Текст книги "Авдеевы тропы"

Андрей Ярославич

Чаул ничего не понимал, что с ним происходило. То его притаскивали, как злодея, к князю, то отпускали, то опять притаскивали и оставляли в дружине княжеским толмачом. С этой поры он не видел ни Катуш, ни сына Урула. Он жил в каком-то неведении вот уже пару десятков лун. Брата Катуш Корнея он несколько раз видел, но подходить к нему боялся, робел. Тот всегда окидывал его недружелюбным взглядом. Но, когда сердце Чаула уже стоном стонало от неизвестности, решился монгол.

– Здорова ли моя Катуш? – незаметно подобрался он к Корнею, когда тот чистил на привале своего коня.

Тот вначале не понял, о чём лопочет монгол, напряг лоб:

– Какой Катуш?

– Жена моя и сын Урул, – держался Чаул из последних сил.

– Ах, вон ты о чём? – неохотно, будто бы только что вспомнив вообще того, кто стоял перед ним. – Откуда я знаю? Она на Русь поехала к матери. Обоз туда был.

– Да. Это правильно! – у Чаула тревога ушла из сердца. – Сейчас ехать на Русь самый лучший выход.

Корнею было немного не по себе, что он сразу не поведал Чаулу о Катёне, заставил его страдать. Но начинать с ним разговор он не знал как. Враньё князю, непонятный уговор с Духмяном – пока это никак не разрешилось. Да и не лежала душа Корнея к этому невесть откуда взявшемуся в его семье монголу. Всех их он считал такими же убийцами, как и тех, которые в одночасье превратили его детство в сплошной ужас. И вдруг зачем-то ему нужно жалеть одного из них. Ему казалось, что стоило бы только откровенно с Катёной поговорить и объяснить ей, что нельзя сходиться с убивцами их отца, и та всё поймёт. Но никак не получалось этого разговора. Она смотрела отрешённо на брата и влюблённо на своего монгола и монголёнка в люльке. И даже сейчас, когда он смог их разъединить и разлучить, на душе от этого не радость, а горькое чувство какой-то вины. А ведь дай этому Чаулу какое-нибудь оружие в руки и позволь идти грабить, он со своими сородичами, наверное, сожжёт десяток деревень, поубивает и поугоняет в плен жителей. Но вот стоит он, разнесчастный, перед Корнеем и ждёт какого-то участия и сочувствия. И что самое главное, вина теплится в сердце Корнея. Знает он, что сестра Катёна будет страдать, если этому монголу сделать плохо.

Непонятно ещё и то, что придумал Духмян по поводу него, Корнея, и монгола. Вначале, когда удалось разъединить сестру с этим переводчиком, Корней радовался. Но потом он оказался полностью в руках Духмяна. Сам же Корней и залез в эти силки, наврав с три короба князю Андрею, расхвалив хитрого лиса и сказав, что ему велено монголами внедрить этого толмача в княжескую дружину. С ужасом думал Корней, что же он наделал. Ведь теперь на попятную не пойдёшь.

А Духмян особо с Корнеем не общается. Если он раньше сидел у себя в обозе, рядом с доспехами и портами, то теперь рыскает среди дружинников, прислушивается к разговорам. И снова он выглядит уже важным и надменным. Видать, снова князь возвысил его. И всё-таки Корней решился и подошёл к нему:

– Дядя Духмян, а что же теперь с монголом-то будет?

Духмян насупил брови:

– А он что тебе, мешает?

– Так Андрей-то Ярославич думает, что это я… его сюда! А всамделе-то нет. Я смущаюсь. Обман выходит.

Духмян сжал губы в ниточку:

– А когда ты обманывал князя, ты не смущался?

Корнея в пот бросило:

– Так ты ж велел, дядя Духмян!

Тот хмыкнул:

– Вот и сейчас велю. Забудь обо всём, что было, и занимайся своим делом. Ты кто в княжеской дружине?

– Воин я… – Корнея как будто облили холодной водой.

– Раз ты воин, готовься к битве. Корми своего коня, начищай оружие. Скоро тебе придётся саблей помахать. Встреча с врагом неминуема. А уж о твоём монголе я подумаю. Да и нет тут никакого обмана. Нам нужен толмач. Как будем брать в плен монголов, кто-то должен переводить? А выкрутиться он не сможет. Скажем, что в руках у нас его жена и дитя. Так что будет служить за страх. А это нам и нужно.

Промолчал Корней, что отправил Катёну во Владимир, не сказал об этом Духмяну. Ещё не хватало, чтобы пострадала сестрёнка. Да только тому было наплевать и на монгола, и на его русскую жену. Они сделали своё дело. Главное, чтоб настращать и приструнить Корнея, чтоб он не мешал ему. Честность Корнея тревожила Духмяна, потому что в любое время он мог пойти к князю и покаяться в своём обмане, а это и надо было пресечь.

Князю Андрею Ярославичу в последние два дня было совершенно не до кого. Его конная разведка доложила ему, что впереди, за рекой, станом на огромные расстояния расположилось монгольское войско, которому несть числа. Не объедешь, не пронырнёшь сквозь него. Только два выхода: или тут же у реки принимать бой, или поворачивать назад. Первое – это явная гибель, второе – позор на все времена. Третьего не дано. Монголы, видимо, не так давно подошли к этому рубежу и ждали его. Они будто бы собирались играть с ним, потому что дружина Андрея Ярославича по сравнению с их войском была ничтожной. Уничтожить её сразу им было не сложно. Но они ждали. Как бы любовались своей мощью. Как кот на охоте, который точно знал, что жертва в его власти. Неврюй, полководец средних лет, ещё не седой, а полный сил, ждал, когда князь Андрей отчаянно замечется на открытом берегу реки. Вот тогда-то можно будет накрыть его ударами мощных лап. Неврюй и жаждал этого. А княжеское войско бездумно двигалось вперёд к своей гибели. Князь Андрей уже понял всё. Но хмель порыва ещё не выветрился из его головы.

– Надо остановиться! – оценив обстановку, воскликнул сотник Иван Торбовин. – Нас сомнут!

– И что? – сердито воскликнул князь. – Бежать?

– Зачем бежать? – непонимающе ответил Торбовин. – Выйти из-под прямого удара.

– А что, это не одно и то же?

Торбовин развёл руками:

– Иначе явная гибель.

– Не лучше ли славно погибнуть, чем позорно бежать?! – У Андрея в груди закипел гнев. – Ты говоришь, как трус, Торбовин! Спроси у любого воина своей сотни, хочет ли он бежать?

– При чём тут это? Глупо сгибнуть – тоже не почёт.

Андрей понимал, что Торбовин прав, но признаваться в этом было нельзя. Он столько народа всколыхнул и привёл сюда, считай на погибель, что не мог сказать всем, что ошибся.

Князь Андрей вынул из походного погребца жбан вина. Надобно успокоиться и привести мысли в порядок. Доброе вино ему помогало. А пил он всегда в меру.

Но успокоение не приходило. Голову сверлила мысль: что делать. С самого детства ему всё время хотелось чем-то отличаться от братьев. Особенно от умного Александра. Тот всегда взвешивал все свои поступки и действия. Так и тут. Конечно же, если бы была возможность на успех, он сам бы возглавил поход на монголов и на их столицу. Но тут дело было гиблое. А вот ему, Андрею, показалось в какой-то миг, что он сможет. Хотя видел он, будучи в Орде, сила у монголов неисчислимая. Но понадеялся, что его упрямством заразились бы другие князья, и к его дружине присоединилась ещё бы сила. Но, когда все отвернулись, отказываться было поздно. Андрея понесло, как на коне, испугавшемся чего-то и уже неуправляемом, и никакая узда не помогала.

В палатку к Андрею вошёл слуга Кондратий, заросший волосами малый, служивший у него давно, с самого детства:

– Княже, к тебе послы от монголов.

Андрей Ярославич хмыкнул:

– И сколько их?

– Да, кажись, двое, остальные охрана.

И вправду в палатку вошли двое. Один в цветастой шубе. В такой же цветастой шапке, в сапогах ичигах. Важный, с надутыми щеками. Второй поскромнее, видимо, слуга, внёс тюфяк и положил его на пол в центре палатки. Важный удобно уселся на тюфяк, а слуга на корточках присел рядом. Всё это произошло молча, без приветствий, без разрешения у хозяина палатки. Первым порывом князя было вышвырнуть нахальных гостей вон, но он, сцепив зубы, сдержался.

Важный по-монгольски что-то сказал слуге, и тот, оказавшись ещё и переводчиком, произнёс:

– Ты, коназ, долзен оставить своя друзына и прий ти на поклон к славному нойону и полководцу Неврюю. Ты пролил кумыс, а это великий грех. Тебя отвезут к великому хану Бату, и он лесыт твою судьбу. Нам не нузно идти дальсе в Уруссию. Мы приехали только за тобой. В две луны ты долзен собраться и прийти на поклон к Неврюю.

Даже не дождавшись ответа от князя Андрея, важный монгол встал и вышел из палатки. Переводчик, схватив тюфяк, поспешил за ним вослед.

Андрей Ярославич был огорошен этим явлением и не смог сразу ответить как надо. Монголы вели себя как хозяева. Они приказали, и он должен выполнять их приказ безоговорочно. А он на их наглость ничем не смог ответить. А что делать-то надо было? Тут же убить их на месте? Но убиение посла всегда и везде считалось очень большим преступлением. Да и что бы это дало? Утоление гнева, которое бы длилось недолго. А потом была бы жестокая расплата. Пострадала бы вся его дружина.

И этим бы монголы не ограничились. Вкусив крови, они ринулись бы на Русь. И был бы прав Александр, что в таком случае земле русской был бы конец во веки веков. Монголы бы пожгли то, что осталось и возродилось. А всех русских частью поубивали, а частью увели бы в плен. Свирепости им не занимать. И кем бы оставался для потомков он, Андрей Ярославич? Губителем и поджигателем своей Родины. Этого он не хотел, пусть и считал, что лучше умереть, чем жить согбенным. Но это для личности, а решать судьбу всего народа он не имел права. Хватит уже и того, что он пролил их кумыс на землю. Пора остановиться и, забыв свою гордость, подчиниться Высшему, ему неподвластному, где главенствует Господь Бог. Высунулся князь Андрей из палатки и, кликнув Кондратия, велел ему собираться. Кондратий удивлённо взглянул на князя, но расспросить подробней не посмел. А князь велел позвать сотников к нему в палатку. И когда они набились в неё, смотрели на князя с нетерпением и ожиданием. Видимо, князь хочет назвать час битвы. Кто угрюмо вздыхал, у кого радостно блестели глаза в ожидании сечи.

Андрей Ярославич осмотрел внимательно каждого из своих соратников и выдохнул:

– Битве не быть!

Все шушуканья и шептания прекратились в один миг, и в палатке воцарилась тишина.

– С малым отрядом я сегодня же отъезжаю в Новегород и там буду готовить отпор монголам.

Все вновь недоумённо зашушукались. А теперь глаза были погасшие, а головы поникшие. Князь Андрей бежит с поля битвы? И когда? В последнее мгновение.

Ярославич как бы нутром почувствовал эти обвинения:

– Я не сбегаю… Хотя это очень похоже. Моим желанием было дойти с войском до монгольской столицы и пленить Батыя. Я не хочу быть агнцем на заклании. Вы видите – перед нами неисчислимая орда. Вступать с ней в бой глупо. Я не рассчитал свои силы. Признаю.

Князь покаянно склонил голову.

– Кидать вас на смерть не хочу. Монголам нужен только я, ибо провинился только один я перед ними. Вы же малыми отрядами возвращайтесь в Володимир.

– А нам дадут уйти? – зашумели сотники.

Князь замялся с чётким ответом. Что придёт в голову Неврюю, одному лишь богу известно. Ведь он, князь, не подчинится его требованиям. Андрей Ярославич неопределённо пожал плечами. Князь чувствовал, что выглядит этот разговор очень странно. В нём боролись два человека. Один, гордый, звал к последнему бою, а второй, осторожный, к расчётливому приёму, в котором большинство его людей останутся живыми. Что спрашивать с дружины, которая из-за отсутствия общего управления распадётся на небольшие отряды, кои не будут угрожать монголам? А ему, для того чтобы уйти, хватит двух дней, что дали ему монголы для обдумывания.

Духмян тоже был в княжеской палатке вместе с сотниками. Он понял, что весь его план рушится и что он после побега князя никогда не сможет возвыситься. Он мучительно соображал, что же теперь ему делать. Где-то помимо дружины князь уже не допустит его к своей особе. Зачем Андрею Ярославичу рядом с собой терпеть того, кто видел княжеский побег с поля брани? Да и вдруг монголы, видя, что князь сбежал, начнут мстить тем, кто остался? Ведь это ж бесславная гибель! А вот если упредить такой исход? Неврюю нужен князь Андрей. Значит, пока тот далеко не ускакал со своим отрядиком, надо об этом дать знать монголам. Пока они ещё не обозлены…

Духмян пошёл искать толмача и нашёл его в кибитке, которую тот занимал. Чаул сидел, свесив босые ноги с телеги, грустный, ушедший в себя. Он вообще не понимал, что происходит и для чего он здесь находится. Никто ни разу не просил его переводить за всё время, пока он тут. А сейчас и вообще в стане русских происходит что-то непонятное. Раньше все готовились к битве, а теперь какой-то разброд. Все шатаются туда-сюда. Зачем его разлучили с Катуш? Он так одинок! Брат Катуш Корней, если они и увидятся, смотрит на него неприветливо. Проходят дни и ночи, а у Чаула одни и те же мысли в голове, а отчаянье всё нарастает и нарастает…

Неожиданно к Чаулу подошёл Духмян:

– Собирайся, толмач! По приказу князя мы должны пробраться в стан монголов. Нужно поговорить с их наиглавнейшим Неврюем.

Чаул даже обрадовался: хоть что меняется в его жизни. Однообразие и одиночество среди чужих ему людей осточертело. Только с лошадьми ему приходится разговаривать. Но они не отвечают, вздыхают лишь и прядут ушами.

Незаметно Духмян с Чаулом ушли из стана русских. До этого видел Духмян, что князь Андрей спешно и с небольшим отрядом охраны выехали, подняв копытами лошадей пыль, и будто бы растворились в этой пыли. Что ж, хмыкнул про себя Духмян, далеко князь не уедет.

При подходе к монгольскому стану Духмян переоделся, чтоб не отличаться от монгольских воинов, и беспрепятственно они добрались до юрты Неврюя, которая отличалась по убранству от иных юрт. Только перед юртой Духмян предъявил охране княжеский знак. Он сказал, что встреча с Неврюем должна быть незамедлительна. Их с Чаулом пропустили между двух огней.

Неврюй ждал вестей от князя Андрея, потому-то препятствия им никто не чинил. Неврюй, невысокий средних лет мужчина с обветренным лицом и свисающими книзу усами, недовольно смотрел на послов из русского стана:

– Где коназа Андрей?

– Я пришёл сюда не от князя Андрея, – поспешно проговорил Духмян. Чаул перевёл его слова, удивившись им. До этого Духмян говорил ему, что они идут по приказу князя.

– Князь ушёл, – продолжал Духмян.

Неврюй недоумённо переглянулся со своими нойонами:

– Куда он мог уйти?

– Он ушёл с отрядом охраны некоторое время назад.

Неврюй нахмурился:

– Он должен был прийти сюда. Я ему велел. Его ждёт великий Бату!

– Он обхитрил тебя. Если сейчас не начнёте погоню, то вряд ли увидите его.

С ещё большей растерянностью переводил эти слова Чаул. Ведь Духмян явно предаёт своего господина. Разве князю выгодно, чтоб за ним посылали погоню? Что-то тут нечисто. Сомнения Чаула передалось и Неврюю.

– А зачем ты, урус, всё это говоришь? Ты хочешь, чтобы мы его поймали, или ты сам хитришь? Я не люблю этого. Я отдам твои поганые внутренности собакам! – гневно выкрикнул полководец.

У Духмяна на лице выступили капельки пота, его губы задрожали:

– Князь Андрей сделал мне много плохого. Во Владимире я был воеводой. Он прогнал меня, выбросил на улицу, как пса безродного. А я… из древнего уважаемого рода! – тут Духмян приврал для жалости. Всё равно его здесь никто не разоблачит.

– Как же ты оказался в его дружине? – сомнения всё ещё грызли Неврюя.

– Он решил унизить меня. Заставил выдавать дружинникам подштанники. Мне, болярину!

Неврюй не дослушал Духмяна. Он поспешил послать того нойона, который приезжал к князю, уточнить, что и как в стане русских. А Духмяну сказал:

– Ты останешься здесь, пока мы не поймаем князя Андрея. Я тебе не доверяю. Глаза у тебя хитрые. А переводчика я забираю.

Духмян в сопровождении нукера вышел из юрты. Неврюй проводил его глазами и перевёл их на Чаула. Взгляд полководца пронзил толмача насквозь. Чаулу неуютно было под их остриём:

– Как ты, монгол, оказался в урусской дружине? Почему ты служил врагам? Это позор для мужчины!

– Тут нет моего желания, – робко промолвил Чаул. – Меня заставили. Урусы взяли мою жену с дитятей и сказали, что им будет плохо, если я откажусь быть толмачом.

Чаул не обмолвился, что жена его русская, иначе будет ещё больше вопросов и недоверия. Того, что есть, хватает под завязку.

Неврюй хмыкнул, но глаза его смягчились:

– Я заметил, что ты очень хороший переводчик. Сразу находишь нужные слова, долго не думаешь. Всё быстро и чётко. Где ты так хорошо научился урусскому языку?

– От урусских рабынь. Мой отец ходил в поход с великим Бату на Уруссию и вернулся с богатой добычей.

Чаул опять умолчал о русской жене. Неврюй улыбнулся словам толмача:

– Ты сын настоящего батыра. Это хорошо. Я тебе верю. Ты должен служить монгольскому знамени. Отныне будешь моим переводчиком. Мне не повезло.

У меня такие толмачи паршивые подобрались! Мука невозможная! Ошибаются в словах, долго переводят.

Неврюй велел слуге позвать переводчиков. Вошли двое. Чаул взглянул на них и у него сердце заколотилось от гнева. Одним из них был Ятох. Обо всём забыл Чаул, подскочил к Ятоху и встряхнул его за воротник:

– Где Фрося? Говори, собака!

Тот от неожиданности побледнел и что-то пробормотал дрожащими губами. Но вырываться под взглядом Неврюя не посмел. Чаул крепко держал его. Неврюй поднял руку:

– Что случилось? Ты знаешь этого человека?

– А как же! – воскликнул Чаул. – Это вор! Он украл у меня урусскую рабыню и скрылся, как в воду канул.

– Вор? – у Неврюя глаза заледенели. – Это правда?

Ятох залепетал что-то непонятное.

– Где эта рабыня, отвечай! – брови Неврюя сошлись гневно.

– Она у меня… в юрте… – дрожащим голосом ответствовал Ятох.

Неврюй приказал нукерам привести рабыню. Через некоторое время девушка была приведена. Неврюй, показав на Чаула рукой, спросил:

– Ты знаешь, кто это?

Фрося взглянула и вскрикнула от радости:

– Это муж моей сестры, – сказала она по-монгольски, – Катёна тоже здесь?

Чаул стоял ни жив ни мёртв.

– Какой муж? Какой сестры? – Неврюй недоумённо смотрел то на девушку, то на переводчиков.

А Фрося продолжала говорить, и у Чаула не было никакой возможности остановить её и предупредить. Хотя главное было уже сказано.

– Вот это Чаул, муж моей сестры Катёны. Она и брюхата была от него. Кто родился, мальчик или девочка? – адресовала она вопрос Чаулу.

Тот, не зная, куда прятать глаза от Неврюя, выдавил из себя:

– Мальчик.

– Хорошо-то как! – ударила Фрося в ладоши. Она совершенно не обращала внимания на возникшую напряжённость.

Неврюй нахмурился. Он ничего не мог понять, но главное уразумел: Чаул его в чём-то обманул. А это ему не нравилось. Он указал Фросе на Ятоха:

– Кто этот человек? Говори!

Ятох стоял, прикрыв глаза от ужаса. У него дрожали колени. По монгольским законам в особых случаях вора обязательно казнили.

– Это плохой человек. Он меня украл и увёл от сестры. А сейчас держал насильно в своей повозке, привязывал, не выпускал.

Ятох бросился перед Неврюем на колени. Он рвал себе волосы и плакал навзрыд.

– Ты никчёмный человек! Плохой переводчик и к тому же вор! – громко крикнул полководец. – Тебе одна дорога: к мангусам в огонь. Они тебя там поджарят на углях.

Неврюй прищёлкнул пальцами, и нукеры потащили вопящего Ятоха из юрты.

Неврюй взглянул отрешённым взглядом на Чаула. Его губы скривились:

– Тех, кто мне бесстыдно врёт, я тоже не щажу. Запомни это. Ты боялся мне сказать, что женат на уруске? Да, я этого не одобряю. Но это не значит, что мне нужно врать. Что скажешь в своё оправдание?

У Чаула всё тряслось внутри. Как бы плохо он ни относился к Ятоху, но то, что он стал причиной смерти того, поразило Чаула. Всё это случилось в несколько мгновений и безвозвратно. И вот теперь Неврюй ждёт от него объяснений. От этого, может быть, зависит его жизнь.

– Вот эта Фрося и её сестра являлись в самом деле рабынями моего отца, и постигал урусский язык я, будучи их хозяином. Это я не вру. Уже потом я полюбил Катёну, и она стала моей женой и родила мне монгольского мальчика. А теперь решайте сами, – сказал Чаул, склонив покорно голову.

Неврюй хмыкнул, поёрзал на подушках:

– Верно, я не спрашивал, кто твоя жена. Пожалуй, ты мне и не врал. А ещё хорошо, что ты способный толмач. Я не хочу лишаться блага, что послал мне бог Сульдэ. Хороший толмач – это редкость. Все лезут переводить, работа чистая, сытная. Но не все могут. Бери свою рабыню и устраивайся…

Неврюй махнул рукой слуге:

– Проводи его в кибитку, которую занимал вор. Теперь она ему не понадобится.

Чаул подошёл к замершей от страха и свернувшейся в клубочек Фросе, поднял её на руки и понёс, потому что, шагнув два-три раза, она упала. Ноги совсем не держали её. Чаулу и самому хотелось уйти из юрты Неврюя: так тут было неуютно душе.

Кибитка с натянутой войлочной крышей была неплохим пристанищем. Внутри даже жарковато, хотя на улице ветер дул. Чаул чувствовал себя неловко. Ведь только поутру тут был другой хозяин. Но Ятох выбрал свою судьбу сам. А уж когда Фрося рассказала, что он держал её на верёвке и под плетью заставлял обучать его русским словам, тут уж Чаул проникся к покойнику злостью.

– Когда он выкрал меня, – дрожа, все ещё не отойдя от пережитого в юрте Неврюя, рассказывала Фрося, – он прятал у своих родственников в какой-то юрте. Я долго света белого не видела. А потом Ятох устроился в это войско и снова не выпускал меня из кибитки.

– А мы с Катуш долго искали тебя, почти всех коней и рабов продать пришлось. Я нанял знающих город людей, описал им и тебя, и Ятоха, – рассказывал Фросе Чаул, – но всё бесполезно. Катуш заболела от расстройства, очень переживала за тебя. А потом нам пришлось уехать в Уруссию.

– А я уж думала, – всхлипнула Фрося, – что больше никогда не увижу вас с Катёной. А теперь, гляди-ка, и сыночек у вас родился. Где сестрёнка-то с маленьким? Скоро ли я их встречу?

– Не знаю я, – грустно ответил Чаул. – Теперь я её потерял.

– Как это? – растерянно спросила Фрося.

– Велели мне быть толмачом в урусской дружине. А теперь уж не знаю, что и делать. Князь от этой дружины уехал. За ним погоня будет. Господина Духмяна нукеры увели. А где Катуш и мой сыночек, неизвестно, где-то в Уруссии, а Урусь большая. Но знаю точно, что им будет плохо, если я не вернусь в урусскую дружину…

Чаул взялся руками за голову и качал ею, бормоча что-то. Фрося не знала, что и сказать, чтобы успокоить его. Он хоть и монгол, но всё же близкий человек. Она ему доверяла. Думала она, что злоключения её кончились, а, вишь ты, нет.

– Да, бежать нам отсюда надо! – твёрдо произнёс вдруг Чаул. – Корней знает, верно, где Катуш.

– Какой Корней? – спросила Фрося.

– Да у Катуш брат объявился, – ответил Чаул и вдруг встрепенулся, как будто другими глазами увидев Фросю. – Так он и твой брат!

– Корнюша нашёлся!? – удивлённо вытаращила глаза Фрося. Долго она не могла осознать сказанное. – Я ж его почти и не помню. Я была маленькой, и он мальчишечка. Поди, вырос!

Чаул кивнул головой. А ведь этот расклад вообще меняет дело. Если Чаул придёт ещё и с сестрой Корнеевой, тот уже не будет исподлобья смотреть на него и злиться.

– Да где же он, братик-то мой? – нетерпеливо засуетилась Фрося.

– На том берегу реки. В дружине урусской. Туда нам нужно перебираться, пока не поздно.

– Так чего ж мы ждём? – ещё больше заторопилась Фрося.

Надо было уйти из монгольского стана, незамеченными слугами Неврюя. Фрося набросила на себя накидку, чтоб не привлекать лишних глаз. Это у них вышло. Подошли к речному берегу. Тот плотик, на котором Чаул с Духмяном тоже незаметно переплывали реку, так и болтался, привязанный в воде в кустах. Место неприметное для чужого взгляда.

Главное, незаметно переплыть реку. С одного берега монголы могут обстрелять, с другого – русские. Хорошо, что течение быстрое и оба берега поросли зеленью. Переплыли благополучно, но только выбрались на берег, как на них накинулись два дружинника. Чаула скрутили верёвками. Откинув накидку с Фроси, увидели испуганные вытаращенные глаза.

– Ба, девка! Да глянь-ка, русская, – захохотал дружинник с взъерошенными волосами.

Его товарищ, небольшого роста, нахмуренный, со злыми глазами, кулаком ткнул Фросю в бок:

– Ты лазутчица? Монголам, мерзавка, служишь?

Фрося заревела во всё горло и от боли и от обиды:

– Из плена я бегу! Никакая не лазутчица.

Чаул дёрнулся в верёвках:

– Я князя Андрея толмач. Развяжите и отведите к нему. У меня важное к нему сообщение.

Дружинники недоумённо почесали в затылках. Что за диво такое? А Чаул продолжал:

– Ведаете дружинника Корнея? Он меня знает. Он всё вам объяснит.

– Да нам объяснения не нужны, – ворчал воин, развязывая Чаула. – Коли Корней вас знает, то гоже. Ничего теперча не поймёшь. Одни прибегают, другие убегают.

Когда Корней увидел Чаула, он, взволнованный и рассерженный, не обращая внимание на Фросю, стал отчитывать его:

– Ты где шляешься? Я ищу тебя цельный день. Мы с тобой должны были ещё с утра ехать с князем Андреем. Он послал меня за тобой. Я, как пёс запыханный, ищу тебя. Уж и князь отъехал, а я всё бегаю.

– Я вместе с господином Духмяном был на том берегу у Неврюя.

– Что ты болтаешь? Зачем Духмяну быть у врага?

– Он выдал своего господина с потрохами. Сказал, что князь Андрей отъехал от войска, и посоветовал быстрее его ловить. Неврюй налаживает со своими нукерами погоню за ним.

– Откуда ты это знаешь? – гневно спросил Корней.

– Через меня все слова прошли. Я же переводил всё.

– Это же тайна! Ах, он гад, предатель! – Корней саблей рубанул по высокой траве. – Ну, а ты чего не остался у своих? Хорошая была возможность!

– Да, хорошая! – выкрикнул в ответ Чаул. – Неврюй брал меня главным толмачом своих войск. Ему понравилось, как я перевожу.

– Ну, а что же?..

– Я люблю свою Катуш, я не брошу ни её, ни нашего сына.

Корней смущённо опустил голову.

– А ещё посмотри, кого я тебе привёл, – Чаул указал на Фросю, которая восхищённо смотрела на брата.

Корней удивлённо перевёл взгляд на девушку. А та робела перед ним. Она всё ещё никак не могла поверить в то, что этот красавный богатырь её брат Корнюша, которого она помнила маленьким мальчиком.

Чаул усмехнулся:

– Это ж твоя сестра! Не узнаёшь?

– Фрося! – только и выкрикнул Корней и, схватив сестрёнку в охапку, прижал к себе и закружил.

– Корню-ю-юша! – взвизгивала девчонка. Все её сомнения сразу растаяли. Ведь и раньше братец любил кружить её, крепко держа на весу.

– Ты как с неба свалилась нежданно-негаданно! – воскликнул Корней, когда они остыли от встречи. – Я уж и не чаял, что увижу тебя.

Они присели на траву, и Корней вглядывался в лицо Фроси, всё больше узнавая родные черты, не так уж и сильно изменившиеся.

– Уж как обрадуются Катёна и маменька.

– Как, и маменька нашлась? Она тоже здесь? – радостно распахнула глаза Фрося.

Корней погрустнел:

– Далеко отсюда маменька, в Володимире. Туда же я отправил и сестрёнку. Чего ей болтаться одной! Неизвестно, что может случиться. Сейчас всё непонятно. Всё меняется. От Духмяна я, конечно, ждал подлости, и предательство ему не впервой. Не ждал я, что наша дружина развалится. Не думал я, что мы не дадим монголам ни одного боя. Горько, тревожно на душе. Хоть какая-то радость, что сестрёнка нашлась, – он снова прижал Фросю к груди. – На душе уже камня нет.

На Чаула Корней смотрел теперь не враждебно и подозрительно, а с благодарностью.

– Ты уж прости, что ненавидел тебя. Но ведь ты враг, монгол. А вашего брата я готов был бить, не разбираючи. Но, видать, и среди монголов есть хорошие люди.

Фрося поддержала брата:

– Если бы не Чаул, мы бы с Катёной сгибли бы в неволе.

– Вот я теперь в родстве с монголами. Теперь меня подозревать будут в измене, расскажи я всем.

– У Духмяна вот нет родственников монголов, а он всё равно изменник, – ответил Чаул.

– Да уж, – покачал головой Корней. – А где же тот вор, который украл Фросю?

– Казнил его сегодня Неврюй. У нас воровство большой грех.

– Сурово! – нахмурился Корней и, думая о своём, произнёс: – Почему же у вас не считается воровством, что отнимаете у других людей жизнь и свободу? Вот у меня украли в одночасье всю семью. Отца убили, а мать с сёстрами угнали в плен. Это даже не воровство, а разбой.

Чаул, опустив голову, молчал. Он не знал, что сказать на это.

– Ладно, что уж говорить! – махнул рукой Корней. – Ты не виноват за всех своих сородичей. Я не пойму, что у нас-то происходит. Почему князь Андрей уехал с поля битвы? Что теперь делать мне? Он мне велел привести тебя под его ясные очи. Ты здесь, теперь его нет. Да и другие сотни от дружины расползаются потихоньку.

Корней огорчённо вздохнул и озабоченно взглянул на Фросю:

– Тебя бы, сестрёнка, надо бы в Володимир отправить. Одна ты потеряешься где-нибудь. Я не прощу себя за это. Сколько времени я искал и тебя, и Катёну. У меня и сейчас сердце болит, доехала ли она благополучно до Володимира. Так с ней хоть пожилая баба, её товарка. Вместе-то не страшно. А тебе мотаться с дружинниками тоже не гоже. Мало ли что может быть. Али обидят тебя, али монголы опять в плен захватят. Ищи тебя потом свищи. Потом, может, удача не улыбнётся.

– Да уж, – слезинки выкатились из глаз Фроси, – я к маменьке хочу и к Катёне. Я маменьку сколько не видела!

Корней решительно рубанул саблей по траве:

– Вместе станем пробираться в Володимир. А там видно будет. А ещё надо искать князя Андрея, поведать ему о Духмяновом иудстве.

* * *

С тяжёлым сердцем отъезжал Андрей Ярославич от своей дружины. Наверно, нужно было бы дать бой монголам. А это или славная гибель, или бесславный позор. Но и то, что сейчас, непонятно как назвать. Куда он едет? Куда спешит? Во Владимир стыдно. Тот же брат Александр скажет: а я разве тебе не говорил. Да, подвели Андрея горячность и упрямство. Сам чувствовал, что не дело творит. Но остановить себя не мог, а доводы других вообще не брал в расчёт. Да и вряд ли его гибель в бою была бы славной. Вдовы тех, кого бы он погубил, прокляли бы его могилу. А сейчас что он делает?

Копыта княжеского коня дробно стучали по земле. Осенняя трава, побуревшая от солнца, пролетала под опущенными вниз глазами сплошной тёмной пеленой. Хотелось остановиться, броситься на эту траву и побыть в одиночестве. Обдумать спокойно то, что ему делать дальше. Но нельзя. За ним люди, которые надеются на него, но которых он не знает, куда ведёт.