Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

Ронни был очень раздражён, противное чувство недовольства всем белым светом надутым парусом гнало его к бывшему месту работы Каролин. Ситуацию накаляло и то, что ему приходилось идти пешком из-за отсутствия парковки для его автомобиля.

– Набрали в министерство девочек, которых до сих пор из дома за ручку через дорогу водят, а им и невдомёк, что для граждан необходимы парковки, потому что машину в карман не засунешь.

Разобраться с администрацией «Ронни @ Золотой мундштук» стало делом чести рабочего человека, чести социалиста и законного супруга госпожи Де Гроте. Внезапное увольнение Каролин выглядело наступлением капитала на свободы трудового народа, потому что её уволили не только без предупреждения, но и без пособия по безработице. Солидарность со всем рабочим классом ретиво взыграла в сердце мужчины, уже считавшего себя защитником всех немощных и угнетённых, и общество не заботила жизнь детей из бедных кварталов, тогда как дети зажиточных евреев выгуливались за высоким забором в специализированных центрах отдыха.

По дороге к центру отдыха детей еврейских богачей, который носил странное название «Ронни @ Золотой мундштук», быстрый шаг Де Гроте чередовался с короткими пробежками, а в голове уже творился суд над всеми, кто покушался на социальные свободы трудового человека.

– Мировой капитализм побеждает по всем направлениям!!! Где это видано, чтобы человека выгоняли без всякого предупреждения! …Как можно без суда и следствия выставить на улицу работницу только потому, что она не еврейка? …От этой жары можно сойти с ума. Конец лета, а печёт как в африканской пустыне, хоть бы ветерок подул… Эти евреи по всему свету расплодились, им что в Африке, что в Европе жить, лишь бы прибыль не уменьшилась, что им до того, что какая-то там уборщица Каролин лишилась средств к существованию! …Уф, хоть бы дождик пошёл, что ли. …Социальные программы, кровью завоёванные нашими отцами, ещё никто не отменял! Каролин хоть и Кринь, но числится по бумагам человеком! У неё есть семья, дети и муж, в конце концов! Она тоже хочет есть! Нет, молчать нельзя! Пора выходить на улицы!

Когда Ронни мысленно осудил не только капиталистов, но и весь еврейский народ, то почувствовал усталость, и тяга к немедленной борьбе за справедливость поутихла. От быстрой ходьбы выступала на лбу испарина, заныла пятка правой ноги и стала мучить жажда.

Вскоре Ронни хотелось не столько разбираться с увольнением Каролин, сколько поскорее добраться до дома, удобно разместиться в своём домашнем кресле и залпом выпить колы со льдом, попробовать покурить сигару, которой угостил его друг Альфонс, когда приехал из Америки, но остановить ход событий он уже не мог, хотя стремительность в шаге сменилась на осторожное прихрамывание.

Одновременно с высокими воротами заведения «Ронни @ Золотой мундштук» мужчина увидел и полицейского, записывающего номера машины, припаркованной в запрещённом месте. Тут же, как по закону похожих случайностей, ему на ум пришло его давнее знакомство с евреями, вернее, с еврейскими детьми и их охранниками.

Это знакомство произошло во времена, когда Де Гроте ещё подрабатывал на автобусной фирме своего друга.

 
                                          * * *
 

Как-то летом Ронни вёз на туристическом автобусе группу еврейских школьников из приморского городка в центр Антверпена. Школьный рейс был на редкость хорошо организован, а ему всегда импонировала такая предельная чёткость инструкций в поездке.

Молодая учительница, ответственная за поведение детей во время рейса, сидела рядом с креслом водителя автобуса. На дорогу девушка не смотрела, потому что всё её внимание занимали дети, послушно сидевшие в мягких автобусных креслах, пристёгнутые ремнями безопасности. Когда автобус въехал на улицы Антверпена, Ронни стал нервничать вслух.

– По саванне колесить на этом дирижабле ещё можно, но ехать к центру города – это безумие чистой воды. Мало того, что по улицам или лихач-беспредельщик, или барышня, что в куклы не доиграла, а за руль уселась! …Ну, конечно, ещё полчаса и наступит конец рабочего дня. Ну что я говорил? Ещё до центра не доехали, а весь народ уже за рулём. Всем приспичило выехать на дорогу, когда мне самому надо ехать. О чём думают городские власти? Давно бы отпускали с работы людей по графику… Кто это придумал, припарковаться на площадке перед школой, где даже на велосипеде не втиснуться. Окей, если даже мне повезёт и я найду место для парковки, то выехать с площади будет событием не из моей жизни. Надо быть не в ладу с умом, чтобы заказывать автобус «Пеказо» для данного маршрута, или евреем, чтобы это не понять!

– А вы, господин шофёр, не волнуйтесь.

Ронни не ожидал услышать слова утешения от сидящей рядом с ним учительницы. Скромная девушка отличалась излишней молчаливостью, что придавало вес её словам. Она повернулась лицом к водителю автобуса и застенчиво ему улыбнулась.

– Не переживайте так, господин Де Гроте. Наш Отец позаботится о нас. Небесный Отец никогда не оставит своих детей. Дети могут оставить Отца, а Он детей не оставит. К тому времени, когда мы подъедем к площади, всё будет Им устроено. Мы молились об этом… Не смейтесь, но наш Отец – всемогущий Бог. Вы верите мне?

Почувствовав силу убеждения верующей девушки, Ронни подумал про себя о том, что никто ему ещё не доказал обратного. О том, что Бог был добр к нему, он уже догадывался, и в то, что Бог всемогущий, хотелось верить.

– Верю.

– Как? …Вы верите?!

Удивление пробежало по лицу молодой учительницы.

– Да, я верю. Почему я не должен верить?

– Вы правда верите тому, что я сказала?

– Да, я верю!

Когда девушка и сама поверила, что водитель автобуса говорит искренне, то перестала вести себя нормально. Вместо приветливой улыбки на лице появилась растерянность, словно она боялась даже взглянуть на Ронни, которому показалось, что и эта скромница собирается в него влюбиться, но тут из головы в один миг вылетели все глупые и неглупые мысли, потому что он почувствовал затылком холодное дуло пистолета.

Два суровых мужика, сопровождающих детей в поездке, весь рейс сидевшие без движений на задних сиденьях автобуса, как два ковбоя из фильма, внезапно ожили и совершили марш-бросок через весь салон к сиденью водителя. Весь автобус с водителем и пассажирами перешёл в состояние боевой тревоги.

– Эй ты, за рулём, куда свернул! Поворачивай обратно, немедленно!

Но даже под дулом взведённого пистолета Ронни делал своё дело. Для него не было в этот момент ничего важнее, чем стремительно меняющееся дорожное движение городского транспорта. Де Гроте не поднял руки кверху, как полагалось в этой ситуации, а продолжал обеими руками крепко держать руль своего автобуса.

– Что ты задумал?! Ты свернул не на том повороте! Этот путь не обговаривался! Поворачивай обратно! Немедленно!

Под дулом пистолета 9-мм калибра много не поговоришь. Да, Ронни ошибся с поворотом, поэтому он умело использовал дорожный момент и быстро повернул свой автобус в нужном направлении.

Дети чувствовали себя в кадре специальных новостей. Никто из них не решался и слова сказать, словно за это их на ходу выбросят из автобуса. Два охранника продолжали стоять за спиной шофёра, следя за каждым движением водителя автобуса, потому что довезти детей еврейской общины до школы в целости и сохранности являлось их боевой задачей. А Ронни подумалось в тот момент, что он находится не в центре Бельгии, а в опасной зоне Бейрута с фальшивыми документами при себе.

На площади у школы для автобуса неожиданно освободилось достаточно места, чтобы припарковаться. На выходе из автобуса детей ждали два других здоровяка, готовые умереть, охраняя каждого ребёнка. Когда дети вышли из автобуса, припаркованные на площади машины, словно сговорившись, стали покидать свои насиженные места, и Ронни смог без труда вывернуть на дорогу. Он не увидел влюблённого взгляда девушки-еврейки, пристально смотрящей ему вслед. Этот контакт с еврейской общиной, живущей по законам войны и после войны, у мужчины закончился положительно.

 
                                          * * *
 

Но теперь он направлялся в центр отдыха для еврейских детей как представитель «народного ополчения», как «заботливый муж» уволенной уборщицы Каролин Де Гроте.

– Видите ли, еврейские детки играть на улице не могут, как все нормальные дети. Их надо целыми днями выгуливать под охраной. Да кому они нужны? И как только Кринь втёрлась в доверие к евреям, что её взяли на работу в этот элитный центр? Я ей и гусей пасти бы не доверил, видимо, труд уборщиц для евреек унизителен. Да, куда только мир катится?..

Наконец-то показались ворота центра отдыха. Де Гроте беспрепятственно пропустили к директору центра отдыха «Ронни @ Золотой мундштук», потому что детей в это время уже развезли по домам.

Директором оказалась стройная немолодая женщина. Ронни уже с первой минуты знакомства был покорён умением этой начальственной дамы быть одновременно строгой и обаятельной. Получив приглашение к разговору, он без запланированного вступления выдал суть своего прихода.

– Мадам директор, сегодня вы мою жену, Кринь… то есть Каролин, выгнали с работы без всякого объяснительного документа. Разве это благородно так поступать с простой уборщицей? Каким образом она теперь получит пособие по безработице?

Ронни говорил, а директриса внимательно слушала его и чуть заметно кивала головой, словно подтверждала услышанное.

– Уважаемый господин Де Гроте, могу признаться, что я уволила вашу жену, мадам Де Гроте, и уволила её обоснованно. Я имела право это сделать, но говорить вам причину её увольнения было бы с моей стороны нетактично и даже жестоко по отношению к вам. Я не хочу никому портить репутацию и жизнь.

Лицо женщины к концу её речи покрылось розовыми пятнами, но это не отразилось на уверенности в голосе.

– Извините, извините, я её супруг, и я имею право знать, за что моя жена осталась без пособия.

Женщина посмотрела на Ронни и ответила откровенно, как отвечают другу, когда хотят ему добра.

– Увольте меня от объяснений, но я это сделать не могу. Извините и прощайте.

Разговор был закончен. Уставший мужчина поплёлся домой. Он уже не чувствовал себя победителем. Мировой капитализм опять подмял его под себя.

Потом несколько недель Каролин не работала. Она целые дни просиживала дома и с каждым днём делалась всё грустнее и грустнее. Эти перемены в настроении супруги Ронни не заметил, его беспокоили больше неурядицы на работе.

 
                                          * * *
 

Майора Альфонса, хорошего друга Ронни, повысили в должности и перевели на работу в министерство, в Брюссель, и гарнизон спасателей с недавних пор возглавил молодой человек, у которого были диплом орнитолога, звание майора и хорошая поддержка важных лиц за спиной. Отсутствие командного опыта у нового коменданта сразу же отразилось на качестве подготовки личного состава к проведению спасательных работ и ухода за техническим оснащением подразделения.

Де Гроте принимал близко к сердцу любые неполадки по службе.

Поэтому тоска безработной Каролин не противоречила его настроению, впервые супруги не раздражали друг друга, так как были заняты каждый своей проблемой.

Зато Пегги не поняла момента и искала причину такого внезапного семейного благополучия, и вспомнила фразу одного из героев её любимого сериала, что от ненависти до любви один шаг. Мама с утра садилась перед телевизором, зато к ужину она готовила папину любимую еду, картошку с мясом по рецепту бабушки Валентины, только у бабушки это блюдо получалось запашистым и вкусным, а у мамы – без запаха и невкусно, но папа не сердился, он грустил, ел много шоколада и запивал шоколад колой.

Как-то ночью Каролин вошла в спальню мужа и осторожно прилегла к нему под одеяло, когда тот видел уже десятый сон. Ночной приход жены тоже не противоречил сновидениям мужчины, где брюнетки и блондинки обихаживали его со всех сторон, а Кринь, незаслуженно обиженная богатыми евреями, являлась как-никак его супругой.

Через две недели после этого ночного происшествия повеселевшая Каролин объявила мужу и всей округе, что она ждёт третьего ребёнка, а ещё через 8 месяцев, когда на деревьях проклюнулись из почек малюсенькие листочки, нежно тянущиеся к весеннему солнцу, в семье Де Гроте родилась девочка, которую назвали Вальяной.

– Всё нормально у моей дочери? – спросил Ронни акушерку, когда та показывала ему сморщенное личико новорожденной.

Акушерка как-то странно посмотрела на него, что-то проговорила про несовпадение групп крови, но, видя, что молодой папаша был совсем не в курсе проблем его жены, перешла на официальный тон и сообщила, что его дочка на редкость здорова и красива.

По случаю рождения дочери у Ронни собрались его друзья и все те, кому было не лень провести этот вечер с кружкой пива в весёлой мужской компании. Каролин с ребёнком находилась дома, Тим ночевал у друга, а Пегги в своей комнате смотрела телевизор, а её папа с друзьями весь вечер пил своё любимое розовое шампанское.

От шампанского у Ронни кружилась голова и сердце переполнялось принудительной радостью по случаю рождения ещё одного члена семьи. Поздравить друга с рождением третьего ребёнка приехал и Альфонс, который хотя и служил в Брюсселе, но старого друга не забывал.

Вот и сейчас приятели сидели на диване в гостиной и не могли наговориться о нововведениях в работе родной колонны спасателей. Потом они перешли на более животрепещущую тему современности – зачем во времена кризисов рожать детей, и оказалось, что дети нужны только их матерям, чтобы тянуть с бывших мужей алименты. Альфонсу ещё повезло, его супруга недолго играла у него на нервах, она быстро согласилась на то, что ей полагалось по закону: дом и алименты на сына и на себя; и оставила его в покое. Ронни завидовал другу, ибо, чтобы избавиться ему от Каролин, надо записаться во Французский легион, чтобы разом обрубить все якоря, связывающие его с семейной жизнью, прохудившейся по всем статьям.

Вскоре молодого папашу потянуло ко сну, он зевнул, сладко потянулся, но Альфонс не унимался.

– Ронни, мой верный друг, а ты сам-то знаешь, за что Каролин в прошлом году выгнали из детского еврейского центра?!

– Знаю! За то, что от неё пахнет, как от мусорного контейнера в жару!

Альфонс захохотал и подлил себе и другу шампанского. Друзья звонко чокнулись и выпили за жадных евреев, которые не дали Каролин воровать у них половые тряпки. Альфонс, отставив пустой бокал и подсев к Ронни поближе, как бы между прочим прошептал новость, которую за давностью времени новостью не назовёшь.

– До меня дошли слухи, что твоя супруга, работая у евреев, совратила белокурого юнца. Их застукали охранники, когда они любовью занимались в контейнере для мусора, а потом обоих выгнали на улицу, хорошо, что камнями не закидали, как это принято у евреев. Ох и везучая дамочка твоя Каролин!

Ронни кивнул головой в согласии с другом, он был слишком пьян, чтобы оценить откровенность друга, у него голова раскалывалась от боли и двоилось в глазах.

– Альфонс, я не понял, зачем ты портишь мой праздник? Каролин – дамочка? У меня есть уже одна Кринь, мне не надо никакой Каролин! Меня тошнит! Голова болит! И перестань меня щекотать в ухо! Друзья-приятели! Я пьян. Розовое шампанское по случаю рождения ещё одного ребёнка – это уже слишком! Альфонс, сколько у тебя носов? …А ты сосчитай! …Братцы, да у меня двоится в глазах! Пойду-ка я прогуляюсь по улице, где дамы выгуливают своих собак. Собакам доверять нельзя, они нюхают свои испражнения, а потом облизывают своих хозяек. Собакам собачья жизнь! Дайте мне очки! Кто сидит на моих очках? Мне нужны мои солнечные очки. …Ну и что, что на дворе вечер. Они мне нужны для маскировки… иначе как мне пройти мимо женщины, если её грудь начнёт двоиться? На ощупь, что ли? Боюсь, дамочки этого манёвра не поймут. Альфонс, как ты считаешь? Или я уже в раю? Очки… Где мои очки? Полцарства за очки…

Вся мужская компания принялась с весёлыми комментариями искать очки хозяина, но когда они нашлись, то Ронни уже мирно спал на диванчике в гостиной своего многодетного дома. Когда товарищи разошлись по домам, в спальню отца прокралась Пегги и осторожно накрыла спящего отца одеялом.

Ронни не пошёл на крещение своей дочери. Крёстным отцом новорождённой Вальяны был назван Альфонс, которой вырос в католической семье. Пока крестили дочь, Ронни отправился в социальный дом, к Элизабет, чтобы «нажать красную кнопку на предохранителе», потому что у его соседки опять «сам по себе» отключился титан, подогревающий воду.

Ронни долго не сопротивлялся уговорам соседки и лёг с ней в постель. Кровать была жёсткой, женщина приставучей, а секс фиктивный, так, для галочки.

Зато счастью Элизабет не было предела. Её любовником стал мужчина, о котором она грезила годы, пока воспитывала его детей. Де Гроте навестил свою соседку через неделю, потом ещё два или три раза, а потом про неё забыл, а Элизабет продолжала летать в облачных фантазиях совместной жизни с любимым мужчиной, все её недомогания прошли сами собой. Но её мечта осталась мечтой, ибо настоящая мадам Де Гроте была начеку и вовремя перестала передавать просьбы Элизабет мужу, оставив соседку без всякого утешения.

Никогда не игравшая в шахматы Каролин успешно сделала «рокировку фигурами» в своём окружении, и на должность няни для детей была принята молодая и замужняя Вивиан.

Такие замены в доме, как замена няни, сам Де Гроте проигнорировал, потому что на работе у него не ладилось.

С приходом Вивиан Каролин опять устроилась работать туалетной дамой в местном кафе, эта работа пришлась ей по душе. Прошло немного времени, и Ронни стал замечать, что Вивиан присматривает за детьми и в выходные дни.

– Вивиан, где Кринь? Сегодня не твоя очередь сидеть с детьми! Почему не Кринь, а ты сидишь с моими детьми?

– Ронни, твоя жена не говорит мне, куда она уходит. Но ты не волнуйся, мне нравится приглядывать за детьми, я их полюбила. Малышка Вальяна такая милая девочка, она спокойно спит, хорошо ест и всё время улыбается, а Тима не угомонить, он вечно в гараже пропадает, такой смешной мальчик.

Этот разговор слышал сосед Жос, который пришёл навестить друга. Надо сказать, он переживал за Ронни, потому что тот был единственным человеком в посёлке, кто не знал, чем занимается его супруга на работе, но правдолюбивый мужчина предпочёл молча ждать, когда всё откроется само по себе.

 
                                          * * *
 

Стояли «собачьи» дни, так окрестил народ последние дни ноября. В эти дни как никогда хочется быть в тесном кругу друзей, поэтому по вечерам в рабочем кабинете Де Гроте как по расписанию собиралась честная мужская компания обсудить минувшие новости, поговорить о том и о сём. В конце беседы Жос и Мартин переглянулись друг с другом, обменялись кивками и начали подготавливать наивного Ронни к неприятной новости о его жене, которую хозяин дома должен рано или поздно услышать, но пусть раньше, чем позже, и от друзей, чем от врагов.

Первым разговор начал скромный Мартин.

– Ронни, где пропадает твоя жена, наша ненаглядная Каролинче, ведь уже поздно? Может быть, она нашла себе любовника?

Ронни тут же преобразился. Эта идея ему очень понравилась.

– И сколько я должен этому любовнику?

– Ронни, ты не понял меня. Я просто хотел узнать, где так долго засиживается твоя Каролин по субботним вечерам?

В глазах у Ронни появились шутливые огоньки.

– Слушай, Мартин, ты лучше, чем задавать эти глупые вопросы, купил бы у меня мою жену, «ненаглядную Каролинче», как ты любишь её называть! Я не скупой: много не возьму за её косточки, обтянутые кожей. Понимаю и сам, что много за неё не попросишь!

– Ты что задумал? Шутки шутишь! Зачем мне твоя Каролин, я и свою жёнушку не знаю куда девать! С годами она такой занудой стала.

Тут в разговор вступил Жос. Он вырос на ферме и любил простоту в разговоре.

– Вивиан смотрит на тебя, мой друг Ронни, такими влюблёнными глазами, что можно подавиться от зависти. Всякий мужик на твоём бы месте давно утешил девочку, пока Каролин где-то прохлаждается. Тебя что, в монастырь записали?

– Жос, мой друг, Вивиан ты оставь в покое. Она женщина замужняя.

– Зато твоя замужняя мадам Де Гроте по субботам обслуживает мужиков из танцевального кафе и при этом зарабатывает хорошие «бабки». Поговаривают, что твоя Каролин очень знаменита среди подвыпивших клиентов кафе и…

– Что… «и»? Что ты болтаешь? Договаривай, ну давай…

Жос поднялся из-за стола и стал серьёзным, как боксёр на ринге.

– Каролин принимает клиентов в отдельных комнатах наверху кафе, к ней очередь на неделю вперёд, а для тебя, упитанный козёл, она приготовила Вивиан, которая сидит с твоими детьми и терпеливо ждёт, когда ты её приголубишь. Ты что, совсем дурак?

Ронни не думал о Вивиан, он не думал и о том, что ему предоставлен удачный шанс принародно уличить свою жену в прелюбодеянии и получить развод, необременённый штрафными санкциями, но в этот момент мужчина такой свободы не хотел и решил сам убедиться в её измене!

Когда он вошёл в номер отеля, что находился на втором этаже кафе, Каролин сидела на кровати с незнакомым мужчиной без штанов.

– Каролин, не позорь себя и детей. Ты вернёшься домой, и вернёшься немедленно. Не подобает матери моих детей развлекать пьяных трутней.

Хозяйка кафе, видя назревающий скандал, тут же уволила Каролин с этого злачного места работы, ибо страшен был Ронни в гневе. Он притащил упирающуюся Каролин домой, которая вновь стала безработной и вновь без пособия.

Это событие показалось ему той точкой отсчёта, после которого хоть вселенский потоп.

– Поздравляю, – мысленно обратился он сам к себе, – я житель Содома и Гоморры, где разврат стал моралью и смыслом жизни. Надо полагать, что Кринь не шутила, когда ещё в первый год нашей совместной жизни пригласила в дом одну молодую пару, так сказать, для совместного секса, а я-то дурак, подумал, что она меня подловить хочет, и ещё глупо отшутился, предложив гостье тут же за столом оголить грудь. Конечно, я пошутил, а грудь красавицы уже лежала передо мной… на блюдечке. Как глуп я был, что прикрыл грудь салфеткой и получил от её мужа удар под ребро, что я якобы пренебрёг его женой! …Разве может нормального мужика увлечь женская силиконовая грудь? …Это что получается, что Каролин захотела устроить оргию в моём доме? Боже, с кем я живу уже 20 лет без тринадцати дней! Я и сам хорош, связался с Элизабет, хотя сама близость с ней мне противна… зато благодаря её стараниям у меня прошли боли в паху. Как там ни крути, а Содом и Гоморра процветают и в наше время!

Надо сказать, что после тайных встреч с соседкой сам Ронни стал спать, как младенец, хотя на душе у него было скверно. Он чувствовал, что грех овладевает им. А может быть, это был вовсе не грех, а нормальная потребность мужчины в женщине? Эта мысль приносила временное облегчение и была логически понятна.

Вожделение – это естественное желание между мужчиной и женщиной, которое надо удовлетворять, иначе можно или сойти с ума, или скончаться от воздержания. Не Бог ли наградил человека такой страстью? Если так, то и его вина, что человек совратился…