Текст книги "К новому берегу"

5

Ранение было не тяжелым: пуля прошла сквозь левое плечо, разорвав мышечную ткань, но кость не задела. Когда врач промыл рану и сделал перевязку, Анна заикнулась о возвращении домой.

– Из-за такого пустяка не стоит лежать в больнице.

– Из-за такого пустяка вы можете остаться без руки, – ответил врач. – Недельки две придется провести у нас, ни одного лишнего дня мы вас в больнице не продержим.

Анну поместили в маленькую светлую комнатку с окном в сад. В комнате были две кровати. Больная, лежавшая на второй кровати, утром выписалась, и Анна осталась одна.

Для человека, привыкшего к напряженной работе, всего тяжелее вынужденное бездействие. Уже через несколько часов Анна заскучала и не знала, чем заняться. Ее тревожила мысль о множестве начатых и незаконченных дел – кто их сейчас будет двигать вперед? «Через несколько дней должно состояться партийное собрание… В политкружке сегодня первый осенний семинар… Еще не вся свекла доставлена на приемный пункт… Только бы Регут не затянул с началом лесозаготовок – сейчас самое лучшее время для рубки…»

Она глядела в окно на оголенные липы и каштаны, только редкие пожелтевшие листья еще дрожали на ветру, будто передавая печальный привет ушедшего лета. Небо потемнело, мрачные тучи неслись над городком. В окно стучали дождевые капли.

Давно не думала Анна о своей жизни, теперь было время подумать. И вдруг ей стало грустно и тяжело от этих мыслей. Двадцать четыре года прожито на свете, и все больше трудные и горькие годы. Что она видела, пережила, перечувствовала? «У тебя много хороших друзей, перед тобой ясные, благородные цели, за которые стоит бороться не щадя сил, но нет теплого, солнечного уголка, который принадлежал бы только тебе, – укромный уголок личного счастья… Где он, почему ты его еще не нашла? Единственный близкий человек, твой брат, все реже показывается на твоем пути; в его жизни заблестел какой-то свет, и он тянется к нему, не зная еще, что найдет – настоящее яркое пламя или обманчивый, блуждающий огонек».

Ныло плечо, а когда Анна шевельнула рукой, до самого локтя пронзила острая боль. Внезапно хлынул дождь с градом, стекла задрожали, все заглушило тоскливое завывание ветра. Осень… осень…

«Хватит… – сказала себе девушка. – Не поддавайся грусти. Все правильно и хорошо, придет время – снова засияет солнце, на деревьях распустятся листья. Твоя жизнь еще у истоков, ты не можешь даже представить, что придется пережить. Две недели в больнице – пустяк, а что если бы пуля нашла дорогу к твоему сердцу?»

В дверь постучали.

– Пожалуйста, – отозвалась Анна.

В комнату тихо проскользнул Артур Лидум в белом, слишком коротком для него халате. Лицо его было озабоченно. Легко и бережно пожал он руку Анны, осторожно сел на стул и долго смотрел на девушку, будто отыскивая ответ на какой-то трудный вопрос, который не давал ему покоя.

– Вот до чего мы дожили… – начал он. – В больнице, рука на перевязи, бледные щеки… Сильно болит, Анныня?

– Пустяки, Артур… – улыбнулась Анна. – У врачей дурная привычка все преувеличивать. Говорят, придется пролежать недели две. Но это совершенно зря.

– Тсс… – Артур приложил палец к губам. – Предоставим врачам право решать, что требуется больному.

– С таким же успехом я могла бы это время побыть дома. Раза два в неделю приезжала бы на перевязку… и работа не страдала бы.

– Работа не пострадает. Ничего не остановится, пока ты будешь в больнице. Вот потому, что ты слишком много думаешь о работе, врачи оставили тебя здесь, и правильно сделали. Тебе нужен покой, понимаешь – покой, а его пока еще не продают ни в одной аптеке. Я уже говорил с главным врачом. Все знаю и во всем согласен с ним.

– Что мне делать… я прямо поседею от тоски.

– Я пришлю тебе книги. Будем с мамой навещать тебя каждый день. А ты не нервничай – тебе совсем не помешает немного отдохнуть.

– Отдохнуть… – Анна улыбнулась. – Каждый понимает отдых по-своему…

– Если тебе не трудно, расскажи, как это произошло.

– Рассказывать почти нечего. Было темно, я ничего не видела. Шла домой. У самой двери услышала выстрелы. Вот и все. Даже сознания не потеряла. Когда почувствовала боль, было уже тихо и стрелявший скрылся.

– Ты не разглядела его?

– Было слишком темно. Конечно, кто-нибудь из леса…

– Н-да… Мы его все равно найдем. Индрик Регут выехал туда еще ночью.

– Как поживает Ильза?

– Она поехала по волостям, все еще возится с сахарной свеклой, но скоро будет рапортовать о выполнении плана.

– Пурвайцы не отстают?

– Тсс… – Артур опять приложил палец к губам. – Забудь на время о таких вещах. Но, чтобы успокоить твое сердце, скажу: пока что Пурвайская волость идет второй по уезду. Лежи и не думай о свекле. Какие книги ты хочешь прочесть? Когда я в последний раз был в Риге, купил «Мертвые души» Гоголя, с иллюстрациями. Дома у меня весь Горький и несколько томов Чехова. Ты ведь по-русски читаешь?

Он просидел у Анны целый час, рассказывал смешные случаи из местной жизни и всячески старался подбодрить ее.

Когда Артур встал, собираясь уходить, в дверь постучали. В комнату вошел Айвар, тоже немного смешной в коротком халате. Он смутился, увидев двоюродного брата, но тут же успокоился и с тревогой посмотрел на Анну.

– Я приехал… но, может, ты устала?

– Хорошо, что ты приехал, Айвар… – сказала Анна. – Садись. Расскажи, что у нас нового.

Артур пожал руку Анне и сказал Айвару:

– Когда будешь уходить, зайди ко мне. Я буду в у ком е.

– Ладно, зайду, – пообещал тот.

Артур ушел.

Присев на краешек стула и положив руки на колени, Айвар смотрел на Анну и не знал, что сказать. Сердце его переполняла нежность, а слов не находилось. Хотелось осторожно погладить лоб Анны, подержать в своих руках ее руку, чтобы вся ее боль перешла в его тело.

– Надо было послушаться тебя… – заговорила Анна. – Может, не произошло бы этого.

– Если тебе трудно, не говори, Анныня, – перебил ее Айвар. – Я посижу так.

– Не преувеличивай, Айвар, – улыбнулась Анна, вспомнив, что эти же слова она произнесла несколько недель назад. И это показалось ей забавным. – Мои дела не так уж плохи, отделалась небольшой царапиной.

– Но что могло случиться! – из груди Айвара вырвался почти стон.

Анна удивленно посмотрела на него. Выражение его лица до глубины души взволновало девушку.

– Что могло случиться… – повторил Айвар. – Не стало бы тебя, и тогда… – он осекся.

– Ты бы пожалел обо мне? – Анна попыталась засмеяться, превратить разговор в шутку. – Ведь я ничего хорошего тебе не сделала.

Айвар грустно улыбнулся и молчал.

«Какой он добрый, сердечный… – думала Анна. – Да и все Лидумы чудесные люди».

Так разговор и не клеился. Они почти все время молчали. А через двадцать минут в комнату вошла дежурная сестра и сказала:

– Время истекло. Больной нужен отдых.

Сестра ушла. Айвар поднялся и протянул Анне руку.

– Если не возражаешь, я через несколько дней приеду опять.

Неслышными шагами вышел он из комнаты и осторожно затворил дверь, еще раз робко взглянув на девушку, а когда в коридоре затихли шаги Айвара, Анна подумала: «Он был сегодня какой-то странный… не такой, как всегда. Может, и с ним что случилось?»

Дождевые тучи уже прошли. Над городком снова сияло осеннее солнце. В комнатке стало светлее. Светлее стало и на душе у Анны.

6

В канун Октябрьской годовщины из Риги приехала Валя. Вечером вместе с Ильзой и Артуром она пошла в уездный Дом культуры на торжественное собрание и праздничный концерт, в котором выступали и местные коллективы художественной самодеятельности и столичные артисты. В перерыве Валентина встретилась со старыми знакомыми из партизанской части Артура Лидума, которые после войны остались здесь работать. В разговорах о проведенных вместе боевых днях время летело быстро; все тогдашние трудные и опасные подвиги казались им теперь увлекательными приключениями. И та пора казалась им самой прекрасной в их жизни.

Валентина шепнула Артуру:

– Я здесь чувствую себя как дома… Словно я здесь родилась. Правда странно, Артур?

Артур улыбнулся и пожал ее руку.

– А Москва? – спросил он.

– Москва – родной дом для всех советских людей, – ответила Валентина. – Все равно, где бы ни качали его в зыбке, каждый чувствует себя в Москве как дома. Другого такого города нет во всем мире, я его люблю так, как только может человек любить самое близкое и дорогое. И ты ее полюбишь на всю жизнь, когда попадешь туда, – это для меня яснее ясного. Но после Москвы я нигде не чувствую себя так хорошо, как здесь. И знаешь, почему?

– Ужасно хочется знать.

– Потому что ты здесь… Если б ты знал, как это хорошо, что я в начале войны приехала в Латвию… И как это было бы ужасно, если бы я тогда не приехала сюда.

– Почему, милая? Тогда тебе навряд ли пришлось бы бродить по лесам, пережить все эти ужасы и трудности.

– Но тогда бы я не встретила тебя и мы никогда, никогда не знали бы друг друга. Если б я верила в судьбу, то сказала бы, что это было суждено. Я должна была найти тебя, а ты меня…

Прижавшись друг к другу, соединив в робкой ласке руки, как очарованные, сидели они среди этого множества людей и чувствовали себя так, будто находились здесь одни.

Артур познакомил Валентину с друзьями и товарищами по работе. Там были председатель уездного исполнительного комитета Пилаг, тот самый учитель, под руководством которого Артур начал революционную деятельность; стройный майор Индрик Регут с молодой женой Мартой, бывшей санитаркой дивизии; здесь же были старые подпольщики и молодое поколение, выросшее за время Великой Отечественной войны, – и все они крепко жали руку Валентине, все разговаривали с ней, как с близким другом, как с родной, и приветствовали ее простыми, дружескими словами. Никто не спрашивал, почему она здесь и кто ей Артур, – каждый понимал это и без слов.

Они возвращались домой пешком, а после ужина еще долго разговаривали.

Когда Артур рассказал Валентине о нападении бандитов на Анну, лицо девушки потемнело. Она и раньше слышала про Анну Пацеплис, но ни разу не встречалась с ней.

– А можно ее навестить? – спросила Валентина. – Мне очень бы хотелось познакомиться с ней.

– Пойдем завтра в больницу, – предложил Артур. – Она будет рада тебе.

Ильза побывала в тот день у Анны и поэтому решила остаться дома.

– Врачи будут возражать, если сразу придет столько людей, – заметила она. – Не исключено, что и Айвар приедет.

– Наверно, приедет, – сказал Артур.

– Кто это? – спросила Валентина и посмотрела ча Ильзу и Артура.

– Мой племянник… двоюродный брат Артура, – пояснила Ильза. Она замолчала, но ее серьезный, сосредоточенный вид заставил Валентину подумать, что Ильзе хочется многое рассказать про племянника.

– Он молодец парень, – добавил Артур. – Вместе с Анной был на фронте и дрался в рядах Латышской дивизии.

– Фронтовые друзья?… – сказала Валентина и лукаво улыбнулась. – Как мы…

– Почти… – тихо ответил Артур.

На другой день Артур с Валентиной пошли в уездную больницу.

Анна сидела в глубоком кресле у окна. Раненая рука по-прежнему висела на перевязи. На коленях лежала раскрытая книга.

– Поздравляю с праздником! – заговорил Артур и крепко пожал ей здоровую руку. – Сиди, сиди, не вставай, ты ведь больная. Разреши тебя познакомить с Валентиной Сафроновой, моим боевым товарищем и дорогим другом.

Анна все же поднялась и сделала несколько шагов навстречу Валентине. Поздоровавшись, девушки несколько мгновений не знали, что сказать, и с некоторым смущением оглядывали друг друга, стараясь определить первое впечатление, которое так часто бывает решающим.

«Какая славная, – подумала Валентина. – Какие ясные глаза и милое лицо…»

«Она, должно быть, чудесная девушка, – решила Анна. – Может, мы станем близкими подругами…»

Валентина принесла букет поздних, осенних цветов. Пока она ставила их в воду, все стояли молча; когда вазу с цветами поставили на столик возле кровати, Анна пригласила гостей сесть, а сама вернулась на прежнее место у окна.

Вначале разговор не клеился. Артур рассказал Анне, как идут очередные работы в Пурвайской волости, и уже готов был перейти к положению дел в уезде, если бы не вмешалась Валентина и не взяла нить разговора в свои руки.

– Судя по тому, что я слышала от Артура и Ильзы, вас очень угнетает больничная обстановка, – сказала она.

– Я была бы счастлива, если б меня выписали сегодня, – ответила Анна. – Чувствую себя виновной перед всем светом: все чем-то заняты, только я лодырничаю. Это просто безнравственно.

– Вы не умеете болеть, вот в чем несчастье, – улыбнулась Валентина. – Этому тоже надо научиться, это большое искусство.

– Редкое искусство… – усмехнулся Артур. – Я знавал одного такого виртуоза, который работал только четыре месяца в году, а остальные восемь бюллетенил, хотя был здоров, как мы с тобой.

– Я не говорю о симулянтах, Артур, – возразила Валентина. – Хотя по существу и они больны – ленью, а эту болезнь может вылечить только очень опытный врач.

– Для таких больных лучшее лекарство – это критика И голод, – заметил Артур.

– А если не поможет ни то, ни другое? – слабо улыбнулась Анна. Этот разговор забавлял ее.

– Тогда такого человека не спасти, он погибнет, – ответил Артур. – Общество станет беднее на одного себялюбца, и каменотес высечет на его надгробной плите бессмертные слова: «Здесь покоится шкурник – он жил только для себя и любил одного себя. Мир праху его».

– Почему «мир праху его»? – возразила Валентина. – Мир можно пожелать тому, кто прожил неспокойную, деятельную жизнь. Тогда уж лучше сказать так: «Хорошо, что его больше нет». Как вы думаете, Анна?

– Я думаю, что таким людям вообще не стоит ставить надгробные плиты, – сказала Анна. – Для чего вспоминать паразитов, плутов, негодяев, которые живут за счет ближних?

– Правильно, – весело подхватила Валентина. – Отвернемся от них и поговорим о другом. Когда вы в последний раз были в Риге?

– В начале июля.

– Так давно? Вам, наверно, не нравится жить в городе.

– Я так мало жила в городе, что мне даже трудно судить об этом. Нравиться или не нравиться может только то, что нам хорошо известно.

– А там… в волости, где вы живете, вам нравится?

– Мне там еще многое не по душе, но я надеюсь, что со временем мы изживем все плохое и все дурное, ненужное будет вытеснено. Приезжайте когда-нибудь к нам и сами увидите, сколько нового, хорошего у нас и сегодня.

– Я обязательно приеду. Имейте в виду, что вы разговариваете с представителем печати, а это ужасно любознательный народ. Всегда боится, как бы не опоздать, не пропустить что-нибудь новое. Вашим приглашением я воспользуюсь при первой возможности. Но вы не пожалеете, что связались со мной?

Анна улыбнулась: эта смелая, энергичная девушка ей нравилась.

– Там видно будет. Пока нет причин жалеть.

– А если я напишу в газету о вас, расскажу о вашей работе в волости, о готовящемся наступлении на Змеиное болото?

– Только с одним условием: не захваливайте. Пишите о трудностях, которые приходится нам преодолевать, расскажите об ошибках и недостатках, критикуйте, где это нужно, только не прибавляйте чего-нибудь ради красного словца: люди ведь отлично во всем разбираются, и если увидят, что там что-нибудь присочинено, то не примут всерьез и остальное. Наша жизнь достаточно прекрасна и интересна без прикрас. Покажите ее такой, какова она на самом деле, укажите, что в ней надо исправить, и мы будем вам благодарны.

Они проговорили втроем целый час. Валентина рассказала Анне о своих занятиях в партийной школе, посоветовала и ей поступить туда.

– Не откладывайте это в долгий ящик. В наши годы учеба дается легко.

– Это зависит не от меня, – сказала Анна, многозначительно посмотрев на Артура. Валентина тоже обернулась к нему.

– Артур, ты слышал? – почти укоризненно сказала она. – И Анна хочет учиться в партийной школе. Почему же ты молчишь?

– Думаю, что Анна имеет право на это, – ответил Артур. – Убежден, что никто ни здесь, в уезде, ни в Риге не будет оспаривать это право.

– А ты не забудешь до следующей осени? Дал слово – держись, – продолжала Валентина.

– Если хочешь, могу подтвердить письменно, – сказал Артур так торжественно, что Валентина и Анна рассмеялись.

– Когда будете в Риге, обязательно навестите меня, – сказала, прощаясь, Валентина. – И если не возражаете, перестанем «выкать», перейдем на «ты». Можно?

– Конечно… – ответила Анна, растроганная простотой и сердечностью Валентины.

Когда Артур с Валентиной вышли, какой-то человек поднялся со стула в углу коридора и кивком головы поздоровался с ними.

– Ты, Айвар! – воскликнул Артур. – Давно здесь?

– Как тебе сказать… – ответил Айвар, смущенно улыбаясь.

– Почему вы не зашли? – спросила Валентина после того, как Артур познакомил ее с двоюродным братом.

– Боялся помешать, – сказал Айвар и неизвестно почему опустил глаза.

– Тогда не прохлаждайся в коридоре, – поторопил его Артур. – Заходи сейчас же. А поболтаем потом, ты ведь зайдешь к нам?

– Конечно…

Выйдя на улицу, Артур посмотрел на Валентину и улыбнулся.

– Ты слышала, Валюк, он боялся нам помешать. Что ты об этом скажешь?

– Что же тут смешного, Артур?

– Это мы бы им помешали, а не они нам. Ты понимаешь?

– Ты думаешь, они…

– Думаю, думаю. Но они, кажется, сами еще не понимают, что с ними происходит, вот это-то и смешно.

– В этом тоже нет ничего смешного, Артур. Я думаю, это прекрасно… Любить, чувствовать и не знать этого… Помнишь, Артур, сколько времени мы сами молчали?

– Почти три года, Валюк…

– И разве было плохо… или смешно?

– Нет, все было хорошо и правильно.

– Вот видишь. Поэтому разрешим и другим поступать так же.

– Один – ноль в твою пользу! – Артур нагнулся к самому уху Валентины и прошептал: – Я вижу, что у меня будет самая умная, самая лучшая жена в мире. Понимаешь ли ты, как мне везет?

– Если ты будешь так насмехаться, то… нет, лучше не скажу.

– Почему? Ну скажи. Мне ужасно хочется знать.

– Все равно не скажу. Я хотела немного попугать тебя, но вовремя поняла, что это никуда не годится: ведь другу не грозят, а кто грозит, тот не может быть другом…

– Два – ноль в твою пользу!

7

Вместо двух недель Анне пришлось пробыть в больнице целый месяц. Наконец ее выписали с условием, что она посидит еще несколько дней дома под наблюдением участкового врача Зултера.

Ильза пришла за Анной в больницу и увела ее к себе домой. Артур в тот день был на заседании бюро, ждать его можно было только к полуночи.

– Артур просил тебя не уезжать, пока не повидаешься с ним, – сообщила Ильза. – Он хочет поговорить с тобой по какому-то важному вопросу. Переночуй у нас. Утром шофер Артура отвезет тебя.

– Зачем беспокоиться, я могу поехать поездом, – сказала Анна.

– Чтобы потом два часа месить грязь до исполкома! Нет, Анныня, это ты будешь делать позже, когда совсем выздоровеешь. Разреши нам еще немного позаботиться о тебе, сама ты себя беречь не умеешь. Если ты устала, приляг на диван, полистай журналы. На несколько часов я оставлю тебя одну.

– Пойдешь в исполком?

– Нет, Анныня… – Ильза добродушно улыбнулась. – Сегодня мне надо навестить своих детей.

Анна с недоумением посмотрела на нее.

– У меня их много, – продолжала Ильза, – больше, чем у любой матери. Такие славные мальчики и девчушки… Сироты фронтовиков и партизан… Если бы ты не устала после болезни, я бы их тебе показала. Минут двадцать езды на машине.

– Ильза, милая, обязательно покажи! – воскликнула Анна и сразу встала. – Я поеду с тобой.

– Не тяжело ли будет? – засомневалась Ильза. – Дорога плохая, будет трясти…

– Ты ведь знаешь, сколько я ездила по фронтовым дорогам. Тяжелее, чем там, не будет.

– Ну, смотри…

И они пошли в исполком, где их ждал шофер с маленьким «газиком»…

Детский дом был устроен в одной из брошенных кулацких усадеб, километрах в двенадцати от города. Это было настоящее именьице, напоминающее усадьбу Урги: большой фруктовый сад, красивый двухэтажный дом с шиферной крышей, за обширными полями озеро и похожий на парк еловый лес. Часть земли отдали сельскохозяйственной кооперации, остальная пошла подсобному хозяйству детского дома.

Когда «газик», в последний раз фыркнув, остановился перед крыльцом дома, в окнах нижнего этажа показалось много детских лиц. Узнав Ильзу, дети заулыбались, забарабанили пальчиками по стеклу и замахали ручонками. На крыльцо вышел директор Креслынь – мужчина лег пятидесяти, с пышными, подернутыми сединой усами, с протезом вместо левой ноги.

– Инвалид войны, – шепнула Ильза. – Старый, опытный учитель. Потерял на войне двух сыновей.

– Мы уже думали, сегодня не приедете, – сказал Креслынь, помогая Анне и Ильзе выбраться из машины. – Малыши мои совсем было опечалились. Хорошо, что приехали, товарищ Лидум, – сегодня Андрису Эмкалну исполнилось пять лет.

– Я не забыла, товарищ Креслынь, – ответила Ильза. – Первый юбилей, как можно пропустить.

Сняв пальто в кабинете директора, Анна с Ильзой пошли за Креслынем. У старших детей были классные занятия, поэтому зашли к малышам.

В большой солнечной комнате, где было много разнообразных игрушек, их ожидали четырнадцать мальчиков и девочек от трех до шести лет. Они играли под присмотром воспитательницы: строили из разноцветных кружков, брусочков и дощечек разные башенки и домики.

Дети побросали игрушки и подбежали к гостям.

– Ильза! Тетя Ильза! – радостно щебетали они, окружив ее, ухватились за юбку и не отпускали.

У Ильзы для каждого нашлось ласковое слово; она гладила детские головки, а самых маленьких усадила на колени, и те сразу занялись пуговицами Ильзиной кофты. Подарки Ильзы – кулек конфет, маленькие цветные картинки, тетрадки для рисования и коробочка с красными, зелеными и синими карандашами – сейчас же были розданы, никто не остался в обиде. Сегодняшний юбиляр, сын павшего в боях у Насвы Юриса Эмкална, маленький Андрис, получил красивую книжку с картинками и губную гармошку.

Когда дети достаточно нарадовались, произошло то, что до слез растрогало Анну: каждый ребенок разыскал в своих игрушках что-нибудь такое, что ему казалось самым дорогим, и началось ответное отдаривание Ильзы и Анны. Гостям несли цветные картинки, собственные рисунки, бумажки от конфет, ракушки или гладкие гальки, найденные на берегу озера.

– Бери, тетя, я тебе отдаю, – говорили они. Это были подарки от чистого сердца, доказательства дружбы.

– Спасибо, милый мальчик, – шептала Анна. – Спасибо, девочка…

Она, так же как Ильза, по очереди брала на колени детей, ласкала их.

– Ты будешь моей мамочкой, – щебетали они, прижимаясь к ней. – Я тебя буду любить.

В детском доме им жилось хорошо, это было видно по их здоровому виду, чистым личикам, платью и доверчивому отношению к воспитателям и Креслыню, и все же тоска по родителям оживала при каждой встрече с добрым взрослым человеком. Каждый ребенок хочет иметь своего отца и свою мать.

Видя, с какой нежностью Ильза разговаривает с детьми, рассказывает им сказки и отвечает на вопросы о разных вещах и событиях, Анна поняла, что она заменяет всем этим детям мать.

«Какое любящее сердце, – думала Анна, глядя на Ильзу. – Не только Артур, и Айвар, и Валентина, и я сама – все мы для нее родные дети, о каждом из нас она заботится с материнской любовью, живет нашими радостями и горестями и свое счастье находит в нашем счастье. Ее душевное богатство так велико, что она в состоянии согреть и этих детишек. Милая, добрая Ильза… как хорошо быть такой, как ты…»

Они пробыли в детском доме до ужина, повидались и со старшими детьми, осмотрели все комнаты и подсобное хозяйство, побеседовали с воспитателями. Все виденное убедило Анну, что эти дети вырастут счастливыми, станут настоящими людьми, борцами и строителями коммунизма, какими были их родители. Об этом позаботится партия и Советская власть.

– Бедная Анныня, я тебя совсем замучила, – сказала Ильза, когда они ехали обратно. – Получу еще выговор от Артура.

– Очень хорошо, что ты взяла меня с собой, – ответила Анна. – Эта поездка у меня навсегда останется в памяти. Теперь я знаю, что у меня есть еще одна обязанность, о которой всегда надо думать.

…Поздно вечером, придя из укома, Артур поведал Анне, о чем хотел с ней поговорить.

– Как-то летом ты мне говорила, что у вас кое-кто из крестьян начинает поговаривать об организации колхоза. А как сейчас, не заглохли эти разговоры?

– Нет, Артур, разговоры все усиливаются, – ответила Анна. – До сих пор я не торопилась и дала людям выносить свою думу. Но, пожалуй, слишком тянуть с этим делом не следует.

– Тянуть не надо. Недавно мы обсуждали этот вопрос в укоме. После этого первый секретарь съездил в ригу и советовался в Центральном Комитете партии. Полагают, что можно начинать.

– Центральный Комитет одобряет? – обрадовалась Анна.

– Да, одобряет. Только советует не торопиться. Это ведь первые шаги в этой области. От того, насколько правильно и успешно мы их сделаем, зависитвсе дальнейшее. Первую борозду нам проводить не придется, это сделали елгавские крестьяне, они организовали первый колхоз в Латвии. Нам теперь надо создать первый колхоз в нашем уезде. Если ты готова к этой работе, то Пурвайской волости выпадет честь показать путь в будущее.

– Я готова, Артур…

– Ладно, Анна. Мы все тебе поможем. Первый колхоз в уезде – это дело не только пурвайцев, а и вопрос чести всей уездной партийной организации. Поэтому ни один коммунист не вправе стоять в стороне и смотреть, как ты будешь с этим справляться.

Они еще несколько часов обсуждали, как успешнее выполнить это ответственное задание.