Текст книги "Сокол-корабль. Сказание о богатырях"

Королевичи из Крякова

Старина шестьдесят пятая. Богатырь-королевич из города Крякова Петр Петрович вступает в бой с татарским богатырем. Узнает, что это его брат Лука.

 
Из того ли из города из Крякова,
Из того ли села из Березова,
С той ли улицы Рогатицы,
С подворья богатырского
Выезжал удалой добрый молодец
Петр Петрович королевский сын;
Выезжал он в раздольице чисто поле
Пострелять гусей, лебедей,
Малых перелетных утенышей.
Весь день он ездил с утра до вечера,
Не наехал он ни гуся, ни лебедя,
Ни малого перелетного утеныша.
Подъезжает он ко сыру дубу кряко́висту,
Сидит на дубе черный ворон,
Крыльица у ворона черным-черны,
Перьица у ворона белым-белы,
Распущены перьица до матушки сырой земли;
Эдакой птицы на свете не видано, не слыхано.
Брал Петр Петрович свой тугой лук,
Накладывал стрелу каленую,
Хочет стрелять черна ворона.
«Подстрелю эту птицу черна ворона,
Кровь расточу по сыру дубу,
Перьице распущу по чисту полю».
Провещал ему черный ворон языком человеческим:
«Ай же ты, удалой добрый молодец
Петр Петрович королевский сын!
Ты слыхал ли поговорку на святой Руси:
В кельи старца убить – то не спа́сенье,
Черна ворона подстрелить – то не корысть.
Убить меня, черна ворона —
Не утешить сердца богатырского.
Поезжай-ка ты раздольицем чистым полем
Ко славному ко городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
У ласкова князя у Владимира
Хорош честен пир-пированьице,
Над собой он, князь, невзгодушки не ведает:
Ездит в чистом поле под Киевом
Сильный могучий богатырь татарин,
Кличет, выкликает себе поединщика.
А ныне нет богатырей в Киеве».
Поехал Петр Петрович королевский сын
Ко славному городу ко Киеву,
Наехал он на богатыря татарина.
Кличет богатырь татарин себе поединщика,
А не даст ему поединщика Владимир-князь,
Разорит он славный Киев-град,
Чернедь-мужичков всех повырубит,
Божьи церкви все на дым спустит,
Самому князю Владимиру голову срубит.
Съехались богатыри на добрых конях
Силушки друг у друга отведати,
Приударили во палицы булатные,
У них палицы в руках поломалися,
Ударились они саблями вострыми,
У них сабли в руках переломилися.
Соскочили богатыри с добрых коней,
Стали они руками битися.
Сшиб Петр Петрович татарина на сыру землю,
Садится татарину на черну грудь,
Вынимает ножище-кинжалище,
Хочет пороть ему грудь черную,
Вынимать его ретиво сердце,
Сам у татарина выспрашивает:
«Ай же ты, богатырь татарский!
Ты какой орды, какой земли,
Какого ты роду, какого племени?»
Говорил ему богатырь татарский:
«Ай же ты, славный богатырь святорусский!
Кабы я сидел на твоих белых грудях,
Я не спрашивал бы ни роду, ни племени,
Я порол бы твои белы груди,
Вынимал бы твое ретиво сердце.
Родом я из города из Крякова,
Из того села из Березова,
С той улицы Рогатицы,
С того подворья богатырского,
Молодой Лука Петрович королевский сын.
Как наехали татары на наш Кряков-град,
Батюшку Петра смерти пре́дали,
А меня дите малое в полон увезли.
Возрастили меня до возраста,
Услышал я в себе силушку великую,
Избрал себе коня богатырского,
Поехал я на святую Русь,
Поехал искать себе поединщика».
Тут Петр Петрович королевский сын,
Ставил добра молодца на резвы ноги,
Брал молодца за белы руки,
Называл братцем своим родимым.
Сели они на добрых коней, поехали
Ко тому ко городу ко Крякову,
Ко тому селу ко Березову,
Да ко той улице Рогатице
К матушке своей родимой.
«Здравствуй, матушка честна вдова,
Честна вдова Марфа Федоровна!
Я привез тебе с поля гостя любимого,
Ставь-ка ему яствушки сахарные,
Ставь ты ему напиточки медвяные!»
 

Авдотья, жена Рязаночка

Старина шестьдесят шестая. Авдотья рязанка освобождает из татарского плена русский полон и опять заселяет разоренную и опустошенную Рязань.

 
Подступал тут царь Бахмет татарский,
И разорял он старую Рязань подлесную,
И полонил он народу во полон сорок тысячей,
Увел весь полон во свою землю.
Оставалася во Рязани одна жонка Рязаночка,
Стосковалася жонка, сгоревалася:
У ней полонил Бахмет три головушки:
Милого-то братца родимого,
Мужа венчального,
Свекра любезного.
И думает жонка умом-разумом:
«Пойду я во землю татарскую
Выкупать хотя единые головушки
На дороги хорошие на выкупы.
А царь Бахмет татарский,
Идучи от Рязани от города,
Напустил все реки-озера глубокие,
По дорогам поставил он всё разбойников,
Во темных лесах напустил лютых зверей,
Чтобы никому не пройти, не проехати.
Пошла жонка путем да дорогою:
Мелкие-то ручейки бродом брела,
Глубокие реки плывом плыла,
Широкие озера кругом обошла,
В чистом поле разбойников о полночь прошла —
О полночь разбойники опочив держат.
Она так прошла да путем да и дорогою,
Пришла да во землю татарскую
К царю Бахмету татарскому,
Принезешенько ему поклонилася:
«Ты, батюшка царь Бахмет татарский!
Когда ты разорял старую Рязань-город подлесную,
Полонил ты народа сорок тысячей,
У меня полонил три головушки:
Милого-то братца родимого,
И мужа венчального,
Свекра любезного.
И пришла я к тебе выкупати хотя единой головушки
На дороги ли хоть на хорошие на выкупы».
Отвечал ей царь Бахмет татарский:
«Ай же ты, Авдотья, жонка Рязаночка!
Как ты прошла путем да и дорогою?
У меня напущены были все реки-озера глубокие,
И по дорогам были поставлены разбойники,
А во темных лесах были напущены люты звери,
Чтобы никому не пройти да не проехати».
Ответ держит ему Авдотья, жонка Рязаночка:
«Ай же ты, батюшка царь Бахмет татарский!
Я так прошла путем да и дорогою:
Мелкие-то речушки бродом брела,
А глубокие речушки плывом плыла,
В чистом поле разбойников о полночь прошла —
О полночь разбойники опочив держат,
Темные леса лютых зверей о полдень прошла —
О полдень люты звери опочив держат,
Я так прошла путем да и дорогою».
Говорит ей царь Бахмет татарский:
«Ай же ты, Авдотья, жонка Рязаночка!
Когда ты умела пройти путем да и дорогою,
Так умей-ка попросить и головушки
Из трех единоей.
А не умеешь ты попросить головушки,
Так я срублю тебе по плеч буйну голову».
Стоючись, жонка пораздумалась,
Пораздумалась жонка, порасплакалась:
«Уж ты, батюшка-царь Бахмет татарский!
Я в Рязани-то была жонка не последняя,
Не последняя я была жонка – первая.
Я замуж пойду, так у меня и муж будет,
Свекра стану звать батюшкой;
Приживу я себе сына любезного,
Так у меня и сын будет;
Приживу я себе дочку любезную,
Вспою-вскормлю, замуж отдам,
Так у меня и зять будет.
Не видать мне будет единой головушки,
Мне милого братца родимого,
Да не видать век да и по́ веку».
Сижучись, да царь пораздумался,
Пораздумался царь, порасплакался:
«Ай же ты, Авдотья, жонка Рязаночка!
Когда я разорял вашу сторону, Рязань-город подлесную,
Тогда у меня убили милого-то братца родимого:
Не видать будет век да и по веку.
За твои-то речи разумные,
За твои-то слова хорошие
Ты бери полону сколько надобно:
Кто в родстве, в кумовстве, в крестном братовстве».
Начала жонка ходить в земле татарской,
Выбирати полон во свою землю.
Она выбрала весь полон земли татарской,
Привела полон во свою Рязань-город подлесную,
Расселила Рязань-город по-старому,
По-старому, да по-прежнему.
 

Рахта Рагнозерский

Старина шестьдесят седьмая. Северный богатырь Рахта Рагнозерский побеждает в поединке могучего татарского борца.

 
А в ту пору да в то времечко
Приезжал ко городу Киеву
Могучий борец татарский от Батыги-царя проклятого,
Борол он многих борцов сильных, матерыих,
А других и насмерть убил».
И кричит-зычит он зычным голосом:
«Ай же ты, Владимир стольнокиевский!
Дай-ка мне ты нынче поединщика;
А не дашь мне поединщика,
Батыга-царь ваш Киев огнем пожжет!»
Собрал Владимир пированье, почестный пир,
Говорит князьям и боярам:
«Ай же вы, князья и бояре!
В старое-то время, в прежнее
Были у меня в Киеве сильные борцы русские,
Был Никита Кожемяка, был Дунай Иванович,
Был Данило Ловчанин, был Самсон-богатырь,
А нынче нет у меня борцов в Киеве,
Разъехались богатыри по городам, по землям,
Нет в Киеве Ильи Муромца, нет Добрыни Никитича,
Нет и Алеши Поповича,
Некого выставить мне в поединщики
Супротив борца от Батыги-царя проклятого,
Никто не может в Киеве с ним супротивиться».
Говорили бояре князю Владимиру:
«Ай же ты, государь наш Владимир стольнокиевский!
Стояли у тебя на дворе мужики балахонники,
Сами меж собой проговаривали:
Кабы наш-то был тут Рахта Рагнозерский,
Этого борца он бы ныне в кучку склал».
Послал Владимир за теми мужиками балахонниками.
Привели к нему тех мужиков незнаемых.
Спрашивает Владимир стольнокиевский:
«Вы откуда будете, мужички балахонники?
Кто такой у вас Рахта Рагнозерский?»
Отвечали Владимиру мужики балахонники:
«Ай же ты, батюшка Владимир стольнокиевский!
Мы-то ведь с озера славного Рагнозерского,
Есть у нас в деревне Рахта Рагнозерский,
Наш-то Рахта этого борца бы в кучку склал».
Повелел Владимир посадить мужиков балахонников
Во погреба глубокие, за замки железные.
Посылал скора гонца во ту деревню Рагнозерскую.
И приезжает скорый гонец в ту деревню Рагнозерскую,
И говорит гонец жителям деревенским:
«Здесь ли живет Рахта Рагнозерский?
Требует его князь Владимир стольнокиевский —
Побороться с борцом неверныим,
Прислал того борца проклятый Батыга-царь».
И отвечает ему молода жена Рахтова:
«Тут живет он, Рахта Рагнозерский,
Ушел он в лес за вязями, за копыльями.
Как придет он из лесу с работушки,
Не серди ты, гонец, его голодного,
Не спрашивай ты его, холодного,
Дай ему вволю хлеба покушать, тогда и спрашивай».
И сидит тут гонец под окошечком,
И смотрит он в леса дикие,
И на то на озерушко Рагнозерское,
И видит он на озерушке —
Как бы остров большой с места движется.
И говорит гонец молодой жене Рахтовой:
«А скажи ты мне, молода жена Рахтова,
Что я вижу здесь на вашем озере,
Будто остров большой с места движется?»
Отвечает ему молода жена Рахтова:
«Это Рахта идет с вязями,
Идет с вязями, со полозьями,
А с полозьями, с копыльями».
И приходил тут добрый молодец
А к своему дому старому,
И скидал он с плеч свою ношицу;
Правой рукой он хату поднимал,
А левой рукой лыжи под пол подсовывал.
И приходит он в свою хату теплую,
И собирала ему обедать молода жена,
Сел Рахта хлеба кушать, наелся он досыта.
Как поел Рахта, тут ему гонец поклоняется:
«Ай же ты, Рахта Рагнозерский!
Требует тебя, Рахта, князь киевский
С тем борцом неверным боротися.
А послушай-ка ты князя Владимира,
А сходи-ка ты в Киев на бореньице,
А со неверным сходи на состязаньице».
И говорит тут Рахта Рагнозерский:
«Отправляйся ты назад, гонец киевский.
Я послушаю князя вашего Владимира,
Я схожу в Киев на бореньице,
Со неверным на состязаньице».
Вставал тут Рахта на лыжи быстрые,
Наперед гонца в Киев является.
Будет он на широком дворе княженецкоем.
А тут и гонец в Киев поспел.
Говорит гонец князю Владимиру:
«Ай же ты, государь Владимир стольнокиевский!
Ты держи Рахту сутки голодного,
Голодного держи и холодного,
А тогда и спускай к борцу неверному на бореньице».
И держали Рахту сутки голодного,
Не кормили, не поили холодного.
И спускали его на бореньице
На широком дворе княженецкоем.
Говорит тут Владимиру Рахта Рагнозерский:
«Ай же ты, Владимир стольнокиевский!
Я ведь, князь, неучен бороться-ратиться,
У меня, Рахты, на борьбу нет уменьица,
А и привычка-то у нас женская».
И ухватил он борца Батыгова за могучи плечи,
Кинул на сыру землю да и в кучу смял,
Да и в кучу смял, да и дух вон,
Убил насмерть борца Батыгова.
Говорит тут Владимир стольнокиевский:
«Чем мне тебя, молодец, жаловать
За твою услугу за великую?
Али пожаловать тебя, молодца, золотой казной?»
И отвечал Рахта Рагнозерский Владимиру:
«Ничего мне, князь, от тебя не надобно,
И не жалуй ты меня золотой казной,
А дай-ка ты мне, Владимир, изволеньице,
Чтобы на нашем озере Рагнозерскоем
Не ловили бы рыбушки, ни большой, ни малоей,
Не ловили бы без моего, Рахты, разрешеньица».
И на это князь Владимир дал Рахте изволеньице.
 

Булат Еремеевич

Старина шестьдесят восьмая. Князь Владимир посылает богатыря Булата Еремеевича искать в поле Илью Муромца и других богатырей. Булат Еремеевич захватывает в плен татарина и узнает от него, что на Русь поднимается великая сила, столько силы на свете еще не видано.

 
Было у Владимира-князя в Киеве
Еще пированье, почестный пир.
Да и пир идет уж ко вечеру,
Да и все на пиру пьяны да веселы;
За тем столом за белодубовым
Сидит богатырь Булат Еремеевич,
Один он не ест, не пьет, невесел сидит.
Князюшка Владимир стольнокиевский
По гриднице столовой похаживает,
Сафьянными сапожками потопывает,
Золотыми бубенчиками побрякивает,
Сам говорит таковы слова:
«Ай же ты гой еси, Булат Еремеевич!
Что же ты не ешь, не пьешь и не кушаешь,
Или чара тебе не по ряду шла,
Или место тебе не по отчине?»
Воспроговорит князю Булат Еремеевич:
«Ай же ты, батюшка Владимир-князь!
Чара мне, молодцу, по ряду шла,
И место на пиру мне по отчине,
Да и есть и пить мне, молодцу, не хочется,
Мне бы сослужить службу богатырскую».
Отвечал ему Владимир-князь стольнокиевский:
«Поезжай ты, Булатушка, во чисто поле,
Поищи в чистом поле богатырей русскиих,
Илью Муромца со товарищи,
Позови ехать в красен Киев-град,
Подымаются на Русь еще татары поганые».
Скоро встает Булат Еремеевич на резвы на́ ноги,
Выходит Булат на широкий двор,
Седлает он своего добра коня,
Берет палицу тяжкую в сорок пуд,
Берет копье мурзамецкое да саблю вострую.
Садился Булат на добра коня,
Поехал Булатушка во чисто поле.
Ездил Булат по чисту полю три дня и три ночи,
Нет нигде Ильи Муромца со товарищи.
Приехал Булатушка ко синю морю,
Видит богатырюшка стаю татар поганых, лазутчиков.
Поскакал Булат, прибил всю стаю поганую,
Три татарина бежали по берегу,
Да в сине море с берега бросалися.
Хватал Булат Еремеевич татарина за волосы,
Стал татарина выспрашивать:
«Ты скажи, скажи, татарин поганый, неверныий!
Сколько вашей силы поганой на Русь подымается,
И когда та сила пойдет на красен Киев-град?»
Отвечал татарин Булату Еремеевичу:
«Великая ныне сила на Русь подымается,
Столько силы на белом свете еще не видано,
Скоро придет та сила на ваш красен Киев-град,
Подымаются на вас сорок царей и сорок царевичей,
Сорок королей и сорок королевичей,
Народ русский весь повырубят,
Не оставят ни малого, ни старого».
Срубил Булат татарину буйну голову,
Поехал богатырь в Киев ко князю Владимиру.
Приезжает он на двор княженецкиий,
Коня к столбу точеному привязывал,
Приходил в гридню столовую да на пир.
Князь Владимир Красно Солнышко
По гридне столовой похаживает,
Да и у Булата богатыря спрашивает:
«Ай же ты гой еси, Булат Еремеевич:
Видал ли ты в чистом поле Илью Муромца со товарищи?
Позвал ли ты богатырей в стольный Киев-град?»
Отвечал Булатушка князю Владимиру:
«Ай же ты, государь батюшка Владимир-князь!
А и не видел я в чистом поле Илью Муромца со товарищи,
Видел я у синя моря татар поганых, лазутчиков,
Порубил я всех татар-лазутчиков,
Одного прежде повыспросил.
Говорил мне поганый татарин-лазутчик:
Подымаются на Русь сорок царей и царевичей,
Да сорок королей и королевичей,
Да с ними сила великая, несметная,
Такой силы на белом свете еще не видано.
Скоро будут на красен Киев-град,
Народ русский весь повырубят,
Не оставят ни малого, ни старого».
Говорит тут Владимир Булату Еремеевичу:
«Ай же ты богатырь, Булат Еремеевич!
Не осталось у меня защитников земли русскоей,
Послужи хоть ты мне верою-правдою,
Побереги наш красен Киев-град,
Озолочу, осеребрю тебя за выслугу великую».
Отвечал князю богатырь Булат Еремеевич:
«Ай же ты, государь-батюшка Владимир стольнокиевский!
Не надо меня осеребрять да озолачивать,
Я ведь защитник земли русской!»
 

Великое побоище

Старина шестьдесят девятая. Нашествие великой вражеской силы. Киев обступили несметные полчища, каких еще не бывало на Руси. Дружина богатырей-побратимов во главе с Ильей Муромцем в ожесточенном сражении одерживает победу.

 
Из-за тех же гор, из-за высокиих,
Из-за тех лесов темныих,
Из-за той же сторонушки восточноей
Не темная туча подымалася,
С силой Батыга-царь собирается
На стольный красен Киев-град.
Собирал он силы много-множество,
Сорок царей и сорок царевичей,
Сорок королей и сорок королевичей,
За всяким царем и за всяким королем по сто тысячей,
А всего за Батыгою войска счету не было.
Мать сыра земля потряслася от топота-топища
От той орды великой, несметноей;
От пару конского красно солнце померкнуло.
И подошел Батыга под Киев-град,
Расставил шатры полотняные,
Посылает посла в Киев ко князю Владимиру,
Посылает его с ярлыками грозными,
А в ярлыках тех грозных написано:
«Уж я, Батыга, Киев-град в полон возьму,
Уж я Божьи церкви все на дым спущу,
Уж я всю Русь разорю,
Весь народ русский повырублю,
Не оставлю на Руси ни малого, ни старого.
Княгиню Апраксию за себя возьму,
А самого Владимира будут тянуть очи косицами,
А язык-то теменем, – с живого кожу драть».
На ту пору не случилось богатырей в Киеве,
Все разъехались в чисто поле,
Один только остался у князя Владимира
Молодой Михайло сын Игнатьевич.
Говорил Владимир-князь таковы речи:
«Уж ты гой еси, Михайлушка сын Игнатьевич!
Ты садись-ка, Михайлушка, на ременчат стул,
Пиши, Михайлушка, ярлыки скорописчаты
Ко всем могучим богатырям русским —
Собираться в Киев на побоище великое.
В перву голову пиши Илье Муромцу,
Потом пиши Добрыне Никитичу,
Потом пиши Алеше Поповичу,
Он хоть силой-то не силен, да напуском смел,
Пиши Самсону Колыбановичу,
Ивану Годиновичу,
Василию Казимировичу,
Потыку Михайле Ивановичу,
Дюку Степановичу,
Никите Заолешанину,
Михайле Козарину,
Братьям Петровичам и братьям Сбродовичам,
Пиши Суровцу-Суздальцу, Пересвету, Ослябе,
Пиши-ка еще Гавриле Долгополому,
Он силой-то силен, да полы долги.
Пиши Ставру Годиновичу и Садку новгородским.
Еще пиши князю Роману Митриевичу,
Еще князю Сауру Леванидовичу
С сыном его Константинушкой Сауровичем,
Еще пиши братьям Петру и Луке из Крякова.
Пиши Волху Всеславьевичу,
Глебу Володьевичу,
Чтобы шли с дружинами своими хоробрыми.
Еще пиши Микуле Селяниновичу,
Его мать сыра земля любит.
Садись, Михайлушка, на добра коня,
Поезжай на святую Русь,
Собирай всех богатырей русскиих —
Ехать ко мне, князю, на почестен пир,
На почестен пир, на великое побоище».
Скоро собрались богатыри со всей Руси,
Собрались они в Киеве у князя Владимира,
Собрались, не замешкались, семьдесят русских богатырей.
Говорит Илья Муромец, старший названый брат:
«Уж вы удалы добры молодцы, братцы названые!
Не дорого нам, братцы, злато-серебро,
А дорога наша любовь молодецкая:
Злато-серебро минуется,
Дорога наша любовь не позабудется.
Постоим-ка мы за веру христианскую,
И за те же за храмы Божии,
Постоим за Русь нашу кровью своей горячею!»
Садились богатыри на добрых коней,
Поехали в раздольице чисто поле.
А как едут богатыри по чисту полю,
Мать сыра земля потрясается,
В реках, озерах вода колыбается.
Ставили они в чистом поле шатры полотняные,
У шатров оставили сторожей-караульщиков,
Двух братьев суздальцев.
Метали жеребий промеж себя:
Кому из них ехать в руку правую,
Кому из них ехать в руку левую,
Кого поставить в середку силы, в матицу.
Доставалася Самсону рука правая,
Добрыне с Алешей рука левая,
Илье Муромцу доставалась середка, матица.
Говорит богатырям Илья Муромец:
«Уж вы гой еси, богатыри русские!
Кому же из нас съездить в рать татарскую, великую,
К тому Батыге поганому поздороваться,
Срубить собаке буйну голову?»
Говорит за всех старый богатырь Самсон Колыбанович:
«Уж ты гой еси, Илья Муромец!
Кому ж ехать, как не тебе, в силу татарскую, великую,
Срубить Батыге проклятому буйну голову,
Тебе-то, Илья, в бою смерть не писана».
Говорил тут могуч богатырь Илья Муромец:
«Уж вы братцы мои названые, крестовые,
Слушайте же меня, своего атамана!
Как зазвенит-то моя сабля вострая,
Заскрипят-то мои плечи богатырские,
И затрублю я во турий рог,
А тогда вы разъезжайте по силушке той великой татарскоей,
Рубите силу со краю на край,
Не оставляйте силы ни старого, ни малого».
И поехал Илья Муромец в силушку великую татарскую,
Топчет конем богатырским силу поганую,
Пробился Илья до черна шатра Батыгина:
«Уж ты здравствуй, безбожный Батыга-Царь!
Я не дам тебе разорить города Киева,
Я не дам тебе разорить Русь нашу,
Я не дам тебе церквей Божьих под конюшни пустить!
Я не дам тебе слезить вдов и сирот!
Выезжай, собака, на честный бой!»
Махнул Илья саблей своей вострою,
Рассек Батыгу-царя надвое до седелышка.
Начал Илья по силе поганой поезживать,
И засвистала его палица булатная,
И зазвенела его сабелька вострая,
Заскрипели под доспехом плечи богатырские.
Вперед махнет – там и улица,
Назад отмахнет – переулочек.
Затрубил Илья в турий рог.
Услыхали богатыри, дружина хоробрая,
И наехали удалы добры молодцы,
Те же в поле быки кормленые,
Те же сильные могучие богатыри,
А как начали ездить по силушке татарскоей,
Рубить силушку татарскую со края на край,
Кое бьют, кое конями топчут.
Били-рубили, ни много ни мало, шестеро суточек,
Не пиваючи, не едаючи,
Коням отдыха не даваючи.
И текла тут рекой кровь горячая,
Пар шел от трупья под облаки.
Прибили они эту силушку великую всю до единого.
Утомились белы руки саблей махать,
Чуть сидят-то на добрых конях съезжаючись;
Добры кони идут ступью бродовою.
Как доехали они ко белым шатрам,
Караульщиков у шатров не случилося,
Тех двух братьев суздальцев.
Погнались они за татарами погаными.
Вот едут они обратно оба да похваляются:
«Уже что же нам, удалым молодцам, сила эта татарская!
Кабы была тут лестница на́ небо,
Взобрались бы мы на небо по той лестнице,
Прибили бы мы всю силу небесную».
Тут от их слова восстала вся сила татарская,
Восстала сила поганая больше впятеро,
Кого рубили надвое, из того встает еще два,
Кого рубили на трое, из того встает еще три.
Пустились богатыри опять рубить силу татарскую,
И рубили они шестеро суток с утра до вечера.
А кого секут надвое – из того встают еще два,
А кого секут натрое – из того встают еще три.
Сколько ни рубят – все сила татарская не убавляется,
Встает силы больше прежнего.
И говорит тут Илья Муромец:
«Ай же вы, братцы названые, богатыри русские!
Уж полно, братцы, живым с мертвыми биться-ратиться.
Ты прости нас, Господь, за вину нашу,
За те слова дерзкие братьев суздальцев».
И тут пала, повалилась вся сила татарская,
И от того великого побоища
Протекала река кровью горячею,
И не могла вместить мать сыра земля ту силу кроволитную.
И начали богатыри копать мать сыру землю,
Хоронить во сыру землю тело мертвое,
И ушла кровь в мать сыру землю.
Садились тут удалы молодцы на добрых коней,
Поехали богатыри-побратимы ко городу Киеву.
Говорил тут стар могуч богатырь Илья Муромец:
«Да будет вовек жива на Руси сила богатырская,
Не переведутся богатыри у нас на святой Руси!»
Заехали богатыри в красен Киев-град,
Во те же во честны монастыри,
Во те же пещеры во киевские,
Тут богатыри окаменевать стали.
Какой въедет в пещеру тут и окаменеет.
И взмолился тогда Илья Муромец:
«Рано еще, Господи, нам окаменевать!
Еще мы пригодимся на Святой Руси,
Стоять за веру, за отечество».
И ожили опять богатыри,
Вся дружина богатырская,
Поехали они в Киев ко князю Владимиру.
И заводил Владимир-князь великий пир,
И много было на пиру гостей званыих-браныих,
Званыих-браныих, гостей приходящиих.
Тут старине славу поют.