Текст книги "Авдеевы тропы"

Александр Ярославич

Неприветливо встретил город Володимир князя Александра. Ещё намедни светило солнце, радовала теплынь. А тут, как подъехал к Золотым воротам, спустилось на небе серого цвета во множестве. Резкий холодный ветер прорвался ниоткуда. Неуютно стало на душе, и предчувствие нерадостного сжало сердце. Предстояло объяснение с женой Сашей. Многажды виноват он перед ней, что после поездки в Орду не заехал он в Володимир. Застало его в пути известие, что в Новегороде бунт и надо скорым путём мчаться туда. И никак быстро бы это не получилось, коли бы проехал в столицу. Понадеялся, что поймёт жена. Но женскую душу трудно порой понять. Женщины любят глазами. А слова и обещания ничего им не дают.

Со страхом и трепетом входил Александр Ярославич в княжий терем. Раньше, когда он откуда-либо приезжал, первым его встречала Сашенька. Она, как будто чувствовала, что он у ворот. А тут дети с визгом и радостными криками повисли на нём, да верный Дорофей облобызал руку. А Саши нет. Тревожно стало на душе. Значит, сильно обиделась. Быстрым шагом устремился Александр в светлицу, никого и ничего не замечая. Там его встретила Саша с улыбкой на лице, а вот глаза были грустные-грустные. Александра поразило противоречие.

– Прости меня, Сашенька… – молвил он, встав перед ней на колени. Она опустилась на колени рядом, тихо обняла и опустила голову ему на грудь:

– Как давно тебя не было!

– Ты понимаешь… – начал было он, но она ладонью закрыла ему губы и прошептала:

– Ты князь, я понимаю. Сколько на тебе всего. Ни о чём и ни о ком нельзя забывать. Хорошо, что и обо мне помнишь…

У княгини задрожал голос. Эта дрожь пронзила князя больше, чем если бы были слова обиды или слёзы. Ко всему он был готов, но не к этой дрожи. И обида и радость встречи – всё тут перемешано. И действовало сильнее любых слов. Вот так и простояли они молча друг перед другом на коленях некоторое время. Потом князь взял княгиню на руки и отнес её в кресло. Сам сел подле на пол и стал рассказывать о поездке в Орду. Тут же к ним прибежали и сыновья, и рассказ получился как бы в лицах, особенно в том месте, где речь шла о пленении маленького Андрюшки.

От сына Александра слышала это уже несколько раз, но в его устах всё сопровождалось улюлюканьями, боевыми кличами и беганьем по гриднице с сабелькой наперевес. Тут же Александр подробно и спокойно обрисовал всё: и нападение разбойников, и как лошадь с княжонком ни с того ни с сего ускакала в степь, и то, как монгольский царевич Сартак вызволил княжича из плена.

– А вот твой брат Андрей говорит, что монголы нарочно всё устроили: и похищение, и вызволение.

Александр изменился в лице при упоминании имени брата:

– Чушь собачья! У этого дурака голова вообще повёрнута не в ту сторону. Ведь вот нарочно злит монголов, не думая о последствиях. Это ж надо: при посольстве пролить кумыс! Самое худшее оскорбление монголов, которое они наказывают только кровью. А кровь ведь польётся не только его, а множества людей русских. Орда снова может пройти по городам и сёлам. Да что говорить!

Княжич Андрейка с братом, услышав про монголов, завопили, переполненные боевым азартом:

– Придут – победим! Ура-а-а! – и убежали вниз по лестнице.

Посмотрел Александр Ярославич с улыбкой вслед сыновьям и покачал головой:

– Похожи два Андрея. Только вот одному из них всего одиннадцать лет, и от его решений никто не зависит, а второй – великий князь володимирский, который ведёт себя, как маленький отрок с сабелькой.

– Неужели всё так страшно? – встревожилась княгиня. – Монголы снова могут прийти?

– Вот этого-то я и боюсь. Наоборот, нужно мир налаживать, а Андрей настроен совсем на иное. Я не могу за него решать, хотя у меня ярлык великорусского князя, и все князья долженствуют повиноваться мне.

– Нешто можно сговориться с монголами, с этими зверями? – недоумённо спросила княгиня.

– Можно. Среди них есть люди с понятием. Да хотя бы возьми Сартака, Батыева сына. Я даже побратался с ним.

– С иноверцем? – княгиня не могла поверить в услышанное и перекрестилась.

– Сартак хочет принять христианскую веру! Покреститься хочет. Он прислал через меня тебе подарок как супруге побратима.

Глаза княгини зажглись любопытством.

Александр Ярославич открыл свой походный сундучок, вынул оттуда и положил на ладонь жены янтарный крестик. Золотая цепочка, мягко проскользнув меж пальцев, закачалась на весу. Приятно было держать эту вещичку в руке.

Восхитилась княгиня и поцокала языком.

– А уж то, что он сделал для нашего сына, было вообще, как чудо. Я отчаялся, не знал, что делать. Степь большая, скачи на все четыре стороны! Где разбойники? Где их искать? Где сына искать? И вдруг сами эти разбойники привозят и Андрейку и ещё одного дружинника, который не бросил отрока на произвол судьбы. Уж как это у Сартака получилось, не ведаю. Мне он подробности не рассказал. Бахвалиться не стал. Они ведь не знали точно, когда мы приедем. Да и какой прок похищать, а потом возвращать ребёнка без каких-либо условий, как твердит брат Андрей. Ведь мы там и так были беззащитны и зависели от настроения Батыя.

– А что за дружинник, который не бросил нашего сына? – остановила княгиня мужа.

– А-а-а, – у князя посветлели глаза, – это некий Корней, молодой парень из Андреевой дружины.

– Надо бы как-то отблагодарить его… – порывисто взяла мужа за руку Александра.

– Я хотел его приблизить ко двору, чтобы он был личным охранником Андрюшеньки и был бы всегда рядом. Он отказался. Сказал, что хочет быть в боевой дружине.

– А у него есть родные, семья?

– Вот этого я не ведаю. Да и некогда было узнавать. Мне сообщили о бунте в Новегороде.

– Надо мне самой заняться Корнеем. А наш-то сын Василько, как там в Новегороде? Он-то от бунта не пострадал? И вообще, что там такое?

Александр вздохнул:

– Василько жив-здоров, не волнуйся. Но с Новегородом трудно будет. Не хотят новгородцы тянуть лямку со всей Русью. Не желают платить дань монголам. Не взяли-де их город приступом, значит, и не победили.

– Они правы. Разве не так? Зачем добровольно платить?

– Да как сказать! Такой уж вот случай явился, что не дошли враги до Новегорода. Но ведь силы у них хватило бы, чтобы взять его и разорить. Если бы Новегород стоял отдельно от Руси, было бы всё понятно. А сейчас, чтоб наказать его, монголам необходимо пол-Руси пройти. Это новые грабежи, новые пожары. А ведь для Батыя всё одно: что Новегород, что другие княжества. Если русские не хотят платить, значит, всем им по первое число попадёт. А я, имея ярлык на великорусское княжение, буду тоже отвечать перед Батыем. Вот и пришлось сразу ехать в Новегород. И обидел я тебя, моя лапушка, подумала ты невесть что обо мне.

Александр обнял жену и целовал глаза, щёки, губы.

– Да уж! – подначила его Александра. – Была у меня мыслишка, что вспомнилась тебе какая-нибудь новгородочка, и помчался ты к ней, обо всём забыв.

– Ох, глупышка ты, глупышка! Да кто мне нужен, окромя тебя? Я скучал по твоим рукам, по твоим губам, по твоему дивному голосу. А уж снилась ты мне часто, что не мог я забыть твоё обличие.

Таяло сердце Александры от этих слов мужа, и обида уже приглушалась, хотя она поначалу хотела быть к князю холодной и дать понять свою обиду. Да какой прок обижаться, когда над всеми общая беда может разразиться!

Что сделано, то сделано. Кумыс пролит наземь. А этого монголы брату никогда не простят. Не стал ругаться Александр с Андреем по этому поводу. Да и что толку? Всё равно тот останется при своём мнении. Заметил Александр по приезде в брате некоторую высокомерность и важность от звания великого владимирского князя, хотя получил это достоинство из рук Батыя, коего ругал и презирал. А теперь ничьих советов слушать не желает, мол, я сам с усам. Пришёл Андрей к брату расфуфыренный, в доспехах, как будто тотчас собирался ехать в поход:

– Нам все силы надобно собирать в кулак и показать монголам, что они нас не запугают!

– И что для этого нужно? – сдержанно спросил Александр.

– Соединёнными силами выступить в поход на Орду! – убеждённо воскликнул Андрей.

– Ну, а чего ты ко мне пришёл? – тихо спросил Александр. – Коли чувствуешь в себе силу, иди громи врага! Тем более, ты их раздразнил, как гусей. Они захотят с тобой встретиться.

– Одному мне не справиться, ты же понимаешь… – потупился Андрей.

– Тьфу ты! Прежде чем пробивать стену головой, смотрят, крепка ли, толста ли она.

– Ты всё своё, – усмехнулся Андрей.

– А ты думал?! – воскликнул Александр. – Ты мои доводы не хочешь слушать. А почему я должен броситься со всех ног и помогать тебе в том, в чём я не согласен с тобой?

– Земля русская в опасности! Тут некогда думать и рассуждать.

– Вот в этом ты прав. Воистину в опасности. Я сделал всё, чтоб не произошло худшего. Послал Сартаку послание, что на тебя нашло помрачение ума, когда ты пролил наземь кумыс.

Андрей аж взвился:

– Как ты меня мог так унизить! Объявить меня сумасшедшим и перед кем!

Андрей бросился на брата с кулаками. Но тот крепко схватил его за плечи, посадил на лавку и прижал к ней хорошенько:

– Остынь! Как же ещё назвать человека, кой делает всё не обдумывая?

Андрей вскочил с лавки:

– Я всё равно тебя слушать не буду! Я великий князь владимирский! Я завтра же выступлю в поход. А когда я приду с победой, ты будешь обесчещен как трус и предатель!

Александр расхохотался в ответ:

– Ты сначала вспомни, кто тебе подарил честь быть великим князем!

У Андрея лицо скривилось в яростной ухмылке. Он выскочил из гридницы, опрокинув по пути напольный византийский сосуд. Он грохнулся, и повсюду разлетелись осколки. В гридницу вбежал испуганный Дорофей.

– Что случилось? – растерянно смотрел он на осколки.

Александр Ярославич усмехнулся:

– Да вот разбушевался князь владимирский. Уже начал воевать.

Дорофей принёс веник и стал выметать то, что было прекрасным творением. Александр задумчиво смотрел на осколки:

– Как всё хрупко…

Его очень впечатлил разбитый сосуд. Как же в одно мгновение рушится то, что казалось вечным и незыблемым! Вот и они с братом, которого он знал с самого детства, стали врагами. Они и раньше ссорились, ругались, но потом общались как ни в чём не бывало. Но теперь друг другу сказали самые что ни на есть тяжёлые слова, которые, может быть, навсегда разъединили их. И разве склеить эти мелкие осколки? Надо полжизни просидеть над ними, и всё равно бестолково. Совершенства облика уже не будет. Трещин не замазать.

* * *

Княгиня послала за Корнеем. Ей очень хотелось посмотреть на человека, который не бросил её сына Андрюшу в плену у монголов. И вот он стоит перед ней, переминаясь с ноги на ногу. Лицом совсем мальчишка, хотя стан богатырский и плечи размашистые.

– Корней, я знаю, ты не захотел остаться при моём сыне.

Корней покраснел смущённо:

– Воин я! Мечтаю об отмщении поганым за убиенного отца и пленённых сестёр. Кипит у меня в груди, и потому мука была бы для меня сидеть на сладких харчах и без опасности.

Пришло время смущаться княгине, что не так она сказала, будто бы в укор, что не остался он при Андрюше.

– Я не корю тебя. Просто хотела поблагодарить за верность и смелость.

Корней опять покраснел. А княгиня провела ему по плечу ладонью:

– Расскажи-ка мне о своей жизни, о семье.

– Родители у меня в деревеньке за Владимиром, имеется жена Настёнка, сынок Ванюшка. Хотели мы с женой да сынком перебраться в Володимир, а то больно редко видимся, да… – Корней горестно вздохнул. – Сгорел намедни дом тётеньки Овдотьи вместе с нею. А она звала нас к себе. Видно, Господь не попустил.

Княгиня обратила взор к иконам и перекрестилась, прошептав молитву. Перекрестился и Корней.

– Не печалуйся, – мягко и сочувственно сказала княгиня Александра. – Пришли ко мне свою жёнку, что-нибудь придумаем. Будете жить у меня в тереме. Для твоей жёнки дело найдём. А сын будет воспитываться с княжатами.

Все слова позабыл Корней от радости. Было бы гоже, если Настёна с Ванюшкой жили в безопасности. Прав отец: коли приступят монголы к Володимеру, ближние деревни в первую голову пострадают. И убежать оттуда некуда. Вот только его самого не заставили бы остаться в городе, отпустили бы с князем Андреем Ярославичем.

Поняла княгиня его опаску, улыбнулась:

– А ты будешь служить там, где служишь. Никаких препон тебе не будет.

Посветлел глазами Корней и поклонился:

– Благодарствуй, матушка княгиня.

– Это тебя спаси Бог, что не бросил ты моего сына в беде. Всяко ведь могло быть!

– Да уж! – утвердительно кивнул головой Корней.

* * *

Хорошо дома, покойно. Подустал Александр Ярославич от дорог. Надо бы самому ехать к Сартаку, чтобы рассказать глаза в глаза о сумасбродном поступке брата с кумысом, но сил уже никаких нет от этих мотаний то в Орду, то в Новегород.

Расположился Александр в кресле мягком и уютном. Глаза бы призакрыть и провалиться во сладкую истому, ан нет покоя мыслям. Новгородская буча тревожила его. Потому-то и поехал он в Новгород в первую голову, не увидевшись даже с женой, когда получил в дороге послание от сына Василька, приглашённого новгородцами князя. В письме этом он просил о срочном приезде. Мол, нашлись в вече люди, которые баламутят народ, говоря, что Новегород будет платить дань монголам наравне с покорёнными княжествами и городами. От этого бунт и учинился.

Когда Александр Невский въехал в новгородские ворота, известие о его приезде раскатилось по городу. Новгородцы радовались. Любили они Александра Ярославича. Он всегда защищал вольности новгородские. Стоял за Новегород Великий, не допустив в своё время захвата его ни шведами, ни немцами.

– Ну, теперь князь не попустит монгольских сборщиков дани, прогонит их взашей, яко не делает это его сын, безвольный Василий! – слышалось на площадях и базарах.

Сборщики как хозяева ходили по городу и подсчитывали дома. Их ловили и побивали. Но это было частным образом. А если бы было решение вече убить их или прогнать полностью – народ бы выполнил это.

– Мы готовы очистить нашу землю от любого басурманина! – кричал на вече посадник Ананья. – Был бы клич!

Но знал Александр, что не понравится новгородцам то, с чем он приехал к ним, потому не отвечал на их радостные приветствия, а только изредка кивал угрюмо. В княжьем тереме устало прилёг на ложе и сказал присевшему рядом Василию:

– Трудно тебе будет, сынок!

Василий совсем ещё мальчишка, пухлогубый, русоволосый, с пробивающимися ещё только усиками, удивлённо промолвил:

– С чем ты приехал, батюшка?

Вздохнул тяжко Александр Ярославич.

– Да, я приехал с тем, что ещё больше взорвёт спокойствие новгородское! – Александр Ярославич приподнялся на локте. Ложе под ним заскрипело. – Придётся Новгороду платить свою долю дани, как и всем землям русским. Защититься от монгольских полчищ Новегород не сможет. А Батый не любит неповиновения. И есть вокруг хана люди, которые так и ищут повод, чтобы снова двинуться на Русь. Насмотрелся я на них.

– Как же остановить Новгород? Немыслимо, – растерянно развёл руками Василий. – Только слухи ходят о дани, уже всё бурлит.

Плохо спалось Александру новгородскими ночами. Вот ведь есть люди, считающие себя почему-то выше других. С ними очень трудно сговориться и доказать, что бывают такие времена, когда нужно забыть про свою особость и смириться перед общей судьбой. Так и города. Уважал Александр Новегород Великий. Полжизни отдал ему, будучи призванным здесь князем. Всех знал здесь наперечёт, но понять не всегда мог. Эта вот особость, которой гордились все новгородцы, не давала им мыслить по-большому. Дальше Волхова они не смотрели, а и смотрели только тогда, когда что-то угрожало их любимому Новегороду. Эта преданность хороша, но мелка она. Перед Богом Александр отвечает за всю Русь, за весь народ. Потому-то придётся приложить и силу, чтоб заставить новгородцев подчиниться ему. Всё это он высказал Василию, но увидел в его глазах непонимание.

– Батюшка, как же это? Ты будешь заставлять русских людей кланяться монгольским численникам, которые их считают поголовно, как скот?

– Не обязательно кланяться, но не сопротивляться и не давать им повода приходить сюда с оружием. Лучше порой отдать часть, чем потом лишиться всего.

– А честь тоже можно наполовину отдать? – сверкнул в глазах Василия огонёк.

– Нет, сын, честь и веру отдавать не надо. И я отказался кланяться истуканам монгольским. Если бы меня казнили за это, умер бы с честью! – голос Александра был твёрд и непреклонен.

Василий опустил глаза в смущении. А Александр Ярославич продолжал:

– Но тут совсем другое дело. Терять жизнь из-за части добра и скота – глупо. Наживём всё это.

Бесполезна была поездка в Новегород. Не поняли новгородцы Александра. Его слова потонули в воплях и в возмущённых криках:

– Не будем платить!

– Выгоним всех монгольских численников!

– Нас никто не победил! Мы никому не должны!

– Враг ещё не вступал в Новегород!

Да и сын Василий колебался. Когда они говорили с глазу на глаз, он вроде бы соглашался с доводами отца, а когда окунался в море толпы, начинал приводить их слова:

– Отец, я думал, приедешь ты и успокоишь новгородцев, будешь на их стороне! А ты ещё больше разбередил рану. Теперь уж я и не знаю, что будет.

– А что я должен делать? Врать людям и обещать свою защиту, зная, что не в силах защитить? До поездки в Орду я ещё тоже колебался. Теперь сомнений нет. Сила у монголов неисчислимая. Биться с ними сейчас всё равно что идти навстречу буре, думая утихомирить её.

– Отец, и что ты теперь хочешь делать? – спросил Василий, испытующе посмотрев Александру Ярославичу в глаза.

– Пока ничего, – не отвёл глаз Александр Ярославич, – да и что я могу сделать? Переорать общий гомон бесполезно. А угрожать подавлением мятежа? У меня сил на это пока не хватит. Как приехал, так и уеду.

– А для чего же приезжал? – недоумённо спросил сын.

– Это необходимо было сделать. Я должен знать расстановку сил.

Александр Ярославич взволнованно теребил рукой волосы и бороду:

– Я думал, что ты, сын, понял меня и на моей стороне, но вижу, что ты колеблешься, как дерьмо в проруби: и не тонешь и не всплываешь.

– Я не знаю, что мне делать? – отчаянно проговорил Василий. – Согласен с тобой, что сил для сопротивления монголам у нас нет, но и ничего не делать, покориться врагам не могу. Сердце кровью обливается!

– У меня тоже обливается, но только правильный выход – подчиниться пока воле сильнейшего. Не злить его.

– А сколько это пока продлится? – опять глянул в глаза отцу сын.

– Не ведаю! Может, и наших с тобой жизней не хватит.

– Отец, а я порой думаю: лучше умереть, чем кинуть Новгород под стопу завоевателя.

– И что даст твоя смерть? Монголов она не остановит, а новгородцам жизнь не улучшит. Мудрее всего пользоваться слабостями неприятеля.

* * *

В гриднице стемнело. Александр Ярославич кликнул Дорофея и велел ему зажечь свечи.

Как-то не по себе было сидеть в темноте, когда и спать-то особо не хотелось. Дорофей принёс толстые сальные свечи, и стало повеселее и в гриднице и на душе, когда хлынул свет.

Надо малость отвлечься от одних и тех же мыслей, подумал князь:

– Ну, Дорофей, что нового в городе и во дворце?

– Да как сказать, всё вроде по-старому. Княжата бегают играются, княгиня-матушка хлопочет о хозяйстве. Да вот только к Андрею Ярославичу намедни латиняне приезжали.

– И что? – рассеянно спросил князь.

– Так ведь мне не ведомо. Бают только, что довольны они остались встречей. Андрей Ярославич задал им пир. Как же им не быть довольными? Они ведь все тощие, поди, одних лягух жрут. А русские пиры обильные!

Рассеянность Александра Ярославича улетучилась. Из всей болтовни Дорофея его насторожил тот довод, что латиняне остались довольны. Приезжали когда-то и к нему папские послы уговаривать его сменить православную веру на католическую. Обещали облечь его королевским званием, а уж военную помощь против монголов – само собой. Решительно отказался тогда Александр Ярославич и сказал, что не стоять на Руси католическим соборам. Уехали послы удручёнными. А теперь, вишь ты, довольны! Неужто Андрей попался на их удочку? Неужто уговорили они его? Нет, не зря он приходил, уверенный в своей правоте. Свою каплю в это дело добавил, видимо, и его тесть, князь Даниил Галицкий, который без конца заигрывает с папой. Но его княжество западное, к нему быстро придёт помощь от папы, а от нас гонец только на полпути будет, когда явятся монголы.

Горько стало на душе Александра Ярославича, и он приказал Дорофею приготовить ему коня. Отправился князь к брату. Кровь стучала у него в голове. Не взвидя и не чуя времени, доскакал он до терема Андрея Ярославича и ворвался в гневе в ворота его усадьбы. На всходе сбросил плащ. Он готов был растерзать брата, но в дверях встретил жену Андрея Устинью. Она взглянула на него приветливыми милыми глазами, и его гнев растаял, как шальная грозовая тучка:

– О, Саша, наконец-то дождались тебя! А где твоя прелестная жёнушка? Из коляски выходит? Я по ней соскучилась, хотя намедни, в пяток, была у вас. Сашенька всё тебя ждала из Новегорода. Мы с ней сговорились, как ты приедешь, так и собраться всем вместе.

Устинья говорила без остановки, как голубка курлыкала. От её голоска вся злость на брата пропала.

– А ты что такой смурной?

Из-за того, что он был остановлен в своём гневе, как конь на бегу, Александр растерялся и не мог членораздельно что-то сказать, буркнув нечто в ответ. Устинья будто и не заметила этого, продолжала своим неподражаемым голосом:

– У меня Андрюша тоже в последнее время, как злюка-бука. Кто на вас обоих морок навёл? Он всё к походу своему готовится, скучные речи ведёт. Хорошо хоть пир устроили в честь послов. Ох, весело было! Вы с Сашенькой не приехали. Андрюша говорит, что позвать забыл. Уж я его ругала, ругала…

– А где брат-то? – спросил Александр умиротворённо. Благодаря Устинье его злость уже растаяла. Да она ни к чему хорошему и не привела бы, только их ссора больше бы разлезлась, как дыра на холстине.

– Да подустал он в своих хлопотах, в ложенице, чай, отдыхает, – ответила, улыбаясь, княгиня.

– Ну, пускай отдыхает, – ответил Александр и присел на лавку.

– Сейчас я тебе медовухи велю принести. Уж такая она у нас нынче удачная!.. Никогда такой не была, – Устинья выпорхнула из гридницы.

– Эх, зря приехал, – подумал про себя Александр. – Пусть брат делает что хочет. Он сам с усам в своём уделе. Да и слушать он меня не будет. И видеть-то его особо не желаю.

Хотел уйти восвояси, но столкнулся в дверях с Андреем.

– Что, мириться пришёл? – глаза Андрея источали лёд.

– А что проку православному с католиком мириться? Всё равно общего не найдём.

– А-а-а, дошло до тебя, что я с папскими послами встречался? – усмехнулся Андрей.

– Да встречаться можно, хоть с чёртом. Главное, душу бы ему не продать, – спокойно ответил князь Александр.

– Ну, а с чего ты взял, что я веру хочу поменять? – дёрнулась у Андрея щека. – Я с ними договаривался по поводу помощи войском в походе противу монголов.

– А вот это и будет той сетью, в которую они отловят твою душу.

Вздохнул тяжело князь Александр и пошёл прочь к всходу.

– Саша, а медовуху попробовать? – крикнула вслед появившаяся Устинья.

– У нас тоже медовуха удачная! – ответил на ходу Александр.

* * *

Через несколько недель прискакал посланник от Сартака. В своём послании названый брат писал, что неуважение и дерзость Андрея вызвали при дворе Батыя большое раздражение. Готовится поход под предводительством полководца Неврюя, чтоб наказать непокорного Андрея и сместить его с великокняжеского стола. И хотя ждал Александр, что так может всё и получиться, но всё равно: одно дело, когда это в тумане будущего, а другое, когда оно дело времени.

Собрал князь совет и сообщил всем, что Русь ожидает новое испытание, которое может быть для неё последним. Монголы дожгут всё, что осталось, и то, что возникло из пепла. А особенно достанется владимирской земле.

Андрей Ярославич сидел с невозмутимым лицом и слушал тревожные речи князей и воевод из других городов, которые жаловались на нехватку воинов и оружия. Князя Александра бесило это равнодушие брата. Он, перекрывая все речи, сказал:

– Лучше всего, видимо, готов к отпору врагов град Володимир!

Воевода Иван Мефодьевич, тяжко вздохнув, вымолвил:

– Столица открыта со всех сторон, входи всяк кто хочет.

Тут Андрей Ярославич усмехнулся и встал:

– А зачем укреплять город и готовить к глухой обороне? Я не собираюсь допустить монголов к Володимеру. Я встречу их далеко от города и дам бой. Всем вам предлагаю присоединиться ко мне, и тогда мы точно победим!

Все возмущённо зашумели, никто не поддержал Андрея Ярославича. Промолчал даже московский князь Михаил, коего все знали как ярого сторонника военных походов по любым поводам.

– Так ведь ты уйдёшь на восток встречать противника, а он возьмёт да обойдёт тебя и ударит по городу с юга. И ты в клещах: ни туда ни сюда, – спокойно промолвил князь Александр. – Обдумывал ты эту возможность?

– Тут не думать надобно, а действовать! – с жаром воскликнул князь Андрей. – Бог поможет!

– Не по-божески это! – отозвался митрополит. – Не будет Бог помогать латинянскому войску. А ведаю я, ты ждёшь от него подмоги!

Князь Андрей насупился:

– А я знаю, что в ордынском войске тоже есть наёмники-католики. Так и эти сделают своё дело и пускай уходят к себе на запад, восвояси. Или найму их охранять Володимир.

– А что же будет с нашими городами? – закричали со всех сторон муромляне, нижегородцы, рязанцы…

– Вот и присоединяйтесь к моему войску. Надобно показать монголам, кто мы есть! Не желаем подставлять свою выю под монгольскую стопу!

– И получится, что развалится святая Русь! Кто будет кормить латинян, кто монголов. И Батый станет относиться к нам, как к полным рабам. Платить уже нужно будет не десятину, как сейчас они требуют, а отдавать всё! – Александр Ярославич говорил это с горечью в голосе. – И обяжут русских идти в их ордынское войско.

Но переубедить Андрея было бесполезно. Знал Александр: если что втемяшится брату в башку, ничем это не выбьешь.

Андрей Ярославич встал, кинул на руку свой плащ:

– Да что зря говорить! Я не собираюсь вести мирные переговоры с врагом, лебезить перед ним!

– А всё же принял от них великокняжие владимирское! – едко выкрикнул князь Александр.

Андрей снова вспыхнул, как и в прошлый раз, от этих слов брата и бросил пайдзу, табличку, удостоверяющую права на великое княжение, под ноги Александру:

– Бери! Мне она уже не нужна. Я никаких дел не хочу иметь с монголами. Только лишь драться с ними – вот моё желание!

Князь Андрей развернулся и пошёл размашистыми шагами прочь из гридницы.

Поразил Александра Ярославича этот поступок брата и внёс сумятицу в мысли и чувства.

А может быть, и прав в чём-то Андрей? Ведь это же так противно: ходить под властью диких степняков, вставать перед ними на колени и помогать грабить свой народ.