Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

Как быстро и легко, с ветерком приключений катится человек в сторону соблазнов, а выбраться уже не может, ибо былое не возвратить.

После учёбы в Степногорске и измены мужу Вера приехала домой другим человеком. Месяц находилась она по больничному листу, операционная рана заживала успешно, но совесть заживать не хотела и терзала виновницу день и ночь.

Напрасно женщина старалась вычеркнуть навсегда из своей биографии всякое воспоминание о Саше и ночи, проведённой в его постели, ибо то, что отрицалось разумом, лелеялось её сердцем, а тут и Женя подсуетился, и его странное признание в любви только усугубило это противостояние.

– Вера, моя упитанная Ева, я так рад, что ты возвратилась ко мне, а я, дурак, решил, что ты уехала от меня насовсем. Знаю я эту учёбу врачей, наслышан! Понимаешь, я очень сильно тебя люблю, чтобы отпускать в Содом и Гоморру.

Последние слова звучали приговором для бедной Веры, который обжалованью не подлежит. Чтобы загладить вину, она с возрастающей нежностью любила Женю уже не как законного мужа, а как научилась у любовника со стороны, поэтому в роль кающейся Магдалины с картины Тициана она так и не вошла.

Раскованность жены в постели пришлась Жене по душе, ведь он не знал, что не его, а прикосновения другого мужчины всё ещё хранила её кожа, как невидимую татуировку.

– Вера, ты хорошо выглядишь, – заметил однажды Женя, с любопытством глядя, как она крутится у плиты, где стояли на огне тазы с вареньем. – Похудела, посвежела, глаза горят. Операторша на нашей фабрике тоже похудела, когда у неё появился любовник… Не надо соблюдать диету, не надо бегать по утрам, ставь мужу рога и худей на здоровье.

Вера зарделась, но не стала исповедоваться мужу и пустилась в атаку.

– Да, я похудела, но не от счастья, мой дорогой, а оттого, что у меня ущемилась грыжа. Когда ущемляется грыжа, то кушать совсем не хочется… Кстати, должна признаться, что за моё отсутствие ты поправился не меньше чем на …10 килограммов. Так что моя учёба пошла тебе на пользу.

– Ты так думаешь? – обрадовался мужчина. – Приятно, когда тебе льстит собственная жена. Да, я поправился, но не на 10, а только на 4 килограмма. Главное, посмотри, как окрепли мои бицепсы. А? Каковы?! Хочешь проверить их на крепость?

Вера ласково погладила сильные руки мужа и сказала то, что хотел бы услышать каждый нормальный мужчина.

– О, твои бицепсы как горы Гималаи.

Женя привстал, осмотрел себя в зеркале и продолжил начатый разговор.

– Если бы не моя длинная талия, то мне бы в толчке не было равных… в нашем посёлке. Кстати, не забудь завтра принести мне рецепт на неробол. Не отнекивайся, я ведь знаю, ты всё можешь, а для меня – можешь вдвойне. Ты пойми, если я сейчас принимаю на грудь… то моя толчковая тяга… Вера, ты о чём задумалась? Ты слушаешь меня?

Вера слушала о спортивных успехах мужа и не слушала. Килограммы, поднятые мужем, её не интересовали, ей совсем не хотелось быть похожей на похудевшую операторшу с фабрики, где работал её муж.

 
                                          * * *
 

Прошла денежная реформа, деньги обесценились, благополучие поселка ставилось под угрозу. Быстро пустели прилавки магазина, и продукты приходилось покупать у приезжих торговцев. С утра выходили горожане на площадь в надежде поживиться деревенскими деликатесами: мясом, молоком, творогом, яйцами.

Вера старалась скупать всё, что ещё лежало на полках в магазинах, не пропуская ни одну очередь, потому что новых поступлений давно не было и не ожидалось в скором будущем. Так у Веры в гардеробе оказались зелёные вельветовые брюки, а у детей одежда на вырост.

Неся сетки с покупками, запасливая женщина не чувствовала рук от их тяжести и подбадривала себя перефразированными поговорками и стишками.

– Своя ноша плеч не оттянет. Всё равно я груз не брошу, потому что он хороший… Ещё ступенька, ещё чуть-чуть, последний бой, он самый трудный… Эх, дубинушка, сама пойдёт! Потянем, потянем! Да ухнем!

Обычно Женя не замечал покупательский ажиотаж жены, поэтому Вера сильно удивилась, когда однажды он вежливо попросил её не таскать такие тяжёлые сумки на пятый этаж.

Вера мысленно поблагодарила судьбу, рассчитывая на помощь мужа.

– Замечательно, ты как в воду глядел, завтра твоя помощь мне ой как нужна, обещали отоваривать талоны на крупы…

– Нет, Верочка-пеночка, завтра у меня тренировка, но из-за тебя, вернее, твоих тяжёлых сеток, что ты затаскиваешь на пятый этаж, соседи смотрят на меня как на безжалостного эксплуататора женского труда.

– Женя, что же ты мне предлагаешь?.. Отказаться от крупы?

– Как ты такое могла подумать? Крупа – это, конечно, не колбаса, но хорошо хранится, нельзя отказываться от круп в период перестройки, ими надо запасаться, но, как и в любом деле, тут важен правильный подход. Вера, сначала принеси одну сеточку домой, отдохни, перекуси, а потом неси уже другую.

Довольный своей находчивостью Женя вытянулся на диване и опять стал почитывать любимую книжку Пикуля.

Вскоре денег стало не хватать даже на продукты, потому что зарплата рабочим посёлка выдавалась маленькими частями, на которые могли прожить разве что тараканы. Когда в холодильнике перестало пахнуть колбасой и мясом, Женя забеспокоился.

Всю зиму глава семьи мастерил прыгунки для годовалых детей, но покупать эти хорошие самодельные прыгунки люди не торопились. Потом Женя привозил из леса мороженую облепиху, которую Вера по ягодке срывала с колючих веток и по тарелочке продавала редким желающим. К весне Женя отправился в Петропавловск и купил на городском рынке кое-что на продажу. Товар был неплохой, но Женя стыдился рекламировать его качество, а Вера честно объявляла покупателям изначальную стоимость товара, рассчитывая на их сообразительность, но покупатель попадался скупой. Выигрыша от такой торговли в семье Лебедевых не было.

Летом семью кормила дача. Вера собирала вёдрами малину, смородину, крыжовник. Если не удавалось продать ягоду хоть за бесценок, то она делала из ягодного урожая заготовки на зиму. Женщина становилась настоящей домашней хозяйкой. Забота о семейном благополучии не оставляла времени для воспоминаний о давно минувшей ночи с любовником, потому что само появление Саши в её жизни было более чем неуместным.

В тот год весна пришла рано. Апрель стоял на редкость тёплым. Нежность берёзовых серёжек и набухшие почки тополя, торжественное цветение нарциссов под голубым небом и приятное тепло солнечного ветра делали мир таким надёжным и прекрасным, что всё дурное уходило из памяти человека. От запаха разбуженной весной земли приятно кружилась голова, и Вера чувствовала в себе обновление души, которое требовало поэзии, песен и отдыха от забот.

Как ни странно, но экономические трудности в стране, какая-то неразбериха в правительстве и непонятная новизна дипломатических отношений с другими странами укрепляли её отношения с мужем. Ответственность за семью теперь несли они вдвоём. Поэтому и весна в тот год как никогда радовала женщину.

В хорошем настроении шла Вера по своему врачебному участку. Ей оставалось обслужить ещё один вызов к больному ребёнку, и рабочий день подошёл бы к концу. Во дворе спокойно чирикали воробьи. Их чириканье перебивали короткие перепевы серых скворцов, прилетевших с юга. В песочнице на солнышке грелась нечёсаная дворняжка. Время отпусков ещё не подошло, во дворах и на игровых площадках не было ни одной живой души. Проходя мимо детского сада, женщина внутренне улыбалась. Она вспомнила, как недавно её вызывали в детский сад по поводу необычного поведения Танюши, которая готовилась на следующий год пойти в нулевой класс.

Воспитательница проявляла недовольство как поведением Тани Лебедевой, так и спокойствием её родителей.

– Уважаемая Вера Владимировна, вы педиатр, разве вы сами не понимаете, что ваша дочь Татьяна не готова с другими детьми идти в школу?

– Я понимаю только то, что вы стали отчитывать меня за то, что я якобы должна понимать.

Вера не любила нападений из-за угла.

– Тогда я вам докладываю, что ваша дочь не разговаривает в группе, она ведёт себя как немая! Ни одного слова я не слышала от неё. Какая может быть молчанка в шестилетнем возрасте. Нет, иногда мы с нянечкой слышим, как девочка тихо переговаривается с детьми, но только с избранными, а со мной она в контакт не вступает. Я вынуждена вынести на педагогический совет вопрос о том, чтобы оставить Татьяну на второй год в старшей группе.

Вера после этого разговора встретилась с бывшей Таниной воспитательницей, но та никаких отклонений у девочки за последние четыре года не замечала, а сама маленькая заговорщица объяснила своё поведение в садике просто.

– Мама, а зачем с ней говорить, если она всё время кричит? Мне и без неё хорошо.

Танюша и раньше отличалась тем, что имела на всё своё особое мнение и с ней трудно было спорить. В общении с детьми она не сильно-то нуждалась и дружила только с одной девочкой, которая жила по соседству.

Пройдя ещё один квартал, Вера приостановилась полюбоваться весенними цветами в палисаднике перед домом, по какой-то случайности подняла глаза кверху и …обомлела. На фоне голубого неба она увидела невероятное, но очевидное происшествие, которое разворачивалось перед её глазами, словно в программе новостей.

За балконными перилами на четвёртом этаже пятиэтажного дома болталось тело полуголого ребёнка ползункового возраста. Видно было, что это была девочка, которой захотелось повисеть обезьянкой под балконом. Малышка крепко держалась ручками за два металлических стержня в перилах, а её пухлые ножки пытались бежать по воздуху. Она не кричала, и казалось, что падать с четвёртого этажа ей уже не привыкать. Во дворе не было никого, кто бы разделил с Верой этот жуткий момент гибели ребёнка с соседнего педиатрического участка.

В одно мгновение в голове женщины пронеслась мысль, что кричать и звать на помощь уже поздно, девочка продержится в этом висячем положении от силы ещё минуты две или три.

– Вера, только ты можешь спасти девочку!.. Только …я?!

Это были её последние мысли перед тем, как она бросилась в подъезд. Шла борьба за каждую секунду. Первый этаж был взят Верой в один прыжок. Второй этаж – в два дыхания. После трёх лестничных пролётов в лёгких не осталось воздуха. На четвёртый этаж её подняла та непонятная сила, которая заменила Вере её физическую немощь. В сознании бился страх, что если входная дверь квартиры окажется закрытой, то все её усилия будут тщетны, ребёнок погибнет.

Ура! Входная дверь нужной квартиры легко поддалась сильному толчку Вериного плеча и открылась настежь. С быстротой шаровой молнии влетела Вера в чужую квартиру и бросилась к балкону. Она краем глаза заметила в зале на полу весело играющих мальчиков. Это были одноклассники её старшей дочери, а один из них был братом той маленькой девочки, которая висела за балконом последние мгновения. Её ручки устали ждать маму из магазина, и её маленькие пальчики разжимались один за другим.

Вера судорожно схватила ребёнка за запястья и перевела дух. К ней тут же подскочили мальчики. Они помогли ей перетащить ребёнка через перила балконной решётки в комнату. …И всё.

Закрыв дверь балкона на внутренний крючок, Вера растерялась: а что делать дальше?

В тишине квартиры маленькая «парашютистка» доверчиво сидела в объятиях своего братика, уткнувшись лицом в его шею, и приготовилась кукситься. Мальчик нежно гладил её по головке и что-то приговаривал. Почувствовав себя лишней, Вера вышла из квартиры.

На улице светило солнце и ветер развеивал по всему посёлку пряный аромат весеннего благоухания, словно ничего не произошло. Знаменитая фраза Горького «А был ли мальчик?» помогла Вере вновь заниматься своими делами.

 
                                          * * *
 

Ко Дню Победы в спортивном комплексе Шантюбе были организованы соревнования по тяжёлой атлетике. Сам директор спортивного комплекса участвовал в этих соревнованиях. Его атлетическое сложение и богатырская стать были достойны пера художника Васнецова. Когда же в финале соревнований этот силач не смог взять рекордный вес штанги в последнем подходе, то зал злорадно заулюлюкал, высокомерных новичков в посёлке не любили. Вере печально было смотреть на атлета, когда штанга упала на помост и победно запрыгала рядом с мускулистыми ногами силача. Она стояла среди зрителей в окружении детей и с надеждой на победу ждала выход на подиум мужа.

Зал приветствовал выход Евгения Лебедева, последнего финалиста в этих соревнованиях. Весь рудник болел за него, ведь он был свой, рабочий, и без фарса бил поселковые рекорды. Женя встал возле штанги, в зале настала строгая тишина, все ожидали от него рывка чемпиона.

Сердце у Веры притихло, чтобы громким стуком не помешать мужу сосредоточиться, по сравнению с директором спорткомплекса он выглядел бледно, как случайно забредший на подиум худощавый мужчина в синем спортивном трико.

Вдруг маленькая девочка в розовом платьице выпорхнула из толпы зрителей и побежала к помосту. Это была Танюша. Девочка что-то быстро проговорила своему папе, а тот в знак согласия кивнул ей головой, потом нагнулся, и вот штанга взлетела вверх, слегка покачалась на вытянутых руках атлета, а потом с позором была брошена на помост.

Взрыв аплодисментов!!!

Как победитель, Женя легко поднял Таню, посадил её на плечо и под овации подошёл к Вере. Свою победу он посвящал семье.

Через месяц Жене было предложена работа тренером в спортивном комплексе, что гарантировало стабильность в получении зарплаты. Наконец-то пригодился мужчине его диплом учителя-историка. Семейное благополучие стало реальностью, у Веры и Жени были престижные места работы и хорошие оклады, но женщина не решилась рожать четвёртого ребёнка и безропотно согласилась на аборт. Она побоялась прослыть беззаботной «крольчихой» и не хотела нарушать финансовую стабильность в семье, чтобы Катя, Танюша и Витенька ни в чём не знали нужды.

Однажды на весенние каникулы Вера решила, что Катюша подросла и её можно отправить с папой навестить бабушку, а на следующий день дочь вернулась домой с подбитым глазом, потому что отказалась садиться с пьяным отцом в машину. Вера не придала этому насилию над дочерью особого внимания, тем более, что синяк под ее глазом быстро прошёл, её папа пошёл на работу трезвее трезвого.

Хотя Женя приобрёл признание в посёлке как атлет-чемпион, но Вера по-прежнему не доверяла мужу детей.

Надо сказать, что благополучная жизнь часто притупляет бдительность и самого осторожного человека, и как-то субботним летним вечером она отпустила домой трёхлетнего сына с его отцом, а сама с девочками осталась на даче, дособирать урожай крыжовника и малины.

Летняя ночь была по-особому красива, яркие звёзды завораживали взгляд, и над миром воцарилась царственная тишина. Девочки сладко спали в дачном домике, а Вера долго сидела на скамейке, сколоченной из двух струганных досок. Она всматривалась в звёздное небо, но звёзд не видела. В её памяти оживала картина летнего луга, как чудесное откровение, которое она получила свыше.

Этот поющий луг в ярком свете солнца в зените потряс Веру прикосновением великой любви, которая лилась с неба голубыми потоками.

– Я люблю тебя! – ликовало сердце, и эти слова она произносила вслух.

Кому они посвящались, было трудно понять, но вид луга на склоне высокой сопки открывал тайну её причастности к сотворению мира, от звенящей красоты которого перехватило дыхание.

Перед взором женщины раскинулся луг в цветении полевых цветов, он скользил по склону холма вниз в окружении зелёных берёзок, и казалось, что небо само любуется благоуханным луговым раздольем. Прогретый солнечным теплом, ветер ласкал шелковистые травы. Всё вокруг пело и благоухало.

Тогда, днём, в какое-то мгновение Вере вдруг показалось возможным сродниться с этой поднебесной красотой, чтобы больше никогда не знать печали и страха, или умереть, чтобы этот луг стал последним её воспоминанием о земной жизни, и её душа переживала неизмеримую любовь ко всему, что видели её глаза и слышали уши. Она так хотела взлететь над лугом, в порыве чувств разбежалась, раскинув руки, как птица крылья, …её ноги запутались в траве, и она упала ничком, носом в траву.

Катя и Танюша, охнув, подбежали к маме, пытаясь помочь ей подняться на ноги. Вера встала, отряхнула одежду и осмотрелась вокруг. Всё было, как прежде, только теперь цветущий луг и Вера жили отдельной жизнью.

Ночь музицировала руладами жизнерадостных насекомых, и вскоре единственным желанием женщины стало быстрее забраться под одеяло и уснуть.

Утром Вера поняла, что убогого могила исправит.

С восходом солнца её разбудил надрывный гул мотора. Выйдя из дома, она не поверила своим глазам. Белая машина её мужа врезалась в берёзу, одиноко растущую у входа на дачу, и всё никак не могла её переехать. За рулём машины сидел Женя. Он спал за рулём, а нога упрямо давила на педаль газа, а рядом доверчиво спал Витя, свернувшись на автомобильном коврике под пассажирским креслом. Такова была расплата за то мгновение счастья, которое Вера испытала тем летним знойным днём, беспечно гуляя по зелёному лугу.

 
                                          * * *
 

Надо сказать, что с присвоением Евгению титула поселкового чемпиона между супругами стало расти отчуждение, хотя внешне ничего не изменилось. Они жили под одной крышей, вместе воспитывали детей, но ели и спали отдельно.

Вера не имела в своей родословной индийской крови, но ей выпала участь испытать на себе «привилегии» низшей касты. Женя брезговал ею, от любого прикосновения к ней он недовольно морщился, хотя еду, приготовленную её руками, кушал охотно.

По вечерам Витюша пытался нарушить новый порядок в семье и насильно усаживал маму рядом с папой на диван. Вера не сопротивлялась сыну, сидела рядом с Женей и покорно сносила его презрительную усмешку.

Будучи тренером современного спорткомплекса шахтерского посёлка, Женя стал кормильцем семьи с высоким окладом, этим он откупался от всех домашних дел. Всю домашнюю работу Вера делала в гордом одиночестве, и у неё опять ущемилась пупочная грыжа. На повторную операцию по сшиванию пупочной грыжи она пошла спокойно, принимая ее, как неотъемлемую часть её новой рабской жизни.

После операции маму в больнице навестила Катюша и пообещала приглядывать за детьми. Вера лежала в палате на четверых, в разговоры прооперированных женщин она не вступала, понимая, что даже этот больничный покой она не заслужила.

В палате на койке напротив лежала пожилая женщина, Антонина Георгиевна.

Антонина Георгиевна болела диабетом, протекающим в злокачественной форме, у неё были ампутированы две ноги по самое колено, но у Веры к ней не было ни капли жалости, она ей горько завидовала.

Когда в палату входил муж Антонины Георгиевны, то каждое мгновение встречи этой супружеской пары было пронизано такой любовью, от которой и в темноте зимнего вечера излучается радужный свет.

Муж Антонины Георгиевны, статный интеллигентный мужчина, смотрел на свою безногую жену с нескрываемым обожанием, хотя сама Вера не находила в своей соседке по палате ничего особенного, её безногое тело было крупных размеров, аккуратно зачёсанные назад седые волосы говорили о её скромности, а излишне крутой подбородок – о волевом характере, но от её улыбки становилось легче на сердце.

Во время посещений муж Антонины сидел рядом со своей женой, держа её за руку, о чём они разговаривали, оставалось для Веры загадкой.

Приход в палату пяти рослых сыновей Антонины Георгиевны во главе с их постаревшим отцом напомнил прогулку дядьки Черномора с пятью богатырями по берегу моря. Взрослые сыны держались с почтением ко всем женщинам, присутствующим в палате, а своих постаревших родителей парни просто боготворили. Такое хорошее поведение молодых людей тоже не радовало Веру, а злило.

– Как в жизни всё несправедливо, одному всё, а другому – ничего! Чем я хуже, чем эта Антонина? У меня есть ноги, руки и выгляжу я моложе, а такую любовь и заботу мужа не заслужила!.. Я опять завидую? Да, завидую! Завидую чужому счастью или несчастью?!

Чтобы побороть эти плохие мысли, Вера решила первой заговорить с Антониной Георгиевной.

– Антонина Георгиевна, мне очень трудно вам не позавидовать. Мальчики у вас, все пять, как на подбор, богатыри, а главное, что и муж, и сыновья вас искренне любят…

В палате находились в тот полуденный час только они вдвоём. Антонина улыбнулась Вере, отложила своё вязание и внимательно посмотрела в её сторону, словно давно ждала этого разговора. Во взгляде Антонины Георгиевны светились понимание и открытость.

– Вера, можно я буду обращаться к вам по имени?.. Спасибо. Да, Вера, я счастлива. А знаете, Вера, мой муж не родной отец моим сыновьям, но он стал для них ближе, чем родной. Когда у меня родился пятый мальчик, то мы с первым мужем перебивались с воды на хлеб. Мой бывший муж часто напивался и любил поиграть кулаками. В доме протекала крыша и бегали мыши. Я боялась лишнее слово сказать при нём, чтобы не быть битой. Мальчики при живом отце росли беспризорниками, а я не знала, как мне жить дальше… Вера, можно вас спросить, вы верующая?

– Нет… то есть да. Меня крестил батюшка в церкви.

– Думаете, что Богу нравится, когда мужья не заботятся о своих детях, а жена трясётся от страха, как только заслышит его голос?

На этот вопрос Вера решила не отвечать, и Антонина Георгиевна продолжила:

– Это случилось на Рождество. У меня пропало молоко, и мой младшенький сыночек плакал от голода, а четверо других играли в карты. Я не могла больше так жить, потому что жить без достоинства – это жить по-собачьи! Не для того меня родили на свет, чтобы я забыла, превратилась в замужнюю скотину. Вы можете спросить меня, боялась ли я мужа, когда решилась на развод?.. Конечно, боялась, но убедила себя, что лучше быть убитой, чем давать себя убивать каждый день. Господь ждал от меня этого решения, чтобы помочь мне справиться со страхом. Никто на свете не может решить за человека, как ему жить. О, как мой первый муж злился, как с цепи сорвался, думал на испуг взять. Я ведь с ним не ругалась, не скандалила, а просто взяла сковородку в руку и пригрозила, что убью, а потом выгнала его вон. Кстати, он не пропал, его сразу подобрала другая женщина, а как он теперь живёт – не моя забота… После развода с мужем мне никто не сочувствовал. Соседки меня обсуждали каждая на свой лад и стороной обходили. Денег в доме не было, а от алиментов бывшего мужа я сама отказалась, чтобы не иметь никаких дел с тем, кто меня довёл до развода и позора. Я пошла работать поваром в столовую. Работать я люблю, тогда мои ноги ещё исправно мне служили. Однажды к нам на целину приехали командировочные мужчины. Вот один из них, красивый и холостой, стал за мной ухаживать. Я отвадила его ходить моими дорогами, а он оказался очень настойчивым. Как-то раз мой командировочный Павел пришёл ко мне в дом с палкой колбасы для меня и с большим кульком ирисок для моих мальчиков, сел у печки и целый вечер только смотрел на меня. Не знаю почему, но я поверила в его честность, а о любви даже не думала, любовь потом пришла. Я согласилась стать Павлику верной женой. Слава Богу, что мои сыновья сразу же признали в нём отца. Мой муж оказался человеком верующим. Живя с ним, я и узнала, что Господь не оставит в беде верующего в него человека.

Вера долго размышляла над этой историей любви и решила, что этой безногой Антонине просто выпал в жизни счастливый билет.

За годы жизни в Шантюбе друзей у Веры так и не появилось. О своей семье и о своей жизни женщина предпочитала умалчивать. Со временем её обособленность была оценена, и неожиданно для себя она превратилась в хранительницу сердечных тайн жён поселковой знати, которые жили в тени славы своих мужей и являлись украшением поселка, представляя собой эталон счастливого супружества. Оказалось, что этим раскрасавицам ничего человеческое не чуждо, им тоже хотелось излить свою душу, но не завистливым подругам, а постороннему человеку, умеющему молчать. Таким посторонним человеком и была избрана Вера, и её стали приглашать на чашечку кофе незнакомые горожанки, чтобы исповедоваться. В отличие от батюшки в церкви, Вера советов не давала. Как можно давать советы царственным особам поселкового значения?

Как-то раз ночью у неё в квартире раздался требовательный телефонный звонок. Вера сразу узнала голос самой красивой молодой женщины Шантюбе, который звучал уверенно и обречённо.

– Вера, у меня в руках топор. Я прорублю голову этому извергу. Скажи моим детям, что по-другому я поступить не могла!

Вера мгновенно проснулась.

Совсем недавно она познакомилась с прекрасной Татьяной, которая носила одежду от парижских модельеров. Красное приталенное пальто, чуть прикрывающее лакированные полусапожки модницы, красная широкополая шляпка, из-под которой по плечам струились белокурые локоны, и невесомый белый шарфик на шее делали Татьяну неотразимо красивой женщиной, в которой чувствовался врождённый аристократизм. Порой казалось, что эту Татьяну сослали в посёлок прямо из императорского дворца.

Придя в гости по приглашению отпить чайку, сидя в глубоком кресле за журнальным столиком, Вера увидела перед собой уже другую Татьяну, глубоко несчастную женщину, дочь ювелира, а в реальности – рабыню Синей Бороды в современном варианте.

История жизни этой прекрасной женщины шокировала бы любого и была рассказана почему-то полушёпотом.

Перед Второй мировой войной, когда Красная армия с благородной миссией оккупировала маленькую страну Молдавию, защищая её от мирового агрессора, молдавскому народу было предложено в 24 часа принести своему новому советскому правительству фамильные богатства, золото и ювелирные изделия, потому что при советской власти граждане должны были иметь другие ценности: свободу, равенство и братство.

Отец Татьяны, как и его младший брат, владел ювелирными лавками, полученными им в наследство от родителей. Братья исправно ходили в синагогу, но идею о равенстве и братства они приняли по-разному. Младший брат за сутки собрал всё своё имущество и нелегально покинул страну, а старший захотел жить и умереть на своей родине. Он добровольно отнёс всё своё богатство в органы советской власти, а через месяц его арестовали и сослали в казахские степи, где он узнал о том, что был врагом народа. В 60-х годах после реабилитации в возрасте 56 лет молдавский ювелир женился на молодой доярке из села, соседствующего с лагерем, где перевоспитывали врагов народа.

Молодая семья осела в одном из районных центров северного Казахстана, где у них родилась прелестная девочка, которую назвали Татьяной. Татьяна росла всеобщей любимицей и ни в чём не знала нужды, а её отец успешно продвигался по служебной лестнице вверх, пока не стал главой районного управления по кооперации и торговле.

Когда Татьяна училась на литературном факультете в университете города Петропавловска, она познакомилась со студентом милицейской школы. Будущего милиционера звали Геннадием, и ему никогда не справляли дни рождения, потому что он воспитывался матерью в глухомани.

У Татьяны от жалости к бедному пареньку разрывалось сердце, и она повезла Геночку к родителям как своего жениха, которого ее отец принял очень настороженно, хотя тот неплохо сыграл роль влюблённого Ленского, хорошо отрепетированную в школьные годы на сцене деревенского школьного театра. По окончании института Татьяна была выдана замуж за Геннадия, молодая семья обосновалась в закрытом городе Шантюбе, где им была выделена трёхкомнатная квартира.

Только после свадьбы молодой супруг повёз Таню в свою родную деревню, где в одиночестве, в однокомнатной развалюшке доживала свой век мама Геннадия, подслеповатая учительница литературы. В этой «избушке на курьих ножках» Татьяна была в первый раз грубо изнасилована мужем, на глазах у его матери, которая поутру поила молодожёнов чаем, словно ничего не случилось.

Жаловаться на мужа Татьяна побоялась, да кому было ей пожаловаться, если здоровье папы после её замужества резко пошатнулось, а все друзья под разными предлогами прервали с ней отношения. Гордость и страх мешали молодой женщине открыться людям, ибо сознавала, что муж не оставит её в покое и убьёт, но сначала он поиздевается над её родителями, а многие завидовали её счастью быть женой такого видного парня, как Геннадий.

Смерть прихватила Таниного отца в одночасье, а её мама поддалась уговорам зятя и продала свой большой дом в райцентре, желая дожить свои годы в семье дочери, воспитывать внуков. Как только деньги за дом попали в руки Геннадия, то он ушёл из милиции и, воспользовавшись неразберихой в стране, открыл меховой цех, который приносил ему славу богатого и обеспеченного бывшего мента.

Когда Таня рассказывала свою историю, то Вера не столько слушала, сколько невольно любовалась ею. Казалось, что перед ней сидит натурщица художника Клода Моне, хоть и без ажурного зонтика, но на фоне ярких цветов на персидском ковре, висящем во всю стену. Она была изящна в своей печали, её тонкие пальчики нервно теребили шёлковый платочек, и в голубых глазах искрились слезинки, как бы последний штрих к её портрету.

Даже в своём рабском положении Татьяна выглядела прекрасной и трогательной женщиной, жаль, что рядом с ней не было доблестного рыцаря, способного любить и хранить её от печали и быта.

– В последний год у мамы часто прихватывало сердце, – продолжала свой рассказ хозяйка дома, словно речь шла не о ней самой, – потом случилось кровоизлияние в мозг, маму парализовало, а через месяц она умерла. Я уверена, что её сгубило грубое отношение моего мужа ко мне. Как вы думаете, я виновата в смерти моих родителей?

Вера понимала, что на этот вопрос отвечать было необязательно, и Таня облегченно вздохнула и продолжила разговор.

– Сразу после похорон мамы нашлись «добрые» люди, которые сообщили мне о том, что в доме напротив живёт любовница мужа и у неё растёт от него прекрасный сынишка.

Как реагировать на эту новость, Вера тоже не знала, поэтому приняла это известие как уже случившийся факт и робко взяла из хрустальной вазочки шоколадную конфетку, о существовании таких вкусных конфет она уже стала забывать.

Тут с прогулки домой пришли дети, дочь и сын Татьяны и Геннадия, на редкость воспитанные ребята.

– Алёна, умойся сама и умой своего братика, а потом переоденьтесь и попейте на кухне молоко с коврижками.

Девочка лет восьми послушно кивнула головой и увела братика за ручку в ванную, а женщины, оставшись одни в гостиной, вернулись к своей беседе.

– Татьяна, у вашей Алёнки просто талант послушания, – прервала исповедь хозяйки дома Вера. – Такая она у вас скромница, аккуратная, вежливая и очень умная девочка, она и о братике заботится как его собственная няня.