Текст книги "Маркитант Его Величества"

Глава 15. Маркитант

Имперская армия под командованием герцога Карла Лотарингского в мае 1663 года, перейдя на левый берег Дуная, остановилась под Уйваром, мощной турецкой крепостью на правом берегу Нитры, и приступила к ее осаде. Кара-Мустафа-паша, пестрая армия которого в это время стояла в Осиеке, тотчас выслал на помощь Уйвару несколько сильных отрядов акынджи и сипахов.

Осада города австрийцами длилась всего три дня. Отряды османов ударили с марша, первым делом захватив большую часть обоза, поэтому войскам герцога пришлось снять осаду. Они отступили к Рабе, чтобы оборонять территорию Священной Римской империи. Имперская армия отошла в сторону города Комаром, а затем продолжили отступление до Яварина. Здесь Карл Лотарингский распределил свои силы вдоль западного берега Рабы, чтобы оборонять переправы. В то же время отряды, оставленные в Словакии, должны были прикрывать левое крыло имперских войск от сил Имре Тёкели. Австрийцы переходили к обороне, захваченные врасплох неожиданным приближением главных сил Кара-Мустафы-паши, появления которых на границе ожидали лишь через несколько недель…

Мост через речку Раба был совсем худым, и венгерской коннице, верной императору Леопольду, пришлось преодолевать неширокий приток Дуная вплавь. Довелось искупаться и пикинерам; правда, некоторым отрядам удалось соорудить плоты из подручных материалов. Для этого они разобрали на бревна несколько домов у реки, и теперь по всему побережью разносился плач и проклятия женщин, которые совсем недавно имели крышу над головой, а теперь будут вынуждены влачить жалкое нищенское существование.

Только мушкетеры, составлявшие половину имперской армии, воспользовались своим превосходством и топали по мосту, стараясь как можно быстрее оказаться на противоположном берегу – разъезды турецкой армии уже начали тревожить арьергард. Протащили по мосту и пушки.

А позади войск волновались люди, для которых имперская армия была средством к существованию: солидные маркитанты[81]81
  Маркитант – мелочной торговец съестными припасами и предметами солдатского обихода, следующий за войском в походе, на маневрах и во время войны.


[Закрыть] и мелочные торговки, солдатские и офицерские жены, шлюхи, прачки, швеи, кузнецы, ремесленники, занимавшиеся починкой оружия, злобные калеки, нищие, мнимые больные, обозная прислуга и мародеры, одетые в воинские мундиры, которые никогда не участвовали в сражениях, а только обирали убитых и раненых на поле боя и грабили гражданское население. У большинства из них имелись телеги и фургоны, но некоторые тащили свой скарб на себе или впрягшись в возки.

Еще две недели назад вслед за армией шел солидный обоз, который вез все необходимое для обеспечения войска: провизию, фураж, порох, оружие, снаряжение, амуницию. Повозки и фуры обоза были растянуты на несколько верст, ведь только при одном эскадроне полагалось иметь больше тысячи обозных и вьючных лошадей. А позади обоза плыло непроницаемое пыльное облако; это погонщики гнали целые стада скота для забоя на мясо.

Теперь всего этого не было. От обоза остались лишь жалкие остатки. Турецкие войска отвоевали знатные трофеи, и теперь австрийцам приходилось уповать на маркитантов, которые торговали порохом, пулями и прочими вещами, необходимыми солдату, не говоря уже о продуктах и вине, и мародеров, шаривших по окрестным селам в поисках съестных припасов. Эти люди не ведали страха (в отличие от армейских фурлейтов[82]82
  Фурлейты – солдаты-погонщики при военных фурах.


[Закрыть] и погонщиков скота, которые при виде разведывательных отрядов легкой конницы османов разбежались кто куда), поэтому не бросили свои повозки, а выходили из окружения вместе с армией. Иногда им приходилось даже сражаться с такими же мародерами, как и сами, только турецкими, которые опережали янычар в надежде снять сливки с трофеев.

Один из маркитантских фургонов, которые сгрудились на берегу Рабы, принадлежал Юрию Кульчицкому. Если бы Юреку полгода назад кто-то сказал, что ему придется стать полковым маркитантом австрийской армии, он рассмеялся бы и небрежно отмахнулся от столь дурацкого предположения. Этого просто не могло быть! Тем не менее невозможное случилось. Когда сдуру дергаешь в темноте кого-то за усы, это может быть не кот, а тигр. Судьба иногда позволяет какому-нибудь ловкачу выбраться из намеченной ему колеи, но недалеко и ненадолго, и всегда очень жестко возвращает его на тот путь, который предначертан человеку при рождении.

До монастыря на Привиной Главе благодаря подсказкам монаха, который пришел в сознание и даже уселся верхом (только Юрек на всякий случай привязал его к лошади), они добрались быстро и без приключений. Монахом тут же занялся лекарь, а настоятель монастыря предложил Кульчицкому в знак благодарности любую помощь. А благодарить его было за что, и не только за инока Йована. В хурджине арамбаши лежали большие ценности – серебряные кубки, золотое блюдо, женские украшения и Юреков кошелек с золотыми. Правда, он стал тяжелее; видимо, главарь разбойников добавил в кошелек еще сотню-другую золотых и серебряных монет, свою долю от грабительских набегов. Кошелек свой Юрек забрал, а все остальное пожертвовал на монастырские нужды.

Конечно, будь это в другое время и при иных обстоятельствах, он никогда бы не выпустил такие большие ценности из своих рук. Но тащиться с ними через горы, уже укрытые снегом, по неведомым тропам, было просто неразумно. Вещи были слишком громоздкими и неудобными для перевозки даже на лошади. Однако столь ценным подарком монастырю Юрек преследовал и другую цель. Ему край нужно было добраться до Вены, где окопался его покровитель, сербский купец Младен Анастасиевич. Только он мог помочь ему превратиться в солидного негоцианта, подтвердив перед властями, что Юрек помогал Австрии в ее борьбе с османами. А слово представителя «Восточной Торговой Компании» дорогого стоило.

Но чтобы оказаться в Вене, сначала нужно покинуть пределы Османской империи, а затем пересечь Венгрию, что само по себе было труднейшей задачей. Куруцы[83]83
  Куруцы – этот термин использовался в 1671–1711 годах. для обозначения вооруженных мятежников в Венгрии, находившейся под властью Габсбургов.


[Закрыть] мятежного венгерского графа Имре Тёкели ловили австрийских шпионов густым бреднем. Поймают Ежи Францишека Кульчицкого (именно на это имя у Юрека были документы, которые он предусмотрительно зашил под подкладку кафтана), и пиши пропало. Попробуй потом доказать, что он просто любитель путешествий или бедолага, который нагрешил в Австрии и теперь, спасаясь от австрийской полиции, ищет пристанище в Венгрии.

У куруцев разговор короткий, им разбираться недосуг: веревочная петля на шею, толстая ветка ближайшего дерева и лошадь вместо помоста для казней. Удар нагайкой по лошадиному крупу – и Ежи Кульчицкий уже на небесах. (Если, конечно, там примут его.)

Такой поворот совсем не входил в планы Юрека. Поэтому, когда настоятель монастыря завел речь о помощи, Юрек не стал скромничать. Он попросил дать ему надежных проводников, которые помогли бы ему перейти кордон, чтобы оказаться в пределах Венгрии, одна часть которой все еще находилась в составе Священной Римской империи, а другая – север и северо-запад – была мятежной и там правил Имре Тёколи. Настоятель дал свое согласие, и спустя неделю, хорошо отдохнув и отъевшись, Юрек уже пробирался горными тропами к границе.

Его проводниками были три молчаливых послушника. Судя по их крепким фигурам и по оружию, которое они взяли с собой, монахами они только числились и занимались, скорее всего, теми же делами, что и Юрек под руководством Младена Анастасиевича – шпионили за турками. Лес и горы они знали досконально, да и лошади под ними были непростые, а предназначенные для езды по горам. Что касается пегой кобылки Юрека, то она одинаково хорошо чувствовала себя в любой обстановке и прыгала по горным тропам, как коза.

Именно тогда она и получила свое имя от одного из монахов. С удивлением глядя на то, как легко и с какой ловкостью лошадка преодолевает трудные подъемы, на которых даже их жеребцы стонали от натуги, как люди, он пробормотал:

– Это не лошадь, это Шарац. Истинно говорю…

– Что такое Шарац? – прицепился к нему Юрек.

– Пегий конь королевича Марко. Был когда-то такой…

– Расскажите о нем, – попросил Юрек; ему уже надоело, что его проводники изображали из себя немых.

Монах немного поколебался, но затем, видимо, вспомнив наказ настоятеля потакать Юреку, насколько это возможно, начал говорить:

– Марко был сыном Вилы, волшебной королевы, и дракона. Марко купил жеребенка, страдающего от лепры, вылечил его, отпаивая вином, и в конце концов вырастил прекрасного коня. Он назвал его Шарац, что означает Пегий, и они стали настоящими друзьями. Королевич любил коня больше, чем брата, он кормил его из своей тарелки и поил из своей чаши. В народе говорили о Марко и Шараце, что это дракон верхом на драконе. На полях сражений конь топтал копытами турецких солдат и откусывал уши их лошадям. Кроме того, он был способен прыгнуть вверх на три длины копья, а вдаль – на четыре. Щарац высекал копытами искры, а из его ноздрей вырывалось голубое пламя.

– Сказки, – убежденно молвил Юрек.

– Несомненно, – подтвердил инок. – Да вот только в мире столько чудес, которые человек даже не замечает, что королевич Марко и его конь Шарац вполне могут оказаться былью. Люди всего лишь наделили своего защитника сказочными способностями. Так иногда бывает.

Юрек согласно кивнул, и на этом разговор прекратился. Но с той поры кобылка стала Шарацем, хотя и не была жеребчиком. Мысленно Юрек уже давно называл ее Пегой, а поскольку она была родом из Сербии, он стал звать лошадку по-сербски. И что удивительно, на имя Шарац она откликалась куда быстрее, нежели ранее на простой зов.

Монахи довели Юрека до границы и передали надежным людям; дальше им ходу не было. Надежными людьми оказались сербские граничары. Чтобы воспрепятствовать продвижению Оттоманской империи в глубь Европы, австрийское правительство создало вдоль своих южных границ пояс военных поселений, жители которых – граничары – за несение военной службы по охране границы освобождались от большинства повинностей. Военная граница была длинной; она простиралась от берегов Адриатики на западе до предгорий Карпат на востоке.

Местное хорватское и венгерское дворянство неоднократно требовало у императора Леопольда отменить вольности для граничар, чтобы превратить их в обычных крепостных крестьян. Однако императорский двор предпочитал сохранить Военную границу, служившую дешевым источником пополнения австрийской армии. Ведь граничары приобретали за свой счет необходимое воинское снаряжение и получали денежное содержание только во время военных действий. Поэтому защитники рубежей Священной Римской империи были хозяевами положения на отведенных им участках границы и не особо оглядывались на вышестоящее начальство.

Когда Юрек впервые увидел граничар, то открыл рот от изумления – они точь-в-точь были похожи на донских казаков! Запорожцы иногда с ними объединялись для совместных походов, да и в самой Сечи донцы присутствовали, в основном беглые. Граничары были конными, носили высокие горластые шапки из овчины, украшенные птичьим пером, красный или голубой кафтан с меховой опушкой (летом с короткими рукавами, почти безрукавку), под кафтаном – белую рубаху с вышивкой и полосатые штаны, заправленные в кожаные сапожки. Из-за плеча граничара выглядывало длинное дуло «янычарки», за поясом торчал пистолет (а то и два), на боку висела сабля, в руках он держал пику, а в зубах торчала неизменная трубка, которая дымила день напролет.

Узнав, что их гость – бывший запорожский казак и турецкий невольник, граничары прониклись к Юреку дружеским расположением.

– Хочешь попасть в Вену? – переспросил старый граничар, выпустив из своей трубки с длинным чубуком густое облако табачного дыма.

– Очень! – искренне ответил Юрек.

Они сидели в мазанке граничара, которая не отличалась богатством, зато угощение было знатным – постарались жена и две дочери старика, которого на недавнем сходе избрали начальником местной стражи. Несмотря на свои немалые годы, он выглядел молодо, был подтянут, жилист и выглядел как настоящий рубака, коих Юрек немало перевидал в походах на Крым. Такие «старики» могли любого молодого казака за пояс заткнуть. Не было людей более выносливых и терпеливых, чем старые запорожцы.

На обед граничар пригласил трех своих сыновей и проводника, надежного человека, которому монахи передали Юрека, что называется, из рук в руки. Чего только не было на большом столе! «Чевапчики» – колбаски из рубленого свиного мяса, «еретина» – зажаренная на вертеле козлятина, «кастрадина» – вяленая баранина, «пршут» – вяленый свиной окорок, брынза, «гибаница» – пирог с творожной начинкой, «альва» – орехи, сваренные в меду, «проя» – кукурузный хлеб, «погача» – белый хлеб… И это только то, что Юрек знал. Но были и другие мясные блюда, которых ему никогда не доводилось ни видеть, ни пробовать. Обрамлением всего этого пиршественного изобилия служили всевозможные овощи и зелень.

Что касается напитков, то здесь все было проще – всего два сорта вина, но очень хорошего, и подсоленный каймак. Юрек ел так, как никогда раньше. Он набил живот до каменной твердости. Наверное, сказались сильное волнение, которое ему довелось испытать в плену у лесных разбойников, и скудный рацион, которым он питался вместе с монахами, соблюдавшими пост.

– Увы, в этом деле мы ничем помочь не сможем, – сказал старый граничар (его так и звали – Старый Негош). – А самому добраться до Вены тебе вряд ли удастся. Слишком много на дорогах развелось разбойников и нищих, которые хуже разбойников – первые хоть и оберут до нитки, но оставят жизнь, а вторые точно зарежут. Кроме того, везде рыщут разведывательные отряды османов, те тоже не пощадят. Да и в венгерских селах к одинокому путнику, тем более не одной с ними крови, отнесутся как к злодею и спустят собак. А псы в этих местах презлющие.

Юрек согласно кивнул. Он уже имел возможность познакомиться с местными псами, когда поднялся вместе с монахами в горы и они наткнулись на овечью отару, которую охраняли шарпланинские овчарки. Они не впечатляли размерами, но злобностью превзошли всех собак, с которыми Юрек когда-либо встречался. Овчарки готовы были загрызть путников, и Юрек не был уверен, что им удалось бы от них отбиться, несмотря на оружие, не будь поблизости пастуха, который успокоил свирепых псов.

Потом монахи рассказали, что люди, убегая от османов и покидая свои дома, старались брать только самое необходимое. И несмотря на то, что в разоренной стране свирепствовал голод и нечем было кормить детей, они все равно не оставляли своих собак и забирали их с собой – как верных охранителей и защитников. Свирепые шарпланинские овчарки свободно могли растерзать небольшой вражеский отряд.

– И что же мне тогда делать? – спросил обескураженный Юрек.

– Вступить в австрийскую армию. Как раз сейчас войска Карла Лотарингского идут на помощь Вене, потому что ожидается поход османов на Австрию.

– Только не это! За свою жизнь мне уже довелось навоеваться всласть. Я не трус, но, став солдатом, я точно никогда не увижу Вену. Солдат жив до первого боя. А там уж как придется, куда судьба укажет. В такие игры с фортуной лучше не играть.

– Но я не сказал, что тебе нужно встать в ряды австрийских мушкетеров или пикинеров, – улыбнулся Старый Негош. – В армии есть первая линия, вторая, обоз, тыл…

– Вы это к чему?

– Чтобы не бить ноги по скверным дорогам и избежать разных опасностей, тебе нужно получить патент маркитанта. Купишь себе фургон, лошадей, запасешься тем, что необходимо солдатам в их повседневной жизни, и в добрый путь. Армия оградит тебя от многих неприятностей, и вместе с нею ты легко дойдешь до Вены. И не только дойдешь, но еще и заработаешь себе денежки, дабы было на что жить в имперской столице.

Идея граничара показалась Юреку настолько заманчивой, что он немедленно дал согласие. Старый Негош помог с маркитантским патентом, нашел ему фургон и двух жеребцов арденской породы. А товары для солдат выдал из своих запасов. От них явственно попахивало контрабандой, но на это Юреку было наплевать – граничар ведь тоже должен был что-то заработать. Кульчицкий не поскупился, заплатил щедро, и не столько за товары, сколько за добрый совет. Так он превратился в армейского маркитанта Его Величества императора Священной Римской империи Леопольда…

Наконец армия оказалась на другом берегу Рабы, и на мост хлынули фуры маркитантов, повозки ремесленников и армейские прилипалы. Шум поднялся такой, что, наверное, на небесах было слышно. Бестолковая суета, визгливые крики мнимых калек, которые вдруг избавились от своих увечий и приобрели немыслимую прыть, ржание лошадей, хлесткие щелчки кнутов, которыми возницы охаживали не только лошадей, но и особо наглых типов, прущих напролом, негодующие вопли и брань склочных маркитанток, визг попавших в переплет девиц легкого поведения, обычно оберегаемых солдатами, но только не мародерами, которым плевать на все, за исключением собственного кошелька…

Юрек тоже особо не церемонился. Его мощные ардены буквально проломили человеческую стену, а кнут охладил наиболее рьяных нищих, занимавших места в человеческом потоке явно не по чину. Вскоре мост, совсем не предназначенный для такого скопища людей и повозок (он трещал, пошатывался и, казалось, что вот-вот рухнет под немыслимой тяжестью), оказался позади и приободрившиеся ардены прибавили шагу. Они явно чувствовали, что наступило время бивака и что хозяин угостит их отборным овсом. Юрек сам удивлялся, каким образом они чуют время привала. Может, это им подсказывала кобылка?

Конечно же свою верную пегую лошадку он даже не мыслил продать или вообще бросить. Она была привязана чембуром к задку фургона и проявила себя в толкотне самым героическим образом, отбиваясь задними копытами от особенно настырных проходимцев, под шумок мечтавших стащить что-нибудь из запасов маркитанта, все внимание которого было приковано к бедламу, творившемуся на мосту. Больше всего их привлекал бочонок с крепкой сливовицей; она у Юрека была отменного качества.

Нужно сказать, что торговля у Кульчицкого сразу заладилась. Он точно знал из предыдущего опыта, что нужно солдату. Поэтому выбирал товар, предложенный Старым Негошем особенно придирчиво. Пули у Юрека были лучшими, это сразу отметили мушкетеры, бывалые вояки, превосходную сливовицу он не разбавлял водой, как некоторые маркитанты, а уж его табак и вовсе был выше всяких похвал. Без этого зелья, столь необходимого в военное время, солдаты чувствовали себя не в своей тарелке. После ужина над лагерем висело сизое облако от дыма солдатских трубок. Табак успокаивал, навевал приятные мысли и располагал к почти домашнему уюту, изрядно подзабытому, но такому желанному.

Юрек быстро смекнул, на чем можно сделать хорошие деньги – табак был самым ходовым товаром. Добраться до Вены вместе с армией – это, конечно, хорошо, но время попусту зачем терять? Чтобы завести в столице Австрии свое дело, одной рекомендации Младена Анастасиевича будет маловато. Нужен капитал. А его-то как раз и не хватало для большого размаха.

Табак он начал делать по заветным рецептам старых запорожцев. Собственно говоря, у каждого из дедов были свои тайны приготовления «знатного» табака и полностью раскрыть их не представлялось возможным, но Юрек был малым смекалистым и уже на втором году пребывания в Сечи кое-что выяснил на сей счет. Пока армия ползла с черепашьей скоростью по Венгрии, время от времени вступая в сражение с отрядами куруцев Имре Тёколи или османами, Юрек по мере возможности искал нужные травки. И находил.

Материнка, любисток, мята, тирлич, падуб, буркун – все эти травы были развешаны для просушки под тентом фургона, и вечерами от него шел такой густой и насыщенный запах, словно маркитант вез не продукты и разные воинские принадлежности, а отменное, совсем свежее луговое сено, заготовленное весной, в пору буйного цветения. Материнка добавлялась в табак, дабы солдат животом не маялся, что совсем не удивительно при тех продуктах, которые он употреблял. Любисток хранил его от разной нечисти и добавлял аромата. От мяты лучше соображалось, падуб был лекарством при зубной боли, тирлич больше помогал старым солдатам, у которых болели суставы и старые раны, а что касается буркуна, то он и вовсе был незаменим. Особенно после кровопролитного сражения, когда солдату хочется поскорее забыть вид гибнущих врагов и смерть товарищей.

Поэтому табак у Юрека был разный – кому что нужно. Болят зубы? Покупай табак с падубом. Ломота в костях? А вот тебе, старый вояка, табачок с тирличем. Не спится после боя и в голову лезут разные дурные мысли? Так это же просто, закури табачную смесь с буркуном! Конечно, Юрек никому не рассказывал о своих секретах, но его табак и впрямь помогал солдатам как лекарство. А уж каким мягким и ароматным он был! Не то что примитивный горлодер у других торговцев.

Рота, к которой был приписан Ежи Францишек Кульчицкий, блаженствовала и гордилась своим маркитантом. Ведь благодаря его табачным смесям у солдат стало много друзей из других подразделений, которые угощали их вином и пивом только за то, чтобы им позволили набить трубку заветным табачком, происхождение которого скрывалось.

С недавнего времени австрийская армия переняла опыт французов, и теперь у каждого маркитанта с официальным патентом имелась бляха с номером части и его именем. Была такая бляха и у Юрека. Это немного сковывало деятельность маркитантов, делало их почти солдатами. Но попробуй норовистую кобылу поставить в стойло. Большинство тех, кто занимался торговлей в армии, составляли женщины-маркитантки. Это было буйное и совершенно неуправляемое племя, к тому же пользующееся покровительством и защитой солдат и унтер-офицера.

Занятие армейской торговлей, как быстро сообразил Юрек, было делом весьма прибыльным. (Если, конечно, маркитанту не оторвет башку вражеским ядром, случайно залетевшим в обоз, или турок не чикнет по шее своим острым ятаганом, когда армия потерпит поражение.) Нельзя было без смеха смотреть на новую торговку, которая маршировала пешком вместе с солдатами с бочонком, в котором бултыхалось вино или кое-что покрепче, на перевязи. Но неделю спустя она уже удобно восседали на бесхозной лошади, со всех сторон обвешанная бочонками и сардельками, сыром и колбасами, которые маркитантка носила весьма ловко, несмотря на их вес и размеры. Не успевало пройти и месяца, а она уже имела фургон с двумя лошадьми, наполненный разнообразнейшим продовольствием, и банду поставщиков-мародеров, готовых по ее требованию доставить все, что угодно, только плати.

Женщин-маркитанток в армии было гораздо больше, чем мужчин-торговцев. Их наряды поначалу казались Юреку совершенно невероятными: юбка крашеного холста, жилет из серого сукна, кожаный пояс, гетры, а голову, обмотанную косынкой, концы которой завязаны надо лбом, покрывала мужская шляпа из старого фетра, нередко дырявая, подобранная на поле боя. Некоторые из маркитанток – те, кто помоложе и кто занимался свободной любовью, – носили бархатные или атласные платья, проданные им солдатами из своих трофеев за стаканчик-другой сливовицы или подаренные в качестве платы за интимные услуги.

Маркитантки делились на кантиньерок, которые обычно продавали водку, вино и табак, но только до сражения или после него, и вивандьерок, следующих за полком в самую гущу битвы и там раздающих свои запасы. Обычно вивандьерки имели с собою небольшой бочонок сливовицы, кружку, табак и набор набитых табаком трубок. Они перевязывали раненых и вытаскивали их с поля боя. А уж добрая чарка сливовицы и вовсе спасла многих солдат, которые могли погибнуть от болевого шока.

Знакомые пикинеры рассказывали Юреку, что маркитантки иногда берут ружья павших солдат и сражается вместо них. Но пока он ничего подобного не замечал. Мало того, один из ветеранов мудро заметил, что никогда не проигрывают войны только мародеры и маркитанты. Ведь после сражения поле, где в смертельной схватке схлестнулись две армии, всегда принадлежало мародерам. Это замечание сильно приободрило Кульчицкого, которому совсем не улыбалась перспектива служить императору Леопольду на голом энтузиазме…

Долгожданный бивак разбили на берегу какого-то ручья, а может, малой речушки. Это обстоятельство солдат особо не интересовало, в отличие от Юрека. Ему нужно было как можно быстрее сварить похлебку в большом котле, чтобы многим хватило, а тут и вода под боком, не нужно далеко бежать. Что касается дров, то Кульчицкий всегда имел в запасе несколько вязанок поленьев, чтобы не терять время. Дрова в фургоне быстро подсыхали, ведь не всегда на пути попадался сухостой, поэтому приходилось рубить все подряд.

Возможно, идея с похлебкой у него не появилась бы, но едва он начал разбивать палатку, в которой обычно столовались господа офицеры, как прибежал валах по имени Драгош, один из команды мародеров Юрека, с которыми у него было соглашение на поставку продуктов и всего того, что эти негодяи уворует, и таинственным шепотом спросил:

– Я тут разжился каплунами… Купишь?

– Мне неважно, у кого ты их спер, меня интересует только одно – сколько их и почем?

Драгош сказал, что каплунов четыре штуки, и назвал цену. И как всегда, завысил ее втрое.

– Гуляй, – ответил Юрек, и принялся забивать колья для палатки.

– Ну ладно, только для тебя…

Они торговались минут пять, пока валах не взмолился:

– Нет, ты меня просто грабишь! Хорошо, я согласен отдать тебе каплунов (ах, какие они жирненькие и с каким же трудами мне пришлось их добывать!), но с одним условием.

– Валяй.

– Мне бы кисет твоего табачка…

– Эк, ты замахнулся! Ладно, не дуйся. Ты меня уважил, и я пойду тебе навстречу…

Драгош просиял, видимо, предвкушая первую затяжку.

– Но целый кисет ты не получишь, – продолжал Юрик. – Он стоит, как все твои каплуны. Я презентую тебе табаку на три трубки. Пользуйся моей щедростью и благодари за это.

Валах лишь разочарованно замычал, но прикусил язык. Он знал, что с Ежи Кульчицким из-за цены сильно не поспоришь. Маркитант разбирался в стоимости продуктов и товаров, словно какой-нибудь еврей-негоциант, каких Драгош встречал в своем родном городишке, из которого его выгнала нужда.

– Пока я тут вожусь с палаткой, разожги костер, установи треногу, подвесь над огнем котел и наноси в него воды, – распорядился Юрек. – А потом займись каплунами – ощипай их и выпотроши. Не бухти, как старая грымза! Все учтено и посчитано. Это за отдельную плату. Получишь стакан моей сливовицы.

Обрадованный такой перспективой, валах занялся костром, а Юрек тем временем установил палатку и расставил в ней мебель. Вся она была сборная – и стол, и табуреты. Это было очень удобно. Офицеры полка приятно удивились такому новшеству; ведь одно дело обедать на сырой земле, пусть и застеленной попоной, а другое – сидя под тентом и за столом, накрытым скатертью. Особенно в дождливый день. Да и посуда для господ офицеров у Юрека вся была оловянная, что придавало обедам или ужинам праздничный колорит. Поэтому его палатка всегда напоминала полный бредень, так много в нее набивалось офицеров, иногда даже из других полков. А много клиентов – хороший доход.

Вскоре костер разгорелся, и на аппетитный запах дыма и похлебки начали сходиться солдаты полка. Они располагались неподалеку, терпеливо ожидая своей очереди, и, покуривая, вели неторопливые беседы. Им пришлось ждать почти час, пока Юрек начал торговлю, щедро наливая болтушку в солдатские миски (у кого они были) или в любую другую посуду, которую приносили в основном новобранцы, плохо представлявшие, что такое походная жизнь. Обычно горячую пищу солдаты готовили артелью, вскладчину, но запасы еды у многих закончились, и вся надежда была на маркитантов.

Платили солдатам совсем немного – зимний порцион равнялся четырем флоринам[84]84
  Флорин – синоним гульдена в Германии, Нидерландах, Австрии, Польше. Серебряная монета в 60 крейцеров, равная золотому гульдену. Флорин весил 24,62 г (22,9 г чистого серебра).


[Закрыть] и тридцати крейцерам, а летний – трем флоринам в сутки. В мирное время нижние чины и офицеры получали жалование деньгами, а в военное время или на марше – частично натурой. Из этих денег вычитали немалую сумму на обмундирование и за постой в зимних квартирах (когда не было войны). А если учесть аппетиты армейских казнокрадов, то солдаты вообще получали на руки сущие гроши. Поэтому Юрек старался цены не задирать слишком высоко, что вызывало у солдат симпатию и уважение.

Болтушкой Юрек называл свое, чисто казацкое, варево. Кроме мяса (если оно было), пшена, перца и соли, в его похлебке присутствовали три главных компонента: толченое старое сало, поджаренный на сковородке лук и главное – немного муки, которая придавала походному супу густоту и хорошо насыщала голодных солдат. Оставил он похлебки и господам офицерам. Сначала они носы воротили от этой «варварской» еды, но голод не тетка, а уж в отступлении, когда с провиантом просто беда, знаменитая похлебка маркитанта Ежи Кульчицкого пришлась им очень даже по вкусу.

Вопрос снабжения в армии герцога Карла Лотарингского в последнее время приобрел чрезвычайную остроту – в связи с неудачами в боях с османами. На армейских провиантмейстеров всегда надежда была слабой, поэтому мушкетеры, пикинеры и кирасиры, не говоря уже про фурлейтов, сами запасались пищей и фуражом для лошадей. Но эти запасы истощились быстро, поэтому снабжение армии легло на плечи маркитантов. Доставка грузов во время военных действий была делом чрезвычайно опасным. Маркитантам нередко приходилось защищать свои повозки с оружием в руках, зато и брали они за свой товар втридорога.

Чаще всего провиант поставляли мародеры. Разумеется, грабежом занимались все солдаты, но офицеры очень неохотно отпускали лучших бойцов в малоприбыльные набеги на окрестные деревни, потому эта задача возлагалась на добровольцев – разбойников и бродяг, действующих на собственный страх и риск. Орудуя далеко на флангах армии, мародеры не только снабжали маркитантов захваченной провизией, но и отвлекали часть вражеских сил, заставляя противника защищать места собственного кормления. Ведь османы точно так же грабили крестьян, как и австрийцы.

Получил свою порцию похлебки и мародер – бесплатно. Такой подачкой Юрек отметил его старания. Когда котел опустел, Кульчицкий начал отпускать сливовицу и пиво для солдат, и вино – для господ офицеров. В его фургоне помещался целый армейский магазин. И все благодаря граничару Негошу. Мудрый старик посоветовал не поскупиться и купить фургон повместительней. Хорошо, что Юрек тогда его послушался. Теперь у него было все, что пожелает солдатская душа. За исключением девки для развлечений. Но это был удел женщин-маркитанток.

Маркитантками они становились по разным причинам и чаще всего не от хорошей жизни. Вдовы, матери-одиночки, разорившиеся горожанки и крестьянки искали способ выжить и находили его возле действующей армии. Здесь всегда нужны были женские руки – постирать, зашить рваный мундир, приготовить поесть, организовать торговлю самыми необходимыми вещами. А можно было и приторговывать собственным телом. Женщины были согласны на все ради еще одной заветной монеты.