Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

– Если я квадратик не увидела, то окошко и подавно не увижу, а не то что чьё-то пакостное личико, – обречённо подумала она, но что делать, если за сеанс ясновидения заплачено вперёд.

Прошла минута, потом другая, и вдруг цветное поле свернулось в воронку, которая заканчивалась чёрным окошком, а в этом окне, как на чёрно-белом экране, показалось скуластое лицо Андрюшинской акушерки, и не просто показалось, а акушерка нагло улыбалась и так хитро ей подмигнула.

Вера быстро открыла глаза и вопросительно уставилась на ясновидящую, которая была довольна своим трудом и лёгким кивком подтвердила реальность ворожбы.

– Да, это она.

Но Веру не обрадовала такая прозорливость чужой женщины, ибо никто не имел права читать её собственные мысли, даже обладательница магических чар. При прощании их взгляды скрестились, как скрещиваются шпаги мушкетёров. Кляц, кляц. В этот раз Вера не допустила колдунью вторгнуться в её персональное сознание и… победила.

По дороге Римма сетовала не столько на потраченные деньги, сколько на потраченное впустую время.

– Деньги-то я на базаре возмещу. Мой лучок и укропчик, выращенные без всяких там химикалий, у покупателей пользуются популярностью.

А на следующий день Вера, оставив детей под присмотром родителей, отправилась домой, в Андрюшино. Когда она подходила к реке, то к парому причалила моторная лодка, в которой ей предстояло плыть до деревни вместе с директором убыточного коллективного сельскохозяйственного предприятия, которое объединило всё, что ещё осталось от некогда процветающего колхоза. Директор был в глазах Веры беспардонным грубияном и без мата говорить не умел, а любое бранное слово выводило её из себя, поэтому женщина всегда избегала компаний, где люди сквернословили. А тут хочешь-не хочешь, а ехать в одной лодке с директором совхоза, отъявленным матершинником, ей всё-таки придётся, не ночевать же на берегу Тавды.

Вера была уверена, что теперь, когда её имидж после пощёчины Гайдарчук пошатнулся, когда на неё пишут доносы бывшие друзья, никто не пощадит и её ушей. Но случилось невероятное: за время плаванья директор не сказал ни одного дурного слова, а когда настало время выбираться из лодки, то заботливо подал Вере руку как благородной даме и при прощании предложил ей помощь в покосе.

Вот такие чудеса случаются в жизни: от кого не ждёшь пощады, те щадят тебя и помощь предлагают!

Всё лето женщина трудилась не покладая рук, то в огороде, то на картофельном поле, то на сенокосе. Окучивая картошку в центре кровожадных насекомых, Вера ходила по полю с тяпкой, как по спирали. В тот год по весне картошка была посажена Катей, которую во время посадки сильно заносило влево.

На сенокосе Вере захотелось показать своё удальство по метанию стогов. Фатима, маленькая изящная татарочка, ловко управлялась с вилами в пять раз длиннее её самой. Она с изяществом гимнастки закидывала собранную сухую траву на стог. Видя эту лёгкость в движениях Фатимы, Вера лихо воткнула вилы в стожок, собранный на поле, и это было всё, на что она была способна. Поэтому во время сенокоса женщина только сгребала скошенную траву в кучи.

Но с вывозкой сена произошёл неприятный конфликт уже и с кочегарами, в обязанности которых в летнее время входила помощь сотрудникам больницы с вывозом сена и заготовкой дров на зиму.

Кочегары имели установку, полученную от завхоза Буталова Виктора, работать на врачиху в своё удовольствие, растягивая время, а тут над лесом появилась грозовая туча. Все деревенские понимали, что если не вывезти сено летом, то осенью скотина останется голодной, дорога к лесным стогам будет размыта дождями, и тогда, до наступления заморозков, скотина в стайках будет голодать.

Видя бойкот со стороны кочегаров, Вера сильно разозлилась. Она шла через всё поле к играющим в карты рабочим, и в её душе рождались маты, которые она никогда в жизни не произнесёт вслух!

– Быстро за работу!.. Предупреждаю один раз!.. Уволю каждого, если стога не будут вывезены до дождя.

Кочегары слушались Буталова, но Лебедеву они боялись больше, поэтому после ухода врачихи они дружно запрыгали по полю, перетаскивая стога на прицеп трактора.

Все люди на деревне знали, что мокрое сено на сеновале будет гнить, но знали деревенские и то, что скоро на место главного врача взойдёт дородная жена больничного завхоза, Наташка Буталова. Об этом знали все, кроме самой Лебедевой, беззаботно проводившей свой отпуск в крестьянском труде.

Без детей в эти летние месяцы Вера терялась от свободы и её мучила бессонница, и хотелось вспомнить юность и писать стихи. Однажды, уже ближе к рассвету, Вере пришла в голову одна оптимистическая мысль.

– Так что мне сетовать на судьбу? Пусть сетуют на судьбу те, кто хочет меня из деревни выжить! Гайдарчук напрасно радуется, думая, что обыграла дураков, и в приличном возрасте родила одного сына сразу от двоих мужиков. За пощёчину я имею право показать наглядно, где, однако, раки зимуют.

Уже годы, как Вера обходила Ивана стороной, но после прекрасной мысли о реванше она пошла на абордаж, чтобы все в деревне узнали, кто барышня, а кто при ней служанка!

– А что здесь такого? – убеждала она себя. – Ведь мне норковой шубы не надо, я Ване сына в подоле не принесла, но пальчиком поманю, сам за мной побежит!

Вот что делает с женщинами свобода и отдых от детей!

Как-то, выходя из магазина, Вера повстречалась с Иваном, как раз перед сельсоветом, когда за окошком белело лицо Гайдарчук. Краснея от собственного нахальства, Вера подошла к мужчине и попросила у него денег взаймы. Тот порылся в бумажнике и отдал ей все купюры, которые у него имелись, а она раздвинула веером деньги и игриво помахала ими, как гейша в жару.

На деньги Ивана Вера наняла деревенских парней вместо предателей-кочегаров, и они за пять дней раскололи привезённые больничным трактором чурки и сложили дрова в поленницу у забора. Казалось бы, месть прошла глаже не бывает, но с тех пор ходить мимо сельсовета женщине стало опасно.

Надо согласиться с тем фактом, что Гайдарчук бегала быстрее Веры, она вполне бы могла не только догнать её, но и на виду у всей деревни избить как уличную девку, поэтому Вера всегда была настороже, она вовремя забегала в калитки своих знакомых односельчан, у которых, пережидая внешнюю угрозу, проводила профилактические обходы как домашний доктор.

К началу августа Вера привезла детей домой, и семья Лебедевых зажила вновь благополучной жизнью уже в полном составе. Правда, Катин любимый кот не дождался свою хозяйку и ушёл со двора, гордо уводя кошачье потомство за зелёные ворота. Зато Пират служил детям и их маме по-прежнему преданно и верно.

Вера часто брала собаку с собой в лес по грибы и ягоды, она поражалась собачьему терпению охранять её даже в комарином аду. Правда, Пират иногда не выдерживал натиска надоедливых насекомых и ложился прямо перед носом своей хозяйки, чтобы та забыла о чернике, а вспомнила о доме и детях. Только с Пиратом могла Вера делить свои переживания.

– Я знаю, Пират, что ты возненавидел Ивана с первого взгляда, но вчера ты не смог защитить меня, когда он меня… насиловал… в моём собственном доме. Кому я ещё могу об этом сказать? Поэтому давай не будем торопиться идти домой. Здесь в лесу ты бегаешь на свободе, и я с радостью забываю, кто я такая, а комары – они везде комары, существа без души.

Вере хотелось быстрее забыть последний приход Ивана, но не получалось.

 
                                          * * *
 

Это произошло ранним утром, в субботний день. Дети крепко спали у себя в спальне, во дворе залаял Пират, и в дверь без стука вошёл нежданный гость и сразу направился на кухню, где Вера разливала по банкам парное молоко. Приход Ивана был неожиданным для женщины, а тот вместо приветствия эдаким размашистым жестом швырнул ту пачку денежных купюр ей под ноги, которые она вчера отдала ему за свой долг.

Вера не понимала, зачем Иван кидается деньгами, а тот молча потянул её за руку и повёл в спальню. В спальне он стал методично раздеваться явно для секса.

– Иван Илларионович, вам надлежит немедленно покинуть мой дом!

Верина просьба осталась только просьбой, а её гнев только подзадорил бывшего любовника. Иван хотел наказать эту врачиху, у которой всё было не как у людей. Все эти годы она сводила его с ума, а он продолжал её любить. Да, он любил её, но на свой лад, грубо и властно.

Вера не могла кричать, чтобы не разбудить детей. Она изо всех сил сопротивлялась насильственным ласкам мужчины, его жестоким поцелуям, но тщетно. Иван овладел ею как женщиной без имени.

Лёжа на своей смятой кровати, Вера презирала саму себя, а склонившийся над ней Иван любовался её стыдом.

– До чего же, моя Вера Владимировна, ты красивая. Как же я скучал по тебе, по твоим губам, по твоим пальчикам, по твоей мягкой груди.

– Грудь как грудь. На ней можно и насмерть уснуть!

Это всё, что могла сказать Вера в ответ. Не имея чести, нет надобности и её защищать. Потом Иван опять любил её тело, неторопливо и нежно, а она покорно отвечала на его ласки. Когда довольный мужчина уходил домой, Пират разорвал цепь и прогнал его со двора, успев порвать вору штанину, но поздно, ибо его хозяйка была уже опозорена. На деньги, которые кинул на кухне любовник, Вера купила себе ярко-красное шёлковое платье, которое никак не решилась надеть. Какое может быть бальное красное платье в её деревенской жизни?

Зарядили сентябрьские дожди. Урожай картошки пропадал на корню. Все ждали сухой погоды, но с утра до вечера моросили дожди, превращая сельские дороги в непролазные болота, развороченные тракторами. Несобранная картошка в земле начинала гнить. Все вечера после работы Вера выходила на своё картофельное поле. Одетая в брезентовую накидку, искала женщина руками в слякоти картошку за картошкой, а по ночам от усталости и ломоты во всём теле стонала в подушку.

Без картошки в деревне голод и гибель. В один из таких ненастных дней перед Вериными глазами как из-под земли возникли два кирзовых сапога огромного размера.

Вера медленно распрямилась, опираясь на лопату, чтобы разглядеть владельца сапог. Перед ней стоял тракторист Николай, принятый ею на работу ещё в начале лета. Николай без слов взял из Вериных рук лопату и стал сам подкапывать картофельные кусты, а Вера без сопротивления вытаскивала из грязи картофельные клубни и кидала их в старые вёдра. Когда вёдра наполнялись, её добровольный помощник уносил грязную картошку в гараж для просушки.

Вера знала, что Николай недавно вышел из заключения, что он был трезвенником. Именно за трезвость она приняла его на работу в больницу и доверила управление больничным трактором, и с его помощью за три дня был собран картофель и отнесён в гараж для просушки. В эти три дня Вера кормила тракториста, как кормят дорогого гостя, а в последний вечер Николай при прощании на крыльце сказал своей начальнице странные слова.

– Вера Владимировна, ваш Иван мужик хороший, но он, как Ванька-Встанька, и нашим, и вашим за рубль спляшем. А я смогу вас защитить. Я не дам вас в обиду и не позволю никому обижать ваших детей. Вы подумайте об этом.

– Спасибо, Николай, но…

Вера не смогла словесно объяснить свой отказ, но Николай принял его без слов. Он ушёл со двора, а на ночью ударил мороз, и у тех, кто не успел выбрать картошку из земли, она замёрзла, зато утром следующего над деревней засияло солнце и в природе разыгралось бабье лето.

Вера не хотела принимать правду, что с Иваном её связывает только постель и её женское одиночество, но он был ей близок, а тракторист Николай был и оставался чужим.

Ведь всем известно, что предают не враги, а предают друзья.

Во время выезда на болота по клюкву на вездеходе лесников Иван особо чуждался Веры, словно она ненароком могла скомпрометировать его звание деревенского бобыля, но на болотах женщине было не до любовника, потому что болота не созданы для чувствительных дам.

На болотах царствует змеиный рай и под чавканьем сапог ягодников пропадает всякая романтика, высокие чувства переходят в низменное желание любыми путями сбежать из этих проклятых мест. Вера без всякой мысли в голове прыгала с кочки на кочку, потому что болотные кочки под тяжестью её тела медленно уходили под мутную воду вместе с пёстрыми змейками, которые сновали между кустиками с красной клюквой. Эту клюкву Вера в гробу видела!!! С невыносимыми болями в пояснице и бедре, смертельно уставшая женщина пришла домой с маленьким бидончиком ягод. И это был её клюквенный позор, ведь её соягодники уносили по домам в тот день по несколько полных мешков с ядрёной болотной ягодой!

Деревенская жизнь для Веры уже давно потеряла свою новизну.

С приходом осени Вера поняла, что ей не сработаться с новым главным врачом райбольницы никогда. Чернов сразу занялся кадровой чисткой, ремонтом больницы при помощи бригады строителей из Турции, а медицинское обслуживание население района ухудшалось в геометрической прогрессии, как и снабжение больницы медикаментами, техническими средствами и продуктами питания. Но главное, Чернов не давал Вере никакой самостоятельности и взамен ничего не предлагал.

Сначала доносы, потом пощёчина, а теперь на неё нападают со всех сторон, чтобы выкинуть из насиженного гнезда в таёжной глуши. Видимо, неслучайно пророчествовал Сергей Буталов про её позорный побег из деревни, но надежда всегда умирает последней.

В конце ноября по первому льду через реку Тавду в гости к Лебедевой приехало районное начальство. Большие люди тоже имеют право на отдых, их ждала рыбалка в окрестностях Андрюшино. Заводилой этой весёлой компании был главный лесничий, властный, но добродушный мужчина, с приличным животом и медвежьей грудью. Он любил угощать Веру во время её деловых приходов бутербродами с чёрной икрой под столичную водочку. Не был для нее идеалом руководителя и был скромный начальник процветающего ДРСУ, он был красив и спортивен, в меру внимателен и в меру строг, но его личностный мир находился за семью замками и принадлежал только его жене. Третьим любителем порыбачить был начальник службы электроснабжения, которого Вера обвиняла в поломке больничной холодильной камеры, но тот откупился обещаниями держать электроснабжение Андрюшино под своим зорким оком.

Попотчевав компанию чаем с клюквенным вареньем и пирогами с капустой, Вера против своего желания замолвила слово и за Чернова, своего нового руководителя. Ответ главного лесничего был корректен и её проблему в отношениях с Черновым не разрешал.

– Слушай нас, уважаемая Верочка Владимировна, мы всё-таки твои старшие учителя. Талант руководителя даётся людям от Бога, но опыт руководства приходит от мудрых советов других руководителей. Мы тебя взяли под своё покровительство не за твои красивые глазки, хотя они у тебя и очень красивые, особенно когда мечут громы и молнии. Ты к нам обратилась за помощью и слово своё умеешь держать, а этот Чернов захотел наши двери ногой открывать. Наглец! После того, как он подло поступил с тобой, он заслужил нашу «анафему». Ну как, коллеги, я хорошо сказал?.. Теперь давайте мы поднимем стаканы с водочкой, а кто и с чайком, за нашу хозяйку, Веру Премудрую!

Гости уехали, а ещё через неделю во двор Андрюшинской больницы въехали три больничных уазика из района. Чернов прикатил на персональной «Волге» серебристого цвета. Проверочная комиссия в составе всех ведущих специалистов райбольницы получила задание кровь из носу выявить нарушения в медицинском обслуживании населения Андрюшино. Специально для этого был восстановлен в должности заведующего поликлиникой знаменитый своей непримиримостью в борьбе с недостатками в медицинской документации терапевт пенсионного возраста.

Внимательно изучалась каждая история болезни, прочитывались с пристрастием амбулаторные карточки всех диспансерных больных, ветеранов труда и войны. Был поднят больничный архив за три года работы, и над архивом целый день корпели районные врачи-методисты.

Председатель профкома райбольницы устроила в актовом зале собеседование. К ней, как на допрос без свидетелей, вызывались по одному сотрудники участковой больницы. Санитарки и медсёстры проходили тест на сознательность и честность, ведь им предлагалась возможность покритиковать своё начальство за вознаграждение. Плохо отзываться о враче Лебедевой желающих не было, но на строгий характер старшей медсестры сотрудники жаловались охотно, не понимая, что строгость Лидии Ивановны входила в её должностные инструкции.

Пока комиссия трудилась над медицинскими документами, Чернов сначала сбегал в кочегарку, в надежде заработать себе авторитет у мужского персонала больницы рассказами о победах на любовном фронте, но тут же обломался, деревенские мужики не любили говорливых бабников.

Потом Чернов не поленился и лично посетил сельский магазин, где упрашивал местных бабушек поведать ему деревенские сплетни о докторше Лебедевой. Бабушки тут же дружно и радостно разгалделись, но мужчина городского происхождения быстро вышел из терпения.

– Стоп! Ну что вы тут все разом раскудахтались! Мне не надо вашу врачиху расхваливать, это я и сам могу. Лучше скажите, с кем из вас или ваших соседей Лебедева обошлась по-хамски. Я уполномочен защищать ваши интересы, бабуленьки-крохотуленьки, от тех врачей, которые забыли клятву Гиппократа. Теперь перестанем молоть всякую чушь, а начнём высказываться по существу делу. Собрались с мыслями? Ну, давайте излагать вопрос по существу! Кто из вас посмелее будет?

Тут деревенские бабушки шушукаться перестали и замолчали, как воды в рот набрали. Но одна из них, что из Нелани в Андрюшинский магазин на своих ногах пришла, молчать не привыкла, она своим посохом постучала по лакированным ботинкам агитатора и зашипела на него, как на забуянившего сорванца:

– Ты почто сюда пожаловал, голубь ты залётный?! Шибко ты нехороший человек, как я на тебя погляжу. Чай, не барин, что раскомандовался, пошто честной народ пужать удумал. Чай, и сами скумекаем, куда и кого «искоренять» надоть. Купить чего пожаловал, так покупай, коли в карманах не сквозит, а так нечего честной люд баламутить-то. Сам на себя посмотри, шастаешь тут по деревне, варнак беглый!

После ухода Чернова, которого окрестили новым именем «щетинистый кобель», бабы в магазине ещё долго судачили о том, что что-то нехорошее происходит в их деревне, и все как одна жалели врачиху-то. Ведь, с какой стороны ни смотри, всё одно не совладать ей с Гайдарчук. Не было в Лебедевой той убойной силы, которая из Гайдарчук била ключом.

Уже вечерело, когда комиссия закончила работу. Чернов без стука вошёл в Верин кабинет. Она была в курсе, что в одной истории болезни проверяющая не смогла найти под обоснованием выдачи больничного листа Верину подпись. Как можно было разглядеть в её каракулях, напоминающих «короткий заборчик», заключительную подпись, ведь истории болезни писалась на крохотном листочке в период всеобщего дефицита бумаги в стране, но для Чернова и эта провинность была должностным преступлением.

– Вы знаете, Вера Владимировна, что за выявленные комиссией нарушения мне надо вас строго наказать.

Больше сказать ему было нечего. Чернов вышагивал по кабинету от двери до окна и обратно, стараясь не встретиться с Лебедевой взглядом. Да что там говорить, он по-прежнему её боялся. Было в этой женщине что-то такое, что мешало ему чувствовать себя начальником. Молчание нарушила хозяйка кабинета.

– Так, товарищ Чернов или господин? Судя по вашему несчастному выражению лица, я прихожу к печальному выводу, что нам с вами не сработаться.

Чернов, наверное, сам не ожидал такого шумного выдоха, который у него получился после этих слов женщины. Такого лёгкого разрешения этой трудной ситуации он не предполагал. Жертва сдавалась без боя!

– Да, Вера Владимировна, это так! Мы с вами не сработаемся!

– Хорошо, я напишу заявление об увольнении по собственному желанию.

Быстро выхватив из рук Лебедевой заявление, написанное на скорую руку, Чернов вновь приобрёл свой статус первого лица районного масштаба, собрал свою гвардию и умчался восвояси.

Через неделю Вера и Лидия Ивановна были приглашены на медсовет, который не состоялся из-за отсутствия самого Чернова, инициатора этого собрания.

Оказывается, на радостях товарищ Чернов не прочитал Верино заявление об уходе, а прочитал его через неделю в преддверии медсовета и срочно отправился в Тюмень, к своему доверенному лицу, коим являлась неприглядная секретарша одной из важных персон в департаменте здравоохранения.

Секретарша, до сухости изморённая заморскими диетами, внимательно ознакомилась с заявлением об увольнении Лебедевой, а потом стала говорить с каким-то французским прононсом, при этом постоянно вытирая платочком простуженный носик.

– Да, эту дамочку убрать с пути будет непросто, смотри, что она пишет: «В связи с невозможностью сработаться с главным врачом района Черновым, отказывающим мне в помощи по руководству участковой больницей в селе Андрюшино, прошу уволить меня по собственному желанию». Тут, надо тебе, мой хороший, поменять тактику…

Совет Чернову был дан короткий, но мудрый: не надо лезть на рожон, потому что эта Лебедева личность в департаменте известная, и именно её в департаменте рассматривают как главного кандидата занять его место. По приезду в район Чернов из своего кабинета, не снимая верхнюю одежду, позвонил в Андрюшино.

– Вы же знаете, Вера Владимировна, что я не могу ваше заявление удовлетворить…

– Да, я это предполагала, и что дальше?

– Это вы узнаете завтра.

А назавтра в актовом зале здания участковой больницы должно было состояться общебольничное собрание с участием главного врача района.

Перед собранием больница напоминала разбуженное выстрелом осиное гнездо. Особо готовилась к собранию Буталова Наталья Александровна, она за закрытыми дверями своего кабинета возбуждённо перечитывала своё выступление, которое собиралась провозгласить наизусть при вхождении в должность заведующей больницей.

Прикатившего на серебристой «Волге» Чернова встречала сама Гайдарчук, которая с утра крутилась возле больницы. Она попыталась поддержать начальника, при костюме и галстуке, под локоток, когда тот поднимался на больничное крыльцо, но Чернов своим локтем так резко отпихнул её от себя, что женщина отлетела к перилам.

– Кто ты такая! Что себе позволяешь?

– Я вам писала…

– А я не Онегин!.. Санитарка?

– Я работаю экономистом в сельском совете…

– Вот и убирайся в сельсовет!

А Вера сидела в своём кабинете и ещё раз пыталась мысленно любить всех, особенно своих врагов, как учил учеников Иисус Христос, используя для этого методику американки Луизы Хей.

На этот раз Чернов приехал без свиты, он опоздал на час, но никто из собравшихся и не думал расходиться. Вся округа только и говорила об этом собрании. Такие перевороты в деревне случались нечасто. Так уж повелось в Андрюшино, что испокон веков изгоняли приезжих врачей из деревенской больницы, не устояла и Лебедева, хотя продержалась дольше других.

В зал торжественно вошёл президиум в составе главного врача района Чернова, бывшего заведующего Петра Петровича и фельдшера по детству Натальи Александровны, как самоизбранного председателя профсоюзного комитета. Веру в президиум не пригласили.

Свою речь Чернов начал с объявления, что за выявленные комиссией недостатки Лебедева снята с должности главного врача решением экстренного заседания медсовета, с сохранением ставки врача-ординатора, а старшей медсестре Лидии Ивановне объявлен строгий выговор и она переведена на должность постовой медсестры.

Потом под общие аплодисменты пенсионер Пётр Петрович согласился вновь возглавить руководство больницы. Вера видела, как на щекастом лице Натальи Александровны заиграли красные «пионы» страшного разочарования, явно, что такого оборота событий фельдшер по детству не ожидала. Но Пётр Петрович успокоил Наталью Александровну в своей речи, где пообещал, что в скором будущем передаст свой пост и бразды правления больницей в её крепкие руки.

После трогательного выступления Петра Петровича со своего стула поднялась Вера, хотя никто ей слова не давал. Её потряс выход на лобное место того, кого она так уважала. С горечью в голосе обратилась она именно к нему, раздобревшему на пенсии Петру Петровичу.

– Вы, Пётр Петрович, хитрюга и подлый трус! Отсиделись в кустах, пока больница переживала трудные времена, а когда вновь больница стала процветать, прискакали сюда, как откормленный Кощей на метле. Простите мне моё любопытство, но мне бы хотелось знать, что вам такое пообещали в верхах, что вы забыли уважение к своему почтенному возрасту?.. Не хотите сказать? Ну и ладно! Чёрт с вами! Ну а с вас, товарищ Чернов, и спроса никакого, вы руководитель-однодневка, напакостите и в кусты. Смотрите в оба, как сразу не в тюрьму! Единственно, что мне жаль, что вы, товарищи и коллеги, так нечестно поступили со своей землячкой Лидией Ивановной. Жаль, что из-за моего недостаточного опыта руководителя и вашей трусости, мои коллеги, была незаслуженно наказана ваша старшая медсестра Лидия Ивановна, которая столько сделала для больницы, чтобы её не закрыли. Лидия Ивановна, без вашей поддержки руководить больницей я не могу и не хочу.

Рассерженный Чернов открыл было рот, но Вера вытянула в его сторону руку с поднятой ладонью, приказывая молчать. Так, под общее молчание покинула она собрание и, выйдя из зала, потопала домой. В сердце не обида была, а растерянность. Она не знала, что надо предпринять, чтобы жить дальше, и как жить в таком позоре.

– Может быть, мне всё-таки стоило согласиться на предложение заместителя начальника департамента и заменить товарища Чернова на его посту?.. Нет, подсиживать другого – это не мой профиль. Настало время начать всё сначала. Жаль, что Буталов Сергей перед смертью не сказал мне, куда надо сбегать, куда переехать. Опять переезд?.. Или побег?

Домой в тот день Вера пришла с понурой головой, и на пороге её встретил… папа! Этого Вера ну никак не ожидала!

– Вера, маме приснился плохой сон. Вот она и послала меня к тебе, а я пенсионер, твоей маме подневольный, вот и приехал туда, где Макар телят не гонял. Ты же сама ничего о себе не рассказываешь, а это наводит на плохие мысли. Прости, что не предупредил.

Вера обняла папу и расплакалась на его груди, как девочка, уливаясь слезами, её потрясла сила родительской любви. Потом, успокоившись, она рассказала отцу, как подло поступили с ней супруги Буталовы, как новый главный врач района Чернов снял её с должности!

– Папа, комиссия не выявила никаких грубых нарушений, но меня перевели на работу участковым доктором, а на моё место вернули Петра Петровича. Он старик стариком, но всё в дамки метит!

Высказывание дочери о «стариках» Володе не понравилось.

Поддержать дочь в трудное время – это не значит одобрять или оправдывать, ему трудно было верить в реальность зла, способного погубить его любимую дочь, да и усомниться в добропорядочности своего одногодка Петра Петровича не позволял возраст.

– Знаешь, что я тебе скажу, Вера, дыма без огня не бывает. Не думаешь ли ты, что и твоя вина…

Вера как ошпаренная взорвалась от отчаяния, которое вылилось в вопль, исходящий из глубин ее души, только с отцом она могла так открыто выражать свои чувства.

– Да, я виновата! Суди меня вместе со всеми! Я возгордилась, я взрастила свой авторитет, как вы меня с мамой учили, и теперь этот авторитет, как толстая дубинка, бьёт меня то по темечку, то по затылку. Ты не понял? Ведь целью всего этого безумства являюсь я сама, чтобы я поверила во все эти деревенские сплетни и призналась себе, что я никчёмная тварь! Если я в это поверю, то стану половой тряпкой. Ты этого хочешь?.. Тогда какой спрос с того, кто и так упал, а я хочу встать, папа. Встать!!!

Уже тихим голосом Вера добавила:

– Папа, будь мне не судьёй, будь мне другом.

Ещё неделю работала Вера в больнице в качестве рядового участкового врача. Она училась смирять свою гордость и принимала эту душевную работу как дар, снимающий ответственность с её плеч.

– Гордым Бог противится, а смиренных благословляет, – прозвучало в воскресной речи православного проповедника, а вечером того же дня Володя дал дочери совет как благословение.

– Вера, чем так работать и страдать, то лучше совсем не работать и не страдать. Незаменимых людей на свете нет, и свято место пусто не бывает, так что не волнуйся за больницу, всему своё время.

Эти слова были сказаны в воскресенье, а в понедельник Вера отправилась вместе с другими медработниками Андрюшино в район по делам. Она отпросилась у Петра Петровича, но не спешила сесть в машину, отправляющуюся в район. Встав у окна своего врачебного кабинета, женщина с горечью наблюдала, как по больничному двору засеменила ножками в меховых сапожках фельдшерица Наталья Александровна, прогибаясь под тяжестью своей новой цигейковой шубы, чтобы успеть раньше неё заползти на престижное место рядом с шофёром уазика. Теперь на это место она имела право, как будущая начальница.

Вера заняла скромное место в кузове «скорой помощи» между медсёстрами и санитарками больницы, которые ещё не определились, к кому им лучше примкнуть, к врачу в опале или к фельдшеру, сидящей в кабине на почётном месте, рядом с шофёром.

Память Веры хранила сведения о болезнях всех жителей села, только в датах она могла ещё путаться. Каждый, кто сидел рядом с ней в этой поездке, обращался к ней за помощью, доверяя своё здоровье и здоровье близких людей, а теперь они все, как чужие, боятся с ней даже заговорить.

Трясясь на ухабах лесной грунтовой дороги, женщине открылось и то, что унижать человека можно только до определённой степени, потом унижение переходит в привычку и уже не воспринимается как унижение. Вот к такой границе Вера уже подошла.

Больничная машина остановилась у реки, но парома через Тавду ждал уже целый автопарк, ибо на завтра обещали первые заморозки, а если Тавда покроется ледовой коркой, то связи с районом не будет до открытия ледовой дороги.

Народ в тёплых одеждах толпился у переправы в ожидании парома. Люди стояли группами рядом с припаркованными машинами, а Вера в одиночестве изгоя отправилась прогуливаться по прозрачному осеннему леску, который в ту пору напоминал женщине её собственную тоску.

Женщина бродила по опавшим листьям, вдыхая морозный осенний воздух, она читала вполголоса молитвы из утренних правил православия, любовалась осенним пейзажем сибирской реки и, глядя на толпу людей, ожидающих парома, вдруг поняла, что не они стали ей чужими, а она для них всегда была чужой.

Вспомнив предсмертное напутствие Сергея Буталова, ей в голову пришла интересная, но довольно странная мысль.