Текст книги "Авдеевы тропы"

– Ну, Корней, ты сам, как дитя малое!

– Быстрей бы рос он! – воскликнул Корней и, улыбаясь, отдал сына Настёнке.

– Ну, и не заметишь, как и вырастет, – ответила Варвара, любуясь сыном. – Вон, какой ты ладный да статный. А когда-то таким же был, как Ванюшка. Потом ходить научился, потом говорить, потом озорничать. А теперь эвон взрослым стал.

– А помнишь, мамонька, как с Катёнкой и Фросей в лес по ягоду ходили. Как спрятался я за толстенную берёзу, затаился. А они бегали, искали меня…

Улыбка сошла с Корнеева лица, и он тяжело вздохнул:

– А теперь вот сами пропали, мне искать их надобно.

Варвара уголком платка вытерла скатившиеся на щёки слезинки и тоже вздохнула. Корней промолвил с надеждой в глазах:

– На днях выезжают Андрей Ярославич и Александр Ярославич к Бату-хану в его поганую степь. Там где-то мучаются мои сестрички в полоне. Андрей Ярославич берёт меня с собой.

Вспыхнули у Варвары глаза.

– Может быть, и найду я сестричек, – продолжил Корней. – Ведь нашёл же я тебя, мамонька. Как чудо приключилось. А ведь тогда я был мальчишонком. А теперь я эвон какой!

– Так-то так, – покачала головой Варвара, – да уж больно дорога-то туда далека и опасна. Сколь долго мы ехали оттудова, помните? Зимой выехали и только к лету на Русь добрались.

– Да не в этом трудность, – задумчиво проговорил Авдей. – Корней будет всё-таки не один, с князьями поедет. Степь-то больно огромная. А монголы на одном месте не сидят. Сегодня здесь, завтра там, и невольников с собой возят.

– Да, – согласилась Варвара, – помню я, на одном месте не сидели, как птицы перелётные, туды-сюды. И какая радость в этой кочевой жизни?

– Может быть, опять повезёт, а? – с надеждой промолвил Корней. – Надобно случай не упускать.

– Да уж! – согласились все.

Только и жил теперь этой мыслью Корней и готовился к поиску сестрёнок. Хотя что он будет делать и как искать, и знать не знал. Жаждал поездки и внутренне боялся её.

– Если бы не Ванюшка, – жалостливо смотрела Настёнка на мужа, будто понимая его неуверенность, – поехала бы я с тобой. Может, что вдвоём и придумали бы на месте. А без матери плохо будет сыночку.

– Да что вдвоём, что одному – всё одно степь-то не сузишь! – улыбнулся Корней.

– Хитрая я, пронырливая! Ты хорош мечом махать да на коне скакать. А я на ходу что-нибудь эдакое придумала бы! – в Настёнкиных глазах промелькнули искорки.

– Так-то так, – согласился Корней, – да больно уж дорога далека и трудна, почти две зимы. Куда годится?

– Не, не могу я столько без Ванюшки, и он – без меня! – вздохнула Настёнка. – Ну и без тебя соскучусь!

Прижалась она к Корнею и ну целовать его колючие щёки! Не могли они жить друг без друга. Такое впечатление, будто и родились вместе. А тут такая грезится разлука! Трудно даже представить Настёнке, что долго-долго не будет Корнея. Кого же она будет ждать целый день, кого кормить и глядеть, как он будет есть, поглядывая лукаво и призывно на неё? Хорошо, что есть у них Ванюшка. Некогда Настёнке будет скучать.

Не сказала она мужу, чтобы не расстраивать его, о сегодняшней странной встрече. Пошли они днём с Ванюшкой на волю подышать воздухом. Хотела она его покатать на саночках. Тепло нынче было, по-весеннему совсем. Глаза слепило от солнца, которое отражалось в снежной глади. Ванюшка улыбался этим солнечным бликам, радовался, хотя и жмурился.

Настёнка услышала, как сзади быстро-быстро заскрипел снег. Дорожка была узенькой, и она малость посторонилась и оттянула салазки, чтоб освободить дорогу. Но шаги за спиной затихли и она, оглянувшись, увидела парня лет двадцати, соседа, который жил недалеко, домов в пяти от них. Он стоял в шапке набекрень, в расстёгнутом на груди кафтане. Улыбался, и по всему было видно, никуда не спешил, просто догонял её. Она тоже улыбнулась ему. Видно, что-то хочет сказать. Настёнка никак не могла вспомнить, как его зовут. Как-то так вышло, прожив здесь уже не один год, не сблизились они с соседями. Некогда было со строительством дома, да и особого желания не приходило.

Сосед был взволнован этой встречей, по лицу чувствовалось. Сказал такое, что Настёнка дар речи потеряла:

– Ты не против, если я к тебе сватов зашлю!

Она стояла и моргала глазами в ответ. Речи его были непонятны.

– Ты мне давно уже нравишься, Настёнка, да все робею к тебе подойти.

Молодица наконец обрела дар речи. Она растерянно развела руками:

– Я вроде бы замужем, и вот… – она указала на Ванюшку.

Ей было как-то странно говорить об этом соседу.

У парня вдруг слетела вся робость, и в глазах зажёгся решительный огонёк:

– Да слышал я эту байку, но не верю ей.

– Какую байку?

– Да будто ты от брата родила, а теперь скрываешь.

Настёнка аж вспыхнула вся. Намедни Варвара рассказала то же от сплетницы-соседки. Тогда они с Корнеем вдоволь посмеялись над этим. А теперь эвон, как выходит.

– Корней мой муж, а не брат! – воскликнула она, нахмурив брови, и, взяв за ручку салазки, потянула их.

– Погоди, Настёна! – рванулся вперёд сосед, перегораживая дорогу. – Я ведаю, почему ты так деешь. Не хочешь сказать, кто тот подлюка, что бросил тебя с робёнком. Вот ты и придумала, что брат тебе не брат. Но ведь долго это не может продолжаться. Я всё продумал. Я скажу всем, что робёнок от меня.

Тут Настёнка не выдержала. Схватив Ванюшку в охапку и бросив салазки, она, не оглядываясь, побежала домой. Сосед растерялся и застыл на месте.

Сейчас, лежа в Корнеевых объятьях, она опять содрогнулась от этой странной встречи. Что делать, ума не приложишь. Если рассказать Корнею, он сейчас же взъярится и бросится разбираться с этим соседом. Горячий он по природе. Может дело дойти и до драки. А если забыть об этом разговоре, то, не дай бог, сосед и в самом деле явится сватать её. А теперь и новая сплетня поползёт по деревне, что Настёнка, мол, родила от соседа. Да что это за жизнь такая! Деревенские сплетни стойкие и жгучие. Порой вымарывают человека с ног до головы и доводят до отчаяния. Скажут, эвон нет дыма без огня. Она тронула мужа за плечо:

– Корнюша, чтой-то тебе скажу!

Но тот уже спал, прихрапывая. Ну, ладно, подумала Настёнка, утро вечера мудренее.

Под утро ей снился страшный сон. Будто сосед отнимает у неё Ванюшку и кричит, оскалив зубы, лицом похожий на собаку: «Это мой робёнок! Я его съем! Он не достанется никому!» А Корней будто сидит в сторонке, улыбается и качает укоризненно головой. Ванюшка заходится в плаче.

Вся в поту вскочила Настёнка, судорожно хватая воздух ртом. Корнея рядом уже нет. А Ванюшка плачет в своей качке. Вбежала Варвара с испуганным лицом.

– Настёнка, ты что так страшно кричишь? Что стряслось? Дитя напугала!

– Ой, мамонька, мне такое приснилось!

Вся дрожа, кинулась она к Варваре и прижалась к её груди.

– Ванюшку хотели съесть!

– Господи, Пресвятая Богородица! – облегчённо выдохнула Варвара. – Уж я думала, что и вправду содеялось!

– Охти, батюшки! – Настёнкино лицо было в слезах, и она всхлипывала.

– Да успокойся, дурочка, чай это всего лишь сон! – Варвара гладила Настёнку по встрёпанным волосам. – Чего, бывает, не приснится.

Прибежал и Авдей:

– Да что у вас такое? Разревелись.

Настёнка начала успокаивать ребёнка и рассказала свой сон и о вчерашней встрече с соседом.

– Да, непостижимы дела господни! – у Авдея аж дух зашёлся. – Да что это за надсада такая! Когда же всё это кончится?

– А что за сосед? – недоумённо спросила Варвара.

– Да, видать, Матвея-кузнеца сын. Я ему такое сватовство покажу, света белого не взвидит.

– Говорила я вам, – заворчала Варвара, – про соседкину сплетню, мол, добром это не кончится. А вы всё в смех обратили.

– А что, надо было ходить по домам и каяться, не знамо в чём, и каждому рассказывать всю нашу жизнь, – рассердился Авдей. – Умные не болтают, а дуракам рты не завяжешь.

– Так-то оно так, – согласилась Варвара, – вот смешного тут ничего нету.

– Откуль было знать, что дело так обернётся. – пролепетала Настёнка, убаюкивая Ванюшку.

Авдей надел полушубок, натянул валенки, надвинул шапчонку:

– Пойду-ка я к этому парню. Поговорить с ним крепко надо. Пусть Настёнку не позорит, отстанет от неё со своим сватовством.

Савва, кузнецов сын, вчерашним днём после того, как Настёна убежала с Ваней, так и не ответив на его предложение, напился хмельной настойки. Он и до встречи с ней выпил для храбрости, после и вообще отрубился. Поутру у него болела голова, и когда Авдей решительно ворвался в их избу, он ещё не пробудился. Матвей, отец Саввы, поначалу не мог понять, что Авдей требует от его сына. А когда разобрался, тоже возмутился. Он за шкирку поднял Савву с лавки, встрёпанного, заспанного, с припухшим лицом. Крупной ухватистой рукой встряхнул сына и забасил:

– Савка, поганец ты эдакий, ты чего озорничаешь, чегой-то бабёнку позоришь?

Тот, увидев в избе Авдея, наконец-то совсем проснулся, заморгал глазами.

– Так… это… – проклюнулся наконец-то у Саввы голос. – Люблю я Настёну-то, жениться на ей думаю.

– Так у неё же дитя, муж! – возмутился Авдей.

– А что, дитя не помеха… – бормотал Савва.

– Я те дам не помеха! – крепко тряханул ещё раз Матвей сына. – А мужа-то ейного куды денешь?

– Так муж-то того… – закряхтел Савва. – Бабушка надвое сказала.

Матвей и прибежавшая на крики со двора его жена Василиса вопросительно и испытующе взглянули на Авдея.

Тому стало не по себе. Значит, крепко сидит в умах соседей эта неизвестно кем брошенная сплетня. Он аж задохнулся от обиды:

– Ну, давайте пойдём в церковь, где Настёнка с Корнеем венчаны, спросите священника, – у Авдея задрожал голос. – Коли мне не верите.

Матвей и Василиса смущённо опустили глаза, им стало не по себе. А Савва всё бормотал, не слыша Авдеевы слова:

– Я ж как следовает, сватов пришлю. Я ж понимаю.

– Псыть, Савка! – прервал его кузнец и с ходу сунул сына головой в кадку с холодной водой, что стояла у двери. – Охолонись!

Мгновение подержал в кадке его голову и отпустил. Тот дёрнулся, вытаращив глаза и отфыркиваясь. Брызги полетели по всей горнице. Его хмель как рукой сняло. Поглядев на всех как бы другими глазами, он безмолвно юркнул за занавеску и притих. Матвей промолвил с поклоном:

– Уж ты, Авдей, Христа ради, прости мово дурака, не держи на него зла. И дочерь твоя пущай обиды не держит. Всяко бывает!

Раскланявшись с хозяевами, Авдей отправился домой, но на сердце всё равно горело. Ладно, с одними утряслось, но шепотки разбрелись по умам. Это что ж: встать посреди деревни и бить себя руками в грудь, мол, я не я, корова не моя! А с чего? И смех и грех.

Дома у баб слёзы ещё не просохли.

– Авдей, ну как? – тревога сквозила в глазах Варвары и дочери.

– Ну, а что вам поведать-то? Что вы ждёте? Что Савка не придёт тебя сватать? Поговорил с ним отец строго. Наверно, не придёт, если уж совсем ума не лишился.

Варвара с Настёнкой облегчённо вздохнули. Авдей посмотрел на них, и ему вдруг стало так смешно, что он не смог сдержать смеха. Аж слёзы на глазах выступили.

Корней

Ездить верхом на коне всегда нравилось Корнею, с самого детства. Ещё когда был жив отец, а Корнюшка бегал мальцом, выводили Пегого, садились на него и – в луга. Отец в седле и сына привязывал к себе сыромятным ремнём. Пускали Пегого побыстрее, отец приподнимался над седлом, и Корней был вместе с ним на весу. Казалось, что он не едет, а летит по воздуху. Никаких толчков и рывков. Пегий бежал ровно, и круп его приподнимался, сообразно бегу, и грива его развевалась от встречного ветра. Корней ручонками хватался за неё и на миг представлял, будто он сам без отца скачет.

Далеко уже то время. Теперь Корней по-настоящему один правит своим конём, но ощущения все те же, как будто в первый раз. Приподнимаешься на стременах и – вперёд галопом! Правда, уже столько дней о галопе и думать нельзя…

Оба брата, князья Александр и Андрей, отправились к монгольскому хану Бату. Вместе с ними небольшая свита, в числе которой и он, теперь уже полноправный княжеский гридень.

Дорога в монгольскую степь долгая и однообразная. Помнит Корней такую же поездку ещё с князем Ярославом. Но тогда он был совсем дитятей, и радость оттого, что он нашёл маму и её смогли вызволить из плена, заслоняла всю скуку дороги. Он тогда никак не мог налюбоваться на матушку. Это было какое-то чудо. Только омрачала эту радость тревога за так и не найденных сестрёнок. Рубец на всю жизнь. Вот поэтому-то он рад поездке в монгольскую степь. Вдруг удастся найти следы. Хотя бывалые люди не верят в это. Монголы народ кочевой, а степь – она огромадная. Где кто сейчас находится, одному богу известно.

Медленно идут кони, медленно тащатся возы, медленно уходит накатанный снег из-под полозьев. Медленно ползут и мысли. Иногда они прерываются дремотным забытьём. Кажется, что и кони спят прямо на ходу. Но вдруг невесть откуда прорывается пронизывающий ветер, кружит степной пургой. Эта пурга снежит, снежит несколько ночей и дней, а потом неожиданно спускает свои снега на землю и больше не трогает их. И опять тишина стоит над огромной степью. Слышен только скрип полозьев и звяканье лошадиной сбруи, стук копыт по замёрзшей земле, редкие людские голоса. И вновь однообразная дорога.

Вот уже два месяца Корней в дружине Андрея Ярославича. По душе ему князь. Сам он видный, крепкосложённый, весёлый, а главное, настроен на то, чтобы не унижаться перед монголами, а бить их где только можно. И сейчас вот как сказал он своим людям: едут они к хану не для того, чтобы поклониться ему, а для того, чтобы разведать пути к его логову и познать силу его и возможности.

Самое главное, что хочет князь Андрей, собрав потом силы, прийти сюда с большим войском. Корнею по душе такая решительность князя. Если бы все княжества объединились в единый кулак, то Бату не посмел бы противостоять этой силе. И почему князья этого до сих пор не сделали, не понять Корнею.

– Стой! – голос нового приятеля, дружинника Петряна, вывел его из задумчиво-дремотного состояния. – Приказано встать на ночлег, а ты один так и доедешь до монгольского хана.

Корней встрепенулся. И правда, степь уже покрылась сумерками.

– Да, я бы так и ехал, – улыбнулся он. – На ходу и спится лучше.

– Ну, ты бы и спал. А твой конь-то намаялся бы везти тебя.

– Ты, Петрян, прав. Надобно отдохнуть коняке.

Встали посреди степи. Быстренько княжеские палатки взметнулись. Разожгли костерки, и дружинники расселись вокруг огоньков.

– И как это монголы всю жизнь вот так живут? – покачал головой Вассей, оказавшись рядом с Корнеем. – Не зря они конину едят. И сами вроде коней. На одном месте им тягомотно. Травку свежую пожевать хочется!

Сидящие хохотнули на Вассееву шутку и вновь устремили взгляды на него. Мог он развеселить, а это разнообразило нудный путь.

– Поведаю-ка я вам, робяты, байку! – Вассей подстегнул внимание сидящих, и в глазах его зажглись озорные лучики. – Вот одна монгольская баба провожала свово мужика в поход на Русь и напутствовала его. Ты, мол, всякого богатства тьму-тьмущую привези: золота, нарядов мне, скота да пленниц-баб, чтоб я, значит, только сидела да отдыхала, а они всю работу за меня делали. Ну, ладно, уехал он в поход. А ей в голову далось: вдруг не вернётся он да сгибнет, ничегошеньки не привезя. И почала она богу своему монгольскому молиться. Так ведь не о том, чтобы спас он её мужа в боях, а о том, что если и погибнет, то сначала привезёт всё богатство ей, а потом будь что будет, хоть и в коня тело его преобразись. Внял монгольский бог её молитве. Погиб суженый при приступе русского города, но на время держал человеческое обличие и привёз всего – завались! Когда встренулись, забыла, о чём просила своего бога, и при всех жарко целовала мужика. Тут тот и оборотись конём. Взбрыкнул и убежал в степь, а всё богатство растаяло, как и не бывало!

Последние слова Вассея потонули в громком хохоте.

– Кони для них – это всё. И конину жрут, и кобылье молоко пьют. Да чуть ли с конями не цалуются.

– Да-а-а, – рассудительно промолвил Петрян, – не понять нам монгольские нравы. По-иному живут они. Сидели бы в своих степях! Так нет, подавай им Русь. Наехали, пограбили, поубивали да и опять восвояси. И чего им не сидится мирно?

– Да, слава богу, хоть восвояси ушли! – заговорило сразу несколько голосов. – Хуже, если бы остались и начали юрты свои на нашей земле ставить, а своим коням травы русские скармливать.

– Истину молвит князь Андрей Ярославич – бить их надо везде и всюду! – с жаром воскликнул Корней.

– А мы вместо этого на поклон едем к ихнему хану, – зароптали голоса.

– Так бейте их, чего ж вы ждёте? – встрял в разговор пожилой дружинник Никита. – Приедете к хану да на мечи его!

Вокруг костра загомонили:

– Так ведь силы-то неровные. Он нас враз затопчет.

– А чего ж, Аники-воины, душу-то терзаете?

– Ну, коли всю Русь собрать?

Склонил голову Никита и вздохнул тяжко:

– Где она, Русь-то? Кто под мечами сгиб, кто в полон уведён, а кто сидит и болтает попусту.

– Хм! – почесал затылок Вассей. – Захотел петух хозяйку победить да в суп попал.

Притихли все, и только слышно, как в костре пощёлкивает да потрескивает.

Тут выдвинулся рыжеватый дружинник Александра Ярославича:

– А у нас вот в Новегороде не было супостата, не победил он нас, новгородцев!

– И о чём ты баешь? – рассердился Никита. – Что вы, новгородцы, храбрее и сильнее иных?

Рыжий подбоченился:

– Как хошь думай, да только мы не битые!

– А у нас на Руси за битого двух небитых дают! – не растерялся Вассей.

– Что ж ты, небитый, едешь с нами на поклон к хану? – подъязвил рыжего и Никита. – Не в том дело, что сильнее вы других. Подвезло вам, что на болоте вы, и весенняя распутица подоспела и помешала монголам. Да и выдохлись к тому времени они.

Надулся новгородец и отошёл от их костра.

– Уж больно спесивы эти новгородцы! – бросил ему вслед Петрян.

– Да всё потому, что не пережили они поражения, близких не хоронили. Живут в своём небитом Новегороде и в ус не дуют. Вот и чувствуют себя богатырями.

Корней подобрался поближе к Никите:

– Ну, скажи, дядько, зачем мы едем к этому поганому хану, в толк я не возьму. Зачем ему кланяться? Он Русь потоптал, наших близких поубивал, в плен позабирал, а мы перед ним ползать должны? Я терплю только из-за того, что, может быть, удастся сестрёнок найти. Да князь Андрей говорил, что разведать их силу надоть да прийти сюда потом и разгромить их.

– Что ты, что князь Андрей – петушки молодые вы, несдержанные! Да разве там, куда мы едем, всё монгольское войско расположено? – Никита тяжело вздохнул. – Там охрана ханская да, пожалуй, и всё. А войско по всей степи бескрайней рассыпано. Всех подмяли монголы: и кыргызов, и половцев, и всякие иные степные народы. Да и русские княжества им покорны. Встречал я всех в боях. Когда надо, ринутся монголы всей ордой на Русь. Все города отутюжат снова. Всё больше под их крыло народов собирается: кто из боязни, кто для того, чтоб быть вместе да пограбить всласть.

– И что ж, мы тоже под их крыло хотим, коли кланяться едем? – возмутился Корней.

– Ох, Корнюха, Корнюха, мы с тобой люди служилые! Нам не понять княжеские намерения. Ведь если бы были силы противу хана, разве пошли бы наши князья на поклон?

Призадумался Корней: наверное, так и есть. Вроде прав Никита. И всё равно душа противится этому. Ведь прежде чем руки поднимать, хочется хотя бы попробовать сразиться с врагом. Тело чувствует неземную силу. Уж так хочется вынуть меч и отомстить им за то, что они содеяли с землёй русской! Наверное, то же самое чувствует и князь Андрей, говоря им, дружинникам, что не было ещё последнего решающего боя.

Пристроился Корней у костра, от которого шло усыпляющее тепло, прикрыл спину полушубком, чтобы тепло не уходило и не выветривалось в резких порывах степного ветра. Как бы сейчас гоже было бы оказаться в жаркой натопленной избе совсем без рубища, прижавшись к мягкому податливому телу жены Настёнки! Сколько они уже едут по этой степи, неведомо. Такое впечатление, что на одном месте топчутся. Одна и та же трава, одни и те же дали. День сменяется ночью, а ночь – днём, всё однообразно, никаких событий.

Перед отъездом Корнея Настёнка была расстроена тем, что сосед, кузнецов сын Савка, пустил о ней грязные слухи, будто бы их сынок Иванушка не от Корнея. Хотел он тут же бежать и наказать сплетника, но Авдей с матерью остановили его и сказали, что сами справятся и не дадут Настёнку в обиду. С тяжёлым сердцем уезжал Корней из дома. Настёнка с Ванюшкой на руках грустно смотрела на мужа, то и дело утирая слёзы. В слезах была и мать. Однажды она уже потеряла сына, когда монголы угнали её с дочерями в плен. Тогда она и не ведала, жив он или мёртв. Но свершилось чудо: Господь вернул ей Корнея в целости. А теперь вот и он уходит в страшное логово, в эти бескрайние неприветливые степи, откуда ей самой тоже чудом удалось вырваться. Тревожные глаза самых родных своих людей видел Корней часто и во снах, и в мечтаниях за эту долгую и, кажется, бесконечную дорогу.

Не заметил Авдей, как уснул. Много ли спал, не ведал, но проснулся оттого, что Петрян растолкал:

– Давай вставай! Наша пора быть на карауле.

Широко зевнул Авдей, и остатки сна ушли с этой зевотой. Вместе с Петряном и ещё одним дружинником Авдотькой натаскали они в костёр сухого кустарника, чтобы поддержать горение.

Ещё не рассвело. Хорошо, ветер утих, и вокруг стояла тишина. Только костёр потрескивал, да слышалось храпение спящих да позвякивание конской сбруи.

Авдотька ворчал, зевая:

– Чего тут стеречь? Чай, не на войну мы едем. Кому нужно нас середь ночи трогать?

– Ты чего это! – возмутился Корней. – Аль службы не знаешь! Мы князей охраняем.

– Спят они без задних ног в своих палатках. Внутри там стража. Да ещё вокруг, – бубнил, зевая, Авдотька. – До них добраться, надо быть невидимкой. А тут сиди и не спи!

– А мне спать не хочется.

– Тебе хорошо, – встрянул Петрян. – Продремал весь день на лошади. А я вот не могу спать в седле. Всю душу мне вытряхивает!

– Да ты приляг. Нас двое с Авдотькой.

– Нет уж, – успокоился Петрян, довольный тем, что товарищ посочувствовал. – Уж пошёл служить – надо службой жить.

Вдруг над их головами просвистели стрелы, чуть не задев. Бросились они на землю, завопили:

– Тревога! Тревога! Просыпайтесь!

Весь стан ожил, зашевелился, загалдел. А Корней с Петряном кричали:

– Не поднимайте голов! Нас обстреливают!

Ещё несколько стрел просвистело в воздухе…

Но от костров ничего не было видно, сплошная тьма. Зато они невидимым врагам были видны полностью. Надо переждать нападение. Неясно даже, с какой стороны стреляли. Вскоре послышался удаляющийся лошадиный топот. И вдруг властный голос:

– Негоже перед врагом головы склонять! Так и будем ползать на брюхе!

Корней узнал голос князя Андрея и вскочил с земли. Встали и другие. Только Авдотька лежал, накрывшись своей одёжей. Никита промолвил задумчиво:

– По лошадьему топоту, тут было человек с десяток, может, и поболее.

Тут кто-то крикнул, что нашли стрелу. К костру подошёл князь Андрей со стрелой в руках. В оперенье виднелись какие-то зелёные махры. С князем был невысокий человек с монгольскими чертами лица. Проводник. Он осмотрел стрелу и через толмача сказал, что этими махрами обозначают свои стрелы дикие отряды степных разбойников. Они по ночам нападают на путников.

– Пускают стрелы и определяют при свете костров количество людей. Тут они поняли, что отряд им не по зубам, и ускакали.

– Может, отрядить всадников на их погоню? – азартно воскликнул князь Андрей подошедшему к костру встревоженному Александру Ярославичу.

– А какой в этом прок? – оглаживая свою бороду, ответил князь Александр. – Да и куда ты поскачешь? В какую сторону?

– Надо показать им, что мы их не боимся! А отряд разделить на четыре отрядика и послать во все стороны.

– Вот этого они и добиваются, чтобы мы измельчились. Тогда способнее нас будет побить и пограбить.

– Ой, Александре! – поморщился брат. – Задора в тебе нет.

– А причём тут задор? Мы же с тобой не на охоте. Нам надо благополучно доехать до хана.

– Я не собака, чтоб по каждому свисту бежать к его сапогам! – вспыхнул князь Андрей.

– Ну, так ты уже в дороге! – усмехнулся Александр Ярославич.

– Не дразни меня, брате!

– Я не дразню. Мы едем с тобой не сапоги хану целовать и не клясться в верности. Надобно уяснить, для чего он зовёт нас. Нет ли какой угрозы для земли русской. Мы ответственны с тобой перед Господом за Русь Великую. На то мы и князья, а не простолюдины. Спервоначалу надо выслушать, что хочет хан Бату, а потом уж и решать, что делать нам.

Трудно было что-то возразить в ответ. Молчал князь Андрей, хотя и бурлило в его груди противоречивое чувство спокойным словам старшего брата.

Слышал Корней их разговор и душой был на стороне князя Андрея. Уж ясно, что этот поганый Бату не для добра звал князей к себе, не в гости, а для того, чтоб лишний раз унизить и показать, что он победитель. Хорошо ещё, выпустят их живыми. Так чего ж покорно лезть в ловушку, не ведая, захлопнется она или нет! Неужто Александр Ярославич не чует этого? Это же так понятно даже ему, юному дружиннику. Надо идти напролом! А князь Александр и шведов, и немцев бивать не страшился. Тут-то что же… Может, и вправду говорит Никита, что трудно понять простым людям княжеские намерения.

Костёр почти прогорел, нечего было уже подкидывать в него. Сухой кустарник кончился. Всё в этих степях не так, как надо. Вот на Руси наберёшь сухостоя и жги – только подкладывай. Горит долго и весело с искрами и треском всю ночь. А тут что за жизнь? Корней застегнул плотнее полушубок и подпоясался. Шапку надвинул на макушку до ушей.

– Что, Корнюха, пробрало, заиндевел? – как всегда шутливо, отозвался Вассей.

– Не пойму я, как монголы в своих юртёнках всю зиму переживают. У нас в избах не потопи как следует дня два, заколеешь. Да и топим-то берёзкой, а не кустарником.

– А их опять-то лошади спасают! – азартно взвизгнул Вассей.

– Это как же так? – Корней удивился.

– Да вот эдак-то! – Вассея повело. – У них ведь коней видимо-невидимо. Есть боевые, есть для хозяйства, а есть обогревательные.

– Это чем же обогревательные? – присоединился к разговору дремавший доселе Петрян.

– Как чем? Нутром, – как бы глубокомысленно ответил Вассей.

– Это как же они к ним внутрь забираются? – озадачился Петрян. – Через какие такие ходы?

Вокруг опять хохот.

– Да пёс их, хитромудрых, знает!

– Вассей, кончай хай поднимать! – сердито отозвался Никита. – Не вовремя хахалишься.

– Да чего? Я ничего, я Корнюхе ответил.

– Ну, и ответь как следует, смешки не строй!

Кто-то отозвался:

– У монголов главное топливо – сухие конские лепёхи. Напасут они их на зиму вдосталь, живут и в ус не дуют. Эти лепёхи долго тлеют, не прогорают, и жара от них.

– А я что говорю: через нутро лошадье греются! – довольный собой, подхватил Вассей.

К их весёлому костру прибились два отрока, княжеские сыновья, Александровичи Димитрий и Андрей. Первому лет двенадцать, а второй на два года моложе.

– Вам-то что не спится? – спросил их Корней.

– Разве уснёшь, коли тут вон что? – потряс Андрей монгольской стрелой.

Глаза его горели задором. Брат особого восторга не разделял. Он был отрешённый и полусонный и пришёл с Андреем просто заодно.

– Надобно было сразу пустить тучу стрел в ту сторону, откуда эти прилетели! – Андрей встряхнул в ладони стрелу. – Кто был на страже?

– Я! – ответил Корней.

– Чего ж не догадался?

– Тут уж не до этого было. Всё так неожиданно получилось, – ответил он с виноватыми нотками в голосе.

– Испугался, что ли? – продолжал Андрей допытываться.

– И это было! – честно ответил Корней.

– Ой, а сам бы не испугался? – осадил брата Димитрий. – Заныл бы сразу.

Андрей вспыхнул весь и от злости бросил наземь монгольскую стрелу:

– Я не как ты! Ты и на княжича-то не похож. На коне, как чучело, болтаешься. Тебе скоро в бой дружину водить, а ты мечом, как баба палкой, размахиваешь!

– А мне всё одно… – равнодушно зевнул Димитрий. – Надо будет – поведу и дружину, и великим князем стану по старшинству.

Андрей по поводу великого князя аж взвился. Видимо, спор о том был у братьев горячим.

– Да уж, повезло тебе родиться старшим! Совсем не по справедливости. Ты и драться-то совсем не умеешь. Стоишь и спишь. Будут тебя кликать Димитрий Спящий…

Смотрел Корней на княжат и дивился. Совершенно разные. Андрей весь кипит, а Димитрия совсем не трогает даже то, что брат его оскорбляет. Будь Корней сейчас на его месте, давно бы сцепился с Андреем в мёртвой схватке. Всё-таки княжонок и старше по летам.

– Что ж ты, Андрей, не поскакал вслед за монголами? – начал поддевать младшего брата Димитрий. – Отличился бы перед всеми!

– Ты же знаешь, что я спал! – весь покраснел от злости Андрей.

– Неизвестно, кого спящим-то нарекут, – голос Димитрия был спокойным и насмешливым.

К костру снова подошёл их отец Александр Ярославич:

– Эй, петушки, вы что так рано вскочили? Ну-ка, быстро в палатку! И зачем я вас только с собой взял? – лицо отца было сердито. – Вдруг опять стрелы полетят, заденут вас, оборони, Господи!

Прибежавшие слуги увели мальчишек в палатку.

– Я тоже умею с луком управляться! – воскликнул Андрей, уходя.

– Вот бесенята, уговорили меня взять с собой! Подумал, что надо им привыкать к походной жизни. Мыслил, не боевой же поход, а тут вон что! – говорил Александр Ярославич шедшему с ним гридню.

– Ну как, спокойно всё? – обратился князь к Корнею.

– Ускакали поганые. Когда рассветёт, уж не сунутся.

– Ну, и слава богу! Не хватало нам ещё степных татей!

Темнота постепенно рассеивалась с восточной стороны. К тому времени, когда совсем рассвело, все уже водрузились на коней, и продолжился дальний путь. Корнея укачало, и он спокойно задремал в седле.