Текст книги "Авдеевы тропы"

Часть 3

Авдей

Корней пришёл из Владимира домой с радостной вестью, что князь Андрей отставил Духмяна от воеводства.

– И слава Тебе, Господи! – широко перекрестился Авдей. – Есть же праведность в этом мире. Какой из него воевода? Уважения-то к нему ведь ни от кого нет. Кто за ним пойдёт, коли враги на пороге появятся?

– Слышал, он князю Михаилу открыл ворота, когда тот стоял приступом у столицы, – говорил Корней, тетёшкая сына Ванюшку, которого поднесла к нему, улыбаясь, Настёнка.

– Ну, теперь ясно, кто его воеводой поставил и за что! – усмехнулся Авдей.

– Но самую хорошую новость я вам не рассказал ещё! – с торжественным видом произнёс Корней. – Князь Андрей прогнал из Владимира послов из Орды. Они приехали дань собирать. Теперь мы пойдём в поход на Батыя!

Авдей не верил своим ушам. Чему Корней радуется?

– Что ж, – упавшим голосом сказал он, – теперь нам надо нарушать свой дом и хозяйство и перебираться в Володимир за крепостные стены.

Варвара с Настёнкой вскрикнули и заголосили:

– Да как же это! Да что уж так!

– Отец, ты что такое говоришь? – удивился Корней. – Этого князь Андрей не допустит, чтобы монголы подступили к Володимеру.

– Как же он не допустит? – возмущённо спросил Авдей. – Вся-то главная сила ринется не знамо куда!

– Почему не знамо куда? – обидчиво ответил Корней. – Мы от их столицы ничего не оставим и пленим проклятого Батыя.

– Да разве у монголов не найдётся больше войск, чтобы прийти и покарать? Они обложили Русь со всех сторон. Да и до Батыя они не дадут вам дойти, окружат и разгромят.

– Ты толкуешь, как князь Александр!

– Да уж он не допустил бы такого!

– А что стоять на коленях перед врагами и сапоги им лизать! – взвился Корней. Ванюшка в его руках вздрогнул и заревел. Настёнка схватила его и побежала с ним в горницу успокаивать.

– Корней, ты глупый, что ли? – вскричал Авдей. – Если по лесу идёт-гудёт верховой пожар, от него не спастись. Он всё равно всё спалит на своём пути. Главное, не допустить такого пожара. А вы, наоборот, стараетесь его распалить. Да неужто это непонятно!

– А что, лучше сидеть по своим норкам и ждать, пока придут враги и снимут с тебя шкурку?! – у Корнея аж ноздри затрепетали.

– Порой лучше отдать шкурку, чем жизни… – горестно качал головой Авдей.

– Отец, ты же столько битв прошёл, а как баешь! – развёл руками Корней.

– Да, много я всего прошёл, и жизнь научила меня не лезть бездумно в полымя.

– Уж, наверное, князь Андрей всё рассчитал, раз уверен в своей победе! – горячился Корней.

– Почему же мне, простому мужику, не верится?

– Да потому, отец, что прилип ты к своему клочку земли, к своей избёнке, и тебе страшно их терять.

– Да, страшно! – воскликнул Авдей. – Я ещё не освоился здесь, мотаюсь, как былинка на ветру. У меня нет мочи, чтобы противостоять силе, коя в многажды раз дюже моей. А ты воин! Тебе дали в руки меч, накормили твоего коня и тебя тоже. Ты должен защищать того, кто тебя кормит. Но если все хлебопашцы бросят свои дома и поля, что будет? А ты в полном вооружении поскачешь куда-то счастья искать.

– Да ладно вам, – заворчала Варвара. – Ужо не подеритесь, отец с сыном!

Вздохнул тяжко Авдей и покачал головой:

– А и верно, надо кончать эту прю. Толку-то что от неё? Что уж будет, то и будет.

Корней ничего не сказал, с мрачным лицом ушёл к Настёнке в горницу.

– И чего ты к нему привязался? – сердито сжала губы жена. – Старый, а дурак! Нешто он виноват, что князь так вершит?

Авдей махнул рукой в досаде.

– Его и так все шабры донимают разговорами о робёнке.

– Тьфу, проклятье! Это всё Духмяновых рук дело. Всё он гадости нам с Корнеем подкладывает. Ну да пёс с ним, прогнали его. Теперча хоть вздохнуть легче станет. Может, и к лучшему, что переехать в крепость придётся. Не прижились мы в этой деревне.

– Да нешто уехать-то надо? – заохала Варвара. – Только наладилось всё. Хозяйство-то жалко.

Тяжело вздохнул Авдей:

– Такая наша судьба с тобой, Варварушка, мыкаться по свету белому, всё бросая и налаживая по-новому.

Оглядел Авдей камору. Каждое брёвнышко прилажено к другому собственными руками. Всё согрето его дыханием, его любовью. Из избы виден лес. Выйдешь босой на волю, пройдёшь по мягкой влажной траве, а берёзки, сосёнки зовут к себе. И как же не хочется отсюда уходить! Немолодой уж – мыкаться туда-сюда, ещё где-нибудь вить гнёздышко. В юности бродил с каликами перехожими. Тогда эти путешествия были в радость. А теперь – желание покоя, да чтоб никто не трогал. И вот тебе на…

– Сам, Варварушка, виноват я. Надо было сразу где-то в столице под стенами крепостными устраиваться. А мне захотелось простору, свободы да лесов кругом. А время неспокойное. Ждать-то нужно всякого.

– Да уж, истинно баешь! – поддакнула жена. – Всегда хочется надёжи. А нынче не один, так другой, не поганые, так свои русские по открытым дорогам рыщут да разбойничают.

– Ты-то что меня не отговаривала селиться в этом месте?

– Да мне тоже не по нраву какая-нибудь клетушка на тесных крепостных улицах. Всё думается: пронесёт нелёгкая.

– Да и то сказать, коли подступят большие монгольские силы, и в крепости не отсидишься. – покачал головой Авдей. – Уж это проверено жизнью сколько раз.

Скрипнула дверь горницы, но оттуда никто не вышел. Варвара встала, потянула на себя дверь и ахнула. На полу, улыбаясь, сидел Ванятка в рубашечке и порточках. Подполз к двери и открывал её. Она заглянула в горницу. Корней и Настёнка спали на лавке, обнявшись.

Варвара взяла на руки Ванятку и прикрыла дверь горницы.

– Пусть поспят, соскучились друг по дружке.

Ванятка потянулся руками к дедовой бороде. Авдей принял внука из Варвариных рук.

– Что, Ванятка, завидно? У тебя не скоро ещё такая вырастет!

Авдей подбросил мальчишонка вверх. Тот радостно завизжал, а потом схватил-таки деда за бороду, когда вновь оказался на его широком колене.

– Ах ты, медвежонок ты этакий! Токмо я тебя медвежатее. Сейчас забодаю!

Тряся всклокоченной бородой, придвинул Авдей свой лоб к лобику малыша. Тот, надув щеки и лопоча что-то, легонько стукнулся с дедом головой.

– Охти какой ты грозный! – качал из стороны в сторону голову Авдей.

Из горницы прибежала встревоженная Настёнка:

– А я гляжу, был сынок вроде рядом и вдруг куда-то делся!

– А мы с Ванюшкой на охоту собираемся. На медведя. Возьмём медвежонка из леса и будем ростить. Посмотрим, кто быстрее вырастет: мишка или Ванятка!

– Всё-то у вас придумки одне, – проворчала Варвара.

– А без придумок-то скучно жить, правда ведь, Ванюшка? – встряхнул Авдей внука. Тот опять залопотал что-то, расплываясь в улыбке.

– Дед его научит всяким сказкам! – погладила сына по голове. Ванятка опять ухватился за Авдееву бороду и отчётливо произнёс:

– Де-е-дя! Дедя!

Все вскрикнули радостно:

– Заговорил! Заговорил!

Но особенно был рад Авдей. Первое слово внука было не мама, не баба, а именно дедя.

– Истинно говорю, охотником будет!

Жалко Авдею было бросать деревенскую жизнь, но на всякий случай нужно было искать жильё в Володимире. Если что, никуда не убежишь от врагов, а уж с дитятей и тем паче. Так думал он, загребая ногами тёплую дорожную пыль, с удовольствием переходя, где можно, на травку. Везде любил он ходить босиком вплоть до осенних дождей, которые превращали дороги в грязную кашу.

Авдей не знал, куда идти. Хороших знакомых в Володимире у него не было. И только вспомнил, что прошлым летом помогал Овдотье перебираться из деревни в столицу, к её родным. Так одряхлела она, что трудно ей стало жить в деревне одной. А тут хоть пригляд будет, говорила она. Надо к ней сходить. Что-нибудь да присоветует. Да вот, жива ли она? Уж коль померла, поминать за упокой надобно будет. Много хорошего сделала Овдотья для его семьи. Как родная.

Огляделся Авдей, вспоминаючи. Где-то неподалёку от Волжских ворот была хибарка, куда он привёз старушку. Проплутав изрядно, нашёл всё-таки этот домик. И сразу же увидел Овдотью. Она сидела на завалинке в стареньком зипунишке, несмотря на тепло, и, склонив голову, подремливала. Авдей обрадовался. Подобрался тихохонько и сел рядышком. Она даже не вздрогнула. Маленькое личико, как сморщенное яблочко, казалось, ещё больше усохло за прошедшее время. Он тронул её за плечо:

– Здорово живёшь, бабушка?

Она, встрепенувшись, повернулась к нему, прищурилась, подставляя руку ко лбу козырёчком от солнца:

– Уж не Авдей ли, сыночек? – слезинка скользнула у ней по щеке.

– Он самый! – Авдей обнял старушку, тоненькую, как тростиночку. Одни косточки, поди.

– Проведать, что ль, меня пришёл?

– И проведать и за советом, – ответил Авдей, гладя сухонькую старушечью руку.

– Да, чай, не думал меня живой-то найти. Признавайся.

– Да ты у нас вечная, тётя Овдотья! Любую болесть из себя травками выгонишь, – улыбнулся Авдей.

– Ноги-то у меня слабы стали, нынче за травками и не хаживаю. Их ведь в потайных местах искать надобно, а я… – Овдотья отчаянно махнула рукой. – Вот только что совет могу дать. Язык-то ещё работает. Что у тебя приключилось, Авдеюшко?

Помрачнело лицо у Авдея. Опять присел он рядом на завалинку.

– Опять всей семьей приходится трогаться и всё бросать. По слухам, скоро к Володимеру придёт монгольское войско. Все деревни пригородные сметут они и уж нашу-то тоже. Нажитое-то ладно, ещё наживём. А вот жену-то да Настёнку с Ванюшкой за стенами Володимирскими сховать бы надобно. Варварушка-то и дочка, знаешь сама, уж бывали в полоне. Не дай бог им снова пережить это. А уж про Ванюшку-то я и не говорю, и подумать страшно.

Провела Овдотья сухонькой своей ручкой Авдею по волосам да по лицу:

– Не мытарься душой. Сколько раз называли меня ведуньей, я и по сию пору не знала, что это такое. Только сейчас открылся у меня какой-то дар чувствовать или не чувствовать беду. Уж как это можно называть, не ведаю. Плохо это, хорошо ли? Только нет нынче тревоги в моей душе. Не чувствую я никакой опаски. Развеются все твои тревоги по ветру.

– Как же, тётя Овдотья? Прогнал князь монгольских сборщиков дани. Они ему этого не простят. Придут, обложат Володимир со всех сторон. Будет жарче, чем в прошлый раз. Они могут камня на камне не оставить, – говорил, горячась, Авдей.

– Охолонись, сынок! Только Господь всё ведает!

– Да, конечно! – склонил голову он. – Может, знаешь, где можно пристанище найти, чтоб на время схоронить моих?

– Да ведь никуда не хожу я и живу одна, у меня все в одночасье померли. Господь только меня единую никак не заберёт. Пущай приезжают ко мне в мой домишко. Всем хорошо будет: и мне, и им.

Радостно было на душе Авдея, что помог Господь найти ему Овдотью и причём вовремя. Таяла старушка, немного ей жить осталось. В избушке ни еды, ни воды.

– Чем же ты питаешься, болезная моя? – спросил он сочувственно.

– А много ль мне надобно-то? Корочку хлеба намочить да и всё-то. Шабры принесут малость, вот я и сыта.

Натаскал ей Авдей воды полны кадки. Щец сварил с заячьим мясцом, что захватил с собой из дома ей в подарок. Хлебную калабашечку[14]14
  Калабашечка – деревянная миска.


[Закрыть] оставил.

– Смотри не помирай до нас! – наказ дал. – Я вскорости привезу тебе Настёнку с Ванюшкой. Да и Корней поживёт.

– Ой, как гоже-то было бы! – всплакнула от радости Овдотья. – А ты-то с Варварой?

– Ну, уж нам бросать хозяйство пока не можно, коль ты говоришь, что не чуешь беды. Да и частенько мы с Варварой бывать будем, уж не бросим тебя.

– Ну, теперча чего же не жить! Уж и Ванюшку понянчу. Он, поди уж, бегает?

– Нет, ещё что-то долго не встаёт на ноги, ползает только. А меня намедни дедом назвал. Первым словом.

– Гляди-ка! – покачала головой Овдотья. – Ну, ничего – побежит.

Пророчество Овдотьи о том, что беда должна миновать володимирскую землю, столицу и деревни вокруг неё, засело в голове у Авдея. Никому ничего говорить об этом он не стал. Неизвестно, как всё подеится, да и сглазить возможно.

Корней и Настёнка обрадовались, что переберутся скоро в Володимир, будут они там всегда вместе. Ведь ходить каждый день из деревни в столицу не можно было. Да и Настёнка хотела помогать тётке Овдотье и облегчить ей жизнь. Бабке и деду грустно было расставаться только с Ванюшкой. Теперь видеться реже будут.

Когда Корней рассказал своему другу Петряну, что вот-вот перевезёт семью в Володимир, тот покачал головой:

– Недолго тебе жить с жёнушкой мирно и по-семейственному!

– Отчего же?

– Так в поход скоро тронемся. Князь Андрей велел приготовляться. Коней ковать, оружие точить.

– А откуда тебе это известно?

– Ты всё к жене в деревню ходишь, полдня туда и обратно. А мне идти-то некуда. Вот в Володимире цельный день и сижу – все новости знаю.

– И куда? Пойдём брать Батыя?

– Да кто его знает? Дойдём ли туда? Князь Андрей поведёт навстречу монголам свои войска, чтоб подальше от столицы дать бой.

– О, Петрян! – радостно обнял друга Корней. – Наконец-то мы не будем кланяться этим поганинам, а покажем им кузькину мать.

Петрян вывернулся из-под рук друга:

– Да полно, испужаются ли они тебя?

– Ты чего, не рад?

– А чему радоваться-то? Они передавят нас, как своих степных сусликов!

– Трусоват ты, Петрян, давно я стал это замечать.

– А какая радость на бойню идти? У меня жизнь одна. Был бы прок, а так-то? Мутно у меня на душе, Корней.

Присел Петрян на лавку, сгорбился, ссутулился:

– Я ведь ещё и девки не пробовал, не то что ты!

Корней сел рядом:

– Эх, Петрян, Петрян, о чём ты думаешь? Нет у тебя на этих монголов сердца! У меня перед глазами по сию пору застреленный ими отец и могила, которую я, будучи мальчонкой, присыпал снегом. На большее сил не хватило. А ещё страх, когда я остался один на всём белом свете в сожжённой родной деревне. Если б не дядя Иванка, сдох бы я с голода и холода. Привязался я к нему, как к отцу. Но и он сгиб от вражьих рук. А Авдей, мой теперешний отец, чудом уцелел. Настёнка, жёнка моя, была в плену, сбежала оттуда. Мамонька в неволе у них была. А сестрёнки до сих пор в их проклятой степи, и следа нет. Всю мою жизнь эти монголы разбили. Буду их бить, пока жив.

Вздохнул тяжело Петрян в ответ и крепко обнял друга:

– Да, тебе не позавидуешь.

– Я и за княжичем Андреем вслед поскакал, потому что представил, что будет ждать этого мальчонку в плену. Всколыхнулось сердце. Вспомнил, как остался один-одинёшенек и как горько мне было.

– Почему же ты не остался при княжиче, когда князь Александр хотел в благодарность за сына дать тебе хорошее место и жалование?

– Оттого и не остался, что пришлось бы уходить из дружины Андрея Ярославича. Пришлось бы, как собачонка, всюду следовать за княжатами. А их после того случая держат в Володимире. А для этого ли я пришёл в дружину, чтобы прятаться от монголов? Хочу с ними встретиться глаза в глаза многажды на поле битвы. Потому-то всё брошу, коли князь Андрей кликнет клич в поход.

– Что, и Ванюшку своего бросишь?

– А что Ванюшка? Он не один. У него и мать, и бабка с дедом. Не пропадёт.

Когда Корней объявил дома, что скоро уедет с князем Андреем в поход, начался переполох. Варвара и Настёнка были в слезах. Корнея бестолково было уговаривать. Всё его существо было уже там, на поле брани. Он не терпел слёзы и мольбы женщин. Сразу замыкался и уходил из дома.

– Разлюбил Корней меня! – жаловалась Настёнка отцу. – Ведь можно было остаться во Володимире при княжатах.

Жалко было Авдею дочку, но не мог он согласиться с ней и с Варварой:

– Корней – настоящий воин! Не может он прятаться от ратного дела. Коли служит князю, то и не должен изменить долгу перед ним.

– А не ты ли намедни ругал Корнея, что он больно рьяно рвётся на войну? – возмутилась Варвара. – А теперча иное молвишь!

– Это не надобно сравнивать! – отвечал Авдей. – Мне не по душе была Корнеева радость, что князь Андрей бездумно прогнал монгольских посланников и этим наслал беду на Володимир. Но коли это сделано, кому-то надо боронить столицу и встречать врага на дальних подступах. А уж кому, как не дружине великого князя владимирского? Придёт надобность, и мы все встанем на оборону. Никто не спрячется. А там уж, как Бог решит.

Трудно было что-то возразить Авдею в ответ. Понимали жена и дочка, что нигде не отсидеться от беды неминучей, коли она придёт, и что нужно смириться с Корнеевым отъездом в поход. Когда Корней вернулся домой, он удивился, что никто не ропщет и что глаза у жены и матери сухие. Больше не было жалобных разговоров по поводу его отъезда.

Авдей налаживал лук и стрелы заготавливал. Если в охоте можно пользовать двумя-тремя стрелами, то во время боя их не вынешь назад. Чем больше стрел заготовишь, тем лучше. Булаву гоношить начал Авдей, сыромятные ремни для пращи изготовил. Надо быть готовым хоть как-нибудь для отпора нежданным татям. Хотя для защиты деревенского дома это было бесполезно. Монголы, как муравьи, полезут и сразу же подожгут всю деревню. Правда, сначала пограбят основательно, тут уж никакая булава не поможет. Кузнец, которому Авдей заказал пики для стрел, пошутил:

– Ты чего, войско целое готовишь? С кем воевать-то?

– Аль не слышал ты, что могут прийти монголы и крепость володимирскую воевать?

– Да мы сколько живём тут, всё с опаскою. То одне, то другие враги подступают. Сколько раз сжигали деревню дотла, сколько раз отстраивались мы. Всё это привычно и нежданно.

– Да-да! – согласно покивал головой Авдей. – Всё во руцех Божьих!

Кинул кузнец только что откованные насадки стрел в бочагу[15]15
  Бочага – углубление, наполненное водой.


[Закрыть], зашипели они, и пар из бочаги ринулся вверх.

– Это не спасение! – кивнул кузнец на шипящие наконечники стрел. – Ну, перебьешь десятков несколько монголов. Сколько уж их легло в нашу землю. Они лезут толпами несчитанными. И откуль только эта нечисть взялась?

Тяжело вздохнул Авдей в ответ. Стоял он на корточках возле горна:

– Да знаю я все их повадки. Не раз встречался с ними на поле брани. Каждый раз думал, что оно последнее, иного не будет. Ан нет, Бог как-то спасал, вытаскивал из этого полымя. Может, из-за отчаяния и прорывался. А ведь они-то по отдельности тоже люди и тоже жить хотят. А в бою становишься зверем: или он тебя, или ты его. Так что всё равно готовым надо быти.

– Да, – согласился кузнец, – война – это страшное дело. Не приведи, Господи, опять.

Забрал Авдей наконечники, расплатился тушками дичи и пошёл домой ладить стрелы.

Но не спорилась в руках Авдея работа. Тяжело было на сердце, а отчего, и ведать не ведал.

– Давай, Настёнка, отвезу я вас с Ванюшкой к бабке Овдотье в Володимир. Отчего-то у меня предчувствие нехорошее.

Навязали Варвара с Настёнкой узлов. Ванюшка тоже помогал. Залезал верхом на узлы, плюхался с них и визжал от радости. Нравились ему всяческие хлопоты и сборы.

Авдей попросил у соседа лошадь с телегой. Погрузили всё заготовленное. Увидев лошадь, Ванюшка сначала испугался и не хотел садиться на телегу. Варвара вынесла из дома хлебца с солью. Покормила лошадку сама. Отломила небольшой кусочек и дала мальчику в руку. Авдей приподнял его. Ванюшка смотрел заворожённо на лошадиную морду, когда протягивал свой хлебный кус. Она мягко взяла его губами и стала медленно жевать. Ванюшка аж взвизгнул от радости. После этого он с удовольствием полез на телегу, зарылся в узлах и оттуда смотрел на широкобокую лошадь и на её хвост, который туда-сюда ходил под телегой.

Скрипели колёса, чмокали лошадиные копыта по сырой грунтовой дороге. Для Ванюшки это было первое в жизни путешествие. Он смотрел направо, налево и вверх, в огромное небо, полное облаков и птиц. Всё это восхищало его.

Проехали перелесок, поля, луга, и вот он, Володимир, опоясанный крепостной стеной и сверкающий куполами. Издалека он казался сказочным и недоступным, стоящий рядом с вычурными облаками и солнцем, что подсвечивало маковки церквей. Но вот он всё ближе и ближе… Облака отделяются от его белоснежных стен и уходят ввысь. Телега едет вдоль рвов и реки. Стены приближаются, и колёса телеги тарабанят по деревянному мосту. Они проезжают под аркой ворот. За воротами сразу всё сужается и уменьшается.

– Ну, вот и приехали, – молвил Авдей. – Ещё немного осталось.

По сторонам тянулись то маленькие избы с огородиками, то богатые большие терема за заборами, и вдруг Авдей резко остановил лошадь.

– Тятя, что такое? – воскликнула Настёнка.

– Посмотри. – дрогнувшим голосом ответил тот и снова понудил лошадь идти. А по сторонам тянулись подкопчённые остовы печей и пустая выжженная земля, где торчали чёрные стволы деревьев.

– Вот тут должна быть избушка Овдотьи! – испуганным шёпотом воскликнул он.

Он заметил мужика, копошащегося на пепелище. Подбежал к нему:

– Что содеялось?

– Известное дело – пожар! – Тяжело вздохнув, ответил тот. – Больше дюжины домов сгорело.

– А старушку Овдотью знаете? Тут её избёнка была.

Мужик пожал плечами, помолчал:

– Быстро полыхнуло… Одним махом… Хорошо, ветра большого не было, а то бы полгорода слизало.