Текст книги "Злой"

Тепловое пятно в окулярах прибора ночного видения уже начинало бледнеть.

Ник снова выбрал правильную тактику.

Он присел рядом с убитым, убрал с глаз прибор, щелкнул фонариком. Да, это оружие может пригодиться: компактная штурмовая винтовка с отличной оптикой и глушителем. Но только он протянул руку к трофею, как в коридоре ярко вспыхнул свет.

– Стой, Ник, не двигайся! – раздался спокойный голос.

Голос Алана. Но не из рации – откуда-то из-за угла. Ник беспомощно огляделся: он был как на ладони, и даже бетонный выступ не мог помочь, ведь он понятия не имел, с какой стороны ждать нападения.

– Не пытайся убежать, дружище, – мягко сказал Алан. – Удели мне минуту внимания.

– С какой стати? – выкрикнул Ник, медленно вытаскивая чеку из гранаты. Он еще не знал – зачем.

– Я подготовил для тебя сюрприз, – отозвался Алан. – Помнишь, как ты использовал меня в качестве заложника?

– У меня не было другого выхода!

– Был, и мы оба об этом знаем, – возразил Алан. – Знаешь, быть заложником – это очень неприятное ощущение. Словами не передать. Поэтому я решил показать тебе это со стороны. Наглядно. Чтобы ты все правильно понял.

И из не замеченного Ником ранее бокового коридора крепкая рука вытолкнула испуганную растрепанную девушку.

Это была Вики. За ее спиной показался и сам Алан. В руке его был пистолет, и он точно так же, как недавно Ник, упирал ствол в шею девушки.

Внутри у Ника все будто оборвалось.

Как же он сразу об этом не подумал! Эти сволочи не могли упустить такой вариант давления! Это же как раз в их стиле: безжалостно, цинично и эффективно.

– Я не хотела… Это они… – сбивчиво произнесла Вики. В глазах ее застыли слезы.

– Сдавайся, Ник, – участливо предложил Алан. – Оставляй оружие, сам надевай наручники – и выходи. Кинуть тебе «браслеты»?

– У меня есть… – безжизненно отозвался Ник.

Не отводя взгляда от Вики, он медленно вставлял чеку обратно во взрыватель гранаты.

Этот Алан – настоящий дьявол. Он просто и спокойно просчитал его. И сделать с этим ничего нельзя.

– Я сдамся! – крикнул Ник. – Только не причиняйте ей зла!

– Договорились, – серьезно кивнул Алан. – Она не только не пострадает, но и будет работать на прежнем месте. Конечно, если будет помалкивать. Я же говорил: мы с тобой найдем общий язык!

Ник защелкнул на своих запястьях стальные браслеты и вышел в центр коридора.

– Скажи, почему ты просто не убил меня? – тихо спросил Ник, глядя на Вики.

Та смотрела на него округлившимися от ужаса глазами.

– Понимаешь, – задумался Алан, поигрывая пистолетом, – глупо просто убить тебя после того шоу, что ты устроил в этом скучном месте. Как бы тебе это сказать… Мне с тобой было интересно.

8

Алан снова удивил Ника.

Пленника, наделавшего столько шума, убившего несколько человек из службы внутренней безопасности, просто заперли в тихой и чистой камере. Накормили, дали возможность принять душ.

Его даже не били.

Правда, ни одного сотрудника в знакомой серой форме ВБ к нему не подпускали. Видимо, Алан четко представлял, чем это чревато для его «трофея». Ника караулили молчаливые уверенные ребята в штатском, оружие которых, если таковое имелось, было надежно скрыто под строгими костюмами. И почему-то рядом с ними не возникало желания исполнить какой-нибудь фортель вроде драки или попытки побега…

Ник чувствовал в них настоящих профи, причем – экстра-класса. Когда старый политический уклад дал трещину и ведущие спецслужбы мира, вроде ЦРУ, МИ-6, МОССАД или ГРУ, стали терять свою былую значимость, те, кто обладал огромным опытом и связями в тайном мировом закулисье, стали тихо уходить со сцены. Но глупо было бы думать, что их знания, подготовка и опыт окажутся невостребованными. Он видел таких парней «с прошлым» – в собственном отделе промышленной разведки. Все они были не чета ему, сопливому любителю.

Впрочем, судьба распорядилась так, что именно он, новичок и почти полный профан в этом деле, сумел копнуть глубже всех в самом масштабном заговоре всех времен. Ирония состоит в том, что, копнув столь глубоко, он сам фактически выкопал себе могилу. Звучало бы забавно – если бы не было так жутко.

Дни шли, а никто и не думал вызывать Ника на допрос или, опять же, вполне заслуженно бить морду. Через неделю спокойного обитания в своей чистенькой «одиночке» он стал подозревать, что о нем попросту забыли. Это было, конечно, несколько обидно, но нельзя сказать, что Ник сильно тяготился этим обстоятельством. Теперь он мог целыми днями отсыпаться и приходить в себя после дней невероятного напряжения. Тех дней, которые, как говорят, стоят порою нескольких лет жизни.

* * *

Они пришли рано утром. Спокойные, деловитые. Похожие даже не на ученых, а на добрых ветеринаров. Один, полный, в круглых очках, был, очевидно, за старшего. Он с ходу подошел к сидящему на койке Нику, приподнял его голову за подбородок, повертел, заглянул в глаза, посветил в зрачки маленьким фонариком. Покрутил руки-ноги, проверяя суставы, сделал знак второму – молодому и сухопарому.

Вместе они осмотрели Ника с головы до ног, заставили раздеться по пояс. Пощупали пульс, измерили давление, провели экспресс-ЭКГ маленьким дистанционным аппаратом. После чего полный сказал с унылым равнодушием:

– Нормальный материал. Подойдет.

И показал охране в штатском какую-то бумажку. Охранник кивнул.

Его долго вели куда-то в сопровождении все тех же молчаливых парней в костюмах, потом везли в закрытом вагончике.

– К мистеру Сэдрику? – поинтересовался у своих сопровождающих Ник.

Те даже не повернули головы в его сторону. Только один сказал тихо и веско:

– У тебя же было оружие, парень. Какого ж ты не застрелился сразу?

Ник ничего не понял, но ему почему-то стало страшно.

Так страшно, как еще не было до этого момента.

Его не били, на него не орали, никто ему не угрожал, но страх в душе неумолимо рос.

Ника привели в какой-то лабораторный сектор. Все то же белоснежное оборудование, все те же сотрудники в одинаковом биозащитном облачении за толстой стеклянной стеной все так же творили передовую науку. Пройдя по длинному коридору вдоль исследовательских залов, Ник с сопровождающими свернули в какое-то боковое помещение.

Здесь странно пахло. Ник не сразу сообразил, откуда он знает этот жутковатый, пугающий запах. И понял только тогда, когда за его спиной с грохотом закрылась тяжелая металлическая решетка.

Он вспомнил.

Так пахло в зверинце, куда когда-то в детстве водили его родители.

Только даже в кошмарном сне он не мог бы себе представить, что однажды сам окажется в роли пойманного и посаженного в клетку дикого зверя.

Где-то недалеко раздалось низкое, утробное рычание. Ник посмотрел в ту сторону и застыл в оцепенении, мгновенно потеряв связь с реальностью.

Отделенный решетчатой перегородкой, в примыкающем к его клетке тесном вольере, сжавшись в комок и глядя на него настороженным взглядом огромных глаз, сидел полуголый человек.

Нет, это был не вполне человек. Что-то не то было в его теле и движениях. Но главное даже не в этом. Что-то не так было с его взглядом.

В нем не было разума.

Ник сделал над собой усилие – и отвел взгляд, лихорадочно соображая, куда же он попал.

Это явно была какая-то лаборатория, только вдоль одной ее стены выстроилось огромное количество новейшей техники физиологического направления, а вдоль другой – клетки с узниками. Обитателей клеток было около десятка. И только он, Ник, мог наверняка сказать о себе: я все еще человек.

Бесшумно открылась стандартная лабораторная дверь из матового стекла, и вошел уборщик в синей форме, мало отличающейся от униформы лаборанта. С мощным моющим и дезинфицирующим аппаратом в руках он направился к клеткам. Довольно формально повозил грязь у соседней клетки и приблизился к Нику.

Многозначительно посмотрел ему в глаза и принялся елозить своим агрегатом, уставившись в пол. Ник подошел ближе.

– Сейчас я уроню кое-что на пол, – очень тихо, не подымая головы, сказал уборщик. – Если хотите остаться человеком, возьмите это и проглотите. Немедленно!

– Кто вы? – так же тихо спросил Ник, но уборщик сказал только:

– Просили передать. Вас помнят…

Ник опустил взгляд. На кафельном полу что-то блестело. Он поднял маленькую капсулу, сверкающую и переливающуюся, тяжелую, будто отлитую из ртути. Оболочка пилюли чуть пружинила под пальцами.

– Что это?

– Антидот.

– Антидот? Противоядие? От чего?

– Скоро узнаете… Проглотите! – настойчиво повторил уборщик.

Ник подчинился и тихо поинтересовался:

– Что-нибудь еще просили передать?

– Да, – сказал человек. – Будет больно. Очень больно.

Часть третья. Подопытная крыса

1

Неизвестный доброжелатель не обманул.

Было больно. Настолько, что казалось, он сходит с ума. Что это было за демоническое зелье? Ник не знал, и все его познания в биохимии свелись к одному: от этой металлической с виду и такой же железистой на вкус штуки – невероятно больно. Он корчился на грязном полу, его било в ознобе, он истекал потом и проклинал этого проклятого «доброжелателя» с его кошмарным снадобьем.

А потом все вдруг кончилось. Исчезла боль, и наступило неимоверное, ни с чем не сравнимое облегчение. Ник не знал еще, что эта боль от странного металлоподобного снадобья – мизер по сравнению с тем, что еще предстоит испытать.

Эту ночь он спал мертвым сном, скрючившись в позе эмбриона на грязном полу с упругим теплым покрытием. Будущее подкрадывалось с рассветом – столь же неясное и неощутимое, как и сам рассвет, оставшийся там, снаружи, отделенный от Ника непробиваемой толщей земли.

Все началось буднично и просто.

Утром, четко по графику рабочего распорядка, пришли лаборанты и стали готовить оборудование. Включались и начинали тихо гудеть автоклавы, центрифуги, какие-то перегонные кубы, непонятые машины с роботизированными «клешнями», обвешанные датчиками и мотками тонких, как вены, шлангов и проводов.

Чуть позже стал собираться и старший научный персонал. Здесь это были доктор Биф, доктор Гордон и доктор Ксан.

Главным же здесь был доктор Грегори Стивенс.

Надо же – Грегори Стивенс!

Грег.

Какие забавные штуки выкидывает иногда жизнь. Она долго вызволяла Ника из самых тупиковых ситуаций. Только этот выверт, похоже, не в его пользу…

С первых же минут своего появления в лаборатории Грег избегал смотреть в его сторону. Он определенно знал, кто именно сидит в этой клетке под номером пять. Просто не мог не знать.

Но доктор Грегори Стивенс методично руководил подготовкой лаборатории к какому-то «новому циклу». И эта подготовка очень не нравилась Нику. Так же, как не нравилось ему сидеть за решеткой – рядом со странными, потерявшими человеческий облик, но все еще человекоподобными существами.

– Эй, вы! – ухватившись за прутья, выкрикнул Ник. – Выпустите меня отсюда! Немедленно!

На него даже не посмотрели. Все были заняты текущей работой.

– Вы не знаете, кого вы тут держите! – злобно крикнул Ник, тряханув проклятую решетку, но та даже не шелохнулась. – Я буду жаловаться! Черт! Сообщите мистеру Сэдрику…

Грег наконец обратил на него внимание. Как-то нехотя, словно выполняя важный, но хлопотный и неприятный долг, он неторопливо подкатил к решетке лабораторный стул минималистского дизайна. Сел, поправил свои чудовищные очки и уставился на узника ничего не выражающим взглядом.

– Вы не смеете так со мной поступать! – заявил Ник. – Я живой человек! Вы что же – экспериментировать надо мной собрались? Ставить опыты на живых людях противозаконно! Это просто бесчеловечно, черт побери! Вы думаете, я не понимаю, что происходит? Я все понимаю! Я биохимик, черт возьми!

– Ты здесь не биохимик, а дерьмо собачье, – негромко сказал Грег. Он снял очки и стал протирать их полой халата. – Лучше не ори и не мешай работать. А то хуже будет.

На Ника словно обрушилось ведро ледяной воды. Все его красноречие разбилось об это ледяное спокойствие Грега. А тот, легко оттолкнувшись ногой, подкатился в кресле поближе к решетке. Внимательно, с ног до головы, осмотрел ошалевшего пленника.

– Видишь, как оно бывает, – неторопливо проговорил Грег. – Сначала ты легко так, походя, отбиваешь у человека женщину, которой тот добивался годами. А потом вдруг оказываешься в клетке, в полной власти этого самого человека…

Ник задышал – тяжело и часто. До него стал доходить зловещий смысл сложившейся ситуации. А Грег продолжил:

– Вот после такого и начинаешь думать: все-таки есть бог на свете. Как ты считаешь, а?

Теперь пришла очередь Ника отмалчиваться. Ему просто нечего было сказать.

– Ты, если я не ослышался, был биохимиком? – небрежно поинтересовался Грег. – Я имею в виду – до того, как стал экспериментальным материалом? Значит, тебе будет интересно узнать, что здесь с тобой произойдет…

Теперь Ник почувствовал настоящий страх. Страх того, что подкрадывается к тебе медленно, пока еще не наступило – но непременно наступит. Это как ожидать в камере предстоящей наутро казни.

– Во-первых, тебя интересует – почему эксперименты проводят именно на людях, так? Видишь ли, опыты на животных и даже на андроидах не дают чистоты картины. А нам нужна идеальная картина воздействия самых разных условий на человеческий организм. Ведь речь в конечном итоге идет об очень важных организмах – организмах наших уважаемых акционеров. А потому наиболее экстремальные условия внешней среды испытываются на самом качественном материале. Хочу тебя обрадовать: ты вполне подходишь под это определение. Ты – качественный материал.

Грег нервно хохотнул и продолжил:

– Есть и еще одна хорошая новость: поскольку мы испытываем возможности не рядового организма, а организма беса – то и тебя придется сделать таковым. Надеюсь, ты доволен? Ты станешь бессмертным – как и наши уважаемые клиенты! Мне, например, не грозит такое счастье. Но что-то мне подсказывает, что завидовать тебе не стоит. Нет, не стоит…

Грег с довольным видом чуть покрутился на стуле из стороны в сторону.

– Правда, есть и не слишком приятная для тебя новость: мы все-таки ученые-гуманисты, а потому не проводим опыты над разумными существами. Так что твое сознание будет несколько… приглушено. Попросту говоря, мы лишим тебя разума путем воздействия на ряд мозговых центров. Так что все дальнейшее формально будет происходить с тупым безмозглым животным…

Грег любовался реакцией будущего подопытного. Наверное, зрелище того стоило: Ник полностью потерял над собой контроль. Запертый в клетке, истощенный погонями и психологическим давлением, он был близок к тому, чтобы сломаться.

И чертов садист в белом халате это прекрасно видел. Он приблизил лицо к решетке и, понизив голос, с нескрываемой ненавистью прошипел:

– Хотя лично я предпочел бы, чтобы ты мучился осознанно, гаденыш!

В этот миг что-то включилось в мозгу Ника – он схватил эту ненавистную очкастую голову и изо всех сил рванул на себя.

Доктор Грегори Стивенс крепко приложился лицом к решетке, вскрикнул от боли, отпрянул и рявкнул:

– Уймите его!

– Какой он злой! – чуть ли не с восхищением воскликнул один из лаборантов.

И тогда Ник заорал – изо всех сил, вкладывая в этот крик все, что у него еще осталось от свободного человека:

– Да, я злой! Злой, мать вашу, злой! И лучше бы вам не злить меня! Потому что я выйду отсюда – и вы все узнаете, что такое настоящая злость!

Ник пригнулся, сжав зубы, готовый биться хоть с сотней лаборантов – если те действительно решатся войти в клетку, чтобы унять его. Он был готов даже умереть – но умереть в схватке…

Ничего такого не произошло. Молчаливый лаборант подошел к клетке – не ближе чем на пару метров – и вскинул руку с массивным предметом, который держал за пистолетную рукоятку с толстым кабелем, ниспадающим на пол и уползающим в глубину лаборатории. Глухой щелчок – и что-то остро кольнуло в плечо.

А через пару секунд ноги стали ватными, и тело само повалилось на упругое покрытие пола.

2

Ник открыл глаза. Это было странное ощущение. Чувство полной потери своего «Я». Он долго приходил в себя, пытаясь понять – кто он, где находится и чего от него хотят.

Странно: пол здесь располагался вертикально, и люди в белом и синем двигались, словно мухи по отвесной стене. Чуть позже Ник сообразил, что лежит онемевшей щекой на полу, а изо рта у него тонкой струйкой вытекает слюна.

– Смотрите, – заметил один человек в синей одежде. – Злой очухался!

– Ну, как ты, Злой? – участливо поинтересовался другой. – Давай, подымайся, скоро кормежка будет…

Вот, значит, кто он! Он – Злой. Странное имя, но эти люди, видно, знают, что говорят…

Ник с трудом сел. В голове странно звенело. Он приложил ладони к вискам и обнаружил прилепленные к коже металлические пластины, от которых в сторону решетки тянулся тонкий кабель.

– Питание можно отключать, – заметил один из лаборантов. Точно: эти люди – лаборанты. – Все, спекся наш Злой.

Он недоуменно посмотрел на лаборантов, пытаясь понять, почему он должен был «спечься». Окинул взглядом светлое помещение.

Лаборатория. Точно, это – лаборатория. А те люди в белых халатах – научные сотрудники. А главный у них вот этот, в очках.

Грег.

И тогда он все вспомнил.

И это само по себе было странно: ведь он не должен был ничего вспомнить. Ведь именно для этого и прицеплены к голове эти проклятые электроды, дающие питание индукционным генераторам наноботов. Тех самых, что должны были убить его личность.

Все это Ник прекрасно слышал, пока пялился остекленевшим взглядом в потолок, доктор Биф вводил ему в вены густой раствор драгоценного «бес-комплекса», а доктор Гордон дистанционно программировал растворенных в нем наноботов на нейронную атаку.

Антидот!

Вот что помешало превратить его в полного скота – вроде тех несчастных, что томятся в соседних клетках…

Ник знал, что не стоит делиться радостью воспоминаний с этими людьми. Они не желают ему добра. Они не желают ему зла. Для них он – не живое существо.

Он – экспериментальный материал.

– Очнулся? – откуда-то сбоку показался доктор Грегори Стивенс. Руки он держал в карманах халата. Подошел к решетке, пригнулся, заглядывая в глаза подопытному. Очки его неприятно блеснули. – Как прошло кондиционирование?

Этот вопрос был адресован подчиненным.

– Показатели в норме, – отозвался один из лаборантов. – Волевые центры подавлены.

– Но он в состоянии нормально воспринимать действительность?

– Все как вы сказали, доктор Стивенс. Центры восприятия оставлены пока нетронутыми.

– Прекрасно, идите работайте, Хью…

Лаборант отошел в сторону, а Грег с некоторой опаской приблизился к решетке.

Ник прекрасно знал, скорее – чувствовал, что волевые центры у него в порядке, спасибо этому славному антидоту. А потому ему огромных усилий стоило не повторить трюк с размазыванием этой физиономии по грязной решетке.

Вместо этого он придал лицу каменное выражение.

– Ты слышишь меня? – вкрадчиво произнес Грег. – Знаю, слышишь, только ответить уже не можешь. Я подумал – глупо выжигать тебе мозги сразу и напрочь. И я решил: тебе, наверное, будет интересно полюбоваться на происходящее с тобой. Со стороны как-то нагляднее. Да и потом…

Грег странно усмехнулся:

– Мы еще не ставили экспериментов над теми, кто сохранил хотя бы часть личности. Понаблюдаем, как поведут себя твои показатели. Компьютерные модели предполагают интересные реакции, но эксперимент ничем не заменишь…

У Ника потемнело в глазах от ненависти, но он продолжал изображать безвольного болванчика.

– Ну ладно, – вздохнул Грег. – Пора за работу. Наслаждайся зрелищем.

* * *

То, что происходило в этой лаборатории, человек с нормальной психикой назвал бы… Черт его знает, как бы он это назвал. Ник уже не чувствовал себя нормальным человеком. Все-таки, несмотря на помощь антидота, введенные в организм активные компоненты делали свое дело.

Он все меньше воспринимал себя как того, прежнего Ника и все охотнее примерял к себе кличку, которой его наградили лаборанты.

Когда-то, словно в другой жизни, это был позывной агента внедрения. Теперь это слово отражало самую его суть.

Злой. Он просто Злой.

Помимо него в лаборатории агрессивной физиологии (так называлось это место) постоянно содержалось около десятка человекообразных особей. Называть их людьми просто язык не поворачивался, так как, сохраняя гуманоидные признаки, они напрочь были лишены разума и привычного человеческого облика. Непонятно было, откуда здесь появлялся весь этот человеческий материал, каким же это беднягам не повезло оказаться пациентами доктора Грегори Стивенса?

Практически ежедневно одна из особей, исчерпав жизненные ресурсы (как выражались здешние специалисты), погибала, и ее место занимала новая.

Его самого не трогали до поры до времени. Очевидно, таково было распоряжение Грега. Проклятый садист, наверное, хотел до предела накачать его страхом.

И надо признать, это ему удалось.

В этой лаборатории не придавали особого значения стерильности. Более того – предполагалось, что исследуемое экстремальное состояние организма должно быть экстремальным во всем. Пожалуй, нацистские эскулапы, ставившие опыты на заключенных, удавились бы от зависти, доведись им полюбоваться на опыты доктора Стивенса.

Первым этапом каждого эксперимента было создание «образца» – человеческой особи, максимально приближенной по физиологическим характеристикам к настоящему бесу. Конечно же это была всего лишь нежизнеспособная имитация: ведь превращение обычного человека в подлинно бессмертного – невероятно сложная и чудовищно дорогая процедура.

Здесь же все шло по ускоренному и упрощенному пути. Особь подвергалась стандартной процедуре внедрения в организм бес-комплекса, состоящего из активных псевдовирусных конструкций, внедряющих в каждую клетку искусственно сконструированную ДНК, а также роботизированной системы поддержки, состоящей из миллионов растворенных в крови наноботов.

В случае создания истинного беса личная ДНК кандидата предварительно досконально исследовалась. Суперкомпьютеры создавали на ее базе модель «совершенной» ДНК, наиболее приближенной к теоретическому идеалу. Учитывалось все невероятное количество противоречий и сложностей этой генной головоломки. При этом генная инженерия признавала: истинно идеальная ДНК невозможна – по крайней мере, на данном этапе развития науки. Это обусловлено хотя бы изначальной неидеальностью организма самого кандидата. В связи с этим бесу для полноценной жизни в течение неограниченно длительного срока требовались своеобразные «генные протезы» – то есть механизмы постоянной искусственной коррекции саморазрушающейся, накапливающей ошибки генной структуры.

Для этого и была необходима вторая составляющая комплекса – мощная, самоорганизующаяся наносистема. Миллионы, а при необходимости – и миллиарды наноботов должны ежесекундно выполнять роль «ремонтной бригады» генной структуры. Другая часть наноботов заботилась о нормальном соматическом состоянии «пациента», то есть о его физическом здоровье.

Структура всего этого комплекса подбиралась индивидуально. Даже конструкция отдельного крошечного нанобота для каждого беса создавалась под конкретный организм.

Кроме того, предполагалось, что в первоначальный период (первую сотню лет, пока не будут разработаны более совершенные системы продления жизни) бесы будут ежегодно проходить процедуру обновления генного и нанотехнологического комплексов на более совершенные.

С подопытными «образцами» все было не так.

Им вводили стандартный комплекс – единый для всех, с грубым, весьма приблизительным учетом особенностей организма.

Это вызывало воистину кошмарные последствия. В течение нескольких дней комплекс псевдовирусов «запихивал» чужеродный генный материал в клетки испытуемых, вызывая невероятно быстрые изменения в организме. Несчастного будто взрывали изнутри – ткани начинали перерождаться, согласно новому «генеральному плану», уродуя тело и ужасающе искажая внешность. Вводимый следом нанокомплекс с трудом успевал очищать организм от продуктов распада, яростно и топорно сращивая разваливающиеся ткани.

Человек превращался в чудовище.

Но исследователям было плевать на эти эстетические мелочи. Все блекло перед основной задачей, которую следовало воплотить в жизнь до окончательной гибели образца.

С роботизированной штанги к экземпляру спускали сотни шевелящихся как щупальца проводов, присасывающихся датчиками к нужным точкам изуродованного тела. Специалисты запускали аппаратуру, и электроника приступала к анализу полученных данных. Начиналось «агрессивное физиологическое воздействие». Звучало вполне наукообразно.

По сути же это были самые обыкновенные пытки, достойные Священной инквизиции.

И перед глазами кровавыми разводами проплывали невероятные картины.

…Вот гибкий манипулятор медленно пилит конечность. Графики на мониторах скачут, зашкаливая за пределы болевого порога, но «образец» неподвижен и терпелив: у него отключены центры реагирования. И никому нет дела – осознает ли он то, что происходит, испытывает ли реальную боль.

Вот юркие манипуляторы методично, как опытные таксидермисты, снимают с «образца» кожу. Вот они срезают с торса мышцы – слой за слоем.

Вот с хрустом ломают кости. А вот – вынимают исходящие паром органы.

Каждую подобную пытку Ник невольно пропускал через себя. Он знал, что дойдет очередь и до него. Непременно дойдет.

И он все больше переставал быть Ником, все больше становясь Злым. Если бы у него была возможность расправиться со всеми этими «вдумчивыми учеными» – он не преминул бы ею воспользоваться.

Злость. Засевшая в душе злоба – вот что наполняло теперь все его существо.

…Конечно, все эти зверства проводились не ради тупой садистской забавы, вроде того, как юный поганец мучает несчастную кошку. Да и были это уже не простые человеческие, пусть даже обезображенные до неузнаваемости, существа.

И с неменьшим изумлением приходилось наблюдать, как «сами собой» прирастают отпиленные руки, почти на глазах нарастает содранная кожа, с отвратительными щелчками становятся на место костные обломки, занимают свое место и продолжают функционировать вырванные с корнем и деформированные под прессом органы.

Это была бешеная работа вживленных наносистем. И если такая, и даже более совершенная, была внутри у каждого беса – то трудно представить пределы их физических, а может, и интеллектуальных возможностей.

Каждое испытание доводилось до «логического предела». Этот предел определялся гибелью подопытного «образца». Собственно, условия достижения предела и были предметом исследования в этой воистину адской лаборатории.

В конце концов, здесь не ставилось задачи продления жизни несчастных. Все, что было нужно, – сбор данных о жизнеспособности обновленных клеток в течение короткого, массированного воздействия, а также проблемы форсирования рефлексов у имморталов, возможностей регенерации органов и тканей. И делалось все это прилежно, с энергией и искренним интересом.

Происходившее в этой лаборатории было какой-то сатанинской пляской смерти на обломках полузабытых впечатлений юности. Не было больше великой движущей силы науки. Была одна лишь кровавая мясная лавка. Не было чистых идей, достойных целей. Не осталось вообще ничего. Одна только бесконечная боль.

Несколько раз Грег подходил к клетке Ника и внимательно разглядывал его. Что-то не давало ему покоя, раздражало в облике «образца» по кличке Злой.

– Комплекс введен ему в полном объеме? – брюзгливо интересовался завлабораторией.

– В полной, – отзывался лаборант и совал Грегу планшетку с данными. – Вот отчет, посмотрите.

– Не надо, – кривился Грег. – Повторите процедуру!

И снова его вырубали, и снова что-то происходило, скручивая тело, заставляя разум испуганно метаться по каким-то страшным, темным пещерам…

Однажды, в очередной раз придя в себя, Злой осознал, в чем тут может быть дело.

Он не менялся. По крайней мере, внешне он оставался все тем же Ником Кейси, облик которого так раздражал Грега. Отчего-то он не превращался в человекоподобное чудище, изуродованное работой микроскопических убийц.

Это сбивало с толку и бесило Грега – ведь он не мог знать про антидот.

И, может быть, Злой все еще не был пущен в исследовательский оборот как раз по этой причине: несмотря на изуверские наклонности, Грег был ученым. И загадка Злого, очевидно, не давала ему спокойно спать.

Злой тихо посмеивался – ночами, когда в лаборатории никого не было. Его радовало это бессилие ненавистного врага. Это была его единственная отрада в этом аду.

* * *

А однажды в лаборатории появилось еще одно знакомое лицо. Молодой человек, резко отличающийся от персонала всем – одеждой, походкой, манерами, – вошел и остановился посреди зала.

Не сразу удалось вспомнить, что это за человек. Но память выудила из глубинных, потаенных уголков то, что некогда знал парень по имени Ник.

Вошедшего звали Алан. И пришел он сюда посмотреть не на него, Злого, а на того Ника, которого он знал, с которым ему довелось однажды схлестнуться в схватке и которого он, видимо, одолел. Или только думает, что одолел.

При виде Алана Злой снова стал отчасти прежним Ником.

Это было странное ощущение, и в нем пока не удалось разобраться. Ведь в действительности он и не переставал быть Ником. Просто какая-то сила, очевидно, тот самый загадочный антидот, тщательно берегла личность этого парня от злобного посягательства псевдовируса и наноботов, стремящихся перемолоть его мозговые центры. Но та часть личности, которая была Злым, в нынешней обстановке чувствовала себя куда увереннее и жизнеспособнее, чем слишком уж человечный Ник.

В этом аду не было места человечности.

В тот вечер все ушли из лаборатории. Остался только Алан. Наверное, сын председателя совета директоров, а заодно шеф спецназа ВБ может позволить себе многое.

Алан приблизился к клетке и долго смотрел на Ника неподвижным, пронзительным взглядом.

– Это была единственная замена смерти, – сказал он наконец. – Я упросил отца, чтобы тебя не убивали. Правда, я не думал, что ты окажешься именно здесь.

Злой не сразу понял, к чему его нежданный гость говорит все это. Потом до него дошло: он пытается оправдаться. И не столько перед своей жертвой, сколько перед самим собой. Наверное, Ник удивился бы, что у беса возникло желание оправдываться перед жертвой, а может, даже и самое настоящее чувство вины.

Но Злому было плевать. Он изображал безмолвное мясо.

– Ты настоящий боец, – кивнул Алан. – И я решил дать тебе возможность сражаться. До конца. И еще… Я завидую твоему мужеству.

Злому показалось, что он ослышался. Но Алан повторил:

– Да, я завидую тебе. Потому что ты смертный – и не боишься гибели. А я, живущий вечно, всего лишь заигрываю со смертью…

Так и подмывало заговорить с издевкой, отпустить пару колкостей. Но Злой заставил себя сжать зубы – и молчать.