Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

Этот разговор имел свои замечательные последствия. Два дня покупала Галина на деньги мужа одежду для семьи своей золовки. Сначала она не поверила, что у Веры в наличии имеется только одно летнее платье, которое быстро высыхало и в глажке не нуждалось, но поверить пришлось, и Галина на базаре покупала одежду для детей, а золовке подобрала одежду из своего гардероба. От обилия покупок Вера уже не имела силы радоваться, как бы она ни старалась. Для того чтобы почувствовать неописуемую радость, женщине хватило бы покупки всего трёх вещей: рюкзака для Вити, нарядного платья для Тани и спортивного костюма для Кати.

Возвращалась Вера домой с кошельком денег и с четырьмя огромными сумками и детским велосипедом в придачу. В Тюмени она наняла носильщика, который помог ей перетащить вещи с вокзала на автовокзал. Мягкий автобус доставил её и багаж из Тюмени в райцентр, откуда в Андрюшино ходили рейсовые автобусы, и Вера успевала на последний автобус. На автостанции ей пришлось немного подождать прихода автобуса, и она расположилась прямо перед остановкой, окружив себя четырьмя сумками и велосипедом для Вити, купленным на одной из железнодорожных станций по дороге из Караганды. Эти велосипеды продавал рабочий, которому выдали зарплату детскими велосипедами.

До прихода автобуса на Андрюшино один добрый таксист предложил Вере помощь, но она отказалась со словами: «Счастливые женщины на такси домой не возвращаются», а вскоре подошёл и автобус, она загрузила свою поклажу в багажное отделение, но при проверке билетов выяснилось, что она пыталась сесть в автобус, на котором сама только что приехала из Тюмени, а в этот момент последний рейсовый автобус до Андрюшино выезжал с привокзальной площади.

Пришлось Вере вернуться в реальный мир, где быть счастливым человеком небезопасно. Таксист без слов понял сложившуюся ситуацию, доставил Веру домой в целости и сохранности.

Быт в семье Лебедевых наладился. Теперь Вера, наряду с английским, стала заучивать радостные постулаты из книги Луизы Хей, которую подарила ей Галина в Караганде.

Надо сказать, что идею американской писательницы о любви женщина приняла как заповедь Иисуса Христа: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».

Как человек может любить своего ближнего, если он сам себя не любит?

Вера пришла к выводу, что если жизнь так или иначе закончится смертью, то лучше не изматывать себя и не умирать раньше положенного срока. Поэтому не надо отчаиваться, а надо любить жизнь и не обижать саму себя. Хорошее направление человеку давала Луиза Хей из Америки, которая каждое утро 20 минут проводила в молитве, а потом весь день медитировала о своём благополучии, делясь своими успехами с другими людьми.

Особо понравилось Вере высказывание Луизы Хей о том, что «Бог не любопытный старичок, который заглядывает под одеяло». Для Веры это означало разрешение на свободную любовь под одеялом, воспользоваться которым ей было не с кем.

Уже перед самым Новым годом и в одной воскресной телевизионной передаче «Слова пастора» Вера услышала о радости, которую даёт Иисус верующим в него людям. Да, теперь Вера была убеждена, что она встала на правильный путь. Надо жить и радоваться!

Успехи в её трудах были зримыми, и они проявлялись как в больнице, так и в общественной жизни деревни. Благодаря усилиям Веры не закрылась школа в Нелани, потому что закрытие школ в малых деревнях она считала преступлением против детей. Да, она обращалась во все инстанции и даже в печать, чтобы её услышали, ведь как могли бы ученики ездить семь километров в школу из Нелани в Андрюшино, когда грунтовые дороги между сёлами были зимой, весной и осенью непроходимыми?! Да и кто будет заправлять школьный автобус бензином, если горючего в деревне не было в наличии? Это раньше для приезжих учеников имелся при сельском совете интернат, а теперь в нём проживала с семьёй сестра Ивана Илларионовича, её подруга Валентина.

Заботилась Вера о детях Нелани ещё и потому, что эти дети нуждались в привычной для них обстановке. Ведь только 8 учеников из 54 в этом селе не имели справки об умственной отсталости, а во время ежегодных медосмотров почти у всех детей выявлялись нарушения в физическом и половом развитии, а каждый второй мальчик обещал Вере как доктору со следующего года бросить пить и курить. Население Нелани спивалось катастрофически, что отражалось на умственных способностях детей.

Сибирские деревни вымирали повсеместно, но что могла ещё сделать Вера как доктор? Бороться за сохранение деревенских школ!

Вера тогда ещё не знала, как легко наживать себе врагов, делая добрые дела, и искренне радовалась тому, что школа в Нелани существует, что в больнице есть медикаменты и продовольствие, что больным тепло и крыша не протекает, что безотказно служит людям машина «скорой помощи».

И приглашение отца Сергея встретить праздник Рождества Вера приняла как признание её хороших дел Богом. Так повелось, что её односельчане помогали этой небольшой городской церкви в Свердловской области запастись картошкой, луком и капустой на зиму. Приятно делать добрые дела тем, кто о них помнит.

Первый раз простояла Вера всю праздничную ночную службу. Ещё никогда в жизни её сердце не вмещало столько радости, как в это празднование Рождества Христова. После службы было церковное чаепитие, а потом отец Сергей повёз Веру на вокзал. Они ехали на стареньком «Запорожце», в котором сидела вместе с Верой семья отца Сергия: жена и его трое детей. У повидавшего виды на своём веку «Запорожца» трижды за дорогу глох мотор, но его хозяин не унывал.

– Вера Владимировна, не волнуйтесь, когда машина совсем заглохнет, Господь пошлёт мне новую. Господь видит мою нужду в машине. Он видит, как я хочу ему служить! Всё отдаём в его дающие руки!

Как хотела Вера иметь такую веру.

А на прощание отец Сергей рассказал, что батюшка Андрей при его жизни дважды приезжал к нему. Сначала, чтобы занять денег, и отец Сергей занял ему 5 тысяч рублей, а во второй раз – чтобы покаяться.

Узнав, что батюшка Андрей погиб в аварии по дороге в Тобольск, отец Сергей долго скорбел душой и потом сказал: «Не за праведников отдал свою жизнь Сын Божий, а за кающихся грешников, чтобы с ними разделить благодать вечной жизни».

На прощание отец Сергей благословил Веру, и она с миром в душе уехала в свою деревню.

Часть 3

Бывалого мореплавателя не обманет затишье перед бурей, но человек легко обманывается гладкой жизнью, ясным небом над головой, сиянием солнца в зените, самоуверенно думая, что так будет всегда. Вот и Вера жила себе и жила, радуясь тому, что так хорошо прижилась она и её семья в деревне Андрюшино, пока гром не грянул. А когда гром грянул, то уже поздно было креститься, надо было спасать свою душу.

Зачем было Вере принимать всерьёз предсмертные пророчества Сергея Буталова, если её жизнь и так была достаточно благополучна как на работе, так и в семье.

В тот год весна была затяжная. Народ в Андрюшино безропотно зяб, измученный бесконечными дождями. От излишней влаги раскисали поля, а всходы зерновых закисали на корню. Солнце не показывалось из-за туч, небо хмурилось, и так изо дня в день.

Законное календарное лето никак не могло распогодиться. Не было в природе силы прогнать с неба тяжёлые облака, которые обложили деревню со всех сторон. Андрюшинские старожилы обречённо разводили руками, они не припоминали за свою жизнь такой ненастный июнь, но Вера сердцем чуяла, что причина кроется не в природных катаклизмах, а в страстном желании Сергея Буталова задержаться на этой земле.

Мужчина заболел так внезапно, а его болезнь протекала так злокачественно, что в Андрюшино не нашлось ни одного человека, кто бы искренне ему не сочувствовал.

Вера как участковый врач обеспечивала больного необходимыми лекарствами и медицинским обслуживанием на дому. Жена Сергея Надюша окружила мужа заботой и любовью. Друзья и представители деревенской общественности постоянно навещали Сергея, но вскоре любое посещение стало ему в тягость, он слабел на глазах.

Потом наступило время, когда некогда пышущий здоровьем мужчина не смог встать с кровати и глотать пищу. От капельниц с белковой жидкостью Буталов отказался сам. Вера не понимала, какой силой в его теле поддерживалась жизнь, но порой ей казалось, что именно эта сила отнимала у лета тепло, положенное ему по сезону.

В один из таких непогожих июньских дней Вера зашла к Буталовым, не по долгу службы, а потому, что она, будучи добрым человеком, захотела морально поддержать больного, бывшего завхоза, которого когда-то уволила за пьянство.

Подойдя к постели умирающего, она постояла немного, потом присела на стул, стоящий рядом с кроватью. Жена Сергея, Надюша, сидела на табуретке рядом и была рада возможности выговориться.

– Вера Владимировна, с рассветом моего Сергея уже месяц навещают два голубя, и они воркуют перед окошком до восхода солнца, мой Серёжа видит этих голубей даже с закрытыми глазами, и не только голубей. Он видит то, что ещё не произошло. Свои видения он рассказывает, когда утихают боли. За два дня наперёд он в точности описал тех ягнят, которые ещё не появились на свет, и не ошибся. Хорошо, что в последние два дня он не чувствует боль, но говорить ему трудно.

Вера слушала будущую вдову, не перебивая, и сокрушалась сердцем от мысли, что когда-то в прошлом обидела Сергея как административное лицо, а это тяжёлый груз принимать на себя вину других людей.

Посидев рядом с больным, Вера ещё раз тяжело вздохнула и уже собралась с духом, чтобы покинуть дом Буталовых, как к ней обратился сам больной.

Измождённый болезнью, Сергей тихо произносил слово за словом, медленно выговаривая их, и казалось, что его шёпот обладал магической силой завета.

– Я бы вам… Вера… много мог сделать… беды, много… зла. Я… благодарен. Вы… вернули… к жизни. Я перестал пить… Два года… целых два года… я жил… как человек… муж… отец. Завхозом… в школе работал… честно. Спасибо.

Слеза прокатилась по его лицу, Вера прикусила губу, чтобы не зарыдать в голос. Надя внимательно слушала мужа и не дивилась тому, что тот говорил.

– Вы… Вера… Премудрая… никому не говорите… собирайте чемоданы… берите детей и… уезжайте… вам здесь жить… не дадут… бегите… пока не поздно.

Тут силы покинули говорящего, и Надюша кивком головы попрощалась с Лебедевой.

Через три дня Сергей Буталов умер, и природа, словно встрепенувшись ото сна, провожала Сергея в дальний путь сиянием лучезарного солнца. Во время его похорон ожившая под солнцем тайга радостно запела птичьими голосами.

Вера не хотела принять предсмертные слова покойника как призыв к действию. Андрюшинская больница под её руководством работала как смазанный мастером часовой механизм. Случаи пьянства в коллективе были единичные, да и то только в её отсутствие. Годовой отчёт показал высокий уровень здравоохранения в Андрюшино, что говорило о слаженности работы всего персонала участковой больницы.

Вера согласилась поехать в Тюмень на курсы усовершенствования врачей, потому что в ноябре корова Зинка запустилась, папа по её просьбе приехал управляться по хозяйству, а больница была оснащена всем необходимым до весны.

Каждые выходные Вера из Тюмени ездила домой. В одну из суббот завьюжило. Вера приехала в Андрюшино на попутной машине, но прежде чем пойти домой, заглянула в больницу, но не как административное лицо. Ей хотелось узнать подробнее о последних днях жизни Зинаиды, больной раком лёгких.

Зинаида была залётной птицей в сибирской деревне. В четвёртой стадии рака лёгких привёз её в деревню местный мужик Федор, который пил, курил и не работал. Когда Зинаиде стало совсем плохо, Федор отправил свою гостью на излечение в больницу.

Вера назначила лечение, согласованное с рекомендациями онколога, но через неделю выписала Зинаиду за нарушение больничного режима, ибо распитие алкогольных напитков в больнице было под запретом, а ещё через месяц вновь госпитализировала её для проведения паллиативного лечения.

Эта ленинградка могла бы стать Вере подругой, но судьба распорядилась иначе, их отношения не выходили за рамки отношений врача и его пациента. С дворянской стойкостью принимала Зинаида свою скорую кончину. Во время врачебного осмотра Вера любила задержаться у её постели, чтобы поговорить о превратностях человеческой судьбы, о возможностях или о невозможностях её изменить, о том, что лучше для человека, покорно плыть по течению или противостоять судьбе.

– Зинаида Романовна, вы сама знаете, что табак и вино губительны для любого живого организма. Вы осознанно выбрали пьянство и курение, чтобы ускорить старение и приблизить смерть? Хотя даже смерть вас не пугает больше, чем жизнь без вина и без курева. Почему же мы в жизни выбираем то, что нас убивает?

– Выбираем? Позвольте, кто добровольно выбирает себе зло?.. Ах, это вы о вредных привычках? Но это та мелочь, которая не меняет абсолютно ничего в нашей судьбе. Вот вы, Вера Владимировна, запретили мне пить и курить, хотя вести трезвый образ жизни в мои последние дни – это жестокое испытание, а не думали ли вы о том, что сама по себе жизнь без смысла уже противоречит здравому смыслу эту жизнь продлевать, или ваш смысл жизни вы видите в том, чтобы страдать и поститься до глубокой старости? Вера Владимировна, вы сами с какой целью живёте, ведь вы так же, как и я, забрались в этот медвежий угол не от хорошей жизни?

– Мой смысл жизни?.. Вырастить детей с хорошим будущим, оказать врачебную помощь тем, кому ещё может помочь медицина. Уважаемая Зинаида Романовна, время пришло вам пить таблетки. Я знаю, что у вас есть сын, дайте его адрес, чтобы мы могли сообщить вашим родным о вашем состоянии здоровья.

– О моём раке лёгких знают все, кому это надо знать, но о моей смерти сообщать мне некому. Сына видеть не хочу, даже после смерти. Пусть он живёт долго и счастливо. Кажется, так говорят в народе? И пусть Бог будет ему судьёй, и пусть Он его простит, потому что я не могу.

– Нет, Бог всем нам судья, и вам тоже. Я знаю по своему опыту, что даже смерть не так тяжела для матери, как обида на детей. Это вечные узы, которые даже смертью не разрешатся. Давайте мы проверим себя на добро и вызовем вашего сына…

– Стоп. Этот вопрос уже мной решён. Вера Владимировна, я устала. Дайте мне скорее ваши пилюли, я хочу спать. Вы меня утомили своими разговорами.

Через неделю после этого разговора Зинаида впала в кому. Каждое утро Вера начинала пятиминутку в больнице со страхом услышать печальную весть о смерти больной из Ленинграда, словно с этой смертью обида умершей на сына перешла бы к ней. Прошла неделя, а Зинаида по-прежнему лежала в коме и над ней властвовал неразрешимый вопрос всего человечества, поставленный когда-то Шекспиром: быть или не быть.

Перед тем, как Вере пришло время отправляться на учёбу в Тюмень, в кабинет главного врача вошла, запыхавшись, ночная медсестра и с порога доложила новость:

– Наша Зиночка открыла глаза и… попросила кушать. Представляете, я захожу к ней в палату, чтобы провести утренний туалет, а она лежит с открытыми глазами и просит дать ей яблоко, потом говорит: «Колбасу хочу!» Не знаю, что и делать, где я достану ей колбасу и яблоко?

Колбасу для Зинаиды, вышедшей из комы, нашли сразу, а вот за яблоком пришлось посылать в район на рынок.

Когда Вера отправилась в Тюмень на учёбу, исполнять руководство больницей она доверила Буталовой Наталье Александровне, при которой и умерла эта беглая ленинградка.

О последних днях жизни Зинаиды хотелось Вере узнать подробнее, поэтому по дороге домой она зашла на минуточку в больницу, и Лидия Ивановна рассказала ей, что Зина умерла, как и положено, на руках у своего сына. Не успела порадоваться этой новости, как из коридора послышался шум.

По коридору бежала взлохмаченная Наталья Александровна. Она была в домашних тапочках на босу ногу и в домашнем халатике нараспашку. Вера незамедлительно направилась ей наперерез, чтобы выяснить ситуацию.

– Наталья Александровна, что это вы себе позволяете? Это ведь не ваша спальня, а больничное учреждение! Вы его руководитель, а носитесь по больнице неподобающим образом! Что случилось?

– Ох, Вера Владимировна… мой муж. Витька напился, бес ему в ребро, и хочет меня убить, и убьёт ведь, если найдёт.

– Виктор? Виктор Сергеевич? Он пьян?

– Уже который день. Он там, в кочегарке.

– В кочегарке?! Пьяный?!

В этот миг Вера забыла, где в груди у неё бьётся сердце, потому что оно стучало уже в голове.

Она мчалась в кочегарку, словно сдавала зачёт по нормам ГТО. Кочегары в рабочее время не имели право распивать спиртные напитки, а посетителям запрещалось приходить в больничную кочегарку в пьяном виде. Это был приказ по больнице, исполнение которого стоило Вере много нервов и даже дней её жизни. За исполнением этого приказа должны были строго следить все административные работники: старшая медсестра отделения – в больнице, а завхоз – в гараже и кочегарке. Теперь, в Верино отсутствие, Наталья Александровна, ответственная за трезвость коллектива, трусливо прячется по больничным кабинетам от мужа, завхоза, нарушителя приказа и провокатора!

Вера влетела в кочегарку, не обратив внимание на резкую боль в груди, ведь что может сравниться с видом пьяной компании у кипящего котла в системе отопления в морозный ноябрь, – только вселенское крушение!

Оглядев честную компанию, женщина произнесла только одно слово, но оно прозвучало так угрожающе тихо, что даже самый пьяный из товарищей кочегаров его услышал. «Вон!!!»

Пьяные мужики, как крысы с тонущего корабля, потянулись к выходу. Один из них попытался улыбкой поприветствовать Веру, но не удержался и всем телом повалился на неё, хорошо, что его быстро перехватила на себя маленькая санитарка, прибежавшая на помощь.

Потом она потребовала от дежурного кочегара ключ и закрыла кочегарку на замок. Вернувшись в свой кабинет, вызвала Лидию Ивановну и молча положила перед ней ключи.

– Не волнуйтесь, Вера Владимировна, я всё поняла и всё будет сделано. Экстренно вызовем другого кочегара. Такого безобразия больше не повторится. Вы скорее учитесь и приезжайте домой.

С огорчением отправилась Вера доучиваться в Тюмень. Экзамен на врача первой категории она сдала успешно и в отличном настроении вернулась в своё Андрюшино, чтобы вновь взять бразды правления больницей в свои руки, в уверенности, что буря миновала. А буря только набирала обороты.

Сначала Вера не обратила внимание на бабьи слухи о том, что очень скоро она позорно сбежит из Андрюшино, но перед этим подарит свой дом Гайдарчук.

Собака тявкает, да и пусть себе тявкает, лишь бы не кусалась.

В январе, перед уходом на пенсию, главный врач района Тимин дал Вере почитать письма, пришедшие на его имя. Она с энтузиазмом принялась читать первое письмо вслух, но потом быстро осеклась, ибо то, что было написано в том письме, вслух не прочитаешь.

«Довожу до вашего сведения, что Лебедева В. В. занимается проституцией с должностными лицами в районе… чтобы выбить материальные ценности для участковой больницы. Бедный батюшка Андрей сбежал из села, не выдержав сексуальных домогательств со стороны главного врача Лебедевой В. В. …Прошу принять меры. Аморальное поведение Лебедевой… позор…»

Бегло прочитав письмо, Вера в недоумении уставилась на Тимина. От удивления её руки сами собой развелись в разные стороны, в одной из которых был листок, исписанный каллиграфическим почерком Гайдарчук.

– О, Боже. Я была уверена, что мой авторитет на деревне непоколебим. Личной жизни нет как не было. Работаю как лошадь, живу как отшельница… а выгляжу как распутница? Неужели в глазах деревенских людей я так отвратительна? Даже не знаю, что сказать.

Тимин взял из рук Веры письмо и усадил её на свой стул, что стоял рядом со столом.

– Вера Владимировна, успокойся. Зато я знаю эту кляузницу как облупленную. Я же сам родом из ваших краёв. Её сексуальная озабоченность известна многим из районного начальства, поэтому учти на будущее, никто за тебя не заступится. Ты, Вера Владимировна, стоишь у неё на пути, как конкурентка на звание «первой леди» на погосте.

– Но я эту Гайдарчук даже по имени толком не знаю. Здоровались мы с ней, когда встречались, а как она забеременела, так от меня, как от чумы, стала бегать. Ну, беременную Гайдарчук понять можно, беременность в 42 года – это тяжкое испытание, но чтобы подобные письма писать… просто уму непостижимо.

– Я тебя предупредил, теперь ухожу на пенсию, вместо меня придёт молодой и перспективный доктор.

«Молодой и перспективный» доктор оказался откормленным молодым человеком, с рыбьим взглядом и трёхдневной щетиной. Новую должность Чернов воспринимал как причитающуюся ему по статусу потомственного руководителя, а руководить он собирался по-пролетарски, сначала «старый мир» разрушить, а потом построить то, что получится.

Отлаженную систему снабжения Андрюшинской участковой больницы Чернов блокировал тем, что перестал подписывать доверенности на имя Лебедевой, без всякого объяснения, когда же она стала готовить документы, чтобы перевести больницу на частичное самофинансирование, то новый главный врач района любезно уговорил её не торопиться с оформлением лицензии, а пообещал своё содействие. Вера, в знак перемирия, предложила отписать на нужды райбольницы часть перевязочного материала, которым она запаслась на год вперёд, но тот гордо отказался.

Наступали майские праздники, ледовая дорога через Тавду должна была вот-вот рухнуть, а Чернов тянул с подписанием договорных бумаг с ДРСУ на перевозку угля в больницу Андрюшино, находящуюся за рекой.

Вера с утра ждала разрешения попасть на приём к Чернову, а в обед вошла в его кабинет без всякого приглашения и заставила подписать подготовленный ею документ.

– Вы понимаете, что промедлением с оформлением документов вы лично саботируете деятельность участковой больницы, которая находится в тайге, в 40 километрах от парома. Один день промедления, и начнётся ледокол, тогда уголь придётся завозить на пароме, а кто за паром будет платить?

– Извините, но кто вам даст машины на перевозку угля?

– Это уже не ваша забота, машины с углём ждут моего распоряжения на переправе.

Уголь завезти в больницу успели до ледохода, а с первым паромом Чернов сам попросил Лебедеву явиться к нему на приём.

Вера вошла в кабинет, садиться в мягкое низкое кресло перед столом нового начальника ей не захотелось, да и приглашения садиться не было. Чернов окинул её взглядом с некоей презрительной усмешкой, видимо, как женщина Лебедева его не привлекла.

Но и Вера не испытывала симпатии к молодому главврачу: чванство всегда остаётся чванством, особенно когда оно при галстуке и в кресле. Новоявленный главный врач Чернов удачно вписывался в образ «карася-идеалиста» по Щедрину, трёхдневная щетина, белёсые глаза навыкате, в которых нет никакой мысли, под глазами – инфантильная отёчность и толстые губы. И трудно было догадаться, что за этим образом карася скрывалась алчная щука, этому мешал авторитетный животик.

– Наслышан о вас, Вера Владимировна, наслышан, – наконец-то обратился Чернов к Вере, которая теперь стояла у окна, – но не кажется ли вам, Вера Владимировна, что пора бы и честь знать!

– Моя честь при мне, а вы, однако, любитель говорить загадками?

– Нет, я люблю беспрекословное подчинение!

– Вижу, что вы удачно избежали службы в армии. Прежде чем подчинять сотрудников больницы, вам надо проявить себя грамотным руководителем, который несёт ответственность за вверенное ему подразделение! Мой вам совет: создайте толковую команду, заработайте авторитет среди сотрудников больницы, чтобы они хотя бы знали, что вы от них хотите. А теперь к делу, зачем вы меня вызвали?

– Так я о деле и говорю, авторитет вы мне и заработаете. Вера Владимировна, я даю вам спокойно работать при условии, что вы… м… ваш авторитет в районе… м… вы передадите мне, вашему новому главному врачу.

До Веры не сразу дошёл смысл услышанной ею речи.

– Я вас правильно поняла? Вы намерены загребать жар чужими руками? Тогда сначала, ваше благородие, побрейтесь. Деревенские вас не поймут, пушок на рыльце хорош только у поросёнка. Что же вы так заволновались?

Вдруг по странному блеску в выпуклых глазах Чернова, который появился и тут же пропал, Вера поняла то, что она не заметила с самого начала.

– Так вы меня… боитесь?!

Пауза.

– Да, боюсь. Но это не значит, что вам… позволено вести себя так нагло.

Вера вышла из кабинета, не прощаясь, и только одно слово вырвалось из её уст на пороге: – Карась!

Это было с ней впервые, что она обозвала человека речной рыбой.

 
                                          * * *
 

В тот год май выдался тёплым и погожим, но предсмертные слова Сергея Буталова не давали Вере радоваться жизни, хотя о том, чтобы уехать из деревни, не было и речи.

Ещё посмотрим, кто и кому голова!

Ближе к лету тайга постепенно уходила под воду, но Вера не волновалась, больница была подготовлена к работе в половодье. Дома по субботним вечерам Вера занималась всерьёз по Луизе Хей, талдыча перед сном триста раз «Я себя одобряю», но любить себя мешали женщине её собственные мысли.

В это время ей попалась в руки книга, где вкратце описывалось мироздание, как оно виделось Елене Рерих. Какая может быть медитация и уход в себя, если человеку дана возможность прикоснуться на уровне мысли к истокам развития человеческой цивилизации. Принимать творение мира по Библии, которое совершилось за 6 дней, можно только ребёнку, а не взрослому человеку.

Надо сказать, что Вера обычно в смущении пролистывала первую главу Бытия, которая находилась на первой странице Евангелия, подаренного ей Надеждой Сафоновой, а то, как описывалась история развития Вселенной согласно Елене Рерих, приводило её в неописуемый восторг. Одно смущало только, что эта интригующая информация и истории Вселенной никого в деревне не интриговали.

– Фёдор Николаевич, вы можете представить себе, как грандиозна наша Вселенная, какие преобразования она претерпевала, а мы дальше своего носа видеть не хотим. Вас разве не удивляет общности человечества со Вселенной и тайны мироздания, которые открываются избранным, но главным является то, что они существуют и влияют на наше настоящее и будущее.

Этот разговор происходил по дороге к больному, а Вере просто необходимо было хоть с кем-нибудь поделиться своей причастностью к тайне цивилизации. Но диалога не получилось, только густые брови шофера «скорой помощи» сошлись на лбу треугольником, взгляд сначала поднялся кверху, а через секунду вновь устремился на дорогу. Не обратив внимания на мимику своего неразговорчивого собеседника, она продолжала делиться с ним сведениями о загадках мирозданья.

– Мы живём в четвёртой эре. Вы не знали?.. До нас были цивилизации и после нас будут. …Фёдор Николаевич, вы не слышали о находках брата Елены Рерих в Гималаях? Это просто удивительно, что мы, как неандертальцы, думаем, что мы одни во Вселенной. Вам не интересно? Фёдор Николаевич, миленький, мы просто обязаны сохранить и передать нашим потомкам то тонкое духовное наследие, которое дано нам высшим разумом, ведь космическое пространство не просто вакуум, это форма общения с духом Вселенной, а Вселенной далеко небезразлично, как мы живём. Понимаете, каждый человек в ответе за то, что он принесёт в этот мир… ибо существует Общее Благо… Нам надо иметь знания, ведь наука рано или поздно поможет человеку общаться с космосом. Что человек может принести в космос? Свои знания, мудрость, свою историю, труд, благородство, красоту… да, красоту жизни, в особенности.

Шофёр Фёдор Николаевич на призывы Веры больше не реагировал, даже бровями, а просто прервал её на полуслове.

– Я, Вера Владимировна, знаю только то, что сегодня нам в Нелань не проехать. Вода, однако, на дороге… весна.

Такое пренебрежение к истории человечества и всей Вселенной покоробило бы любого интеллигентного человека, но только не Веру. Она не нуждалась в последователях и училась по Луизе Хей радоваться любому человеку, создавая вокруг себя поле любви. Пусть знания замечательной Елены Рерих деревенских не интересовали, но это не значило, что их не было вовсе, хотя эти знания никак не влияли и на Верину судьбу.

 
                                          * * *
 

Настало время, когда Вере уже трудно стало не замечать, что в коллективе больницы происходит что-то неладное. Казалось, что кто-то хочет ей очень досадить, но когда кажется, то крестятся, а Вера старалась по Луизе Хей усиленно всех любить.

Лидия Ивановна обнаружила, что акушерка взяла за практику проводить вагинальный осмотр женщин, используя только одну пару стерильных перчаток, по её оправдательным словам выходило, что «грязь к грязи» не пристаёт.

Однажды постовая медсестра не вышла в ночную смену из-за разгула привидений в её доме. Конечно, рассказу о домовых Вера не поверила и пригласила медсестру Татьяну, прогулявшую смену, хоть как-то объяснить своё поведение, но то, что она услышала, было более правдоподобно, чем реальная жизнь.

 
                                          * * *
 

Татьяна жила в Нелани, в доме, где когда-то находился сельский совет, а напротив, через дорогу, стояли руинами церкви, которую так и не смогли разрушить в период революционных преобразований. Татьяна жила вместе с детьми, а на работу ездила на перекладных. Но в последнее время после праздника Первого Мая в дом зачастили по ночам барабашки, которые вели себя как пьяные собутыльники отца.

Вера была потрясена, когда узнала, что несколько лет назад муж Татьяны собрал детей в комнате и при них повесился на верёвке, спрыгнув со стола со словами: «Да пропади всё пропадом!».

Теперь Татьяну позвал в жёны одинокий мужик из Андрюшино, и она согласилась переехать с детьми к нему жить, ибо нечистая сила в её доме совсем разгулялась. Испуганная женщина верила детским рассказам про домовых, она и сама видела несколько раз, как в полдень в руинах церкви под аркой высвечивалась фигура какой-то дамы в старинных одеждах, которая вытянула руку в направлении старого дома Татьяны.

Татьяна не вышла на смену в ту ночь, потому что её не пустили дети, а предупредить не могла, телефонной связи с больницей не было, а ночью её разбудили мужские голоса, потом – топот, словно кто-то, обутый в тяжёлые сапоги, бегал от одной кровати к другой. В полночь проснулись и дети, их разбудил шум бьющихся бутылок, и они, один за другим, прибежали на кровать к маме, так все вшестером просидели до утра.

– Так что вы собираетесь предпринять? Будете увольняться?

– Нет, что вы, мой Антон к себе зовёт, сегодня и переезжать будем, я не выдержу ещё одну такую ночь.