Текст книги "Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель"

Нахимов – роковое имя

Морской корпус на Васильевском острове окончил и Павел Степанович Нахимов – легендарный адмирал, героически погибший при обороне Севастополя. Ему посвящена одна из мемориальных досок на его фасаде. Однако для кораблей – военных и гражданских, названных потом «Нахимов», это название почему-то стало роковым.

Среди лучших гардемаринов

Родился будущий адмирал в дворянской семье в русской глуши – в селе Городок Смоленской губернии в 1802 году. Его отец был отставным майором, а потому Павлуша еще в отрочестве тоже решил посвятить свою жизнь служению Отечеству, только не на суше, а на море. В 1815 году он поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Учился отлично, был одним из лучших гардемаринов. После окончания учебы совершил кругосветное плавание на фрегате «Крейсер». В первом же сражении – знаменитой Наваринской битве, когда русский флот вместе с союзниками наголову разгромили грозную турецко-египетскую эскадру, – когда ему было всего 25 лет, стал знаменитым. Нахимов отличился, храбро командуя батареей на корабле «Азов». За это получил Георгиевский крест и звание капитан-лейтенанта. Затем была громкая победа в славном Синопском сражении, скоро Нахимов стал адмиралом.

На флоте Нахимова не только ценили за отвагу и воинское мастерство, но еще и уважали, считали человеком чести; все – и начальники, и подчиненные, – отмечали его мудрость и справедливость. Павел Степанович уважительно относился к матросам, на его кораблях не было телесных наказаний, превыше всего он ставил любовь к Родине. Солдаты за доброту и заботу звали его «отец-благодетель».

Всероссийскую славу Нахимов снискал в трагические месяцы обороны Севастополя, где он был командиром флота и порта. А после затопления Черноморского флота, руководил сухопутной обороной города. Он не хотел сдавать Севастополь, был единственным командиром, который демонстративно продолжал носить золотые эполеты, когда англичане из дальнобойных ружей в первую очередь истребляли офицеров. Нахимов был смертельно ранен пулей в висок на Мамаевом кургане.

Трагический парадокс

Но вот – парадокс! Все корабли, которые потом по русской традиции называли именем героического адмирала, погибали, и порой при весьма странных обстоятельствах, с огромными жертвами. В 1897 году у берегов Турции затонул грузовой пароход «Нахимов».

В 1905 году броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» трагически погиб в бою у Цусимы. Через 36 лет – в 1941 году – немцы потопили советский легкий крейсер «Червона Украина», первое название которого был «Адмирал Нахимов». Когда меняли название, то забыли снять пластину со старым именем, которая была установлена при закладке корабля.

Но и на этом череда трагедий с «Нахимовыми» не закончилась. Еще один пароход с таким именем драматически погиб уже в сугубо мирном 1986 году, когда уже давно отгремели все морские битвы. Советский пассажирский теплоход «Адмирал Нахимов», совершавший обычный круизный рейс, затонул в 15 километрах от Новороссийска, унеся на дно более 420 человек. Ночью его протаранил сухогруз «Петр Васев». Этот пароход был построен в Германии и назван «Берлин». Гибель ему, как видно, принесло его новое название, которое он получил уже в СССР.

Есть корабль под таким названием и в нынешнем флоте России – атомный крейсер «Адмирал Нахимов». Но он уже 20 лет стоит в доке в Севастополе, куда был поставлен на ремонт. Наверное, только поэтому с ним до сих пор ничего не случилось.

Все дело в названии?

Известный писатель-маринист, капитан первого ранга в отставке Николай Черкашин считает, что причины роковых случайностей с кораблями «Нахимов» действительно связаны с его именем. Героический адмирал прожил трудную жизнь и погиб при трагических обстоятельствах, а потому звуки его фамилии, полагает писатель, несут закодированную негативную информацию. Именно Нахимов затопил в бухте Севастополя Черноморский флот, чтобы он не достался врагу, а потому, как говорят, сам перед смертью просил, чтобы его именем, не стали называть корабли. Однако завет знаменитого адмирала не исполнили…

Схожий пример есть и в итальянском флоте. Там трагически погиб «абсолютно непотопляемый» гигантский пассажирский лайнер «Андреа Дориа», названный именем героического итальянского адмирала, тоже с трагической судьбой. В 1956 году лайнер столкнулся у берегов США со шведским теплоходом и быстро пошел на дно.

Как корабль назовешь…

Таинственную связь между судьбой корабля и его названием заметили уже давно. Не случайно говорят: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Атеист Троцкий не верил ни в Бога, ни в предопределение, однако по иронии судьбы в ссылку из СССР его отправили на пароходе «Ильич». А чекист Глеб Бокий, имя которого при жизни присвоили пароходу, возившего первых узников Соловков, был потом расстрелян. Именем Сталина называли города, заводы, фабрики. А вот ни одного корабля с таким названием в СССР не было. Опасались, а вдруг «Сталина» пустят на дно?

Греки – самая древняя в Европе нация моряков. Под новогоднюю елку там ставят не Деда Мороза, а миниатюрный кораблик. А потому они избегают называть корабли фамилиями конкретных людей, особенно с трагической судьбой. Чаще всего греческим судам присваивают ласковые женские имена: Мария, Ольга, София и т. д. «По имени твоему тако и житие твое», – сказано в Библии. Великий русский ученый-богослов Павел Флоренский, расстрелянный большевиками, был в этом уверен. «Имя наше, – писал он, – таинственно предопределяет наши дурные и наши хорошие возможности…Имя – мистический центр личности, слово особой духовной уплотненности… Когда я впервые понял, что такое имена, действительность предстала мне с новой, рембрандтовской глубиной». Не случайно, что террором и насилием захватившие власть в России большевики, чуть ли не все назывались не своими фамилиями, а кличками: Ленин, Сталин, Свердлов и т. д. Не под своей фамилией выступал и другой мировой злодей – Гитлер.

Обратный пример

Есть, правда, и обратный пример, необыкновенных, прямо-таки невероятных удач корабля со «счастливым именем». Об этом было рассказано в документальном телефильме, показанном по одному из центральных каналов. Речь идет о финском броненосце «Вяйнемайнен», названного именем героя финского народного эпоса «Калевала». В 1939 году во время советско-финской войны наши самолеты совершили налет на бухту полуострова Ханко, где стоял крейсер, но ни одна бомба не попала в цель.

Потом был налет на бухту Турку, куда его перевели финны, но снова неудачный. За годы Второй мировой войны советская авиация пыталась его потопить 61 (!) раз, но так и не смогла этого сделать. Было сброшено в общей сложности 500 тонн бомб, но все они упали мимо цели.

В 1944 году по личному приказу Сталина на уничтожение неуязвимого «Вяйнемайнена» вылетели сразу 132 советских самолета, был сброшен дождь из десятков тяжелых бомб, под которым не должно было, казалось, не остаться ничего живого. В итоге Сталину отрапортовали: непотопляемый крейсер уничтожен! Но оказалось, что это было ошибкой. Потоплен был другой, старый финский корабль, а «герой финского эпоса» уцелел.

Погиб непотопляемый крейсер много позднее, уже в мирное время, когда его передали СССР, и он сменил имя: стал называться «Выборг». Крейсер все время стоял на ремонте, а потом его передали в утиль и распилили на части…

Знаменитый баталист

На фасаде здания Морского корпуса среди многочисленных мемориальных досок, посвященных знаменитым флотоводцам, висит одна с именем тоже учившегося в нем Василия Верещагина, который, однако, стал не морским офицером, а знаменитым художником-баталистом. Хотя время от времени он оставлял кисть и лично участвовал в сражениях, несколько раз был ранен, награжден боевыми наградами и погиб на войне, на борту русского крейсера. Верещагин много путешествовал, но о его поездке в США, где художника ждали неожиданные приключения, знают немногие…

Родители были против

Родился знаменитый художник в Новгородской губернии в семье небогатого помещика. У него были три брата, и все четверо были отданы в военные заведения в Петербурге. Василий сначала поступил в Александровский кадетский корпус, а потом в Морской корпус на Васильевском острове, который окончил первым по количеству баллов. Перед юношей открывалась блестящая флотская карьера, однако, рано увлекшись рисованием, он решил посвятить себя искусству. Родители, которые считали это унизительным для дворянина, были категорически против, возмущенный отец отказал сыну в материальном содержании. Однако тот все равно повесил на гвоздь роскошный офицерский мундир и решительно поступил в Петербургскую Академию художеств.

Там он учился так же блестяще, как и в Морском корпусе. Причем окончил не только академию в родном городе, но еще потом и в Париже. Для этого пришлось неустанно трудиться, работал он по 16 часов в день. Молодого художника неудержимо влекли путешествия, и Верещагин отправился на Кавказ, куда в те времена ехали многие русские люди искусства, охваченные романтикой гор и свиста пуль мятежных горцев, с которыми шли непрерывные войны.

Он объехал весь Кавказ и много рисовал.

Вскоре генерал-губернатор Туркестана и командующий русскими войсками в Средней Азии Кауфман пригласил художника состоять при нем прапорщиком. Верещагин отправился в Ташкент и Самарканд. Там он пришел в восторг от ярких красочных одежд местного населения, знаменитых архитектурных памятников, экзотики пышных восточных базаров, что без устали наносил на свои полотна. А когда вспыхнула война, взял в руки ружье. Войска эмира, превосходившие русскую армию в восемьдесят раз, осадили русский гарнизон в Самарканде. Верещагин не раз сам водил солдат в атаки, был ранен, а потом получил за эти подвиги Георгиевский крест, который постоянно и с гордостью носил.

Батальные полотна

Именно на основе своих военных впечатлений Верещагин создал потом свои знаменитые картины, посвященные войне. Его выставка туркестанских работ в Петербурге вызвала восторг критики. Сильное впечатление произвели его полотна на основателя знаменитой галереи Третьякова. На этих картинах не было пышных батальных сцен, портретов генералов в парадной форме, к которым так привыкла публика, а были запечатлены сцены военных будней, ратный труд солдат, страдания раненых, забытых на поле сражения. А его знаменитое полотно «Апофеоз войны», на котором изображена груда черепов с кружащими над ней черными коршунами, стало символом антивоенных настроений автора.

Разумеется, царский двор и командование армии встретили его батальные полотна в штыки, кавалера Георгиевского креста обвиняли в отсутствии патриотизма, говорили, что его картины «позорят честь русской армии» и т. п. Баллада Мусоргского, созданная под впечатлением картины Верещагина «Забытый», была запрещена цензурой. Но художник на эти нападки внимания не обращал.

Снова в бою

В 1877 году началась Русско-турецкая война. Верещагин снова оказывается в действующей армии, которая сражалась за освобождение народов Балканского полуострова от турецкого ига. Художник нередко создавал свои картины прямо на поле боя под турецкими пулями и снарядами. Объясняя это, художник говорил, что задался целью «дать обществу картину настоящей, неподдельной войны». А для этого, как он был уверен, нужно было все прочувствовать самому, участвовать в атаках и штурмах, испытать голод и страдания. Участвуя на Дунае в атаке крошечной миноноски «Шутка» против огромного турецкого корабля, Верещагин получил тяжелое ранение и едва не умер.

Едва оправившись, он принял участие в боях за Плевну. Кошмары войны пережили и его братья, один из них был убит, а другой ранен.

Батальные полотна Верещагина выставлялись не только в России, но и во многих странах и всюду получили самую восторженную оценку. Восторг в обществе вызвала серия его картин, посвященная Отечественной войне 1812 года. Выдающийся немецкий стратег Мольтке был всегда первым на его выставках, высоко ценил батальное творчество русского художника, однако издал специальный приказ, запрещавший видеть картины Верещагина солдатам, поскольку они способны «отвратить молодежь от войны».

Рукопашная с «джентльменами» Верещагин объехал множество стран, побывал даже в Индии, Японии, Сирии и Палестине. Уже в пожилом возрасте он отправился за океан. В 1901 году была организована выставка его картин в Чикаго. И тут приезжему из России неожиданно пришлось столкнуться с американскими гангстерами. К нему явились два «джентльмена», заявив, что если он хочет выставляться в США, то должен им платить. Верещагин был возмущен наглым вымогательством и ответил, что «людей, осмелившихся сделать ему такое предложение, нельзя считать джентльменами». Разъяренные мафиози засучили рукава и бросились на художника с кулаками. Однако Верещагин, которого природа не обделила физической силой, надавал обнаглевшим янки таких тумаков, что те едва сумели унести ноги. После этого эмоциональная американская пресса стала писать о нем с восторгом. На его выставки народ повалил валом, Верещагину даже предложили остаться в США, чтобы положить начало американской национальной живописи. С ним встречался будущий президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт, который ему позировал и всячески помогал. Однако остаться за океаном художник не пожелал и вскоре вернулся в Россию.

Трагическая гибель

Вскоре вспыхнула новая война – на этот раз с Японией. В возрасте уже 62 лет художник снова отправился на фронт. Он находился на флагманском корабле «Петропавловск», на который его пригласил адмирал Макаров. 31 марта 1904 года корабль натолкнулся наяпонские мины, взрыв был такой чудовищной силы, что он тут же пошел вместе с людьми на дно. Верещагин в этот момент находился на палубе с мольбертом, создавая очередное полотно. Художник-баталист погиб на войне, как герой. Давая оценку его творчеству, Илья Репин назвал Верещагина «величайшим художником своего времени, колоссальной личностью, богатырем». Многие его картины можно увидеть в Русском музее Петербурга.

Лейтенант Шмидт

До революции набережная Лейтенанта Шмидта называлась Николаевской. Имя Петра Шмидта, которого в СССР считали героем революции 1905 года, присвоили не только набережной, но еще и мосту через Неву. Мосту, который связывает Васильевский остров с Адмиралтейским районом Петербурга, время недавнего ремонта моста вернули прежнее имя, и он стал называться Благовещенским, поскольку о личности «героического» лейтенанта после распада Советского Союза всплыли некоторые не вполне приятные факты. Однако набережная пока продолжает называться его именем.

Сын контр-адмирала

Пётр Петрович Шмидт родился в 1867 году в Одессе. Его отец дослужился до звания контр-адмирала, был градоначальником Бердянска и Бердянского порта. Сам Пётр Шмидт в 1886 году окончил Петербургское морское училище, был произведён в мичманы и назначен на Балтийский флот, где быстро обрел славу либерала, резко критиковал существовавшие в стране порядке, в том числе и на царском флоте. Одновременно в его поведении стали обнаруживаться странности. Так, случайно познакомившись на улице с девицей легкого поведения, он решил ее «перевоспитать» и к ужасу всех своих родственников, тут же на ней женился.

Во флоте к таким пируэтам офицеров относились строго. И этот шаг сразу лишил Шмидта всех надежд на карьеру, к которой он. Впрочем, особо и не стремился. «Перевоспитать» супругу ему так и не удалось, и этот странный брак распался. Однако его отец так сильно переживал, что вскоре скончался. Да и у самого лейтенанта обнаружились признаки нервного заболевания, он страдал приступами эпилепсии.

Пётр уволился со службы по болезни в чине лейтенанта и отправился в путешествие по Европе, где увлёкся воздухоплаванием, пытался зарабатывать с помощью показательных полётов, но в одном из них получил травму при приземлении и вынужден был оставить это увлечение. В 1892 году он восстановился на службе во флоте, однако его вспыльчивый характер и странные в то время для флотского офицера политические взгляды приводили к постоянным конфликтам с сослуживцами. В 1898 году Пётр Шмидт был снова уволен с военного флота, но получил право служить на флоте коммерческом.

Защищать родину не захотел

Однако в 1904 году Петра Шмидта вновь призывали на службу как офицера запаса флота в связи с началом русско-японской войны. Лейтенант был назначен старшим офицером на угольный транспорт «Иртыш», приписанный к 2-й Тихоокеанской эскадре, который в декабре 1904 года с грузом угля и обмундирования вышел вдогонку эскадре, которую ждала трагическая судьба – она была разгромлена в Цусимском сражении. Но сам лейтенант Шмидт, который защищать родину особого желания не испытывал, в Цусиме не участвовал. В январе 1905 года в Порт-Саиде он был списан с корабля из-за обострения болезни почек. Причем. Злые языки говорили, что он этой болезнь симулировал, чтобы не участвовать в сражениях.

По возвращению в Россию, Шмидт был переведён на Черноморский флот и назначен командиром миноносца № 253 в Измаиле. В июле 1904 года лейтенант, не получая разрешения у командования, выехал в Керчь, чтобы помочь сестре, у которой возникли серьёзные семейные проблемы. Ехал Шмидт на поезде, проездом остановившись в Киеве. Там на Киевском ипподроме Пётр познакомился с некой Зинаидой Ризберг и тут же с ней у него завязался новый роман.

Склонный к экзальтации Шмидт с энтузиазмом встретил царский манифест от 17 октября 1905 года, гарантирующий «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». В Севастополе – напомним, что в это время Россия вела кровопролитную войну с Японией – вспыхнул митинг, на котором зазвучали призывы освободить политических заключённых. Толпа попыталась штурмовать тюрьму, но войска открыли огонь. В день похорон убитых, которые вылились в манифестацию, Пётр Шмидт произнес речь, которая сделала его знаменитым на всю Россию. «Как вы воспользуетесь свободой? – Заявил лейтенант, обращаясь к толпе. – Можете ли вы обещать нам, что мы последние жертвы произвола? И мы должны успокоить смятенные души усопших, мы должны поклясться им в этом. Клянёмся им в том, что мы никогда не уступим ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав. Клянусь!»

Во главе бунта

За эту речь Шмидт был немедленно арестован. Но царский режим был либеральным, лейтенанту угрожала всего лишь отставка, его даже не отправили в тюрьму. В городе в тот момент уже был избран первый Севастопольский Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов, началась всеобщая забастовка. Вечером комиссия, состоявшая из матросов и солдат, пришла к Шмидту с просьбой возглавить восстание. И страдающий психическим расстройством экзальтированный лейтенант стал военным руководителем восстания. 14 ноября Шмидт объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт».

Над «Очаковом» было поднято красное знамя. Но на других кораблях флота восставшим не удалось взять ситуацию под свой контроль. После полуторачасового сражения восстание было подавлено, а Шмидт и другие его руководители арестованы. Суд над Петром Шмидтом проходил в Очакове в закрытом режиме. Лейтенанта обвинили в том, что он начал мятеж на боевом корабле во время войны, находясь на действительной воинской службе. 20 февраля 1906 года Пётр Шмидт, а также трое зачинщиков восстания на «Очакове» были, согласно законам военного времени, приговорены к смертной казни. 6 марта 1906 года приговор был приведён в исполнение.

Прославление мятежного лейтенанта

Однако уже после Февральской революции началось прославление мятежного лейтенанта. Его останки были перезахоронены с воинскими почестями. В мае 1917 года военный и морской министр Александр Керенский возложил на могильную плиту Шмидта офицерский Георгиевский крест. В недавние времена его история, поданная в романтическом ключе, вновь прозвучала в популярном фильме «Доживем до понедельника», где о Шмидте с увлечением рассказывал школьникам знаменитый актер Вячеслав Тихонов, игравший школьного учителя истории.

Однако имя мятежного лейтенанта запомнилось жителям СССР, совсем по другой причине – из-за сатирической повести Ильфа и Петрова, где пронырливый мошенник назвал себя «сыном лейтенанта Шмидта», из-за чего оно стало нарицательным. У Петра Шмидта и в самом деле был сын – Евгений, который на самом деле был совсем другим. Октябрьскую революцию он не принял, воевал в Белой армии, в ударных частях барона Врангеля, в потом покинул Россию. Издал за границей книгу: «Лейтенант Шмидт. Воспоминания сына». Жил он в бедности и умер в Париже в декабре 1951 года всеми забытый. Неизвестно, знал ли Евгений Петрович, что имя его отца в Ленинграде носили набережная и мост…