Текст книги "Война, мир и книги"

Будущее Америки, по мнению автора, феерично: неолиберальная система позволит ей успешно конкурировать на экономическом поле, стать крупнейшим научным центром и центром высшего образования, а также качественно модернизировать промышленность, переведя ее на инновационные рельсы (этого, как мы знаем, не произошло, наоборот, продолжился процесс деиндустриализации). Геополитическая гегемония, основанная на военном преимуществе США, сохранится. Главной же проблемой будет соперничество с поднимающимся Китаем. Особых внутриполитических проблем в США Шапиро не видит (!).

Многое в его прогнозе схвачено верно, многое упущено, многое не сбылось. Похоже, дело не в прогностических способностях или недоинформированности автора, а в его идейно-политической позиции. Как соратник Клинтона – первого «президента глобализации» – автор придерживается неолиберальных убеждений и игнорирует базовые закономерности развития капитализма, например неизбежность его кризисов – циклических, структурных и системных. Он недооценивает потери, приносимые «свободным капитализмом» собственным странам, и политический потенциал углубляющегося неравенства. Также он переоценивает динамизм явно все более паразитического американского капитализма, привыкшего к тепличным, неконкурентным условиям и крайне благожелательному (если не сказать продажному) государству, работающему в режиме «чего изволите?». В его прогнозе нет ни Великой рецессии, ни пандемии коронавируса, ни Арабской весны, ни Брекзита, ни Трампа, а есть только мир безбрежного соревнования рыночных сил, то поддерживаемых, то слегка сдерживаемых государствами. Этот прогноз как будто сделан из середины XIX века, то есть из времен домонополистического капитализма, только-только приступившего к разделу мира. Но с тех пор сменились уже три капиталистические эпохи, и на подходе – четвертая. Спасибо Шапиро за отличное подтверждение древнего тезиса: «многознание уму не научает!» Кроме обширных знаний и способностей к анализу для прогнозирования требуется еще и хорошая теория, а ее-то у автора и нет…

Роберт Райх

Послешок

Экономика будущего

М.: Карьера Пресс, 2012

О Великой рецессии – самом тяжелом экономическом кризисе XXI века – сегодня уже подзабыли. Слишком изнурительными оказались последующие испытания, такие как Брекзит, пандемия, СВО и т. д. Причинно-следственные связи с потрясениями 2008–2009 гг. увидеть легко, но толпа предсказуемо предпочитает искать еврейских беженцев в авиамоторах! Не помогают и высокоумные философы типа Фрэнсиса Фукуямы, объявляющие причиной глобальной турбулентности «возрождение идентичности» и прочие трудноуловимые вещи. В отличие от них, бывший министр труда США в администрации Билла Клинтона, а ныне профессор экономики Роберт Райх твердо стоит на земле. Он утверждает: не сделав выводов из Великой рецессии и не устранив ее фундаментальные причины, не стоит ждать спокойного и мирного развития! Ни таких выводов, ни радикального переустройства системы, неумолимо и последовательно генерирующей новый крах, не случилось. Виной этому – эгоизм главных бенефициаров американской экономики. Сначала власть имущие довели ее, а с ней и весь мир, до тяжелейшего кризиса. Затем забросали его деньгами налогоплательщиков. И в довершение всего – блокировали предлагавшиеся меры по устранению причин краха. Немудрено, что весь мир после этого корчит, корежит и выворачивает наизнанку! А мы рассказываем сказки про «идентичность»…

Нужно вскрывать истинные причины происходящего! И называть интересантов такого устройства американского рынка, которое, подобно часовой бомбе, заставляет всех в комнате, кто понимает, что происходит, леденеть от ужаса. Официально признано, что причины Великой рецессии – в расточительности американцев из среднего класса и ниже. Они-де жили не по средствам и приобретали в кредит то, что на самом деле было им не по карману. А банки им в этом потворствовали. Так, да не так: «американская экономика росла, как на дрожжах, и американцы среднего класса естественно рассчитывали на получение своей доли ее доходов. Увы, они просчитались. Все бóльшая доля экономических достижений доставалась верхушке общества». В отличие от «Великого тридцатилетия», последовавшего за Второй мировой войной, когда рост экономики сопровождался расширением среднего класса и ростом его доходов, экономический рост 1980–2007 гг. почти ничего не принес среднему классу, составляющему большинство американского общества. Если первый этап современного американского капитализма (1870–1929) привел к высочайшей концентрации доходов и капитала, то на следующем этапе тренд сменился на противоположный. Но начиная с 1980 г. мы вновь наблюдаем концентрацию финансов в карманах немногочисленной верхушки. Это происходит на фоне обеднения общества в целом. Вот что в конце концов привело к Великой рецессии!

Почему же Америка в свое время, еще при Рейгане, свернула не туда? Прежний экономический механизм дал сбой, когда во много раз выросли мировые цены на энергоносители. Новый технологический скачок, связанный с компьютеризацией, позволил работодателям экономить на рабочей силе. Стартовавшая глобализация помогла им освободиться от высокооплачиваемых и объединенных во влиятельные профсоюзы американских рабочих, перенеся производство в страны «третьего мира». Там к их услугам оказались миллионы нищих и забитых мексиканцев и китайцев. Так «американский средний класс попал в клещи глобальной конкуренции с одной стороны и технологий автоматизации работы – с другой. Но вместо того, чтобы наращивать систему социального обеспечения, укреплять профсоюзы, совершенствовать образование и профессиональное обучение… для повышения конкурентоспособности американской рабочей силы», политики неолиберального толка наперегонки принялись освобождаться от важнейших элементов модели всеобщего благосостояния. Последовали приватизация, дерегуляция, антипрофсоюзная политика, снижение налогов для богатых и ослабление системы социальной защиты. Результат – «замораживание зарплат большинства американцев, уменьшение гарантий занятости и продолжающийся рост неравенства». Кто же оказался в выигрыше? Миллиардеры! Если в 1979 г. 1 % самых богатых людей США получали менее 9 % национального дохода, то в 2007 г. – уже 23,5 %. В последний раз такая ситуация, к слову, наблюдалась в 1928 г., и все совпадения здесь совершенно не случайны, утверждает Райх.

Великая рецессия создала хорошую возможность все изменить. После нее, как после Великой депрессии 1930-х годов, можно было ожидать смены курса, за которым последовало бы возрождение американской экономики. Увы, ничего подобного не произошло! Многомиллиардные вливания средств налогоплательщиков в частные финансовые структуры позволили потушить пожар и удержать экономику от полного коллапса. Но робкие попытки администрации Обамы провести системные преобразования были эффективно заблокированы финансовой олигархией. Ведь богатая верхушка «защищает свои непропорционально высокие доходы, считая их неразрывно связанными с собственными выдающимися талантами и важнейшей ролью в обществе». Как результат, «не было предпринято практически ничего для уничтожения растущего неравенства и соответствующей ему нестабильности». Второго «Нового курса» Рузвельта не получилось. А значит, главные проблемы только углубляются. Прежде всего потому, что компенсаторные механизмы, работавшие в 1980–2007 гг., исчерпались. Что это за механизмы? Увеличение продолжительности и интенсивности труда, отказ женщин от роли домохозяек в пользу работы на рынке и массовое кредитование. Долгое время они помогали среднему классу и экономике в целом держаться на плаву. Но теперь эти ресурсы исчерпаны! «Не имея достаточной покупательской способности, средний класс не сможет поддержать устойчивое оздоровление экономики». А супербогатые предпочитают копить, а не тратить, их потребительского спроса совершенно недостаточно для экономики таких масштабов!

И пока фундаментальная деформация в распределении доходов сохраняется, «неизбежно придется выбирать между ростом недовольства (и все более опасной политикой) и фундаментальной социально-экономической реформой». А значит, «политическая арена станет местом борьбы реформаторов и демагогов». Таков прогноз Райха, сделанный в 2010 г. Как мы видим, он последовательно реализуется: в 2016 г. к власти пришел правый демагог Трамп, вновь снизивший налоги для богатых и развернувший торговые войны с Китаем и Европой. Прогрессивная социальная реформа была заблокирована, и главный политический водораздел пролег уже не между демократами и республиканцами. На одной его стороне оказались «истеблишмент – политические инсайдеры, политические воротилы, главы крупнейших американских корпораций, уолл-стритовцы и основные СМИ, а по другую – все более обозленная общественность, намеревающаяся „отобрать“ у них Америку». Байден в рамках борьбы с пандемией предоставил беспрецедентную финансовую помощь простым американцам, но без соответствующего повышения налогов для богатых и демонополизации экономики это просто перегрузило финансовую систему гигантским долгом. Страну же продолжает разрывать на части социальный конфликт, маскирующийся под «культурные войны», BLM и т. д. И все будет становиться еще хуже, ведь «ни один американец не сможет жить спокойно и счастливо в стране, где малая доля людей получает все более крупную часть национальных доходов, а то, что остается большинству, постоянно уменьшается».

Тома Пикетти

Краткая история равенства

М.: ACT, 2023

Новая книга одного из самых известных и уважаемых в мире экономистов, автора «Капитала в XXI веке» француза Тома Пикетти посвящена истории борьбы человечества за равенство. А точнее, анализу тех способов, которыми до сих пор удавалось снижать неравенство, и поиску новых путей, призванных вести эту борьбу дальше. Тема более чем актуальная с учетом того, что последние 40 лет равенство в мире не растет, а сокращается! И это не случайность, а закономерный итог (да в каком-то смысле и цель) антиэгалитарного и неолиберального «турбокапитализма» Рейгана и Тэтчер. Тем не менее, утверждает автор, уже давно, примерно с конца XVIII века, «существует долгосрочное движение к социальному, экономическому и политическому равноправию». Прогресс в области равенства, достигая успехов в одной области, обычно демонстрирует новые грани неравенства, и за их преодоление начинается новая борьба. Ведь неравенство может быть основано не только на юридическом статусе, но и на «владении средствами производства, на уровне доходов, на образовании, на принадлежности к тому или иному полу, национальности, этносу и расе». Ключевую роль в этом движении играют не просвещение, достижения науки или гуманность богатых и сильных. Все меняют «революции, восстания, общественная борьба и всевозможные кризисы».

Пикетти утверждает, что при одинаковом уровне экономического и технологического развития «режим владения собственностью, режим государственной границы, налоговый режим, образовательную и общественно-политическую системы можно организовать совершенно по-разному». Этот выбор, таким образом, носит политический и обратимый характер, а не сакральный, естественный, незыблемый и проч. Иными словами, равенство (как и неравенство) – это не естественное, а рукотворное состояние человечества, результат усилий и борьбы людей. Эти усилия приводят к изменениям в ходе конфликтов и кризисов, по итогам которых переопределяется баланс социальных и политических сил. Каждый острый конфликт приводит к созданию все новых институтов, расширяющих равенство. Среди самых эффективных из них Пикетти называет «равенство с точки зрения закона; всеобщее избирательное право и парламентскую демократию; бесплатное и обязательное образование; всеобщее страхование здоровья; прогрессивный налог на доходы, наследство и собственность; участие трудящихся в управлении средствами производства; наделение профсоюзов широкими правами» и др. Ни один из этих институтов не ведет к полному уничтожению неравенства, но существенно ограничивает его – и создает основу для дальнейшего движения общества к большему равенству.

Это движение продолжается и сегодня, но медленнее, чем нужно. Чтобы дать ему новый импульс, следует «пошатнуть и переформатировать существующие институции». Потребуются снова «кризисы и пересмотр баланса сил», а чтобы к этому подготовиться – «массовая мобилизация общества для выработки новых политических решений». Только мобилизация масс в ситуации кризиса способна преодолеть сопротивление элит, ведь они сегодня, как и всегда, находятся на страже своих привилегий и порождаемого ими неравенства. В перспективе борьба за равенство, полагает экономист, должна привести мир к социализму нового типа: демократическому, партисипаторному, федеральному, экологическому, децентрализованному, – а значит, равно далекому как от бюрократического советского, так и от олигархического китайского образцов. Возможно, толчок к такому переустройству мира даст обострение экологического кризиса, которое принудит человечество наконец предпринять по-настоящему радикальные действия. Вряд ли экологическая катастрофа позволит миллиардерам (не только людям, но и целым странам!) безнаказанно продолжать свои сумасбродства – скорее общество воспылает к ним настоящей враждой. Чтобы избежать катастрофы, придется «коренным образом трансформировать мировую экономическую систему и пересмотреть принципы распределения богатств».

В этом процессе будут не только победители, но и проигравшие. Главной альтернативой гуманному демократическому социализму как новой мировой системе Пикетти видит не неолиберализм образца Тэтчер и Рейгана – он уже выдохся и провалился, не выполнив ни одного из своих обещаний. Не пугает его и популизм образца Трампа, разжигающий вражду между людьми, но не имеющий никакой реальной программы решения проблем человечества. Гораздо более реалистичной выглядит китайская альтернатива всеобщего высокотехнологичного государственного контроля и надзора. В отличие от стран Запада, КНР находится в хорошей финансовой форме и эффективно управляется, быстро мобилизует ресурсы и не стесняется менять экономическую политику по необходимости. Подорвать растущее могущество Китая и привлекательность его модели для мира мог бы решительный поворот в политике Запада, но поворот куда? Не к еще более жесткой конфронтации в милитаристском духе, который сегодня уже де-факто осуществляют США. Это должен быть отказ от узко понимаемого капиталистического национализма, от неоколониалистского курса, к большей фискальной справедливости и перераспределению доходов транснациональных корпораций и миллиардеров в мировом масштабе. Только такой поворот мог бы получить поддержку Глобального Юга и ослабить авторитет Китая.

Затянувшийся кризис Запада Пикетти предлагает лечить не очередной денежной эмиссией или новыми долгами, как это происходит на деле, а решительным изменением налогового законодательства. Богатые должны платить больше – так уже было на Западе на протяжении основной части XX века. Поразительно, но экономический рост в этот период был в среднем почти вдвое выше, чем после прихода к власти неолибералов, резко снизивших ставки прогрессивного подоходного налога! Прогрессию надо вернуть, а для этого – лишить миллиардеров и их компании возможности шантажировать страны «налоговым бегством» в уютные офшоры, чем они сегодня широко пользуются. Денег у государства станет больше, что позволит быстрее решать социальные и экологические проблемы. Высокая же инфляция постепенно погасит значительную часть госдолга, принадлежащего богатым. Поэтому бояться ее не стоит, наоборот, она поможет государству освободить бюджет от непродуктивного бремени и направить средства на более актуальные задачи (ровно так и было в Европе после Второй мировой войны). Да, богачи будут сопротивляться, но государство сильнее их – и должно этим пользоваться в интересах основной массы граждан. Необходимо уничтожить хваленую «независимость центральных банков», которые на самом деле не зависят только от демократии, зато полностью контролируются миллиардерами. Консенсусом и мирными переговорами до достижения устраивающего всех результата в данном случае ничего не добиться. Это касается как внутриполитической арены, так и мировой: должно наконец найтись государство, которое первым сделает шаг к новой модели «всеобщего развития, основанной на универсальных ценностях».

Хадас Вайс

Мы никогда не были средним классом

Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

М.: Издательский дом ВШЭ, 2021

Появление новых общественных классов, претендующих на выражение «духа времени», – таких как креативный класс и прекариат, – смещает фокус внимания со среднего класса. А ведь в течение XX века он был главным предметом исследований социологов и поклонения западных политиков. Но в последние несколько десятилетий средний класс на Западе беднеет, сжимается и размывается. Его не получается воспевать и славить столь же убежденно, как прежде. Скорее, приходится его оплакивать и искать пути его спасения. Параллельно в странах Востока и посткоммунизма средний класс растет и расширяется, но занимает далеко не лидирующее положение. Почему это происходит – да и существует ли средний класс вообще? Этот вечно актуальный вопрос поднимает левый израильский социолог Хадас Вайс в своей книге 2019 г. Напомнив о сомнительности самого названия «средний класс» и слабости разнообразных подходов к его научному определению, она замечает, что эмпирические исследования жизни современных представителей среднего класса разительно отличаются от тех апологетических и исполненных надежды построений, которыми полны все либеральные учебники.

Людей среднего класса сегодня «объединяет не процветание, а мучительная нестабильность, отягощенное долгами имущество и вынужденная переработка». Они пытаются откладывать часть своего дохода, инвестировать его в жилье или страховые полисы. Они весьма политически прагматичны, не питают особых симпатий ни к предпринимательству, ни к демократии. На уровне общественного сознания это описывается так: «мы берем ответственность за свою судьбу, прилагая все возможные усилия в работе и одновременно воздерживаясь от ряда незамедлительных удовольствий, потому что мы сокращаем свои расходы… чтобы в будущем получить вознаграждение за эти лишения». Итак, мы имеем три факта: крайнюю расплывчатость самой категории «средний класс», очевидный контраст между его воображаемым и реальным образом жизни, продолжающееся активное использование понятия «средний класс» политиками, институтами развития и специалистами по маркетингу. Взятые вместе, они приводят Вайс к выводу, что средний класс является не частью социальной структуры, а… разновидностью идеологии! Необходимой, чтобы апологизировать «главных героев капитализма – трудящихся, которые вносят свою лепту в накопление не только посредством своей работы, но и с помощью добровольных жертв в других сферах».

Это ложная категория в том смысле, что «подразумевает силы, которыми мы не обладаем». И эти силы привлекаются «для целей, которые не являются нашими собственными, а последствия не идут нам во благо». Кому же служит эта идеология? Ради кого она заставляет людей идти на всевозможные жертвы? Автор указывает, что момент кризиса среднего класса совпадает с нарастающим «господством глобальных финансов. Доминирование финансового сектора экспортирует свойственные среднему классу идентификации в недавно либерализованные экономики и одновременно выкачивает ресурсы домохозяйств в тех странах, население которых давно считалось относящимся преимущественно к среднему классу». Институты капитализма, напоминает Вайс, «предназначены не для удовлетворения потребностей и желаний людей, а для регулирования их усилий по поддержанию собственных домохозяйств с помощью труда и потребления, опосредованных рынком. Тем самым они подпитывают процесс накопления». Идеология среднего класса «порождается капиталистической системой и обслуживает ее», но как именно? Здесь автор обращает внимание на инвестирование, которое становится «пульсирующим сердцем идеологии среднего класса». Речь об инвестициях не только в финансовый рынок, но и в себя, свой персональный «человеческий капитал»: здоровье, образование, связи и др.

В отличие от низших классов, у «средних» есть некоторые ресурсы, превышающие те, что необходимы для покрытия их самых минимальных жизненных потребностей. И эти ресурсы логично было бы пустить на текущее потребление, чтобы сделать свою жизнь ярче и приятнее. Но такое решение категорически противоречит потребностям капитализма. Система заинтересована в том, чтобы не упускать ни крохи из потенциально доступного капитала! А значит, нужно убедить средний класс не тратить, а откладывать. Инвестировать, а не наслаждаться жизнью. Так возникает «идеология самоопределения, основанного на инвестировании, которая… усвоена теми, кто располагает средствами для инвестирования дополнительного труда, времени и других ресурсов в свое благополучие в будущем, а не тратит все имеющееся у них на немедленное удовлетворение своих желаний». Благодаря этому капитализм извлекает все больше ресурсов из людей, не возвращая им обещанного вознаграждения. Нас заставляют не только экономить ради инвестирования, но и работать больше – для того, чтобы было что вкладывать! «Они твердят, что мы должны быть искушенными финансовыми субъектами, которые вместо того, чтобы терять деньги, позволяя им томиться на банковском счете, где их ценность будет пожирать инфляция, должны инвестировать их в глобальные финансы, используя риски для извлечения прибыли и диверсифицируя их, чтобы оседлать волны волатильности рынка». И тогда «ценность, реализованная по итогам инвестирования, считается результатом усилий и инициативы».

Однако подвижность и непредсказуемость глобальной финансовой системы делают «ценности… слишком нестабильными, чтобы инвестиции приносили предсказуемые результаты». Из-за такой непредсказуемости планирование теряет свою обоснованность и само по себе превращается из рационального занятия в иррациональное, идеологически обусловленное. Инвестиции становятся не разумными вложениями, а «характерными для среднего класса ритуалами инициации и нормативными признаками взрослости». Инвестирование «создает впечатление, будто ценность наших сбережений и… активов, зачастую приобретаемых в кредит, в рассрочку или посредством страховых взносов, каким-то образом сохраняется и доступна нам всякий раз, когда она нам понадобится». Разумеется, это не так! Наоборот, «осмысляя себя в качестве принимающих самостоятельные решения инвесторов, мы неосознанно встаем на сторону сил накопления прибавочного продукта». Сила идеологии так велика, что мы скорее переживем наказание в виде снижения рыночной ценности своих активов, чем усомнимся в необходимости и дальше инвестировать, пока еще есть силы и средства. «Самоопределение, подразумеваемое средним классом, лживо», – заключает Вайс. Мы работаем не на себя, а на систему, но не понимаем этого. А она этим пользуется, натравливая «нас друг на друга в конкуренции за преимущества… для защиты ценности наших инвестиций».

Дана Томас

Fashionopolis

Цена быстрой моды и будущее одежды

М.: АНФ, 2022

Никогда не думал, что буду писать рецензию на книгу об одежде, но… из России ушли Zara, Uniqlo и другие глобальные одежные сети. Рынок опустел, и нельзя сказать, что его быстро смогли захватить российские производители, ранее жаловавшиеся на невостребованность и нечестную конкуренцию со стороны этих мировых монстров. Дефицит недорогой качественной одежды в России сохраняется, а цены на нее быстро растут. Что же делать? Радоваться надо, сказала бы автор книги Fashionopolis, редактор журнала Vogue Дана Томас. По ее мнению, Zara и ей подобные компании «быстрой моды» разрушают планету, подрывают моду и красоту, обворовывают талантливых дизайнеров и поощряют потогонные и неэкологичные практики в швейной промышленности стран «третьего мира». Неужели все на самом деле так плохо? Нет, все еще хуже, заявляет автор. Компании типа Zara эксплуатируют тот факт, что «одежда – старейший и простейший инструмент коммуникации. Она отражает наш социальный статус и материальное положение, род занятий, устремления и самооценку. Одежда может придать нам уверенности или чувственности. Она показывает, насколько мы уважаем – или не уважаем традиции», и т. д. и т. п. Zara создала бизнес-модель, благодаря которой «ежедневно миллиарды людей приобретают новую одежду не задумываясь и без малейших угрызений совести по поводу того, какие последствия влечет за собой их покупка».

Нас соблазнили возможностью недорого и стильно одеться, а затем выбросить купленную вещь в мусор и тут же пойти в магазин за следующей! Автор утверждает, что «с тех пор, как почти два столетия назад изобрели механический ткацкий станок, мода стала грязным и беспринципным бизнесом, владельцы которого эксплуатируют людей и землю ради щедрых прибылей. Цепочка поставок неизменно включала и включает в себя такие элементы, как рабство, детский труд и труд заключенных». Попытки устранить эти позорные элементы при помощи трудового и торгового законодательства неизменно терпят поражение: «торговые сделки, глобализация и жадность перечеркивают все начинания». И вот в конце 1980-х годов сформировался сегмент «быстрой моды», представляющий собой «высокоскоростное массовое производство ультрамодной одежды на фабриках субподрядчиков и ее последующую реализацию тысячами сетевых магазинов». Реализацию по низким ценам удается поддерживать за счет предельного сокращения производственных расходов. Это возможно благодаря перемещению производства в беднейшие страны мира, такие как Бангладеш и Вьетнам, где в изобилии присутствует сверхдешевая рабочая сила, а трудовое и экологическое законодательства практически отсутствуют или не исполняются. «Индустрия быстрой моды задала новый ритм всем процессам – от замысла до рекламы и продаж всех видов одежды».

Успех бизнес-модели оказался ошеломляющим: за 30 лет рынок модной одежды, прежде разделенный национальными границами и достигавший оборота 0,5 трлн долл. в год, превратился в общепланетарный – с выручкой уже около 2,4 трлн долл. Для Запада вывод производства одежды за рубеж обернулся упадком большинства «текстильных городов» и внушительным торговым дефицитом (Британия в 2017 г., к примеру, импортировала 92 % одежды, а из всех стран Евросоюза только Италия продолжает экспортировать одежду в значимых масштабах). Число работников текстильной отрасли в США сократилось на 1,2 млн человек, в Британии – на 900 тыс. человек. Сегодня более 75 % текстильщиков работают в странах «третьего мира», и это очень много: «каждый шестой житель нашей планеты работает в индустрии моды» (это больше, чем в сельском хозяйстве и ВПК!). Это в основном женщины, но есть и подростки, и дети. Их доходы часто не дотягивают до прожиточного минимума даже той бедной страны, в которой они живут. Производственный травматизм на потогонных фабриках достигает ужасающих масштабов, но никакого социального обеспечения и пенсий не существует.

Низкая цена в сочетании с большими масштабами производства дает владельцам фабрик достаточную прибыль, и они выжимают из работниц все соки, а заказчики – престижные западные бренды – закрывают на это глаза, ведь юридически они никак за это не отвечают. Зато в список 55 богатейших людей планеты в 2018 г. вошли пятеро владельцев домов моды – и это не считая совладельцев сети Walmart! Природа – еще одна жертва индустрии моды: поглощая четверть общемировой химической продукции, последняя обеспечивает 20 % промышленного загрязнения вод и 10 % выбросов углерода в атмосферу. При стирке синтетические ткани оставляют в воде микроволокна, до 40 % их «попадают в реки, озера и океаны». Из производимых ежегодно 100 млрд предметов одежды не распродается около 20 %. Их обычно закапывают, измельчают или сжигают. За последние 20 лет американцы стали выбрасывать вдвое больше одежды, и сегодня ее вес достиг 36 кг на человека в год. Основная часть одежды содержит синтетику, которая не поддается биоразложению.

Как же все это изменить? Россия уже дала свой рецепт, но вряд ли ему решатся последовать другие… Автор книги призывает читателей искать пути вернуться в мир до эпохи «быстрой моды». Она утверждает, что это вполне возможно – благодаря новым технологиям и развивающемуся тренду на экологическую и социальную ответственность. «Титаническими усилиями отважных борцов за справедливость, творческих людей из мира моды, предпринимателей, новаторов, инвесторов и розничных торговцев, а также благодаря честности запросов подрастающего поколения добросовестных потребителей индустрия моды вынуждена менять курс в направлении системы ценностей, построенной на принципах». Появилась бизнес-модель «гиперлокализма», благодаря которой текстильная промышленность возвращается туда, откуда ее изгнали 30 лет назад. Уже есть примеры более чистого и экологичного производства одежды на всех стадиях – от выращивания хлопка до окраски одежды. Создаются вертикально интегрированные производственные системы, сохраняющие весь процесс в одной локации и избегающие непрозрачных поставок по всему миру. Движение slow food, полагает Дана Томас, может быть воспроизведено и в масштабах модной индустрии. Ведь именно «мы, потребители, играем ведущую роль в происходящем. Пришло время покончить с бессмысленным шопингом и подумать о том, что мы делаем… Мы небрежно относимся к своей одежде, но можем начать одеваться сознательно».

Диана Койл

Секс, наркотики и экономика

Нетрадиционное введение в экономику

М.: Альпина Бизнес Букс, 2004

Британский экономист Диана Койл в 2002 г. предприняла 101-ю попытку реабилитировать в глазах обычных людей «мрачную науку» – экономику. Как и всякая наука, она сложна, часто контринтуитивна и противоречива (чему пример – существование конкурирующих школ экономистов). По мнению Койл, экономика все же может принести пользу обществу – если ее рассматривать как «скептицизм, примененный в отношении человеческого общества и политики». Иными словами, она важна не сама по себе, а в качестве «особого подхода к пониманию мира, который можно использовать практически в любой ситуации, затрагивающей отдельных людей, компании, отрасли промышленности и государства». Применение этого подхода позволяет понять, «какие стратегии будут способствовать лучшему функционированию общества». Однако успех такого подхода часто зависит от его комбинации с другими – демографическими, социологическими, культурологическими и проч. Например, без привлечения психологии невозможно адекватно объяснить происходящее на важнейшем участке современной экономики – фондовом рынке. А тенденции в области брака и разводов экономика объясняет лишь отчасти, – но если позвать социологов, то их совместное с экономистами исследование поможет понять реалии этой сферы гораздо глубже. «Экономическое объяснение никогда не является естественным, но оно создает основу для социальных и политических объяснений». В общем, перед нами – «один из путей к пониманию человеческой природы», причем, возможно, самый прозрачный. Каждый, кто хочет сделать мир лучше, заключает автор, должен уметь рассуждать, как экономист!