Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

– А может, всё просто? Я приехала в Андрюшино, в такую несусветную глушь, потому что во мне здесь нуждались. Бог послал меня сюда, а теперь у него другие планы, о которых я ничего не знаю. И я не жертва предательства, а трусиха, боящаяся сорваться с насиженного места по Божьему повелению! Ибо всё, что со мной случилось в последний год, все мои беды имели одну цель – дать мне мужество тронуться в путь. Теперь вперёд, смело идти туда, незнамо куда, если это в Божьей воле!

Из леса к парому Вера вышла уже другим человеком. В её взгляде струились радость жизни и уверенность в завтрашнем дне.

Во-первых, Вера знала, что она уже никогда больше не сядет в машину «скорой помощи», как врач, униженный фельдшером, из-за некомпетентности которого страдали больные люди.

Во-вторых, теперь Вера оставила своё прошлое без суда, а приготовилась жить своим будущим назначением, потому что оно исходило свыше.

А в-третьих, она чувствовала себе свободным человеком и на паром вошла в силе круто изменить свою жизнь.

Вера стояла у поручня парома и смотрела в речную даль, когда услышала за спиной: «Здравствуй! Давно не виделись». Это был Иван Илларионович в тёплом полушубке, впервые за годы он подошёл к ней принародно и подошёл очень близко. Они говорили о здоровье его мамы и о здоровье его сына, который родился от Гайдарчук и имел двух отцов.

Тут за их спинами послышались шаги. Через весь паром к Вере шагала высокая, как корабельная мачта, Гайдарчук с растопыренными для схватки руками. Убегать было некуда и поздно, только если прямиком кинуться в воды Тавды, но Вера и не думала убегать. В этот раз она спокойно смотрела в глаза приближающейся опасности, готовясь быть избитой при свидетелях, возможно, насмерть. Ведь кто за неё заступится?

В момент, когда Гайдарчук занесла над ней руку, Вера просто закрыла глаза. Драться она не умела, так пусть будет, что будет… а драки не было.

Живая и невредимая Вера открыла глаза. Она увидела, как Гайдарчук тискает в своих объятиях широкий торс Ивана Илларионовича, и перешла на другую сторону парома, чувствуя на себе любопытные взгляды односельчан.

До больницы Веру подвезли лесники на своей машине, а в больнице её тут же вызвали в кабинет к главному врачу. Чернов сидел на своём кресле и делал вид, что занят. Так как никто не предложил ей сесть, то Вера продолжала стоять, спешить ей было некуда и незачем. Это спокойствие Лебедевой, низвергнутой до рядового врача, раздражало Чернова до крайности, и он, отложив бумаги, первым заговорил:

– Вы меня обманули! Схитрить изволили, сударыня, так не вышло! Теперь поработайте под началом местной гвардии фельдшеров, а под их началом не побалуешь, у них такая круговая порука, что палец в рот не клади! Старику Петру я ваш дом посулил, а толстухе Наташеньке пообещал ключи от вашего кабинета. Хотите почитать, что о вас пишет некая Гайдарчук?.. Я бы тоже не стал. Жаль, что эти письма мне придётся обнародовать в департаменте. Так увольняетесь вы или нет?!

– Да, болотному карасю щукой не быть! Так что наберитесь терпения, и я вас извещу о моём решении. Как говорил поэт Маяковский, не «пора ли вам побриться?».

Конечно, Вера обрадовалась бы появившимся на лице Чернова белым пятнам, если бы не серьёзность наступившего момента, ведь менять свою судьбу, которая явно забуксовала в таёжных туманах, задача не из простых.

В приёмной Вера написала заявление на отпуск без содержания, по уходу за ребёнком до 12 лет, этим ребенком был её сын Витя, и потом отправилась пешком через всё село к переправе. На середине пути рядом с ней остановился больничный уазик, где впереди восседала Наталья Александровна. Она высунулась из открытого окна и пропела, обращаясь к Лебедевой:

– Вера Владимировна, вы такая интересная, прямо как дитя неразумное, и зачем вам это надо? Кто в нашу деревню пешком ходит? Мороз крепчает, а нам всем пора домой.

Вера приветливо улыбнулась Фёдору Николаевичу и показала знаками глухонемых, что пойдёт пешком. Слава Богу, что успела она на последний паром через замерзающую реку.

Переправа на другой берег означала начало новой вольной жизни. Сначала она не боялась, словно ночами входило в ее привычки, но, когда Веру окружили высокие ели, оставляя над головой только узкую полоску звёздного неба, страх вошёл в её тело внутренней дрожью. Женщина шагала почти наугад, поглядывая по сторонам, и вдохновляла себя первомайской песней: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля!».

Так или иначе, Вера шла по правлению к дому, где ее ждали папа и дети, потом петь в голос стало небезопасно, ведь нельзя вести себя нагло на чужой территории, в тайге, где за каждой ёлкой мог прятаться зверь, и она принялась вполголоса читать молитвы из вечернего правила, а ещё через полчаса её полностью покорила таёжная тишина, которая показалась ей священной, как в храме. Эта таёжная тишина хранила чьи-то вздохи, чью-то мольбу о помощи, чьё-то вечное успокоение. Усталости, холода и голода женщина не чувствовала, только шла себе и шла, утешая себя тем, что в эту пору не кусались комары.

Ветер бурчал соснам таёжные новости, и, может быть, в их рассказе опять повторялась история про маленькую девочку, которую оставили в лесу взрослые люди.

Эту историю Вера услышала в детстве от тёти Лизы, и до сих пор эта маленькая девочка была ей близка как родная сестрёнка, только девочка так и осталась девочкой, а Вера выросла и теперь по собственному желанию забралась в ночной лес, потому что голодные волки не так жестоки, как ученики, предающие своего учителя, слуги – своего хозяина и обычные люди – своего ближнего.

Брр. Становилось холодно, колени замёрзли первыми, искусственная шуба тащилась по снегу и мешала ходьбе. На небо выплыла луна, круглая и ясная, и лес в её мерцающем свете был уже призрачно хорош. Чтобы как-то развлечь себя и не думать об историях с плохими концами, Вера принялась, как в юности, говорить сама с собой или, вернее, со своей совестью, с которой не надо хитрить.

– Ну что, довольна теперь?

– Да, я довольна.

– Ты довольна, что осталась без работы?

– Да, я довольна. Я не безработная, я в отпуске по уходу за Витей.

– Может быть, ты просто сошла с ума? Посмотри по сторонам. Внимательно посмотри! Разве здесь, ночью, место для прогулок человека?

– Нет, я не сошла с ума, я просто не пошла на сговор… не предала себя, не предала моё сердце.

– Подумай, идти домой пешком 40 километров. Ждать, когда коченеет тело, это глупость!

– Да ещё какая глупость!..

– Нет, Вера, это не глупость, а гордыня!

– Даже если это и так, то я за неё плачу сполна, шагая по этой ужасной дороге, ночью, зато надо мной сияют звёзды и путь освещает луна, подругой стала она для меня!

С каждым шагом Вера всё глубже уходила в тайгу, но ни на одно мгновение не жалела о своём решении так бесславно закончить карьеру земского врача, ибо это решение давало ей необычайно глубокое чувство свободы.

Было уже далеко за полночь, когда путешественницу ослепила встречная машина, в это время в голове у Веры не было уже ни одной мысли, а поступательное движение по дороге совершалось ею автоматически. Оказалось, что за Верой в тайгу приехал Фёдор Николаевич на своей личной машине, потому что Лидия Ивановна не могла спать спокойно, зная, что её подопечная Вера Владимировна, доктор от Бога, вылечившая её от неизлечимой болезни, гуляет одна по тайге.

Для самой Веры возвращение домой был чудом, было спасением и благословением жить дальше.

Утром следующего дня Володя пришёл к выводу, что так больше продолжаться не может.

– Вера, ты не в состоянии воспитывать детей. Я увезу Таню с Витей в Караганду, а мы с бабушкой отправим их в школу и будем о них заботиться.

– Папа, я согласна с этим решением. Это будет правильно и для меня помощь. После новогодних праздников я поеду в Калининград, к Саше, и попробую там начать всё сначала.

Сердце у Володи болело в груди. Его единственная дочь не замечала того, как он мучился от бессилия ей помочь. Ему казалось, что причина Вериных несчастий заключается в его наступающей старости. Он дожил до того времени, когда уже не может защитить своего ребёнка, и теперь его обижают со всех сторон.

Как незаметно пришла старость. На улице Володя как ни старался идти с пешеходами в ногу, всё равно отставал, и управляться по хозяйству становилось уже труднее. Вот и зубные коронки сломались. Как теперь пойти к Петру Петровичу и поговорить с ним как коммунист с коммунистом, если его беззубый рот слова не проговаривал, а шмякал. Скупую слезу состарившегося фронтовика видел только Пират, который тоже не мог заступиться за хозяйку в силу своей собачьей доли. В те дни их обоих, пса и старика, успокаивало только то, что они в это трудное для Веры находились с ней рядом.

В последние дни Володя радовался переменам в настроении дочери, которая уже не искала виновных и не собиралась слепо повиноваться судьбе, – теперь его девочка выглядела борцом. Это был повод, чтобы оставить её самостоятельно искать своё счастье, побеждая сложившиеся обстоятельства.

Перед своим отъездом с младшими детьми в Караганду он благословил Веру на переезд в Калининград и сказал напутственное слово.

– Вера, твой брат Саша и его жена Галина нам задолжали приличную сумму денег. Пусть не весь долг, а только три тысячи долларов они дадут тебе для того, чтобы ты устроилась на новом месте. Галина обещала нам вернуть деньги через два месяца, а прошло уже более трёх лет, а долг платежом красен. Раньше мы с них долги не спрашивали, а теперь сам Бог велел. Каким мелочным оказался Пётр Петрович, как он поступил с тобой, а ещё старый коммунист! Мне непонятно, как так получилось, что единственного в деревне врача вынуждают уехать?!

– Папа, ты не волнуйся, всё очень просто. Главный врач Чернов знал, что меня приглашали занять его место, но он не знал, что я отказалась. Высокообразованная Гайдарчук собирается выиграть очередные выборы в председатели сельского совета. Меня уже просили представители трёх северных предприятий, обосновавшихся в нашем округе, выдвинуть свою кандидатуру на этот пост, и мне была обещана поддержка, но я отказалась, и отказалась категорически. Этому несчастная Гайдарчук не смогла поверить или не захотела, а с Петром Петровичем всё ещё проще, он хочет мой дом своей властью заведующего больницей передать своему сыну.

– Я вот что тебе скажу, Вера, на прощание. Пусть девизом у тебя будут слова товарища Сталина: «Наше дело правое, победа будет за нами!».

Витя и Таня обрадовались поездке в Караганду во время учебного года, а Вера, как могла, старалась эту радость детей не испортить своими слезами.

Болела Верина душа за будущее Андрюшино, за так и не построенную церковь, которая по документам носила название Святой Елены и Святого Константина.

Со своим имуществом Вера расставалась легко. Хрусталь, ковры, мебель и пианино уходили влёт. Продала и раздавала она своё добро со спокойной душой. Стайки опустели, и заготовленное летом сено жевать было уже некому. Только расставание с Пиратом далось ей очень трудно. Пирата забирала Фрида, которая подкармливала пса, когда Веры и детей не было дома, и любила его, но Пират был и оставался однолюбом.

Пират в Андрюшино пользовался славою непобедимого пса. Однажды зимой дети вбежали в дом с воплями, что Пират умирает. Вера, накинув шаль на плечи, выбежала во двор. Пёс без сил лежал на снегу рядом с собачьей будкой, а снег вокруг него быстро окрашивался в бурый цвет. Вчетвером они перенесли раненого Пирата в стайку к овечкам и уложили на сено. Вера обработала его раны и укрыла фуфайкой, потом они всей семьёй уселись рядом с ним, чтобы оказать ему моральную поддержку. Пират, не привыкший к такой сентиментальности хозяйки, любящим взглядом оглядел семью и поднялся на лапы, стряхнул с себя фуфайку и поковылял в другой угол стайки.

Вера сама не знала, почему Пират все эти годы был так ей верен. Иногда в сильные морозы Пират коротал вечера дома вместе с детьми, хотя это не входило в домашнее правило, по которому дом – для людей, а будка – для собак, но дети не любили это мамино правило. В её отсутствие Пират нежился в домашнем уюте, предпочитая лежать только на Вериной кровати, а теперь он страдал, видя, как разворовывают люди хозяйский дом, унося из него вещи и мебель.

Зная, что наутро Пирата заберут из дома его новые хозяева, Вера поздним вечером вышла на улицу, чтобы заранее попрощаться с ним. Пёс не спал, он внимательно смотрел на хозяйку, которая говорила ему ласковые слова, но не притих под её рукой, как это бывало, а вытянул голову к небу и тоскливо завыл. От этого воя сердце женщины стало истекать болью, а её глаза – слезами, а утром следующего дня Пирата увели со двора.

На своём последнем новогоднем балу в Андрюшино Вера была настоящей Золушкой, которую отправила на бал добрая фея. Она в бальном красном платье кружилась в вальсе с самыми искусными деревенскими танцорами. Радостно мелькали огоньки на ёлке, в вихре танца её юбка развевалась волнами, а красные туфельки словно скользили по воздуху. Вальсируя, она чувствовала себя счастливой, и от этого счастья улыбалась каждому, даже важной Наталье Александровне, сидевшей в дорогих одеждах на почётном месте.

А после Нового года к Вере в пустой дом зашёл кочегар Николай.

– Я прочитал ваше объявление. Вы продаёте дом?

Вера пригласила гостя сесть к столу.

– Дом я продаю, но его купить может только человек, умеющий рисковать. Этот дом на бумагах не существует. Это я выяснила в районе. Мой дом по бумагам числится недостроем, через него районная больница списывает свои долги. Но… я предлагаю вам не его купить, а купить у меня землю, на которой дом стоит. Вот за эту землю я более пяти лет платила налог, эту приусадебную землю я официально оформила в свою собственность. Никто в дом не может пройти по территории усадьбы без разрешения её собственника. За этот больничный дом никто не решится бороться, ведь кому нужны проблемы, тем более финансовые. Мафия не любит саморазоблачений. Поймите, Николай, кто не рискует, тот и не пьёт шампанское, хотя вы трезвенник.

Тракторист Николай был человеком не из робкого десятка, и деньги у него имелись. За один день оформили все бумаги, и хозяином Вериного двора, в центре которого находился дом-усадьба, стал тракторист Николай.

В последний вечер в пустом доме раздался громкий телефонный звонок. С Верой захотела поговорить акушерка, которая когда-то была уволена за пьянство.

– Вера Владимировна, я работаю в Тюмени, тоже акушеркой. Но я хочу вам признаться в том, что ставила в церкви свечи на вас за упокой. Простите. Я получила жизненный урок. Скоро состоится моя свадьба.

– Все мною прощены, как и вас я простила, а меня ждёт другая жизнь Я желаю вам счастья.

В ночь на Рождество Вера должна была покинуть деревню навсегда. В эту разлуку не смог поверить Иван Илларионович. Ещё до рассвета Вера пришла к нему в дом, чтобы попрощаться.

– Я тебя ждал сегодня ночью. Ты не пришла.

– Иван, ты ведь мог меня пригласить переночевать в твоём доме, но ты не пригласил. Прощай, и привет маме.

Она ушла и не увидела слёз закоренелого деревенского бобыля, а они бежали по его чисто выбритым обветренным щекам.

Из деревни Вера выезжала без особой огласки на машине лесников. Перед тем, как выехать из деревни, она попрощалась с Лидией Ивановной, чтобы обменяться последним напутствием.

– Прощайте, Вера Владимировна, не для ваших благородных ножек наши убогие деревенские дороги топтать, для ваших каблучков нужны другие дороги, заморские.

Тогда Вера ответила ей бравурно, чтобы не раскиснуть при расставании:

– Я приеду, чтобы вас навестить. На «Мерседесе» приеду к вам в гости с заморскими подарками. Приеду, чтобы отведать ваших вкуснейших пирожков, которым нет равных во всём мире.

Потом Вера с Катюшей отправились в путь. В райцентре Вера решила поставить точку в своей сибирской эпопее и попросила шофёра остановиться у типографии.

Заплатив редактору по тарифу, Вера написала небольшую заметку для публикации в местной газетке. В заметке она благодарила главного врача Чернова, фельдшера по детству Буталову и экономиста Андрюшинского сельсовета Гайдарчук за их содействие по улучшению её быта и ободрение в жизни, в которой ждёт её счастье и успех!

«Сделав дело, гуляй смело».

Выйдя из типографии, Вера направилась к машине лесников, где её ждала Катя. Она была на полпути к машине, когда за спиной раздались женские крики. Вера резко оглянулась через плечо. К ней на всех парах бежала высокая женщина, спотыкаясь в подолах норковой шубы, она задыхалась и что-то кричала на ходу. Кто такая? По утрам обычно люди не матерятся и не бегают сломя голову по центральным площадям райцентра. Вера прищурилась и к своему удивлению разглядела в этой норковой ругательнице Гайдарчук, а потом и расслышала то, что она кричала.

– Как… ты… посмела… уехать! Осенью… приедешь… (плохое слово) …картошку собирать! А то… я тебе …твою… (опять плохое слово)!

Расстояние между Верой и Гайдарчук было в пользу Веры, поэтому та бездумно сложила дулю в сторону бежавшей к ней Андрюшинской ведьмы и сразу почувствовала себя отомщённой, а потом спокойно уселась в машину и отправилась в своё великолепное будущее.

Можно сказать, что для Веры жизнь в Андрюшино являлась сибирской ссылкой, закончившейся бегством, но это не так!

Это было славное время её жизни, богатое событиями, историями, свершениями и падениями. В Андрюшино воплотились мечты её юности: работать земским врачом, ходить по грибы, выгонять корову по утренней заре, управляться по хозяйству, купаться в таёжной речке, водить хороводы на Масленицу. Она познакомилась с удивительным народом, мудрым, щедрым и самодостаточным, которого на мякине не проведёшь.

В этой деревне Вера стала слышать тихий Божий голос и училась доверять Господу Христу.

И в этой сибирской деревне прошло счастливое детство её детей, которое всегда будет с ними, согревать их теплом материнской любви, таёжным запахом приключений, ребяческим озорством и закалкой в крестьянском труде.

С её отъездом в Андрюшино не произошло землетрясения, не случилась гроза в январе. Жизнь в деревне текла своим чередом.

Чернов проработал всего несколько месяцев после её отъезда и был с позором уволен, а со следующего года место заведующей Андрюшинской больницы заняла фельдшер Буталова Наталья, она выжила из деревни еще одного врача, и на этот раз не притворялась добренькой. Вскоре вместо участковой больницы в Андрюшино открылась скромная амбулатория.

Гайдарчук заставила население выбрать её председателем сельсовета, но никому от этого лучше не зажилось. Четыре года у власти окончательно испортили её характер, а потом её переизбрали. Потребовав от Ивана Илларионовича пожизненных алиментов на сына, Гайдарчук тоже просчиталась. Бывший любовник угроз очень не любил, он сделал официальный тест на родство с предполагаемым сыном, и оказалось, что мальчик не мог быть его сыном. Узнав об этом, муж Гайдарчук уехал в Белоруссию и сына с собой увёз.

Так Гайдарчук осталась без работы, без мужа и без детей, и друзей у неё тоже не было. Кое-как дождавшись пенсии, она почувствовала себя опустошённой и коротала дни в частых запоях.

Старания Петра Петровича поселить во врачебном доме своего сына оказались напрасными. Его сын умер от злокачественной болезни уже на следующий год после отъезда Лебедевой из села, а через год умерла и его жена, но старик на старости лет женился на молодухе.

Лидия Ивановна вышла на пенсию по выработке стажа, а её муж – по выслуге лет, но и на пенсии они жили счастливо и честно, их дети получили образование, создали свои семьи и обосновались в Тюмени.

А нашу героиню ждали приключения на пути к исполнению той мечты, которую она чуть было не забыла.

В одночасье лишиться коллекций самого современного технического оборудования, самого совершенного механического инструментария, а также новейшей радиоэлектронной аппаратуры, которые собирались и лелеялись годами, оказалось гораздо проще, чем это представлялось. Для корабля, чтобы отправиться в большое плавание, надо поднять якоря и отдать швартовые, а для человека – выйти из дома, оставить за его порогом свое прошлое и начать жизнь с белого листа!

Сомнений в правильности ухода из семьи у Ронни не было, возврат к прежней жизни отрицался им уже на уровне мысли, так что пропадай всё пропадом, и дом, и гараж, и всё гаражное богатство, и да здравствуют свобода и любимая работа.

Свободному человеку можно наслаждаться только при условии, что свобода дана ему по праву, а такое право Ронни заслужил.

Он честно прожил тридцать лет в браке и не прикончил ту, которая все тридцать лет пыталась свести его с ума. Его супругой являлась не женщина, а оборотень в юбке, с тонкими ножками и с сердцем гадюки, так мужчине казалось, и с каждым годом всё яснее и яснее. Каролин рожала ему детей словно из мести за то, что он не оправдал её девичьих надежд, хотя детей он любил и старался их воспитать хорошими людьми, а то, что не воспитал, то это не его вина. Весь спрос с их мамаши, которая из вредности позволяла детям делать всё, что запрещал им отец, даже в заключение призналась, что все трое детей не от него.

Жаль, что для друзей Ронни в новом качестве свободного гражданина выглядел не лучшим образом.

Вот и Альфонс выражал искреннее сочувствие Каролин, думая, что его друг довёл бедную женщину до такого отчаяния, что она сама отказалась признавать его отцом своих детей, хотя в обычной жизни эта милейшая женщина могла за себя и постоять.

– Пропадёшь ты, Ронни, без твоей Каролинче, к ясновидящей можно не ходить, пропадёшь. Она же твой жизненный эликсир! Без неё ты со скуки сдохнешь! Какая ещё женщина осмелится тебе доказывать, что белое – это чёрное, когда чёрное – белое! Пойми ты, дурень, тебе необходимо с кем-то бороться, отстаивать своё мнение, добиваться правды, а потом чувствовать себя жертвой всех и вся, потому что мир не по твоим правилам живёт! Своим идеализмом ты заражаешь даже меня, скоро я сам пойду с тобой в рукопашную, чтобы отстоять своё право пить обезжиренное молоко!

– Так я тебе и объясняю, что молоко обезжиривают с помощью химикатов, а потом выпускают в продажу! А что рекламируют…

– Стоп! Я уже знаю каждое слово из того, что ты собираешься мне сказать. Лучше ответь, зачем из дома сбежал, что тебе не хватало, ты же и так свою Каролин неделями не видел? Свободы захотел? Детей бросил? Я говорю о твоей младшей дочери Вальяне, ведь я её крёстный отец, на кого ты её оставил!

После таких бесед с Альфонсом Ронни долго не мог заснуть. Чувство вины перед детьми требовало оправдания, а оправдывать самого себя – это дело нешуточное. Тут требовалась разработка причинно-следственной связи, которая включала в себя систему круговой самозащиты, хотя проблемы с совестью так или иначе всегда решались в пользу её хозяина.

Согласно Библии Рика, свидетеля Иеговы, муж имеет право расторгнуть брак с женой, которая не верит Богу, из чего следует, что если Каролин заповеди Бога не исполняет, то, значит, она неверующая, а в этом уже Ронни не виноват, он её этому не обучал!

Факты греховного поведения жены при надобности мужчина мог бы предоставить любому суду, даже небесному!

Воровство! Это любимейший грех его супруги по прозвищу Кринь.

Каждый декабрь все дети в Бельгии ожидали прихода Святого Николая и его помощника, чёрного Питера, чистильщика печных труб. Когда-то давно этот святой Божий угодник утешал детей бедняков раздачей сладостей. Эта история была современниками основательно переиначена, и постепенно благотворительность старца стала сводиться к раздаче подарков и приобрела статус святой обязанности всех родителей перед своими детьми.

Какого ребёнка ныне обрадует плитка шоколада? В эти дни Каролин развлекалась, покупая детям и детям своих знакомых дорогие подарки, чтобы чувствовать себя добрее Святого Николая. Даже приводы в полицию за воровство были ею оправданы, ведь она по доброте своей душевной всегда хотела купить именно тот подарок, на который у неё не хватало денег.

Когда Каролин как воровку, пойманную на месте преступления, уводили в полицию, то Ронни выручал жену, поручаясь за неё. Серьёзно поговорить с супругой о десяти Божьих заповедях он много раз пытался, но бесполезно.

– Кринь, сколько можно воровать? Побойся Бога! Ты что, не знаешь, что воровать – это плохо, это грех? Чему ты собираешься учить наших детей! Бог дал человеку всего десять заповедей! Ты знаешь из них хоть одну, чтобы наших детей этим заповедям обучать?

– Опять за своё? Сыта я по горло твоими нравоучениями! – заводилась женщина, как только Ронни пришел за ней в полицейский участок. – Заладил одно и то же, как попугай недобитый! В чём это я перед тобой-то согрешила? Этот бессердечный полицейский агент отобрал у меня кофточку для милой внучки Ингрид, чтоб не родиться ему вовсе. Подумаешь, попалась на воровстве! Ты, болван, сам бойся своего Бога! Если денег на доброе дело не даёшь, так не мешай мне жить по-человечески. Я, в отличие от тебя, в церковь хожу и свечки ставлю!

Ронни был благодарен Каролин за это признание, оно оправдывало его уход из семьи перед людьми и Богом, чтобы начать жизнь сначала.

Уходя из дома, мужчина ясно понимал наступление перемен. Всё, чем он жил, кем он слыл и что имел, уже потеряло свое значение. Надо сказать, что Де Гроте обладал особым даром, сберегать и хранить всё: и в чём была нужда, и в чём пока нужды ещё не было, но могла появиться в любой момент.

В глазах посторонних мужчина мог казаться отъявленным педантом, но именно педантизм в коллекционировании различных наборов инструментов, запчастей, предметов электроники и прочих интересных штучек помогал мужчине пережить своё мужское одиночество, будучи женатым.

Когда же Де Гроте ушёл из дома, оставив всё своё техническое богатство на произвол судьбы, его друзья не поняли момента, а Каролин целую неделю потешалась над клоунской выходкой мужа, не веря в реальность событий, но Ронни уже переступил порог дома, чтобы не возвращаться.

Что за нужда вести тщетную борьбу за звание «хорошего семьянина», если в это и так никто не верит? Ронни был рад и тому, что остался ещё в своём уме после тридцатилетнего проживания с супругой, для которой муж – это банковский автомат, выдающий деньги без кода.

В те первые дни одиночества Ронни задумался над вопросом, а имел ли он настоящих друзей?

Если имел, то почему никто из них не радовался его успеху в делах и на работе? Почему его семейная трагедия только развлекала друзей, которые каждый раз вставали на защиту «бедняжки» Каролин, когда он из последних сил пытался сохранить семью?

Переосмысливая свою жизнь, мужчина пришёл к выводу, что только один человек мог бы быть для него настоящим другом. Этим человеком являлся его отец, с которым Ронни даже не попрощался перед смертью. Каким дураком надо было ему уродиться, чтобы пренебрегать советами отца, его наказами?!

Да, уйдя из семьи, Де Гроте имел тот необходимый минимум, что нужно иметь любому мужчине для счастья: интересную работу, приличную машину, новый компьютер и крышу над головой.

Временное пристанище Де Гроте нашёл в мобиломе, купленном за полцены у цыган. В этом мобиломе можно было или сидеть, или лежать, потому что встать в полный человеческий рост мешал низкий потолок, а свободного места хватало только на полшага вперёд и два шага назад. Иногда Ронни сам не понимал, что делает в этой цыганской кибитке, когда у него есть дом, гараж и личный кабинет, но его новая жизнь начиналась именно в тесноте и нищете. Его жизненный путь выходил на новую орбиту, траектория которой определялась его желанием быть свободным человеком, законопослушным гражданином, и дважды входить в одно и то же ярмо он не собирался.

Разговор с местным адвокатом, который специализировался на разводах, был откровенным.

– Господин Де Гроте, что является причиной вашего развода с мадам Каролин?

– Вас это интересует?.. Я вам так скажу, брак – это соглашение двух взрослых людей, мужчины и женщины, чтобы вместе строить семью, чтобы вместе воспитывать детей и иметь достойную старость, а без этих условий брак – это кочерыжка.

Это было сказано Ронни очень уверенно, потому что выстрадано.

– Я женился на Каролин, потому что скоро должен был родиться ребёнок, по-другому я поступить не мог. Ни о какой любви между нами говорить не приходится, мы жили вместе, потому что имели детей, воспитанием которых занимались приходящие няни, а Каролин подкупала ребят одеждой и игрушками, а оплачивать эти подарки приходилось мне. Для этого я и работал практически без выходных дней. Кринь, извините, Каролин еду не готовила, бельё не стирала и детей не приучала к домашнему труду. Вседозволенность в воспитании детей губила их будущее счастье. Этого Каролин никогда не понимала и никогда не поймёт.

Тут Ронни сделал паузу. Эти проблемы с его детьми адвоката не касались.

– Господин адвокат, вы могли бы потратить свой месячный оклад за день до его получения? Нет?.. Каролин это делает систематически. Куда идут её заработанные деньги, для меня остаётся загадкой и по сей день. Мои старшие дети уже дошли до своего совершеннолетнего возраста, за них я уже не в ответе, они воспитаны так, что мои слова для них пустой звук, а за содержание моей младшей дочери я плачу с первого дня моего ухода хорошие деньги.

– Господин Де Гроте, я имею достаточно причин начать процесс по разводу вас с вашей супругой.

– Подождите делать выводы, уважаемый адвокат. Я вам ещё самого главного не рассказал. За неделю до ухода из семьи меня вызвали в полицию. Моя жена подала заявление, где говорилось, что я бью мою младшую дочь и принуждаю её к сожительству!!! От тюрьмы меня спасло только то, что моя дочь Вальяна была допрошена, освидетельствована, никаких следов насилия найдено не было, и она честно призналась в том, что получила от меня заслуженный подзатыльник, потому что сама плохо себя вела и ленилась убрать из гостиной грязные ботинки. Девочка сказала на допросе, что всё то, что наговорила на меня Каролин в полиции, было неправдой. Вам понятно, в какой опасности я находился у себя дома?

Адвокат молча кивнул. Он внимательно слушал своего будущего клиента и неторопливо что-то вычерчивал в своём блокнотике. Ронни расслабился душой, впервые в жизни он смог спокойно выговориться. Его слушали, и слушали не перебивая.

– Но это ещё не всё. Мои дети, со слов Каролин, имеют других отцов или отца. Если я в действительности бездетный, то что мне делать в доме, где меня слушался только мой кот Моор… он умер от старости.