Текст книги "Сокол-корабль. Сказание о богатырях"

Садко и новгородцы

Старина сорок пятая. Бедный новгородский гусляр Садко чудесным образом становится богатым. Состязается в богатстве со всем Новгородом.

 
Еще я вам, братцы, старину скажу,
Старину скажу старую, прежнюю.
По пирам ходил-играл Садко гусельщик,
Не было у Садка золотой казны,
Одни были гусельки яровчаты.
Захотелось Садку побывать в Нове-городе,
Давно он в Нове-городе не бывывал,
Ни много ни мало, двенадцать лет.
Пришел Садко в славный Ново-град,
Принес поклон от Днепра-батюшки,
Да принес он поклон от Волги-матушки
Братцу Волхову да братцу Ильмень-озеру.
По пирам Садко ходил-играл,
Потешал купцов новгородскиих.
День не зовут Садка на почестен пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир.
От того Садко соскучился.
Пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут в озере вода всколыбалася,
Испугался Садко,
Пошел прочь от озера во свой во Новгород.
Садка день не зовут на почестен пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир.
От того Садко соскучился.
Пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть во гусельки яровчаты.
Как тут в озере вода всколыбалася,
Испугался Садко,
Пошел прочь от озера во свой во Новгород.
Садка день не зовут на почестен пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир.
От того Садко соскучился.
Пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть во гусельки яровчаты.
Как тут в озере вода всколыбалася,
Показался из воды царь морской,
Сам говорил таковы слова:
«Ай же ты Садко, гусляр новгородскиий,
Не знаю, чем тебя, Садко, пожаловать
За твои за утехи великия,
За твою-то игру нежную:
Аль бессчетной золотой казной?
А не то ступай ты, Садко, во Новгород,
Ударь с купцами о велик заклад,
Заложи свою буйну голову
За лавки товара красного.
Спорь о том, что в Ильмень-озере
Есть рыба – золоты перья.
Забросишь невод в Ильмень-озеро,
Дам три рыбины – золоты перья.
Тогда ты, Садко, счастлив будешь».
Пошел Садко от Ильмень от озера.
Приходил Садко во свой во Новгород.
Позвали Садко на почестен пир.
Стал Садко играть в гусельки яровчаты,
Стали Садку поднашивать, попаивать.
Стал тут Садко похвастывать:
«Ай же вы, купцы новгородские,
Знаю я чудо чудное в Ильмень-озере, —
Есть в Ильмень-озере рыба золоты перья».
Говорят тут купцы новгородские:
«Не знаешь ты чуда чудного,
Не может быть в Ильмень-озере рыбы золоты перья». —
«Ай же вы, купцы новгородские!
Ударим-ка о велик заклад:
Я заложу свою буйну голову,
А вы залагайте лавки товара красного».
Три купца тут вызвались,
Заложили по три лавки товара красного.
И пошли они к Ильмень-озеру,
Закинули невод в Ильмень-озеро:
Добыли рыбку золоты перья;
Закинули другой раз —
Добыли рыбку золоты перья;
Третий раз закинули —
Добыли третью рыбку золоты перья.
Тут купцы новгородские
Отдали по три лавки товара красного.
Стал Садко поторговывать,
Стал получать барыши великие,
Стал Садко богатый гость.
Во своих палатах белокаменных
Устроил Садко все по-небесному:
На небе солнце и в палатах солнце,
На небе месяц и в палатах месяц,
На небе звезды и в палатах звезды.
Зазвал он к себе на почестен пир
Тех богатых купцов новгородскиих
И тех настоятелей новгородскиих:
Фому Назарьева и Луку Зиновьева,
Еще сотского Ставра, боярина знатного,
Все-то на пиру наедалися,
Все на пиру напивалися,
Похвальбами все похвалялися:
Кто хвастает бессчетной золотой казной,
Кто хвастает силой-удачей молодецкою,
Который хвастает добрым конем,
Который хвастает славным отечеством,
Умный хвастает старым батюшкой,
Безумный хвастает молодой женой.
Говорят настоятели новгородские:
«Все мы на пиру наедалися,
Все на почестном напивалися,
Похвальбами все похвалялися.
Что же у нас Садко ничем не похвастает,
Что у нас Садко ничем не похваляется?»
Говорит Садко-купец богатый гость:
«А чем мне, Садку, хвастаться,
Чем мне, Садку, похвалятися?
У меня ль золота казна не тощится,
Цветно платьице не носится,
Дружина хоробра не изменяется.
А похвастать – не похвастать бессчетной золотой казной —
На свою бессчетну золоту казну
Повыкуплю я товары новгородские,
Худые товары и добрые!»
Не успел он слова вымолвить,
Как настоятели новгородские
Ударили о велик заклад,
Золотой казны тридцати тысячах:
Как повыкупить Садку товары новгородские,
Худые товары и добрые,
Чтоб в Нове-городе товаров в продаже боле не было.
Ставал Садко на дру́гой день раны́м-рано́,
Будил свою дружину хоробрую,
Без счета давал золотой казны,
Распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд,
Как повыкупил товары новгородские,
Худые товары и добрые.
На другой день ставал Садко раным-рано,
Будил свою дружину хоробрую,
Без счета давал золотой казны,
Распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд:
Вдвойне товаров принавезено,
Вдвойне товаров принаполнено
На ту на славу на великую новгородскую.
Опять выкупал товары новгородские,
Худые товары и добрые.
На третий день ставал Садко раным-рано,
Будил свою дружину хоробрую,
Без счета давал золотой казны
И распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд:
Втройне товаров принавезено,
Втройне товаров принаполнено
На ту на великую на славу новгородскую.
Как тут Садко пораздумался:
«Не выкупить товара со всего бела света:
Еще повыкуплю товары новгородские,
Подоспеют товары заморские.
Не я, видно, купец богат новгородскиий, —
Побогаче меня славный Новгород».
Отдавал он настоятелям новгородскиим
Денежек тридцать тысячей.
 

Садко и морской царь

Старина сорок шестая. Садко на дне моря у морского царя. Играет ему на гуслях. Царь морской, очарованный его игрой, пускается в пляс.

 
Построил Садко тридцать кораблей,
Тридцать кораблей, тридцать черлёныих;
На те на корабли на черлёные
Свалил товары новгородские,
Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова во Ладожско озеро,
А со Ладожска озера во Неву-реку,
А со Невы-реки во сине море.
Как по морю, по морю синему
Бегут-побегут тридцать кораблей,
Тридцать кораблей, един Сокол-корабль
Самого Садка, гостя богатого.
Поехал Садко торговать за сине море.
Продавал он товары новгородские,
Получал барыши великие,
Насыпал бочки сороковки красна золота, чиста серебра,
Поезжал назад во Новгород.
А на синем море расходилась погодушка,
Волной бьет, паруса рвет,
Ломает кораблики черлёные;
Нейдут корабли с места на синем море.
Говорит Садко дружине своей хоробрыя:
«Ай же ты, дружинушка хоробрая!
Как мы век по морю езживали,
А морскому царю дани не плачивали:
Видно, царь морской от нас дани требует.
Берите бочку-сороковку чиста серебра,
Спускайте бочку во сине море».
Тут дружина его хоробрая
Брала бочку чиста серебра,
Спускали бочку во сине море:
А волной-то бьет, паруса рвет,
Ломает кораблики черлёные;
Нейдут корабли с места на синем море.
Тут его дружина хоробрая
Брала бочку сороковку красна золота,
Спускали бочку во сине море:
А волной-то бьет, паруса рвет,
Ломает кораблики черлёные;
Нейдут корабли с места на синем море.
Говорит Садко дружине своей хоробрыя:
«Видно, царь морской требует
Живой головы во сине море.
Режьте, братцы, же́ребья во́льжаны,
Я сам сделаю на красном золоте,
Всяк свои имена подписывайте,
Спускайте жеребья на сине море:
Чей жеребий ко дну пойдет,
Тому идти во сине море».
Резали они жеребья вольжаны,
Сам Садко делал на красном золоте,
Всяк свое имя подписывал,
Спускали жеребья на сине море:
У всей дружины хоробрыя
Жеребья гоголем по воде плывут,
А у Садка ключом ко дну.
Говорит Садко дружине хоробрыя:
«Ай же, братцы, дружина хоробрая!
Эти жеребья неправильны:
Делайте жеребья на красном золоте,
А я сделаю жеребий вольжаный».
Делали они жеребья на красном золоте,
Сам Садко сделал жеребий вольжаный,
Всяк свое имя подписывал,
Спускали жеребья на сине море:
У всей дружины хоробрыя
Жеребья гоголем по воде плывут,
А у Садка ключом ко дну.
Говорит Садко своей дружине хоробрыя:
«Ай же, братцы, дружина хоробрая!
Видно, царь морской требует
Самого Садка во сине море.
Больше мне в гусельки не игрывать,
Возьму я гусельки с собой во сине море».
Спустили на воду доску дубовую,
Сошел Садко на ту доску с гусельками.
Тут утихла на море погодушка,
Полетели корабли по синю морю.
Остался Садко один-одинешенек,
Заснул Садко на доске дубовоей.
Проснулся он во синем море на самом дне.
Сквозь воду увидел красное солнышко,
Вечернюю зарю, зарю утреннюю.
Увидел Садко: во синем море
Стоит палата белокаменная,
Заходил Садко в палату белокаменную.
Сидит в палате царь морской,
Голова у царя, как куча се́нная,
Говорит царь таковы слова:
«Ай же ты, Садко, богатый гость!
Век ты, Садко, по морю езживал,
Мне, царю, дани не плачивал,
А ныне весь пришел ко мне в подарочек.
Говорят, мастер ты играть в гусельки яровчаты:
Поиграй же мне, Садко, в гусельки».
Как начал играть Садко в гусельки яровчаты,
Как начал плясать царь морской во синем море,
Расплясался царь морской, распотешился.
Играл Садко сутки, играл и другие,
Да играл Садко еще и третии,
А все пляшет царь во синем море.
Всколебалось сине море, стало корабли разбивать,
Стало много тонуть народу корабельщиков.
Видит Садко, тонут корабли многие,
Гибнут люди неповинные.
Порвал Садко струны на гусельках яровчатых.
Перестал плясать царь морской:
«Ай же ты, Садко, купец новгородскиий!
Что же не играешь в гусельки яровчаты?»
Отвечает царю морскому Садко:
«Не могу я, царь морской, играть в гусельки,
Порвались у меня на гусельках струночки».
Говорит морской царь таковы слова:
А разбери-тко ты, Садко, рассуди-тко ты,
Рассуди ты наш спор со царицею:
Что у вас на Руси есть дорого?
Злато-серебро на Руси дорого,
Или булат-железо дорого?»
Отвечал ему Садко, богатый гость:
«Я скажу тебе, царь, поведаю —
У нас злато-серебро на Руси дорого,
А булат-железо дороже того,
Потому булат-железо дороже того,
Что без злата-серебра сколько можно жить,
А без булату-железа жить-то неможно».
И говорит царь морской Садку:
«Не хочешь ли, Садко, жениться во синем море
На душечке на красной де́вице?
Есть у меня триста красных девиц,
И друго триста красных девиц,
И третье триста красных девиц,
Выбирай себе девицу-красавицу».
Тронуло тут Садка в плечо правое,
Обернулся – стоит старик седатыий:
«Ай же ты, Садко новгородскиий!
Пропусти, Садко, тех триста красных девиц,
И друго триста девиц пропусти,
И третье триста девиц пропусти;
Будет позади всех девица Чернавушка,
Бери ту Чернаву за себя замуж.
Как ляжешь спать во перву ночь,
Не твори с женой блуда во синем море,
Останешься навеки во синем море.
Будешь, Садко, во Нове-граде —
На свою бессчетну золоту казну
Построй церковь соборную Миколы Можайскому».
Видит Садко, идут девицы-красавицы,
Он перво триста девиц пропустил,
И друго триста девиц пропустил,
И третье триста девиц пропустил;
Позади идет девушка Чернавушка.
Брал ту Чернаву за себя замуж.
Ложился спать Садко во перву ночь,
Не творил с женой блуда во синем море.
Как проснулся Садко во Нове-граде,
У реки Чернавы на крутом кряжу.
Видит, бегут его корабли черлёные по Волхову.
Встречал он дружину свою хоробрую,
Бессчетну золоту казну с кораблей повыгрузил,
Построил церковь соборную Миколы Можайскому.
Не стал больше ездить Садко на сине море,
Стал поживать Садко во Нове-граде.
 

Василий Буслаев. Бой с новгородцами

Старина сорок седьмая. Новгородский богатырь Василий Буслаев вызывает на бой весь Новгород.

 
В славном великом Нове-городе
А и жил Буслай до девяноста лет,
С Новым-городом жил, не перечился,
С мужиками новгородскими
Поперек словечка не говаривал.
Живучи Буслай состарился,
Состарился и преставился.
Оставалась у Буслая матера вдова
Офимья Александровна,
И оставалось чадо милое,
Молодой сын Василий Буслаевич.
Будет Васенька семи годов,
Отдавала матушка родимая
Матера вдова Офимья Александровна
Учить его грамоте,
А грамота ему в наук пошла;
Присадила пером писать,
Письмо Василью в наук пошло;
Отдавала петью учить церковному,
Петьё Василью в наук пошло.
А и нет у нас такова певца
Во славном Нове-граде
Супротив Василья Буслаева.
Стал Васенька на улицу похаживать,
Водиться со пьяницы, со безумницы,
Со веселые удалые молодцы,
А и ходя в городе, уродует:
За руку возьмет – рука прочь,
Из плеча руку выдернет;
За ногу возьмет – нога прочь,
Из гузна ногу выломит;
Которова хватит поперек хребта, —
Тот кричит-ревет, окарачь ползет.
А и мужики новгородския,
Посадския, богатыя
Приносили жалобу великую
Матерой вдове Офимье Александровне
На того на Василья Буслаева.
Стала матушка его журить-бранить,
Журить-бранить, на ум учить.
А журьба Василию не взлюбилася,
Пошел он, Васька, во высок терем,
Садился Васька на ременчат стул,
Писал ярлыки скорописчаты,
От мудрости слово поставлено:
«Кто хочет есть и пить из готового,
Валися к Ваське на широкий двор,
Тот ешь и пей готовое
И носи платье разноцветное!»
Рассылал те ярлыки со слугой своим
На те улицы широкия
И на те частыя переулочки.
Поставил Васька чан середи двора,
Наливал чан полон зелена вина,
Опускал он чару в полтора ведра.
Во славном было во Нове-граде,
Грамотны люди ярлыки прочитывали,
Пошли к Ваське на широкий двор,
К тому чану зелена вина.
Вначале был Костя Новото́рженин,
Пришел он, Костя, на широкий двор,
Василий тут его опробовал:
Стал его бити червленым вязом,
В тот вяз было налито
Тяжела свинцу чебурацкого,
Весом тот вяз был во двенадцать пуд;
А бьет он Костю по буйной голове,
Стоит Костя, не шело́хнется,
На буйной голове кудри не тря́хнутся.
Брал Костя чару зелена вина в полтора ведра,
Выпивал чару за единый вздох.
Говорил Василий сын Буслаевич:
«Гой еси ты, Костя Новоторженин,
А и будь ты мне названый брат
И паче мне брата родимого!»
А и мало время позамешкавши,
Пришли два брата боярченка,
Лука и Мосей, дети боярские.
Еще пришел Потанюшка хроменький,
Еще Хомушка горбатенький,
Еще и Гаврила долгополый,
Еще тут пришли семь брато́в Сбродо́вичей.
Пришли шильники, мыльники, игольники.
Еще пришел Никита Заолешанин,
Принес поклон Волхову от Днепра батюшки,
От Волги матушки,
От Волха Всеславьевича,
От старого казака Ильи Муромца,
Поклон от града Киева славному Нову-городу,
А Василью Буслаеву в особину.
Всех Василий кряду опробовал:
Бил червленым вязом по буйной голове.
Стоят молодцы, не шелохнутся,
На буйной голове кудри не тряхнутся.
Берут чару зелена вина в полтора ведра,
Выпивают чару за единый вздох.
Собиралися-соходилися
Тридцать молодцов без единого,
Сам Василий тридцатый стал.
Какой зайдет – убьют его,
Убьют его, за ворота бросят.
Послышал Васенька Буслаевич
У мужиков новгородскиих
Канун варен, пива яшныя, —
Пришел со дружиною во братчину в Никольшину,
Платил за всякого брата по пяти рублев,
А за себя Василий дает пятьдесят рублев.
А и тот-та староста церковной
Принимал их во братчину Никольшину.
А и зачали они тут канун варен пить
А и те-та пива яшныя.
А и будет день ко вечеру,
Начали уж ребята боротися,
А в ином кругу в кулаки битися;
От той от борьбы от ребячия,
От того бою от кулачного
Началася драка великая.
Поскокали молодцы, дружина Васильина,
Прибили уже много до смерти,
Вдвое-втрое перековеркали,
Руки-ноги переломали, —
Кричат-ревут мужики посадския.
Говорит тут Василий Буслаевич:
«Гой еси вы, мужики новгородския.
Бьюсь с вами о велик заклад:
Напускаюсь я на весь Нов-город битися-дратися
Со всею дружиною хороброю —
Вы меня с дружиною побьете Новым-городом,
Буду вам платить дани-выходы по смерть свою,
На всякой год по три тысячи;
А буде же я вас побью,
То вам платить мне такову же дань!»
И в том-то договор они подписывали.
Сходились все мужики новгородския
Утром ранешенько на Волхов мост.
Напускались на Василия со дружиною,
И началась у них бой-драка великая.
Дерутся они день до вечера,
Прибил Василий с дружиною
Многих мужиков новгородских до смерти.
Пошли мужики с дорогими подарками
К матерой вдове Офимье Александровне:
«Ай же ты, матера вдова Офимья Александровна!
Прими у нас дороги подарочки,
Уйми свое чадо милое
Василья Буслаевича!»
Тут матера вдова Офимья Александровна
Принимала у них дороги подарочки,
Посылала девушку-чернавушку
По того Василия Буслаева.
Прибежала девушка-чернавушка,
Хватала Ваську во белы руки,
Притащила к матушке родимоей.
Тут Офимья Александровна
Посадила Васеньку в погребы глубокия,
Затворяла дверьми железными,
Запирала замками булатными.
А его дружина хоробрая
Со теми мужиками новгородскими
Бьются-дерутся день до вечера.
А и та девушка-чернавушка
На Волхов-реку ходила по́ воду,
Взмолятся ей тут добры молодцы:
«Гой еси ты, девушка-чернавушка!
Не оставь нас у того часу смертного!»
И тут девушка-чернавушка
Бросала она ведро кленовое,
Брала коромысло кипарисное,
Коромыслом тем стала она помахивать
По тем мужикам новгородскиим,
Прибила уж многих до́ смерти.
Запыхалась девка коромыслом махать,
Побежала за Василием Буслаевичем,
Срывала замки булатныя,
Отворяла двери железныя:
«А и спишь ты, Василий, не пробудишься,
Над собой невзгодушки не ведаешь,
Твою дружину хоробрую на мосту Волховском
Мужики новгородские всех прибили-переранили,
Булавами буйны головы пробиваны».
Ото сна Василий пробужается,
Выскочил он на широкий двор,
Не попала палица железная,
А попала ему ось тележная.
Побежал Василий по Нову-городу,
По тем по широким улицам.
Стоит тут старец-пилигримище,
На могучих плечах держит колокол,
А весом тот колокол во триста пуд,
Кричит тот старец-пилигримище:
«А стой ты, Васька, не попархивай,
Молодой глуздырь, не полетывай!
Из Волхова воды всей не выпити,
Во Нове-граде людей не повыбити;
Есть молодцы супротив тебя,
Стоим мы, молодцы, не хвастаем!»
Говорил Василий таково слово:
«А и гой еси, старец-пилигримище,
А и бился я о велик заклад
С мужиками новгородскими,
Опричь тебя, старца-пилигримища,
Во задор войду – тебя убью!»
Ударил он старца во колокол
А и той-то осью тележною —
Стоит старец, не шелохнется.
Заглянул Василий старцу под колокол —
А и во лбу глаз уж веку нету.
Пошел Василий по Волхову-реке,
По той по Волховой улице.
Завидела его дружина хоробрая,
Идет к ним, молодцам, на выручку
Молодой Василий Буслаевич,
У ясных соколов крылья отросли.
Стал Василий по Волхову мосту похаживать,
Стал он осью тележною помахивать,
Прибил он многих мужиков до смерти,
Лежат мужики увалами,
Увалами лежат, перевалами,
Набило мужиков, как погодою.
Тут мужики новгородския покорилися,
Насыпали чашу чиста серебра,
А другую чашу красна золота.
А и будут платить Васильюшке Буслаевичу
На всякий год по три тысячи;
С хлебников по хлебику,
С калачников по калачику,
С молодиц повенечное,
С девиц повалечное,
Со всех людей ремесленных,
Опричь попов и дьяконов.
 

Смерть Василия Буслаева

Старина сорок восьмая. Василий Буслаев с дружиной отправляется в паломничество в Иерусалим.

 
Под славным великим Новым-городом,
По славному озеру по Ильменю
Плавает-поплавает сер селезень,
Как бы ярый гоголь поныривает,
А плавает-поплавает червлен корабль
Как бы молода Василия Буслаевича,
А и молода Василья со его дружиною хороброю,
Тридцать удалых добрых молодцов:
Костя Новоторженин корму держит,
Маленький Потаня на носу стоит,
А Василий-то по кораблю похаживает,
Таковы слова поговаривает:
«Ай же ты, моя дружина хоробрая,
Тридцать удалых добрых молодцов!
Ставьте корабль поперек Ильменя,
Приставайте молодцы к Нову-городу!»
А и тычками к берегу притыкалися,
Сходни бросали на крутой бережок.
Приходит Василий Буслаевич
Ко своей сударыне-матушке,
Матерой вдове Офимье Александровне,
Просит благословение великое:
«Ай же ты свет, моя сударыня-матушка,
Матера вдова Офимья Александровна!
Дай мне благословение великое —
Идти мне, Василью, в Ерусалим-град
Со своею дружиною хороброю,
Господу Богу помолитися,
Святой святыни приложитися,
Во Ердане-реке искупатися».
Что взговорит матера Офимья Александровна:
«Гой еси ты, мое чадо милое,
Молодой Василий Буслаевич!
Коли ты пойдешь на добрыя дела,
Дам тебе благословение великое,
А коли ты, дитя, на разбой пойдешь,
Не дам благословения великого,
А не носи Василья сыра земля!»
Камень от огня разгорается,
А булат от жару растопляется,
Материно сердце размягчается,
И дает она Василью запасы хлебныя,
И дает оружье богатырское:
«Побереги ты, Василий, буйну свою голову!»
Скоро молодцы собираются,
Снаряжали они червлен корабль,
Подымали тонки парусы полотняныя,
Побежали по озеру Ильменю.
Бегут они уж сутки другия,
А бегут уже неделю другую,
Встречу им гости-корабельщики:
«Здравствуй, Василий Буслаевич!
Куда, молодец, поизволил погулять?»
Отвечает Василий Буслаевич:
«Гой еси вы, гости-корабельщики!
А мое-то ведь гулянье неохотное:
Смолоду бито, много граблено,
Под старость надо душу спасти.
А скажите вы, молодцы, мне прямой путь
Ко святому граду Ерусалиму».
Отвечают ему гости-корабельщики:
«А и гой еси, Василий Буслаевич!
Прямым путем в Ерусалим-град
Бежать семь недель,
А окольной дорогой – полтора года:
На славном море Каспицкием,
На том острову на Куминскием
Стоит застава крепкая,
Стоят атаманы казачия,
Ни много ни мало их – три тысячи;
Грабят бусы-галеры,
Разбивают червлены корабли».
Говорит тут Василий Буслаевич:
«А не верую я, Васюнька, ни в сон, ни в чох,
А и верую в свой червленый вяз.
А бегите-ка, ребята, вы прямым путем!»
И завидел Василий гору высокую,
Приставал скоро ко круту берегу,
Приходил Василий сын Буслаевич
На ту ли гору Сорочинскую,
А за ним вся его дружина хоробрая.
Будет Василий в полу́горе,
И лежит тут пуста голова,
Пуста голова – человечья кость.
Пнул Василий ту голову с дороги прочь.
Провещится пуста голова человеческая:
«Гой еси ты, Василий Буслаевич!
Ты почто меня, голову, побрасываешь?
Я, молодец, не хуже тебя был,
Берег Русь, бился с погаными татарами,
Да нынче валяюсь тут на горе Сорочинския.
Где лежит пуста голова,
Пуста голова молодецкая,
Лежать тут и голове Васильевой!»
Плюнул Василий, прочь пошел:
«Или, голова, в тебе враг говорит,
Или нечистый дух!»
Пошел на гору высокую,
На самом верху тут камень стоит,
В вышину три сажени печатныя,
А и через него только топор подать,
В долину́ три аршина с четвертью.
И на камне надпись надписана:
«А кто-де станет у каменя тешиться,
А и тешиться-забавлятися,
Вдоль скакать по каменю, —
Сломить тому буйну голову».
Василий тому не верует,
Приходил со дружиною хороброю,
Стали молодцы забавлятися,
Поперек того каменю поскакивати,
А вдоль-то него не смеют скакать.
Пошли они со горы Сорочинския,
Сходят они на червлен корабль,
Подымали тонки парусы поло́тняны,
Побежали по морю Каспицкому
На ту на заставу корабельную,
Где стоят казаки-разбойники,
На пристани их стоят сто человек.
А и молодой Василий к пристани приставал,
Сходни бросали на крут бережок,
Соскочил Буслаевич на крут бережок,
Червленым вязом подпирается,
Тут казаки-караульщики испужалися,
Побежали к тем атаманам казачиим.
Атаманы сидят, дивуются:
«Стоим мы на острову тридцать лет,
Не видали страху великого.
Это-де идет Василий Буслаевич:
Знать-де полетка соколиная,
Видна-де поступка молодецкая!»
Пришел Василий со дружиною,
Где стоят атаманы казачия.
Пришли они, стали во единой круг,
Тут Василий им поклоняется:
«Здравствуйте, атаманы казачия!
А скажите вы мне прямой путь
Ко святому граду Ерусалиму».
Говорят атаманы казачия:
«Гой еси, Василий Буслаевич!
Милости просим за единой стол хлеба кушать!»
В ту пору Василий не ослушался,
Садился с ними за единой стол.
Наливали ему чару зелена вина в полтора ведра,
Принимает Василий единой рукой,
Выпивает чару единым духом.
И только атаманы тому дивуются,
Сами не могут они полведра пить.
Собирается Василий на свой червлен корабль,
Просит до Ерусалима провожатого.
Тут атаманы Василию не отказывали,
Дали ему молодца провожатого.
А Василий с дружиной своей хороброю
Подымали тонки парусы полотняныя,
Побежали по морю Каспицкому.
Будут они во Ердань-реке,
Бросали якоря крепкия,
Сходни бросали на крут бережок.
Приходил тут Василий Буслаевич
Со своей дружиною хороброю в Ерусалим-град,
Пришел во церковь соборную,
Служил обедню за здравие матушки
И за себя, Василия Буслаевича,
И обедню служил с панихидою
По родимом своем батюшке
И по всему роду своему.
На другой день служил обедни с молебнами
Про удалых добрых молодцев,
Что смолоду бито, много граблено.
И ко святой святыни он приложился,
И в Ердане-реке искупался,
Нагим искупался он, Василий, в Ердане-реке.
И купалась с ним дружина его хоробрая,
Купались молодцы во рубашечках.
Приходила к ним баба залесная:
«Почто вы купаетесь во Ердане-реке?
Во Ердане-реке крестился
Сам Господь Иисус Христос;
Потеряете вы атамана своего
Василия Буслаевича,
Почто он нагим купался в Ердане-реке».
Отвечают ей молодцы, дружина хоробрая:
«Наш Василий тому не верует,
Не верует Васенька ни в сон, ни в чох».
И малое время поизойдучи
Приказал Василий выводить корабль из Ердань-реки,
Подняли тонки парусы полотняны,
Побежали по морю Каспицкому к Нову-городу.
А и едут они неделю спо́ряду,
А и едут уже другую,
И завидел Василий гору высокую Сорочинскую,
Захотелось Василью на горе побывать.
Приставали к той Сорочинской горе.
Пошел Василий со дружиною на гору,
И будет он в полгоры,
И на пути лежит пуста голова, человечья кость.
Пнул Василий ту голову с дороги прочь.
Провещится пуста голова:
«Гой еси ты, Василий Буслаевич!
Почто меня, голову, попинываешь,
Почто побрасываешь?
Я, молодец, не хуже тебя был,
Берег Русь, бился с погаными татарами,
Да нынче валяюсь тут на горе Сорочинския.
Где лежит пуста голова,
Лежать тут и Васильевой голове!»
Плюнул Василий, прочь пошел.
Взошел он на ту гору высокую Сорочинскую,
Где стоит камень, а на камне написано:
«Кто у камня станет тешиться,
А и тешиться-забавлятися,
Вдоль скакать по каменю, —
Сломить тому буйну голову».
Василий тому не верует,
Стал со дружиною тешиться-забавлятися,
Поперек каменю поскакивати,
Захотелось Василью вдоль скакать,
Разбежался, скочил вдоль по каменю —
И не доскочил только четверти,
И тут убился он под каменем,
Где лежит пуста голова.
Там Василия схоронили.
Побежала дружина с той Сорочинской горы
На свой червлен корабль,
Подымали тонки парусы полотняныя,
Побежали ко Нову-городу.
И будут они в Нове-городе,
Пошли к матерой вдове Офимье Александровне,
Сказали ей про Василия.
Заплакала Офимья Александровна,
Говорила таковы слова:
«Гой вы еси, удалы добры молодцы!
У меня вам ныне делать нечего.
Подите в подвалы глубокия,
Берите золотой казны не считаючи».
Брали они казны по малу числу:
«Спасибо, матушка Офимья Александровна,
Что поила-кормила,
Обувала и одевала добрых молодцов!»
В ту пору матера вдова Офимья Александровна
Подносила им по чаре зелена вина.
А и выпили они, поклонилися,
И пошли добры молодцы, кому куда захотелося.