Текст книги "К новому берегу"

2

Спать в ту ночь пришлось мало. Пока сын Артура и Валентины, маленький Янит, не закончил свои дневные дела, он находился в центре внимания. Отметив недавно свой первый юбилей, он сделал в день своего рождения первые шаги и мог теперь самостоятельно, без посторонней помощи, добраться до любого угла того маленького мира, который состоял из трех комнат, передней и кухни. Новые открывшиеся перед ним возможности стали причиной новых забот всей семьи: от Янита, как от огня, приходилось беречь газеты, книги, бумаги – все, что попадало ему в руки, он безжалостно рвал на клочки, находя в этом занятии особую радость, которую понять не суждено взрослому человеку. После того как малыш завладел копией диссертации Артура и две первые страницы превратил в мелкие клочки, даже Ильза, которой все, что вытворял внучек, казалось хорошим и умным, признала, что нового гражданина надо кое в чем ограничить: лексикон его обогатился одним веским словом «нельзя».

Весной Артур опять провел несколько недель в Москве и успешно защитил кандидатскую диссертацию, вскоре она должна была выйти отдельной книжкой.

– А что ты думаешь делать дальше? – поинтересовался Ян Лидум.

– На следующую пятилетку запланировал докторскую диссертацию. Тема окончательно еще не выработана, но думаю, она будет связана с нашей аграрной политикой. Что бы ты сказал о такой теме: «Пути строительства коммунизма в колхозной деревне»?

– Хорошая и интересная тема.

– Пока дело дойдет до защиты диссертации, сама наша действительность предоставит столько конкретного материала, что хоть отбавляй.

– А как с Академией наук? – спросил Лидум.

Сразу после присвоения Артуру кандидатской степени один из институтов латвийской Академии наук пригласил его научным сотрудником.

– Пусть еще подождут, – ответил Артур. – Научной работой можно заниматься не только в стенах института, а в любом месте, где живут и работают люди. Вся наша жизнь – наука. Когда поднакоплю побольше знаний и опыта от самой жизни, тогда можно будет подумать о каком-нибудь академическом кабинете.

– А если партия признает, что ты и сегодня более необходим в академическом кабинете, чем в уездном комитете?

– Тогда я подчинюсь требованию партии. Но надеюсь, что несколько лет мне еще дадут поработать здесь.

– Сомневаюсь.

– Ты, дядя, что-нибудь знаешь? – Артур озабоченно посмотрел на Яна Лидума.

– Краем уха слышал, что тебя хотят перевести в Ригу и поставить во главе одного нового управления, об организации которого имеется правительственное постановление, – ответил Лидум. Вокруг глаз у него собрались мелкие морщинки, он прикусил губу – видимо, ему было известно что-то совершенно определенное. Поняв это, Артур задумался.

– Тогда с докторской диссертацией навряд ли что выйдет, – тихо проговорил он.

– Почему? – удивился Лидум. – Деятельность управления будет тесно связана с темой твоей диссертации. Приятное, как говорится, будет соединено с полезным. В конце концов для чего тебя партия пестовала, закаляла и учила, если ты хочешь полжизни коптеть на одном месте? Так не годится, дорогой мой, мы с каждым днем должны давать партии все больше и больше.

– Я так и предполагал делать.

После этого Ян обратился к Ильзе:

– Каковы твои планы на завтра? Сможешь ты поехать с нами в Пурвайскую волость?

– И думать нечего, Ян… – ответила Ильза. – Завтра в нашем детском доме большой праздник. Приедут гости из Риги – два Героя Советского Союза и детский писатель. Я организовала встречу, поэтому надо быть и самой. Дети подготовили выступления – декламация, песни, танцы. Будет небольшая выставка – покажем изделия старших воспитанников, рисунки, рукоделия.

– Да, тогда тебе обязательно надо быть там, – сказал Ян. – Ведь это твоя большая семья.

– Я и маленького Янита возьму с собой, – продолжала Ильза. – У него там будет много новых друзей. Пусть Валентина спокойно едет с вами – ей, как редактору, непременно надо поехать.

– Редактору следовало бы пойти и на детский праздник, – вставила Валентина. – Не каждый день бывают встречи с такими замечательными людьми. Наша газета не может пройти мимо этого события.

– Попрошу писателя, пусть он для вас напишет, – сказала Ильза. – А если у него не будет времени, попробую сама, так что о статье, дочка, не беспокойся.

– Спасибо, мама! – Валентина поцеловала Ильзу. – Ты прямо-таки незаменима. Наша газета приобретет нового постоянного сотрудника, и я спокойно могу поехать на Змеиное болото.

Редактируя уездную газету, Валентина в то же время сотрудничала в республиканской печати и давала очерки в один из журналов. Она не старалась блеснуть сенсацией, не сгущала краски и не прикрашивала факты вымыслом; то, что являла сама жизнь, было интереснее и прекраснее всех выдумок. Артур говорил в шутку, что Валентине опасно показывать все, что происходит в уезде, – она в своих очерках и корреспонденциях не замалчивала недостатки и называла собственным именем то или иное неприятное явление, не щадя ответственных работников. Случалось, что после этого некоторые товарищи по нескольку недель ходили насупившись и недружелюбно посматривали на Валентину, но ее не смущали такие мелочи.

На следующее утро Ян Лидум, Анна, Валентина и Артур уехали в Пурвайскую волость, а Ильза, взяв с собой внука, отправилась на вокзал встретить гостей. В ожидании великого события в детском доме отсчитывали минуты и с нетерпением наблюдали за дорогой: не покажется ли «газик» тети Ильзы?

…Выдался солнечный жаркий день, так что шофер опустил тент. Почти на каждом километре машина останавливалась, так как Ян Лидум не мог равнодушно миновать ни одной новостройки, ни одного большого поля или сада. Артур хорошо знал свой уезд и давал пояснения.

– Этот Народный дом кончили строить только весной. На обратном пути заедем его посмотреть. Знатоки утверждают, что зрительный зал обладает превосходной акустикой, даже шепот на сцене слышен в самом дальнем углу зала.

А через десять минут ему приходилось объяснять еще что-нибудь.

– Вот в этом стаде есть корова Магоне, которая дала за прошлый год пять тысяч литров молока, в этом году надеются увеличить удой еще на пятьсот литров. Доярка награждена орденом Трудового Красного Знамени. Посмотри туда, на новый коровник. Он принадлежит колхозу «Память Ильича». Там все механизировано, даже доение. У них свое электричество от воздушного ротора. Дрова и то не пилят вручную.

– Гм, да… – проговорил довольный Лидум. – Как видно, над твоей докторской диссертацией работает много народу. А ты еще сомневаешься – вряд ли что выйдет?!

На одном перекрестке Ян Лидум вышел из машины и прочел многочисленные указатели на столбе:

– «Борьба», «Коммунар», «Будущее», «Путь Ильича», «Золотая нива», «Дзирнупе», «Первое мая», «Сельскохозяйственная артель имени Ленина»… Куда теперь девались все эти Кална-Бренчи, Дундури и Путринькалны?

– Туда же, куда и серые бароны, – они остались лишь в горькой памяти народа, – сказала Анна. После двух лет отсутствия она на каждом шагу замечала что-нибудь новое, а чем ближе подъезжали к Пурвайской волости, тем больше было поводов для удивления.

В одном месте пришлось свернуть с большака и по объездному пути подъехать к временному мосту. Метров на двести ниже по течению, где раньше был железобетонный мост, оба берега реки были сильно изрыты; видны были штабеля стройматериалов, какие-то механизмы начатого строения.

– На это стоит поглядеть, – сказал Артур.

Машину остановили и пешком направились к месту стройки.

– Будущая гидроэлектростанция, верно? – спросил Ян Лидум.

– Да, здесь будет электростанция, – ответил Артур, и глаза его заблестели. – Хотим будущей весной к Первомаю сдать в эксплуатацию. Двенадцать колхозов получат свет и электроэнергию для всех своих нужд.

– Конец керосиновым лампам и прочим коптилкам, похоронный гимн старым утюгам и примусам! – воскликнула Валентина.

– А пурвайцам что-нибудь достанется от этого? – спросила Анна.

– В том-то и штука, что они заберут почти половину энергии, – ответил Артур. – Но это будет честно заработано: до сих пор большую часть рабочих и возчиков для строительства давали колхозы Пурвайской волости.

– Беспокойный народ, – шутливо заметил Ян Лидум. – Если будут все так работать, быстро достигнут коммунизма.

Через несколько километров они снова были вынуждены остановиться. На огромном ржаном поле колхоза «Ленинский путь» они увидели комбайн.

– Вот это я понимаю! – сказал Лидум. – Комбайн на полях Латвии! Чувствуете, друзья, – комбайн!

Да, действительно, это был самоходный комбайн «С-4», прекрасный подарок братских советских республик. Подобно кораблю, спокойно плыла по золотистым волнам могучая машина, оставляя за собой через ровные промежутки кучки обмолоченной соломы и широкую полосу коротко остриженной стерни. Сверкали на солнце светлые крылья хедера, гудел молотильный барабан, и струя обмолоченного зерна равномерно текла в зерно-приемник.

Когда комбайн приблизился к большаку, Анна узнала в комбайнере своего брата Жана. Достигнув края поля, он повернул машину параллельно большаку, сошел с нее и подошел к «Победе». Лицо его изменилось, маленькие темные усики делали его старше и мужественнее.

– Что ты делаешь, голубчик, что ты делаешь! – Лидум покачал головой. – Пока другие в церкви молятся, ты хочешь один скосить и обмолотить все озимые. Оставь что-нибудь и другим.

Жан широко улыбнулся.

– А где они, эти богомольцы, товарищ Лидум? Кроме матушки Гандрис, Рейнхарт на своих проповедях никого из наших не видит.

– Давно ты плаваешь на этом корабле? – спросила Анна.

– Позавчера впервые выехал в поле. Еще два-три дня, и озимые «Ленинского пути» будут скошены и обмолочены.

– А зерно не слишком влажно? – поинтересовался Артур.

– Как раз впору, что надо. Прямо с комбайна можно везти на заготовительный пункт и сдавать государству. Поглядели бы вы, что здесь творилось позавчера…

– А что? – спросил Лидум; сорвав колос, он растер его на ладони и, когда высыпались зерна, попробовал на зуб. – Да, ждать нельзя, надо скорее убирать, иначе начнет осыпаться.

А Жан, улыбаясь, сказал:

– Когда комбайн впервые выехал в поле, дома, наверно, не осталось ни одного человека. Большие и малые, старые и молодые – все высыпали поглядеть, как работает эта «чертова машина». Именно так прозвали ее раньше женщины. Старая Гандриене даже поплакала, теперь, мол, наступит голод – половина зерна останется в колосьях, а у соломы скосят только верхушку. Когда комбайн тронулся, большая толпа шагала следом, люди мерили стерню и щупали обмолоченные колосья, старались найти в них зерна. Хотя бы одно попалось им за все их труды! Теперь комбайн не будут называть «чертовой машиной». Теперь даже старая Гандриене день и ночь хвалит того умного человека, который выдумал такое устройство.

Лидум от души рассмеялся.

– Быстрая капитуляция. Тебе повезло, Жан, что при первом выезде попалось такое хорошее поле. Попадись поле с сорняками или где хлеб еще не совсем дозрел, тогда бы так дешево не отделался.

– Что правда, то правда – комбайн не терпит сорняков, – ответил Жан. Надо поля держать чистыми, вот и все.

– Ты сегодня долго будешь работать? – осведомилась Анна.

– Если не будет дождя, то еще несколько часов.

– Значит, вечером встретимся.

Жан вернулся к комбайну, сел за штурвал, и корабль полей снова уверенно отправился в плавание.

Возле правления колхоза прибывших встретили Регут, Бригис и Айвар. С час как приехал Индрик Регут с женой.

– Батюшки, вот дорогие гости! – крикнул издали старый Регут. – Милости просим, товарищи! Как раз вовремя приехали. Только-только успеете закусить с дороги, осмотреть, что у нас нового, и – на собрание.

– У вас сегодня собрание? – удивилась Анна.

– И еще какое, милая, если б ты знала! – отозвался Регут. – Такого еще не было с тех пор, как мы здесь живем. Как хорошо, что ты опять дома. Люди обрадуются, когда увидят тебя. Не могут дождаться, когда вернешься.

Все пошли за Регутом в комнату, где было приготовлено угощение, только Анна взяла под руку Айвара, и они направились в большой фруктовый сад. Здесь два года назад колхозники, собравшись отпраздновать Янову ночь, боролись с бандитами; здесь впервые слетело с губ Айвара робкое признание, и все, что было связано с этим признанием, казалось им обоим бесконечно дорогим.

3

В доме правления колхоза гости долго не задержались. Познакомившись с некоторыми данными о посевной площади, о поголовье скота, о видах на урожай, о предполагаемых доходах, поинтересовавшись таблицей, где отмечались выработанные каждым колхозником трудодни, они вместе с Регутом и Бригисом обошли и объездили главные достопримечательности колхоза. Айвару все было хорошо известно, он как свой человек ходил по фермам, теплицам, опытным площадкам, мичуринской лаборатории и многое сам объяснял приезжим.

Регут недавно купил машину «Москвич» и сам правил им – хотя и не так виртуозно, как профессиональный шофер, но достаточно смело и уверенно; труднее было только с обратным ходом.

– Для чего нам учиться отступать? – шутил Регут. – Мы ведь всегда будем двигаться только вперед.

Он очень гордился колхозным клубом, устроенным в жилом доме бежавшего с немцами кулака. В библиотеке насчитывалось тысячи полторы книг, там было почти все, что издали в Латвии после войны по вопросам социалистического земледелия. Во втором этаже была лаборатория мичуринцев, читальня, красный уголок, комната отдыха с разными играми и мощным радиоприемником.

– Каковы ваши успехи по новым культурам? – поинтересовалась Валентина, когда Айвар показал лабораторию мичуринцев.

– У них большие успехи, – ответил за Регута Айвар. – Нынешней осенью уберут первый гектар ветвистой пшеницы и, таким образом, полностью разрешат вопрос о семенах – и себе хватит и с соседями можно поделиться. Они уже начали опыты с соей, чумизой, а Регут – он ведь большой сластена – мечтает о винограде и арбузах. Про апельсины и мандарины еще не слышно, но не ручаюсь, что не начнут ломать голову и над ними.

– Он так рассказывает, будто кто-то другой выдумал эти вещи, – усмехнулся Регут. – А сам главный зачинщик. Как приедет к нам, начитавшись всякой премудрости, так обязательно начинаются разные новшества. Наши ребята и девочки ходят за ним табунчиками и верят каждому слову больше, чем старушки – пасторской проповеди.

– Совсем не так обстоит дело, но молодежь эти вещи интересуют, – заметил Айвар.

На конеферме они встретились с Антоном Пацеплисом и Петером Гандрисом. На груди Петера красовался орден Трудового Красного Знамени, а когда он водил гостей по конюшне, Регут шепнул Анне и Яну Лидуму, что Петер Гандрис сейчас кандидат на звание Героя Социалистического Труда: от двадцати кобыл вырастил двадцать жеребят.

– Ага, что вы на это скажете – свой собственный Герой? – улыбнулся он. – К будущему году обязательно будет, как пить дать.

– Если человек заработал, пусть получает, что заслужил… – сказал Лидум.

– Ведь он днюет и ночует на конюшне, домой ходит только раз в неделю, чтоб попариться в бане. Что же тут удивительного.

Анна подошла к отцу.

– Как тебе живется, отец? – спросила она.

– А чего мне не хватает… – усмехнулся Пацеплис. – Лошадки хорошие, сыт по горло, трудодней хватает.

Какой я был хозяин, когда всю жизнь не знал, как свести концы с концами?… А как ты?

– Теперь опять буду работать здесь, на машинно-тракторной станции, вместо Финогенова.

– А как же вы с Айваром думаете жить? Врозь, что ли? Что это за жизнь?

– Может, и не придется жить врозь. Иначе я не приехала бы сюда на работу.

– Значит, и он будет работать здесь?

– Возможно. Ты на собрании будешь?

– Придется пойти послушать, – Пацеплис неожиданно засмеялся. – Ну и обработали вы свое дело, так тихо, что и воды не замутили, а я-то надеялся на твоей свадьбе водочки отведать. Не взыщи, дочка, если я когда-нибудь отплачу тебе тем же. Ты меня на своем веку достаточно расстраивала. Невесту я уже облюбовал, а про день свадьбы не скажу ни слова. Как аукнется, так и откликнется!

– Ты думаешь… опять жениться? – Анна растерянно посмотрела на отца.

– А позволь узнать, почему бы мне не жениться? Я еще не такой старый. Мне еще жить да жить.

– Да, конечно… – ответила задумчиво Анна.

Но когда она присоединилась к остальным, Пацеплис лукаво усмехнулся и покачал головой:

– Эх, напугал. Наверно, поверила. Не хочет получать еще одну мачеху. Ну, обойдемся, обойдемся без женитьбы. На семейном кладбище не хватит места для четвертой жены, только для меня и осталось.

На молочнотоварной ферме царила тишина, как обычно в летнее время, когда скот на пастбище, поэтому Регут после осмотра конефермы повез гостей прямо на Змеиное болото. Маленький «Москвич», управляемый новичком, и «Победа» Яна Лидума не спеша проехали мимо МТС и того места, где когда-то стояли покосившиеся постройки усадьбы Сурумы. Теперь только несколько кустов сирени и две старые яблони показывали, что здесь когда-то жили люди: все постройки были разобраны, старый колодец засыпан, и до самого бывшего двора расстилалось картофельное поле колхоза. Анна посмотрела в тy сторону, но ни одна грустная мысль не шевельнулась в голове, не забилось в тревоге сердце. Она стала смотреть на большое болото, к которому сейчас подъезжала машина. Неподалеку от бывших Сурумов, слева от большака, проходил новый проселок. Регут, сбавив газ, медленно повернул «москвич» влево и спокойно, будто это было обычным делом, въехал на болото – туда, где несколько лет назад не могла ступить нога человека. «Победа» последовала за ним. Анну охватила горячая волна радости и счастья. Она схватила руку Айвара и, глубоко взволнованная и сияющая, посмотрела ему в глаза.

Айвар понял ее без слов и, не желая развеять чудесное чувство, которое дано испытать только победившему в тяжелой борьбе человеку, улыбнулся и молча кивнул головой.

А перед ними лежало огромное, зеленое, чистое от кустарников, кочек и пней поле, дальний конец которого сливался с темнеющим бором. На длинных стожарах сушился скошенный клевер, везде виднелись большие стога сена. Проехав еще километр, они увидели большое стадо коров бурой масти, которое мирно паслось на новых пастбищах.

Посреди болота высился какой-то длинный, еще не достроенный корпус с венком над белыми стропилами, и возле него полукругом стояли другие незаконченные постройки. Регут, не останавливая машины, проехал наискось через болото. Все молчали, все были взволнованы до глубины души. Перед ними, как чудо, развернулась величественная картина возродившегося плодородия земли.

Машины достигли края болота, прилегающего к территории Айзупской волости, и здесь по обе стороны отводного канала, идущего к озеру Илистому, раскинулись луга, пастбища и большие поля. Отводные каналы разрезали Змеиное болото на большие участки; их в свою очередь рассекали на длинные полосы коллекторы, между которыми не было ни одной канавы, ни одной межи – только ровные луга, поля и пастбища; вся мелкая водоотводная сеть находилась под землей в виде закрытого дренажа. Любой сельскохозяйственной машине хватало места, чтоб работать во всю мощь.

На обратном пути машины остановились в одном месте, все прошлись по скошенному полю многолетних трав. И казалось странным, почти невероятным, что недавняя трясина, где и зайцу трудно было петлять от одного островка к другому, сейчас покорно лежала под ногами человека и всюду видна была щедрость земли.

– А знаете, сколько мы в этом году убрали клевера и сена на этом болоте? – заговорил Регут. – В среднем девяносто шесть центнеров с гектара! И какой корм – чистый концентрат! Жаль, что маловато скота, – еще голов на сто хватило бы этого добра.

– Как со змеями? – спросила Анна. – Много коров покусали этим летом?

– Таких случаев не было.

– Тогда придется изменить название болота, – засмеялся Артур. – Что это за Змеиное болото, если нет больше змей.

– Болото? – Айвар с удивлением посмотрел на двоюродного брата. – Может, ты будешь так любезен и покажешь нам, где здесь болото?

– Прости, Айвар, вырвалось по старой привычке! – оправдывался Артур. – Я еще не могу привыкнуть к этому чуду.

Здесь, посреди бывшего болота, они встретились с Финогеновым, который полчаса тому назад узнал о приезде гостей. Поздоровавшись со всеми, он спросил у Анны:

– Ну как, Анна Антоновна, сдержали мы слово, которое дали вам в тот дождливый день при прощании?

– Все обещанное выполнено, товарищ Финогенов, – ответила Анна, крепко пожимая ему руку.

– Кое в чем даже перестарались, – заметила Валентина.

– Например? – Финогенов добродушно улыбнулся.

– Все время дожидалась, что запищит какой-нибудь комар, но так и не дождалась, – сказала Валентина. – Скоро ученым придется ехать в далекие северные тундры, чтобы разыскать экземпляр для своих коллекций.

Все весело рассмеялись.

– С комарами я давно веду борьбу, – заговорил Регут. – У меня, как видите, крови достаточно, и невелика беда, если какая-нибудь мошка и пососала бы, но как-то не хочется откармливать паразитов. Пусть ученые не печалятся: кое-где по лесам, где много папоротника, еще найдут один-другой рой комаров, но только им надо поторопиться со своими коллекциями, – слыхать, что и леса скоро избавят от лишних вод. Куда тогда скроется бедный комарик?

А Ян Лидум осматривался кругом, взволнованный до глубины души, и думал:

«Вот она – часть нового мира, который своими руками строит советский человек. И тебе, Ильза, надо бы это увидеть, – мысленно обратился он к сестре, и ему казалось, что Ильза стоит рядом посреди побежденного болота. – Долгий путь прошли мы, Ильзит… за это время выросли новые люди, но разве мы, старые да седые, уже стали лишними? Нет, ничуть. Это наши дети, выпестованное нами поколение, творят сегодня великие дела, а завтра перейдут к еще большим, а мы все еще с ними в одном строю и вместе создаем коммунистический мир. Стоило бороться и страдать, велика наша победа… нам не о чем жалеть в своей жизни, не так ли, Ильзит?»

Долго стоял Лидум, погруженный в думы, и, понимая его состояние, другие старались не тревожить его.

– Когда я смогу сдать дела? – тихо спросил Финогенов у Анны. Он уже знал, что Анна будет его преемницей. – В отпуске, наверное, еще не были?

– Я прямо и не знаю, как быть с этим отпуском, – ответила Анна. – Самая страда… и на что это будет похоже, если заместитель директора станет разъезжать в такую пору по курортам.

– Не хочу хвастаться, но свое хозяйство я оставлю в довольно хорошем состоянии, – продолжал Финогенов. – Ничего страшного не случится, если вы с месяц и отдохнете.

Они уговорились встретиться утром в МТС и оформить прием и сдачу.

Под вечер к середине Змеиного болота по всем дорогам и тропинкам стали стекаться потоки людей. Они собрались на просторном дворе новой молочной фермы. Многие стояли, другие сидели на простых деревянных скамьях, на грудах бревен и строительного материала или прямо на зеленой траве. В конце площадки поставили длинный стол, накрытый красной скатертью, и возле него несколько скамей и стульев.

Когда собрался народ, за стол сели председатель волостного исполкома Бригис, Артур Лидум, парторг Клуга, председатели колхозов «Ленинский путь», «Раудупе», «Победа» и «Комсомолец» и несколько знатных людей колхозов, среди которых была и заведующая молочной фермой Ольга Липстынь. На груди у нее блестел орден Ленина. Прошлой осенью Ольга стала членом партии. Бригис попросил Финогенова, а также приехавших гостей занять места за столом президиума. И когда те, немного помешкав, уселись во втором ряду, собрание объявили открытым…

– Товарищи… – обратился Бригис к колхозникам. – Несколько дней тому назад в четырех колхозах нашей волости состоялись общие собрания. Взвесив все условия и перспективы дальнейшего развития своих колхозов, члены сельскохозяйственных артелей «Ленинский путь», «Раудупе», «Победа» и «Комсомолец» единодушно признали, что для более успешного ведения коллективного хозяйства необходимо объединиться в один колхоз «Ленинский путь».

Продолжительные аплодисменты прервали Бригиса. Получив наконец возможность говорить, он продолжал:

– Волисполком познакомился с решениями и протоколами колхозных собраний. Вот они лежат на столе президиума. Мы снеслись с уездным исполкомом и партийным комитетом, и общий вывод такой, что это объединение надо приветствовать. Такого же мнения придерживается правительство республики и Центральный Комитет партии. Итак, объединение этих четырех колхозов утверждено, и вам, дорогие товарищи, надо сегодня выбрать председателя объединенного колхоза, а также правление и ревизионную комиссию. Я думаю, что будет правильно, если сначала выберем председателя. Имеются ли какие возражения? Я вижу, что нет. В таком случае прошу выдвигать кандидатов…

– Регута! – послышался голос.

– Прошу слова! – крикнул Регут. – У меня другое предложение.

– Слово товарищу Регуту, – объявил Бригис.

Став у стола, чтобы все могли его хорошо видеть, Регут внимательно оглядел собравшихся и просто, спокойно сказал:

– Как вам известно, я уже два года проработал председателем колхоза. Этого вполне достаточно, чтоб человек выяснил, что он может и чего не может. За это время я, правда, научился кое-чему такому, чего два года тому назад не знал. Но я сильнее, чем тогда, чувствую, чего мне не хватает. У меня, возможно, достаточно практической сноровки и опыта, но они пригодны лишь в том случае, если мы пожелаем жить, работать и хозяйничать по старинке – сегодня так же, как вчера. А чтобы уметь заглянуть в будущее, чтобы вовремя организовать все так, как будет нужно потом, через пять, десять и двадцать лет, взять от природы то, что наши отцы и мы сами не умели брать раньше, недостаточно одних практических знаний, нужно специальное образование, нужно знание сельскохозяйственной науки. Вот этого-то мне и не хватает. Если я до сих пор кое-как справлялся с нашим артельным хозяйством, то только потому, что оно было невелико и что мне очень много помогали советами люди, у кого этих знаний больше. Теперь, когда придется руководить объединенным колхозом, моих силенок недостаточно, и я с этим огромным хозяйством не справлюсь. Поэтому у меня есть предложение, о котором я уже беседовал с председателями остальных колхозов и со многими колхозниками. Уездные организации и министерство уже знают и поддерживают его. Настоящего человека, которому мы спокойно можем доверить руководство объединенным колхозом, искать далеко не придется, он находится среди нас, и вы все его хорошо знаете. Этот человек был среди нас, когда мы делали первые, нетвердые шаги но пути колхозной жизни, провел землеустройство и разработал первый трехлетний план. Это он помог нам превратить в плодородную землю огромное болото, на котором мы собрались сегодня, чтоб решить вопрос о дальнейшей жизни. Вот я и предлагаю выбрать председателем нашего объединенного колхоза нашего товарища, Айвара Лидума.

Уже с середины речи Регута многие отыскивали глазами Айвара, и чем дальше, тем яснее становилось всем, что именно о нем говорит Регут. Когда Регут умолк, раздались такие аплодисменты, что последний болотный гад, если он прятался в какой-нибудь норе, должен был удрать с перепугу.

– Правильно! – раздавались один за другим громкие возгласы. – Айвара Лидума председателем! Он справится! Голосуй, Бригис, чего ждешь!

Смущенный Айвар сидел во втором ряду за столом президиума и не знал куда девать глаза. Регут высказал то, о чем он давно втайне мечтал, это было самым заветным желанием Айвара – работать в самой гуще народа, отдать свои силы и знания строительству новой жизни именно здесь, в Пурвайской волости.

– Товарищ Лидум, – прервал его мысли Бригис, – собрание хочет слышать ваше мнение. Иначе мы не можем приступить к голосованию.

Айвар встал и пробрался к концу стола. Наверно, он никогда еще не казался таким высоким, мужественным и в то же время таким ребячески взволнованным, как в этот момент.

– У меня не хватает слов, дорогие товарищи, чтоб выразить вам свою благодарность за огромное доверие, которое вы оказываете мне сегодня, – сказал он. – Скажу откровенно, без всякого притворства: меня обрадовало ваше предложение, и я не представляю себе ничего лучшего и более прекрасного, чем работа вместе с вами здесь, на этой земле, которую мы общими силами отвоевали у природы. Что касается лично меня, то я согласен остаться у вас и руководить колхозом, но есть два обстоятельства, которые я сам разрешить не могу.

– Что за обстоятельства? – спросил Артур.

– Первое: я работаю в министерстве сельского хозяйства и без согласия министра не могу перейти на другую работу.

– Уже сделано! – крикнул Регут, широко улыбаясь. – Мы на прошлой неделе были у министра и обо всем договорились.

– Вот как? – улыбнулся Айвар. – Еще одно обстоятельство. Мне остается закончить пятый курс Сельскохозяйственной академии. Я должен сдать государственные экзамены. Это значит, что до будущего лета мне придется часть своего времени отдать учебе.

– Успеешь и академию окончить! – кричали с мест. – И с колхозом управишься и экзамены сдашь! Как же осушал болото и учился? У нас труднее не будет!

Айвара Лидума единогласно выбрали председателем объединенного колхоза. Старый Регут стал его заместителем.

А когда были избраны все органы управления, Айвар снова взял слово и рассказал колхозникам, какие планы он уже продумал, совсем не зная, что ему придется здесь работать.

Люди слушали и понимали, что это не фантазия мечтателя, а близкая, почти осязаемая действительность, начало прекрасного и счастливого завтрашнего дня.

Так будет, так должно быть, так хочет выросший в бурях и грозах советский человек, которого учила мечтать и бороться за претворение своих мечтаний в действительность великая коммунистическая партия.

Кончилось большое собрание посреди бывшего болота, но люди не расходятся. Звучит музыка, веселые песни, на дворе новой фермы в лунном свете мелькают танцующие пары. Если хорошо всмотреться, можно заметить там многих наших старых знакомых и друзей, вместе с которыми мы исходили далекие и сложные пути. Только двоих – Айвара и Анну – напрасно искали бы мы здесь. Чтобы увидеть их, надо пройти дальше, в глубь бывшего болота, и найти тихое, уединенное место, где магистральный канал соединяется со второй отводной канавой. Там, у маленького устья, стоят они на низком берегу и смотрят, как, переливаясь в лунном свете, течет и журчит вода… течет к реке, к далекому морю. Она течет, ни на мгновение не останавливаясь, темная и густая, как кровь старого болота.

– Наконец-то ты побеждено, ненасытное болото… – говорит Айвар, пожимая руку Анны. Он глядит на яркий огонь, сияющий в центре бывшего болота. Оттуда доносится музыка и веселые голоса. И рука Анны доверчиво, с нежной силой отвечает на крепкое пожатие руки мужа.