Текст книги "Авдеевы тропы"

Часть 2

Духмян

Радовался жизни Духмян, и что он такой умный и пронырливый. Нет у него ни богатства, ни знатности, а вот устроился он в жизни. И это благодаря тому, что умеет где-то словцо нужное сказать, где-то чуток схитрить, где-то притаиться, а потом опять встать во весь рост. Сейчас у него светлая полоса жизни. Было время, прогнал его Ярослав Всеволодович от себя, а Александр Ярославич не принял на службу. Всё это козни Дорофея, княжьего слуги, да дружинника Авдея. Унизили его перед князьями до такой степени, что даже боязно ему было появляться перед княжьими очами. Могли припомниться его старые грехи. Плохо в это время жил Духмян, бедно. Скрежеща зубами, лелеял он мечту отомстить и Дорофею, и Авдею, и иным своим врагам. Но Авдей вскоре куда-то пропал. Дорофей после смерти своего хозяина, князя Ярослава, тоже ушёл с круга видимости. И Духмяна некому было уличить в деле великокняжеского перстня. Воспользовался он этим, поднял все свои связи и втёрся в доверие Андрея Ярославича.

И это было удачно. Князь Андрей не был в ладах с братом Александром Ярославичем.

Духмян прошёлся по горнице. Большая горница, тёплая. И она не одна в его доме. Всё у него сейчас, как у любого богатого боярина. И слуги есть, и выезд, и хорошие лошади. И, главное, он сам стал значительным лицом, от которого многое и многие зависят. Он ведает делами князя по набору дружины. Князь Андрей им доволен. Духмян старается, чтобы в дружине были отборные воины, а особенно в его личной охране.

Перед отъездом в Орду вызвал его князь и сказал, что доверяет Духмяну полностью и назначает его до приезда ведать всеми его делами.

Долго не будет князя Андрея, поэтому надзирать за Духмяном некому, всё в его руках.

А враги снова появились. И Дорофей, который теперь служит у князя Александра. И Авдей явился ниоткуда. К Дорофею трудно сейчас подобраться. А вот Авдея можно на короткий поводок посадить. Для этого-то Духмян не отказал сыну его жены и взял в личную охрану князя. Статью Корней к этому подходил. Высокий, крепкосложённый.

Надо дать почувствовать Авдею, что от Духмяна многое зависит. Всё о нём он разузнал. И особые люди следили за каждым шагом Авдея и нащупывали его слабые места. Не прощает обид Духмян и что-нибудь придумает эдакое, чтобы не сладкой была жизнь обидчиков.

И тут, как будто услышав мысли Духмяна, явился к нему Авдей.

– Пырато живёшь! Пока поднимался к тебе по лестнице, дивился. Ровно у болярина и ковры, и изразцовые стены, и вырезные шкафы, и цветные стёкла на окнах…

– А как же? – горделиво улыбался Духмян, расправляя свой кафтан. – Бог любит меня, а князь Андрей доверяет и уважает.

– Дай-то, Господи! Видно сразу, занятой ты человек. Уж сколько дней хожу к тебе да никак не застану.

– А что за потреба у тебя ко мне?

– Да ведь Корней-то почти полгода с князем в монгольской степи, а у него жена, моя дочь, с дитятей. Ведь причитается ей оклад за Корнея?

– Да, семьи дружинников на окладе, – покивал головой Духмян. – А что?

– Вот я и пришёл за окладом. Она с дитятей дома, не отойти.

А у Духмяна вдруг в глазах зажёгся хищный огонёк:

– А слыхал я, будто не от Корнея совсем у твоей дочери ребёнок.

У Авдея аж жар прихлынул к голове, и в первый миг ничего он не мог сказать в ответ. Ах, какие у дурных сплетен ноги! Быстро бегают. Никуда от них не скроешься. Справился Авдей с гневом, который охватил его:

– Если всех злых людей слушать, так это и жить на свете не надо. Мало ли кто чего скажет? Что же, перед каждой скотиной оправдываться?

Задели Духмяна эти слова, почувствовал он в них некую подоплёку в свою сторону:

– Ежели слово говорено, значит, есть в нём толика истины. И люди говорят это, а не скоты. Коль разговоры об этом дошли до стольного града, то…

Духмян развёл руками как бы в недоумении.

Желваки заходили у Авдея:

– Значит, это кому-то надо, чтоб они дошли сюда.

Духмян болезненно поморщился. Ишь, какой дерзкий! Надо его крепко осадить, чтоб знал своё место.

– Что ж, нужно разобраться в этом деле! А пока ясно не будет, оклад дружинника придётся попридержать. Отдам только Корнею, как приедет.

Авдей побледнел:

– А жена Корнея и дитя пусть голодают, что ли?

Хмыкнул Духмян:

– Я, чаю, ты как отец не дашь своей дочери и внуку помереть. Они же тебе родные. А про Корнея я хоть и хотел сомневаться, да не могу. Вдруг потом он придёт ко мне и браниться станет, что я оклад его без спроса непонятно кому отдал?

Авдей аж задохнулся от ярости. Со всего размаха, ногой, он отбросил деревянную лавку и, сжав кулаки, двинулся на чернявого коротышку. Тот испуганно спрятался за стол, но Авдей рывком сдвинул стол на середину горницы.

– Убью! – рявкнул он, скрежеща зубами.

Духмян понял, что переусердствовал. Его сердце затрепетало от страха. Он выкрикнул онемевшим ртом:

– Стража, сюда! Стража!

В дверь вбежали два широкоплечих гридня и бросились к Авдею. Тот, откуда только и силы взялись, раскидал их и выскочил вон.

Духмян, видя, что всё обошлось и опасности ему нет, заорал на гридней, которые, вставши с пола, растерянно топтались посреди горницы, что аж слюна брызнула из Духмянова рта:

– Ловите его! Отмутузьте и бросьте в поруб!

Гридни выскочили вон, топоча сапогами.

Духмяново сердце всё никак не могло успокоиться, часто тукало в груди. Ведь этот мужик мог запросто убить его. И радость от мести потом ему была бы не нужна.

Авдей был прав в своей догадке, что слухи сами по себе не родились. Придумал всё это, конечно же, Духмян после первой их встречи, когда Авдей пришёл пристраивать своего Корнея. Духмян мог бы его просто не брать. Так бы отомстил Корнею. Но это было бы мелко. Это не грело бы душу. Поэтому-то узнал он от Корнея все подробности: где живут, как да что. И пришла ему в голову такая мысль, что он сам даже удивился. После этого стало Духмяну веселее жить. Духмян снарядил в Авдееву деревню человека, который побывал в нескольких домах да и пустил слух, что-де у Корнея с Настёнкой как у брата с сестрой не может быть детей и что это ребёнок от кого-то другого. Значит, сплетню подхватили, раз Авдей вон как разъярился. Это уже стало для семьи открытой раной. Неплохо получается. Авдей ещё пожалеет, что посмел накричать на Духмяна и чуть было не поднял руку на него. За прошлое надо отквитаться. Хорошо, что Корней не скоро ещё приедет с князьями. Много ещё чего можно сотворить за это время. Авдей будет выть волком.

Вернулись удручённые гридни. Взмокшие, с всклокоченными бородами.

– Как сквозь землю провалился, – виновато промолвили они, топчась на месте и тиская в руках шапки.

– Не беда! – воскликнул Духмян. – Ведомо мне, где берлога этого татя. Нагряну как-нибудь с людьми туда. Уж не убежит, пожалуй.

– Вестимо, вестимо! – загалдели гридни, видя, что хозяин не гневается на них за оплошку и что он в неплохом настроении.

Духмян махнул рукой гридням, чтоб удалились. Они тут же вынырнули из горницы. Приятно было Духмяну делать такие повелительные жесты и то, что люди слушаются его беспрекословно. Жаль, конечно, что не всё в его власти. Это уж он перед гриднями храбрился. Но если бы они схватили Авдея, он не знал бы, что с ним делать. Ничего такого особого он не совершил, чтоб законопатить его в темницу надолго. Духмян сам его вывел из терпения. В открытую тут бы нельзя было идти. Вмешался бы воевода, всё бы узналось по поводу оклада. Тут как бы самому не погореть, что и получилось несколько лет назад. Лучше всё делать исподволь. Жизнь его уже его научила этому. Авдею сейчас несладко и, если дальше его горячить, то он не выдержит, и найдётся повод его в поруб посадить, а он, Духмян, будет ни при чём.

Хлопнула дверь. Вошёл посыльный от воеводы Федька, наглый малый с дерзким взглядом, совсем не считавшийся с Духмяном. Когда-то Духмян тоже был посыльным, и Федька над ним шутковал и озоровал. И теперь никак не смирится с Духмяновым возвышением, не уважая его должным образом. Конечно же, если бы Федька был под его началом, Духмян давно бы его обломал, но…

Он не поздоровался с Федькой, решил проучить. Сидел за столом, будто не замечая никого. Тот потоптался, посопел – никакого внимания.

– Духмян, слышь! – наконец-то проговорил он.

Пройдя по Федьке будто рассеянным взглядом, сказал, как бы вскользь:

– Ага! Посиди на лавке. Сейчас.

– Да мне и всего-то передать от воеводы приказ.

– Я занят! – повысил голос Духмян. – Сказал же: посиди.

Для значительности уткнулся в какой-то пергамент, делая вид, что читает, хотя был неграмотен. Заставил Федьку помучиться в ожидании и попотеть немного. Вошёл-то он в тулупе, а в горнице хорошо натоплено. Скидывать тулуп сразу он не стал. Да и зачем? Он же надолго здесь не собирался оставаться. Стянул только с вспотевшей головы шапку. Когда Духмян обернулся к нему, тот был в очень жалком виде. Будто удивившись, Духмян произнёс:

– Так тебе, чай, жарко?

Но опять не предложил раздеться, а сразу:

– Ну, так чего воевода хотел?

Федька встал и, крутя шапку в руках, произнёс:

– Так воевода велел тебе ввечеру явиться к нему.

– И всё?

– Так всё!

– И чего ж ты так долго парился? Сказал бы сразу, да и все дела!

Федька растерянно развёл руками:

– Ты сам велел ждать!

– Ах да, я был занят! Да, да, да! – отчётливо проговаривая каждый звук, промолвил Духмян. Пусть это будет Федьке наукой.

Потянув ещё малость времени, он опять удивлённо посмотрел на посыльного:

– А что ты стоишь? Иди.

Федька нахлобучил шапку и, робко ступая валенками, вышел в дверь.

У Духмяна радостно было на душе.

В горнице быстро потемнело. Духмян велел принести несколько светцов, держателей лучин. Затеплил лучины, и по стенам заколебались тени. Нужно было собираться к воеводе. Что там за надобности? Не очень любил Духмян воеводу. Тот смотрел на него всегда равнодушно, как на человека, ничего не значащего, почти как на пустое место. Робел Духмян перед воеводой и побаивался его. Задержав Федьку, он по-своему унизил и воеводу. Вот только с самим Иваном Мефодьевичем шутить было опасно. Он приучил всех вовремя являться по его зову. Вроде бы никаких особых наказаний не применял. Да и что он мог? Духмян подчинялся не ему, а князю Андрею. Но его взгляд из-под густых бровей заставлял почему-то трепетать Духмяна. Он быстро собрался. Надел полушубок, валенки, отороченные сверху мехом, почти княжеские валенки. Велел заложить каурого коня и плюхнулся на сани-кошевни.

Воевода Иван Мефодьевич был озабочен новостью от князя Святослава Всеволодовича…

После отъезда Александра и Андрея Ярославичей в Орду все дела во Владимире вершил старейший князь. Он остался в столице, хотя вначале хотел уехать к себе в Юрьев-Польский. Но потом внял просьбам Александра и остался. Только хозяин из него был никакой. Ответственности на себя не хотел брать. И по любому вопросу у него ни да ни нет. Всё перекладывал на плечи воеводы. Вот и сейчас узнал он, что Михаил Ярославич, московский князь, младший брат Александра и Андрея, прислал требование своему дядюшке, чтоб тот покинул столицу и передал всю власть ему.

Святослав Всеволодович пришёл к воеводе встревоженный. Его губы дрожали от обиды:

– Как этот молокосос может меня так унижать? Александр умолял меня княжить во Владимире, а тут!..

У князя перехватило горло, его руки дрожали. Воеводе жалко было старика. Михаил – не лучшая замена во власти. Норовистый, самотный, жил в своей Москве и до сих пор не притязал на большую власть. Его прозвали Храбрым, потому что в битвах он был, как лев. Но в мирной жизни как правитель никуда не годился. Жил для себя, отдыхая от бранных битв. Почему ему вдруг приспичило на великое княжение? Наверное, кто-нибудь подсказал, мол, старшие братья в долгом отъезде. Да и вернутся ли из Орды живыми, неизвестно! Хороший случай подоспел. Можно продвинуть своё потомство, свой род. Чем он хуже Александра или Андрея? Вот и хочет переселиться во Владимир хозяином. Так рассуждал про себя Иван Мефодьевич, а старый князь продолжал ворчать:

– Я ещё дитятком этого поганца тетёшкал, он у меня на бороде виснул. А вот, гляди-ка, вырос и хочет за ту же бороду выбросить из Владимира!

– Ну, и что ты, княже, решил? – прервал его излияния воевода.

– А что тут можно решать? Ты, воевода, действуй! Укрепляй крепость, чтобы Мишка-поганец не ворвался, как тать. Время ещё есть. Можно его потянуть перепиской. Напишу ему вразумительное письмо. А там как бог даст.

Ушёл князь, оставив воеводу в раздумьях. Хотя и считал Святослав, что время есть, но его уже нет. Обычно Михаил тянуть не любит. Чувствуется, что послал он письмо с нарочным уже с дороги на Владимир, чтобы нагнать на дядюшку страх и обхитрить его. И дело тут совсем недолгое.

Стали собираться вызванные воеводой люди иных князей да бояре, входящие в совет. Когда воевода обо всём рассказал им, поднялся галдёж:

– Пошто нам Михаила в столицу?

– Святослав сидит у себя в тереме, и сложностей никаких!

– Новый князь начнёт свои порядки наводить!

– Взбалмошный Михаил! Покоя не даст!

– Значится, решим обороняться от князя Михаила? Не дадим в обиду старика Всеволодовича? – вопросил воевода.

– Да! Да! Защитим! – все были в едином гласе.

– Тогда давайте едиными силами и защищать столицу. Прознает Михаил о нашем решении противостоять, взъярится, аки зверь! А воин он, вы знаете, хоробрый да умелый. Если мы будем нерешительны, это станет ему на руку.

– Чай не на поле будем биться, просто не пустим его людей в город! Тут особой хоробрости и силы не нужно! – возгласил боярин Климентий Носок.

– Не пойдёт Михаил на приступ столицы! Потопчется у ворот да и уйдёт восвояси.

– Ну вот и гоже, – улыбнулся воевода, радуясь такой сплочённости всех.

Только один Духмян был полон противоречий. Но вслух на совете ничего не высказал. Это было не в его лисьей природе. Да и трусоват он был возражать против всех.

Против Святослава он ничего не имел. Но если он пойдёт против течения, то ему наклёвывается случай. Коли он поможет князю Михаилу пробраться во Владимир, когда тому будут все пути заказаны, то Михаил может так отблагодарить, что Духмяну и не снилось. Ведь если все решили не пускать московского князя, то у него нет никаких возможностей пробраться в город. Обороняться владимирцы умеют, никакая храбрость чужаку не поможет. А поможет только хитрость.

Прав был воевода. Почти к полуночи в створки ворот забарабанили: пришёл Михаил. Не стал он ждать ответа дядюшки. Перед Золотыми воротами стоял немаленький отряд, вооружённый по всем воинским правилам. Тут и лучники, и тяжёлые конники и, самое главное, княжеское знамя, которое подсвечивали светочами.

– Воевода, открывай ворота! – послышался знакомый голос Михаила. – В гости я к дядюшке!

Громкий голос князя в ночной тишине раздавался окрест.

Воевода спросил, усмехнувшись:

– В полном вооружении? С войском? С боевым знаменем? Хорош гость!

– Это моя охрана!

– Святослав Всеволодович не хочет видеть тебя!

– Открывай, пока я в добром духе. Я ведь могу и рассердиться!

– Мне не велено пропускать тебя, Михайло Ярославич!

В ответ веер стрел с зажжёнными смоляными концами брызнул в тёмное небо. Это было как предупреждение. Воевода распорядился быть готовым ко всему. Но князь Михаил не пошёл на приступ, хотя отряды всё подходили и подходили. Внизу зажглись костры, и люди рассаживались возле них. Михаил почти у ворот поставил свою походную палатку, на которую водрузил свой княжеский стяг. Послали за Святославом Всеволодовичем.

Тот приехал заполошный, поднялся на заборол, пробежался туда-сюда несколько раз.

– Княже, не можно ли впустить вашего сыновца? Как-то негоже держать его у закрытых ворот, – нерешительно спросил воевода. – Я бы договорился с ним, чтоб он пришёл один с несколькими людьми.

– Нет! Нет! Нет! – вытаращив глаза, затопал старый князь, аж даже шапка его слетела с головы. Воевода поднял шапку и бережно надел её князю на голову.

У Святослава задрожали губы:

– Я знаю, для чего Михаил прибыл сюда! Прогнать он меня хочет с великокняжеского престола. Сам водрузиться жаждет, самозванец. А защитить меня некому.

– Они не будут приступом идти. Переговорить же с ними надобно.

Святослав замахал руками:

– Михалко хитрый. Ему только сунь палец в рот, руку он быстро оттяпает. У него уж здесь, поди, много лазутчиков! Стоит ему только войти в ворота, и целое войско будет его встречать.

Князь отступил несколько шагов от воеводы и взглянул подозрительно из-под бровей:

– Может, и тебя он купил? Больно уж ты за него печёшься! Пошто он тебе нужен здесь?

– Княже, я хочу как лучше! Чтоб всё было без крови. Чтоб мирно договориться! У нас и без этого много врагов. Монголы так и норовят прийти пограбить. Нам силы понадобятся, – воевода тяжело вздохнул и склонил голову. – А вот подлости я не имаю, и в предательстве меня ещё никто не уличал.

Святослав смутился:

– Ладно, в сердцах я это… Михаила не хочу видеть. Даже одним словом не желаю с ним перемолвиться. Для меня ясно, пошто он пришёл. Не надобен он мне!

Как только все разошлись с заборола Золотых ворот и остались лишь стражники-воротники, которых в этот раз было намного больше, чем в иные дни, Духмян решил действовать. Он решил тайно впустить Михаила в город, а уж там будь что будет.

Через Золотые ворота этого сделать нельзя. Много охраны. Да и на виду. Значит, через другие отдалённые от глаза ворота. Довериться никому нельзя. Тут же могут доложить воеводе.

Ещё с заборола Духмян заметил, что большая часть отряда князя Михаила сосредоточилась на берегу Клязьмы, недалеко от Волжских ворот. Туда-то и направился он.

Пока шёл Духмян до Волжских ворот по скрипучей натоптанной тропе, он несколько раз хотел поменять решение. Ведь если у него ничего не получится (если даже не думать о самом плохом), тёпленькое местечко у Андрея Ярославича будет потеряно. Некому будет заступиться за него. Князь Андрей далеко. А воевода не простит и отдаст князю Святославу как предателя. При этих мыслях Духмян приостанавливался. Кто его гонит на сомнительное дело? Потерять можно всё, но и ничего не обрести. Вдруг Михаил не оценит его поступок? Все эти князья взбалмошные и неблагодарные. Думают, что все им должны.

Духмян почти дошёл до Волжских ворот. На забороле, искрясь, горели светочи, разбавляя темноту. Вздохнул тяжело Духмян. До решительного его шага осталось немного. Чуть-чуть. А он всё колеблется. Вся его прошедшая жизнь научила, что без дерзости никаких побед не случается. Надо идти напролом. Совесть нашёптывает о предательстве. Но есть ли тут оно? Он же не монголов проведёт в родной город, а своего же русского князя, который потом будет решительно защищать столицу от настоящих врагов. Недаром же Михаила нарекли Храбрым. Что проку от этого мямли Святослава, которому пора уже на печи лежать и к смерти готовиться? Так уговаривал себя Духмян. А ноги его несли к воротам.

– Кто идёт? – послышался сердитый мужской голос в ответ на скрип деревянной двери в сторожку при воротах. Духмяна сразу опахнуло теплом с холода улицы.

– Да это я, Духмян! Не узнал, что ли?

– А, вона кто! Здрав буди! – навстречу вышел ключарь, кряжистый мужик средних лет. – Что принесло тебя сюды?

За ним выглянуло ещё несколько человек дружинников.

– Да вот воевода послал. Наших людей из Михайлова войска надобно провести для доклада князю.

– А что же не через главные ворота? – нахмурив брови, спросил ключарь.

– Тебя и не спросили! – прикрикнул на него Духмян. – Как бы это было, коли Михайло у самых Золотых ворот станом расположился? Не больно ли любопытен?

– Да мне что, – пробормотал воротник.

– Ну, а если так, открывай, знай, дверцу в воротах!

– А ты один? – пытливо спросил стражник.

– Да нешто цело войско выведу с собой? Михайловы соглядатаи, чай, следят. Давай шибче спеши. Мне надо скоро обернуться.

Стражник приоткрыл дубовую дверцу в воротах, обшитую железом, и Духмян вынырнул из неё:

– Жди меня, чтоб не пришлось стучать, шум поднимать, когда назад пойду.

Духмян перешёл мостик через ров, что опустил ему воротник, и оказался в поле. Ветер завывал, бросая хлопья снега прямо в лица. Вовсю мело, но Духмян помнил дорогу. Отступать теперь было поздно. Но он не шёл в неизвестное. Князь Михаил прекрасно знал его. Когда-то Духмян начинал служить у него. Ходил по нескольким личным поручениям Михаила и носил письма к боярским женам. Молодой Михаил был любвеобилен и многое доверял Духмяну. Но однажды бесчинство открылось. Духмяна выследил родственник одной боярышни, отняли у него послания, избили его, но он не выдал князя Михаила. За такую верность князь пообещал его щедро вознаградить, но через некоторое время, чтобы подозрение не пало на князя. Вот поэтому-то верил Духмян в успех. Время награды сам он приблизит. И потому княжение Михаила во Владимире было выгодно Духмяну. Только бы вышло.

А метель всё пуще и пуще. И тут Духмян углядел за снежной пеленой людей. Он поспешил туда. Увидев его, княжеские гридни ухватили его за руки:

– Кто таков? Не знаем тебя, человече!

– Не знаете, так ведите ко князю Михаилу.

– А мы тебя сейчас тут приколем, и вся недолга, – хохотнул один из гридней. – Скажем: ты лазутничал у нас, людей считал. А водить куда-то мочи нет.

У Духмяна захолонуло сердце: ведь дуракам закон не писан.

– А что на это вам князь скажет? Ведите меня прямо к нему. Он меня ожидает. Мой приход его обрадует!

– Ох-хо! – снова хохотнул тот же гридень. – Ты что, красна девка, чтоб тебе радоваться?

Второй гридень прервал его хохот:

– Багрян, не дури! Отведём его ко князю. Там разберутся. Наше дело маленькое.

Через некоторое время Духмян стоял уже перед князем.

– О, дорогой мой человече! Откуда ты взялся? – шумно, как всегда, радовался Михаил Ярославич, похлопывая Духмяна по плечу. – Не Бог ли мне тебя послал?

– Обидно мне стало, что собираешься ты, княже, ночевать в палатке у стен своего родного города! – озорная искорка сверкнула из глаз Духмяна.

Это было по душе князю:

– Ты, Духмян, истину глаголешь. Негоже здесь ночевать.

Духмяну понравилось, что князь узнал его и разговаривает с ним на равных. Надоело лебезить перед высокими особами.

– Ну, так спеши вперёд. Волжские ворота для тебя открыты. Не через парадный вход войдёшь в столицу, но не потеряешь ни одного человека.

Князь Михаил обнял Духмяна:

– Никогда я не сомневался в тебе. Коли выйдет всё, как ты говоришь, будешь первым человеком у меня!

Михаил, преисполненный чувств, облобызал его и, на мгновения отстранив, воскликнул:

– Я же должник твой с тех ещё пор! Помню я, помню!

У Духмяна затеплилось в душе предчувствие удачи. Не зря он отважился. Теперь дело за малым. А князь Михаил знает что делать.

Как опытный воин князь понимал, что теперь нужно только одно – стремительность.

Он подал клич сбора для того, чтобы обмануть обороняющихся. А остальное всё случилось быстро и бескровно. Духмян вместе с несколькими людьми пробрался через калиточку, которую держал открытой ничего не подозревающий ключарь Волжских ворот. Затем были открыты большие ворота, и отряды Михаила ринулись в город.

У Золотых ворот, услышав призыв сбора и увидев, что костры потухли и количество людей Михайловых уменьшается, решили, что осаждающие уходят.

– Ну, слава тебе, Господи! – перекрестился воевода и послал к Святославу Всеволодовичу сказать новость, что Михаил уходит. Но через некоторое время увидел с заборола, что увеличивается количество вооружённого народа внутри крепости. Он похолодел от ужаса и не верил своим глазам. Золотые ворота распахнулись, и через них в город хлынули отряды Михаила. Всё было кончено.

На заборол Золотых ворот поднялся сам Михаил со своими людьми. Увидев Ивана Мефодьевича, он со смехом крикнул:

– А ты говорил, что меня здесь не ждут! Мне даже ночевать в поле не пришлось.

Воевода растерянно пожал плечами.

– Вижу, вижу, что не рад ты мне! Но ничего не поделаешь. Сдавай-ка свои дела новому воеводе, – князь выдвинул вперед сияющего Духмяна.

– Вон оно что! – упавшим голосом отозвался Иван Мефодьевич. Теперь мне всё ясно, – и вздохнул, устало опустив голову.

А Михаил Ярославич поспешил к дядюшке. Тот уже спать ложился, успокоенный новостью, что Михаил отошёл от стен города, уже засыпал, умиротворённый. И вдруг, как в страшном сне: распахнулись двери, и в проёме стоит торжествующий Михаил:

– Во здравии ли ты, дядюшка? Первым делом сразу к тебе. А вот ты негостеприимен. Хлебом-солью не привечаешь! Сам почивать в тепле ложишься. А меня хотел в чистом поле спать заставить!

Михаил сбросил с лавки одежду Святослава на пол, а сам уселся, по-хозяйски расставив широко ноги в кожаных сапогах.

У Святослава губы задрожали, лицо покраснело, очи чуть ли не вылезли из глазниц. А Михаил продолжал:

– Нашлись добрые люди, открыли мне ворота, пожалели бедного путника. Значит, спать я буду по-человечески. А вот ты, дядюшка, эту ночь проведёшь в пути. Поезжай-ка от греха подальше в свой Юрьев-Польский. Я уже приказал заложить для тебя лошадей. Прощаться не будем. Не люблю я тебя, дядюшка!

Михаил резко встал, пнул ногой лавку и выскочил в дверь.