Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

Потом Вера ощутила лёгкое поглаживание тёплой отцовской руки по волосам.

– Папа? – тихо позвала она, но не смогла пошевелить губами.

 
                                          * * *
 

Это было её страшным прошлым, но что она делала сейчас, одна в тайге?

Зачем брела туда, где её ждала только тягучая пустота! А что если за этой пустотой последует и ад? А что если её дети будут никому не нужны и пропадут?

Она себя поймала на мысли, что опять трусливо сбегает от жизни, и содрогнулась от навязанного ей сумасшествия. Лучистый месяц сиял над тайгой серебристым светом. Вера протёрла лицо снегом и обратно пошагала в деревню, к детям, которым она будет опорой, пока её не призовёт Господь.

Вернувшись из тайги, женщина нашла Катю мирно спящей на своей кровати у печной стенки. Поправив детские одеяла, она так хотела уснуть, но встревоженная память ей мешала.

 
                                          * * *
 

Когда Вера очнулась, то она была убеждена, что её спасла Богородица, без всяких на то доказательств. Когда её перевели в обычную палату, её мучила зубная боль по ночам. Идти к медсестре за обезболивающими таблетками не хотелось, при ходьбе у неё больно сводило судорогой ногу.

И тогда впервые в жизни Вера обратилась к Богородице, потому что стыдилась молиться Иисусу, ведь она покушалась на свою жизнь.

– Я знаю, что твои молитвы Богу угодны, ты меня вытащила, самоубийцу, с того света, чтобы мои дети не остались сиротами. А теперь сделай малость, сними зубную боль, мо́чи нет её терпеть! Я так хочу спать.

Помолившись, Вера заснула крепким сном, а когда проснулась, то её челюсть онемела, зуб не болел. Потом она вылечила зуб у стоматолога, но из-за судорог в ноге ходила как калека, поэтому решила менять судьбу с помощью молитв.

– Если уж ты, Господь, не дал мне умереть, то не оставь меня хромоножкой навек. Кому я нужна хромая, мне надо ещё детей поднимать, – взмолилась она однажды, и судороги постепенно прошли, потом восстановилась походка, осталась только ноющая боль в бедре, которая по ночам напоминала Вере о прошлом.

 
                                          * * *
 

К утру Вера вспоминала своё безумие в тайге как наваждение и решила больше никогда не распускаться до щенячьего состояния, а взяться за активное преобразование своей жизни.

Во время очередной поездки по делам больницы в Тюмень она зашла в городскую православную церковь. Сам дух церкви, витающий под расписным куполом, был особый, не мирской. Батюшка в широких одеждах кадил перед иконами, и Вера, как завороженная, смотрела на него.

– Не стой здесь.

Злой шёпот старухи напомнил женщине, что её здесь не ждали, но об отступлении не могло быть и речи. Прежде чем принять причастие, надо было исповедоваться. Вера была согласна на всё, лишь бы её сердце вместо ожидания беды имело надежду на спасение, ведь она крещёная женщина, как же она об этом забыла!

Когда подошла Верина очередь исповедоваться, у неё пересохло горло от волнения. Батюшка был дружелюбным и внимательным. Первый грех женщина выдавила из себя.

– Я ушла от мужа… Нет, я с ним развелась.

– Вы были с ним венчаны?

– Нет.

– Так вы, сестра моя, и так жили с мужем в грехе-то. Ещё какой грех вас мучит?

Вера что-то промямлила о связях с другим мужчиной, сразу уверив молодого батюшку, что они были случайными и одноразовыми. Батюшке не понравилось её поведение, и он вконец потерял терпение.

– Женщина, вы видите, сколько людей ещё хотят исповедоваться. Вы лучше купите себе книжку об уроках исповедания и приходите в другой раз.

После этих слов Вера почувствовала себя самой дурной женщиной на свете, но из церкви без положительного результата уходить не собиралась. Она купила себе две иконы и на последние деньги заказала сорокоуст за здравие Катюши.

Через несколько недель поведение старшей дочери изменилось в хорошую сторону, и однажды она вместо гуляния осталась дома, а её мама взяла за привычку каждый день подходить к иконам и читать правила из молитвенника. Самым сложным в этом правиле было не сбиться в счёте, потому что «Господи, помилуй» нужно было произнести только 40 раз, а не 39 или 41. Ошибаться в таком святом деле ей не хотелось.

Как-то морозной полночью Вера терпеливо ждала с гулянья Катю, но не дома, а сидя на сугробе перед воротами. Выстуженные морозом звёзды пугливо затрепетали, ожидая восхождения на небосклон белёсой луны, когда она услышала не ушами, а в себе самой тихий властный и внятный голос, проникающий до самого сердца.

– Не живи жизнью дочери. Доверь её мне! Ты моё возлюбленное дитя.

В одно мгновение Вера почувствовала свободу и самоутверждение, что для Бога она дорога́, и это меняло всё!

Когда дочь вернулась с прогулки, Вера пригласила её к себе в спальню и перечислила дочери свои требования.

– Я учусь доверять тебе, Катя. Ты уже не нуждаешься в моей опеке, как раньше, но пока живёшь в моём доме, будь добра приходить домой вовремя. Если же вовремя прийти у тебя не получится, то в 12 часов ночи зайди в дом и скажи, где и с кем ты будешь гулять. Это правило не потому, что я тебе не доверяю, а потому, что я просто хочу спокойно спать ночами.

И Вера больше не волновалась, а Катя чётко исполняла своё обещание.

Завершением этого выхода из материнского рабства была годовая подписка на журнал «Молодая и привлекательная». Этот журнал должен был Вере напоминать, что она родилась женщиной, и выписать этот журнал ей посоветовала жизнерадостная Лидия Ивановна, которая её очень любила, хотя об этом никто и не догадывался.

Как старшая медсестра, Лидия Ивановна подняла тревогу из-за невыхода нового врача на работу и в обеденный перерыв отправила в её дом акушерку, а потом настояла на том, чтобы заведующий больницей, Пётр Петрович, умирающего доктора перевёз в реанимацию райбольницы.

Как Вера могла знать, что творилось на душе у этой женщины, когда та готовилась найти адрес её родителей и сообщить им плохую новость, и какое счастье испытала она, когда на третьи сутки ожидания ей сообщили, что Лебедева очнулась.

Видимо, быть добрым ангелом для Веры положено было Лидии Ивановне свыше, и по её личной просьбе Вера выписала журнал «Молодая и привлекательная». Лидия Ивановна не ошиблась, потому что через этот журнал Вера сама захотела быть и молодой, и привлекательной сразу, а в апреле она выиграла викторину, организованную редакцией журнала, получив в награду путёвку в Тунис!!!

Лидия Ивановна тоже выиграла эту викторину и тоже получила в награду путёвку, но в Тунис поехала Вера одна, потому что Лидия Ивановна отдыхать не умела.

 
                                          * * *
 

– Вера, ну зачем тебе это надо, ехать на отдых к чёрту на кулички, когда у нас на даче можно прекрасно отдохнуть? Чем тебе наша дача не нравится? – спросила Римма дочь по телефону, но подумав, отправила Володю в Андрюшино, чтобы тот до приезда дочери из Туниса управлялся по хозяйству и присматривал за детьми.

В Москву Вера ехала в купе. Она чувствовала себя превосходно, счастливейшим человеком на земле, с кредитом в 3 миллиона рублей.

– Вы разве не боитесь, что редакция журнала «Молодая и привлекательная» вас надует?

Ответ на вопрос соседки по купе Вера уже знала и ответила с большой долей оптимизма.

– Даже если это путешествие будет обманом, то таким красивым, я бы сказала, королевским, обманом можно и обмануться. Про запас я взяла с собой трёхлитровую банку с солёным салом, а хлеб уж всегда найдётся. Так что с голоду я даже в Тунисе не пропаду. Разве можно пропасть с салом-то?

Оказалось, что купить хлеб к салу в Тунисе было совсем непросто.

Во-первых, выходить из гостиницы можно было только с кем-то вдвоём. Иначе при выходе из отеля одинокую женщину брали под конвой местные арабы. Поэтому за хлебом, как и к выходу в море, Вера всегда отправлялась со своей соседкой по комнате Маргаритой.

Во-вторых, туристы должны были питаться только в своих отелях, а булочные предусматривались для местных жителей, которые не понимали слово «хлеб», но Вера и Рита купили всё-таки горячие лепёшки и были сыты в течение всех семи дней отдыха. Если утром для них был предусмотрен завтрак в ресторане, а в обед для туристов накрывался «шведский» стол, то ужинали Вера и Маргарита в комнате, закусывая сало пресной лепёшкой и овощами, купленными на рынке.

Гуляя по далёкому зарубежью, Вера открывала для себя рай на земле.

Волноваться за семью, что осталась в далёкой Сибири, уже не имело никакого смысла, между Тунисом и Андрюшино не было никакой связи, поэтому ей ничего другого не оставалось, как беззаботно предаваться отдыху, солнцу и морю.

Морская вода в апреле не настраивает туристов на купание, но Вера купалась. Она медленно заходила в воду, вскрикивая от холодной волны, её сердце переполнялось небывалой радостью. На виду у всего пляжа весело плескалась женщина в море до посинения, считая, что пребывает на седьмом небе.

Во время морских купаний Вера познакомилась с очень интересным человеком, в котором сила и аристократизм сочетались с умом и чувствительностью.

Ганс был немцем, которого очень изумляло экзотическое купание русской туристки в холодной морской воде вне купального сезона.

Чтобы познакомиться с Верой поближе, Ганс расстелил для неё на золотом горячем песке своё второе широкое махровое полотенце. Он был уверен, что русская пловчиха не имеет такого банного полотенца во весь человеческий рост, но не догадывался, что лежать на горячем песке после купания в холодной воде – несравнимо большее удовольствие, чем нежиться на махровых полотенцах. Хотя любезный немец был прав, такого широкого купального полотенца Вера не имела, но добро надо принимать. Чтобы не обидеть творящего это добро, она и улеглась на полосатое полотенце во весь рост и стала нежиться под солнцем.

Гулять, так гулять.

Маргарита отдыхала рядом, иногда помогая Вере и Гансу общаться, так как они сами вели беседу сразу на трёх языках, на русском, немецком и английском. Маргарита учила немецкий язык в школе и перевела своей соседке по комнате просьбу Ганса прогуляться с Верой по курортному городку вечером.

Конечно, прогуляться по вечернему африканскому городу Вере хотелось, но не одной.

Надо признаться, что она уже знала, что туристический рай находится в столице Туниса только на трёх прибрежных улицах, хотя беспечного туриста никто об этом не оповещал. День назад Вера прошла насквозь три улицы и оказалась в совершенно другом Тунисе, арабском, с головы до ног одетым в паранджу, где на улицах не цвели пальмы, не благоухали цветы. Эта четвёртая улица напоминала коридор в каменных казематах, где в стенных проёмах стояли не приставучие радушные торговцы, а бородатые мужики, которые зло глядели ей вслед. Поэтому Вера с радостью согласилась на свидание с Гансом.

Влюбленным знание языков без надобности. Вера и Ганс гуляли по набережной Средиземного моря, держась за руки, как дети, они сидели в кафе, бедро к бедру, и наслаждались жизнью. От случайных прикосновений рук Ганса Веру накрывала волна неизъяснимого блаженства, а от нежного поцелуя её глаза закрывались сами собой. Никакие туристические маршруты по Тунису не смогли сравниться с прекрасными чистыми отношениями между Верой и Гансом.

Последний вечер Ганс что-то упрямо пытался доказать Вере, но она его совершенно не понимала и, простившись с мужчиной, пошла на ужин, а после последнего ужина в отеле Маргарита перевела ей просьбу Ганса по тем словам, которые на слух сохранила Верина память. Оказалось, что после ужина немец приглашал её провести с ним ночь любви, а она лишила себя кульминации заграничного отдыха, и всё из-за того, что забыла английский язык.

Ганс пришёл к ней рано утром, перед отправкой автобуса с русскими туристами в аэропорт. Он не хотел, чтобы его слёзы расставания видел кто-то другой, кроме Веры. Они простились в комнате отеля, зная, что больше не встретятся никогда.

Ни живая ни мёртвая, а никакая, приехала Вера в свою деревню и ужаснулась убогости её деревенского быта.

Антон Чехов был прав, когда не советовал отпускать русских женщин за границу, но кто прислушивается к советам мудрецов прошлого века?

Проводив папу обратно в Караганду, она три дня не выходила из дома, а на четвёртый, подвязавшись платком и одевшись в брезентовую курточку, пошла окучивать картошку, парясь под летним солнцем и отмахиваясь от несметных полчищ насекомых, которых в народе называли паутами. Труд на свежем воздухе приносит усталость, а с усталостью в сердце приходит покой. Думая о Гансе день и ночь, она услышала вновь своё собственное сердце.

– Наберись терпения. Придёт время, и ты будешь жить за границей, где встретишь рыцаря, которой предназначен тебе судьбой.

После такого известия Вера в свободное время вместо дешёвых романов, полных пустых обещаний, стала учить английский язык, и это приносило ей удовлетворение, что она изо дня в день приближает свою мечту.

Теперь во время долгих деловых поездок она стала читать Библию, что хоть как-то отвлекало ее от насущных проблем.

Иметь родителей, занимающих высокие государственные посты, – незавидная участь для ребёнка. Сколько Андрей себя помнил, не родители приглядывали за ним, а строгие няньки, а в счастливые времена о нём заботилась родная бабка, которая приезжала в Киев набегами, никогда не отчитывала внука за шалости, потому что жалела его, а навестив внука в столичных хоромах, уезжала обратно к себе в Молдавию. Она предупреждала дочь, что без родительской ласки трудно будет Андрюше в жизни.

Когда бабушка уезжала к себе в деревню, то мальчик долго тосковал по ней, по её сказкам, которые «бунике» (бабушка – по-молдавски) увлекательно рассказывала ему перед сном. Особенно ему нравились истории из жизни кота Черныша, любившего украдкой лакать сливки из хозяйской чашки, но больше всего на свете Андрюша любил слушать молдавские сказки о волшебниках. Он так мечтал быть похожим на смелого богатыря Фета Фрумоса и специально не засыпал, чтобы не пропустить появления у его постели доброй феи Иляны Косынзяны, которую он собирался просить расколдовать его маму и превратить её из околдованной злодеем красавицы в добрую и весёлую мамочку.

Мальчик взрослел, а фея к нему так и не прилетела.

Вскоре Андрюша понял, что любим он только одним человеком на земле, и этим человеком была его бабушка из Молдавии, которая находила сердце внука добрым, а характер мягким.

Добродушие и покладистость Андрюши быстро распознали в школе, но не учителя, а сверстники, которые нередко его обижали и отбирали деньги, хотя тот их отдавал доброхотно, ибо родители считали своим долгом пополнять карманные расходы растущего ребенка. Позже, вживаясь в школьную жизнь, мальчик, хилый от рождения, научился подкупать в услужение тех ребят, кто был повыше ростом и покрепче в плечах. С того времени больше никто не осмеливался его и пальцем задеть.

Хорошо играть в карты научился Андрей в закрытом интернате, где получал своё среднее образование. В карточной игре ему всегда везло, а таких везунчиков мало кто любит, но в любви извне Андрей уже не нуждался. Мальчику доставляло истинное удовольствие осознание своего превосходства над другими, но не в силе, а в умении подчинять сверстников своим интересам. Во всех передрягах он умудрялся выходить сухим из воды, натравливая одних своих обидчиков на других.

Потом Андрей отказался ходить в школу.

Он боялся, что в старших классах не стать ему кумиром среди детей государственных деятелей, выросших в роскоши, этих барчуков не купишь за пирожок с капустой, а быть у кого-либо под пятой ему совсем не хотелось. Хотя учение давалось ему легко, но учиться расхотелось. Зачем учиться долго и нудно, а потом ничего другого в жизни не знать, кроме работы? Вот отец, он торчит в своём министерском кабинете, как непослушный пацан в изоляторе интерната, а мама даже дома говорит только о том, что у неё творится на кафедре, а Андрюша не имел на сердце жить, как не живут, а существуют его родители. Он отказался идти в старшие классы, потому что настоящая жизнь – это не учёба с утра до вечера, а свобода делать то, что человеку нравится делать!

Родители, узнав о решении сына сломать самому себе жизнь, не пошли у него на поводу, а предприняли соответствующие меры, ибо дать ребёнку высшее образование являлось обязательным условием всех приличных семей, а репутацией высокопоставленным начальникам надо дорожить. Поэтому для решения конфликта с сыном была телеграммой срочно вызвана из Молдавии бабушка. Она приехала и встала на сторону внука.

Видя такое неприличное непослушание сына, родители решили воздействовать на него силой. Когда в комнату Андрея неожиданно ворвался сначала папа с ремнём в руках, а за ним мама в халате и с закрученными на бигуди волосами, то мальчик не испугался, а наоборот, он встал на дыбы. Как он ненавидел в этот момент родителей!

– Убирайтесь к чёртовой матери из моей комнаты! Я вас знать не знаю и знать не желаю. Я ненавижу вас! Думаете, что силой чего-то добьётесь? Попробуйте! Только не думайте, что это вам с рук сойдёт! Нет, не я сам, а мои друзья вам глотки перережут, чтобы вы перед смертью вспомнили о том, что у вас был сын! …Бунике, – обратился он к бабушке, – пусть они уберутся в свои кабинеты подобру-поздорову.

Конечно, этот вызов Андрею даром не прошёл. Экстренное заседание семейного совета состоялось в зале для важных визитов. Папа своего буйного сына хотел перевоспитать в интернате для трудно воспитуемых подростков, мама решила, что настало время отдать Андрея в мореходное Нахимовское училище, но бабушка упросила дочь и зятя отпустить внука с ней в деревню и, как ни странно, получила на то родительское согласие.

Молдавское село показалось Андрею райским садом.

Сельчане любили его бабушку и приветливо встретили её городского внука. Почти год Андрей присматривался к деревенской жизни. Потом стал прислуживать отцу Василю в православной церкви. Городскому юноше нравилось пребывать под мозаичными церковными сводами, слушать церковное песнопение, тихое молитвенное причитание дьяконов. В церкви никто не заставлял Андрея учиться или работать, потому что главным для церковных служителей и прихожан было почитание того, кто отдал своего сына на распятье за грехи других людей, которые спаслись, а сами продолжали грешить, как и грешили. Особо приятно слуху юноши было умилительное воспевание Богородицы.

Андрею пришлось по душе то, что сам Христос на иконах не выглядел борцом или великаном, а был худощав и скромен, а все служители и прихожане признавали в Христе единокровного сына Всемогущего Бога.

В приходе отцу Василю и его дьяконам прислуживали пожилые женщины.

Они привечали «сиротинку» Андрея за его любезность, городские манеры и юношескую скромность. Трапезы в церковной столовой обычно проходили в строгом молчании, но когда священники расходились, наступал час для деревенских новостей. Андрей сам в разговорах не участвовал, но бабьи сплетни слушал с удовольствием, узнавая о грехах прихожан гораздо больше, чем батюшка Василь на исповеди.

Батюшка Василь был человеком тихим, немногословным и добрым и назидал молодёжь, уча её смирению, молитве, посту. Андрей старался быть лучшим послушником при батюшке Василе, и его любили миряне, особенно молодые девушки.

Через два года церковного служения, когда Андрей дослужился до младшего дьякона и носил чёрную рясу, умерла его бабушка, а по селу прошёл шепоток, что дочка председателя колхоза понесла в девках. Хотя бедная девушка божилась, что отцом её ребёнка был заезжий турист из города, но в народе поговаривали, что прошлой весной ей дюже приглянулся младший дьякон Андрей и что она его, ведьма этакая, совратила. Чтобы прекратить подобные сплетни, батюшка Василь отправил Андрея учиться в городское духовное училище.

В городе Андрей с живым любопытством изучал людей, которые приходили в церковь. Одни из них приходили по привычке, другие – почувствовать себя лучше, чем они были в миру, были и такие, кто приходил к батюшке на суд, а кто – за утешением. Только единицы – кто хотел бы разобраться, во что верит и что даёт им эта вера в Христа. Бывали в церкви и заезжие гости, они открывали портовую дверь ударом ноги и сразу проходили к алтарю. Священник встречал гостей приветливо, исповедовал и наставлял, но Андрей замечал в этой приветливости оттенок брезгливости, который свойственен примерным хозяйкам по отношению к приблудившимся котам.

Однажды, когда дьякон Андрей тушил свечи после служения, в опустевшую залу богослужений вошёл бритоголовый горожанин. Он быстро оглядел зал богослужения, наспех перекрестил грудь и подозвал движением указательного пальца младшего дьякона. Опасливо озираясь, Андрей подошёл к незнакомцу.

– Эй ты, блаженный, подойди-ка сюда поближе. Бить – не убью, а трусливых не люблю. Давай знакомиться, я дядя Вася.

– Дьякон Андрей.

– Слушай меня, дьякон Андрюша. Вот тебе кошель. Там гривен достаточно будет, чтобы ты, Андрюша, за меня помолился. Грешен я. Да что там говорить, хочу совесть свою ублажить. Что уставился-то? Ты, главное, много не думай, деньги бери и делай своё святое дело. Не боись, я эти деньги не украл, я их в карты выиграл. А ты, дьякон Андрюша, за меня у Николы Чудотворца помолись, да уж постарайся, молись с усердием. Лежит у меня душа к этому Чудотворцу, а в игре в карты всегда чудо востребовано. Да, и за мой бизнес не забудь слово сказать! Усёк? Ну, до скорого.

Молитвами Андрея дядя Вася был доволен и за службу платил молодому дьякону щедро.

Так у Андрея появились в кармане личные деньги. После смерти бабушки родители денег не высылали, считая своего сына пропащим человеком, бездельником, никчёмным монахом.

Ещё со школьной скамьи игра в карты на деньги казалась Андрею игрой богов. Если в детстве ему везло, и он весело обирал своих одноклассников, то в клубе у дяди Васи обирали его самого.

Когда стали исчезать деньги из церковного дохода, то подозрения в пропаже денег пали на дьякона Андрея. Подозрение без доказательств – только подозрение, но любое подозрение в приходе порождает недоверие и сплетни.

Дьякон Андрей не удивился, когда его вызвали на собеседование в городское епископство. С позолоченным крестом поверх чёрной рясы отправился молодой церковный служитель в епархию, но по пути зашёл в подпольное городское заведение дяди Васи испытать своё карточное счастье в последний раз, и там проигрался вконец.

В карты проигрывать можно, но не беспредельно. Проигрыш нужен только для того, чтобы почувствовать азарт игры и удвоить прелесть выигрыша, а в противном случае проигрыш – это кабала, и кабала несусветная.

В тот день вместо иерея в епископстве дьякон Андрей предстал перед дядей Васей.

– Слушай меня, попик Андрюшка. Я имею тебе что сказать, а открой уши рупором и слушай внимательно, я добрый, когда не злюсь! Карточный долг – это не шкатулка с цацками, это святое. Долг не отдашь, свечки догорят, и пиши маме письма костлявой рукой. …Не заводи меня в угол, твои клятвы не полезны для моего пищеварения… Ой, да ты, боже мой, они ещё обидеться изволили. Пусть твоей бунике земля мягкой будет, а теперь я имею что сказать…

Большой и откормленный, как боров, дядя Вася погремел перед носом Андрея золотой цепью, что висела у него на шее. В этой цепи и в кресте на ней золота больше будет, чем в кресте самого иерея.

– Вижу, скрыба тебя заела, тоску в Сибири лечить будешь!.. Не надо так делать, так и глаза потерять можно. Сибирь не каторга, и за Уралом люди живут, рождаются и умирают, а крестить и хоронить их некому. Вот, будь для них как луч во тьме, Андрейка, церкви в деревнях возводи! Под это святое дело уважаемые люди будут снабжать Север сахаром и вином, а Север Молдову – нефтью и нефтепродуктами, чтобы налоги по минимуму платить. Государство не обеднеет, а народ Бога вспомнит и присмиреет. Тут ведь главное, что? Фасон держать, в рясе ходить и крест на груди иметь, чтобы всё как полагается. Установка такая, три дня на сборы – и в Тюмень-матушку, на Божью ниву, рубить бабло, а иначе – кранты. Бог далеко, а мы близко, так что не дрейфь, тебя мы из-под земли достанем. Вот тебе и весь сказ, в Сибири – церкви, в карманах – бабки, и мир во всём мире!

Через три дня Андрей прибыл в Тюмень, при рясе, при кресте и при звании дьякона. В Тюменско-Тобольской епархии получил благословение служить в одном из городков Тюменской области.

Депутат – руководитель одного из предприятий «Сибнефтепровода» – выделил деньги на ремонтные работы церковного помещения, и в приёмной депутата Андрей познакомился с госпожой Лебедевой, главным врачом участковой больницы в Андрюшино. Всё в этой женщине выдавало городскую закваску: манера вести беседу, держать прямой спину и знакомиться с представителями власти; а её пытливый взгляд из-под очков, чуть приталенный белый удлинённый костюм и дорогой парфюм свидетельствовали о том, что с этой дамой можно вершить дела. Когда Лебедева заговорила о том, что очень хочет построить в Андрюшино церковь, то батюшка Андрей мысленно возвёл руки к небу!

 
                                          * * *
 

В зелёные ворота врачебного дома требовательно постучали. Был субботний день, и Вера не ждала гостей. Стучал явно не деревенский, который обычно быстро теряет терпение и ломится в ворота с громким криком, чтобы перекричать собачий лай.

– Здесь живёт доктор?

– Здесь живут доярка, скотник и многодетная мама, а доктор принимает пациентов в больнице, это по улице прямо, – в ответ кричала Вера, потому что показаться больному в своих зелёных вельветовых брюках и в рваной курточке с чужого плеча она не имела морального права и, отправив больного, быстро переодевалась и спокойно ожидала, когда ей позвонят из больницы, если требовалась консультация врача.

Теперь в ворота стучали монотонно, а Вера не могла жаркое оставить без присмотра, в то время как дети за баней собирали картошку, и их ребяческая перебранка веселила её.

– Эй, Витька! – уже который раз звала брата Катя, но тот не отзывался и продолжал играть в машинки на краю картофельного поля, хотя ему было поручено относить полные вёдра с картошкой в гараж, вываливать на картофельные кучи и возвращать пустые вёдра сестрам, выкапывающим картошку.

– Витька! – совсем сердито закричала Катя.

– Что! – наконец-то отозвался мальчик.

– Не «чтокай», а тащи ведро!

– Оно что, уже полное?

– Полное! Тащи ведро в гараж, кому сказала!

– А у Тани? – полюбопытствовал Витя.

– Что у Тани?

– У Тани ведро полное?

– Нет, у Тани ведро не полное, она каждой картошке сказки рассказывает! Витька, тащи ведро, кому говорят!

– Таня! Таня, у тебя ведро полное?

Тут наступала пауза, потом Витя заойкал, видимо, картошка, брошенная сестрой, попала в цель, и через минуту он уже был на кухне и потирал ладонью лоб.

– Мама, ну скажи, как ты думаешь, что проще, попросить меня по-хорошему или самой тащить вёдра в гараж? Это моя работа, таскать вёдра с картошкой, а Катькина – картошку в вёдра кидать!.. Скажи ей, чтоб не пулялась картошкой! …Когда будем обедать?

А какой-то упрямец продолжал стучаться в незапертые ворота, злил Пирата. Вера послала Витю звать сестёр к обеду, а сама пошла открывать ворота незваному гостю.

– Вы хотели строить в Андрюшино церковь?.. Вот и хорошо. Я батюшка Андрей. Мы с вами познакомились в приёмной депутата. Предлагаю строить церковь вместе.

Перед Верой стоял молодой человек в чёрной рясе и с чёрным рюкзаком в руках. Крест на его груди говорил сам за себя. Вериным гостем был священник!

На вид священнику нельзя было дать больше 23 лет, хотя его всезнающий взгляд, орлиный нос и зачёсанные назад длинные чёрные волосы делали его внешность не по возрасту взрослой.

Если честно говорить, то Вера сама не знала тогда, хотела ли она строить церковь в деревне или нет. Сердцем женщина понимала, что церковь нужна людям, особенно в деревне, чтобы человек в беде смог найти утешение в разговоре с божьим служителем, в тихой молитве перед алтарём при свете горящих свечей, поэтому и решила попробовать себя в качестве строителя церкви.

Так батюшка Андрей вошёл в жизнь семьи Лебедевых.

Скоротечное лето быстро пролетело, потом осень проплакала дождями, и вновь запела вьюгами зима. Батюшка Андрей странным образом прижился в деревне. Жил он у Веры в доме, спал в зале на диване, питался вместе с Вериными детьми и собирался жениться на подруге старшей дочери своей хозяйки.

С его приездом стали в деревне проводиться воскресные служения, для которых батюшка Андрей использовал молитвенник, купленный когда-то самой Верой в тюменской церкви. Желающих приходить к Богу в Андрюшино оказалось гораздо больше, чем это можно было предположить. Батюшка в здании пустующей столовой крестил детей, отпускал грехи и проводил причастия.

Веру настораживали грандиозные планы батюшки Андрея по постройке церкви в Андрюшино. Она была уже не новичок в хозяйственных делах и понимала, что для того, чтобы начать строительство церкви в глухой деревне, да ещё во время экономического кризиса, надо иметь не только поддержку администрации и хозяйственников района, но и личное мужество, опыт строителя, кучу документов и исходный капитал.

Если поддержка и мужество у Веры были в наличии, то строительного опыта, начального капитала и разрешающих строительство церкви документов ни у неё, ни у дьякона Андрея не имелось. Для приобретения любого опыта надо разумно рисковать, не спешить с выводами, но Вера не спешила делать выводы, а просто помогала батюшке Андрею в его благом деле.

В то время ей казалось, что цель оправдывает любые средства, а цель у батюшки Андрея была очень благородная – построить церковь для сельчан. Поэтому Вера исправно вела учёт подаяний, поступающих в казну ещё несуществующей церкви, и с интересом наблюдала за талантом батюшки Андрея влиять на умы местных жителей, которые уже подсчитывали прибыль от строительства церкви, и параллельно с этим в геометрической прогрессии росла фантазия её собственных детей о том, в каком богатстве они будут вскорости жить.

Батюшка Андрей настраивал всё семейство Лебедевых на прекрасное богатое будущее, которое должно было проходить в шикарном доме с прислугой. Весть о его грандиозных планах по строительству православной церкви быстро разлеталась по округе.

Однажды на Веру даже обиделась её хорошая знакомая Ирина, проживающая в Тюмени.

Маму Ирины лечила Вера, это послужило поводом для хороших отношений между ними.

– Вера Владимировна, я к вам как к другу, а вы ко мне как к врагу! – начала Ирина без предисловий, когда они вместе шли в клуб праздновать Новый год. – Вы не имеете желание войти в моё положение! Ни сегодня, так завтра мой муж останется без работы, а вы такую престижную работу отдали какому-то демобилизованному солдатику, у которого ни кола, ни двора. Вот мой Павлик был бы лучшим шофёром для батюшки Андрея!