Текст книги "Маркитант Его Величества"

– И что турки предлагают?

– Сотню свиней и четыре подводы муки. Свиньи мусульманам, сам понимаешь, ни к чему, они ведь не едят свинину, а муку я выторговал в нагрузку – чтобы сделка состоялась.

– Интересно, с кем ты договаривался? – глядя на мародера с подозрением, спросил Юрек.

– На той стороне, знаешь ли, немало моих соотечественников-валахов… – хитро ухмыляясь, ответил Драгош. – Мой народ беден, турки держат их в черном теле, вот они и решили немного подзаработать.

– Понятно… И сколько твои вороватые соплеменники просят за свиней и муку?

– Как по нынешним временам, совсем немного – пять тысяч флоринов.

– Ничего себе! – ужаснулся Юрек. – Это почти в два раза дороже!

– Хех… – хихикнул Драгош. – Да, дороже, кто спорит. Но ведь в этом деле должна быть и наша выгода. Мне нужна ваша поддержка (на всякий случай), вас четверо, и все должны получить свою долю. А в казне денег, как у дурака вшей в рубашке. Но золотом и серебром солдат не накормишь. Мы же выступим перед комендантом как благодетели, и кому какое дело, сколько денежек пойдет на турецкую сторону и сколько задержится в наших кошельках.

– Где ты отыскал такого шустрилу? – смеясь, спросил Алексашка.

– А его и искать не надо было. Сам к обозу прибился…

После короткого совета единогласно приняли решение ввязаться в авантюру, предложенную Драгошем. Наверное, причиной тому послужило хмельное вино, которое ударило в голову и напрочь отбило у всех инстинкт самосохранения.

Глава 19. Кофе по-венски

Положение осажденной Вены ухудшалось с каждым днем. Турецкие мины проделывали огромные проломы в фортификациях, а атаки янычар, отражаемые с большим трудом, стоили многих жертв. Несмотря на то, что проломы постоянно засыпали землей со щебнем и заделывали мешками с песком, неприятель довольно успешно продвигался вперед. А после того, как турки заняли ров на главном направлении удара, они стали атаковать уже укрепления самого города. В конце августа османы захватили упорно обороняемый равелин напротив императорского дворца (тот, где так успешно сражались Юрек, Алексашка, Федерико и Михайлович), таким образом получив доступ к длинному участку фортификационных валов, слабо защищенных артиллерией двух бастионов.

Ободренные успехом турки начали с удвоенной энергией штурмовать бастионы и соединяющую их куртину вала. Все новые взрывы мощных снарядов проделывали проломы в укреплениях, к которым яростно бросались янычары. Численность гарнизона упала до одной трети, несмотря на то, что под ружье призвали даже чиновников и людей, выполнявших вспомогательные работы в целях обороны. По распоряжению коменданта Вены графа Эрнста Рюдигера фон Штаремберга за валами города начали сооружать укрепления из корзин с землей, мешков и щебня, баррикадировать улицы, строить укрепления для домов и готовить город к уличным боям. Начали даже разбирать крыши, чтобы добыть дерево для изготовления заграждений.

Особенно донимал защитников Вены голод. Всеобщее истощение вскоре стало таким сильным, что фон Штаремберг приказал казнить любого, кто заснет или потеряет сознание на боевом посту. Но и такие суровые меры уже не помогали, ведь очень трудно любить родину на пустой желудок.

Однако не только у австрийцев, но и у неприятеля возникли серьезные трудности с продовольствием. Юрек с помощью Драгоша наладил надежный канал снабжения провиантом защитников столицы Австрии (в особенности столь ценным мясом и салом, добавлявшим энергии и сил). Они неплохо заработали на торговле с валахами, которые служили в армии Кара-Мустафы-паши (благодарные солдаты даже дали Юреку прозвище Король Маркитантов), но все имеет свой конец, и последняя вылазка за валы, в турецкий лагерь, едва не закончилась печально. Валахи, которым уже нечего было продавать, решили сдать янычарам за определенную мзду четверых приятелей и Драгоша, хоть тот и был им почти родней. Хорошо, что Черный Кастилец, наиболее опытный воин из всей четверки, отличавшийся повышенной подозрительностью, вовремя заметил засаду.

Долго не раздумывая, он убил ударом ножа проводника-валаха, а затем вчетвером они перерезали десяток янычар, которые поджидали их в развалинах предместья, которое сожгли сами жители Вены. Разозленные неудачей и подлым предательством, повинуясь командам Федерико, они зашли с тыла и напали настолько внезапно, что боя, как такового, практически не было. Возможно, янычары утратили бдительность, потому что уже делили шкуру неубитого медведя, представляя, какие их ждут почести и какую получат награду за поимку «языков». Даже один «язык» представлял для Кара-Мустафы-паши большую ценность, потому что защитники города, наслушавшись о жестокостях османов, предпочитали живыми в плен не сдаваться. Что тогда говорить о четырех «языках»…

Спустя месяц после начала осады Вены турки начали пожинать плоды своей глупости и недальновидности, уничтожив и предав огню все населенные пункты в окрестностях города. Сгорело множество амбаров с зерном, а также домашние запасы жителей сел и предместья столицы Австрии.

Несмотря на то, что Кара-Мустафа-паша приказал всем венграм, признающим верховенство султана, привозить в лагерь провиант и продавать его солдатам по умеренным ценам, это распоряжение мало чем помогало. В шатрах не было даже маленького зернышка ячменя, поэтому лошади хирели и погибали. Лагерь турецких войск пропитался трупным запахом, смрад заполнил его до краев, в нем царила атмосфера гниения. К тому же пошли проливные дожди, поэтому распутица, высокая влажность и нехватка провианта привели к смерти несколько тысяч человек. Все больше становилось и раненых.

Тем временем армия Яна Собеского выступила в поход к осажденной Вене. До польского королевского двора долетела весть о бегстве Леопольда I и его жены Марии Элеоноры сначала в Линц, а затем еще дальше – в Пассау, так как императорский кортеж преследовал конный татарский разъезд, проникший глубоко в тылы австрийских войск. Насмерть перепуганный Леопольд послал к Собескому графа Вальдштейна с мольбой о помощи. Вручая Яну Собескому письмо от императора, австрийский посол на коленях просил непобедимого покорителя турок как можно быстрее прийти на помощь столице Австрии.

Почти одновременно с поляками к Вене подтягивались подкрепления из Баварии, Саксонии и Швабии. Общая численность союзной армии составила около восьмидесяти пяти тысяч человек. Объединенными силами должен был командовать король Речи Посполитой Ян III Собеский. С собой он привел тридцать семь тысяч солдат, среди которых были не только поляки, но и около тысячи запорожских казаков. Под командованием Карла V Лотарингского находилось свыше восемнадцати тысяч австрийцев, принц Георг-Фридрих Вальдекский выставил двадцать тысяч баварских, франконских и швабских солдат, а курфюрст Саксонии Йоганн-Георг III командовал девятью тысячами саксонцев. А еще по дороге к австрийской границе находилось литовское войско численностью в десять тысяч.

Переправа войск союзников через Дунай произошла на расстоянии всего в пятнадцать миль от главных турецких сил, штурмовавших австрийскую столицу. Однако союзники не встретили никаких неприятных неожиданностей со стороны турок. Мало того, не было ни малейшей попытки помешать переправе! Неужели турки ничего не знали о приближавшейся к Вене помощи?

В действительности дело обстояло несколько иначе. Кара-Мустафа-паша не доверял своей разведке и свято верил в польско-турецкий мирный договор. Великим визирем овладело столь высокое мнение о собственной персоне и такая беспечность, что он даже ввел обычай: как только «язык» заговорит о войске Яна Собеского, которое идет на помощь осажденной Вене, ему немедленно отрезали голову, чтобы в войсках не начали распространяться панические слухи.

Лишь в начале сентября, когда один из пленников дал показания, что на помощь столице движутся тридцать пять тысяч поляков с королем во главе, а также большое количество немцев и австрийцев, Кара-Мустафа-паша наконец поверил этой информации и начал приготовления для отражения идущих на помощь австрийцам войск. Великий визирь осаждал Вену как-то странно, можно сказать – лениво. Он считал, что город и так будет в его руках из-за отсутствия в нем продовольствия и боеприпасов. Кара-Мустафа-паша не хотел идти на генеральный штурм, так как взятие Вены таким способом сулило добычу не ему и государственной казне, а солдатам, которые ограбят город дочиста.

Третьего сентября в замке Штеттельсдорф под Тульном состоялся большой военный совет. В нем участвовали Ян Собеский, гетманы Яблоновский и Сенявский, генерал Контский, Карл Лотарингский, маркграфы Герман Баденский, саксонский курфюрст Людвиг Баденский, баварский курфюрст Максимилиан Эмануэль, командующие швабскими отрядами, другие имперские и немецкие командиры. Маркграф Баденский вручил королю Речи Посполитой маршальский жезл имперских войск, что символизировало признание его верховным главнокомандующим союзническими войсками…

Но это будет несколько позже. А пока вернемся на полмесяца назад. Командующий обороной Вены граф Эрнст фон Штаремберг нуждался в постоянной связи с князем Карлом Лотарингским. Это была сверхсложная задача. Турки настолько плотно обложили город, что сквозь их посты и заслоны не могла проскочить даже мышь. В конце второй недели августа в расположении ополчения появился Младен Анастасиевич. Он был мрачнее темной ночи. Сербский купец позвал четверых боевых товарищей (Юрека, Алексашку, Йована Михайловича и Федерико), которые теперь держались вместе, и они зашли в один из хойригеров.

Подождав, пока Йован наполнит стаканы, Младен встал и сказал:

– Помянем наших героев Ратко и Мавро…

– Как?! – от неожиданности вскрикнул Юрек; он встречался с гайдуками всего три дня назад. – Не может быть!

– Турки прислали нам их головы в мешке, – скорбно потупившись, ответил Младен Анастасиевич. – Они были курьерами между осажденной Веной и герцогом Лотарингским. Два раза им удалось обойти турецкие посты и возвратиться, а на третий… Выпьем. Земля им пухом, упокой, Господи, их души…

Все молча выпили, а Юрека даже слеза пробила. Особенно он горевал за Ратко. Бывают такие моменты в жизни каждого человека, когда, встретив незнакомца, мгновенно проникаешься к нему дружескими, даже братскими чувствами. Так случилось и у них с гайдуком Ратко. Они понимали друг друга с полуслова.

– И теперь комендант ищет храбреца, который мог бы передать Карлу Лотарингскому чрезвычайно важное сообщения, – продолжил Младен, при этом выразительно посмотрев на Юрека. – Нужен человек, который хорошо знает турецкий язык и обычаи османов…

Юрек помалкивал. Он понял прозрачный намек Младена, но сделал вид, что потрясен большим горем. Собственно говоря, так оно и было. Тем не менее мыслил Юрек вполне здраво и ему совсем не хотелось рисковать своей шкурой, чтобы сделать одолжение фон Штарембергу, который готов был сражаться до последнего венца, но не сдать город туркам. Умереть с честью – это, конечно, хорошо, почетно, но лучше быть подальше от опасных авантюр. Он и так сильно рисковал, доставляя в город провиант, который валахи воровали на турецких складах (правда, и ему досталось немало золотых за этот ударный труд). Пусть теперь кто-нибудь другой покажет свою удаль.

Но от Младена Анастасиевича не так легко было отбиться. Этот змей-искуситель повел свою речь дальше:

– Фон Штаремберг обещал осыпать этого храбреца своими милостями, и не только разными почестями, но и кое-чем посущественней. Это будут большие деньги. Ему нужно узнать, как скоро придет помощь. Между прочим, комендант всегда держит свое слово.

Услышав про деньги, Йован Михайлович встрепенулся и сказал:

– А, была не была! Я пойду!

– Похвально, – молвил Младен, однако почему-то без особого воодушевления. – Ну, а ты что молчишь? – Он снова уставился на Юрека – уже требовательно.

– Да понял я, понял… – встретив его взгляд, сказал Кульчицкий и тяжело вздохнул. – Без нашего Грица вода не освятится…

– Это ты о чем? – настороженно спросил Младен Анастасиевич.

– Все о том же, – ответил Юрек. – Как только где-нибудь образуется дырка, так сразу туда ты посылаешь Ежи Кульчицкого, чтобы ее заткнуть.

– Кроме тебя, это сделать никто не сможет. – Младен повернулся к Михайловичу: – Уж извини, Йован, но Ежи может просочиться сквозь любую щель. А чтобы не было никаких обид, вы пойдете вдвоем – для подстраховки. – И добавил – уже жестко: – Это приказ.

– Когда идти? – обречено спросил Юрек.

– Как только стемнеет.

– Тогда еще по стаканчику сливовицы – и на боковую. Нужно хорошо отоспаться. Чутье мне подсказывает, что ночью это сделать не удастся…

Юрек надел одежду турецкого купца, тем более что долго искать ее не пришлось – она находилась в хурджине приснопамятного арамбаши гайдуков, которого он самолично отправил на тот свет. А Йовану пришлось превратиться в его слугу, потому что нашлось лишь какое-то турецкое тряпье.

Ночь выдалась не только темная (что было на руку лазутчикам фон Штаремберга), но еще и грозовая. С неба лило, как из ведра, громовые раскаты звучали так, словно сотни орудий стреляли одновременно, а молнии били, казалось, совсем рядом. Они вставали огненными столбами, и дикий суеверный ужас охватывал Юрека при виде этой божественной всесокрушающей мощи разбушевавшейся стихии.

Юрек и Йован без особых проблем прошли первую линию укреплений неприятеля, но, пробираясь в полной темноте между холмами, вдруг заметили, что находятся среди турецких шатров. Тьма стояла такая, что на шаг ничего не было видно, и они не знали, куда идти дальше. Пришлось кое-как устроиться на сырой земле под шатром, который помог им защититься от ветра, но только не от дождя. Хорошо, Юрек догадался взять коврики для намаза из тонкой, но плотной шерсти, которыми они и укрылись. Их захватили ополченцы в качестве трофеев, так как коврики были красивыми и яркими. Кульчицкий принял решение дожидаться рассвета, чтобы определиться с направлением.

Конечно же поспать не удалось, потому что коврик не спасал от холода. Когда рассвело, Юрек и Йован увидели, что находятся среди неисчислимого множества шатров. «Как найти дорогу в этом лабиринте?!» – думал потрясенный Юрек. Похоже, они попали в самый центр турецкого военного лагеря. Но на долгие раздумья не было времени, и спасительная мысль, как иногда бывает в моменты высочайшего душевного напряжения, пришла неожиданно, как озарение свыше.

– Ты турецкие песни знаешь? – спросил Юрек, обращаясь к Йовану, который трясся от холода, как юродивый.

– А-а… Ага…

– Тогда пой! И не фальшивь.

Промокшие насквозь, трясущиеся от переохлаждения, они смело пошли вперед, во всю глотку распевая турецкие песни. Определиться с направлением не составило труда – позади них возвышались все еще грозные, хотя и изрядно порушенные турецкой артиллерией, стены столицы Австрии. Турецкие аскеры провожали Юрека и Йована веселыми и удивленными возгласами (это какими же идиотами нужно быть, чтобы с утра пораньше орать песни, когда лагерь утопает в грязи, а желудок прилип к спине?), но не приставали с расспросами. В конце концов их все-таки задержал у своего шатра офицер-янычар, который строго спросил:

– Кто такие?! Почему орете как оглашенные?

– Ах, эфенди[94]94
  Эфенди – в военной иерархии Османской империи воинское звание. Эфенди примерно соответствовало европейскому званию лейтенант. Далее, по возрастающей, следовали звания «ага», «бей» и «паша». Воинское звание эфенди было отменено в Турции лишь в середине XX века. Но вначале эфенди использовалось как вежливое обращение к знатным особам вплоть до султана.


[Закрыть], у нас горе, – сказал Юрек.

– Горе? – удивился ага. – И вы поете?

– Что нам остается делать? Песнями мы поддерживаем в себе бодрый дух и надежду, что все образуется. Сам я купец из Белграда, а мой товарищ родом из Большого Варадина; он караван-баши. Мы везли провиант армии великого визиря, но по дороге нас ограбили гайдуки – да падет на их головы праведный гнев Аллаха! – и теперь нам нужна хоть какая-то работа, чтобы выжить. Мы уже два дня голодаем, эфенди…

– Я не эфенди, я баш-чауш ага[95]95
  Баш-чауш ага – штабной чин; первый офицер при командире крупного отряда янычар, которым был ага.


[Закрыть], – резко сказал осман.

– Ах, простите нас, пресветлый господин! – Юрек униженно склонился перед офицером; баш-чауш ага был важной персоной в войске османов. – Мы совсем потеряли голову от холода и голода. Нам пришлось ночевать под открытым небом, а ночью была такая страшная гроза, что в наших головах до сих пор сумятица.

– Заходите в мой шатер, – неожиданно смилостивился турок. – С едой у нас плохо, но я угощу вас крепким кофе, чтобы вы согрелись.

Кофе у баш-чауш аги оказался просто превосходным. Юреку давно не выпадала возможность выпить чашечку-другую этого бодрящего напитка, и он чувствовал, как с каждым глотком в него вливаются новые силы и появляется уверенность, что пакет фон Штаремберга – большой шелковый лоскут с письменами, покрытый тонким слоем воска, чтобы вода не смыла написанное, и зашитый в подкладку его кафтана – он обязательно доставит в лагерь Карла Лотарингского.

Йован Михайлович пил кофе с несколько иными мыслями. Он боялся, что турок заметит его отвращение к горькому неаппетитному пойлу. Несмотря на годы, проведенные в Турции, он так и не воспылал страстью к этому напитку и, посещая кахвехане в столице Османской империи, пил его через силу. Но иного выхода не было – именно в кофейнях творилась настоящая политика за, казалось бы, пустыми разговорами ни о чем.

– У вас потрясающая кахва, господин! – воскликнул Юрек, когда допил первую чашку. – Какой аромат!

Баш-чауш ага мигнул, и его адъютант, прислуживавший за столом, наполнил ему вторую чашку.

– Что да, то да, – ответил янычар достаточно безразлично; а затем продолжил не без легкой иронии: – Наш пресветлый господин, великий визирь, для поднятия боевого духа войска приказал взять в поход шестьсот мешков зерен кахвы. Да вот беда: у нас нет дров, чтобы приготовить солдатам горячую похлебку, не то что кахву. Все деревянные постройки уже сгорели в кострах или тупые идиоты их просто сожгли. А в леса так просто не сунешься, там хозяйничают гайдуки. Хорошо, у нас есть один чорбаджи[96]96
  Чорбаджи (тур. çorbaci, буквально – раздатчик похлебки), в Османской империи: 1) офицерский чин у Янычар, соответствовавший командиру орта (роты); 2) представители сельской верхушки – старосты, старшины, зажиточные крестьяне.


[Закрыть], который оказался очень запасливым. Благодаря ему, у нас есть древесный уголь и мы можем наслаждаться пусть не похлебкой, но хотя бы горячей кахвой…

Немного поболтав о том о сем (Юрек в основном рассказывал про Истанбул, который знал как свои пять пальцев, а янычар слушал его речи с большим удовольствием, потому что в столице империи ему приходилось бывать очень редко), они распрощались. Баш-чауш ага предупредил их, чтобы они держались охраняемой дороги, дабы не попасть в руки неверных, и приказал своему адъютанту сопровождать купцов до выхода из лагеря, что тот и исполнил в лучшем виде. Даже стража на воротах лагеря не сказала Юреку и Йовану ни слова, увидев их в сопровождении янычара столь высокого ранга.

Вне себя от счастья, что им удалось так просто вырваться из лагеря неприятеля, Юрек и Йован перевалили через взгорье, и вскоре увидели на берегу Дуная десятка два халуп и несколько лодок. Это было небольшое рыбацкое селение. Оно явно было жилым, потому что из труб шел дым – время близилось к обеду и люди готовили себе еду. Но узкие улочки между хижинами были пустыми; на них не появилась ни единая живая душа, когда Юрек и Йован вошли в селение. Тем не менее за ними наблюдали. Это Юрек чувствовал кожей.

– Нам нужна лодка, чтобы переправиться на другой берег, – и вот она! – радостно указал Йован на одну из рыбацких шаланд, когда они подошли к воде.

– Ты лучше оглянись, – посоветовал ему Юрек, весь напрягшись. – Только не быстро…

Они обернулись и увидели, что на них глядят суровые лица рыбаков. Вид австрийцев не предвещал двум путникам ничего хорошего. Никакого оружия у рыбаков не было, за исключением больших разделочных ножей в примитивных ножнах, но в их ловких руках они могли оказаться страшнее тесаков. Похоже, австрийцы приняли Юрека и Йована за турок. Да и как не принять, если оба были смуглыми, черноволосыми и в турецких одеждах.

– Что вам здесь нужно? – строго спросил самый старый из рыбаков.

– Какая разница! – выкрикнул кто-то из толпы. – Что ты, Густав, завел тут с ними шарманку! Это турки, наши враги! Ножом их по горлу – и рыбам на корм!

– Верно! – загудела толпа. – Отправим их в ад!

– Эй, люди! – воскликнул Юрек. – Не сходите с ума! Мы курьеры графа Эрнста фон Штаремберга, коменданта Вены. И направляемся в штаб-квартиру герцога Карла Лотарингского. Нам нужно срочно переправиться на другой берег Дуная.

– Чем докажешь? – снова раздался все тот же противный голос. – Покажи какой-нибудь документ!

– А больше ты ничего не хочешь?! – разозлился Йован. – Или считаешь, что мы должны были идти через турецкий лагерь, держа над собой грамотку как флаг?

– Уймись, Франц, – строго сказал старый Густав. – Он прав. Это точно свои. Небось сербы на императорской службе, если судить по говору?

– Да, – ответил Йован; Юрек промолчал.

Кто знает, как австрийцы относятся к русским…

– Что ж, раз такое дело, курьерам нужно помочь. Все согласны?

– Согласны, согласны! – дружно подтвердили рыбаки.

– Вот и добро… – Густав назвал несколько имен и приказал крепким молодым парням: – Вы сядете на весла. Гребите так, словно за вами гонится сам нечистый. По Дунаю ходит небольшой военный корабль, – объяснил он Юреку и Йовану. – Рыбаков османы не трогают, но проверяют, что находится в лодке. Ведь под сетями многое можно провезти… – «Так вы не только рыбаки, господа хорошие, но еще и контрабандисты!» – догадался Юрек. – Не напороться бы на них…

Но все прошло на удивление гладко. Лодку им дали узкую, быструю, она буквально летела над мелкой дунайской волной. На противоположном берегу их встретил разъезд драгун. Они отвели курьеров к своему полковнику, и там уже им пришлось показывать послание фон Штаремберга.

– У вас прекрасный комендант! – сказал полковник, прочитав подпись графа. – Эрнст фон Штаремберг великий полководец. Мне пришлось повоевать под его командованием против французов. Мы тогда им здорово всыпали! Ротмистр! Доставить этих людей в штаб герцога Лотарингского. Возьмите сопровождение, отделение драгун. Беречь их, как зеницу ока!

– Слушаюсь, херр оберст!

Карл Лотарингский не впечатлил Юрека. Он видел его только раз, во время сражения, и то издалека, когда поле битвы изрядно заволокло пороховым дымом. Нос у герцога был даже не орлиный, а похож на клюв попугая, лицо испещрили оспины, черные брови напоминали крылья чайки, а небольшой круглый подбородок больше приличествовал слабой беззащитной женщине, а не решительному и жесткому воителю. Платье на главнокомандующем австрийских войск было серым, практически без украшений, которые так любят люди военные, особенно офицеры высокого ранга (лишь недавно пришитые золотые пуговицы отсвечивали ярким блеском), шляпа без перьев, а желтые сапоги с пробковыми каблуками явно чинились несколько раз. Что касается длинного белого парика герцога, то создавалось впечатление, что его сняли с огородного пугала, настолько он был неухожен.

Только вороной конь герцога был великолепных статей. Но ходил он под видавшим виды потертым седлом, узда на коне была простая, а ремни старые и плохие.

Главнокомандующий, сидя в седле (он куда-то собирался ехать), внимательно прочитал послание фон Штаремберга, а затем, выслушав рассказ о приключениях курьеров в изложении бойкого на язык Юрека, который конечно же несколько приукрасил их, герцог осыпал Кульчицкого и Михайловича похвалами. Они и впрямь совершили геройский подвиг. Но впереди их ждало самое сложное задание – передать ответ Карла Лотарингского коменданту города. От этого зависело освобождение Вены, так как силы защитников столицы Австрии быстро таяли, голод становился нестерпимым, и некоторые уже подумывали о сдаче на милость великого визиря.

Этого нельзя было допустить ни в коем случае, потому что потом роли поменяются, и уже не туркам, а союзническим войскам придется штурмовать Вену. Поэтому было принято решение, чтобы курьеры фон Штаремберга возвратились в Вену как можно быстрее.

Поздно вечером шестнадцатого августа Юрека и Йована перевезли через Дунай, и они направились вдоль реки в сторону города. По правде говоря, им большей частью пришлось не идти, а пахать носами землю. Турки словно почувствовали присутствие вражеских лазутчиков, потому что число конных разъездов значительно увеличилось, и приходилось уповать лишь на счастливую звезду, опыт Юрека, которому в его бытность запорожским казаком не раз приходилось ходить в разведку, и холмистую местность, покрытую низкорослым кустарником.

На их удачу снова, как и прошлой ночью, началась буря с дождем, и это обстоятельство немного облегчило дорогу. В какой-то момент, когда Вена уже была совсем близко, они разделились, чтобы идти разными путями. Так задумали в штабе Карла Лотарингского, дабы хоть один из них сумел доставить послание по назначению.

Кульчицкий еще никогда так не трусил. Ему казалось, что все городское предполье забито конными акынджи, которые не боялись мушкетных выстрелов, потому как было слишком темно, и патрулировали передний край турецкой армии с удивительным прилежанием и настырностью, невзирая на совершенно скверную погоду. Неужели янычарский баш-чауш ага сообразил, кого он угощал кофе с утра пораньше? И понял, что вражеские лазутчики должны возвратиться в Вену с донесением. Может быть, может быть…

До пролома в городской оборонительной стене, где его ждали, Юрек полз. Иногда ему приходилось зарываться в грязь почти с головой, когда в нескольких шагах от него проезжали османы. Однажды конь даже наступил на него копытом, но умная животина видимо что-то почуяла и шарахнулась в сторону, едва не выбросив акынджи из седла. Хорошо, тот не догадался о причине необычного поведения лошади, лишь обругал умное животное и поспешил догнать своих товарищей.

Уже начало светать, когда Юрек наконец добрался до заветного пролома, сделанного турецким осадным орудием. Совсем обессилевшего Кульчицкого, у которого потекли слезы радости и огромного облегчения при виде Федерико и Алексашки, подхватили на руки и почти торжественно внесли в город. Хорошо, все так же сеялся мелкий противный дождь, и никто не заметил его чисто женской слабости…

Фон Штаремберг на радости опубликовал в городской газете письмо, которое Кульчицький принес от Карла Лотарингского. В нем сообщалось, что из Баварии и Саксонии уже идет помощь. Кроме того, к городу приближается большое войско под командованием Яна III Собеского. Это известие сильно приободрило осажденных венцев. Кто же не знал короля Речи Посполитой, который в 1673 году одержал победу над турецким войском под Хотином? Это был великий полководец, не знавший поражений.

О счастливом возвращении курьера войску Карла Лотарингского, как и было уговорено, сообщили сигналами в виде густого дыма и сигнальных ракет. А в самом городе началось ликование. Кульчицкий моментально превратился в эпического героя, всем хотелось пожать ему руку или хотя бы увидеть его хоть издалека. Неожиданно обрушившаяся на бедного Юрека слава сильно его смущала, он старался поменьше показываться на людях, но это не помогало. А когда какой-то писака сочинил о похождениях ополченца Ежи Францишека Кульчицкого дурацкий опус, в котором выставил его едва не Гераклом, совершавшим свои подвиги, и опубликовал весь этот бред в газете (кстати, переврав фамилию, назвав Юрека Кольшицким), обожание героя, который спас Вену (да, именно так все и думали, хотя осада еще не закончилась!), достигло небывалых высот.

Но вернемся к осаде. Вернее, к решающей битве за Вену. При виде огромного войска союзников татарская орда ретировалась с поля битвы и ушла в сторону Венгрии, оставив турок на произвол судьбы. Татары награбили столько трофеев, – золота, серебра и других ценностей – сколько еще никогда не брали за всю историю Крыма. Поэтому они не хотели рисковать и думали только о возвращении домой с добычей, а не о сражении с врагом. Это был сильный удар по самолюбию Кара-Мустафы-паши, но он мужественно выдержал его, надеясь на свое испытанное в боях войско.

Однако великий визирь еще не знал, что такое удар закованных в броню крылатых гусар Речи Посполитой. В воскресный день двенадцатого сентября, когда гусарские полки были готовы к бою, перед ними появился сам Ян Собеский. Взмахнув королевским жезлом, он вскричал: «Вперед во имя Господа!» – и помчался во главе тяжелой кавалерии. Король сидел на прекрасном арабском скакуне, но без доспехов, так как избыточная полнота не позволяла ему надеть панцирь. На нем был белый жупан из китайского шелка и темно-голубой кунтуш, а на голове – шапка с пером цапли, приколотым булавкой с большим бриллиантом.

Подведя конницу к турецким позициям, Ян Собеский остановился на возвышенности вместе со своим штабом и стал наблюдать за атакой. Тяжелая конница постепенно набирала скорость. Приблизившись к неприятелю, гусары перешли в карьер и понеслись в бой как ураган. За ними с горы спустились панцирные хоругви и легкая кавалерия австрийцев и немцев. В течение нескольких минут на турецкое войско обрушилась почти двадцатитысячная конница, в том числе две с половиной тысячи крылатых гусар. Такой конной атаки Европа в своей истории еще не видела!

Огонь турецких орудий и мушкетов оказался бесполезным. Удар был настолько стремительным, что янычары и османские артиллеристы успели сделать только один залп. Спустя минуту конники союзников стремительно ворвались на турецкие позиции. Мчавшиеся впереди гусары схватились с тяжеловооруженными сипахами насмерть; только у двадцати крылатых польских наездников остались целыми копья. Под натиском внезапной атаки союзников турецкие ряды лопнули как мыльный пузырь, и толпы мусульманских аскеров в панике начали разбегаться в разные стороны.

Несмотря на продолжавшийся бой, слуги великого визиря бросились к сундукам с драгоценностями и начали грабить. К слову, почти всех мародеров потом поймали австрийцы, и каждый из них имел при себе оружие и драгоценности стоимостью в две-три тысячи дукатов.

Охранявшая великого визиря арнаутская пехота была полностью перебита, погибли многие аги, секретарь Кара-Мустафы-паши и его старый верный слуга. Сам великий визирь желал смерти на поле брани, но не находил ее. Гвардейцы силой усадили его на коня и заставили покинуть место сражения. Вся турецкая армия в панике убегала с поля битвы и из лагеря, но упорное сопротивление отборных отрядов Кара-Мустафы-паши в центре спасло значительную часть войска, дав ему возможность избежать полного окружения.

В сражении под Веной турки потеряли не менее двадцати тысяч солдат убитыми и ранеными. Свыше пяти тысяч человек попало в плен. При этом союзники захватили все турецкие пушки. Что касается потерь союзников, то они составили чуть больее четырех тысяч человек.

Всю эту великую битву защитники осажденной Вены наблюдали с городских стен и бастионов. Среди них находились и Юрек со своими товарищами – Алексашкой и Федерико. Только Йована Михайловича в их компании не было. Видать, его перехватили турецкие разъезды…