой войско этой страны было полностью разгромлено, царю Шаньшаня пришлось бежать, спасая свою жизнь, и затем какое-то время отсиживаться в горах.

После того как он преподал этот урок своему мятежному восточному вассалу, Хиен отвел свои войска назад в Яркенд. Но зимой того же года амбициозный монарх предпринял еще одну кампанию, на сей раз против Кучи, которая проявляла признаки беспокойства. В этой кампании Хиену снова сопутствовал успех, и, поскольку Куча находилась недалеко от Яркенда, Хиен решил покончить с ее существованием как независимого или даже автономного государства и включил ее территорию в состав своего непосредственного владения.

Глава 10
Трансформация империи гуннов (46–73 гг.)

В предыдущей главе мы видели, что в годы, непосредственно следовавшие после начала христианской эры, гунны после нескольких десятилетий вассальной зависимости от Китая снова смогли обрести независимость и восстановить контроль над Монголией и Западной Маньчжурией. Однако Кашгария, всего несколько лет входившая в состав новой гуннской империи, откололась от нее, и на ее территории возникла еще одна империя, в которой доминирующее положение занял царь Яркенда.

В период, начавшийся в 46 г. и закончившийся в 73 г., новое гуннское царство претерпело удивительную трансформацию, которая, как стало ясно позднее, имела огромнейшее значение для развития всей Центральной Азии. Эта трансформация, носившая по большей части географический характер, закончилась переносом центра гуннского царства на тысячи миль к западу и, таким образом, по меньшей мере косвенно привела в дальнейшем к вторжению гуннов в Европу.

Изменения начались после смерти шаньюя Ю, случившейся в 46 г. Несмотря на то что мы мало знаем о жизни Ю, он наверняка был незаурядной личностью, поскольку в течение его долгого царствования (18–46 гг.) гуннам действительно удалось вернуть себе независимость и снова стать важным фактором в дальневосточной политике. То, что этого успеха удалось достичь во многом благодаря уверенному лидерству Ю, подтверждает тот факт, что вскоре после смерти Ю гунны снова пали жертвой внутренних распрей, носивших очень серьезный характер и едва не лишивших их недавно завоеванной независимости.

На самом деле внутренние конфликты были не единственным из того, что тревожило гуннов в этот период. Китайские летописи сообщают, что как раз в то время, когда умер Ю, на территории гуннов в течение нескольких лет стояла засуха. Засуха была тем ужаснее, что сопровождалась появлением огромных туч саранчи, превратившей значительные территории гуннских пастбищ в пустыню. Китайские летописцы утверждают, что в результате этой засухи и нападений саранчи гунны лишились более половины своих стад, что привело к огромной смертности среди них самих.

Такие тяжелые потери и людей и собственности, естественно, оказали влияние на морально-политическое состояние гуннов. Они не только оставили всякую надежду на завоевание Северного Китая, но стали бояться, что Китай воспользуется их слабостью и страданиями, чтобы начать еще одну широкомасштабную кампанию на севере. Именно этот страх заставил шаньюя по имени Бонюй, который стал преемником своего отца, гуннского шаньюя Ю, отправить в Китай посольство с предложением о заключении нового соглашения о мире и дружбе.

Китайцы были так сильно заняты своими собственными делами, что у них едва ли имелась возможность заметить слабость гуннов, и прибытие этого посольства после стольких лет войны стало для них приятным сюрпризом. Император отправил к гуннам ответное посольство для продолжения переговоров, и какое-то время казалось, что отношения между гуннами и китайцами снова станут дружескими. Но вскоре китайцы полностью осознали все проблемы, терзавшие гуннов, и в результате стали сильно колебаться в отношении заключения прочного мира, который позволил бы гуннам остаться хозяевами независимого царства. В это самое время влиятельный гуннский князь Би вступил в коварные секретные переговоры с китайцами. Би был внуком великого Хуханье и сыном одного из прежних шаньюев. Его дядя, шаньюй Ю, пожаловал Би громкий титул и, кроме того, сделал его правителем гуннских и ухуаньских племен в южной части гуннского царства, сопредельном с Китаем регионе. Несмотря на все эти милости, Би не отличался большой лояльностью, но, пока был жив его могущественный дядя, он не смел войти в какие-либо предательские сношения с китайцами.

Однако теперь, когда Ю умер и его место занял не столь решительный и энергичный сын, Би почувствовал, что пришло время начать активные действия. Но даже теперь он не смел поднять открытый мятеж, пока не чувствовал за собой одобрения и содействия со стороны Китая. Считается, что Би начал свои переговоры с китайцами почти сразу после смерти Ю (в 46 г.), отправив императорскому двору подробную карту всего гуннского царства. На следующий год Би лично нанес тайный визит на китайскую границу, чтобы обсудить с местными китайскими чиновниками возможный план действий. Воодушевленный атмосферой этого обсуждения, Би пошел дальше и начал планировать вооруженный мятеж, который, как он надеялся, приведет к свержению Бонюя и позволит ему занять трон шаньюя гуннской империи.

Однако до того, как этот план был приведен в исполнение, законный шаньюй Бонюй начал подозревать своего кузена, и на секретном совете в шатре шаньюя было решено отправить в сопровождении соответствующего военного эскорта двух знатных гуннов, чтобы схватить и обезглавить предателя Би. Шаньюй надеялся, что секретность и внезапность нападения позволит карательному отряду схватить Би до того, как он сможет подготовиться и защитить себя. Но вскоре оказалось, что все надежды на секретность были тщетны, поскольку младший брат Би, заподозривший неладное, спрятался у шатра шаньюя во время проведения секретного совета и, как только совет закончился, немедленно помчался сообщить Би о предполагаемом нападении. Таким образом, когда карательный отряд прибыл на подконтрольную Би территорию, его встретила целая готовая к бою армия, и карателям не оставалось ничего иного, как повернуть назад. Вскоре после этого шаньюй Бонюй послал против Би более значительные силы, но и они ничего не добились и были вынуждены в спешке отступить.

Эти события имели серьезные политические последствия для всего гуннского царства. Би надеялся сместить своего кузена и стать правителем гуннов, но его коварные планы были раскрыты слишком рано, и он не успел их осуществить. С другой стороны, оказалось, что Бонюй не в состоянии схватить Би и лишить его контроля над обитавшими на юге племенами. В результате в скором времени гуннское царство разделилось на две отдельные противоборствующие части: царство северных гуннов и царство южных гуннов. Это de facto разделение было легализовано на следующий год, когда Би официально принял «приглашение» восьми южных гуннских племен и провозгласил себя шаньюем.

За сто лет до этого, во времена конфликта между Хуханье и Чжичжи (58–36 гг. до н. э.), гунны уже переживали подобное разделение, но если первое разделение было временным, и вскоре после него Хуханье снова стал правителем всех гуннов, то произошедшему в 48 г. н. э. второму разделению на северное и южное царства суждено было стать постоянным. Никогда больше гунны не были единым целым, проживавшим в границах одной империи. Это, в свою очередь, означало, что, хотя еще целых сто лет после этого разделения гунны продолжали доставлять Китаю много проблем, они больше не могли надеяться на создание по-настоящему великого государства, которое могло бы добиться господства на всем Дальнем Востоке.

Как видно из названия, Би и его последователи контролировали южную и в особенности юго-восточную часть гуннской территории, иными словами, большую часть того, что теперь называется Внутренней Монголией. Северные гунны со своей стороны какое-то время продолжали господствовать на севере, на территории нынешней Внешней Монголии. Но помимо этого северные гунны чувствовали себя обязанными поддерживать имперские традиции старой гуннской империи. Именно северные гунны делали все возможное, чтобы в каком-то виде сохранить контроль над народами Южной Сибири, Джунгарии и даже Туркестана. Но еще важнее то, что северные гунны постоянно пытались восстановить господство над государствами Кашгарии. С учетом этих различий мы будем называть северное государство Северной гуннской империей, а южное государство – Южным гуннским царством.

По причине большей значимости северных гуннов, а также связи их потомков с более поздними европейскими гуннами, нас на Западе, естественно, гораздо больше интересует история Северной гуннской империи, чем судьбы ее южного соперника. Поэтому очень жаль, что китайские летописи дают подробное описание событий, происходивших у южных гуннов, в то время как о том, что происходило у северных гуннов, мы имеем лишь случайные или косвенные упоминания.

Впрочем, нет ничего удивительного, что китайские историки уделяют так много внимания именно южным, а не северным гуннам, поскольку южные гунны не только жили в непосредственной близости к границам Китая, но на протяжении всего периода существования Южного гуннского царства служили буфером между Китаем и северными гуннами. Это государство с самого начала признало вассальную зависимость от Поднебесной империи, тогда как Северная гуннская империя всегда старалась сохранять независимость. Зависимость южных гуннов от императорского двора Китая началась в 48 г., почти сразу же после того, как Би был «избран» шаньюем Южного гуннского царства. Би собственнолично приехал на китайскую границу и официально попросил, чтобы его признали вассалом и доверили ему защиту Китая от северных гуннов.

Как ни странно, когда предложение Би достигло китайской столицы, оно встретило значительное сопротивление со стороны императорского совета. Конечно, китайцы с радостью восприняли возникшие у гуннов проблемы, и с готовностью тайно предоставили бы Би небольшую помощь для осуществления мятежа. Но официальное признание Би вассалом означало бы, что Южное гуннское царство станет протекторатом Китайской империи, которому нужно будет помогать в случае нападения. Это, в свою очередь, значило взять на себя большую ответственность, а осторожный император Гуан У-ди и его ближайшие советники были категорически против того, чтобы тратить людей и деньги на такие неразумные имперские замыслы.

Тем не менее один из советников так настойчиво умолял удовлетворить просьбу Би на том основании, что это единственный способ сдержать северных гуннов. И император в конце концов уступил. Би с его вновь созданным царством был официально признан Китайской империей, и в случае необходимости ему была обещана моральная и материальная поддержка. Би очень обрадовался тому, что его просьбу удовлетворили, и на следующий год прислал в качестве дани драгоценности, некоторые из которых считались национальным достоянием гуннов. К сожалению, мы точно не знаем, что это были за сокровища, и, конечно, все их следы были потеряны.

Несколько месяцев спустя (в 50 г.) ко двору южных гуннов были отправлены два посланника, которые везли императорскую грамоту с официальным признанием Би шаньюем. Все было бы очень хорошо, но когда посланники прибыли ко двору, то привели гуннских придворных в большое замешательство, настойчиво требуя, чтобы новый шаньюй пал ниц перед грамотой в знак своей покорности императору Поднебесной. Какое-то время Би колебался, прежде чем согласиться на эту унизительную процедуру, но потом, сознавая, как сильно зависит от китайской поддержки, сделал то, что от него требовалось.

Тот факт, что их правителя заставили пасть ниц перед какой-то бумажной грамотой, вызвал большое возмущение в сердцах гуннской аристократии, и, как говорят, во время этого ритуала многие знатные придворные горько плакали. Позже шаньюй по секрету просил китайских послов не принуждать его унижаться на глазах подданных, поскольку это может поставить под угрозу и его трон, и само существование Южного царства. В дальнейшем китайские послы, по-видимому, были несколько более осторожны в своем обхождении с шаньюями, но они заставляли южных гуннов официально признавать свое полное подчинение Китайской империи каждый раз, когда гуннский посол или заложник прибывал в китайскую столицу, чтобы совершить поклонение храмам, возводимым в честь династии Хань. Более того, в самом Южном гуннском царстве во время трех ежегодных праздников, когда, по обычаю, шаньюй и его двор приносили жертвы небесным существам, от них требовалось выразить дань уважения духам ушедших императоров дома Хань.

Помимо этой настойчивости в исполнении ритуалов китайцы предприняли ряд более ощутимых предосторожностей, чтобы удержать южных гуннов в подчинении. Шаньюй был вынужден постоянно держать в китайской столице как минимум одного заложника. Но более важно, что китайцы «давали» шаньюю в качестве личной охраны китайского вое начальника и пятьдесят солдат, большинство из которых были амнистированными преступниками и другими столь же замечательными персонажами. В обязанности этой охраны входила не только защита шаньюя от возможного нападения со стороны его мятежных подданных, но и шпионская слежка за его действиями.

Но если китайцы таким образом твердо держали южных гуннов в подчинении, то они, по крайней мере, хорошо платили этим варварам за их покорность. Почти каждый год ко двору южных гуннов прибывало китайское посольство, привозившее богатые подарки, которые распределялись между придворными. Среди них были такие желанные для гуннов вещи, как золотые украшения, мечи, украшенные драгоценными камнями, парча и расшитые шелка, а также более полезные вещи, как, например, повозки, кожаные доспехи и луки со стрелами. Последним, но далеко не маловажным было большое количество продовольствия, в особенности риса, предназначавшегося для раздачи простым членам племен.

Если отношения между южными гуннами и китайцами с самого начала базировались на дружественной основе, то со своими бывшими соотечественниками, северными гуннами, южные гунны в течение многих десятилетий вели постоянные войны. Нам нет необходимости вникать в детали этих непрерывных войн, тем более что они не приводили практически ни к каким изменениям статус-кво. Достаточно сказать, что в первые один-два года после обретения независимости южным гуннам почти все время сопутствовал успех в их кампаниях против северных соперников. Однажды им даже удалось пробиться в лагерь, где северный шаньюй держал свой двор. Самому шаньюю пришлось бежать, спасая свою жизнь, но тысячи его лучших воинов были убиты или взяты в плен, и на какое-то мгновение показалось, что южным гуннам удастся установить контроль и над Внутренней и над Внешней Монголией. Однако в 50 г. удача им изменила. Южные гунны потерпели ряд существенных поражений, и Китайской империи пришлось предпринять шаги, чтобы защитить их от катастрофы. Южному шаньюю было приказано перенести свою главную ставку дальше на юг таким образом, чтобы до него легко было добраться от китайской границы. Всех командующих гарнизонов в аванпостах предупредили, что они должны быть готовы при необходимости в любой момент оказать помощь, и небольшой китайский отряд численностью 2500 человек выдвинулся на север от Великой стены, чтобы защитить двор шаньюя.

Другие племенные объединения южных гуннов тоже были перераспределены по территории Внутренней Монголии, с тем чтобы каждое такое объединение служило буфером против северных гуннов на случай, если те попытаются сделать бросок в сторону Китая. В то же время эти объединения, игравшие роль буфера, могли с минимальной задержкой получать продовольственное и иное снабжение, поступавшее из Китая.

Такая реорганизация сил южных гуннов произвела желаемый эффект. Одного того, что южане, очевидно, действовали в тесном сотрудничестве с китайцами, оказалось достаточно, чтобы предотвратить дальнейшие попытки северных гуннов полностью уничтожить Южное царство. Северяне прекрасно сознавали собственную слабость и не хотели провоцировать Китай на проведение крупномасштабной агрессивной кампании.