Текст книги "Сокол-корабль. Сказание о богатырях"

Михайло Потык

Старина двадцать девятая. Богатырь Михайло Потык берет в жены деву-лебедь, чародейку-оборотня.

 
Во стольном городе во Киеве
У ласкова князя Владимира
Было пирование-почестный пир
На святорусские могучие богатыри
Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича,
Потыка Михайла Ивановича.
И возговорит тут Красно солнышко Владимир-князь:
«Ай ты гой еси, Потык Михайло Иванович!
Сослужи ты мне службу верную,
Съезди ты ко морю синему,
На теплые тихи заводи,
Настреляй мне гусей, белых лебедей,
Перелетных серых уточек
К моему столу княженецкому,
До люби молодца пожалую».
Скоро садился Потык на добра́ коня,
Только в Киеве видели,
Как молодец за ворота выехал,
Не видели поездочки богатырскоей,
Только в чистом поле курево стоит.
Приехал Потык к морю синему,
Настрелял он гусей, белых лебедей
И перелетных серых уточек.
Хочет ехать от моря синего,
И завидел он на тихой заводи,
И завидел он белую лебедушку:
Головушка у ней увита красным золотом,
Скатным жемчугом усажена.
Вынимает он, Потык, из налучника свой тугой лук,
Из колчана вынимает калену стрелу,
Клал стрелу на тетивочку шелковую,
Потянул он тугой лук за́ ухо,
Завыли рога у туга лука богатырского.
Провещала ему тут лебедь белая,
Авдотьюшка Лиховидьевна:
«Ай ты, Потык Михайло сын Иванович!
Не стреляй ты меня, лебедь белую,
В некое время пригожусь тебе!»
Выходила она на крутой бережок,
Обвернулась душой красной девицей.
Брал тут Потык красну девицу за белы руки
Да за златы перстни,
Целовал во уста сахарные.
Говорит ему красна девица Авдотья Лиховидьевна:
«Ай же ты, добрый молодец, Михайло Иванович!
Будем мы во славном городе Киеве
И сходим во матушку Божью церковь,
Поженимся мы с тобой, обвенчаемся,
Обвенчаемся с тобой в золоты венцы.
Только примем мы заповедь великую:
Кто из нас прежде умрет,
Другому за ним живому во гроб идти».
Посадил Потык красну девицу к себе на добра коня,
Поехали они к городу Киеву.
Приехали они на княженецкий двор,
Идут в гридню ко князю Владимиру.
Помолился Потык Спасову образу,
Поклонился Владимиру Красну Солнышку
И на все на четыре стороны:
«Здравствуй, солнышко Владимир-князь!
Сослужил я тебе службу верную,
Настрелял гусей, белых лебедей,
Перелетных серых уточек.
А себе сговорил красну девицу,
Авдотьюшку Лиховидьевну».
И пошли они во Божью церковь,
Принимали они тут златы венцы,
Закон супружеский.
И принимали они заповедь великую:
Кто из них первый умрет,
Другому за ним живому во гроб идти.
А князь Владимир им свадебный пир завел,
Сажал за столы белодубовые,
Созвал на пир князей и бояр,
И могучих богатырей святорусскиих,
Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича.
А и тут ели-пили яства сахарные и питья медвяные.
И прожил Потык с молодой женой три года.
В ту пору, в то времечко
Посылает Владимир-князь стольнокиевский
Михайлушку Потыка в службу новую —
Ехать к царю Батею Батеевичу,
Свезти ему сорок телег злата-серебра,
Не то поднимется опять Батей на Киев-град
С силой своей поганою татарскою.
Приезжает Михайло в землю проклятую
Ко тому царю ордынскому Батею Батеевичу:
«Уж ты гой еси, царь Батей Батеевич!
Послал меня Владимир-князь стольнокиевский
Свезти тебе сорок телег злата-серебра,
Чтобы не грозил больше Киеву.
Проведал я, охоч ты в шахматы играть.
Поиграем-ка с тобой в шахматы,
Я выиграю – мои сорок телег злата-серебра,
И не станешь ты больше грозить граду Киеву,
Ты выиграешь – заклад моя буйная головушка».
Наставили они доску шахматную,
Начали на дощечке ходить-гулять.
Первую заступь Михайлушка выиграл,
Другую заступили – опять выиграл,
Третью заступили – Михайлушка выиграл,
Тут и шах и мат, и игре конец.
На ту пору, на то времечко
Садились на окошечко голубь со голубкою,
Начал голубь по окошечку похаживать,
Языком человеческим выговаривать:
«Ты играешь, молодец, прохлаждаешься,
А над собой невзгодушки не ведаешь:
Твоя молода жена Авдотьюшка лебедь белая
Ведь преставилася».
Вскочил тут Михайло на резвы ноги,
Хватал он ту доску шахматную,
Бросал ту доску о кирпичный пол.
Сотряслися палаты царские,
Оконницы хрустальные посыпалися.
Скоро бежал он на широкий двор,
Седлал добра коня, сам приговаривал:
«Ай же ты, конь мой, богатырский конь!
Нес ты меня сюда три месяца,
Неси-ка нынче меня домой во три часа́».
Начал его добрый конь поскакивать,
Реки, озера перескакивать,
Темный лес промеж ног пустил.
Прискакал в Киев-град за три часа.
Привез Михайло на санях тело Авдотьино
Попам соборным на отпевание.
Сам закричал он, Михайло, во всю голову:
«Ай же вы, мои братьица крестовые,
Крестовые вы братьица названые,
Могучие русские богатыри,
Илья Муромец и Добрынюшка Никитич млад,
И Алешенька Попович млад!
Стройте вы колоду белодубовую,
Идти мне во матушку сыру землю
С тем телом мертвыим,
С моей лебедью белой Авдотьюшкой Лиховидьевной».
Скорым-скоро, скорешенько
Строили братцы названые колоду белодубовую,
Копали могилу глубокую и великую,
Глубиною-шириною по двадцати саже́н,
Погребали тело Авдотьино,
И тут Потык Михайлушка Иванович
С добрым конем и сбруею ратною
Опустился в ту могилу глубокую.
И закрыли его потолком дубовыим,
Песками желтыми засыпали.
И стоял он, Потык Михайлушка Иванович,
В могиле той с добрым конем своим
С полудни до полуночи,
Жег свечи воску ярого.
И как пришла пора полуночная,
Собирались к нему все гады подземные,
И пришел в могилу большой Змей.
Обрадовался Змей Зме́ище:
«Буду я нынче сыт, наемся досыта.
Одно есть тело мертвое,
А другое есть живое добра молодца,
Богатыря русского».
Тут Потык Михайло не промешкался,
Вынимал он саблю вострую,
Отсек Змею Змеищу голову,
Помазал кровью змеиной тело мертвое.
Тело мертвое ожило.
Пробуждалась его молода жена
Авдотьюшка Лиховидьевна:
«Ай же ты, Потык Михайлушко Иванович!
Долго же я нынче спала, долго почивала».
Закричал тут Михайлушка из могилы зычным голосом,
Зычным голосом богатырскиим.
В Киеве терема покачнулися,
У князя Владимира палата зашаталася.
Тогда сидели на пиру сильны-могучи богатыри:
«Видно, тяжко живому с мертвым лежать,
Пойдем, выкопаем Михайла Потыка сына Ивановича!»
Пошли к могиле братцы названые,
Илья Муромец с Добрыней и Алешей Поповичем,
Скоро отрывали могилу глубокую,
Выводили Михайлу с Авдотьей на белый свет.
Стали Михайло с Авдотьей опять жить,
Жить-быть по-старому, по-прежнему.
Тут пошла славушка великая
По всем царства́м, по всем земля́м,
Что есть такая Авдотья лебедь белая,
Лебедушка белая, мудреная, бессмертная.
На ту славу великую, на Киев-град
Приезжает тут царь сарацинский Василий Окулович
Со своею силою несметною,
Посылает к Владимиру посла грозного:
«Ай же ты, Владимир стольнокиевкий!
Отдай лебедь белую Авдотью Лиховидьевну,
А не то я мечом возьму,
Киев-град огнем пожгу».
На ту пору, на то времечко
Не случилось богатырей в Киеве,
Не случилось и Михайлушки По́тыка,
Всех разослал по службам Владимир Красно Солнышко.
Некому защитить красен Киев-град,
Надо отдать Авдотью царю сарацинскому.
Тут лебедь белая Авдотьюшка Лиховидьевна
Сама за ворота вышла к царю неверному.
И увез ее царь Василий Окулович
В свое царство сарацинское.
Вернулись в Киев богатыри русские,
Узнал тут Михайло Потык сын Иванович,
Что нет в Киеве его лебеди белоей
Авдотьюшки Лиховидьевны,
Увез ее в свое царство царь Василий Окулович.
Говорит Михайло братцам названыим
Илье Муромцу с Добрыней и Алешею:
«Ай же вы, братьица крестовые!
Не отдам я моей Авдотьи Лиховидьевны.
Поедемте мы, братьица, за ней с погонею!»
Отвечали ему братцы крестовые:
«Ай же ты, Михайлушка Потык Иванович!
Не честь-хвала нам, богатырям русскиим
Ехать за чужой женой с погонею.
А поезжай ты один, добрый молодец,
Настигнешь их в чистом поле,
Отсеки царю поганому головушку».
Поехал Михайло в след погонею,
Настиг в чистом поле царя Василия Окуловича.
Увидала его Авдотья лебедь белая,
Наливала чару зелена вина,
Подсыпала в чару зелья сонного:
«Ай же ты, Михайло Потык сын Иванович!
Меня силой везет царь Василий Окулович,
Выпей-ка ты чару зелена вина
С той тоски-досады со великоей».
Выпил Михайлушка, сонный пал
На матушку на сыру землю.
Говорит Авдотья лебедь белая
Тому царю сарацинскому Василию Окуловичу:
«Ай же ты, славный царь Василий Окулович!
Отсеки ты Михайле буйну голову,
Погуби богатыря русского».
Отвечал царь Василий Окулович:
«Не честь-хвала молодецкая бить сонного».
Повелела тут Авдотья слугам верныим
Выкопать яму глубокую,
Бросить Михайлу во сыру землю,
Зарыть Михайлу в песочки желтые.
Прибегал в Киев Михайлов добрый конь,
Увидали коня братцы крестовые,
Илья Муромец с Добрыней Никитичем,
С Алешей Поповичем:
«Нет в живых братца нашего крестового».
Привел их конь к месту во чистом поле,
Отрыли они Михайлушку из ямы глубокоей.
Вскочил Михайло на резвы ноги:
«Ай же вы, мои братцы крестовые!
А где же Авдотья, моя лебедь белая?»
Говорили ему братцы крестовые:
«А твоя-то Авдотья лебедь белая
Нынче замуж пошла за царя Василия Окуловича».
Говорит Михайло братьям названыим:
«Не отдам я моей Авдотьи Лиховидьевны.
Поедем мы, братьица, за ней с погонею».
Отвечают Михайле братья крестовые:
«Не честь-хвала нам молодецкая
Ехать за твоей женой с погонею.
Поезжай ты один, Михайлушка,
Отсеки царю буйну голову,
Возьми себе Авдотью лебедь белую».
Тут пустился опять Михайло с погонею,
Настиг в чистом поле у креста Леванидова.
Увидала Авдотья лебедь белая
Молодого Михайлу Потыка Ивановича,
Говорила она таково слово:
«Ай же ты, царь Василий Окулович!
Не отсек ты Михайле буйной головы,
Отсечет Михайло тебе головушку».
Наливала опять чару зелена вина,
Подсыпала в чару зелья сонного,
Подносит Михайле, уговаривает:
«А как ясный день не может быть без красна солнышка,
Так я без тебя, молодой Михайло Потык сын Иванович.
Не могу я ни есть, ни пить,
Не могу больше жива быть.
Выпей-ка ныне с тоски-кручинушки,
Выпей-ка чару зелена вина».
Выпил Михайло чару зелена вина,
Пал на матушку сыру землю.
Тут брала Михайлушку Авдотья лебедь белая,
Бросала через плечо левое,
Бросая, приговаривала:
«А где был удалый добрый молодец,
Стань бел горючий камешек».
Стосковались братьица крестовые,
Илья Муромец с Добрыней Никитичем
Да с Алешей Поповичем,
Сжаловались по Михайлу По́тыку.
Поехали искать его в чистом поле.
Нашли в поле бел-горюч камешек,
Лежит у того креста Леванидова.
Шел тут мимо калика перехожая:
«Ай же вы, богатыри русские!
То лежит бел-горюч камешком
Братец ваш крестовый Михайлушка».
Стал Алеша Попович камешек поднимать,
Не может он камешек с места сдвинути.
Стал Добрыня Никитич камешек поднимать,
Не мог он камешек с места сдвинути.
Стал поднимать камешек Илья Муромец,
Чуть приподнял, сам в землю увяз.
Тут калика к камешку подхаживал,
Сам камешку выговаривал:
«Где был горючий белый камешек,
Стань тут удалой добрый молодец».
Поднял калика тот бел-горюч камешек,
Кинул через плечо правое.
Кололся камешек надвое,
Выходит на Русь добрый молодец,
Молодой Михайла Потык сын Иванович.
А калику только и видели.
Говорит Михайлушка Иванович:
«Ай же вы, мои братцы крестовые!
А где же моя молода жена
Авдотьюшка лебедь белая?» —
«А твоя-то Авдотья лебедь белая
Замуж пошла за царя сарацинского».
Пришел Михайло в царство сарацинское,
Увидала его Авдотья лебедь белая,
Наливала чару зелена вина,
Подсыпала в чару зелья сонного:
«Ай же ты, молодой Михайло Потык сын Иванович!
Силой увез меня царь Василий Окулович.
А как ясный день не может быть без красна солнышка,
Так я без тебя, Михайлушка,
Не могу ни есть, ни пить, ни жива быть.
Выпей-ка с тоски-кручинушки».
Выпил Михайло чару вина сонного,
Пал на матушку сыру землю.
Стащила его Авдотья в глубок погреб,
Распялила Михайлушку на́ стену,
Брала четыре гвоздя железныих,
Брала молот кузнечный трех пудов,
Прибила руки-ноги Михайловы к той стеночке.
Стосковались братья крестовые, богатыри русские,
Илья Муромец с Добрыней Никитичем
Да с Алешей Поповичем,
Схватились они по Михайле Потыке.
Поехали они в царство сарацинское,
Проведали про Михайлу во погребе.
Прибили-порубили басурман много-множество,
Шли они во глубок погреб,
Повыломали замки железные,
Снимали Михайлу со стены в погребе.
Говорил Михайло братьям своим крестовыим:
«Ай же вы, братьица мои крестовые!
Что-то затекли мои рученьки-ноженьки.
Пойду-ка я погляжу на мою молоду жену,
Авдотьюшку лебедь белую».
Взял Михайлушка саблю вострую,
Пошел в палаты белокаменные.
Увидала его Авдотья лебедь белая.
Налила опять чару зелена вина,
Подсыпала в чару зелья сонного:
«Ай же ты, молодой Михайло Потык сын Иванович!
Не может ясный день быть без солнышка,
Так я без тебя не могу ни есть, ни пить, ни жива быть.
Уста твои ныне печальные,
Печальные уста да кручинные:
А выпей-ка чару зелена вина
Со той тоски, со кручинушки».
Просит Авдотья лебедь белая,
Просит во слезах, во слезах великиих.
Взял Михайлушка чару в руку правую,
Стал чару к устам подносить.
Тут подоспел старый казак Илья Муромец,
Толкнул Михайлушку по́д руку, —
Улетела та чара далехонько.
Сошла тут с Михайлушки сила чародейная,
Взмахнул Михайло своей саблей вострою,
Отсек Авдотье лебеди белой буйну голову.
 

Глеб Володьевич

Старина тридцатая. Князь Глеб Володьевич, племянник князя Владимира, карает властительницу Корсуни, коварную чародейку Маринку Кайдаловну.

 
А как падала погодушка со синя моря,
Со синя морюшка с Корсу́ньского,
Заносила три корабля черненыих
В славный Корсу́нь город, в гавань Корсуньскую.
А во том городе во Ко́рсуни
Ни царя, ни царевича,
Ни короля, ни королевича,
Тут жила-была Маринка дочь Кайдаловна,
Еретица, безбожница,
Брала она с тех кораблей пошлины,
В гавань вошли – пошлину,
Паруса спустили – пошлину,
Якоря бросали – пошлину,
К мосту приставали – мостовое брала,
В таможню зашли – таможенное.
Набирала дани-пошлины
Ни много ни мало сорок тысячей.
Взяла она у тех корабельщиков три рукавочки,
Три рукавочки, три перчаточки,
Сшиты перчаточки, не вязаны,
Вышиты красным золотом,
Усажены скатным жемчугом и каменьями самоцветными.
Первые перчаточки в пятьсот рублей,
Другие перчаточки в целу тысячу,
Третьим перчаточкам цены нет.
Везены эти перчаточки в подареньице
Князю Глебу Володьевичу в Киев-град,
Любимому племяннику Владимира стольнокиевского.
Забирала себе Маринка те три корабля черненыих,
Прогоняла корабельщиков с тех корабликов,
Ставила свою стражу крепкую.
Ходят корабельщики по городу по Ко́рсуню,
Думают промеж собой думушку единую.
Пишут они ярлыки скорописчатые
Тому же князю Глебу Володьевичу:
«Уж ты гой еси, князь Глеб Володьевич!
Уж как падала погодушка со синя моря,
Заметало нас под тот же городок под Корсунь,
А во том же во городе во Корсуни
Ни царя нет, ни царевича,
Ни короля, ни королевича,
Княжит тут Маринка дочь Кайдаловна,
Еретица, безбожница.
Вошли мы в гавань – брала с нас пошлину,
Паруса спустили – брала пошлину,
По мосту шли – мостовое брала,
В таможню зашли – таможенное.
Взяла с нас дани-пошлины сорок тысячей,
Да взяла у нас три перчаточки,
Везены были тебе, князю, в подареньице:
Первые перчаточки во пятьсот рублей,
Другие перчаточки в целу тысячу,
А третьим перчаточкам цены нет».
Они скоро писали, запечатали,
Отослали князю Глебу Володьевичу.
А тут скоро пришли ярлыки в Киев-град,
Скоро Глеб Володьевич их просматривал.
Разъярилось сердце богатырское,
Просит благословения у дядюшки своего любимого,
У Владимира Красна Солнышка в поход идти.
Дает ему Владимир благословение в поход идти.
Выходил Глеб Володьевич на свой широкий двор,
Собирал дружину хоробрую:
«Уж вы гой еси, дружина моя хоробрая!
Седлайте добрых коней, берите сабельки вострые!»
Выезжал князь Глеб Володьевич в чисто поле
Со своей дружиною хороброю,
Триста отборных добрых молодцев,
Рост к росту, голос к голосу, волос к волосу.
Говорил им князь Глеб Володьевич:
«Уж вы поедемте, дружина моя хоробрая,
А ко тому славному городу ко Корсуню,
А ко той Марине ко Кайдаловне,
Еретице, безбожнице,
Вызволять мои кораблики черненые».
Как доехали они до города Корсуня,
Остановил Глеб добра коня:
«Уж вы гой еси, дружина моя хоробрая!
Сходите с коней, ставьте шатры полотняные,
Держите стражу крепкую,
Пойду я один ко граду Корсуню.
Как услышите, зазвенит моя сабелька,
Заскрипят плечи богатырские,
Поезжайте ко городу Корсуню,
Скачите через стену городовую,
Уж вы бейте по городу и старого и малого,
Ни единого не оставляйте вы на семена».
Подъезжает Глеб под башню наугольную,
Закричал он зычным голосом:
«Уж ты гой еси, Маринка дочь Кайдаловна!
Ты зачем обрала у меня корабли черненые,
Ты зачем согнала с них моих корабельщиков,
Поставила на них своих караульщиков?»
Услыхала Маринка дочь Кайдаловна,
Говорит ему с городской стены:
«Уж ты гой еси, князь Глеб Володьевич!
Я отдам тебе три твоих корабля черненыих,
Только отгадай три мои загадочки хитромудрые.
Первая моя загадка хитромудрая:
Что в лете бело, да в зиме зелено?»
Отвечал князь Глебушка Володьевич:
«Не хитра твоя загадка хитромудрая:
В лете-то бело – Господь хлеб дает,
А в зиме-то зелено – ель цветет».
Говорит ему Маринка Кайдаловна:
«Загадаю тебе вторую загадку хитромудрую:
Что без кореньица растет да без лыж катится?»
Отвечал ей Глебушка Володьевич:
«Не хитра и эта твоя загадка хитромудрая.
Без кореньица растут белы снеги,
А без лыж катятся быстры ручьи».
Еще говорит Маринка Кайдаловна:
«Загадаю тебе третью загадку хитромудрую:
Есть у вас в Киеве мясная гора,
А на той мясной горе кипарис растет,
А на том кипарисе-дереве соко́л сидит».
Отвечал опять князь Глеб Володьевич:
«Уж ты гой еси, Маринка дочь Кайдаловна!
Не хитра и эта твоя загадка хитромудрая,
Твоих загадок глупее на свете нет.
Мясная-то гора – мой добрый конь,
Кипарисово дерево – мое седелышко,
А сокол сидит – то я, удалой добрый молодец,
Русский могучий богатырь Глеб Володьевич».
Говорит ему Маринка Кайдаловна:
«Уж ты гой еси, князь Глеб Володьевич!
Отгадал ты три мои загадки хитромудрые.
Отворю я тебе ворота, а сама, красна девица,
За тебя замуж пойду».
Шла Маринка на свой широкий двор,
Наливала чару зелена вина,
Насыпала в чару зелья лютого.
Вышла опять на стену городо́вую,
Подавала чару Глебушке Володьевичу:
«Уж прими-ка, Глебушка, на приезд
Чару зелена вина!»
Принимал Глеб чару зелена вина,
Хочет пить, к устам поднес.
Тут споткнулся конь его на ноженьку на правую,
Расплескалась чара зелена вина
На гриву лошадиную,
Загорелась грива у добра коня.
Испугался тут Глеб Володьевич,
Бросал чару на сыру землю;
Мать сыра земля загорелася.
А как разъярилось сердце богатырское,
Стегнул Глеб добра коня по крутым бокам,
Перескочил конь через стену городо́вую,
Настиг Глеб Маринку посреди двора,
Отсек ей, Маринке, буйну голову.
Поехал он по городу Корсуню,
Стал сабелькой своей помахивать,
Бить-рубить приспешников Маринкиных.
Услыхала тут дружина хоробрая,
Как звенит его сабелька вострая,
Налетела дружинушка на город Корсунь,
Посекла-побила старого и малого,
Ни единого не оставила и на семена.
 

Хотен Блудович

Старина тридцать первая. На пиру у князя Владимира вдова Чусова опозорила вдову Блудову. Богатырь Хотен Блудович отстаивает честь матери.

 
Заводился у Владимира Красна Солнышка
Еще пированье-почестный пир.
Много было на пиру у Владимира
Князей и бояр, и боярских жен,
И были на пиру у него две вдовы:
Одна вдова – Офимья Чусова жена,
А другая вдова – Авдотья Блудова жена.
В ту пору Авдотья Блудова жена
Наливала чару зелена вина,
Подносила Офимье Чусовой жене
И за чарочкой посваталася:
«Уж ты гой еси, Офимья Чусова жена!
Ты прими у меня чару зелена вина.
Есть у тебя девять сыновей,
Девять сыновей, ясных соколов,
И есть у тебя дочь возлюбленная, лебедь белая,
Молода Чайна Чусовична.
А у меня есть сын ясен соко́л
Молодой Хотенушко Блудович.
Отдай Чайну за моего Хотенушка».
Те речи Чусовой жене не слюбилися,
Выливала чару зелена вина
Блудовой жене во ясны́ очи,
Сама говорила таковы слова:
«Уж ты гой еси, Авдотья Блудова жена!
Моя-то Чайна Чусовична
Во девках – красна девушка,
Во лебедушках – бела лебедушка,
Сидит во тереме высокоем,
Ее красно солнышко не о́бпечет,
Буйные ветры не о́бвеют,
Частые дождички не о́бмочат,
Ест-пьет на злате-се́ребре.
А твой-то сын Хотен – уродище Блу́дище,
Он по городу по Киеву шатается,
Стреляет сорок, ворон да за чужим двором,
Что подстрелит – тем и сыт живет,
А не подстрелит – голоден живет.
Не отдам я за твоего уродища Блудища
Дочь мою Чайнушку лебедь белую.
А есть у меня девять сыновей,
Выедут Чусовичи во чисто поле
И полонят Хотенку во чистом поле,
И привяжут Хотенку ко стремени седельному,
И приведут Хотенку на свой-то двор;
Захочу – его кладу во повары,
Захочу – кладу его во конюхи,
Захочу – продам на боярский двор».
В ту пору Авдотье за обиду стало,
За великую досаду показалося,
Обесчестила ее на пиру жена Чусова.
Пошла Авдотья с пира невесела,
Буйну голову повесила.
Приходит на свой широкий двор,
Встречает ее Хотенушко сын Блудович:
«Ай же ты, свет государыня моя матушка,
Что ты идешь со честна пира невесела,
Буйну голову повесила?
Али место было тебе не по отчине,
Али чарой зелена вина тебя обнесли?»
Жаловалась ему Авдотья Блудова жена:
«Уж ты гой еси, Хотенушко сын Блудович!
Место мне от князя было по отчине,
И чарою зелена вина меня не обнесли.
А сидела я на пиру с богатой вдовой
Именитого роду княженецкого
Офимьей, женой Чусовой,
Подносила ей чару зелена вина,
Сватала за тебя дочь ее любимую
Чайну Чусовну, лебедь белую,
Те речи Чусовой жене невзлюбилися,
Выливала она чару зелена вина мне в ясны очи,
Говорила слова поносные,
При всем народе на пиру обесчестила».
Тут седлал Хотен Блудович добра коня,
Приезжает к терему Чусову,
Ткнул копьем в ворота широкие,
На копье вынес ворота середи двора.
Хряснул в терем палицей булатною,
Своротил терем по окошечки.
Закричал Хотен зычным голосом:
«Уж ты гой еси, Офимья Чусова жена!
Здравствуй, ты теща гордливая, теща ломливая!
Ты отдашь ли за меня дочь свою любимую
Чайну Чусовну, лебедь белую?
Добром отдашь – так добром возьму,
Добром не отдашь – возьму силою.
Высылай девять сыновей во чисто поле,
Буду я, Хотен, с ними биться-ратиться».
Испугалась Офимья вдова Чусова,
Посылает девять сыновей своих на Хотенушку:
«Ой же вы еси, сыны добры молодцы!
Подите укротите сына Блудова».
Отвечают ей сыны добры молодцы:
«Ай же ты, свет государыня наша матушка!
Нам ведь у Хотена взять нечего,
А он у всех у нас возьмет наши буйны головы.
Он, Хотен, – сильный, могучий богатырь,
Илья Муромец ему названый брат,
Они с дружиной своей богатырскою
Порубили под Киевом поганых татаровей,
Избавили Киев от беды неминучией».
Осердилась вдова Офимья Чусова:
«Уж я лучше бы родила девять камней,
Бросила бы камни во сине море,
Кабы в море те камешки выросли,
А бежали бы корабельщики по́ морю,
Набежали бы на ту гряду каменную,
И разбило бы тех корабельщиков, —
Кабы легче было бы моему ретиву́ сердцу».
Брала она золотой казны много-множество,
Пошла по городу Киеву,
Наняла на ту казну силу ратную,
Силу ратную три тысячи,
Посылала на Хотена в чисто поле,
Воеводами слала трех сыновей своих Чусо́вичей:
«Убейте Хотена во чистом поле,
Отрубите ему буйну головушку».
Едут сыновья, сами плачут:
«Уж ты, свет государыня наша матушка!
Не побить нам Хотенка на чистом поле,
Потерять нам свои буйны головы.
Ведь когда был обсажен стольный Киев-град,
Побил он злых поганых татаровей».
В ту пору завидел Хотенушко в чистом поле
Силу ратную Чусову,
Поехал к силе, сам спрашивает:
«Уж вы гой еси, сила Чусова!
Вы невольная сила, или наемная?»
Отвечала ему сила Чусова:
«Мы сила вольная всё наемная».
Тут начал Хотен по силе той похаживать,
Сабелькой острой помахивать,
Прибил всю силу до единого.
Трех братьев Чусовых живьем взял,
Живьем взял, волосами связал,
Волосами связал, к стремени привязал,
Привез к своему белу шатру.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися.
Наняла опять силы три тысячи,
Посылает еще трех сыновей воеводами.
Едут сыновья, сами плачут:
«Уж ты, свет государыня наша матушка!
Не побить нам Хотена на чистом поле,
Потерять нам свои буйны головы».
Завидел их Хотенушко в чистом поле:
«Вы вольная сила или невольная?»
Отвечает ему сила Чусова:
«Мы вольная сила всё наемная».
Начал он по той силе похаживать,
Сабелькой острой помахивать,
Прибил всю силу до единого.
Трех братьев Чусовых живьем взял,
Живьем взял, волосами связал,
Привез к шатру своему в чистом поле.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла опять силы дождатися.
Опять пошла с золотой казной по Киеву,
Наняла еще силы три тысячи.
Шлет последних трех сыновей воеводами.
Едут сыновья, сами плачут:
«Уж ты, свет государыня наша матушка!
Не побить нам Хотена, могучего богатыря,
Потерять нам свои буйные головушки».
Завидел Хотенушко и эту силу в чистом поле:
«Вы вольная сила или невольная?»
Отвечает ему и эта сила Чусова:
«Мы вольная сила всё наемная».
Начал Хотен и по этой силе похаживать,
Сабелькой своей острой помахивать,
Прибил и эту силу всю до единого.
Трех братьев Чусовых живьем взял,
Живьем взял, волосами связал,
Свез к своему белу шатру.
Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися.
Пошла сама к Хотенку сыну Блудову:
«Уж ты гой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми мою Чайну, лебедь белую,
Ты отдай мне девять сынов моих».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович:
«Уж ты гой еси, Офимья Чусова жена!
Мне не надобно твоей Чайны, лебеди белоей.
Выкупай-ка ты своих сынов, добрых молодцев,
Ты обсыпь-ка мое копье долгомерное
Златом-се́ребром, каменьями драгоценными.
А не выкупишь – сынов твоих смерти предам».
Привезла тут Офимья Чусова жена
Сорок телег злата-серебра, скатна жемчуга,
Обсыпала Хотенково копье долгомерное, —
Не хватило у нее одной четверти.
Говорит тут Офимья Чусова жена:
«Уж ты гой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми мою Чайну, лебедь белую,
Ты отдай мне девять сынов моих».
Отвечал ей Хотенушко сын Блудович:
«Мне не надобна твоя Чайна, лебедь белая,
Уж ты всё обсыпь златом-серебром,
Златом-серебром да скатным жемчугом,
Я отдам тебе девять сынов твоих».
Говорит тут Владимир-князь стольнокиевский:
«Уж ты гой еси, Хотенушко сын Блудович,
Славный богатырь русскиий!
Ты возьми у нее Чайну, лебедь белую».
Отвечал князю Хотенушко сын Блудович:
«Я возьму у нее Чайну, лебедь белую, замуж,
Не за себя возьму, за слугу моего, за парубка».
Говорил ему Владимир стольнокиевский:
«Уж ты гой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми ее за себя замуж,
Она ведь, Чайна, не худого роду, княженецкого».
Отдавал тут Хотенушко девять сыновей Чусовых,
Взял Чайну прекрасную за себя замуж.