Текст книги "Война, мир и книги"

Однако не всегда твердолобость является достоинством, и провал стратегии «стоять на своем» демонстрируют примеры Вудро Вильсона, Барри Голдуотера и Эла Гора. Чаще всего причина в том, что твердолобые политики-идеологи, даже дождавшись удобного момента, не способны прекратить бороться с оппонентами и предложить нации объединяющее, патриотическое и при этом оптимистическое видение. Вместо того чтобы объединять граждан в трудный час и вдохновлять их, они продолжают критиковать своих исторических врагов и предрекать неминуемые бедствия. Место таким несостоявшимся лидерам – на кладбище истории.

Вторую стратегию Моррис называет «триангуляцией». В устойчивых политических системах партии десятилетиями отрабатывают одни и те же темы, топчутся на исхоженном пятачке, последовательно закрепляя за собой уже сложившийся имидж. Но «бывают времена, когда, вместо того чтобы продолжать бесконечные склоки и споры… надо возвыситься над противоречиями, собрать лучшие предложения с обеих сторон и выработать третий путь». Зайти на «территорию противника» и предложить свое решение продвигаемой им проблемы – смелый ход, позволяющий выбить орудие из рук врага и одновременно привлечь на свою сторону тех избирателей, которых интересует эта проблема. Скажем, республиканцы в США традиционно требуют снижения налогов, однако чувствительность избирателей к этой теме снижается, если налоги уже невысоки – или, по крайней мере, кандидат-демократ (как Билл Клинтон на выборах 1992 г.) клянется не повышать налогов. «Решите проблемы, которыми занимается ваш конкурент, и он – банкрот. Бросьте ему кость, и он уйдет».

Важно, что при этом вы не должны отступать от своих базовых идей – иначе растеряете собственный электорат. Вы также не должны присоединяться к тем решениям, которые предлагает ваш конкурент, иначе вы станете его бледной тенью. «Суть триангуляции состоит в том, чтобы предлагать свои решения чужих проблем. Чините его машину своими инструментами». Используя лучшее из наработок всех партий, успешный триангулятор отбрасывает худшее. Неудачливый триангулятор, слишком отдалившись от проблем своего базового электората и согласившись с рецептами своих исторических оппонентов, теряет все – он просто падает в «расщелину между двумя стульями», ненужный ни своим, ни чужим (пример республиканца Нельсона Рокфеллера в 1964 и 1968 гг.).

«Разделяй и побеждай» – еще одна классическая стратегия политика, особенно важная для США, где каждый третий из президентов, избранных в XX веке, не смог завоевать большинства голосов избирателей. Причина – их оттягивали от основных претендентов третьи и четвертые партии. Внося раскол в ряды противника, ты ограничиваешь его базу, оставляя свою в неприкосновенности! Так, Линкольн, «готовясь к избирательной кампании, занял твердую позицию по вопросу о рабовладении частично для того, чтобы расколоть демократов и ослабить их ряды». Имевшая большую опору на рабовладельческом Юге Демократическая партия долго увиливала от того, чтобы однозначно обозначить свое место в спорах аболиционистов и южан. Линкольн в 1861 г. заставил ее определиться, что привело к расколу демократов, поражению их кандидата на президентских выборах и победе кандидата-республиканца (а затем и Гражданской войне).

Спустя век на президентских выборах 1968 г. в Америке, расколотой по вопросу о войне во Вьетнаме, республиканец Никсон успешно увернулся от того, чтобы занять ясную позицию. Он бесконечно внушал и противникам, и сторонникам войны представление, что он их союзник, просто пока не может заявить об этом прямо. Оппонент-демократ Хэмфри, связанный обязательствами поддержать войну, успешно утопил свои шансы на победу в публичной полемике по этой теме, расколовшей демократов.

Однако раскол – не всегда приговор! В 1948 г. Гарри Трумэн, поражение которого предсказывали все социологи, сумел вырвать победу у республиканцев: «когда левые отошли от Трумэна из-за его позиции по отношению к коммунизму, а правые раскололись в связи с его нападками на расизм, Трумэн только выиграл». Он подчеркнул свою независимость и верность принципам – и выиграл. «Вот оборотная – созидательная – сторона несогласия: оно может стать необычным оружием».

Четвертая стратегия – «реформируй собственную партию!» Если ваша команда проигрывает одну игру за другой, остается только один способ прервать череду поражений – измениться. Это часто становится ключом к победе: так, к примеру, поступил Билл Клинтон в 1992 г., вернув демократов к власти после 12 лет в оппозиции. Ценой стали изменение и сдвиг программы демократов вправо. В 2000 г. этот маневр повторил Джордж Буш-младший: он сдвинул республиканцев влево, выбросив знамя «консерватизма с человеческим лицом». Тони Блэр в Великобритании привел лейбористов к власти после 15 лет поражений, ослабив в партии влияние профсоюзов и завоевав симпатии среднего класса.

«Что по-настоящему поразительно, так это насколько процесс партийных реформ усиливает самого реформатора». Независимые избиратели, наблюдая за борьбой лидера с реакционерами в собственной партии, начинают испытывать к нему симпатии и приносят ему победу на выборах. Это особенно характерно для стран, где избиратели готовы легко менять свои партийные симпатии. Трудность здесь в том, чтобы переубедить стойких приверженцев партийной линии, которые ценят чистоту программы больше, чем победу.

И здесь подставить подножку реформатору может партийная бюрократия. Яркий пример, когда потенциальный победитель выборов терял все из-за ее сопротивления, дают выборы 1972 г. в США (провал демократа-реформатора Макговерна). В общем, реформируя свою партию, побеспокойтесь о том, чтобы «обеспечить себе тылы, так чтобы на пути к победе тебе не воткнули нож в спину».

Использование новых медиатехнологий также обычно приносит успех. В политике «любая новая форма коммуникации играет ключевую роль. Политик, бизнесмен, вообще любой лидер, которому удалось осознать это, может, используя ее потенциал, смести перед собой все преграды». Коммуникация расширяет возможности убеждать и подталкивать людей в желаемом направлении. С учетом постоянных инноваций в системе коммуникаций «политик, которому доставало проницательности и рисковости» использовать новые инструменты, как правило, поднимался к вершинам власти.

Однако важно не только использовать инструмент, но использовать его на полную мощность! А для этого нужно познать и освоить его в полном масштабе. Это непросто. Историческая победа Кеннеди над Никсоном в 1960 г. была достигнута благодаря телевидению. Парадокс в том, что Никсон считал себя гуру телевизионной политики! И он действительно уже много лет появлялся на ТВ и думал, что умеет его использовать. Однако Кеннеди легко переиграл Никсона. Как? Задействовав на полную мощность все возможности телевидения. Для Никсона ТВ означало просто «радио с картинкой», а для Кеннеди – совершенно новый вид медиакоммуникаций, в который он погрузился с головой и полностью реализовал его потенциал.

Шестая эффективная политическая стратегия называется «мобилизовать нацию в трудные времена». Кажется, как раз такой момент мы переживаем сегодня…

Олег Матвейчев

Политическое консультирование в России

Вчера, сегодня, завтра

М.: Книжный мир, 2020

Некогда один из самых известных в нашей стране политтехнологов, сооснователь «Bakster group», а теперь действующий политик и депутат Госдумы РФ от партии «Единая Россия», Олег Матвейчев в свое время прославился книгой «Уши машут ослом». Это был дерзкий, яркий, вызывающий экскурс в мир политических технологий, находившийся тогда в поре расцвета. Теперь времена другие, и в своей новой работе Матвейчев подводит итоги трех десятилетий работы политконсультантов и политтехнологов в России. Но для начала дает определение этой профессии, отличая ее, с одной стороны, от собственно политиков, а с другой – от политологов. Хлеб политика – популярность среди избирателей, его задача – собственная победа на выборах и попадание в число лиц, принимающих решение на том или ином уровне. Поэтому он вынужден мимикрировать под запросы избирателей, часто «наступая на горло собственной песне». Политолог – это теоретик политической науки, он за популярностью гнаться не обязан, и успех или поражение на выборах ему не грозят, так что в каком-то смысле он самый свободный игрок из всех трех и может говорить что хочет. Политтехнолог же «помогает политику или партии выиграть» выборы. Сложность в том, что на следующий день после победы де-факто начинается подготовка к следующим… Поэтому политтехнолог также «обеспечивает коммуникации в период между выборами». В частности, именно он подсказывает политику, когда и как именно он должен «наступить на горло собственной песне», то есть решает, что ему говорить можно, а чего нельзя. Он также занимается подстройкой общественного запроса под программу кандидата, то есть воздействует на избирателей таким образом, чтобы они поменяли свои взгляды и требования в сторону, близкую клиенту политтехнолога.

Автор выделяет восемь этапов становления этой профессии и рынка в России. Все началось в годы перестройки, когда на волне «политического энтузиазма» начал возникать соответствующий рынок (1985–1993). Затем, в связи с началом регулярных выборов на федеральном и региональном уровнях, произошла его легитимизация и отчасти даже мифологизация, распространилось явно преувеличенное мнение о возможностях и влиянии политтехнологов (1993–1996). После победы Бориса Ельцина на выборах президента в 1996 г. наступил «золотой век» политтехнологий, оказавшийся, однако, весьма кратким (1996–2000). С приходом к власти Владимира Путина и запуском процесса укрепления государства, включая политическую реформу, началась стагнация (2000–2004), а затем, после отмены губернаторских выборов, и «клиническая смерть» (2004–2008) рынка политтехнологий. Оба этих этапа, а также следующий связываются с курсом тогдашнего главного куратора внутренней политики в России Владислава Суркова. Потерпев крах в неравной борьбе с административным ресурсом, политтехнологи, однако, не умерли окончательно, а переместились в интернет-пространство! 2008–2011 гг. автор выделяет как «этап деградации традиционных технологий и перенесение творческой активности в интернет-пространство». После несостоявшейся «Болотной революции» и проблемных для власти президентских выборов-2012 случилось «оживление рынка политтехнологий». Оно связывается как с расколом общества на «креативное меньшинство» и «большинство сторонников традиционных ценностей», так и с политическими реформами (либерализация партийного законодательства, возвращение выборов в Госдуму по одномандатным округам и губернаторских выборов).

В этот период властный курс сменился – от подхода, исповедовавшегося Сурковым, к подходу Вячеслава Володина. Однако около 2018 г. «оживление рынка» перешло в этап «турбулентности», чему способствовал окончательный распад провластного «крымского консенсуса» в результате пенсионной реформы. «Система Володина» перестала работать. Ей на смену пришла «система Кириенко». В ответ на выросшую критичность и требовательность избирателей власть объявила новый кадровый призыв и развернула широкую систему обучения политических менеджеров. Сформировалась двухуровневая система политконсалтинга, верхний уровень которой образовали около десяти крупных «команд», обслуживающих Кремль и губернаторские выборы, а нижний – более массовый и свободный рынок выборов муниципального масштаба. Другими отличительными особенностями текущего этапа развития рынка Матвейчев считает высокую интернетизацию и легализацию (обеление). Благодаря налаживанию системы интернет-мониторинга по всей стране власть «стала реагировать на особые ситуации быстрее, грамотнее и красивее оппозиции». Чтобы это стало возможным, потребовался огромный приток «молодежи, выросшей с кнопкой на пальце». И наоборот, ускорился процесс вымывания из профессии «старых полевиков». Те, кто остался на рынке, был вынужден «обелиться», черного нала на выборах стало кратно меньше. Политтехнологи первой волны начали переходить в категорию «наставников», а самыми востребованными в профессии стали, с одной стороны, «интернетчики» (программисты, СММ-щики, специалисты по большим данным), а с другой – «креативщики», специалисты по хайпу, блогеры-мемотехники. Также вновь потребовались имиджмейкеры-стилисты и «специалисты по упаковке отчетов».

Продолжая мысль автора, можно предположить, что в 2022 г. «период турбулентности» завершился и наступил новый. Каким же он будет? Очевидно, что описываемые Матвейчевым этапы четко распадаются на два типа: первые (более частые и длительные) можно назвать временем брожения умов, разобщения, социальной дезинтеграции, обострения политической борьбы. Таковы периоды 1985–2000, 2008–2012 и 2018–2021 гг. Их можно метафорически обозначить как «тощие годы». Вторые (более редкие и короткие) характеризуются растущей социальной интеграцией, консолидацией вокруг власти, деполитизацией. Можно назвать их «тучными годами». Таковы периоды 2000–2008 и 2012–2018 гг. Вероятно, таким станет и этап, стартовавший в 2022 г. «Тучным» его назвать сложно, но консолидация общества вокруг власти в условиях внешних вызовов налицо. С другой стороны, затягивание СВО и экономическая стагнация могут поставить предел «донбасскому консенсусу» даже быстрее, чем «крымскому» (который продержался всего четыре года). Таким образом, новый этап будет одновременно и простым, и сложным, но с тенденцией к усложнению по мере рутинизации внешней угрозы и уставания общества от СВО. В связи с этим актуален вопрос, какая стратегия политтехнологий будет более выигрышной в новых условиях.

Матвейчев выделяет две полярных парадигмы политтехнологий, которые называет «технарской» и «гуманитарной». В зависимости от общего социально-психологического и политического контекста оказывается более эффективной то первая, то вторая. В «тучные» годы доминируют политтехнологи, исповедующие «технарскую» парадигму. Их подход – организация «пирамиды» избирателей, каждого из которых «за ручку» подводят к избирательному участку. «Технари» полагаются на штат менеджеров, администраторов, экономят деньги заказчика и не слишком озабочены вопросами идеологии и медийной борьбы. Им сопутствует успех, если идеологическая борьба в стране де-факто уже выиграна, оппозиция деморализована, а избиратели не ищут альтернативы. Все, что им надо, – просто мобилизоваться и прийти на выборы. Такой стиль импонирует заказчикам-управленцам, не владеющим навыками и приемами конкурентной публичной политики. Когда же наступают «тощие годы», конкурентность и непредсказуемость выборов резко повышаются. И здесь выясняется, что основная борьба идет не за «тела», а за умы избирателей. Ум же уникален, разнообразен, подвижен. Его не заставишь просто прийти и проголосовать, за кого скажут! В таких случаях «технари» сплошь и рядом проигрывают, зато выигрывают «гуманитарии». Их кредо: борьба не за численность избирателей, а за умы людей в целом. Их кампании обходятся существенно дороже, но с гораздо большей вероятностью ведут к успеху в сложной, подвижной и рискованной социально-политической ситуации.

Александр Белоусов

101. Книга выбормэна

М.: Праксис, 2011

В российской отрасли политических технологий сложилось несколько признанных «школ». Есть петербургская школа, самым ярким представителем которой считается Александр Кошмаров (Трубецкой), есть нижегородская и т. д. Александр Белоусов представляет уральскую школу, к которой, кроме него, принадлежат такие маститые политтехнологи, как Олег Матвейчев, Дмитрий Гусев и др. В отличие от них, уже перешедших в другую весовую категорию (теперь они не технологи, а политики) и переехавших в столицу, Белоусов верен родине – Екатеринбургу – и профессии. И в своей книге он удивительно просто, афористично и с юмором объясняет основные законы и особенности политтехнологической работы в условиях неконкурентных и слабоконкурентных выборов. То есть таких, где результат зачастую предопределен, избирателей на выборы не заманить и калачом, а для власти главное в выборах – уровень явки. В общем, ровно в тех условиях, в которых мы с вами живем и сейчас. Книга разбита на небольшие главы общим числом 101, и каждая посвящена конкретным деталям работы политтехнолога. Кстати, их Белоусов называет «выбормэны», чтобы подчеркнуть отличие от тех их собратьев, кто работал/работает в условиях высококонкурентных выборов.

«Если политтехнолог – враг общества и государства, то выбормэн – его спаситель… Политтехнолог – продукт 90-х, выбормэн вырос в тяжелые „нулевые“, когда халява закончилась. Он выжил при строительстве вертикали и сокращении рынка выборов. Приспособился к работе с Партией. Научился хитрить. Его не пугает ни админресурс, ни подкуп». Иными словами, Белоусов описывает мутировавшего «черного пиарщика» девяностых годов, адаптировавшегося к новой фазе политической жизни, где власть медиаманипуляций перестала быть беспредельной, коррупция вошла в определенные рамки, административный контроль усилился, а пространство для разрушительного творчества демиургов дикого политического рынка уровня Сергея Доренко или Бориса Березовского оказалось жестко ограничено. «Романтическая практика гениальных идей и дерзких кампаний ушла в прошлое вместе с 90-ми. Выборы стали более скучными, но и более сложными. И выигрывают в мире ограниченных возможностей их совсем иначе». Выбормэны стали скромнее, незаметнее, они не претендуют на громкую славу, в отличие от своих предшественников. Тем не менее значимость их усилий и побед никуда не делась. Профессия выстояла, у нее есть свои лидеры, свои гуру, свои нормы и правила, свои профессиональные ассоциации и свои секреты. Есть и профессиональная литература, хороший пример которой дает «101. Книга выбормэна».

Благодаря большому личному опыту Белоусов показывает нам цех «выбормэнов» изнутри. К примеру, как эти профи тратят заработанные ими – и немалые по стандартам смежных профессий, например, рекламистов, – деньги? «Есть два подхода. Первый – прагматичный. Им пользуются те выбормэны, для кого выборы – обычный бизнес… В этот самый бизнес деньги и вкладываются». Альтернативный подход практикуют «те, для кого выборы стали судьбой. Для кого выборы и работа на них – образ жизни, а победа – единственная награда за нечеловеческий труд». Такие тратят деньги на лучшее (чаще всего дорогие машины и дорогое спиртное). Впрочем, есть и совершенно отдельный вид политтехнологов, которых Белоусов называет «черными полковниками». Это выходцы из силовых структур, по каким-то причинам сменившие профессию. За небольшим исключением, «в избирательной кампании их интересуют всего две вещи: власть и деньги… Их стандартная тактика: сесть на уши кандидату, подмять под себя штаб, выдавить конкурентов… Выполнив программу „X“, без денег не останутся. Работать на выборах они не умеют и не хотят». Зато обязательно держатся поближе «к телу» кандидата. Вот такие «административные» технологи, чье нашествие совпало с процессом «административизации» выборов.

Главной профессиональной болезнью «выбормэнов» автор считает рутинизацию, или «замыливание глаза». После N-гo числа кампаний все расклады становятся удивительно похожи друг на друга. Здесь-то и таится опасность! Ведь в жизни – и на выборах – постоянно меняется все, но меняется постепенно, так, что зачастую не успеваешь этого заметить. Меняются время, законы, люди, их нравы, обычаи, способы общения. Повторное использование даже самой эффективной технологии приводит к снижению ее эффективности. А значит, ее каждый раз надо модифицировать и трансформировать – на всех уровнях! «Выбормэну приходится постоянно быть на волне всех обновлений». Есть два пути для этого: внешний и внутренний. В первом случае нужно отслеживать все изменения вокруг – и подстраиваться под них. В расчет нужно брать буквально все: от технических инноваций до новейшей политической терминологии и новинок поп-музыки. Даже небольшие языковые изменения «позволяют считывать коды изменений, на которые обычные люди просто не обращают внимание». Гораздо сложнее внутренний путь, где «ресурсом изменений выступает выбормэн и его способность к самотрансформации». Для этого между кампаниями лучше временно уходить в какую-то другую сферу, «перезагружаться», чтобы вернуться обновленным.

Конечно, не каждую кампанию можно выиграть. Более того, не за каждую надо браться! Автор предлагает свой рецепт определения «гиблой» кампании, от которой нужно держаться подальше. Первый ее признак – проблемы с финансированием, особенно в части гонораров политтехнологам, попытки кандидата походу кампании пересмотреть условия контракта с ними. Претензии с его стороны, что технологи «сливают» кампанию. Разнообразные «проверки» и «постановки». Как результат – «кампания разваливается, принятие решений саботируется штабистами, мероприятия финансируются из рук вон плохо». Со временем финансы оказываются в руках «осваивателей избирательных бюджетов». Всех этих и других неприятностей можно избежать, если интуиция подсказывает: это не ваша кампания, не ваш кандидат, не ваша территория. Надо уходить! Всех денег все равно не заработаешь, а репутацию можно испортить капитально. Основной вред, как считает Белоусов, обычно наносит сам кандидат. Если у него отсутствует четко выраженная мотивация на участие в выборах; если он только прикидывается паинькой, а на самом деле – сущий монстр; если он не умеет принимать решения, а штаб комплектует преимущественно «своими людьми», а не профессионалами, – бегите!

Игорь Бунин

Выборы Макрона, или Выбор Франции

Французская политика в 2017–2018 годах

М.: Школа гражданского просвещения, 201

Книга, посвященная переломному моменту современной французской истории, стала последней для одного из основателей российской отрасли политических технологий – Игоря Бунина (1946–2018). Он ушел, не успев ее дописать, но даже то, что успел, производит сильное впечатление. Будучи по первой профессии исследователем французской политики и хорошо зная эту страну, автор щедро использовал при анализе выборов французского президента 2017 г. собственный богатый опыт участия в российских избирательных кампаниях. Ему удалось совместить тщательный и профессиональный разбор политико-технологического аспекта победы Эмманюэля Макрона с глубоким исследованием общих причин и обстоятельств осуществленного им уничтожения традиционной для Франции «право-левой» партийной системы.

Книга Бунина будет полезна как интересующимся современной Францией, так и тем, кого волнуют прежде всего политические технологии и секреты выборных побед. Но еще больше – читателям, которые видят во Франции один из ключевых элементов Запада – сообщества индустриально развитых стран, «альянса демократий», в общем, мирового ядра. Франция активно участвует в развитии этого ядра, является одним из его главных бенефициаров, но и подчиняется его давящей длани, строго следуя всем крутым поворотам такого развития и терпя огромный «сопутствующий ущерб». Общие закономерности процессов поздней глобализации, постепенно переходящей в свою противоположность, ярко преломляются во французской политике, трансформируя ее совершенно неожиданным образом. И эти трансформации Бунин описывает весьма точно.

Чем важны именно президентские выборы-2017? И чем так интересна фигура Макрона? Почему они открыли, по оценке Бунина, новую главу в политической истории страны? Потому что благодаря им «обе главные системообразующие партии – республиканцы справа и социалисты слева, регулярно сменявшиеся у власти… потерпели сокрушительное поражение». Впервые с 1958 г. президентом Франции стал центрист, причем не опиравшийся ни на какую партию, но создавший собственное движение («В путь!», или «Вперед!»).

Макрон разбил в пух и прах правых и левых сначала на президентских, а затем на парламентских выборах и осуществил самую радикальную за 60 лет «смену верхнего эшелона французской политической элиты. С авансцены общественной жизни ушло сразу три поколения бывших депутатов, министров, премьеров, президентов». Такое революционное обновление политического класса сопровождалось изменением правил игры и сменой дискурса, перетолкованием многих важнейших понятий французской политической жизни.

К чему это приведет: к «безальтернативной гегемонии центристской „лево-правой“ партии власти, опирающейся на верхний слой городского среднего класса, который успешно вписался в глобализацию», или к провалу этой партии и активизации крайних полюсов политического спектра («Национальный фронт» Ле Пен и «Непокоренная Франция» Меланшона)? Пока непонятно, многое скрыто за «миражом», навеянным победой Макрона. Деконструируя этот мираж, Бунин называет Макрона гением политического маркетинга, «волшебником в сфере политики, ловко использующим идею обновления страны». Его программу он считает развитием леволиберальной традиции, его реформы – очередным витком неолиберального и проевропейского курса, но в новой и менее отталкивающей обертке.

«Момент Макрона», считает Бунин, был подготовлен глубоким кризисом французской «лево-правой» системы – который, в свою очередь, стал следствием эскалации глобализационных процессов. После 1968 г. в связи с нарастанием постиндустриальных тенденций «социально-экономическая тематика отходит на второй план. В политической жизни начинают доминировать проблемы места страны в глобальном мире, отношение к ЕС и вопросы национальной идентичности и миграции». Политика секуляризуется, влияние католической церкви драматически падает. Рабочий класс численно сокращается, средний – расширяется, растет слой «свободных профессионалов», для которых вопросы классовой борьбы в марксистском понимании неважны и неинтересны. Рабочие под воздействием деиндустриализации и вывода рабочих мест за границу сдвигаются вправо, социалисты и коммунисты теряют опору в рабочем классе и ищут новую в средних слоях. Усиливается авторитарно-ксенофобский синдром, «народное» теряет связь с «левым» и становится синонимом «антииммигрантского» и «правоконсервативного».

Значимость маркеров «классового голосования» уступает новым переменным, «таким как религия, принадлежность к тому или иному поколению или наличие… собственности». Лево-правые противоречия смещаются в новую плоскость, разделение теперь проходит между сторонниками открытости миру и «строителями стен». Левые, таким образом, становятся более либеральными, правые – более социальными. Бинарная партийная система повисает в воздухе, каждый из двух политических полюсов раскалывается на более мелкие крылья, причем крайние из них становятся все влиятельнее, а центристские начинают проваливаться. Самый яркий пример – триумфальное шествие «Национального фронта», но и на левом фланге новые коммунисты и анархисты быстро теснят все более слабеющую Соцпартию.

Два подряд неудачных президентства – правого республиканца Николя Саркози (2007–2012) и социалиста Франсуа Олланда (2012–2017) – резко усилили отчуждение французов, вне зависимости от их убеждений, от все более дисфункциональной политической системы. Оба лидера на деле проводили политику, сильно отличавшуюся от предвыборных обещаний, и оба были весьма неудачливы в ее продвижении. Саркози после истечения полномочий оказался под судом по обвинению в коррупции, Олланд к концу своего мандата лишился всякого авторитета, а его рейтинг опустился до 4 %. Несостоятельность Олланда тяжело отразилась на левом лагере в целом, там начались разброд и шатания. Правый лагерь тоже оказался расколот, и даже «Национальный фронт» подошел к выборам не в лучшей форме.

В этих условиях Макрон, используя усталость и выросшую дистанцию французов от всех представителей традиционной политической сцены («дегажизм» – настроение протеста против всех, без выраженной альтернативной платформы), сумел предъявить себя нации как независимую, непартийную фигуру и сконструировать удачную центристскую («ни левую, ни правую») программу для собственного движения «В путь!». Вопреки ожиданиям экспертов, Макрон успешно отреагировал на глубокий кризис политической системы, уловил запрос французов на радикальные перемены и искусно, с применением новейших технологий политического маркетинга, ответил на него. Кризис политического представительства стал главной темой выборов-2017, и Макрон смог проэксплуатировать ее лучше всех других игроков: он открыто предложил «разблокировать» политсистему, вышвырнув прочь всех ее наскучивших завсегдатаев из числа левого и правого истеблишмента.

Именно оседлав антиистеблишментарные настроения «дегажизма», Макрон добился того, что триумфально въехал в Елисейский дворец. На него сработали и коррупционные скандалы с правыми кандидатами, и проблематичный эффект «праймериз», проведенных правыми и социалистами, и неудачная кампания Мари Ле Пен, и даже Брекзит-эффект, выразившийся в том, что «появилась возможность открыто проводить проевропейскую политику, к которой французы начинают относиться намного лучше, чем раньше».

Максимально размыв свою программу, Макрон сделал ставку на «динамизм и политическую волю, очень четкую и в то же время очень пластичную». Он скорее «заполнял пустоту, нежели выражал пожелания значительной части электората», и при этом проявлял чудеса политического слалома, все время технично «двигаясь то вправо, то влево». Он реализовал концепцию агрессивного вторжения на рынок с новым политическим продуктом. Привлекательная риторика Макрона затушевала содержательную пустоту его программы благодаря упору на лидерство, а не на идеи. Его «лексическая смелость сочеталась с идеологической и программной робостью», – и это сработало!

Увы, после выборов наступает время, когда все-таки надо принимать решения. А неолиберальные решения, которые принимает Макрон, быстро оказали отрезвляющее воздействие на французское общество. Рейтинг президента резко упал уже через несколько месяцев после выборов. Первыми от Макрона ушли пенсионеры, за счет которых он решил оптимизировать госбюджет. Спустя какое-то время налоговая реформа породила движение «желтых жилетов» – и рейтинг президента снова рухнул.

Этого Игорь Бунин уже не застал – он ушел раньше. Но его блестящий анализ причин и обстоятельств победы Макрона, дополненный прозорливыми прогнозами развития его президентства, остается с нами и помогает глубже и внимательнее изучать новые избирательные кампании, а также развитие политических и партийных систем в целом.