Текст книги "К новому берегу"

Проработав весь день на ремонте прицепного инвентаря, Жан Пацеплис пришел под вечер домой, умылся и переоделся в лучший костюм. Сегодня он должен был идти в Народный дом на репетицию хореографического кружка и заодно хотел обменять в библиотеке книги. И там и тут ему придется встретиться с Гайдой Римша. Вообще выходило так, что Жану всюду приходилось встречаться с этой девушкой; в кружках, в библиотеке, на комсомольских собраниях и даже в МТС, где отец Гайды был старшим агрономом и где она жила, – повсюду их дороги встречались так неожиданно и просто, что даже самые завзятые любители сплетен не могли усмотреть в этом ничего подозрительного.

С весны Жан работал прицепщиком у самого лучшего тракториста – Васильева. Тот учил его обращаться с трактором и прицепным инвентарем. Жан обзавелся учебниками и уже давно усвоил технический минимум. Как большого праздника, ждал он того дня, когда сможет сесть за руль трактора «СТЗ-НАТИ» и самостоятельно провести первые глубокие борозды в каком-нибудь старом клеверище или на затвердевшей залежи. Но на этом Жан не хотел успокаиваться: если будущей зимой не случится ничего непредвиденного, он обязательно поедет на курсы. Молотилка, комбайн, сложные мелиоративные агрегаты и механизмы, которые вступят в работу следующей весной, давно заинтересовали парня, ему все надо было освоить, чтобы стать настоящим трактористом.

– Куда это опять наш инженер собирается? – иронически спросил старый Пацеплис, наблюдая за сборами сына. – Какая юбка поджидает тебя?

– Многие и разные, – ответил Жан, причесываясь перед потускневшим зеркалом на комоде. – Никак не меньше десяти.

– Так, так, так… – покачал головой Пацеплис. – Только и носится, только и бегает. А на лугу трава переспевает. Ни ангелы, ни гномы помогать не придут.

– Зачем ждать ангелов и гномов? – возразил Жан. – Давно бы скосили по утрам, если бы ты помогал.

Жан каждое утро, до ухода в МТС, косил, предоставляя отцу и мачехе сушку и уборку. Раза два в неделю он работал и по вечерам, но отцу этого казалось мало – не для того он сына растил, чтобы сейчас самому гнуть спину на тяжелых полевых работах. Несмотря на свои пятьдесят шесть лет, хозяин Сурумов был еще полон сил, ему нельзя было дать и пятидесяти, наверно потому, что он никогда не надрывался на тяжелой работе. Отвезти бидон молока на молочный завод, для виду немного покопошиться во дворе, что-нибудь починить, потормошить остальных членов семьи и несколько часов поболтать за стаканом пива с пурвайскими хозяевами о мировой политике – разве этого недостаточно для такого почтенного человека? Только прошлой зимой (из-за этой самой Анны) пришлось несколько месяцев поработать в лесу и на вывозке бревен. Но пусть Анна не думает, что так будет продолжаться вечно. Пацеплис уже говорил с фельдшером и получил хороший совет. Надо раздобыть от участкового врача Зултера свидетельство о болезни, тогда никто не заставит его работать. Правда, Зултер слыл человеком довольно самостоятельным и свидетельствами о болезни не разбрасывался, но если свезти ему кадочку масла или окорок, он станет сговорчивее и найдет у Пацеплиса какую-нибудь болезнь – не может быть, чтобы опытный врач не нашел во внутренностях любого человека какую-нибудь хворь.

Когда Жан сел за стол и стал торопливо есть, Пацеплис с Лавизой начали посмеиваться над молодым трактористом.

– Наверно, метишь в директора МТС… – говорил Пацеплис.

– Почему же нет? – ответил Жан. – Если хорошо буду работать да учиться, может быть, и стану когда-нибудь директором.

– Всю жизнь на других работать, – заговорила Лавиза. – Сам ни над чем не хозяин. Как придет старость, пойдешь с клюкой по миру.

– Неужели ни один колхоз не примет? – пошутил Жан. – Люди, которые умеют работать на машинах, всегда и везде нужны.

– Болтает, как полоумный! – крикнула Лавиза. – До тех пор будешь каркать об этих колхозах, пока не накаркаешь.

– Слыхал я, что и у нас скоро возьмутся за это, – продолжал как ни в чем не бывало Жан. – Только, чур, не прозевайте со вступлением.

Пацеплис, выпучив глаза, посмотрел на Жана.

– Ты так много не мели. Пусть идет в колхоз, кто разум потерял. А я свой век проживу и без колхоза. Да чего тут разговаривать, с колхозами в Латвии у них ничего не выйдет. Здесь не Россия. Здесь деревень нет. Латыш привык хозяйничать в одиночку.

– Кто это тебе сказал? – спросил Жан. – Может… в библии вычитал?

– Библию ты оставь в покое, греховодник! – заверещала Лавиза. – Сам живет, как язычник, даже не конфирмован… святого причастия не принимал.

– Насчет библии ты полегче, – проворчал Пацеплис. – Я верю в своего бога, а ты можешь беситься как хочешь, все равно со мной ничего не сделаешь.

Набожным Пацеплис стал совсем недавно. Всю жизнь он свои обязанности прихожанина исполнял чисто формально: раз в год платил приходский налог, у пастора венчался, крестил детей, с пастором похоронил покойных жен, но в церковь ходил раз в десять лет. Наплыв религиозных чувств начался с прошлой зимы, и цель здесь была одна: досадить Анне и Жану, а заодно и всем волостным коммунистам и комсомольцам. Зная, что Анне и Жану это не понравится, Пацеплис разыскал в оставшемся после матери хламе старую библию в деревянном переплете и сборник церковных песнопений. Теперь обе книжки постоянно лежали в комнате хозяина на столе, и песнопения открывали, когда на чету Пацеплисов находило настроение попеть, библия же все время была раскрыта на апокалипсисе – книге откровения Иоанна Богослова. Если в Сурумы заглядывали Анна или кто-нибудь из работников волисполкома, Антон Пацеплис тотчас садился к столу, для пущей важности надевал на нос очки и погружался в сосредоточенное изучение библии. Когда посетитель уходил, вслед ему звучала мелодия какого-нибудь известного церковного песнопения.

То же случилось и сейчас. Разозленный шутками Жана, Пацеплис достал книгу и, подсев к окну, медленно и торжественно затянул:

 
Господь бог наша крепость,
Что в бедах укрывает,
Высокий наш заступник,
К кому мы прибегаем.
 

Жан нервно заерзал и нагнулся над столом, делая вид, что пение его не задевает. Тогда к баритону Пацеплиса присоединился заунывный альт Лавизы.

– Хватит чудить! – не выдержал наконец Жан. – Меня все равно не обратите!

Но супружеская пара, казалось, по-настоящему воспылала ханжеским пламенем; голос Пацеплиса торжественно и угрожающе загудел, как орган, Лавиза визжала, вытаращив глаза на Жана, и каждое слово было нацелено прямо в него, как стрелы самого святого духа:

 
Пусть духов злых и сонмы
И нас пожрать хотят,
Мы все же божья паства —
Не одолеть им нас.
 

– Очень надо кому-то возиться с вами! – рассмеялся Жан и встал из-за стола. – Цирк устроили. Жаль только, никто не хочет слушать ваш концерт.

Надев пиджак, он поспешил уйти из дому, но и во дворе до него доносились голоса отца и Лавизы.

Спустя час Жан уже находился в ином мире. Обменяв в библиотеке книги, он вместе с Гайдой пошел в Народный дом, где происходили занятия хореографического кружка. Один из комсомольцев играл на рояле плясовые мелодии, шесть парней и девушек под руководством Гайды разучивали «Колесико», «Мельницу» и «Ачкуп». Они собирались еще разучить несколько русских, украинских и молдавских танцев. Коллектив Пурвайской волости хотел этой осенью участвовать в смотре художественной самодеятельности: лучшие коллективы могли рассчитывать на участие в объединенном концерте самодеятельности уезда, а отличники должны были выступить в Риге, поэтому рвение было большое.

Первой парой во всех танцах выступали Гайда и Жан. Жан старался изо всех сил; сильный, ловкий, на полголовы выше Гайды, которая тоже была не из малорослых, он почти не чувствовал веса девушки, когда поднимал ее при исполнении какой-нибудь фигуры.

Во время танца им часто приходилось переглядываться и улыбаться друг другу. Хотя это была только игра, обязательный элемент их роли, Жану каждый взгляд Гайды казался полным скрытого, ему одному понятного смысла.

Серьезно исполняя все, что предусматривалось фигурами танца, Жан не позволял себе ни малейшей вольности, а когда пляска кончалась, он становился тем же робким, молчаливым парнем, каким обычно был в обществе Гайды.

– Айзупчане уже сшили себе национальные костюмы, – сообщила Гайда во время перерыва. – У нас только у половины кружковцев есть костюмы. Если мы решили участвовать в смотре, то без одинаковых костюмов не обойтись.

Это был довольно сложный вопрос. Материал как-нибудь нашли бы, но его надо было купить, а участники кружка большими деньгами не располагали.

– Несколько костюмов можно приобрести на средства Народного дома, – сказала Гайда, – у них есть небольшой остаток от последних спектаклей. Но нам придется серьезно подумать, как приодеть остальных. Собирать пожертвования неудобно, а занять не у кого.

– Себе костюм я сделаю, – сказал Жан. – Помогите только найти портного, который знает толк. А чтобы сшить костюмы остальным, я предлагаю устроить концерт в Народном доме, когда разучим программу. Билеты платные. После концерта – танцы. Думаю, в публике недостатка не будет.

– Можно попробовать, – согласилась Гайда. – Умру, а наш кружок должен попасть на уездный отборочный концерт. За две недели надо подготовиться как следует. Итак, за работу, ребята!

И снова зазвучал рояль и пол загудел под ногами танцоров. Они репетировали еще целый час. После репетиции некоторые устали больше, чем от работы на лугу или в поле, но, когда расходились домой, снова звонко и беззаботно звучали в вечерних сумерках их молодые голоса.

Гайда в тот вечер шла домой, к родителям, поэтому у Жана была попутчица. Разговор, как обычно, пришлось поддерживать Гайде, так как Жан редко отваживался задавать ей вопросы.

– Отец говорил, что ты скоро получишь трактор? – спросила девушка, когда они вошли в лес. – В какой бригаде будешь работать?

– Наверно, у Васильева, – ответил Жан. – Его собираются назначить бригадиром вместо Себра, а того посылают учиться на курсы директоров.

– А ты учиться не думаешь?

– Конечно, думаю. Но на курсы директоров мне еще рано. Надо несколько лет поработать на тракторе и у молотилки.

– Правильно. Но думать об этом надо. Ты еще всему можешь научиться.

– Я буду учиться, Гайда… – от волнения у Жана осекся голос. Как могло случиться, что Гайда знала его сокровеннейшие мысли? Будто думала о его жизни, о его будущем… «Неужели она вспоминает когда-нибудь обо мне? Кто я такой? Простой крестьянский парень. А она окончила среднюю школу. Отец агроном. Мне очень много надо учиться и расти, чтобы догнать ее и говорить с ней, как с равной. Сбудется ли это?»

Жан Пацеплис осмеливался мечтать об этой девушке, но он долго-долго, может быть несколько лет, будет молчать об этом, бороться и расти, а когда-нибудь заговорит, и тогда… тогда или двое станут счастливыми на всю жизнь, или на свете будет одним несчастным больше.

Спустя несколько дней после собрания в волисполкоме Айвар с Мурниеком и Финогеновым уехали в Айзпурскую волость и встретились там с местным парторгом и председателем волисполкома. Предложение об участии крестьян этой волости в работах по осушке Змеиного болота и о социалистическом соревновании между обеими волостями встретило горячий отклик. Айвар познакомил руководителей волости с проектом и пообещал в следующее воскресенье приехать снова, чтобы участвовать в народном собрании и помочь парторгу и председателю волисполкома разъяснить населению предстоящую задачу.

В МТС они вернулись поздно вечером. Айвара ждал начальник уездного отдела Министерства государственной безопасности майор Регут. Переодевшись в штатское, в сером дождевике и кепи, он походил на обычного служащего.

Айвар повел Индрика в свою комнату, и там они разговаривали вполголоса почти целый час. Индрик уже знал, что Айвар позапрошлой ночью встретился с Пиколом. Выслушав рассказ Айвара о разговоре с бандитом, он сказал:

– Теперь тебе больше одного раза встретиться с ним не придется. Пикола можно было арестовать в ту же ночь, когда вы с ним расстались у болота, но мы не сделали этого потому, что надо было напасть на след его банды. Банда новая, недавно организованная и не успела пока ничего натворить. Нам надо условиться о дальнейших действиях.

Индрик Регут дал Айвару несколько дельных советов, и они договорились, что при следующей встрече с Пиколом Айвар задержит бандита.

– В случае необходимости мы тебе поможем, – сказал Индрик. – Кое-кто из моих людей остается здесь, а я вернусь в город. Появлюсь снова, когда надо будет провести операцию.

На четвертый день он снова приехал в Урги и сообщил Айвару, что тот должен быть готов к встрече с Пиколом.

– Пикол снова ищет тебя. Поможем ему встретиться, только сделаем это днем. С наступлением темноты не выходи из дому.

Следуя совету Индрика Регута, Айвар стал теперь ходить только по одной дороге и всегда носил с собой кучу бумаг. Чтобы облегчить Пиколу подход, Айвар лишь два раза в день встречался со своими товарищами, а все остальное время работал на болоте особняком. Можно было предположить, что Пикол сперва хорошо изучит маршрут Айвара и постарается встретить его в наиболее выгодном месте и в удобное время. На совершенно открытом месте он вряд ли подойдет к нему, а Айвар избегал слишком густых кустарников. В распоряжении Пикола оставались две небольшие площадки среди редкого кустарника, мимо которых два раза в день проходил Айвар. Как-то к вечеру, возвращаясь домой, Айвар встретился на одной из них с бандитом.

Так же как в прошлый раз, Пикол внезапно вынырнул на тропинку и преградил Айвару дорогу.

– Добрый вечер, Тауринь… – приветствовал он Айвара, протянув руку, но тут же сунул ее в карман.

«Держись, держись за револьвер, – думал Айвар. – Все равно тебе придется выпустить его».

Все было рассчитано до последней мелочи. Нужны были абсолютное хладнокровие и быстрота действий. Айвар с Индриком даже несколько раз прорепетировали всю сцену.

– Я не надеялся, что нам так скоро посчастливится встретиться, – сказал Айвар.

– Обстоятельства заставили поторопиться, – ответил Пикол начальственным тоном. – По решению руководства мне скоро придется отбыть в ответственную командировку. Не знаю, надолго ли, ясно только, что я не смогу с вами встречаться несколько месяцев.

– Жаль… – сказал Айвар. – У меня как раз сейчас наклевывается случай достать очень интересные и ценные материалы. Теперь они уплывут из-под носа.

– Почему уплывут? – Пикол пожал плечами. – Все нужно использовать. Именно поэтому я и поспешил с вами встретиться.

– Сегодня при мне только копии отчетов и еще кое-какие материалы, которые удалось собрать за это время, – сказал Айвар. – Но это не самое ценное, через несколько дней я буду точно знать, когда повезут заработную плату персоналу МТС и по какой дороге. Будет изрядная добыча.

– Очень хорошо, Тауринь. Это мимо нас не пройдет. Вы все это сообщите другому человеку. Начиная с нынешнего дня, вы переходите в подчинение моего заместителя. Завтра после работы не ходите домой, а направьтесь по дороге в сторону волисполкома. На полпути, примерно там, где мы встретились в прошлый раз, вы встретите человека. Условный знак – альпаковый портсигар с головой оленя на крышке. Он будет держать его в руке и спросит: «Нет ли у вас спичек, товарищ? Нечем закурить, а курить очень хочется». Вы ответите: «Только-то беды? Пожалуйста, бериге хоть всю коробку». После этого можете начать разговор и действовать в зависимости от обстоятельств. Ясно?

– Все ясно, Пикол.

– Повторите, что я вам сказал.

Айвар повторил пароль.

– Хорошо, только не забудьте ни одного слова.

Айвар лихорадочно обдумывал, как ему сейчас действовать. «Врет ли Пикол, говоря о скором отъезде? Может, он почуял что-то неладное и у него проснулось недоверие ко мне, вот и сочинил историю о своем заместителе и портсигаре с головой оленя на крышке? Но если это не выдумка, то разве в таком случае разумно задерживать Пикола сегодня? Его возьмут, а заместитель останется на свободе – он ведь узнает, что Пикол попался, и не пойдет на свидание. Что посоветовал бы в этом случае Индрик?» И вдруг Айвар вспомнил, что Пикола все равно сегодня вечером задержат люди Индрика, если этого не сделает он, – они же ничего не знают о новом, непредвиденном обстоятельстве, а сообщить им нет никакой возможности.

«Нечего мудрить…» – и он решил действовать. Его план был построен на простом психологическом расчете: надо добиться, чтобы Пикол, эта сверхосторожная бестия, на несколько секунд выпустил из рук револьвер. Возможно, что и не Айвар был причиной этой осторожности – она вошла в плоть и кровь бандита: живя в лесу, он привык каждую минуту ждать опасности. Если Айвар даст ему возможность уйти подобру-поздорову с оружием, он успеет выстрелить, когда его попытаются задержать люди Индрика Регута, может даже убить или ранить кого-нибудь. Чтобы не подвергать риску товарищей и захватить бандита живым, Айвар должен был справиться с ним сам.

– Пикол… – заговорил он. – А материалы, что я принес, возьмете вы или передать их вашему заместителю?

– Ах, материалы! – отозвался Пикол. – Давайте сюда. Что у меня в руках, то мое.

Айвар достал из карманов несколько пакетов и свертков, сложил их в кучу и подал Пиколу. Бумаг было столько, что нельзя было взять их одной рукой и рассовать по карманам. У Пикола разгорелись глаза при виде этого богатства.

– Вы дьявол, а не парень, – засмеялся он. – Видать, что старались не за страх, а за совесть.

Вынув из карманов руки, Пикол протянул их, трясущимися пальцами, как скупец, принимающий деньги, схватил бумаги, имевшие лишь макулатурную ценность. Прижав к груди левой рукой конверты и свертки, правой он торопливо отстегнул пуговицы френча и стал запихивать один сверток во внутренний карман.

Именно этого момента ждал Айвар. Когда правая рука Пикола на несколько секунд застряла во внутреннем кармане френча, Айвар бросился на него и сильным ударом в подбородок оглушил и сбил бандита с ног. В следующее мгновение ом уперся коленом в грудь Пикола, еще раз ударил в подбородок, вытащил из его кармана револьвер и отбросил в сторону. Затем заткнул бандиту рот тряпкой и связал ему руки.

Айвар поднял револьвер Пикола и сунул себе в карман.

– Ну, завоеватель мира, подавился? – тихо сказал он. – Хотел меня купить, сделать своим слугой… Не выгорело…

…Через полчаса люди Регута схватили там же на болоте еще двух бандитов, следовавших за Пиколом и напрасно ожидавших в кустах возвращения своего шефа. В ту же ночь бойцы окружили в Аурском бору базу бандитов – две ловко замаскированные землянки. Трех бандитов пристрелили во время боя, четверых взяли живьем. У одного из них нашли в кармане альпаковый портсигар с головой оленя на крышке.

Теперь Айвару не было смысла идти на свидание с заместителем Пикола.

Индрик поблагодарил его за ценную помощь и в ту же ночь отвез бандитов в Ригу. На машинно-тракторной станции и в Пурвайской волости никто и не подозревал, какую роль сыграл Айвар в успешно проведенной операции.

Была середина октября…

На полях еще гудели кое-где молотилки. Запоздавшие крестьяне вспахивали холодную намокшую землю. В воздухе слышалось курлыканье журавлей. У мельниц стояли длинные ряды подвод с привезенным для помола зерном, а на дорогах по утрам раздавались звонкие, веселые голоса школьников.

Бригада Айвара Лидума давно кончила работу на болоте и перенесла деятельность на ближайшие окрестности. В портфеле Айвара накапливался материал для большого проекта, который надо было кончить зимой в проектной мастерской. Мысль о том, что через несколько недель можно вернуться в Ригу, вызывала у Айвара разноречивые чувства: ему и в городе хотелось пожить и пугала разлука с любимой; ведь Анна останется здесь, и, может быть, они не увидятся до самой весны.

В их отношениях пока ничего не изменилось. Несколько раз в неделю они ненадолго встречались, но их всегда окружали люди. Если в Народном доме шла постановка или концерт, Айвар не пропускал их, в надежде побыть возле Анны. Длинные дождливые вечера он проводил в своей комнате, готовясь к очередным экзаменам в академии. Дни проходили в напряженной, интересной работе, но Айвару все время казалось, что ему чего-то не хватает, что он находится накануне каких-то больших событий, которые совершенно переделают его жизнь. Тридцать лет прожил он на свете, но ему казалось, что он только начинает жить, что все происходившее до сих пор лишь прелюдия к чему-то большому и прекрасному.

А как Анна? Где-то в сокровенных глубинах души и Анна чувствовала пустоту, эту пустоту не могли заполнить ни работа, ни учение, ни общение с другими людьми. На лице ее часто застывало задумчивое выражение. Она порой задумывалась на полуслове, стала молчаливой, редко улыбалась.

Как-то вечером, вернувшись с работы, Айвар в конторе МТС получил письмо. Судя по штампу, письмо пришло из уездного города, адрес был написан печатными буквами. Войдя в комнату, Айвар вскрыл конверт и прочел:

«Айвар Тауринь!

Мы хотели тебя спасти, указали верный путь, но ты отверг нашу помощь. Большое преступление лежит на твоей совести: ты обманул нас и перешел на сторону наших врагов. Мы это знаем, и тебе все равно придется держать ответ. Если хочешь спасти свою жизнь, делай то, что мы тебе приказываем; не ради тебя даем эту возможность, а ради твоего почтенного отца, Рейниса Тауриня. Работай для нашего дела, выполняй то, что тебе велел человек, с которым ты встречался и от которого получил письмо отца. Все сведения, что тебе велели приготовить, достань в недельный срок и передай человеку, который придет к тебе с оставленным Пиколом паролем. Не пытайся тянуть и избегать встречи! Твоя судьба в твоих же руках. Если выполнишь, что от тебя требуют, будешь прощен. В противном случае тебе грозит беспощадная месть. Мы знаем про тебя несколько компрометирующих фактов, они тебя погубят, не забудь об этом.

Хозяева болота».

«Опять… – думал Айвар. – Не можете успокоиться, надеетесь сбить с толку. Когда же наступит конец этой подлой игре?»

Его размышления прервал Финогенов.

– Тебя к телефону!.. – крикнул он, постучав в дверь. – Кажется, парторг волости.

Айвар сунул письме в карман и пошел в кабинет директора МТС. Драва уже несколько дней как уехал по делам в Ригу.

– Слушаю… – сказал Айвар, взяв трубку.

Он услышал голос Анны:

– Добрый вечер, Айвар. Ты сейчас сильно занят?

– Как обычно, Анна, – отозвался Айвар. – Ничего особо срочного и неотложного нет. Что ты хотела?

– Мне надо поговорить с тобой об одном… странном деле. Если можешь, приходи вечером в исполком. Я буду здесь еще долго.

– Приеду… хоть сейчас.

– Ладно, Айвар, буду ждать.

Предупредив Финогенова, что уезжает в волисполком, Айвар побрился, переоделся, сел на мотоцикл и помчался к Анне.

Работники волисполкома уже разошлись, свет горел только у Анны; Айвар это заметил сразу, хотя ставня были закрыты. Поставив мотоцикл во дворе, Айвар вошел в дом и, постучав в дверь маленькой комнатки, где все до последней мелочи было ему знакомо, вошел.

Анна поднялась навстречу и крепко пожала его руку.

– Я испортила тебе вечер, – заговорила она. – Прости, друг, но мне очень хотелось спросить у тебя совета. Садись…

Айвар сел, Анна вынула из письменного стола конверт и положила перед Айваром.

– Вот, прочти сперва, Айвар.

Айвар прочел письмо:

«Послушай, проклятая!

Хватит! Чаша терпения нашего переполнилась. Сук, на который ты вешала одну мерзость за другой, должен обломиться!

Мы тебя давно предупреждали, но ты не послушалась голоса народа. Не думай, что ты недосягаема; грозная рука правосудия найдет тебя в любом месте, и тебе придется за все ответить. Делай так, как велит тебе народ: сразу же скройся отсюда! Даем тебе пять дней сроку. После этого чтоб духу твоего здесь не было. Если не выполнишь нашего приказа, пеняй на себя, ты будешь наказана. Красный петух пойдет по крышам, а тебя ждет пуля или петля.

Хозяева болота».

– Что ты на это скажешь? – спросила Анна, когда Айвар прочел анонимное письмо.

– Видно, майору Регуту еще не удалось обезвредить всех здешних негодяев, – ответил Айвар. Он вынул из кармана свое письмо и подал Анне. – Прочти. Почерк тот же, подпись одинакова.

Анна прочла письмо, потом, заметно смутившись, посмотрела на Айвара.

– Что за Пикол, Айвар? Ты… встречался с ними?

– Они разыскали меня и хотели завербовать. Пришлось несколько раз с ними встретиться. Но не беспокойся: все делалось с ведома Регута. Удалось ликвидировать целую банду – помнишь, летом, когда он приезжал со своими людьми.

Анна задумалась. Лицо ее стало озабоченным.

– Ты, Айвар, играешь в опасную игру… – наконец заговорила она так тихо, будто боялась, что кто-нибудь посторонний услышит ее. – Этого они не простят тебе.

– Что там простят или не простят! – с горячностью воскликнул Айвар. – Важно то, что я им не прощу. Меня оскорбляет одно то, что они вообще осмелились рассчитывать на меня. Это личное оскорбление, и гак я на него отвечу – тоже мое личное дело. Ответ может быть только один – борьба!

– Правильно, Айвар, бороться надо, только ты ошибаешься, если думаешь, что это только твое личное дело. Ты не обижайся, но я должна сказать, что ты часто руководствуешься личными мотивами и подчеркиваешь их. А в нашей жизни нередко случается так, что ради общественного блага приходится забывать личные интересы. Ты не имеешь права поступать, как тебе заблагорассудится.

Айвар обиженно сжал губы.

– Выходит, мне надо уйти с линии огня и ждать, пока общество разрешит мне вступить в борьбу с врагом, – сказал он.

– Речь идет не о бездеятельности, а о разумной осторожности, – возразила Анна. – Не забудь, что ты принадлежишь не одному себе.

– А как ты думаешь ответить на это письмо? – спросил Айвар.

– О чем тут думать, Айвар? Ты сам сказал, что есть только один ответ – борьба. И я встану на этот путь. Мы постараемся, чтобы к весне в Пурвайской волости организовался колхоз, чтобы за несколько лет вся волость была сплошь коллективизирована одной из первых в Латвии. Но нельзя оставлять угрозы наших врагов совсем без внимания. Я не боюсь выстрела из-за угла. Боюсь другого, Айвар… Представь, Айвар, если ночью начнется пожар и сгорит молочный завод или МТС… Надо усилить бдительность, стать более нетерпимым к разгильдяйству и небрежности… Следует обеспечить такой порядок, чтобы враг не смел подойти к государственному и общественному имуществу на расстояние пушечного выстрела. Ты солдат, у тебя опыт в таких делах. Завтра я поговорю с командиром взвода истребителей, с начальником добровольного пожарного общества, с Регутом, с уполномоченным милиции. Необходимо правильно поставить задачу, мне нужен твой совет, поэтому я и просила тебя прийти. Но общими требованиями я ничего не добьюсь, мне нужно конкретно знать, что потребовать от каждого, что каждому поручить. Помоги мне, Айвар, я знаю, ты это можешь…

Тревога Анны была своевременна. До сих пор никаких пожаров и диверсий не случалось, и люди, которым была поручена охрана общественного имущества, стали относиться к этой обязанности спустя рукава, считая ее лишней и обременительной. В системе охраны не все было продумано до конца, оставались щели, через которые мог свободно проникнуть враг. Но самым большим злом была самоуспокоенность некоторых работников.

Долго в тот вечер совещались Айвар и Анна. Айвар дал много полезных советов, а в самом конце сказал:

– Не знаю, хорошо ли ты делаешь, что живешь во всем доме одна. Почему тебе не переселиться в исполком? Разве здесь не найдется лишней комнаты? Потом совсем не обязательно всем знать, где ты ночуешь. Борьба остается борьбой.

– Не преувеличивай, Айвар, – впервые за этот вечер усмехнулась Анна. – Это обычная угроза. Они сейчас мною заниматься не будут.

– Не говори так. Не надо впадать в панику, но и не надо слишком легко относиться к угрозам врага. Подумай о том, что я сказал.

– Ладно, подумаю… – обещала Анна.

Айвар отвез ее на мотоцикле домой, подождал под окном, пока она вошла в дом и зажгла свет. Уезжая, он думал о том, что окно Анны без ставней, – любой мерзавец может подобраться ночью, бросить в комнату гранату и безнаказанно уйти.

«Если она не переедет в исполком, я уговорю ее сделать ставни. Лучше даже не спрашивать ее согласия, а договориться со столяром, пусть сделает».

…На следующий день Анна поговорила с командиром взвода истребителей, с начальником добровольного пожарного общества, с Регутом и другими руководящими работниками.

Ночью неизвестные злоумышленники пытались поджечь машинный сарай МТС, но пожар вовремя был замечен и потушен.

Прошло полторы недели. И вот однажды Айвар услышал, что накануне вечером, когда Анна возвращалась из исполкома, у самого дома в нее стреляли из револьвера и ранили ее. Легкое или тяжелое было ранение, никто сказать не мог. Известно было только, что Анну в ту же ночь увезли в городскую больницу.

Айвар бросил все дела и на мотоцикле помчался в город.

– Почему ты не послушалась меня, дружок, – шептал он, и сердце его сжималось от тяжелых предчувствий. – Ведь я предупреждал тебя, просил быть осторожнее.

Он был готов уничтожить на месте негодяя, осмелившегося поднять руку на Анну. Но где этот негодяй, где искать его?