Текст книги "Авдеевы тропы"

Джубе

Давно уже не посылал бог Сульдэ старому монголу удачи. Теперь Джубе рад и тому, что жив он пока ещё, что великий Бату не приказал палачу одним ударом сломать его слабый больной позвоночник. Хотя это, может быть, было и к лучшему. Одно мгновение, и он, Джубе, окажется в царстве мёртвых. А там, возможно, за все его страдания и неудачи в земной жизни ждёт его блаженство. Великий Бату в обиде на него, Джубе. Не смог он выпытать у княжича Владимира подземный ход в ульдемирскую крепость. И во время приступа много погибло батыров. Не мог он уговорить русскую колдунью, чтобы заколдовать на расстоянии великого князя Юрия и заставить его прийти безоружного в их стан. Вместо этого старуха ругалась в ханском шатре и чуть было не выдрала русскому толмачу глаза.

В наказание Бату несколько дней велел держать старуху в подвешенном состоянии и не кормить. Опасаясь, как бы она чего не наколдовала, ей в рот плотно напихали тряпок и закрыли повязкой глаза. Джубе за плохое исполнение приказа хана отстегали плётками, после чего он почувствовал, что отходит в царство мёртвых. Но всё же отлежался. И тут сильно заболела и умерла любимая рабыня Бату, а тот толмач, на которого накинулась колдунья, был убит случайной стрелой. Бату испугался – может быть, колдунья мстит – и велел отменить все наказания. Колдунью сняли с дерева, и она была очень больна и слаба. Её стали хорошо кормить, выхаживать. Бату позвал к себе Джубе и велел ему продолжить уговаривать её вредить великому князю. Видимо, всё-таки она имеет большую силу. Главное, чтобы она поверила им и помогла. А уж награда будет щедрая. Хотел было Джубе отговорить Бату, мол, что уж он ей ни обещал за время уговоров, всё бесполезно. Бату гневно взглянул на старика и сказал, что без колдуньи Джубе ему не нужен и вместе со старухой его отправят в царство мёртвых. Понял Джубе, что надо быть тише воды ниже травы. Тем более, татарские воины пошли быстрым ходом к реке Сить, где стоял князь Юрий. Разведка воодушевляла Бату, что войско у князя Юрия малочисленно. Не прибыл к нему брат Ярослав с дружиною: то ли заблудился, то ли просто не хочет лезть на рожон. Узнал Бату, что между братьями всегда была неприязнь и споры из-за владимирского престола, даже бились они из-за этого смертным боем. Такая распря очень понравилась Бату. А Юрий со своим войском стоял на открытом пространстве, не было близко крепости с толстыми неприступными стенами. Разбить дружину великого князя сейчас проще простого. Радовался Бату, что бог Сульдэ надоумил его на это, и поспешил к великой славе.

По мере приближения к стоянке князя Юрия и у Джубе отлегло от сердца. Совсем не колдунья причина того, что в гневе великий Бату не казнил его. Из всех монгольских толмачей он лучше всех переводил, а с русскими толмачами сами пленные урусы не хотят разговаривать. Они плюют им в лицо или поступают так, как колдунья, которая чуть не расцарапала предателю глаза…

И чем быстрее дело приближалось к битве, тем радостнее становился Джубе. Будет очень много пленных, нужно переводить, и старик станет самим нужным человеком для Бату. Так оно и вышло. Как проходила битва, Джубе не видел, потому что великий Бату приказал охранять толмача целому десятку хорошо вооружённых воинов. Во время битвы он просидел в кибитке, нежась от сна и жирного мяса, и благодарил бога Сульдэ, что тот в своё время надоумил выучить русский язык у своих рабов-урусов.

И вот победа пришла. Славные монгольские батыры на радость своего предводителя уничтожили русское воинство, а голову главного русского коназа принесли на пике в подарок Бату. Пленили также племянника Юрьева Василько Константиновича. Прислали за Джубе от великого хана с почётом. Подбоченился Джубе и в самых лучших одеждах в сопровождении своей охраны направился в ханскую юрту. Он предвкушал множество подарков: щедрости великого хана в хорошем настроении не знают границ. А уж он, Джубе, постарается, чтобы это настроение было вдвое-втрое лучше.

Убранство юрты, и внешнее и внутреннее, было обновлённое, яркое. Снаружи слепил глаза золотой змий на шесте. Бату сидел на престоле в шубе из белых песцов, в штанах из китайского шёлка, в красных сафьяновых туфлях на высоких изогнутых каблуках. Бату улыбнулся Джубе и указал на место около престола. Сердце старика от счастья затрепыхалось. Ещё никогда он не сидел рядом с ханом. Это было доброе предзнаменование. Теперь уж нужно держать птицу удачи крепко. Придворные с завистью смотрели на идущего к новому месту Джубе. Как же, ведь сейчас он будет самым главным после Бату человеком, и от него очень многое будет зависеть.

И вот ввели мрачного лицом Василько Константиновича. Хотя его тоже приодели, но выглядел он совсем не празднично. Волосы на голове и на бороде всклокоченные, глаза тусклые. Ну что ж, подумал с торжеством Джубе, побеждённые и должны быть такими. Васильку велели встать перед ханом на колени, но тот не послушался. Ведшие его воины ударили носками сапог под коленные сухожилия, и он рухнул на ковёр.

– Ты долзен быть ладостны, сто стоис плед великим и всемогусим, сияюсим, как солнце, Бату! – затараторил Джубе.

Хан хлопнул в ладони. Из-за занавеси за престолом вынесли блюдо с головами сыновей Юрия Всеволодовича, погибших при приступе Владимира. Головы уже усохли, но были узнаваемы. У Василька дрогнуло от внутренней боли лицо, заходили желваки. Он узнал своих двоюродных братьев и забормотал:

– Упокой, Господи, души усопших Всеволода, Мстислава, Владимира…

Бату наслаждался этим зрелищем и, предвкушая ещё что-то, опять хлопнул в ладоши. Вынесли ещё одно блюдо.

– А вот их отец! – задребезжал голос Джубе, переводивший торжествующий вскрик Бату.

Василько в удивлении поднял брови, и губы его растянулись в улыбке:

– А вот этого-то вам, собаки, и не удалось. Видно жив великий князь, слава Тебе, Господи!

У Бату аж лицо вытянулось. Уж чего-чего, а улыбки он не ожидал. Его глаза пронзили Джубе. Он ждал перевода. А Джубе показалось, что на него небо обрушилось. Он сразу понял, что голова не княжеская. И хотя он сам в этом не виноват, но перевести дословно слова Василька – это значит укоротить ханскую победу, ханское торжество наполовину. А уж этого Бату ему никогда не простит. Тех, кто приносит плохие вести, хан убивает прямо перед своим престолом. Нужно тут же, не показав своей растерянности, как-то выходить из положения. На обдумывания не было времени, и он перевёл хану пока так:

– Василько радуется, что нам удалось убить эту собаку, великого князя.

Бату озадачился. Странные эти урусы: братьев двоюродных пленник пожалел, а их отца собакой назвал и доволен его смертью. Он в недоумении посмотрел на Джубе. И тот, через каждое слово вознося восхваление хану, предположил, что Василько Константинович ненавидит Юрия за то, что после смерти великого князя Константина владимирское княжество наследовал не он, как сын, а Юрий забрал это право. Это Джубе слышал от многих пленников, и только этим можно объяснить такое отношение к Юрьевой голове.

Гнев в глазах Бату приугас. Он призадумался, а затем велел сказать Васильку, что если тот захочет служить хану, то он подарит ему право на владимирский стол. Ёкнуло сердце Джубе: уж чего-чего, а это ему совершенно невыгодно. Ведь потом может раскрыться обман, и тогда бедному старику несдобровать. Конечно, очень редко русские шли на службу к хану, отказывались, не чувствовали своего счастья. Но вдруг Василько захочет, выбора-то у него нет. Тогда для Джубе беда… И продолжил он обманывать своего повелителя. С опаской оглядев придворных (но никто из них ни слова русского не знает и не разоблачит его), он перевёл ханские слова так:

– Плеславнейший Бату лазлешает тебе быть цепным псом у его престола, чтобы все видели это твоё счастье.

Сдвинул сурово брови Василько и отчеканил:

– Передай своему собачьему хану, что придёт великий князь с войском, ему отрубят башку, и наши русские псы будут её грызть.

Всё это Джубе перевёл хану дословно, умолчав про князя. Тот вскочил со своего седалища и приказал тут же казнить князя за дерзость. Батыры схватили Василько и поволокли к выходу.

Тяжело дыша от гнева, Бату только в самый последний момент велел отменить казнь, а, раздев пленника, посадить его на студёном ветру на некоторое время.

Джубе, конечно, было выгодно, чтобы князь погиб. А теперь что же? В конце концов, дойдут до хана слухи о живом князе Юрии, и тогда-то вспомнит он улыбку на губах князя Василько и может догадаться, что толмач обманул его, хана. Заныло стариковское сердце. О, как же недолго продолжаются радости в его жизни. Что-то всегда мешает. Нужно снова пускать в ход хитрость, иначе ему не выжить. Не любит Бату, когда его предают даже в малом. И решил Джубе свалить весь этот обман на Василько и колдунью Овдотью, а чтобы он, Джубе, был в стороне.

Джубе велел привести Овдотью к месту, где мучился от стужи князь Василько. Увидев того в бедственном положении, она заголосила, проклиная татарей, и, сорвав с себя полушубок, укрыла им заледеневшего на ветру и на снегу Василька. Татарские воины не противодействовали ей, боясь проклятий.

Джубе побежал быстрее в ханскую юрту и, бросившись к ногам Бату, завопил, что колдунья посылает на голову хана всех русских злых духов, и не только на него, но и на голову всех его потомков. Побледнев от страха, хан велел ублажить Овдотью, выполнив все её требования. А Джубе этого и надо было. Побегав туда-сюда для вида, он доложил, что Овдотья требует князя Василька к себе в юрту и чтобы наказание ему было отменено. Бату велел исполнить это, не пытаясь злить старуху. А Джубе, когда убедился, что Овдотья из разговоров с Васильком знает про то, что великий князь жив, снова прибежал в великом волнении к хану и поведал о якобы подслушанном у них разговоре о великой тайне, которую знает только Овдотья. А усмехался он при виде головы Юрия не оттого, что радовался его смерти, а по какой-то иной причине. А почему, Джубе берётся разузнать. Озадачился хан: уж очень он не любил неясности. Опасны они. Велел он Джубе разузнать всё до конца. И тот стал для вида тянуть время, и уж когда Бату весь изошёл от нетерпения, пришёл к хану и осторожно намекнул, что кое-что знает.

– Мне не нужно кое-что! – крикнул, нахмурив брови, хан. – Мне нужна вся тайна!

– Я знаю только то, что бог Сульдэ дал мне познать, – забормотал, уткнувшись лицом в ковёр у ханских ног, старик.

– Говори! – рыкнул Бату, теряясь в догадках.

– Русская колдунья, мой пресветлый хан, сделала так, что голова князя – это не голова князя.

Бату вскочил с престола и ничего не мог произнести от изумления.

Джубе, дрожа от страха, лежал у престола. Бату непредсказуем в своём гневе.

– Чья голова? – голос хана не предвещал ничего хорошего.

– О, солнцеликий, светлейший из всех светлейших царей земли, если бы только бог Сульдэ помог мне знать истину, я не посмел бы даже на мгновение держать её в тайне.

Но хан не слушал уже Джубе. Он велел батырам притащить к нему в юрту старуху-колдунью, князя Василька и тех воинов, которые принесли ему на пике голову великого князя Юрия. За этот дорогой подарок хан щедро наградил их и разрешил им больше не участвовать в боевых сражениях. Но если они так коварно обманули его, то и умрут самой поганой смертью, которую можно только придумать. Когда их всех привели в юрту, Бату велел вынести блюдо с головой Юрия и поставить посередине так, чтобы всем было видно, и через Джубе спросил, голова ли это князя Юрия.

Перепуганные до смерти монгольские воины часто-часто закивали.

А Василько опять, как и в прошлый раз, усмехнувшись, покачал отрицательно головой. Овдотья же ничего не оказала. Она вглядывалась в черты окровавленного лица, и что-то очень знакомое, близкое ей угадывалось в нём. Но что это, объяснить она не могла. Да и великого князя Юрия она ни разу в жизни не видела.

Трясясь от злости, хан закричал, указывая пальцем на Овдотью:

– Говори, колдунья, это ты наколдовала?

Овдотья, забыв об опасности разозлить хана и о том, что она никакая не колдунья, отчаянно воскликнула:

– Да я! И не то ещё наколдую. Пропадете вы на Руси великой. А коли убьёшь меня, тенью за тобой ходить буду и колдовать.

Замирая от страха, Джубе перевёл её слова Бату. Он боялся и хана, но боялся и старуху: вдруг начнёт плевать вокруг и всех проклинать.

В сердце же хана боролись противоречивые чувства. Уж если колдунья могла заменить голову, то она и в самом деле очень сильная, и ссориться с ней опасно. Но нужно и точно быть уверенным в том, что колдунья и князь не обманывают его. Не верить своим батырам тоже нельзя. Ведь они были в бою и добыли голову, подвергаясь опасностям. И очень не хотелось хану, чтобы отняли у него полную победу.

Послал хан ещё за кое-кем. Одним русским, который служит ему теперь, а он жил во Владимире и видел много раз Юрия Всеволодовича. Есть ещё в войске один китаец, который встречался с великим князем. Уж они развеют его сомнения, и будет хан знать, что делать, и особенно, как быть с этой колдуньей. Ведь если голова княжеская, значит, она никакая не колдунья, нечего опасаться и можно ей ломать хребет.

И вот когда и русский, и китаец подтвердили, что голова не князя Юрия, тяжко стало на сердце у Бату. В гневе великом казнил он тех батыров, которые принесли ему эту голову. Не любил он, когда ему, хану, лгали. Конечно, батыры не виноваты. Ведь тот, который выдавал себя за князя, был в княжеском одеянии и шлеме. Обманул хана, может быть, сам князь Юрий и теперь подсмеивается над ним, победителем. А этого Бату не вынести. Вместе с батырами казнил он несколько десятков пленных, а также заодно и русского с китайцем, чтобы они не разнесли по войску весть, что князь Юрий может быть жив. Хотел хан сломать спину и Джубе, но потом опомнился. Старик будет молчать, а переводчик он хороший. Да и с колдуньей надо как-то общаться, чтобы не разгневать её. А у Джубе это получается. Только не нравилось хану, что он сам находится в её власти. Вдруг в её голову придёт что-то такое, что Бату выполнить не сможет? Просил хан бога Сульдэ, чтобы тот его надоумил, как выйти из положения. Долго Сульдэ не давал никаких знаков, а потом вспомнил хан о своих шаманах и призвал их к себе. Велел он им лишить русскую колдунью её могущества и напустить на неё дурную болезнь. Усердно старались шаманы выполнить Батыев приказ, и он ждал вестей от Джубе. Тот каждый день приходил к нему и говорил, что кроме кашля, чихания и ломоты в ногах с колдуньей ничего не приключается.

Жалел хан, что в своём гневе поспешил и казнил всех батыров, не узнав подробностей того, как взяли они в плен лжекнязя и что он из себя представлял. Хорошо ещё князя Василька не казнил сгоряча.

Снова велел Бату привести его к себе. Переводил Джубе. Василько вёл себя независимо, будто бы и не в плену находился. Взыграла у хана душа от этой наглости, но он заставил себя успокоиться и велел Джубе начать допрос:

– Чья голова лежит на блюде?

– Я не знаю этого человека, – ответил Василько. – Но он храбрец, раз пожертвовал жизнью ради великого князя.

– А где сам князь?

Губы Василька скривились в знакомой улыбке:

– Собирает войско, чтобы тебя, поганина, вышвырнуть с русской земли.

– А разве я не всё ваше войско разбил? – глаза Бату гневно сверкнули.

– Тебе никогда не разбить нашего войска, не старайся! – Василько прикрыл устало глаза и пошатнулся.

– А если я тебе сохраню жизнь, – переводил Джубе слова и уже не перевирал их: ведь в прошлый раз Василько так и не понял, что хан жалует его княжеством на земле Владимирской. – Будешь ты великим князем, самым могущественным на всей Руси, потому что войска Бату будут помогать. Ведь князь Юрий украл у тебя отцов престол.

– Зачем надо твоему поганому царю, чтобы я предал своих и служил, как шавка, ему? – спросил Василько у Джубе, и его желваки на лице заходили ходуном.

– Солнцеликий любит верных слуг, – затараторил Джубе. – Он их любит награждать.

– Видел я, как он награждает их, – опять усмехнулся Василько. – Вон их сколько перед входом валяется.

Джубе понял, что князь говорит про казнённых батыров да русского толмача с китайцем.

– Так мы поступаем с предателями! – твёрдо воскликнул Бату.

– А он не ведает, что и у нас предателей по головке не гладят? – снова обратился Василько к переводчику, нарочно не обращая внимания на хана, как бы презирая его.

Бату наливался яростью, аж весь побагровел.

– Смотри на меня! – закричал он, и Джубе, дрожа от страха, перевёл требования повелителя. – Смотри и трепещи!

– Было бы перед кем трепетать! – засмеялся Василько и вдруг, улучив мгновение, рванулся вперёд и успел схватить Бату за туфлю, желая стащить его с престола.

Яростно взвизгнул хан, но тут копьё охраны пронзило тело Василька, и он рухнул на ковёр. Затопал Бату в гневе:

– Убрать собаку! – и очи его чуть не вылезли из глазниц.

Перепуганный до смерти, возвращался Джубе их ханской юрты. Ох, как же трудно с этими урусами! Как бы теперь хан не обратил свой гнев на него, Джубе! Ведь он был свидетелем ханского позора, а свидетелей хан всегда убирает. В глазах войска хан должен быть божественным, а тут русский пленник чуть было не стащил его с престола. Громко стучало сердце в груди старика, боязливо оглядывался он назад – не нагоняет ли его ханская охрана.

Проходя мимо юрты Овдотьи, Джубе заметил какую-то мелькнувшую тень. Охотничий нюх пробудился в Джубе. Он притаился у входа и прислушался. Слышен был детский голос:

– Тётенька Овдотья, давай убежим!

– Рано пока что, Настёнка, князя спасти надо.

Ворвался Джубе в юрту и схватил за руку перепуганную девчонку, закутанную в шаль, которая была очень знакома ему.

Взвизгнула Настёнка и дёрнулась в жилистой ухватистой руке монгола, но он крепко держал её и бормотал:

– Не та ли ты девоська, что ухаживал за коназом Владимиром? Джубе всё помнит, всё знает, ещё никто не убегал от Джубе.

Настёнка совсем струсила. Этот монгол на неё злой за то, что она убежала, вон как цепко держит.

– Пусти! – снова дёрнулась девочка.

– Теперь девоська не убезыт, плётка больно будет полоть девоська.

– Не бойся, Настёнка, не страшись: эта поганка ничего тебе не сделает, – голос Овдотьи был суров. – Отвяжись от девчонки, окаянный!

Джубе воскликнул, оправдываясь:

– Колдунья не знает, эта девоська сбежал от Джубе. Бату был очень недоволен.

Овдотья продолжала с нахмуренным видом:

– Мне наплевать на твоего пата. Я смогла поменять голову великого князя на другую, неужто ты не ведаешь, что я это сделаю и с тобой.

Ослабела хватка Джубе. Настёнка вырвалась, побежала к Овдотье и прижалась к ней.

– Вот так-то лучше, – промолвила Овдотья, погладив девочку по голове и обращаясь к монголу. – Тебе, жаба, лучше со мной не ссориться, а то я поведаю твоему пату, что из-за тебя не получил он голову великого князя.

Страх охватил переводчика: ведь в самом деле наговорит она хану на него, тот в ярости и казнит старика. А Овдотья, нахмурив брови, с непроницаемым лицом продолжала:

– Ты мне сейчас помешал колдовать на князя. Я почти его уговорила прийти сюда без оружия. Ты ворвался, нашумел, и вот теперь всё…

Джубе показалось, что у него остановилось сердце. Он со страхом оглянулся и прислушался, не слышит ли кто речи колдуньи, не донесёт ли об этом хану. Забормотал дрожащим от страха голосом:

– Я не буду трогать девоська, я никому не скажу про девоська.

– Где же князь Василько? – перебила его Овдотья. – Куды его увели?

– Коназа был осень делзкий. Коназа хотел делать больно Бату. Батыры убили коназа, – бормотал Джубе ни жив ни мёртв.

– Охти ироды! – воскликнула Овдотья и закрыла руками лицо. Затем стала креститься, бормоча молитвы: «Упокой, Господи!..»

Перепуганный вконец Джубе, думая, что колдунья нашёптывает проклятье на его голову, выскользнул из юрты и побежал со всех ног к себе.

Настёнка с уважением и трепетом смотрела на тётеньку Овдотью, как она одним словом справилась с этим мерзким старикашкой и навела на него такой ужас.

Ещё пару дней назад Настёнка никак не думала встретить здесь, в стане врагов, Овдотью, о которой в последнее время и думать забыла. Уж столько событий прошло с того мирного времени, когда жили они с тятенькой в деревне беззаботно, рядом с соседями, среди которых самой доброй была тётенька Овдотья. Казалось, что того времени и не бывало, слишком уж виделось оно спокойным, как сон. А будни были другие. Кончилась битва на реке страшно.

Почти все русичи полегли на окровавленном снегу. А иных татаре повязали и увели в полон. Великий князь был ранен, он не мог даже ходить сам. Для того чтобы удалось вывезти Юрия Всеволодовича с поля боя, дядя Иванка надел княжеское снаряжение, княжеский шлем и стал отвлекать на себя тех, кто охотился за княжеской головой. Ростом и телосложением Иванка с князем были схожи. И вместо княжеской срубили татаре Иванкову голову. А Настёнка, Авдей и ещё несколько человек углубились в лес и увезли страдающего князя. Потом к ним прибились ещё люди, в том числе и Корнюха. Узнав, что дядя Иванка погиб, он несколько дней плакал. Значит, это его голову во время боя видел он на татарской пике!

Их небольшой отряд не стоял на одном месте, хотя состояние князя требовало покоя, но останавливаться надолго нельзя было: враги могли на них наткнуться. Первое время они то и дело прочёсывали леса, собирая в плен русских воинов, но потом успокоились и этим самым дали отдых и княжескому отряду. Но тут новая напасть – кончилось всё пропитание, и нечего было есть. Вот и стали Настёнка вместе с Корнюхой подбираться к татарским кострам и утаскивать еду: то куски конского мяса, то незаметно снимали с костров казаны с похлёбкой из мяса и жареного проса, то бурдюки с кобыльим молоком. Вначале татаре были очень осторожны, а потом расслабились. Воины расправляли рукава своих шуб, зарывались в снег и храпели, наевшись мяса.

Однажды Настёнка с Корнюхой углядели неохраняемую юрту и тихонько пробрались туда. Тут-то она и столкнулась нос к носу с тётенькой Овдотьей. Обе сразу узнали друг друга и охнули. Не виделись они с того времени, как украдена была Настёнка татарами. Сели, забыв обо всём, у огня посерёдке юрты и рассказывали всё о себе. Корнюха долго ждал Настёнку и в тревоге, не случилось ли что с ней, заглянул в юрту. Вот только тут они опомнились. Особенно горевала Овдотья за участь Иванки: ведь она так и не видела его взрослого живым. Только голову. Обняла она и Настёнку, и Корнюху как приёмного сына Иванки, и вместе они всплакнули, потому что невозможно было удержаться от слёз. Но плачь не плачь, а они находились в самом логове татарского стана, и надо придумать, как спасти от лютой смерти князя Василька. Да и голову Иванки и сыновей великого князя Юрия надо вызволить, чтобы похоронить по-христиански. Для того чтобы монголы верили в её могущество, Овдотья сказала Настёнке, чтобы та выпросила у князя Юрия его великокняжеский перстень на время. Когда татаре увидят, что она обладает этим перстнем, они будут выполнять все её требования. Вот сегодня-то Настёнка и принесла этот перстень. Долго князя Юрия не пришлось уговаривать, когда он услышал, что возможно спасение Василька, и то, что, может быть, перед смертью (великий князь был очень плох) он увидит лица всех своих погибших сыновей, закроет им очи и бросит ком земли в их могилу. Авдей хотел идти вместе с дочерью, но она не взяла не только его, но и Корнюху. Нужно было пробираться к Овдотье очень незаметно.

Пока она пробиралась, видела, как у юрты Бату вместе с татарскими воинами казнили русских пленников. Вся в слезах прибежала она к Овдотье и стала просить её схорониться: вдруг и за ней уже идут.

Вот тут-то Джубе и застигнул их вдвоём… Увидев, как Джубе трусливо бежал из Овдотьиной юрты, Настёнка поняла, что, может быть, и будет удача. Вот только с вызволением Василька опоздали. Вышла тётенька Овдотья из юрты, подозвала татар и велела им найти старика-толмача и сказать, чтобы он быстрее пришёл к ней. Недолго пришлось ждать. Прибежал Джубе в юрту запыхавшись. Овдотья же напустила на лицо суровость и значительность:

– Скажи своему пату – нашла я всё-таки место, где скрывается великий князь Юрий, и посылала к нему лесных духов – леших.

Джубе хотя и страшился Овдотьи, и верил в её силу, и боялся её, тут смотрел недоверчиво. Но Овдотья продолжала, не замечая подозрительного взгляда Джубе:

– Лешие украли у великого князя перстень и принесли его мне.

Овдотья раскрыла пальцы, и на ладони сверкнули дивные камешки перстня. Джубе охнул от изумления. Похоже на правду. Откуда у старухи оказалась такая драгоценность?

– Теперь великий князь у меня в руках! – выдохнула Овдотья.

– Заставь коназа приходить в плен.

– Он собирает большое войско, в котором будут воевать не только живые люди, но и духи погибших. Он хочет победить твоего пата.

– Но это… ты умрёшь первая! – возбуждённо прокричал Джубе, забыв даже об опаске перед колдуньей. – И эта девоська умрёт! – указал он на Настёнку.

– А ты? – усмехнувшись, Овдотья пронзила взглядом Джубе.

Прикрыв глаза, он сжался в комочек от страха.

– Чтобы нам всем не умереть, не надобно зазывать сюда великого князя со всем войском. Не похитрее ли следует быти?

Понял Джубе, что не нужно сердить старуху, пусть делает как знает. Особой благодарности от хана не дождаться, если рассказать о дерзости старухи. Не вспомнит ли Бату его промашки и не заставит ли отвечать за них? Да по всему видно, он и сам не хочет ссориться с колдуньей.

– Ты поди к своему пату и поведай ему про княжеский перстень да скажи, чтобы отпустил он меня к Великой Столетней Сосне. Мне надобно послушать её ствол и познать, когда можно идти к князю.

– А зачем туда идти? – недоверчиво вскричал Джубе.

– А вам что, уже не нужна голова княжеская? – с деланным удивлением округлила глаза Овдотья.

Джубе растерялся на миг, а затем опомнился:

– А ты вели своим духам, лесим принести голова сюда, как пелстень.

– Ты больно уж умный! – разозлилась Овдотья. – Коли бы это было так легко, нешто бы я не догадалась! – она кричала, всё повышая и повышая голос. – Да коли бы я могла это делать, я бы лучше отослала великому князю башку твоего пата!

– Глупый старух! Бог Сульдэ убьёт тебя на месте за такой слов. Всемогущий Бату ушлёт тебя в сарство тени! – закричал Джубе, перепугавшись этих дерзких старухиных слов, боясь, как бы их никто не услышал и не доложил хану раньше него. Совсем забыл Джубе, что никто, кроме него, здесь язык урусов не знает.

– Ах так, жаба ты проклятая, тьфу на тебя! – и Овдотья плюнула на Джубе. Тот с визгом отскочил и, как заяц, опрометью выскочил из юрты. Настёнка захохотала. Ей было так смешно смотреть на этого старикашку, который вдруг, как мальчишка, выскочил прочь. Она вспомнила, как он бил плёткой и её, и княжича Владимира, а тут до смерти боится одного только Овдотьиного плевка. Но потом ей стало боязно:

– Тётенька Овдотья, а вдруг он сейчас осердится и приведёт татарей с мечами, и нас с тобой убьют?

Овдотья перекрестилась, вздохнула и обняла Настёнку:

– Всё возможно. Это есть нелюди. Но они меня опасаются. Всамделе думают, что я колдунья. Потому и надобно показать им, что я их не боюсь, что у меня есть какая-то сила над ними. А ты, Настёнка, помолись. Бог-то, Он спасёт.

Долго Настёнка горячо шептала молитвы и крестилась. Конечно же, надежда только на Господа. Ну что они с тётенькой Овдотьей могут сделать, коли потащат их злые татарские воины к ихнему князю?

– Тётенька, а страшен ли их царь-то?

– Да ну, плюгавенький какой-то, соплёй убить можно. Не ведаю уж, и пошто слушаются эдакого-то? Не то что наши князья.

Настёнка просветлела глазами, вспомнив и Всеволода, что в избу к ним в деревне заезжал, и княжича Владимира, которого она выхаживала. А уж великий князь Юрий всем князьям князь. Высокий, статный, правда, уже седой, а теперь и раненый.

– Папенька сказывал, тётенька Овдотья, что наш-то князь Юрий не жилец, пожалуй.

– Ничего, может, и выхожу, – протяжно промолвила Овдотья. – Только дай, Господи, добраться туда. В иных травяных корешках сила целебная, главное, под снегом их найти.

– Ой! – вскрикнула радостно Настёнка, подпрыгнув. – Мы с Корнюхой тебе подможем корни-то искать!

– Вот и слава богу.

И тут они услышали за стенами скрип снега под шагами и татарский говор. В юрту вошли Джубе и два воина. У Настёнки сердце в пятки ушло. Ну вот и всё.

Джубе, вытянув тощую шею, с важным видом промолвил:

– Всемогущий, подобный солнцу повелитель всех повелителей требует тебя, колдунья, и девоська под его, подобно драгоценностям, очи.

– Не бойся, – шепнула Овдотья Настёнке. – Этому пату что-то нужно от меня.

Они оделись, а Джубе всё опасливо посматривал на Овдотью и на то место, куда намедни попал её плевок. Как хорошо, что он сумел отпрыгнуть…

Перед тем как завести в белую богатую Батыеву юрту, Овдотью с Настёнкой несколько раз провели между костров. Бату сразу огорошил их:

– Я не верю тебе, колдунья! Этот перстень тебе принёс девоська!

Хан хищным взором разглядывал на своей ладони перстень:

– Мы посадим девоська на горячий сковородка, и она всё скажет, где князь и как его найти.

Настёнка вскрикнула от страха, услышав такие слова. Бату ухмыльнулся, бросив на неё свой взгляд. Но Овдотья была спокойна, даже глазом не моргнула:

– Воля твоя! Токмо ты девчонку-то не пугай, она ни при чём. Надо быть дураком, чтобы дать такую драгоценность в руки неразумному дитяти. А если ты не веришь моим словам о леших, то пошто ты со мной валандаешься? Кончай сразу.

Бату пожевал губами, не в силах оторвать взгляд от перстня.

– Но как я тебя отпущу, вместе с перстнем убежишь и ты, и девоська. Откуда я знаю, где твой сосна?

– Коли ты хочешь перстень заместо княжьей головы, не отпускай меня. Да я и не хочу одна идти к сосне. Пусть со мной идёт Жаба и воины твои. Ведь мне нужно взять с собой и головы княжичей, и ту голову, что тебе вместо княжеской принесли.

Бату оторвался от перстня и удивлённо посмотрел на старуху:

– Зачем тебе головы?

– Сыновья с отцом одной крови – кровь покажет путь. Ну а чужая-то голова отомстит князю, что её срубили зря. Нешто ты не понимаешь? Жаба-то говорит, что ты тоже колдун.

Бату приосанился и, надув щёки, важно вымолвил:

– Я царь всех царей и колдун всех колдунов.

– Ну, а пошто тогда спрашиваешь?

– Я пошлю вместе с тобой и Джубе большой отряд…

– Тогда я не пойду! – резко перебила хана Овдотья.

– Почему? – озадачился тот.

– Я должна слушать Великую Сосну, а воины твои будут шуметь, стучать оружием, кони ржать… И чего ж я услышу? Пусть пойдёт Жаба и десяток твоих воинов, но только без лошадей. Потом мы все вернёмся, когда я узнаю путь, и вот тогда хоть тысячу воинов посылай – князь будет в твоих руках.